Текст книги "За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?(СИ)"

Автор книги: Полина Лазарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Вечер. Точнее ночь. Думала, что, проведя прошедшую ночь без сна, сегодня засну без труда, но опять не спится. Помимо Тани произошёл ещё один неприятный эпизод. Четвёртого числа, вечерома, я как всегда поехала на наши Радужные кофепития. Последнее время мама почти ненавязчиво стала отговаривать меня туда ходить. Это началось после статьи о Норвегии, в которой из многих семей изымают детей, отдают приёмным родителям, а те их насилуют. Да, это ужасно, да, это есть. Но не геи в этом виноваты. На настоящий момент педофилам очень удобно примкнуть к радужному «меньшинству». Так-то они сидят помалкивают, но толерантность к геям расценивают как толерантность к ним. Меня это так злит. Почему педофилия плохо я могу сразу сказать одно: это не чувства, за признание который боримся мы, если бы эта «любовь» к ребёнку была построена на романтическом влечении, то взрослый человек мог бы подождать. А так что, когда ребёнок вырастает он что, больше не представляет для любящего педофила объект желания? Поэтому педофилию я не принимаю совершенно. Уж точно не среди геев смое большое скопище педофилов.

Я купила туда, на кофепития, игру, о которой мы постоянно вспоминали, полвечера играли в неё не отрываясь. Всё было хорошо. Наступило десять вечера – во столько оттуда я обычно и ухожу, но был какой-то совсем тихий и уютный вечер. Я решила позвонить матери, тонко сказала, чтобы она встретила меня в одиннадцать на Пионерской (добираться примерно сорок минут), то есть, почти точно, как если бы я вышла прямо тогда. Она начала возмущаться, я вернулась к игре и после одного круга свалила.

Поорала на неё, понаезжала, что она просто пытается со мной поругаться, чтобы был повод меня туда не пускать. Говорить, что начну сбегать из дома не стала, так как это не про меня. Да и не про моих родителей тоже. Опять услышала от неё, что она «не понимает, чем именно мы там занимаемся», не сдержавшись, на повышенных тонах в который раз сказала, что конкрентно я играю там с определённой компанией в настолки.

Уже ночью опять что-то заговорила. Мол, я тебя люблю, но для нас это сложно. Во-первых, знаешь только ты. Во-вторых, это ничуть не сложно. Будь я натуралкой я всё равно была бы собой, со своим характером. Опять спросила: «Но тебе ведь мальчики тоже нравятся?». Ядовита я ответила: «Меньше». Она спросила, нравится ли мне кто-нибудь на кофепитиях. Сперва я сказала, что это уже не её дело (не так грубо, но суть та же), она не отставала с интонацией «да» ответила «нет». Она как-то странно, с оттенком надежды сказала: «Ты врёшь». П****ц, товарищи. Буду я говорить о симпатии к девушке, которая на семь лет меня старше и с которой, по сути, я даже не знакома.

Эти разговорчики сильно взбесили. Понимаю, но не принимаю; принимаю, но не понимаю. Как донести, что это вообще ничего не меняет, не значит? Разницы нет, просто нет. Проблемы возникают только из-за натуралов (это тоже было мно сказанно маме). Ну, конечно, трудности юридического характера, а также детей без третьего лица не родить, но первое – искусственные, созданные людьми проблемы, а вторая решаема во все времена.

Впервые в жизни конкретно меня назвали в лицо неправильной. Странное чувство. Учитывая, что во время обоих камин-аутов она сидела и говорила, что это «эм,ну...нормально», чтобы я, видимо, не грузилась. А теперь она поняла, что это серьёзно. Кстати, успела ещё одну глупость сморозить, которую я вообще не ожидала в своей жизни услышать: «А может...может, это просто преиод?». На это я сразу спросила, в каком возрасте она поняла, что её интересуют парни. Она почему-то не ответила.

