Текст книги "За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?(СИ)"

Автор книги: Полина Лазарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)

Недавно я поняла, что «солнечный мальчик», Даня, в следующем году оканчивает школу, а мне ещё два года учиться. Я...обомлела. Как время бежит, как всё проходит. За последний год я о нём вообще почти не вспоминала – сама по себе – только лишь вытаскивала воспоминания для записей. Уже взрослый. Как? КАК?! И забавно, и страшно, и грустно. Два года. Я бы не хотела столь скоро заканчивать школу. Я никогда не была в своём классе изгоем или, наоборот, крутой. Так, где-то посерединке. Просто я могла с лёгкостью общаться и с наиболее «крутой» частью класса, а также и совсем со «сбродом», а на самом деле больше всего я не общалась ни с кем – в начальной школе я постоянно носила с собой книжки/тетрадки/раскраски/что угодно и не отвлекалась на людей, лишь изредка принимая участие в каких-нибудь играх, если хотелось. А потом начался пятый класс, то есть постоянного класса у нас уже не было – ходили по кабинетам, и книги брать было неудобно. Пришлось начать общаться больше. Вообще, надо сказать, что хоть у меня не было проблем в классе, я каждый день шла в лицей с неуверенностью и громко стучащим сердцем. Мне не было уютно в этом месте, среди этих людей. Но через два года в результате пересадки я стала сидеть с девочкой, с которой ранее практически не общалась, и вскоре мы сдружились, образовалась наша четвёрка. Это плюс начавшаяся борьба с депрессией поменяло моё отношение школе. Непонятные страх и волнение испарились.

Перечитала всё то, что успела написать. Но это так, пометка для себя. На самом деле написать хочу о другом.

Моя мама и другие родственники часто удивляются, как я из довольно приятного, обычного хотя бы, ребёнка смогла вырасти вот в такого вот подростка, который никого не любит, смеётся и не признаёт разные общепризнанные ценности и далее по списку. Но главный вопрос, конечно, в том, почему же я никого не люблю? Ведь у мамы довольно большая семья, и у неё с большинством из них хорошие отношения. У меня – ужасные. Отца ненавижу, бабушку и дядю презираю, тётю вообще не выношу, а других и знать не хочу, за двумя исключениями. Из друзей для меня по-настоящему дорога лишь Таня. Да, Насти и даже Маша занимают в моих мыслях намного больше места, чем те же родственники, но всё же это не тот уровень привязанности. И даже, если смотреть на двоих самых близких мне людей – Таню и маму, – как вы думаете, кто из них на первом месте? Мама? Нет, я долго себе не признавалась, что на первом месте не она, но это так. Почему? Потому что все: мама, папа, бабушка, дядя, тётя, – все ранили словами. Да, от дяди и бабушки мне лестно слышать все эти глупости, от тёти я их в принципе не слышу лично, их мне передаёт мама. Отец говорит грубые и отвратительные вещи всем, каждому своё, что называется. А мать говорит что-то особенное. И вот, меня называют кем угодно, употребляя самые разные ранящие слова, а потом удивляются: "Да откуда в тебе такая неприязнь к людям?! Это же твои близкие!". Да, близкие, которым я никогда ничего подобного не говорила. Да, у меня сам по себе строгий и резкий разговор, особенное в споре – и что? Я не могу подпустить к себе тех, кто бил меня словами, просто не могу. Отец в последнее время часто говорит, что потом я буду жалеть о том, что мы с ним не общались нормально. Ага, я уже жалею, потому что в плане отношений он для меня погребён заживо. И матери я – с каждым злым словом – доверяю всё меньше, меньше.... А Таня – это просто отдельная история. Совсем. Но кто б знал, СКОЛЬКО боли я испытываю от общения с людьми.

