Текст книги "За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?(СИ)"

Автор книги: Полина Лазарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

За день до встречи она традиционно не отвечала на телефон и не появлялась в «контакте». Уже около получночи она написала, что «только что приехала» откуда-то и спросила про время. Я предложила в час или два, догадываясь, что она не согласится. Попросила попозже, вечером. «Четыре?», – спросила я. В итоге она упросила встретиться в пять, потому что ещё ни разу не выспалась. Да, я, похоже, единственное, что не требует откладывать сон. Расстроившись, пол ночи не могла уснуть и твёрдо моей голове зародилась идея прощания. «Я просто не могу так больше», – думала я. Решила встретиться, нормально по-дружески погулять, а в конце встречи, расставаясь, сказать, что больше не нмерена с ней общаться, если она не докажет, что ей это нужно, а поскольку её поведение в поседние годы весьма однозначно доказывает, что ей я не нужна, мы можем попрощатьсся. Что-то в этом плане. Проснулась я с теми же мыслями и ждала её также, даже успела записать в телефон: «Сегодня мы простимся». И это быо странно, потому что я начала писать: «Сегодня мы...попрощаемся», и мне вспонилась цитата, распространённая группами в вк «Завтра мы простимся, и утро застанет на уже в дороге. Эт бует долгий день. Может, на год, может, на два. А потом будет вечер, и я позову тебя ужинать». Я не знакома ни с произведением, ни с его автором, но я знала, что эти слова неспроста затронули меня, когда я только впервые увидела их.

А потом она появилась. Нет, всё не стало хорошо, не разрешилось. Как обычно, я была немногословна и пыталась не выдавать раздражение, усталость и обиду. Мы зашли в старбакс, убедившись, что кофе там по-прежнему отвратный, пошли в метро и отправились на ярмарку. Напряжение спадало.

На ярмарке было не так многолюдно, как в прошлие года, возможно, просто потому, что до Нового Года оставался лишь день. Побродили там, и она всё-таки затащила меня на каток. Терпеть не могу катание на них с детства, но раньше у меня хотя бы получалось, а тут... Таня сама зашнуровывала коньки нам обеим, потому что я слишком криворука, потом я показала ей уже упомянутые запаски – виски и вина, мы ненмого выпили: она только вино, я и то, и другое. Согрелись, подготовились морально, настроились. Это было сложно, но вроде бы немного получалось. У меня намного хуже, чем у неё, я никак не могла поймать баланс, ноги просто не держались. И нет, дело было не только в выпитом алкоголе и моей неспособности к этому спорту. Коньки были мне как-то широки, мы отправились их перезавязывать. Таня накрепко зашноровала их, и какое-то время я чувствовала себя поуверенее. Катались за руки, очень громко и искренне смеялись, привлекая к катку, расположенному в центре ярмарки, внимание посетителей и делясь с ними зарядом хорошего настроения. Таня сделала кучу фотографий. Потом у меня шнуровка совсем ослабла, и я едва ли не заваливалась. Было решено уйти, потому что до конца нашего времени оставалось всего полчаса. Избежали толкучки, выпили ещё, весело сдали коньки, поели, ещё раз поели уже не на ярмарке... Всё было хорошо, только то, что мы провели вместе всего около четырёх часов по-прежнему расстраивала меня. И то, что она не горела желанием превозмочь усталость, чтобы подольше пробыть со мной, тоже. Но зато в какой-то момент она очень искренне, совершенно выпав из рамок нашего нынешнео общения, предложила приехать к ней, если у нас совпадут свободные дни на каникулах. Даже не предложила, а как-то скромно, словно не хотя навязывать осторожно попросила. Или это моя пьяная фантазия, что не исключено. Но пока что это проблематично, потому что я занята со второго по четвёртое и девятого, а она – пятого и восьмого. Посмотрим. И да, с Новым, 2016, годом!

Забавно

Каждый раз, когда я иду спать, мне хочется рыдать.

Сколько ещё раз мне нужно обжечься, чтобы выгореть?