Как грустно. Сто страниц, за которые так много произошло. Антон, Даня, Таня, Маша, Насти, Миши, Вани, Саша, Ян, Настя, Наташа, Настя, Кейт, финка, Саския, Маргарита. Сто страниц – и лучшая подруга уже не самый близкий человек, сто страниц и кому-то уже восемнадцать, сто страниц и кого-то уже нет, сто страниц – и уже не так больно.

Сто страниц, почти год. Всего год на сто страниц. Как я буду жить без Тани? Странно. Очень странно будет без неё первое время. Наверно мы останемся друзьями, просто уже не лучшими, не самыми. Обрету новый друзей, более чутких, глубоких, умных.

Может, мы ещё что-нибудь сможем вернуть, может быть теперь, когда мне по-настоящему всё равно, её это пробудит, а может, скорее всего, нет. У нас разные жизни, разное всё. Жаль, потому что раньше мы справлялись.

Наташа, кажется, и впрямь влюблена. На самом деле я ничего не знаю, но последние две недели она не была на кофепитиях, это расстраивает. У меня появляются какие-то странные идеи, но они могут разве что запомнится и остаться ненужным хламом. Идея в том, чтобы сделать копию моей чудесной тетради с кучей стихотворений и цитат. Я её до сих пор ещё не дописала, там собраны разные мысли по поводу всего. Она включает в себя такие разделы, как советы и побуждения, истины, жизнь, прошлое и оглядки, любовь, дружба, религия, война, радужные темы, расплывчатые мысли и обрыви красивых фраз – всё ив стихах и в прозе. Вряд ли это может к чему-то побудить, но жест милый. Самой бы мне было интересно получить девяносто шесть, исписаных вручную страниц, открывающих чью-то душу. Другой вопрос в том, как это сделать и какое на неё это произведёт впечатление? Но, так как я умею не влюбляться, что собственно позволяет мне сохранять равнодушие к занятым людям, мне будет просто приятно подарить этот своеобразный сборник очень хорошему человеку.

Видимо, теперь уже можно начинать вторую часть, поскольку я не знаю, что ещё могу писать про Таню, а ведь больша часть написанного – о ней, о нас. Наверное, мне придётся писать о ней ещё довольно много, но не сейчас. Уж вряд ли мне теперь придётся рыдать из-за неё, ведь она потеряла свою значимость и сломала что-то во мне. Я по-настоящему хочу обрести близкого друга в Маше, хотя для меня это непросто как для довольно замкнутого человека. Ко всему прочему, Маша – гомофобка. Да, она как-то уже сказала мне, что привыкла слышать всё что угодно про ЛГБТ и получать странные намёки, но это не значит, что, узнай она всю правду, Маша будет готова делить дальше со мной свою жизнь. Я тоже невсегда её понимаю. А вот Таня знает о моих наклонностях (слэш), ориентации, готова приехать на свадьбу, когда я буду жениться. Странно всё, очень странно.

Потом ещё будет студенчество, новые люди, новые друзья. Ещё одно открытие, которое я буквально сегодня сделала о самой себе – не нужно искать любовь всей жизни в шестнадцать лет и бояться рисковать, просто потому, что не знаешь, готов ли ты провести с именно этим человеком всю оставшуюся жизнь. Надо перестать грузиться. Раньше люди никогда не были равнодушны, если я влюблялась в них. Пора вернуть себе эту способность. Да. Я этим займусь. Надеюсь, у меня будет хотя бы один шанс, одна попытка с Наташей. Она уникальная. А ещё она Наташа. Просто Наташа.