Как можно любить того, кто никого не уважает, кому по-настоящему не плевать только на самого себя, а все остальные должны заткнуться, если их что-то не устраивает, как можно доверять тому, кто готов размазать словами и поднять руку? Я не знаю. Ненавижу вместо этого. У меня против него хорошая защита – ненависть против его "любви". Потому что я помню едва ли не каждое второе обидное слово, потому что я помню все моменты несдержанности и помню, как на меня поднимали руку. А теперь я выросла, и от меня никто больше не услышит мольб и просьб, у меня к ним дикое отвращение. Если он горит яростью, я затыкаю страх и выплёскиваю отвращение, главное успеть встать на ноги и, желательно, где-нибудь в центре комнаты на свободном пространстве, и давить своей ненавистью. Ясное дело, что физически сил мне не хватит, а вот психическое воздействие оказать возможно. Вот тут-то и помогает щит ненависти. И неважно, что после этого я буду резко стирать слёзы с глаз, чтобы не дать истерики прорваться наружу. Какая разница. Я ведь его не люблю.

А мама? Что уж тут расписывать, конечно, я её не ненавижу, наоборот, я очень ей дорожу, но я уже писала, что мы слишком разные. Повторяться не буду.

О друзьях как-нибудь потом. Расписывать ненависть – довольно выматывающее занятие. Я прямо чувствую, как на меня валятся презрительные взгляды за те строки. Как же, так ненавидеть отца. Ха.

...

В понедельник утром мы вернулись с дачи. Вечером я с одной из Насть ходила на концерт. Ещё позже вечером я сидела на кухне без сил, потому что мне оттоптали все ноги, и болело всё тело. Я сидела с планшетом, и угадайте, кто мне написал? – Таня. "Фестиваль красок!!!". У меня не было сил даже на реакцию, пальцы с трудом набросали: "Когда?". Ну, она ответила, а я попросила позвонить на следующий день, потому что соображать было лень. Окей. Знаете, сколько дней прошло? Уже два. Меня аж трясло от желания уже раз пять написать ей благодарность за звонок. Но я подумала: "Может в ней совесть хоть через день проснётся?". И что, проснулась? Ха, если бы. Во мне сейчас такая злость играет, что пальцы по клавишам не попадают, и меня всю трясёт.

...

Фак. Это кошмар. Я всё же перепишу сюда запись из тетради от 09.06.2014 (это ночь перед отъездом с дачи):

00:14. Меня трясёт. Просто колотит. Господи. Господи! Я не могу без неё. Боже мой, как больно, больно, больно, больно, больно, больно, больно, больно... без неё так больно. Не могу так больно больно Пожалуйста...пожалуйста так больно. Кажется я вновь в неё влюбилась. Не могу писать – слёзы в глазах, а глаза закрыты. Ни один человек в мире не был для меня так дорог.. Я не могу без неё. Без неё нет меня. Она – то, что оставляет во мне жизнь.. Но её сейчас нет. И так БОЛЬНО

ГОСПОДИ КАК ЖЕ

Я не могу жить без тебя, Таня. Я не БОЛЬНО!

знаю, почему. Но это факт. Я, наверное, понимаю чувства близнецов. Это что-то особенное, доводящее до безумия. Не могу без тебя, а с тобой я всё забываю – абсолютно всё, и то, что нужно помнить тоже. Это не та любовь, это просто пожирающее заживо чувство. Как наркотик. Я завишу от тебя. Без тебя меня ломает, аж по стенке пробирает. Я не могу без тебя,, я не могу без тебя. Я не могу... Единственное, я не готова ради тебя на всё. Я ни для кого не готова на всё... Уже.

...

Это невыносимо. Сгорать по человеку. "Уже" – относится к тем временам, когда я готова была на всё ради и для людей которых любила – для мамы, Дани, Тани. Из всего мира я сейчас люблю четырёх, а на самом деле трёх людей, просто двое последних для меня едины, хотя младшего из близнецов я люблю, а старшего – только как приложение, без которого того, кто мне дорог не было бы никак. Эти двое – близнецы Каулитц, старший – Том, младший – Билл. Всё же, когда четырё года отдаёшь кому-то, пусть и далёкому, незнакомому, чужому много времени, мыслей, места в голове и сердце, они становятся родными. И фики, которые меня убивают – тоже про них, хотя от фиков, где они близнецы, я в общем-то уже как-то отказалась, потому что они часто повторяют друг друга.