Пятого числа Настя позвала меня в бар с одноклассниками, я радостно согласилась. Сказала маме, что будем отмечать прошедший новый год. Оделась «повзрослее», но очень просто – свитер, свободные джинсы, ботинки. Приближаясь к месту назначения на автобусе, на одной из остановок ко мне подсела Настя. Такое уже бывало и перед тем, как увидеть её, я уже предчувствовала, что ситуация повторится.

Собралось нас всего шестеро: мы с Настей, О., одноклассник со своеоброзной «философией», ещё одна девушка и бывший одноклассник. Три парня, три девушки. Загли в бар, с умным видом пронеслись мимо барной стойки, разделись, уселись, стали пристально изучать меню, выбрали коктейли поинтереснее, отправили единственного восемнадцатилетнего к стойке... Нас послали: сказали всем показать паспорта, коих у нас, ествественно, не было. Пришлось собираться и искать другой вариант. Перейдя дорогу, отправились в недорогой популярный среди молодёжи ресторан. Там не ыло мест. Но мы остались там, и минут через десять для нас оформили место в отдельном зале, где по счастливому стечению обстоятельств никого не осталось. В компании, собравшейся, чтобы выпить, я не была уже несколько лет – с тех памятных сапсанавцев. Полушутя-полусерьёзно попросила Настю за мной следить и во всеуслышание объявила признаки, по которым можно определить, хватит мне или нет (скромно сказала, что становлюсь добрая и всех обнимаю). В ресторане нас не спросили о паспортах вообще, хотя это сетевое заведение с кучей залов и клиентов. Расселись, опять стали выбирать. С выбором получилось мило: парни (впрочем, О. в принципе не пьёт и не курит) взяли всего лишь по пиву, Насти – три рома с колой на двоих (подразумевалось, что третий для меня, но к рому отношение у меня скептическое), я нашла коктейль наподобие того, что хотела в баре – на текиле и с цитрусовым оттенком, все втроём взяли одинаковые ликёрные шоты. Девушки принесли с собой игры, так что, чем знаяться нам было. Вечер шёл хорошо, позитивно, я пила в меру (шоты оказались вытрязвляющими). Пришлось заказывать ещё: Насти заказали ещё по коктейлю, я взяла ещё один шот и ликёр. Официант уже с беспокойсвом на меня смотрел.

Играли мы по большей части в игру, название которой я не запомнила, что-то про шпионов. Суть в том, что всем игрокам, кроме одного – шпиона – раздаются карточки с одинаковой картинкой-локацией (и подписью, что это). Далее все игроки вразброс задают друг другу вопросы, чтобы вычислить, кто шпион с пустой карточкой, шпион же пытается не выдать себя и заодно угадать локацию, о которой идёт речь. В одном из первых раундов была локация «База террористов», О. задал мне вопрос: «Полина, вы одобряете (или принимаете) этих людей?». Я посмотрела на него, как на дурачка и разумеется ответила отрицательно и с комментариями. Играем дальше. Уж не помню, к чему это относилось, но Настя произнесла: «...что-то может произойти, и человек решит стать асексуалом», – на что я лектроским голосом чуть не начала разглагольствовать о асексуалах и антисексуалах, но вовремя себя присекла: «Ладно, я заткнусь пожалуй, а то опять я о своём». Никто ничего не говорил, никаких дурацких шуток и даже дискуссий. Лента, конечно же, была на запястье.

Через пару часов, когда уже начали собираться, в процессе разговаривая, я говорила о том, что меняется во мне, когда я выпиваю, повторила: «...становлюсь добрее». О. воскликнул: «Что? Бить геев?». Пока я шутливо возмущалась на такие подлости, успела сказать, что сейчас его самого ударю, на что Настя театрально поигрывая бровями: «Понял [намёк]? Понял?».

После ресторана пошли в магазин за сигаретами, по пути разговаривая. Опять повторилось что-то про геев из вышеобозначенного перекидывания фразами, только на этот раз я легонько толкнула его в плечо. Специально. В процессе разговора далее прозвучало что-то, на что я откликнулась такой вот фразой: «Ну, в тот раз я на самом деле ничего такого не подразумевала!». Он:

То есть, сейчас подразумеваешь?