Промчалась последняя неделя каникул. Было несколько свободных дней – понедельник, среда и четверг. Во вторник ходили с родителями на спектакаль, в пятницу у нас Машей было занятие с репетиторшей у меня дома. Как на зло, именно, когда они собрались прийти ко мне у меня впервые за несколько месяцев на календаре нет радуги. Пришлось выкручиваться по-другому: достала из-под стоящего на книжной полке над моим столом рисунка фото Брайана с Джастином и выставила на видное место на ней же. Почти весь вечер Маргарита его не замечала, а потом мы поменялись местами, чтобы она села к ноутбуку. Спястя несколько минут, читая что-то с экрана, боковым зрением я увидела, как она нервно вздрогнула. Уж не знаю, отчего именно эта реакция, но мне все ещё интересно. Я рассказываю про кофепития, Маша меня пинает, а Маргарита ещё больше волнуется, потому что втройне непонятно, что скрывается за какими-то «coffee party», где собираются люди разных возрастов, которых объединяют какие-то «общие интересы». Мосмотрим, может после первомая расскажу, что я принимала участие в первомайском шествии в составе радужной колонны. Надеюсь, она волнуется не от какой-нибдуь ненависти.

...

В субботу ездили на лыжах с Машей и двумя младшими девочками из лицея, которые никогда не стояли на лыжах. Я была более менее уверена, хотя в начале подтормаживала, в итоге, оказалась единственной ни разу не упавшей. Мне не то чтобы жалко, но до «соревнований» меньше месяца. Почти месяц. В воскресенье встретились со странной Настей, купили билеты на предстоящий концерт, сидели в кафе. Обсудили каникулы, подарок первой Насте, который не могли придумать. Я много рассказывала о наших кофепитиях, просто говорили о отношении наших близких к ЛГБТ и вспоминали какие-то ситуации-моменты. Она задала один несколько (очнее, очень) нелепый вопрос про «Радужные Кофепития»: «А у вас там много, эм, ну...не...ну, не этих. Не геев?». Я сказала, что в принципе, там все нетрадиционной ориентации. Все. Почти все. Она посмотрела на меня: «А ты?». Я усмехнулась, но она не поняла, когечно, а переспрашивать не стала. День прошёл неплохо. Купили Насте подарок. Я проводила Настю до Пионерской, развернулась, поехала в обратную сторону на кофепития. «Я бы тоже с удовольствием, но мне отец ещё часа два назад сказал домой ехать». Да я не настаиваю. Во-первых, без натуралов уютнее, во-вторых, они только догадываются, что у меня тоже не просто так столько времени в жизни занимают прлблемы, акции, события ЛГБТ.

Шла неспеша с каким-то странным предчувствием, но потом заметила знакомую на другой стороне улицы. Она ни разу не посмотрела по сторонам, и я решила больше не напрягаться – пересечёмся, когда она перейдёт уже дорогу. Так и вышло, она догнала меня на переходе через перекрёсток. Хотела «напугать», но я обернулась и увидела её, ещё и сообщив, что давно заметила. Шли вместе. Осталось-то всего лишь метров сто. Зашли во дворик и увидели довольно много народу (обычно у дверей нет абсолютно никого, только однажды за всё время мне удалось прийти одновременно с оним парнем). Оказалось, что наше место ещё закрыто, и все ждут ключа в столовой неподалёку – метрах в пятидесяти. Мы все двинулись туда.

В небольшой столовой на тот момент не было никого кроме уже сидящих там наших ребят. Мы придвинули ещё несколько столов, почти перегораживая середину помещения. Кто-то ел, один парень, повар, послал учителя за доской и ножом, потом сидел и готовил имбирь и лимон учителю для чая. Потом стали играть в стикеры. Названия то ли нет, то ли его никто не знает. Впрочем, неважно. Я думаю, многим игра знакома: каждый придумывает какого-нибудь персонажа и пишет его на стикер, который потом клеится другом игроку на лоб. Все видят бумажки друг друга, не зная только о своей. Дальше по кругу задаются вопросы, на которые можно получить ответы «да» или «нет», когда игроку отвечают «нет», вопрос о своём персонаже задаёт следующий. После нескольких кругов, шумных и забавных – одному парню загадали его самого, – пришла Маша (не моя, кончено) с ключами, мы быстренько раздвинули столы, собрали мусор, я вернула доску с ножом, увидев облегчённое выражение в глазах бедного работника. Да, вряд ли у них часто собираются такие большие и колоритные компании со своеобразными отношениями, разговорами, да и видом. Двинулись прямо со стикерами, не одеваясь, к нам. Спястя какое-то время вернулись к игре. Я ещё в кафе загадала учителю (по именам не буду, так как много повторяющихся, да и не особо важно) Кота Бегемота из «Мастера и Маргариты», оказалось, что многие и вовсе не читали. В течение игры я прям почувствовала свою литературную просвещённость, что меня порадовало. Мне загадали одного из телепузиков, магией я всё же отгадала, хотя мне казалось, что они мною давным давно забыты. Доиграв спустя какое-то время, стали опять играть в УНО. Было нас очень мало. Видимо, не всем повезло попасть туда в тот вечер из-за истории с ключами. Был очень хороший вечер. Там и впрямь оказалась девчнка младше меня, 1999го года, а я узнала, что все считали меня восемнадцатилетней. Ну, кто не знал, потому что в анкетке посещений я прописываю реальную дату рождения.