О чём я вообще? До сих пор трясёт. Не могу.

Я не помню, когда писала то, что выше. Определённо, это прошедшая неделя. Сегодня понедельник, а субботу я провела с Таней. Судя по всему, я писала это в четверг или среду. Наверное, в среду. Потому что в четверг я пошла гулять – пешком на несколько часов, впрочем, я писала, что люблю так делать. Ходила по относительно новым местам, читала «Войну и мир» напротив стадиона, где бывала на концертах. Бродила среди людей в платье в цветочек. Мой характер и поведение определяется той одеждой, которую я выбираю. Поэтому, чтобы бродить с лёгкой улыбкой и задумчиво читать посреди улицы я выбрала именно его – чтобы заведомо отличаться от большинства современных подростков.

Вечером я вернулась домой в хорошем настроении – после двух дней невыносимой злости. Мама меня игнорировала. А потом она ушла. Я сидела у себя и пересматривала в сотый раз некоторые сцены из любимого фильма ("Джия"), и вдруг меня прорвало. Я зарыдала. В голос. Платье и женственный вид, в котором я редко бываю дома, раскрепостил меня. Я никогда в жизни так не плакала. У меня бывали и бывают истерики, однажды я рыдала несколько часов подряд, – но с ЭТИМ ничто нельзя сравнить. Я рыдала и рыдала, захлёбываясь в слезах и слюнях, закрывая лицо. Я села на пол у стены и рыдала – кажется, меня было слышно везде. И, понимая это, я не могла остановиться. Но фоновый мыслительный процесс говорил мне, что это хорошо – то, что я выплёскивая накопившееся, потом будет легче. Наверняка так бы и было, если бы не пришла мама, ведь лишь услышав её я резко оборвала истерику, которую наедине с собой заткнуть не могла. И ходила последующие дни с невыплаканными слезами.

Но четверг на том не закончился. Когда истерика началась, начался и припадок. Я тут же выпила успокоительное, собственно, после чего судороги были заменены на неудержимый поток слёз. После возвращения матери я вернулась за ноутбук. Не помню, сколько я провела на полу и сколько было времени. Я написала Тане. НЕ благодарность, а "ты, наверное, издеваешься". Она ответила, на что я отреагировала вялым сарказмом. Но через пару часов, когда я выпила ещё успокоительного, я успокоилась настолько, что не могла рукой пошевелить. Мне было так плохо без неё. Я не могла придумать, что можно сказать, написать, и в итоге меня хватило лишь на её имя.

"таня" – через пару минут я заметила, что она уже не была онлайн. Я решила писать ей каждые полчаса, пока она не ответит.

"таня" – она пропадала и появлялась. Но уже на второй призыв ответила троеточием. Переборов себя я написала: "я очень соскучилась". Она ответила тем же и, как всегда, извинениями, но в такой форме, чтобы было понятно, что она-то себя виноватой не считает и вообще не понимает, за что же извиняется.

Я соображала очень вяло. Но продолжала писать какую-то ерунду едва движущимися пальцами. Она явно не была настроена на болтовню.

Это было ночью в четверг. В пятницу я (а кто ж ещё!) написала ей про фестиваль, и мы договорились о встрече. Встретились. Я даже опоздала. Меня опять затрясло, когда, приехав на нужную станцию, я уже увидела её из вагона. Мне не хотелось выходить, мои пальцы пытались уцепиться за поручни, но я вышла и медленно-медленно побрела к ней. Когда я почти не ответила на объятие, она поняла, какое у меня настроение. Мы не говорили. Но я не могла сдержать улыбки, хотя внутри злость боролась просто с тоской. В молчании мы доехали до нужной станции, пошли молча в кафе. Молча она купила нам еды, молча мы по очереди вышли в туалет, чтобы сполоснуть руки. Молча я принялась есть...она сидела, не притрагиваясь к еде. Мне стало немного неловко, хотя я не выразила это. Отложив ложечку, я стала смотреть на неё. Я понимала, что если я не заговорю, то мы так и будем молчать, но как всегда голос пропал. Взглядом и шёпотом я говорила: "Ну?". Так прошло минут десять-пятнадцать. Я продолжала есть и пить, и, ожив в середине процесса, обратилась с полноценной фразой: "Мы до вечера будем молчать?". На что она мне сказала, что понимает, что я её ненавижу за то, что она не позвонила. Ну, это конечно составляет сотую часть "обиды", но всё же от правды далеко. Ладно, после этого мы как-то начали говорить, обсудили сданные экзамены, ещё что-то. Я же говорила, что забываю с ней всё? Это так. Словно и не было истерик и смертельной тоски по ней, я шла и рассказывала, что Дарина (Антон) вышла замуж – мы потеряли Антона уже раз шестой.

