Текст книги "За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?(СИ)"
Автор книги: Полина Лазарева
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)
Помимо всей этой радости, как я вижу, её смущает моя ориентация. Не знаю, в каком именно плане, но её неудобно. Она странно посматривает на ленту, ей некомфортно, когда я каким-либо образом (на словах) обозначаю свою «радужность», когда обращаю её внимание на всяких личностей из числа ЛГБТ (видя на улице, ту же директоршу клуба мы видели вместе). Дома показала ей мой около-секретный ящик с флагами-листовками-прочей ерундой. Тоже глянула как на что-то запретное, может, неприличное. Двоякое у неё отношение.
После этого всего в последнюю из ночей в походе приснился неприятный сон, в котором я совершала каминг-аут как лесбиянка перед ней. Мне было стыдно, неловко. Всё в каких-то приглушённых, но всё же ярких оранжево-розовых цветах заката. Мне было почти физически неприятно признаваться, словно я боялась, что она ударит, нет, просто причинит боль: не с помощью кулаков, словами, взглядом, перемено в отошении. Концовки у сна не было.
Понимаю, я сама намудрила с признаниями, Таня ведь была первой, кому я сказала о свой нетрадиионности и говорила я о бисексуальности. Но на мой взгляд это совершенно не должно быть важно.
Ещё к радости мамы и Тани, видимо, тоже, я...часто не ношу лифчик. Мне дико интересно, какая реакция на это у вас, дорогие читатели. Пустяк, верно? Мне тоже так кажется. Но среди вас тоже есть те, кто не понимают, почему, зачем я так поступаю. Всё очень просто, и нет никакого поддекста, просто я не вижу в этом нужды. У меня, честно говоря, маленькая грудь, с которой мне вполне комфортно и без дополнительного белья. И вообще, довольно давно я заметила, что мне из-за бюстальтеров некомфортно. Приходишь в магазин, подбегает навязчивый консультант и на лифчики без пуш-апа говорит тебе, что это для тех, у кого грудь побольше. Эй, мне не нужно претворяться, зачем мне это, чёрт побери? Мне и так хорошо, бюстгальтер мне лично нужен не для придачи объёма, которым сама я не обладаю, а для удобства. Хотя если бы к женщинам топлесс относились также, как к мужчинам, возможно, такая нуждя – для меня – вообще бы отпала. Ну, а так передеваться удобнее, когда всё-таки под майкой-кофтой есть что-то ещё. Мне же приходилось передеваться на улице после концерта, в походе тоже: Таня как бы отворачивалась. Казалось бы, такая банальность и даже блажь, но ведь тоже играет роль в жизни.
Возвращаясь к Тане, добавлю, что за последние две недели мы виделись три раза: мой сюрприз, кино и поход. С десятого по сегодняшнее двадцать шестое полностью провели вместе четыре с половиной дня. Сегодня должны были опять в кино сходить, потому что она забыла свой телефон в нашем рюкзаке, но у неё нет настроения. Сегодня меня это даже не расстраивает, зачем нам теперь видеться часто?
Вчера ночью наткнулась на каминг-аут-видео известного ютубера. Видее, где он говорит о своей бисексуальности меня очень тронуло. Интересно: кто-то чувствует, что живёт не своей жизнью, закрываясь от бисексуальности впользу традиционных отношений, кто-то – наоборот. Даже кольнула совесть, ведь я-то, можно сказать, отрекаюсь от своей ориентации. Впрочем, моё дело, мне эту жизнь проживать по своим стандартам и правилам.
Посмотрела ещё одно видео, лесбиянки, позалипала на чудесный сериал Фостеры. К слову, записала список просмотренных сериалов:
. Доктор Хаус +++
. Физика или Химия
. Секс в другом городе +++
. Близкие друзья +++
. Молокососы ++
. Теория большого взрыва
. Настоящая любовь ++
. Обратная сторона луны (российкий, кстати)
9 Хор +++
. Фостеры +++
. Это происходит рядом с вами (+ Реалити)
. Нить.
