Текст книги "За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?(СИ)"
Автор книги: Полина Лазарева
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)
Прошла неделя. Ночь на воскресение. В середине недели она написала, но я ответила одним сообщением и ушла, не стала отвлекаться от собственных планов. И вот... «Я бросила команду, чтобы видеться с тобой по воскресениям». Я чувствую себя омертвелой. Последний человек. Мне даже не представить фантазий о жизни без неё, без нас. Как же. Как же. Разве можно дважды разделить с кем-то всю жизнь? Что тогда останется, после этих делёжек? Кажется, я только что ответила, почему я так дорожу ей и она – главная героиня в моих мечтах о будущем. Разве можно?
Она совершенно бросила меня. Не верь словам, не верь слезам, не верь прерывающемуся голосу, не верь рукам. Чему верить? Кому? Зачем? Было так легко любить её и не замечать. Хотя и всего этого тогда тоже не было. Если она хотела встретиться, она писала, звонила. Если она скучала и ждала, она помнила, когда я уезжаю, когда приезжаю, она писала, она ждала. Она звонила просто так. Она слушала, а я могла с ней говорить. Теперь...не могу. Зачем мне говорить с ней? О чём теперь? Она убивает меня. Я сказала ей об этом. Поплакала, помолчала, обнялись – и всё. Вот и весь итог. Можешь умирать дальше, плевать. Шутит чужими шутками. Не чужими фразами, заимствованными, а шутками, предназначенными для чужих. Чужая откликнулась – она на зов. А я что...я останусь, навсегда останусь. Навсегда. Наверное. Опять больно. Опять. Даже не могу спросить теперь, даже не могу сказать теперь. Сестра? Это самое глупое определение, сёстры могут вообще не общаться. Что всегда остаётся с человеком? Его душа. Она для меня – хранитель части души, я для неё – всего лишь сестра. Сестра. Как плевок в лицо. Не первый раз. Родные, сёстры, сёстры... Я сойду с ума, а она не заметит, поплачет и убежит к чужим. "Прости, я хотела, но ты...я боялась, ты будешь молчать...ты же сильная". Сильная. Посмотрите на меня – сильную – сидит, обливается слезами от каждого нового слова, что набирают пальцы, сидит и дрожит от боли, обиды и слабости. Что я могу сделать, что я должна сделать, что? Ну хоть кто-то, хоть один! Нету. Никого нету. Всегда одна. До скончания...жизни. Спасибо, что убиваешь меня. Ненавижу тебя. Ненавижу вас всех. Вы все чужие, все ЧУЖИЕ, НЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУВАС! Ненавижу!
Так мерзко чувствовать всё это. Я даже знаю её следующую отговорку: "Ну, ты ведь болеешь". Ненавижу. Бросила. Просто бросила. Раз бросила, значит, никогда не понимала. Чужая? Нет.
Некоторые кончают самоубийством от таких стрессов. Стрессы, какая глупость. Совсем не то. Просто пустота. Я никогда не умру. Сама. Вот и вся моя сила. И на том спасибо. Надо только научиться... Да нет. Не хочу опять становиться бесчувственной. Мои отношения с окружающим миром всегда обратно пропорциональны нашим отношениям с ней. Когда я любила её, весь мир был чужд, ненужен, холоден. Теперь, когда ей плевать, я уже не отношусь с мнимым презрением ко всем и вся, но что-то сломалось во мне. Мне тогда тоже бывало больно, там всякие Дани, Антоны, кто-то ещё... А теперь больно всегда, больно не от тех, которые никогда не были близки, не от тех, которые никогда ничего мне не обещали, больно от самой родной и самой нужной. Понимаю – неоригинально, понимаю – скучно. И вы поймите – чертовски больно.
Опустошённость.
Я начинаю думать о том, как буду жить без неё. Как буду жить одна. Одна. Красивое слово, правда? Од-на. Одна. Одна. Одна. Одна.
Одна жизнь, одна смерть. Без лишней боли, без лишних потерь.
Опустошённость.
Меня всё ещё трясёт. Знаете, мелко-мелко. Просто дрожь. Мелкая, противная как первые осенние дожди. Холодная, но почти незаметная.
Опустошённость.