Так мы добрались до стадиона, где был фестиваль. Всё было не так, как прошлым летом; мы ходили, изучая новую площадку. "Любящая объятия" Таня злословила про ребят, ходивших с "бесплатными обнимашками" куда больше, чем я. Да, этих ребят развелось значительно больше, в то время, как в прошлом году, их было всего около нескольких десятков, ведь только тем летом появилась мода на это из-за флешмоба, где участвовали и мы с Таней вместе с нашими с Настей общими знакомыми (простите, что так закручено). Вот. Было...так себе. Потом приехал наш давний приятель. Я в который раз ужаснулась тому, какие нынче подростки, ведь даже не доехав до нас, он, восьмиклассник, спросил, есть ли у нас сигареты. Помня Хомяка, мы расстроились таким переменам. Спустя ещё пару часов мы наткнулись на одного парня, с которым познакомились в прошлом году там же – приятеля моего знакомого. Он вместе с друзьями увлекли нас оттуда на заброшку, которая находилась аккурат за стадионом. Залезать и пробираться туда было очень "мило", я вспомнила своё детство, проводимое на даче чаще в мальчиковой компании, где мы строили шалаши, гоняли на великах и исследовали некоторые участки, старые вагоны и дома. Потом появился охранник с угрозами позвонить в полицию. Да, давно не было приключений. Но, увидев в нашей компании трёх девушек на двух парней и определив, что всем нам меньше восемнадцати, и вроде непьяные-ненакуренные он быстренько посоветовал нам просто уходить оттуда.

В общем, мы вернулись туда, и после ничего примечательного уж не было. Разве что приятная встреча со знакомой с театралки (второй за день), с которой мы, в отличие от первой, нашли, о чём поболтать.

День закончился. Я вернулась ОЧЕНЬ усталая. Утром, когда я сидела у себя, ко мне пришла мама, с которой мы, к слову, давно помирились, с вопросом: "А ты случайно не знаешь, где Таня? А то она дома не ночевала". Я даже ответить не смогла. Я знала, где она находилась, да. Но кто ж знал, что она настолько тупая?! Когда она мне раз пять сказала про договорённость с какими-то ребятами поехать на ночную прогулку на великах (официальная, а не их личная инициатива), я уж никак не могла подумать, что она никому больше этого не сказала. Во мне вновь проснулась такая злость и обида на неё, что я и спустя день не могу им сказать, где эта дура проводила ночь. Я абсолютно её не понимаю. А ещё...я потеряла доверие к последнему человеку. Я не могу больше доверить ей что-то большее, чем просто рассказики о том, как я провела тот или иной отрезок времени, или какие-нибудь сплетни. Я надеюсь, что это временное, но тому человеку, какой есть сейчас я доверять не могу.

Странное лето. Глупый год. Прошлый год мы собирались сделать самым лучшим. Нам удалось! Мы постоянно общались, встречались, поехали вместе в Испанию, крутились в большой "весёлой" компании, я съездила в круиз, осенью мы наконец-то поговорили серьёзно. Собственно, этот разговор был последним хорошим в наших сегодняшних отношениях. Смех и весёлость – это хорошо. Когда вместе с умением проводить время вместе весело имеется и умение поговорить хорошо, с душой, на важные темы. Этого нет. Ничего нет, кроме боли и одиночества. Я бы написала ещё, но у меня очень устали глаза, и всё расплывается. Подождём.