. Чёрное зеркало +++
. Новая норма
. Книжный магазин Блэка +
. Сотня ++
. Оранжевый – хит сезона – от безысходности
. В поиске
. Полюби меня ++
. Фальсификация +
. Лондонский шпион +-
. LSB WebSeries +
23. Грешники +
Хотелось бы для подростков особо отметить Молокосов, Хор и Сотню. Заставляют задуматься: о нашей непохожести, об ответственности, заботе, дружбе – в общем, обо всём, что составляет человека. А вот сериалы Фостеры и Чёрное зеркало – это потрясающе. По сюжету и жанру их даже не сопоставить, по производимому впечатлению – тоже. Фостеры расскажут о проблемах расизма, гомофобии, трансофобии, приёмных детей, плохопроработаной системе, отчуждённости и опять – о семье, дружбе, любви, доверии. А ещё там самая молодая ЛГБТ-пара в истории телевидения (в фильмах, можно сказать, влюблённые дети мелькают). А вот Чёрное зеркало – это, без сомнений, шедевр. Когда я наткнуалась на него в подборке мини-сериалов, в описании написали, что каждая серия будет шокировать. И не обманули. Наравне с Реквием по мечте этот сериал нужно показывать в школах. Может, не каждый год, но раза два-три за время обучения обязательно. Смотреть, возможно, неприятно, сложно, но нужно. Обязательно.
....
После двух часвов просотров каминг-аутов и тому подобного, к тому же сидела я полдня в комнате со свежеокрашенной дверью на балкон, надышавшись краской, получила ночью очень странный для себя сон. Полностью описывать смысла не вижу, а занимательное в этом сне запишу коротенечько. Опять у меня завязвзались отношения с девушкой, даже женщиной. Она довольно красива: светлые волосы, глаза, искрящиеся теплом и любовью. счастьем, радостью от жизни, простенькое платье, впрочем, прекрасно на ней сидящее. Была какая-то связка со школой, видимо, я ещё училась, но точно сказать не могу. Мы обнимались, я уже уходила, но кто-то отвлёк нас минутным разговором, а потом я стремительно вернулась к ней и со счастливийшим видом спросила, будет ли она встречаться со мной. Получив радостное подтверждение взаимности чувств, крепко обняла её, чувствуя слёзы счастья в глазах. И это хороший сон, всё мне понравилось, всё меня устраивало, история мила и проста, но чувства я ощущала сильные и искренние. А подвох в том, что эта девушка – моя троюродно-четвераюродная тётя. К счастью, хоть не та, с которой у нас отношения напряжёные, а наоборот одна из тех двух-трёх родственников, которые мне приятны, но это сути не менят. Неожиданное появление в моих снах в такой роли я могу объяснить только краской.
В полдень у нашего класса был медосмотр. Задумалась, цеплять ли ленту, и всё же завязала. Медосмотр мы ждали где-то полчаса, наше время давно закончилось, но я была только рада. Подходя к лицею я даже испугалась, что приду самая первая, быстро пройду медостор и даже не успею никого встретить. Но у гардероба сидело несколько одноклассников и классная. Постояли, поговорили. Было нас всего четверо из шестнадцати человек. Когда наконец-то нас запустили в кабинет, подоспел ещё один одноклассник, О. Тот самый, которому я весной подкинула календарик. Он появился как раз тогда, когда я помогала всем мерить рост, позвала его, так непривычно было произносить его имя. Лента была на мне, но я не смогла уловить его взгляда ни разу. Мне нужно с ним поговорить, но как – я совершенно без понятия. Подойти и сказать чужому человеку, мол, можно у тебя кое-что спросить? Бредово. Подойти в лицее невозможно по двум причинам: он всегда с парнями, в школе и у стен уши есть. Я бы не хотела обсуждать такие вопросы впопыхах и волнуясь, не подслушает ли кто. Поговорить на цлице? Нам ведь по пути, а одноклассник, с которым они часто ходят до дома часто болеет. Это вполне реально, даже не смотря на то, что после уроков наши парни часто стоят разговаривают минут десять или вовсе организовываются и идут куда-то вместе. В крайнем случае можно попытаться его подождать, подловить. Но мне самой страшно. Я думаю, что он гей или я знаю? Конечно, мне кажется, что