Прошла ещё неделя, у нас каникулы. Что произошло с позапрошлых выходных? Давайте по порядку. Была очень трудная, напряжённая неделя учёбы; количество контрольных, тестов, проверок, увёртываний, шпор, придумак и выкручиваний мне не сосчитать. Заматалась я безумно, зато оценки у меня отличные – пятёрок аж больше чем у Маши, благодаря которой, собственной, треть из них получена. Да, учёба... А после учёбы, закончившейся в субботу, было, что весьма логично, воскресенье. Было второе ноября. Был Марш против ненависти.
Узнала я о нём давно – он проводится ежегодно с 2004 года, и слышала я о нём как минимум года полтора-два до нынешнего времени, но марш, приуроченный к памятной дате одной из жертв ненависти, приходялся мне на учебное время (как и большинство митингов, акций, встреч). И вот радостное событие – я успеваю! Да ещё и в тот день же, когда я собралась прийти в одну из мелких ячеек большого ЛГБТ-сообщества. Запланировала и пошла.
В составе колонны из трёх-четырёх сотен человек наша радужная часть составляла примерно треть. Подготавливали флаги, крепили плакаты прямо на месте, прошли под мелким градом за сорок минут. Было достаточно волнительо, марш прошёл удивительно спокойно, не принеся за собой ни драк, ни задержаний, ни трагических последствий (как было год до этого, когда на следующий день было совершенно нападение на "собрание", куда я теперь хожу). До этого я попросила адрес, узнала место проведения наших встреч, и, собственно, задача после марша состояла в том, чтобы провести где-нибудь пару часов. Выбор пал на одно из любимых и "родных" кафе, где я ловко заняла последнее свободное место – видимо, оно меня преданно ждало. Мило проведя время наедине с самой собой, я поехала к месту встречи. Времени было ещё навалом, так что я решила позвонить Тане. Вместо вопросов почему да как, жёстко заваливала её "не верю" и расписывала, что ей плевать. Говорили минут двадцать (я говорила), закончили молчанием после того как я сказала: "Отличное окончание двенадцати лет...последний шанс с намёком на то, что больше мне, в общем-то, и не надо...ты же понимаешь, что лучше не заканчивать разговор на такой ноте...ладно, я тоже помолчу пять минут...". Как-то так, нерадостно.
Последние десять минут разговора происходили непосредственно под (точнее, над) окнами нашего места. Пришла туда к шести, народу было довольно много. Там очень мило, не то чтобы прям уж уютно, но что-то в этом месте есть. Прихожая – курилка, прохладное место с лесенкой и железной дверью и нарисованными берёзами на стенах, затем широкий недлинный коридор с фотографиями на стенах. Оттуда можно свернуть в кухню, где стоит стол с печеньем, водой и кучей грязных или полным отсутствием чашек. Оттуда можно попасть в основную кухню-столовую (там стол). Огибая эту кухню по преждеупомянотому коридору, попадаешь в просторный светлый зал для мероприятий. Слева от входа стоят два стола – один свободный, на втором покоится проектор, оба они окружены н-ным количеством стульев. На стене полотно, на который отображают проектор. В правой части зала стоят два дивана и маленький передвижной стол с печеньками. Скромно, но аккуратно. Закрывая окна, весит баннер с прошедшего марша: "Все разные – все равные".
Главным образом я могу описать это место, общество, общение, времяпровождение комфортным. Главное слово. Не уют, не спокойствие, не удобство, а вот это маленькое иностранное слово. Просто комфортно. По приходу, сняв пальто, я пошла в курилку (я не курю, просто не знала по началу куда деться), там сидело несколько человек и их снимали на камеру, что я поняла минут через десять после прихода. Лесбиянка, трансгендерная женщина, и два гея. Мой мозг взрывался. Всё, что несколько лет существовало в моей жизни где угодно: в литературе, в фильмах, сериалах, на картинах, в рисунках, в голове, на противоположной стороне улицы (за границей, разумеется) – всё это вдруг ожило и стало реальностью. Можно не прокручивать в голове сотни ответов, каждый из которых подходит только один раз и только для определённого человека, можно расслабиться и быть собой. Манерные и обычные мальчики, более развязные и спокойные девушки. Всё странно гармонично, даже в нашем небольшом обществе собрались разнообразнейшие представители: от буча до сучки-парня. Комфорт. Никому не нужно что-либо объяснять, де-факто всем известно, кто и что ты. И это прекрасно.