Вот и прошёл ещё один месяц, уже июль, девятое число. А пятого я вернулась из Болгарии, из детского лагеря. Да уж. Начну с того, что за день-два до поездки меня посетило уже привычное чувство предстоящей беды – пару лет назад оно часто сопровождало меня в поездках. Но на этот раз было по-другому, было очень страшно, я по-настоящему испугалась этого спокойного, но пугающего до жути ощущения. Я чувствовала неотвратимость. Дошло до того, что я написала записку на случай, если я не вернусь. Я её так и назвала – «Если я когда-нибудь не вернусь». Сейчас перепишу её сюда. (Представьте пока сложенный три раза одинарный листок в клетку):

"Если я когда-нибудь не вернусь, то помни, что

я тебя очень люблю, мама. Я не помню, когда

стала такой – не за один день это произошло.

Посмотри тогда, если будет интересно, то, что я

Писала: документы без названий или что-то

Вроде "мысли", но "мысли" – старое, это

Уже не про меня. А там... много лиш-

него, того, чего я никогда бы не

рассказала, но всё же. (Только не давай

прочесть ему!!!) Это на старом ноутбуке, но

там пароль – название одной книжки,

подсказка в зелёном блокноте на

столе. На новом компьютере только

выписки, цитаты и стихи. Полистай

тетрадь с цветами... А если не захочешь,

не делай, но всё же передай Тане, по-

жалуйста. И скажи ей, что я её очень

любила, что только вы двое для меня

и дороги. Не выкидывай мои рисунки и

фотографии, всё остальное не важно. Смерть

не страшная вещь, только жаль всё, что

было и могло бы быть. Главное, если

что-то случится, это точно не будет

концом света – для вас. Да, как бы там ни

было, это больно, очень больно.... Всё можно пере-

жить.

P.S. если что, не хороните меня, это

глупая вещь. Кремируйте тело, простите за

эти строки, но даже и прах не отдавайте

земле. Никогда. Развейте его где-нибудь... на

Лысой Горе, например, там многое началось...

Не расстраивайтесь, ведь всем суждено.

Мама, прости за всё, что было и что не бы-

ло, я очень люблю тебя, мне тебя часто не хва-

тало, и лишь поэтому я закрывалась. А он -

нет. Даже сейчас – нет. | А тебе, мам, спасибо за всё.

Всё, пока...

С любовью и лучшими

Пожеланиями Полина"

Получилось весьма в моём стиле. Хотя у меня много придирок: я немногое сказала маме, не успокоила, оговорила любовь к Тане, не уточняя дружеские ли чувства это или нет, ничего не написала про Гретту (у моей собачки в имени две "Т"), плохо сказала про него – не в том месте, хотя суть, я думаю, ясна. Да уж. Я бы очень удивилась такой прощальной записке. Вот насколько я испугалась и как была задушена тем предчувствием. Записи, про которые я написала, как вы, наверное, догадались – это этот самый текст, который я пишу сейчас, живая и невредимая. Да, этот текст, в котором пока всего около пятидесяти страниц – за год, и ещё много маленьких текстов, набросков, сборников всякой письменной ерунды и школьные сочинения, которые я считаю более или менее удачными.

При этом, в ночь перед отлётом, я несколько часов провела, просто сидя с мамой на кухне. Мы почти не говорили, просто обнимались, как в детстве. Я просто хотела, чтобы, если что, она знала, что эта девочка во мне ещё не умерла. И на следующий день я старалась вести себя примерно так же. До самого приезда в аэропорт. Забавно.