Народа становилось меньше и меньше. Многие ушли на паузу, и не вернулись. Отложив карты, мы стали просто говорить. Я спросила у знакомой, к слову, тоже Насти, но вообще, у Мартина, почему она всё-таки не говорит родителям, где она. На её реплику я откликнулась тем, что мать знает, а отец, наверное, убил бы. На этих словах в разговор влился ещё участник, потом ещё несколько. Сидели, обсуждали разные квир-темы, пока не заболели головы от мыслей и спустя минут тридцать мы не вернулись к картам. Однако, мне уж надо было идти. Впервые в курилке (прихоая) не оказалось народа, пришлось вернуться и попросить, чтобы за мной закрыли. Все попрощались. Очень мило. Это был один из лучших вечеров на кофепитиях, такая тёплая, уютная атмосфера, все близкие. Удивительное чувство для человека, стать близким для которого очень сложно. Но мне нравится.

Самое, разумеется, лучшее и прекрасное, что это местно, где можно не думать о том, как бы отношения людей к тебе резко не изменились из-за случайной фразы. Можно быть собой. Не нужно доказывать и отстаивать свои права. Ну, почти. Дискуссии неизбежны, ведь квир-сообщество очень обширное, и среди нас у многих мнения тоже расходятся. Но всё ранво дико приятно чувствовать себя в своей тарелке. Не надо притворяться, играть, подбирать слова. Как же там хорошо. Как же я туда каждый день хочу. А ведь в течении последующих полутора месяцев мне придётся пропустить как минимум два. Так обидно. Я чувствую такой подъём, такое окрыление и вдохновение после наших встреч, я такая радостная, даже счастливая. Это в совокупности с тем, что мы не можем сдаваться, заставляет не поддаваться страху. Каждый раз, елси быть честной, идя туда, я прислушиваюсь и приглядываюсь, а не идёт ли кто за мной, а не готовится ли какая-нибудь свора на нас напасть? Хотя, это не оправдано, ведь смысла нападать в самом начале, когда ещё мало народа, нет. И всё же страшновато. Но это всё стоит того.

В автобусе попался некий профессор, который в пьяном виде говорил мне о «любви и свободе», что я слишком сильная для мужчины, что в правительстве у нас феминные мужики, а ещё, что у меня очень умные глаза. Хотелось бы посмотреть его реакцию, если бы он узнал, кто я и откуда еду, но моя к моей остановке мы подъехали весьма быстро.

....

Дома я уже почти отправилась спать, когда в очередной раз после кофепитий у нас состоялся разговор. Говорили до половины третьего. Каждый такой разговор – как камин-аут по новой. На этот раз я опровергла, что у меня были какие-то интимные отношения с девочками, в двух словах обозвав наши с ними отношения детскими чувствами: «Не спрашиваешь же ты у меня подобную ерунду про мальчиков в том возрасте?». Этот секрет я с ней делить не хочу. Слишком. Ещё я накоец сказала, что отношений с парнем от меня ждать лучше не надо. Ей я эти термины не озвучила, а для вас напишу. Я, кажется, более менее разобралась с ориентацией в итоге. Я лесбиянка. Биромантичная лесбиянка. Это для справки, потому что на самом деле с этого года я буду говорить так только при желании познакомиться с моей ориентацией, а в дальеёшем, дабы не путать ни себя, ни окружающих, буду говорить о себе только как о лесбиянке. Я рада. Я рада быть лесбиянкой. Я рада, что для моей толики бисексуальности есть подходящее название, которое полностью передаёт мои мысли. Я ведь уже когда-то озвучивала, что могу влюбиться в парня, но не слишком хочу, верно? Ну, вот. Выводы сделаны, мне хорошо.