На самом деле полвечера мы играли в настольную игру (ну малая часть всех нас), я увидела дувушку именно того типа, который мне нравится (правда, не смотря на то, что даже обе участвовали в игре, я и имени её ен узнала, только взглядами через пол зала впоследствии перекидывались), потом смотрели фотографии и видео с марша и читали про него в прессе. На удивление отзовы были сверх-положительными, нашу часть колонны особенно выдляли, называя самой организованной, а наш лозунг и вовсе практически все издания приняли как главный лозунг всего марша. А потом был телемост с активистом, который пострадал при прошлогоднем нападении и летом уехал в США. В общем, день был насыщенный, радостнй и комфортный.
Пришла домой на час позже, хоть и предупредив. Просидели с мамой до двух часов ночи. С заковырками рассказала ей про марш, про встречи, рассказывала (опять) про ЛГБТ и всякие мелочи. Словно второй каминг-аут совершила. А она попросила взять её на следующий марш. Миленько. Ну, правда, сиё действо нас ожидает только первого мая, а там посмотрим. Я не против. Ещё бы Таню взять. Вообще хотелось бы, чтобы лучшая подруга могла бы быть со мной в этот момент – когда я впервые вхожу в родную ненатуральную среду. А то даже моя главная соратница стала нести какую-то ересь про то, что геи да лесбиянки стремятся выставить на показ свои отношения.
Ах да. А в ночь на воскресение мы с мамой тоже говорили. Точнее, я рыдала два часа, в истерике и абсолютно нервном состоянии. Из-за Таня. Даже расписывать не хочу, насколько это было ужасно. Собственно, разговора и не вышло. Не могу доверить глупому и, оказывается, слабому человеку, саму себя. Не хочу. Никому не верю, никому не доверяю. Даже Маше сегодня не стала отвечать, настроение пропало.
Зашла на Танину страницу. Ей настолько не плевать, что время, которое можно было потратить для доказательства её волнения о наших отношениях, она провела хрен знает где хрен знает с кем. Да, Таня, я безусловно могу тебе верить. Как уж тут не поверить-то! Сука. Сколько можно боли-то причинять? Не понимаю. Близкий, неравнадушный человек...да даже и равнодушный не может столько боли причинять! Но она ведь не ненавидит меня? Потому что я не знаю, не понимаю, чем заслужила такой боли. За что, чёрт возьми? За то что "никогда не оставлю"?
С того чудесного воскресенья прошло две недели. Две перенасыщенные недели. С последнего дня октября до нынешнего пятнадцатого ноября у меня выдалось два-три свободных денька. А обычно я неделями из дома не выхожу кроме курсов. Понедельник выдался единственным полностью свободным днём на каникулах. Во вторник – кино с родителями, в среду – подача документов на визу, четверг – репетиция. Какая? Дело в том, что после рафтинга Мария заметила во мне потенциал к активности и магией и гипнозом заставила прийти на репетицию для конкурса спортивного танца, для подготовки к которому оставалась ровно неделя. Что делать, назвался груздем – полезай в кузов. Двигаться после пятилетнего перерыва в моей танцеваьной практике было сложно и неловко, так что вечером пришлось поднапрячься и выучить всё уже самостоятельно. В пятницу собрались опять, но другим составом. В субботу лицей был закрыт, репетиция накрылась. В понедельник нас сняли с одного урока – опять не всех, и мы «выучили» более двух третей танца. Во сторник – последняя репетиция, для которой нас также сняли с уроков. Среда – мимо. Четверг – выступление. Первый раз собрались полным составом. Остальные команды (в том числе, и нашего лицея) готовились минимум с октября. Заняли третье место. Магия недельной подготовки.
На той неделе мама (от лица Гали, Таниной мамы) предложила всем вместе встретиться. Мы согласились. В субботу, за день до встречи, говорила по телефону с бабушкой. Помимо прочего, что расписывать необходимости не вижу, стала говорить, что не думает, что наши отношения с Таней продляться всю жизнь, так как я слишком "умная", "тонкая" и "глубокая". Тут-то во мне поднялся протест: сразу, в отличие от разговора про Таню с мамой, я начала говорить о том, что она обладает качествами, совершенно недоступными для меня, умеет многое, чего не умею я, да и дружба наша уже прошла некоторые испытания.