В Болгарии было скучно. Я никогда в жизни не видела большего скопления лицемеров, чем в том лагере. Жила я с очень недалёкой девчонкой, которая, по её словам, "на самом деле умная, но просто здесь такая компания, что надо соответствовать". Ну, я сочуственно покачала головой. Отдых не удался, но как алкоголичка я была рада, что у нас каждый день был алкоголь. Каждый день. Правда второю неделю я ни в чём не участвовала, так как прямо на стыке недель заболела, а когда пришла в порядок, связующее звено компании уже уехала. Мда. Целыми днями читать, слушать музыку приятно, но ужасно скучно. А ещё нас спалили с алкоголем и сигаретами прямо через два дня. Я очень испугалась и так и не смогла говорить с этой аниматоршей-вожатой, хотя моя соседка с ней подружилась. Я очень боюсь всех, кто меня когда-либо пугал или ОЧЕНЬ расстраивал. Так и жили. Зато я поняла, что мне не нравятся курящие люди. Я сама немного курю – буквально, пачки 4-8 в год, но эти подростки, выкуривающие по 1-2 пачки за день меня реально бесили. И да, мне нравится запах табака, но это и впрямь противно, когда от девушки, простите, пасёт этим запахом. Что касается алкоголя, я была на грани того, чтобы вообще бросить. Нашёлся очень простой способ заставить меня это сделать. Вы уже придумали что-то неприличное? Вовсе нет, намного проще, – просто в последний раз мы пили виски из стаканчиков. Немного несуразно, да? А я и не знаю, почему это на меня так влияет. Я могу выхлебать полбутылки из горла за минимальный срок, а из стаканчика сто грамм тянутся минут 10. И при этом я умудрилась неплохо напиться – не до потери памяти, как это уже пару раз бывало, а просто в г****ще. Так вот. После этого я два дня вообще не могла об алкоголе думать, хотя меня не тошнило, встала я рано, а голова болела только оттого, что я неслабо приложилась головой об стенку прямо перед сном.

И почему все говорят, что я совсем не похожа на пьяную, когда я выпью, а потом, когда я абсолютно трезва, несколько раз за день справляются, а не выпила ли я?

Что ещё был в этой поездке? В голову мне пришло за время поездки несколько интересных мыслей, может, я их потом пропишу. Главное, что я поняла, живя в таком обществе, – я постарела в душе. Я замечаю в себе мысли, свойственные старикам – даже не просто взрослым людям. Многие вещи, творимые детьми примерно моего же возраста, кажутся мне такими неправильными, неестественными, по-детски глупыми. Как я могла постареть в 15 лет? Я бы и рада была, если бы могла присоединиться к чему-то такому – танцевать под музыку, которую не слушаю, говорить чепуху, в которую не верю, притворяться за спиной у друзей. Я не понимаю современных подростков. Я не понимаю их глупой заносчивости. Хотя, почему современных? Вероятно, это такое противное свойство всех молодых людей, у которых нет привычки иногда остановиться и задуматься. И что же лучше? Навсегда остаться с детскими капризами во взрослых руках или загубить огонь молодости ещё только на переходе из детства в юношество? Ведь вместе со всем этим, мне неприятны – как-то по детски – многие вещи. Меня едва ли не мутило, когда моя соседка рассказывала мне сначала об одном, потом рыдала о втором, потом отвергала третьего, кому плевать, а потом рассказывала о жарких поцелуях с четвёртым. Конечно, я когда-то, с кем-то, где-то целовалась, обнималась, слушала комплименты, ходила за руку, меня носили на руках, а в детстве с девочками мы забавлялись ещё откровеннее. Но в последний год мне совершенно неприятны мысли о близости. С девушкой – может быть, а с парнями – реально неприятно. Одним словом, я запуталась, но меня это не тревожит, поэтому оставим эту тему до поры, до времени.

...