знаю. Кажется. Я уверена на девяносто восемь процентов, и я говорила, что не только мой радар это подмечает. Если он просто пошлёт меня или деликатно скажет, что я ошибаюсь, как мне вести себя? Продолжть настаивать? Я хочу написать в одну из ЛГБТшных групп в «контакте», чтобы мне дали совет. Но я боюсь, что не скажут что-то вроде «не лезь не с своё дело». Оень даже моё. Кажется. Для меня это важно, потому что я сама лесбинка. Для меня это важно, потому что он хороший парень и я волнуюь за него. Никто не знает, но я люблю своих одноклассников всей душой, не всех, но большинство, в первую очередь «костяк», который с самого первого класса, а осталось нас всего двенадцать человек из тридцати двух. Они все для меня родные, хоть близких отношений у меня практически ни с кем нет. Но в России сложно признаться даже самому себе. Есть люди, которым даже внешне тяжело скрывать «это»: высота-низость голоса, женственный-мужественный вид, комплекция. А у него всё обычное, на уровне большниства, только чуть больше заботы о внешнем виде, только чуть другие жесты, фразы, манеры. Но ему легко спрятаться от самого себя. Как бы ни сложно было бы ЛГБТ в России, ложь самому себе не принесёт пользы, только поселит лишние сомнения, внутренний конфликт, обиду, страх и злость. Вот почему это моё дело.
В идеале хотелось бы стать ему другом, соратником. В идеале. У меня есть год, чтобы наладить с ним отношения. У меня есть год, чтобы узнать его, познакомиться с ним. У меня есть год, чтобы помочь ему разобраться с самим собой, понять себя и свои желания. У меня есть год, и, надеюсь, его будет достаточно.
После медосмотра я погрузилась в пучину тяжёлых мыслей, пропало настроение. Я шла, всё время возвращаясь в мыслях к О. Мне не передать словами своё глубокое, почти незаметное чувство удивления от того, насколько заботит меня совершенно чужой человек. В своё время мне нравились некоторые ребята из класса, с кем-то я была в приятельских отношениях, с кем-то проводила время; буквально с каждым у меня связаны какие-нибудь истории, мысли, ситуации, а с ним – ничего. Вообще. Мы когда-то даже занимались в одной секции (в школе, да и ещё с несколькии одноклассниками), но и там не общались. Мы как-то сидели вместе, но это было недолго и ничем не примечательно. Симпатии я за все дест лет к нему не испытывала не малейшей, хотя он довольно симпатичный, обладающий незаурядной внешностью с тонким оттенком ближнего востока. Больше всего я боюсь, что он хочет в себе «это» подавить. Наконец-то в моей голове это сформулировалось. Насчёт второго одноклассника... Конечно, они гармонично смотрятся вмсте, плюс они хорошо проводят время вдвоём, но мне думается, что для У. сейчас рано даже думать о парнях. Ему нужно нагуляться – с девушками. Возможно, после нескольких лет гуляний и отношений он дойдёт до эксперемента с парнем. А вот что после этого изменится, я уже не знаю. Может, и в России тоже что-нибудь изменится, хотя верится в это с большим трудом. Будет ли этим первым экспериментом О.? Возможно. Будут ли у них в таком случае отношения? Вряд ли. Всё возможно, но вряд ли. Опять-таки это просто моё видение. Хотя я редко что-то понимаю в людях, но когда это происходит, когда я чётко вижу какие-то картины из будущей жизни человека, я редко ошибаюсь. (ни на что не намекая, как бэ). Думаю, конкретно у них шанс будет только в том случае, если У. за некоторое время поймёт, что быть с парнем для него ничуть не хуже, даже предпочтительнее, и при этом ещё О. должен оставаться свободным и готовым принять его. А вот О. может пользоваться большим успехом у парней. Он простоват. На первый взгляд. На самом деле он не глуп и очень талантлив. Невероятно талантлив. И хоть мне нравится этот дуэт, я всё-таки волнуюсь только за него – с У. или не с У., но он должен быть счастлив, будучи тем, кто он есть, живя без притвортста и скрытности. Я желаю ему смелости и мужества, достоинства и счастья. Вы можете поверить, что он мне чужой?