В воскресенье встретились все вместе. Галя сразу увела мою маму, мы с Таней остались безмолвно стоять. Постояли, куда-то пошли. Зашли в кафе. Молчали. Молчали. Молчали. Официантка даже озаботилась нашей немой сценой, а сменяющие друг друга посетитили с долею любопытства посматривали на нас после резких, одиноко выброшенных слов. Она меня ещё в чём-то обвиняла и вообще впервые в жизни стала оспаривать мои слова. Я так удивилась тому, что она даже не понимает моей обиды, что дар речи потеряла. У меня слишком хорошее настроение, я не хочу описывать всё то смятение и разочарование, которые испытывала тогда. Но я была...изумлена. Претензии...мне. Дурдом. После полутора часов молчания мы мало-помалу стали говорить и наконец ушли из кафе. Хотелось к ней прикоснуться – мы ведь всегда ходим под руку, – но не задалось. И страшно, и неприятно, и больно. Всё вместе. Рядом, но далеко. Ужасное чувство. Я постоянно думала: "И вот из-за её равнодушия я готова себя убить". Я чувствовала себя гадко.
Мы шли к гей-бару, вход в который я хотела найти. Попутно рассказала ей о прошедшей свадьбе между моими новыми знакомыми – ребятами с кофепитий, трангендером Ирой и Алёной. Я так счастлива за них, несмотря на ооочень многие аспекты. Прошлись там, я приметила нужную дверь. Я предложила пройтись до нашего места, где кофепития устраиваются, дошли до туда, говоря о ерунде. Проводила её обратно до метро, обнялись. Вернулась к нам.
На этот раз пришло сразу несколько новых ребят, опять приятно сидели, играя и обсуждая какую-то ерунду. Все очень милые, я счастлива. Там я чувствую себя как дома – словно я попала туда, где всегда хотела быть. По всем пунктам. Даже любимое имбирное печенье там имеется. Спястя пару часов посмотрели новости, фото и видео со свадьбы. Трогательно и немного забавно. Правда, юмор почти чёрный, однако опустим. Всё-таки каждый из нас был искренне рад за них. Особенно умилял атмосфера при непосредственном просмотре видео: некоторые просто молча обнялись, что-то вместе переживая. После свадебной презентации я уже оделась и направилась к выходу, а на выходе столкнулась с нею. Мы обе улыбались глазами и самыми уголками губ, но секундный взгляд друг другу в глаза поднял лично мне улыбку до ушей. По законам жанра я случайно за что-то зацепилась ногой, но даже не запнулась, за что очень рада. Она словно кивнула мне этим взглядом и пожала плечами, мол, видишь, сегодня не успели познакомиться. До метро я шла с счастливейшей улыбкой, удивляя угрюмых прохожих пугающего района.
Перед самым сном я вдруг поняла, что даже имени её не знаю. В итоге всю ночь мне снилась она под именем Оксана. Утром я проснулась с намерением это проверить. Встала я рано, так как нужно было дописать что-то для школы. Но, забив, я стала искать её страницу в ВК. Это не было сложно, так как мы состоим в группе наших кофепитий. Я нашла. Её зовут Наташа. Моё второе имя, выбранное мною самой: всегда, если я не желаю называть своё имя, представляюсь Наташей. Очень надеюсь увидеть Наташу завтра. Хотя сил нет ни на что.
Недавно снилось что-то странное. Лагерь? Маленькая, тонкая блондинка, с которой я была, с которой у нас что-то было, потом и вовсе «Кем» Мённинг. Слишком много времени прошло, уже ничего не помню, хотя отрывки до сих пор возникают в голове.