По приезду я обиделась и обозлилась на маму, потому что она не смотрела на меня, когда я ей рассказывала про лагерь, потому что не спрашивала, потому что не обняла, потому что дома чужие, и она даже не приготовила что-нибудь, что я ем. А через день я пошла на концерт с Таней. Она мне в день приезда написала, но я не стала отвечать "да". Потом прошёл день, а она не писала-не звонила. И я решила, что пойду на концерт одна, если она сама не проявит инициативу. Она позвонила утром перед концертом, мы договорились о встрече. Встретились, с ней было так хорошо, как будто я наконец-то вернулась домой. Народа уже было немало, закупили еды-воды и приготовились сидеть несколько часов на жарком солнце. Из-за охранников толпа поднялась за четыре часа до запуска, мы поднялись на самый верх и стояли эти четыре часа, то держась за руки, то она ложилась мне на плечо, а я – на её голову. А до этого, пока мы ещё сидели, она предложила поехать к ней на дачу. Я сразу согласилась, сказала только что-то про то, что я должна летом дописать фанфик, а она ответила, что тогда будет спать, пока я буду в творческом процессе, затем передумала и решила, что будет готовить. Мы вместе сказали что-то про стирку, и я в миллионный раз сказала, что не умею ни готовить, ни стирать (хотя она прекрасно это знает), и с задумчивым видом выдала, что, наверное, мне нужна жена, а не муж. Она издала странный смешок, я в ответ: "Нет, ну а что?". А она мне: "Не в нашей стране". Я: "Ну, можно и за границей", – и пожала плечами. Она покивала головой: "А, ну да. Тогда ладно. Только пригласить не забудь". Это приятно. Чёрт, год назад я мечтала, что лет через восемь женюсь на ней, и теперь опять эти мысли возвращаются.

На концерте (Placebo) мы не были вместе, потому что охрана пропустила меня раньше, и очередь двигалась очень оживлённо, а в самом зале я сразу побежала в центр, прорываясь сквозь неплотные задние ряды. Ну, концерт, конечно, описывать не буду, скажу только одно: не думала, что на этой группе (я была на них уже второй раз) вымокну насквозь – также, как на The Offspring. Это шок. Меланхоличная группа и вдруг такое. Я вышла к Тане, она стояла со знакомыми...совершенно сухая. Я была как из душа. Мы попрощались, и она отдала мне свою кофту, потому что у меня была кофта, которая не застёгивается, хотя я была готова надеть её просто так. Вот. И ехали мы тоже весело. А потом, когда осталась одна остановка до её выхода, мы всё время от площади Александра Невского до Владимирской простояли, обнявшись.

Я буду рада пожить с ней вдвоём хоть немного. Мы раньше жили вместе у меня на даче, но это было давно. Последний раз мы были у "неё", но пробыли там дня 1,5, хотя плодотворно: именно тогда я сказала ей, что я би. И так это тогда закрутила, что она уже боялась, что я ей могу сказать, и когда я окольными путями довела до признания, она меня чуть не ударила за то, что я так накрутила всего лишь из-за этого. Но то место им никаким бочком не принадлежало, поэтому теперь мы поедем в какое-то совершенно мне незнакомое место, которое располагается совершенно в другом направлении оттуда и моей дачи. Она сказала, что с сегодняшнего дня она полностью в моём распоряжении.

Я устала от себя.

Сегодня (точнее, уже вчера) я вернулась с Таниной дачи. Мы жили там со вторника по пятницу. Со времени концерта к сегодняшнему дню прошло одиннадцать дней. С прошлой пятницы по понедельник я с родителями, бабушкой и дядей жила на даче. Я иногда впадала в очень грустно-нетерпеливое настроение от предвкушения встречи с Таней. Год назад я думала, что разлюбила её. Последние полгода и даже больше я пыталась понять, так ли это. Сейчас я поняла: я не люблю её как девушку. Да, никто не знает, вернуться ли чувства в будущем, но сейчас их нет. Тем не менее, она для меня – самый близкий человек, с ней можно поговорить обо всём, главное правильно подобрать время и случай, что бывает очень трудно придумать. А ещё – с ней я могу быть сама собой, абсолютно. Не играть постоянно, меняя всё – от характера до мельчайших деталей, – а, не думая об этом, просто поддаваться собственному настроению. Основная, нерешённая пока, проблема остаётся в том, что я всё рядом с ней забываю – все обиды, все вопросы, мысли, разговоры, замечания. Когда я рядом с ней весь мир вне нас меня не касается, даже если это непосредственно то и те, с чем и кем мы постоянно проводим время. Это меня раздражает.

Но время мы провели неплохо, много смеясь, неудачно готовя, играя в карты, записывая дурашливые фразы, рассказывая друг другу про страхи, сны, обсуждая будущее – наше и всего мира.