Время пркрасных снов! Сегодня снились яркие походы по иностранным супермаркетам и поездка на вечерне-ночной большой рафтинг с лагерем, тоже заграницей. А между этим приснились мы с Таней. Она уже пару лет не посещала мои сны в пообной роли. Мы сидели на какой-то высоко-расположенной полянке с летне-яркой травой, под нами бежала светлая речка, перед нами стояла наша палатка. Мы не были на краю, почему-то сидели именно перед входом в палатку прямо на траве и разговаривали, частро ненавязчивао прикасаяь друг к другу, облакачиваясь, потом я села по-турецки, а она легла мне на грудь, я положила подбородок ей на плечо со спины, обняла и зарывалась носом в густые волосы. И к чему это? Я не понимаю, что происходит в моей голове: то тётя, то подруга, к которой я вроде бы уже ничего не чувствую. Вот уж только заново в неё влюбиться не хватало.
Помимо этого, ночью опять погрузилась в размышления об О., пыталась представить, придумать начало разговора, зацепку. Ничего особо не придумала, всё как-то нелепо. Я вообще не умею завязывать разговоры с людьми. Хорошо, допустим, мы поговорили, магией я даже добьюсь от него признания, но что потом? Для чего мне его признание, что дальше? Надо подумать. В общем-то, просто для него, чтобы он себя принимал. И всё?
Завтра первое сентября. Через час. Моё последнее школьное лето закочнилось. Хочу в школу и не хочу. Не хочу идти спать. Не знаю, потянуть время... Не знаю, не могу заставить себя начать готовиться ко сну, хотя вставать завтра около шести утра. Последний класс. Я ещё помню моё самое первое первое сентября, помню, как меня нес одиннадцатиклассник, как я почти не звонила в колокольчик, потому что была очень застенчивой. Помню праздник, в котором участвовали приглашённые танцоры, а потом выступали старшеклассники. Помню, что из-за чего-то плакала: то ли толкнули, то ли на ногу больно наступили. Помню, какая у меня была причёска: фонтанчик с крупным белым бантом. С моими жиденькими волосами смотрелось не слишком красиво. Помню нашу довольно нелепую форму: грубоватый серо-чёрный крупноватый пиджак и юбки-полоски, которые легко растёгивались случайным движением. Помню, как мы зашли в класс, и там на партах лежали зелёные кепки от муниципального образования, игра вроде монополии и что-то ещё. Я сидела чуть ли не на первой парте, а потом почему-то перемеситилась на последнюю. Помню и с кем сидела – с У. Мы что-то рисовали, знакомились. А ещё помню как летом с мамой получили мои первые школьные учебники, как я рассматривала их на заднем сидении.
У нас были другие парты, цвет стен, другая доска и другие плакаты на стенках, другая мебель. Всё изменилось. Это настолько просто, что даже неловко от того, насколько всё-таки сложно это просто взять и принять. Детство...пролтело быстро, моментально. Я столько всего помню, но позабыла намного больше: я не помню, как моя мама произносила речь на Первое сентября, не помню наш первый учебный день, не помню некую одноклассницу, имена бывших учителей.