Странно, но гомофобка Маша знает обо мне и моих увлечениях больше всех (кроме Тани, которая знает вообще всё). Недавно рассказала ей о вышеописанной свадьбе, а в дальнейшем обсуждении моих посещений радужных кофепитий начала: «То есть, ты хочешь сказать, что могла бы...? Неееееееет!..». Кажется, маленький неприметненький камин-аут перед Машей совершён. По-крайней мере, забываясь, я уже рассказываю какие-то вещи с другой стороны, а только лишь потом до меня доходит, что натуралки так не говорят. В итоге она больше всех знает о кофепитиях, моих новых знакомых, прошедшем и предстоящем маршах, отношениях моих родителей ко всему этому и тому подобное. А пару дней назад она заявила, что просто уже привыкла к моим «страннастям» и от меня это уже норма. Ну что ж, первый...даже второй шажок к принятию ЛГБТ вообще. Успешно и приятно.
Таня предложила поехать на зимних каникулах в Москву вдвоём. Мы опять не виделись уже две недели, а через два часа я уезжаю на две недели. Она один раз позвонила за прошедшее время, один раз я ей сама написала, и пару минут назад она тоже присласа сообщение. Вспонила. Устала я от всего этого.
Уже сегодня мы с мамой будем в США. Я устала. Потом.
Вот я и вернулась. Неделю назад. Говорить не буду. Было и хорошое и плохое. А ещё был мой день рождения. В который у меня было очень плохое настроение, потому что Таня, заходя в Интернет в течение дня несколько раз, поздравила меня (по российскому времени) только в половине одиннадцатого, а то и позже. Я полдня ходила с тяжёлыми мыслями, с тупой болью. Забудет? Вспомнит? Что напишет? За некоторое время до этого (там же, в США) я наткнулась на поздравление от неё её подруге. Куча текста, пожелания, восхищения, воспоминания, подборка песен и удар для меня – «ты самый важный человек в моей жизни». Всё. Занавес. Я умерла. Перечитала слова, написанные ею на мой день рождения в прошлом году – «Ты самый лучший человек на этой планете. Прости меня за все мои глупые поступки. Я люблю тебя, и никого дороже тебя у меня нет». А теперь вновь ножом по сердцу. С тех пор у меня преобладает плохое и нагружённое настроение. Конечно, в школе (точнее, с Машей) я улыбчивая совершенно искренне, уж смехом я не обманываю никого и никогда. А по приезду она даже мне не написала, тем более не позвонила, хотя писала, когда я ещё была там. В субботу спросила, занята ли она? Не получив ответа, ей же приписала: «видимо, да». С утра спросила: «Ты меня игнорируешь, что ли?», на что вечером получила ответ, что, разумеется, нет, просто была там-то, спала до стольки-то, телефон забыла вон там, а вспомнить о тебе – вот здесь. Короче, обижены друг на друга. Хотя, она скорее просто забила. Знаете, с таким тяжело-возмущённым вздохом. А я что? Опять готова ей позвонить и даже извиниться. Дохера я сильная, правда?
...
Теперь о хорошем. О приятном.
...
Ан, нет. Сначала июльский сон, который я, видимо, сюда ещё не переписала:
«24.07.2014г. 16:43 Вчера посетила мысль прекратить здесь писать. Но тут же я подумала, что сны надо куда-то записывать, если что, потому что за эти полтора месяца многое было, но в душе равнодушие. В общем, только я подумала о снах, сразу же приснилось что-то странное. Не буду уж всё описывать – половина сна совершенно несвязная, но в каой-то момент, который я (впервые в жизни) видела в ч/б там оказалась я, Брайан (Молко), ещё один парень, имени чьего я не знаю, и, видимо, кто-то ещё. Хотя, по-моему, нас было трое. Утром я ещё помнила причину, по которой нас было четверо... Мы стояли в кругу или даже просто полукругом – они были ко мне лицом, а я к ним. И мы все целовались. Я с Брайаном, Брайан с ним, он со мной. Просто стояли и с какими-то промежутками времени целовались. То, что я отлично помню – так это Брайан, который стоял ко мне боком, и я отчётливо видела блеск волос, блики на солнцезащитных очках и профиль (как на одном снимке 05.07.2014). Ещё помню второго парня, с которым целовалась: он был в тёмной футболке, чёрном пиджаке, у него короткие вьющиеся, почти кудрявые волосы и рассеяяный взгляд. А было нас всё-таки четверо: когда я с ним отошла и стала убеждать, что всё это ничего не значит, а нравится мне он (вероятно, навеяно „наивной“ Элен Безуховой), Брайан на том же месте целовался с каким-то парнем. Причём все поцелуи, тогда и сейчас, были абсолютно равнодушными, с сухими взглядами. Очень странная сцена. | Запишу ещё один отрывок из всего этого. Я была уже серьёзно младше, и сон вновь стал