Всё было хорошо, но чего-то не хватало. Во мне пропала какая-то искорка активности, хотя не могу сказать, что мне было скучно. Хотя, вряд ли вам это интересно. Почему-то сейчас я не испытываю желания разделить это время с вами, поведать вам о том, как мы жили, пусть это будет просто нашим.

Я не могу понять, почему мне не удаётся говорить с мамой. Не знаю, что тут расписывать. Тем много, всего много, но я только лишь злюсь и огрызаюсь. Мне бы хотелось многое с ней обсудить, но я не умею говорить о ерунде. В этот раз хотелось, безусловно, рассказать о том, как мы с Таней жили у неё: как мне приходилось «готовить», как мы полчаса разводили костёр, а курица всё равно получилась полусырая и мне пришлось её жарить на сковороде, как мы играли в «дурака» без козырей и я пыталась придумать какую-нибудь игру, как мы смотрели новости и русские сериалы, как называли друг друга хозяюшками, как боялись ночью выходить из дома, хотя до туалета метров пять, как ложились рано утром и вставали поздно днём, как покупали фрукты и постоянно говорили мою фразу: «Чувствую себя...странно». Как играли в бадминтон, как я пугалась собак, как к нам в дом зашёл кот, как в первый день Таня случайно опрокинула в раковину половину кастрюли макарон, как мы постоянно питались сосисками – я варила их на обед, а она жарила на ужин. Как мы раскладывали пасьянс на этом самом компьютере, как валялись на кровати, как смеялись в первый день, как записывали чепуху в тетрадь, как говорили через распахнутые окна, когда одна в доме, а вторая на улице или вовсе в беседке.

Я не могу об этом рассказать, потому что тут главное – нас было двое. Мы жили у черта на куличках, в малюсеньком домике (для двоих, впрочем, идеальном) на участке без забора, и нам было хорошо. Все эти мелочи, которые я написала – это очень важно для меня, я вообще человек, очень привязанный к мелочам. И как сказать о том, что домик идеален для двоих, хотя спать пришлось на одной постели – так ведь это ещё приятнее! Как рассказать о том, как мы ели вдвоём, как играли и валялись, как говорили до пяти утра, если всё это предупреждено враньём о том, что с нами живёт её брат. Я наверняка уже говорила о том, что я ненавижу врать и делаю это крайне редко – и то, перед людьми, которые для меня не представляют абсолютно ничего. Да, вместо лжи я искусно убираю всё лишнее, заменяю слова – всё-таки знание своего языка очень помогает в этом искусстве, но в итоге это всё равно правда. А тут...как не злиться, когда нужно врать, говоря о радости...это подло по отношению к этим воспоминаниям, к моей памяти. Я так не могу. Поэтому мы едва не поссорились.

...

Я написала всего пятьдесят страниц, и уже не знаю, что писать. В последнее время у меня нет таких резких мыслей, суждений. Помните, что было в начале? Как я откровенно писала о своих желаниях? Желания испарились. Хотя сегодня у меня была мысль написать про алкоголизм. Но я ведь наверняка писала об этом ранее? Минутку.

Если то, что я ничего не заметила, верно, то придётся написать об этом. О моей алкогольной зависимости.

Итак, всякие некрепкие напитки – вина, шампанское, пиво, – я "пробовала" лет с пяти. Впервые выпила "много" в семь лет. Дважды я чуть не захлебнулась шампанским, которое пила мама с подругой, пока они уходили на балкон, но оба этих одинаковых раза я успела даже и прибрать всю ту мокроту. Это были лёгкие напитки. В девять лет, будучи с отцом и Таней на скалах, я впервые попробовала крепкий напиток. Не помню, что именно это было, по-моему, водка. Дело в том, что у папы на скалы съезжаются многие знакомые, и в тот раз он часто уходил проводить с ними время, а мы с Таней оставались вдвоём: так, сидя на заднем сидении автомобиля, я нашла почти пустую бутылку – водки было глотков на пять. Ну, я решила попробовать, а Таня, сидевшая тут же, ко мне присоединилась. Так это всю началось. Уже через какое-то время я взяла у папы бутылку коньяка, пока он куда-то уходил, мы быстро перелили немного себе в яблочный сок. Вот так.