Зато помню, как дрались две девочки, и я встала на защиту одной из них – вторая вырвала у неё клок длинных волос, – мы потом подружились и общались пару лет, хотя она ушла из нашего класса; как-то мы писали какую-то работу под диктовку, я не успевала и оставила место, чтобы потом вернуться, но его в итоге не хватило, а учительница всё равно дала мне поощарительный чупа-чупс. Я не умела правильно выполнять контрольное списывание. Мы запоминали тексты изложений на двоих и очень весео их вспоминали, стараяь вести себя как можно тише. Я очень быстро считала и арифметика давалась мне легко ещё в детском саду, но я помню классную работу с тремя примерами наподобие 1+0=0 и красную пасту. Ещё у нас были прописи, такие же, которые мне купили пару лет назад, где я рисовала фломастером, я показала одной однокласснице, выдавая за настоящие, а она побежала рассказывать классной. Я помню, что как-то я засомневалась, как продолжать размещать материал в тетраде, подошла к обычно доброй и смеющейся учительнице, а она показала тетрадку классу, высмеяв меня. Я так и не монимаю, из-за чего. Воббще, наша классная руководительница была хорошой, но вместе с этим она не чувствовала к нам особой привязанности, а к некоторым часто была резковата. Я помню ситуацию на уроке русского, когда она спросила множественную форму слова «клок». Все давали неправильные ответы, а я стеснялась оказаться неправой, и когда кто-то опять выдал неправильную версию, я посмотрела в сторону той одноклассницы и произнесла – сначала тихо-тихо, чтобы начало фразы потонуло в шуме класса, и учительница вылавливающая правильный ответ, услышала только его: ты ещё КЛОЧЬЯ скажи. И учительница услышала. Я помню проверки чтения. Я читала очень быстро и любила потом овтечать на вопросы по тексту. Любила ознакомление и особенно большой тест, который мы частями писали в течение года. В первом классе я таскала с собой кучу барахлла: журналы, расскраски, игрушки. Я говорила об этом уже. У нас потом появился ковёр с рисунком в виде карты – с дорогами и парками. Комод, где хранились кружки, папки для труда и скатерти постоянно заедавло. Мы любили мыть доску. Нас довольно састо пересаживали, почти всегда мальчик-девочка. На переменах мы носились друг за другом. Как-то мне написали замечание за бег, хотя я спокойно шла в класс. Я тогда тоже не поняла, почему меня учительница даже не слушала в моих оправданиях. Мне порвали браслет. Я была первой, кто стал ходить с сумкой вместо рюкзака – в третьем классе отец привёз откуда-то очень цветастую сумку через плечо, учительница всё возмущалась. Как-то я опоздала, а класс в тот день ушёл на приём к врачу в поликлинику, я заплакала от расстерянности, и отец купил мне брелок-свинюшку на столике, который тогда ещё стоял на первом этаже. Мы покупали гамбургеры, у которых можно было выдавливать глаза. Наверное, это ужасно звучит. Не навреное. Ну да неважно. Когда бабушка подарила мне в честь чего-то сто с чем-то рублей я купила на них коробку чоко-паев в школьной столовой. У учила одну девочку материться. Откуда я сама это знала вообще? Все просвещенные слушали Крэзи Фрога и Настю и Потапа. И ещё какой-то бред, почему-то чётко всплывает в голове «крепкий орешек». Мы обсуждали весьма недетские истории в конце класса. Играли. У нас были шумные и яркие празднования Новых годов: нам дарили что-то с символом года и коробку-сумку конфет, девочки были в красивых платьях, а как-то в третьем классе я и ещё одна девочка пришли в одинаковых костюмах кошек. Я часто опаздывала. Как-то раз я сделала вид, что у меня утром пола кровь из носа, чтобы учительница не придералась. Однажды мне стало плохо на уроке – разболелась то ли голова, то ли живот. Я сидела-мучалась, мой сосед по парте это видел. Я отпросилась в туалет (всё же болела голова и я пошла к холодной воде, чтобы к голове приложить), а когда я вернулась, оказалось, что мой сосед сказал учительнице, что мне плохо (я и не думала, что так можно) и она позвонила родителям, чтобы они меня забрали. С этого момента я научилась прогуливать. Я танцевала в школьном коллективе. Ещё с тем же соседом, когда мы сидели на последней партецентрального ряда, мы часто что-то рисовали прямо в тетрадках, а потом быстро стирали: как-то раз я не успела стереть и она увидела рисунок голой девушки, которую я нарисовала на вызов соседа. Ещё почему-то продавались игрушки большущих мохнатых пауков на «управлении» – со шнуром своеобразным и кнопкой, чтобы он бегал. Я дико их боялась, а некоторые купили...