цветным. Лагерь, отель, номер. Две-три постели шкаф, полускрывающий вид двери. На ближней к двери постели лежала я., на соседней (сдвоенной) – моя соседка. Потом я легла к ней. У меня на руке были две ранки – совсем свежая и более ранняя, она, заметив кровь на свежей ранке, наклонилась, взяв моё запястье, и провела языком от этой царапины до второй, оставив мокрый след. После этого я поняла, что у меня есть все шансы соблазнить эту „натуралку“ и, расслабившись, я опустила голову ей на плечо, готовясь к наступлению. Такое чувство, словно я была одновремнно в них обеих. Но потом за окном мы увидели Бетт и Тину (из сериала The L Word), и это её спугнуло. | Этот рассказ навёл на мысль записать ещё два отрывка, но из другого сна. Он приснился мне, когда мы с Таней жили у неё на даче (с 15.07. по 18.07.): выходя из двора с мамой, я на Филлипа Филипса, с которым уже почему-то была знакома. Он узнал и обрадовался мне, и это было невероятно приятно, ведь тут же его ждало множество фанаток. Он был очень солнечным, улыбчивым, от него словно исходило тепло. Через некоторое время я уже была у него на неком вечере, мы общались я (во сне) решила, что раз у нас уже есть фундамент для отношений, то грех упустить такого человека. Помню только себя с ним в тёмной прихожей, где единственный свет шёл из открытой двери в комнату, где собрались все гости. И мы стояли, разговаривали. Было тепло. | Ещё один запомнившийся момент: лес, дорожка, тяжёлый деревянный забор, а за ним замок в лесу. Я пришла туда, но не могла пройти туда, куда мне было нужно. Я развернулась и встретила девушку, у которой не было одного сандаля и что-то было с ногой, а её лысый спутник на неё „забил“. Я потащила длинноволосую брюнетику на себе обратно к забору».
...
Сны у меня интересные и запутанные. Посреди поездки в США приснился сон (кратенько): Что-то вроде наших кофепитий, много радужных, незнакомых, Таня и пухляшка, с которой я обнималась, ероша короткие волосы и придвигаясь всё ближе и ближе, типа что-то демонстрируя Тане.
Теперь к приятному. Закончим уж со снами. Поэтому напишу сон, приснившийся в Лас-Вегасе. В полудрёме раз десять полностью восстанавливала моменты из сна в своей памяти, чтобы уж не забыть. Итак: «03.12.2014 Сон: Продуктовый магазин, я брожу по нему. С потолка свисают новенькие яркие тёмно-синие плакаты The Runaways. Я ими любуюсь. Подхожу к кассе, выкладываю продукты. Я говорю по-английски, она (кассирша) – по русски. Потом я еду домой. То ли в машине, то ли в маршрутке. Едем по Репищева, уже проехали всё, что можно, накнец, опомнившись, собираю вещи и прошу Наташу остановить. Её лица в течение дороги я не видела ни разу. Выйдя, ещё раз говорю: „Спасибо, Наташа!“. (Иду домой, заношу продукты). Опять в магазине – вернулась за мамой. Там те же плакаты. | Следующая сцена. Видимо, отель. Идём к столу с завтраком, оглядываюсь и вижу Кэтрин Мённинг (с Холи?). Смотрю на неё, она улыбается мне, я – ей. Типа что-то друг про друга поняли (а я с матерью к тому же). Я судорожно ищу листок, на котором она может расписаться. Листков – море, но все исписаны или искомканы или слишком малы. Перебираю книжки в поисках „ненужных“ страниц. Наконец-то нахожу пустую страницу, вырываю. Мы почему-то в школе (словно левая часть этажа была отелем в моём сне, а правая – уже лицеем) – третий этаж у литературы под окнами. Они встают (сидели?). Прошу расписаться. Она отказывается, говорит, что вообще не даёт автографы. Взамен протягивает что-то вроде открытки, показывая там надпись, а потом демонстрирует такую же у себя на пальце (мизинце) правой руки. Но я хочу автограф! Забив на уроки, сбегаю. Сидели в каком-то ресторане. Не понимаю, зачем ей Холи. В какой-то момент говорю с блондинкой моего возраста, убеждая, что Кейт ей не нужна. Куда-то едем в авто. Как я, школьница, к ним привязалась?.... Попадаю к Кейт на День Рождения. Сидим на белом диване, перед нами – сёрный столик. На нём торт в виде Нью-Йорка – с неборскрёбами и достопримечательностями. Эван Рейчел Вуд (ныняшняя на тот момент, а сейчас уже бывашая девушка Кэтрин) отламывает статую Свободы. Кейт сидит на другом от неё конце дивана. Замечая меня, постоянно делает вид, что не понимает... В общем, приснились аж четыре любимых идеала девушки: Джоан Джетт (плакаты и разговор о гитаристке с мамой), финка (кассирша), Наташа и Кэт. О Наташе узнала, только назав её, лица не видела». Позитивное начало дня, когда тебе снятся аж четыре прекрасные девушки.