Возможно, – сказала я, улыбаясь. Опять какие-то фразы о геях, неуверенно прозвучавшее: «Это ведь неправильно», – или что-то в этом плане. Я:

В этом нет ничего плохого и обидного.

Да? Не уверен...

Развивать тему я уже сама не стала, проскользнув в магазин. Но! Я фактически напрямую назвала его ГЕЕМ! Несуразно, но настроение поднялось.

Потом мы ехали домой вдвоём (он хотел пойти на другую остановку с парнями, но всё же легко согласился ехать со мной). Выпили мы немного, но алкогольная дымка в голове не позволила мне выстраивать какие-то сложные пути вызывания его на откровения, к тому же не в людном же автобусе. Зато в миллиардный раз рассказала про альтернативную гражданскую службу и впервые была услышана. Даже шутливую благодарность получила.

И вот, наша остановка у мечети. Я пропустила две более ранние остановки, чтобы подольше поговорить с ним, а первая из них находится вблизи православной часовенки, а ещё дальше в пределах всё той же бывшей деревни находится церковь. Он, оказывается, ни о церкви, ни о часовне не знал, перевёл разговор на мечеть и высказал недовольство поведением товарищей мусульман. Поддержала, добавляя, что не могу симпатизировать или уважать тех, кто заведомо против меня, кому я не нравлюсь, намекая, разумеется, на радужность. Он вроде бы намёк понял, всё-таки в классе уже звучали слова о том, что я из темы. Он не спорил с этим и не высказывал удивления с такой позицией, даже не пытался подтрунивать. Я опять сама же пресекла разговор, начав рассуждения о том, что, судя по разговору, я всё же немного пьяна (раз уж так «открыто» говорю о себе). На том и разошлись.

В дом я проникла тихо, быстрень скинула верхнюю одежду и пробралась в комнату, всключила компьютер, сделала чай. Минут через пятнадцать-двадцать зашёл отец, спросил, когда я вернулась, поскольку мама ещё не приехала из театр, сообщила время, на час ранее настоящего – без двадцати одиннадцать вместо без двадцати полночь. Учитывая то, что мы не общаемся, и подобные ситуации случались на самом деле, он, конечно, поверил. Я была уже абсолютно трезва.

Сегодня уже ночь на девятое число. А вчера около четырёх часов ночи напало такое интересное редкое настроение... Поддавшись ему, я надела тёплые вещи, взяла телефон и наушники, отвёртку и сигареты с зажигалкой, закрыла снаружи свою комнату, взяла в зубы пуховик, влезла в ботинки, захватила шапку, варежки и шарф и тихонько выскользнула из квартиры. На лестничной площадке оделась, спустилась вниз пешком, вышла из двора и отправилась к пруду, коий находится в минуте ходьбы от дома и на коий открыт вид из нашего дома. Подошла к местам, куда не спускалась уже чуть ли не пару лет, вспоминая, как ходила в бассейн, разговаривая по телефону с Таней – каждыйй раз, и каждый раз у неё находилось время. Спустилась ко льду. Раз в десять-пятнадцать минут проезжал какой-нибудь автомобиль и откуда-то раздавалось разджражающее пиканье. Из-за фонарей было очень светло. Морозно, снега немного, но он всё равно приятно и шумно хрустит под ногами. Некоторое время я молча стояла, наслаждаясь ночью, зимой, одиночеством. Двинулась дальше, закурила, начала обходить пруд. Как раньше там расчистили несколько разных территорий для катка, на склонах берега виднелись накатанные следы от ватрушек и ледянок. Хотела съехать, но снега очень мало, а горка весьма неровная. Побродив около катков прошла с расчищенным ледяным дорожкам, их было штук десять, выбрала несколько не очень длинных и ровных, прокатилась. Замрёзла, сделала пару фотографий и пошла домой. Тихонько прокралась в квартиру, посидела за компьютером и без двадцати семь отправилась спать. Проснулась в половину третьего, что досадно, ибо завтра мне в первой половине дня надо встретиться с подругой, дабы купить Насте подарок.