Забыла написать о недавней ситайции: одну-две недели назад мы с мамой гуляли по Питеру пешком и в одном месте чуть отделились, потому что было узковато, чтобы идти вместе, мама прошла вперёд. А я испугалась. Нет, не того, что мама меня кинула или что-то в этом роде. Нам навстречу шла девушка, в её внешности не было ничего особенного, я не запомнила лица, одежды, отличительной черты, помню только, что волосы тёмные и средней длины. И она меня напугала. Однажды я описыала вам ситуацию в театре, где от женжины буквально смердило одиночеством. Но в этот раз... Я дико испугалась, конечно, я пыталась не подать виду, понимала, что мы за две секунды уже разминёмся, и у меня неплохая реакция. Я шла с закатанными рукавами, как обычно. И в момент, когда я увидела её, посмотрела ей в лицо не больше секунды, я почувствовала, как она кидается на меня и вонзает мне что-то – что угодно – в правое предплечье (для товарищей, плохо помнящих анатомию: это не над локтём, а под – от запястья до локтя), – может иглу, может пилочку, нож, гвоздь. Что-то грязное, тёмное, отвратительное, пугающее, наверняка заражённое. У меня спёрло дыхание, перехватило дух, я не могла отвернутся и не могла смотреть на неё. И это было ужасно. Но она просто прошла мимо, тяжёло, но мимолётно глянув на меня.
...
Вернёмся к нашим баранам. Видимо переписывание умных поучительных цитат, книги, песни, фильмы так и не втолковали мне, что предательств уже никогда не исчезнет. «...Мудрые – прощают, но не забывают». Прощаю ли я Таню? Да. Совершенно искренне. У меня нет обиды именно на неё, я злюсь на себя, на современное общество с этими толпами чужих друг другу «друзей». На неё? Что мне обижаться, если просто так вышло, что она не тот человек, который может быть мне настоящим другом. Я вкладываю в это понятие слишком много, она – слишком мало.
В кино мы, как вы помните, не сходили. Тема замята, я уверена, она посмотрела фильм с друзьями. Ладно. Мы так и не встретились, вчера я спросила её про телефон в «контакте», мол, когда она его заберёт. Она предложила: «Сегодня?». Я прочла сообщение утром, но она была не он-лайн, и я решила подождать, когда она зайдёт. Дождалась, было ещё утро, всё хорошо. Она написала, уточняя, занята ли я вообще в этот день. Я успела прочесть, но решила ответить не сразу: по настроению, по недоверию. Я готовилась к первому сентября, ещё было нужно сходить за учебниками, то есть, помыть голову, накраситься, одеться – собраться одним словом. И я решила ответить, когда разберусь с волосами. Разобралась через двадцать минут, написала про учебники. Но она уже не была в сети. Ей было слишком сложно прождать долбанных двадцать минут. Я начала думать, что даже телефон ей не нужен настолько, чтобы ради этого встречаться со мной, договариваться, ждать. Я ждала пару часов, пришло время ехать в школу.
Забрав учебники и передав их маме, поехала гулять. Очень хотелось сэндвич и развеяться. В метро выглядела угнетающе-грустно, собирая неравнодушные взгляды. В кафе я прочитала сообщение от неё – через три часа – о том, что она уже дома. Ожидаемо. Я ответила: «Ты мне его даришь?». Мне казалось, что это звучит нейтрально и может сойти за юмор. Потом я долго гуляла, и эта фраза всё время возникала у меня в голове, я поняла, что она может оценить это как мои очередные разборы отношений, мне вновь показалось, что я сломала тот хрупкий мир межуд нами, установившийся за последние три недели.
Дома оказалось, что у нас нет интернета. А сегодня я прочла тоже нейтрально-шутливый ответ. И мы переписывались о первом сентября.