Ещё новости. Я решительно говорила о том, что «нетрадиционая» ориентация – это совершенно нормально и только лишь сами люди успели создать кучу предрассудков, а также сложностей для нас и для восприятия нас. Какие-то ещё моменты... Не столь важно. Хотя нет, есть один момент, который, даже озвученный мною самой, из недр собственных мыслей, хотя, многие, я уверенна, тоже так или иначе это говорили кому-нибудь. Так вот. На какую-то её реплику, о непонимании назначения и надобности наших акций, я резко и сухо ответила: «Когда не будут выбивать глаза, когда не будут избивать, издеваться, когда не будут убивать нас, тогда эти акции уже не будут нужны». На неё повлияло, её задело. Через неделю, в следующий понедельник она пойдёт на встречу «Родительского клуба». Я не знаю, пойти ли с ней? Если честно, не хочу. Мне кажется, что для более глубоко понимания ей нужно просто отвлечься от непосредственных мыслей обо мне. Я мало чего знаю о родительских движения. Знаю, что они проводят или учавствуют во многих акциях, оказывают поддержку и детям и их родителям, знакомят с ЛГБТ, помогают принять и понять. Оказывается, у нас на кофепитиях есть парень, связанный с родительским движением. В общем, пошлю я её туда одну. Да, одну.

Спасибо за вечер приятных воспоминаний, спокойной ночи.

И вот подходит к концу новая неделя, первая половина которой была очень насыщенной, а вторая ещё не окончена.

Как я вам написала, моя мать в понедельник отправилась в Родительский клуб – для родителей, родственников, друзей ЛГБТ и, разумеется, самих радужных. Она отправилась туда, а я – на марш. Мы вместе доехали до метро, но (из-за неё) приехали туда намного позже, чем было нужно. Я уже злилась и нервничала, от машины пришлось быстро бежать до метро, потом бегом спускаться по экалатору, потом бегом подниматься через двадцать минут наверх. Передохнув на остановке, села в подъёхавший троллеёбус и поехала к месту проведение акции. Я уже, разумеется, опаздывала.

Не смотря на то, что каждое воскресенье я провожу на кофепитиях, это была лишь вторая публичная акция для меня. Разумеется, мы – радужная часть всего собрания – составляли лишь некоторую часть, а сам марш назван Антифашистским. Опоздав на мятнадцать минут (сбор участников в шесть, начало шествия – в половину седьмого), я ускоренно перебирала ножками по льду. На повороте к зданию Биржи было довольно много полиции, но я быстро проходила мимо, хорошо помня, куда идти.

Подойдя к нужному месту, я сразу увидела знакомых – большая часть, ну, не меньше половины точно, была с кофепитий. Стояли и переговаривались, обсуждали что-то, я рассказала, что послала маму в Родительский клуб. Из моих несовершеннолетних знакомых я единственная открыта перед родителем. Да и не просто открыта, а пытаюсь привлечь её внимание к нашим проблемам и втянуть в нашу жизгь. Я взяла плакат с надписью: «Ненависть – это месть труса за его страх». На нашу одежду были приклеены розовые треугольники. Марш начался.

Это чудесное чувство – идти там не одной, не самой по себе, хоть и как часть единого, как в прошлый раз, идти вместе с людьми, которых знаешь и которыми восхищаешься, идти не скрываясь в середине толпы, а подняв голову, со спокойной улыбкой, с плакатом в руках, идти не молча, идти, не боясь.