Наткнулась на записанные пять лет назад мысли под скромным заголовком «Фанатизм». Мне будет стыдно, но я очень чётко помню, как писала это и какие мысли и чувства обуревали меня в тот момент. Граммотность настолько ужасает, что, подалуй, не буду её сохранять, дабы не коробить ни вас, ни себя лишний раз.

"Фанатизм.

Благодаря своей лучшей подруге я «подсела» на группу, которую она...

Став подростками, мы сильно изменились. Я сильно изменилась. Характер мой ангельским называть было нереально, а с возрастом это только ухудшилось. С одиннадцатилетием прибавились подростковые прыщи и проблемы: непонимание родителей и фанатизм.

Моей лучшей подруге в одиннадцать лет стал нравиться один зарубежный певец шестнадцати лет, в конце лета (2010 года) выходил его новый клип. Мне не повезло: в ночь на тот день я была у неё. Мы как обычно сидели за компьютером, рылись на разных сайтах. В подростковом возрасте случаются частые перепады настроения, и мы то искали весёлые картинки, то картинки про грусть и любовь. После полуночи она стала каждые 10-15 минут набирать название клипа, появлялось не то и не то. Около трёх мы наконец посмотрели клип, мне он ооочень не понравился, но подруга была в восторге.

...Когда мы шли по улице, она слушала его музыку, мне было неприятно. Иногда я что-то говорила ей, она не слышала из-за наушников и вынимала их, заметив шевеление моих губ. Мне было неприятно...

В отместку я решила стать фанаткой группы, которая ей не нравилась. Они пели на немецуом и в последнее врем стали переводить свои песни на английский язык.

Стать фанаткой? Разве так можно? Это очень трудный вопрос. Ведь ещё весной я повесила плакат солиста этой группы на стену над постелью. Выбрала я именно эту группу, хотя я знала, что моя лучшая подруга терпеть не может другую.

Я очень упорная и стараюсь добиваться всего. По жизни я люблю ставить себе небольшие цели. В последние выходные летних каникул моя подруга приехала ко мне на два дня с ночёвкой. Мои родители уехали на дачу. ! Я показала ей чат, и мы стали переписываться таам с парнем, которому было семнадцать. Мы назвались Натой и Ташей (типа обе Наташи и для удобства окружающих придумали разделить имя на два) четырнадцати лет. Он тоже был из Питера, у нас с ним одна ветка метро... Он предложил встретиться, я не согласилась. Окаоло восьми мы отправились пешком к метро, там мы предложили ему встретиться, но он сказал, что соврал и ему на самом деле 22, и ему завтра на работу. Встреча не удалась, и мы поплелись ко мне в дом, до которого было около двух километров. Лишь когда я предложила поесть, мы поняли, что очень голодны. Я отварила сосиски и мы пошли есть в гостиную. Быстро поев, я стала забирать вещи и взяла пакет чипсов, пакет сока, кетчуп, ещё один пакет сока и журналы; моя подруга взяла наши тарелки, приборы и стаканы. Подойдя к двери, она крикнула мне: «Я дверь не могу открыть!». И засмейлась, посмотрев на меня. Я тоже засмеялась, она открыла дверь локтём; поставив посуду у раковыины, мы вновь ушли в гостиную, к компьютеру. Мы опять стали рыться на разных сайтах и смотреть видео.

В три часа ночи по телевизору пошла какая-то детская викторина и мы уселись на диван. Когда передача кончилась, подруга осталась на диване, а я вновь пошла к компу и стала искать клипы, видео, фото, группы, песни той группы. Минут через двадцать подруга присоединилась ко мне и стала вместе со мной смотреть видеозаписи. В пять она пошла к телевизору и уснула на диване, а у меня развивалась потребность в это группе.

Прошёл месяц. У меня скопилось более двух тысяч фото, более семиста видео и примерно сто аудиозаписей. Я состояла в ста семидесяти группах с ними, и у меня в друзьях было семьдесят фанатов. У меня была потребность слушать, видеть его каждый день, подруга отдала мне два плаката, один из них до сих пор лежит на фортепиано. Сегодня мне пришло письмо от одной из его фанаток: «Хочешь я тебе помогу справиться с фанатизмом?». Меня это удивило. Я ответила ей: «Как?». В ответ она написала: «Ну, я сама через это прошла и могу тебе помочь. Чтобы не устраивать истерек, чтоб не плакать, не сходить с ума». Я отказалась от помощи.