Сейчас я на своём собственном примере, как и, наверное, уже миллионы людей убеждаюсь, что доверие – вещь очень хрупкая. Я не могу ей верить. Каждый раз я жду подвоха, вранья, недоговорок, каждая встреча для меня как последняя, я не могу говорить с ней как раньше, потому что не уверена, что имею право. Я не верю, что мы встретимся в воскресенье. Я не буду в это верить до той минуты, когда наконец-то увижу её. Но также я не вижу причин ждать этих встреч. Зачем, чтобы лишь тормошить свои раны, никогда не давая им зажить? Рубцы это малопривлекательно, но они уже не болят, и рана не загрязнится. А так я боюсь, что моё сердце опять почернеет. Я не могу при неё быть самой собой. Это то, что я всегда любила и ценила: только с ней я была какой угодно, всегда оставаясь собой. За последние два года изменились наши отношения, покачнулось доверие, изменилась и я. Я стесняюсь её – иногда. Я чувствую себя неуверенно – как со знакомой, – мне теперь неизвестно, как она отреагирует на то или иное слово, действие. Мне больно быть с ней. Я в этот момент словно хожу по полю из граблей и каждый шаг оборачивается мне ударом в лоб. И я знала, что так будет. Но не верила. Хотя нет. Просто знала и боялась признать. Надеялась. Но уже давно не верила. Мы чужие. Хочется написать что-то роде: «Надеюсь, не навсегда, все будет хорошо, мы вернёмся к истокам». Но я в это больше не верю. Предательства бывают разные, даже обоснованные, но когда человек просто от вас отказывается, это один конкретный вид предательства, как раз тот, после которого вернуться уже не получиться. Не потому, что это больно, не потому что это может повториться. Нет, это уже есть. И отдаление никуда не пропадёт. Эта пропасть, которую не перешагнуть, не перепрыгнуть – упадёшь. Отказ не заслуживает прощения по одной очень простой причине: прощение отпустившему не нужно, и унижаться перед этим человеком вовсе не стоит. Для самого себя не стоит, потому что простить легко, но боль не уходит. Мне больно, а мною дарованному прощению грошь цена – товар есть, но покупателю не нужен. Просто, очень-очень просто.
Спокойной ночи.
Прекрасно поговорили с мамой. Ну, как «поговорили»: сорок минут молча просидели на кухне. Я была дико раздражена, меня трясло от злости и напряжениея. Я выпила успокоительного, но это так и не помогло. А начиналось всё хорошо: стояли в коридоре, болтали ни о чём, я недавно поставила чайник, и она как раз предложила выпить чайку. Но после этого я услышала, как она зазывает отца ужинать, и уже разозлилась: я не люблю «семейные» ужины-обеды-завтраки, мне неприятно его общество, она об этом знает; с ней самой мы не говорили чже очень давно, потому что каждый раз разговор не выходит. Я разозлилась, в итоге, когда он пришёл, она попросила его поесть в гостиной. Но время вспять от этого не повернулось, со своими эмойиями я так и не совладала. А ведь поговорить хотела! Помимо Тани накопилось много чего, о Тане мы тоже так и не говорим, а ко всему прочему она сегодня посмотрела мою любимую «Джию». Моглы бы многое обсудить, мне интересно её мнение, она уже успела сделать комплимент красоте Элизабет Митчелл... И всё как всегда. Ну, не могу я себя заставить, не могу контролировать злость, сижу и кипячусь: кажды вопрос – не тот, каждое действие раздражает, друг друга мы вообще не чувствуем. К примеру, мало того, что мы не можем прийти к общей теме, так сегодня она сделала себе апетитный бутерброд. Предложила сделать для меня такой же, я отказалась – не люблю помидоры и не хотелось наедаться (я уже съела кусочек хлеба). Но попробовать хотелось, а злость не позволила просто попросить. Сразу вспомнилось, как мы с Таней переговаривались взглядами – я бы двумя движениями глаз и головы сказала бы ей о свом желании, она бы одним приподнятием бровей уточнила бы просьбу... Чувствую себя ужасно. Я понимаю, что не права. Но с другой стороны, зачем звать его, заведомо зная, как меня это раздражает и даже разочаровывает, зачем?
А Таня опять не пишет. Завтра воскресенье, она он-лайн, но не пишет. Эпопея с телефоном и недоверием продолжается. У нас пару дней не было интернета, потому что переустонавливали оборудование, и сегодня, ещё не зная, что интернет уже налажен, я специально пошла в кафе с вай-фаем, чтобы ей написать. У меня не вышло, потому что мой телефон почему-то перестал улавливать вай-фай, только денег потратила. Боюсь написать, быть навязчивой, боюсь написать, показывать недоверие, боюсь написать, опять скатываясь к «разбору отношений». Поэтому не пишу. И страдаю. И очень соскучилась по странной Насте. Кажется, у меня остался только один настоящий друг.