После шествия мы получили книжки-брошюрки по теме марша, а также несколько календариков, один из которых я потом отдала одной из Насть (по её просьбе). Теперь у меня в столе опасный ящичек – если его открыть, сразу видишь эту брошюру, новый розовый треугольник, четыре календарика, радужный магнитик с забавной надписью и рисунок с моим именем в сердечках от девочки. А ещё, если отодвинуть один рисунок на моей книжной полке, можно увидеть фото парней.

Мама в клубе провела намног больше времени, чем я на марше. Хотя после него я дождалась момента, когда оставшийся народ уже пошёл на остановку, мы вместе сели в автобус и поехали. Колоритная компания со странными разговорами, обсуждениями и «лопатами» – опорами для плакатов. Вот так.

Она рассказала мне, что особо ничего нового не узнала, ведь меня она принимает, но в следующий раз пойдёт. Рассказала, кто там был и какие истории она услышала. Спросила о паре фильмов. В наших кругах всегда советуют к просмотру с родителями или просто родителям ффильм «Молитвы за Бобби». Я вкратче описала его, добавив, что мне он не то чтобы не понравился, но и не произвёл какго-либо впечатления. Ещё она припомнила, что некогда с моей двоюродной бабушкой посмотрела фильм «Клетка для пташек». Он чудесен. Вот он мне очень понравился: незаурядный, не унылый, не депрессивный, не скучный, другой. Один из моих любимых фильмов, если честно.

....

Ну и на минутку о Тане. Со второго января, когда я уехала, мы так и не общались. Не могу сказать, что я очень соскучилась. Я скучаю по Тане, мне её не хватает. Но нет уже того человека, к которому обращены эти чувства. Моей Тани нет больше. И неизвестно, что будет с ней и с нами.

Мне так обидно за слёзы, пролитые за последние полтора года, мне так за них больно. Каждое её слово, каждое отстутствие её самой, её заботы, её интереса причиняло неимоверную боль мне. Но она этого так и не успела понять.

Я понимала это уже давно. И не один раз она слышала от меня, что, если она не изменит своё отношение, то всё разрушится. Но её это так и не пробудило. И ничего это не может означать, кроме того, что я ей больше не нужна, что мы друг другу не нужны. Двенадцать лет. Сколько нервов я на неё потратила, сколько боли вытерпела. За такую боль ненавидят. Я глотала таблетки, рисовала ножницами на запястьях, я напивалась, курила, захлёбывалась в истериках, нигде не бывала, умирая без неё. И разве она этого стоила? Нет. Но наша дружба...наверное, да. То, что я часто, очень часто, была с ней счастлива также неопоримо. Я благодарна за те года, когда её забота и интерес были живы, благодарна за её поддержку, за то, что она никогда не осуждала меня ни за что. Благодарна за ту пару лет, когда я её любила, а она, может, даже не замечая того, позволял себя любить, не закрывалась. Я благодарна за то, что умею смеяться, улыбаться и всегда могу открыть в себе ребёнка. Благодарна за страх в её глазах и з то, как она молниеносно бежала делать чай, когда мне было плохо (это бывало часто пару лет назад – я задыхалась от непойми чего), за то, что она помогала мне ходить, когда у меня был защемлён нерв, за то, что я могла её говорить всё, что приходило на язык, выдавая полную чепуху, за то, что могла рассказать всё. За то, что она прочитала начало этого тектса, за то, что разделила со мной любовь к некоторым вещам, за то, что она была со мной весь холодный день перед концертом смитов, за то, что одевала меня в свою одежду, за то, что искренне скучала по мне когда-то. За то, что было время, когда обещания не были пустыми словами. За то, что слова «я скорее умру, чем перестану с тобой общаться» когда-то звучали искреннее, чем сегодняшние о том, что соскучилась. За то, что было время, когда не нужно было извиняться и оправдываться. За то, что мы были вместе в Испании. За то, что раньше ты помнила мои вкусы. За тот далёкий счастливый день, когда мы залезли в фонтан. За те дни, когда ты любила видеть меня счастливой. За те дни, когда ты могла уделить нам намного больше, чем две минуты. За то, что мы были лучшими подругами. За то, что мы были. За то, что были МЫ.