Я, кажется, влюбляюсь. В эту самую Наташу. Я уже писала про неё. Она удивительная, другая. Она невероятно спокойная, умная и образованная, много знает, но ум её заключён, разумеется, не просто в наборе разносторонних знаний. Она очень красивая, у неё чудесно-тёплая внешность: короткие тёмные волосы, выдающиеся скулы, улыбчивый широкий рот, карие лучистые глаза, нижняя губа по середине проколота. Вот только она меня пониже. И постраше. Её возраст я выяснила только пару дней назад. Ей двадцать четыре. С половиной. Она выглядит намного младше. Я не думала, что у нас разниуа более пяти лет вообще возможна. Но как же хочется её узнать, её внутренний мир, который приоткрывается на её странице оставил след в моей душе. Она совершенно другая, она вообще не похожа на основную массу народа. Сводит с ума. Нет, мы не познакомились, хотя вновь сидели друг напротив друга за игрой. Я на неё просто пялилась. Брала и пялилась. Красивая до невозможности. Мягкая, но не излишне. Тоже поглядывала на меня. Хотя я бы тоже пару раз да посмотрела бы на человека, который рассматривал бы меня так, как я её. С воскресения думаю только о ней. О ней. Да, и о Тане, конечно. Но Наташа... Как по вашему мнению: стоит ли позволить себе в неё влюбиться по-настоящему, ведь я знаю, что перед влюблённой или заинтересованной мною ещё никто не не давал мне хотя бы одного шанса. Стоит ли? Я знаю, что она чуть ли не влюбилась в кого-то. Скорее всего, начать решать этот вопрос следует, когда мы хотя бы познакомимся. Поскорее бы кончилась зима.
Только что наступил Новый, 2015, год. У меня плохое настроение. Мне грустно. Устала. Надо бы прийти в себя. В «нас» с Таней что-то сломалось. Мне не уютно с ней, а бесспокойно, грутно, тоскливо, скучно и обидно. Жаль...
Последние дни учёбы были напряжёнными. Доучивались как могли. Писали по несколько контрольных в день. Я окончила полугодие лучше всех – благодаря Маше, а вот ей немного не повезло, так как некоторые учителя весьма странно к ней отнеслись. Неважно.
С четырнадцатого декабря прошло три недели. Быстро. Слишком быстро. Я уставала, пропустила радужную встречу, устала. Настроение было дерьмовым, с Таней мы не видились, и тчо-то во мне умерло. Просто взяло и умерло. Больше не могу. Двадцать шестого был новогодний стол в классе, потом, в субботу, мы с Машей ездили за билетами на шоу, которое она хотела посмотреть, в воскресенье отмечали первый новый год на кофепитиях, принесла туда пироженки и мандаринки, потом двадцать девятого, встретились с Таней, так как за пару дней до этого я поставила условие, что приеду к ней на Новый Год только если мы встретимся до тридцатого числа.