Прошёл месяц, и я поняла, что отказалась от помощи очень зря. Мой отец не понимал меня, он говорил, что я влюбилась, хоть я себя постояно уверяла , что это просто фанатизм, мне было больно это слышать, а он дразнил меня этим, сочинял песенки. Я бы с пониманием приняла это от одноклассников, но от родного отца, который любимого исполнителя дочери называет «девчонкой». И говорит, что его песни это «попса», а солист сам пишет эти песни, они не такие, как у многих, они не «сладкие», они о реальном... Я бы поняла, если бы меня дразнили сверстники. У меня было десять альбомов с ними, полторы тысяи видео, сто аудио, сто семьдесят групп, но никто из них, кроме одной преждней их фанатки ничего плохого о них не говорил. Я не могла понять этого человека, своего отца. Зачем? Зачем он тревожит мою психику? Солисту двадцать два, мы говорим на разных языках, живём в разных странах, у нас разная жизнь, вокруг него куча красивых девушек (и парней!), и он не заметит одиннадцатилетнюю девочку, которая любит читать, рисовать и драться.

Ещё очень раздражает, когда родители начинают говорить что-то про его характер. Они ведь не знают его! Я тоже. Но они его не видели даже просто на людях, а только по фото могут судить. А если уж взять его песни, так он должен им понравиться. ... Маме их музыка с каждым разом нравилась больше и больше (ага), а отец только больше и больше меня доставал... Интересно, он знает, что некотрые фанатки могут если не убить, то покалечить за такие сллова о их кумирах.

Вчера я сорвалась. Я сидела за компьютером и скала фотографии с ним, мне позвонила подруга, мы стали болтать. Отец подошёл ко мне и, увидев его, стал говорить, что если бы не короткие волосы, то он ни за что бы не подумал, что это парень (придраться можно, но без придирчивого рассматривания, так и было). Потом он вспомнил, что девушки тоже носят короткие волосы, и стал сочинят про него песенку. И я не выдержала! Я криунла: «Хватит! Ты уже достал меня говорить про него всякие гадости!». Он взял компьютерную сумку и легко ударил меня по голову и сказал, чтобы я выключила ноутбук. Я спорила с ним, но потом всё же убежала в свою комнату. Там я включила их диск, не переставая разговаривать с подругой. Затем погасив свет, я без тапок вышла на балкон.

Моя подруга боялась моих слёз, так же сильно, как я её. Услышав мой другнувший пару раз голос, она с испугом спросила: «Ты плачешь?». Я не помню, как ушла от ответа, но потом дрожание голоса объянила ей тем, что на балконе холодно. Я вошла в комнату погреться, и тут в дверь ко мне постучали, я узнала мамин стук и подошла. Она принесла мои тапки и пыталась как всегда говорить так, чтобы я пошла и извинилась перед ОТЦОМ. Слёзы тогда ещё не пропали у меня и, убрав трубку, я истерично сказала: «А ты не замеаешь, что он меня довёл? Или сумкой по голове это нормально? Я и так две недели терпела!». Мама удалилась, хлопнув дверью. Надев тапочки я вновь убежала на балкон. Я стояла слушала подругу, отвечала ей очень кратко и смотрела во двор. Мне было очень трудно. Я не думала, что когда-нибудь устрою истерику из-за своего кумира. Вот и сорвалась.

Я стояла, смотря на детскую плозадку, на ухоженные цветы под нашими окнами и уже второй раз (в жизни) мне хотелось просто сделать один шаг из окна и из жизни. Однажды я стояла перед раскрытым окном на подоконнике и что-то удержало меня. В этот раз меня удержала моя лучшая подруга, которая с тревогой, хорошо прослушивавшейся в её голосе говорила мне что-то. Если бы не она, то вряд ли бы я смогла бы сейчас всё это писать (дабл ага).