Видите? Я не ошибась. Мы никогда не были сёстрами. Мы были больше, чем сестры и, видимо поэтому, мы стали меньшим, чем они.

Забыла ещё кое-что. Само стихотворение, конечно, не по теме. Но финальные строки подходят как никогда кстати:

Весь день она лежала в забытьи,

И всю ее уж тени покрывали.

Лил теплый летний дождь – его струи

По листьям весело звучали.

И медленно опомнилась она,

И начала прислушиваться к шуму,

И долго слушала – увлечена,

Погружена в сознательную думу...

И вот, как бы беседуя с собой,

Сознательно она проговорила

(Я был при ней, убитый, но живой):

«О, как все это я любила!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Любила ты, и так, как ты, любить -

Нет, никому еще не удавалось!

О господи!.. и это пережить...

И сердце на клочки не разорвалось...

При всей моей нелюбви к Тютчеву это стихотворение за одно мгновение вошло в малый круг моих любимейших. Оно было озвучено уроке литературы, но я его прослушала и услышала лишь последние строки, а названия, разумеется, не запомнила. Но вечером нашла текст. И прочитала сама полностью. Я ещё не дочитала, а слёзы ручьём стекали по лицу. Я не разрыдалась, но остановить их не смогла. У меня перехватило дыхание, я замерла, заворожженно повторяя последние две строки и перчитываю всю стихотворение целиком.

«И сердце на клочки не разорвалось...», – вот ответ на мой глубинный вопрос, как я буду жить без Тани. Вот где я нашла подсказку и силы, и откуда достала позабытую, давно выброшенную гордость. Теперь, найдя её, я ещё не знаю, что будет дальше. Но у нас ещё много времени впереди.

Несколько дней забывала написать ещё одну маленькую вещь. Не понимаю и не очень люблю мой мозг, разум. Я писала, что умею не влюбляться в людей. А ещё я писала про Наташу. Невероятную, умную, красивую Нат. И вот я ложусь спать и шёпотом веду с собой диалог, а мой мозг на заднем фоне обдумывает что-то своё и вдруг вклинивает посреди моих разговоров, что любить Наташу неудобно. Щёлк. И всё. Я по-прежнему считаю её чуть ли не идеальной, но уже ничего, кроме восхищения, не чувствую.

Пять лет, два года, а теперь два месяца. Вот сколько у меня держаться чувства. Не слишком ли велика разница между этими сроками? Меня теперь вообще не хватит, чтобы любить кого-то?

Главное, я даже не смогла самостоятельно провести тот же анализ, ту же цепочку размышлений, что привело мой мозг к заключению, что Нат нам больше не нравится, так как это неудобно. Раздражает это.

Человек начинает мне нравится. Возникает симпатия. Не знаю, может, у меня карма такая или просто везёт, но все, кто мне нравятся, хоть сколько-нибудь, но готовы идти на контакт. Меня никогда не посылали или высмеивали. К счастью. И вот, во мне поселяется симпатия, возникает контакт, в течение которого, каким бы он ни был, я поддаюсь своим чувствам и даю своему подсознанию решить, можно ли влюбиться в этого человека. Если мне не нравится что-то в человеке, отвергает в нём, я не влюбляюсь. Тут небольшие неловкости, потому что мысли у человека, который испытывал от меня какой-то романтический посыл, я чувствую. Я уверена, что некоторые из них успели подумать, что я просто скромница-девственица, кто-то мог успомниться в самом себе, а кто-то – вставить слово о фригидности. Третий вариант я чувствую чаще всего, потому что я не начинаю вести себя скромно, с намёком что «всё будет, но не сейчас», а резко переключаюсь, сама по себе, на какой-то приятельский режим, что приводит в недоумение. Вроде с розой пришёл, на свидаие собрался, а она ведёт себя просто как со знакомым. В этом заключена доля правды о том, почему у меня нет друзей-парней.