Я поняла, что сумасшествие – на такая уж призрачная страшилка, как мне казалось. Пару дней назад я поняла, что уже пять лет провожу то в депрессии, то в простых истериках (зато желание появились!), потом начались судороги, затем вернулись мысли о суициде, и появились какие-то дикие «идеи». Я уже пять лет не чувствовала себя нормально. ДОлбанную треть жизни! Я устала. Если когда-то для меня истерики и тому подобное было чем-то вроде игры, позёртства, как же, ведь это делает меня особенной, другой. Да уж, рисовать на собственном лице собственной кровью из разодранных царапин на руках и лице, гадать, могу ли я контролировать собственное тело, видеть белые пятна, падать, сбивая колени, выдирать волосы, рыдать, пока не останется воздуха, забываться в душевной боли. Ах, какая особенная. И я думала, говорила, что у меня может со временем проявиться психическое заболевание, но как-то не осознавала, каково это на самом деле. А пару дней назад я поняла, что...пора завязывать. Нет, с истериками я давно завязала, судороги тоже стихли (иногда не быавает месяца по полтора-два), но дело не в этом. Я ведь понимаю, что она мне даже не близка сейчас, что она не тот человек, который мне нужен, и всё равно думаю о ней постоянно, у меня в голове крутятся мысли о причинении боли её «друзьям», о том, чтобы похитить её, украсть. Это звучит смехотворно – мне тоже так казалось, пока я не поняла, что в дальнейшем это может выйти за границы шутки. Вот тут-то я и поняла, что надо бороться с «сумасшесшествием», пока не поздно, ведь, если я сама осознаю все эти странности и ненормальную болезненность по Тане, значит, у меня ещё велика вероятность полностью обрести душевное равновесие, то есть, не сойти в конце концов с ума. Замечательно. Неприятно и страшно осозновать, что ходишь по лезвию ножа, но это лучше, чем уже сваиться в пропасть. Мне всего шестнадцать, вся жизнь впереди, и уж точно я не желаю загубить здоровье из-за человека, с которым нам просто не по пути.
Сегодня из Канады наконец-то вернулась странная Настя, после школы мы с ней прогуливались, и она сказала, что видела пожилую гей-пару, её это очень умилило, и что она понимает «дяденьку с дяденькой, но не тетеньку с тётенькой». Много раз в разных интерпритациях спросила о моей ориентации: мол, как я отвечала «о себе» в США и всё в этом духе. Заодно спросила, мой отношение к тётенькам с тётеньками и дяденькам с дяденьками – кто мне больше нравится. Неловко как-то. Если она спросит прямо – отвечу, а так просто рассказала опять довольно туманно о моих каминг-аутах в Америке, но не называя ориентацию. Обидно. Очень обидно, что даже мои гей-френдли друзья показывают скрытую гомофобию. Она, кажется, просто не знает, что гей-френдли это не люди, положительно относящиеся именно к геям, но ко всему ЛГБТ-сообществу. Видимо, в этом учебном году меня ждёт каминг-аут перед этой самой Настей. Пора бы уже расставить все точки над I.
Сегодня, только что, я дочитала самый потрясающий фанфик в моей жизни. Автор, у которой я не знаю ни имени, ни внешности, ни возраста, ни даже национальности, писала его около шести лет, а я читала его чуть менее пяти. Это тот самый «Из-за Эмми». По школьным нуждам мне пришлось засесть за старый ноутбук, заодно я решила просмотреть какие-то из сохранённых на нём фиков, а потом подумала, что надо бы сохранить последние главы «Эммы», зашла, начала копировать и наткнулась на эпилог. Конец. Пару лет назад я бы рыдала навзрыд, билась бы в истерике, но так я просто прочла его – эмоцианально, восторженно, восхищённо! Он потрясающий, великолепный, от него захватывает дух, он вдохновляет, он – один из двух фиков, которые я совершенно определённо и без преувеличений могу назвать шедевром. Казалось бы, просто какие-то фанатки пишут небылицы, но гении есть везде. Я вспомнила и утвердиалсь в желании на собственное восемнадцатилетие сделать себе подарок – в агенстве заказать печатную версию этого произведения, уже знаю, как будет выглядеть обложка. Обязательно, без сомнений. И уже тогда, наверное, его перечитаю, да.