За пару дней до встречи...Двадцать седьмого числа, вернувшись доой, я от отца узнала, что мы с ней не едем в Москву. Она умудрилась получить двойку в полугодии. Учится дерьмово, ведёт себя дерьмого, глупая и бесполезная. Ей мать не знает, что с ней делать, никто не знает, что с ней делать, надеются, что я могу на неё повлиять, но практика показывает, что ей и на меня плевать в том числе. Встретились, опять было трудно с ней говорить. В кафе высказала ей сотую часть общих за неё переживаний, но она не воспринимала их всерьёз. Всё было как всегда. Потом зашли на ярмарку, где были в прошлом году, когда мне пришлось к ней неожиданно ехать. Там было мило, поели (она даже заплатила за меня), выпили глинтвейна, пошли греться в домик, где можно было порисовать и, собственно, рисовали. Она накалякала что-то зимнее, в середине листа написала моё имя и с двух сторон поставила сердечки. Подписала своей детской подписью рисунок и «подарила». Я взамен тоже нарисовала ей картинку: танцующую Снегурочку на фоне неудачно вышедшего снега и милой ёлочки. Приписала поздравление и своё имя с возрастом. Покатались по метро и разошлись.
Вместо подъёма, вечно сопровождавшего наши встречи радостного возбуждения, я чувствовала усталость и тоску.
На следующий день мы с Машей и моим отцом поехали загород кататься на беговых лыжах. Я на них встала впервые года три-четыре назад, и тогда у меня более-менее получалось, сейчас же не выходило вообще. Но так как это Маша, настроение было хорошим, хотя собственные неудачи служили большой ложкой дёгтя. С Машей хорошо, но она пока ещё не близкая. Это странно, учитывая то, что став мне ближе, чем Насти, она всё равно воспринимается мною как более далёкая, чем они. Парадокс.
Тридцать первого днём поехала к Тане. Заставили резать салат. Сходили на самый неудачный балет в моей жизни. С Таней было скучно, грустно, я была раздражена, обижена. У меня не было на неё сил. Она глупая. Она всё разрушила, мне с ней плохо, я с ней чувствую себя чуждой самой себе. Мерзкое, надо сказать, чувство.
Если моя семья странная, а точнее е***утая, то её просто-напросто чертовски неудачная. Старший сын – недогопник, младшая дочка – с хип-хопом головного мозга. Я всей своей душой ненавижу хип-хоп. Ненавижу. Всем. Сердцем.
И её тоже. Она предательница. Просто. Я не знаю, как, о чём эти люди общаются, я не понимаю, о чём они говорят, потому что Таня совершенно оглупела. Она ведь нетупая на самом деле, у неё раньше всё было нормально, но нет, зачем? Надо всё изгадить: учёбу, отношение родителей, мою к ней дружбу. Что у меня осталось? Всё, но только обкусанное, изорванное. Остался скелет и рваные куски мяса на нём с ещё более редкими остатками кожи. Скелет – это события и воспомнинаия, которые я всю жизнь делила с ней, мясо – это наше с ней общее, наша история, а кожа – это просто радость от разделённого с нею времени. Она, сейчас уж точно, не может мне дать и капли того, в чём я нуждаюсь.
За два дня прибывания у неё я многое подметила. Перемены в ней и во мне, в наших отношениях. Мы стали менее терпимы друг к другу, мы стали раздражительнее, хоть и не показываем этого, мы разучились говорить без слов, разучились слышать и понимать, что и раньше-то невсегда выходила. Разучились быть честными, разучились доверять и рассказывать. Всё обрасло какими-то барьерами. Мне было плохо с ней. Просто плохо. От грязи, которую не убирали, от плохой еды, а впрочем, её фактическом отсутствии, от того, что в ночь на тридцать первое, она проспала всего три часа, от того....От всего. От того, что мой рисунок был повешен вверх тормашками, а два её портрета скрывались за фотограией актёра и были слегка помяты, оттого что на стенах кучи снимков и надписей и нигде вы не встретите ничего, напомнинающего обо мне. Для таких людей, как я – это нормально, у меня нет традиции увешивать комнату приятными словами или снимками с близкими людьми, а вот у неё всё по-другому. Мне очень грустно. Я после нового года уже несколько дней не могу спать. Оргнанизм хочет, а сознание – нет. Сегодня я всю ночь просидела без сна. Сегодня, пятого января, у меня первый свободный от всего день. Мечтаю о душе. Всё, душ.