Если я влюблюсь в человека, дам, точнее, получу разрешение на это чувство, то уже можно смотреть на обе стороны и решать, но уже больше, наверное, в пользу анализа сердцем, можно ли этого человека полюбить, впустить его в свою жизнь, душу, сердце, строить планы и также быть любимым для этого человека.

В общем-то, не думаю, что эта проблема актуальна для меня в силу возраста. Мне только шестнадца, и вся жизнь впереди, никто не обязан находить «любовь всей жизни» в таком возрасте, в том смысле, что это не так уж часто встречается, просто тратить время на кого-то впустую я не хочу. Главное, главное, чего я боюсь – так это то, что эта странная неспособность любить, даже влюбиться, пойдёт со мной и дальше. Да, это помогает, мне никогда не было больно из-за отвержения или неприятия человеком, в которого я влюбилась. Да, я конечно немало сдлёз пролила над Даней и Таней, немало нервов потратила, но это мои заморочки, в которых я не могла бы обвинить их, потому что чувства – вещь как бы неподконтрольная. Вроде бы многие причитают, что разум не в состоянии контролировать всякие влюблённости, а вот мой почему-то очень к тому стремится и преуспевает. Для того, чтобы я полюбила, нужен кто-то совершенно особенный, но если всю жизнь до такового человека ни к кому ничего не чувствовать, сердце очерствеет и уже не сможет полностью откликнуться, в нём останется какая-нибудь затвердевшая корка, которая будет охранять чувства. А для чего? Бессмысленно, просто по привычке. Вот чего я боюсь. Я боюсь разучиться чувствовать и проявлять нежность, заботу, быть ласковой и доброй.

Уже не знаю, о чём писать.

Опять приснился целый набор всякой чепухи. Последовательность даже близко не помню. Бессвязно опишу несколько кусочков этой сонной мозаики. Первый: некая эстафета на природе, какие-то ребята моего возраста, все кричат, потарапливают. Мы с Таней должны перенести её подругу Настю до них, мы подбегаем к ней, она держит её за ноги, я пытаюсь удержать её руки, но они настолько тонкие, что я постояно их выпускаю, и она периодически ударяется о землю. Чувствую себя неловко, потому что делаю это не специально, но все, наверное, думают иначе, ведь у нас с Таней проблемы в отношениях, а она проводит с ней много времени.

Второй: идём с Таней по Питеру. День. Гуляем. Уже вечер. Идём по улице, ища какое-то кафе, в которое каогда-то заходили. Находим это место, но самого кафе уже нет. Разочарованно осматриваемся и заходим в другой ресторанчик, перед которым раньше и было наше кафе (в реальности его, к слову, нет). В ресторанчике несколько комнат. Идём вглубь. В одном из маленьких зальчиков сидит парень, похожий на одного из организаторов с кофепитий. Я обрадовалась, увидев знакомого, но оказалось, что это один из Таниных знакомых танцоров. Они стали болтать, он куда-то нас позвал. Какие-то «страшыне» игры. На мои слова, что я такое ненавижу они уже выходили, чтобы начать. Каким-то образом на цлице вновь было светло. Мы вышли во двор, за которым начинались многоэтажки. Одна «команда» побежала под арку дома, я хотела двинуться за ними, но Таня меня остановалиа, показывая впереди идущего парня с какой-то «прикольной» игрушкой в руке: «Видишь, у него подсказка». Третий: мой лицей, хотя на самом деле на него не похоже. Захожу в класс, там сидит фотограф (женщина), несколько учителей (также нереальных). Я подхожу к белому фону, мне по очереди включают какое-то изображение. Возможно, это фон, но я видела его и перед собой. Я подстраиваюсь под настроение картинки, улыбаясь с разными эмоциями. Включают четвёртый фон, я вновь счастливо улыбаюсь на фоне моря, вдруг на меня летят брызги со всех сторон, я с кем-то мчусь на катере по настоящей водной глади.