Прошла три месяца: сентябрь, октябрь, ноябрь. Теперь мою комнату украшало не два плаката, а целых шесть. К тому же в спецвыпуске журнала, из которого я брала все свои плакаты, была кукла вокалиста из бумаги. Я её сложила и поставила на пианино. Ещё два плката готовятся к приклеиванию на стены. На мой день рождения моя подруга подарила мне тунику с вокалистом".

На самом деле, не всё так плохо, как мне помнилось. И я помню тот срыв, хоть и забыла, что он тогда так неадекватно отреагировал с помощью сумки. Да, его постоянные подколы на самом деле бесили, и, хоть спустя столько лет, это кажется сущим пустяком, я всё же не понимаю, почему он не мог просто прекратить. И влюблена в кумира я никогда не была, просто навязала себе эту привязанность. И по прошествии пяти с половиной лет я уже не особо люблю их музыку, от нынешнего материала меня воротит, смотреть на них тоже уже особо не интересно (в частности потому, что вокалист больше не выглядит «как девушка»), а наблюдать за жизнью через соцсети, в которых теперь знаменитости делят с нами свои жизни не интересно, потому как стыдно за их поведение и за то, что они поддались общей моде и ничем больше не выделяются. И тем не менее, у меня сто пятьдесят семь аудиозаписей этой группы, шестьсот шестьдесят девять видео (правда, я всё хочу их «подчистить», но настолько не хочется это пересматривать, что я не берусь) и двадцать четыре тысячи тристо семьдесят три фотографии, которые постоянно пополняются.

В общем, перерываю «коробу воспоминаний» – эти пять переписанных сюда листов, вырезанные откуда-то лежали на её дне. Идём дальше:

письмо солнечному мальчику, которое мы с вами уже читали.

книжка Горожанина Города Мастеров – из того самого лагеря, особенная атмосфера которога навсегда останется тёплыми воспоминаниями в моём сердце. Я думала, что она безвозратно утеряна.

вкладки с первых купленных музыкальных альбомов

подарочки (календарь и наклейка) за участие в конкурсах по математике и русскому языку.

сделанная Таней обложка для альбома ВН – криво вырезанная чёрно-белая фотография среднего качества с названиями, написанными вручную.

Статья «Мы выполнили план Гитлера», в числе прочих врученная для прочтения отцом. Так и не прочла...

Подаренный отцом кулон в виде гитарки (первым взяв его в руки, на минутку растрогалась, потом прошло)

Мой текст из театральной студии для празднования Дня Победы – одна из записок с фронта.

Наши с мамой карточки из первого круиза и вырезанное фото Статуи Свободы

Наши с мамой билеты на первый в моей жизни рок-концерт – 16 сентября 2012 года, Placebo, и по сей день остающиеся моей любимейшей группой.

Билет на полюбившейся мюзикл «Бал вампиров» – я искренне считала, что буду смотреть его хотя бы раз в год-полтора. Посмотрела дважды, сейчас он уже вроде не идёт. или идёт? Надо глянуть.

Измятый билет на The Offspring и подписанные группой разогрева карточки.

Билет на электричку из Мальграт-де-Мара до Барселоны – поездка с Таней в Испании.

Автографы All Time Low, автограф басиста и гатариста Элиса Купера, сам билет. (и ещё – плэйлист со сцены); Deep Purple; The Pretty Reckless – билет и магнитик, который так и не повесила, потому что на нём обложка альбома с обнажённой Тейлор Момсен.

Повелитель мух, спектакль.

Посадочный из Болгарии, моя карточка на верёвочке с именем и браслет из отеля. И прощальное письмо. Ещё рисунок с психологии, когда нас поросили нарисовать какое-нибудь существо с наименованием. Нарисовала что-то похожее на льва, кенгуру и мышь вместе в сиреневом цвете и наименовала горниками (их двое). Я правда старалась отразить своё состояие.

Сто лет назад подаренныые бабушкой бусы, больше похожие на ёлочное украшение. И только спустя лет восемь я созрела, чтобы попробовать использовать его в каком-нибудь образе.

Лента для флешмоба н коцерте 30STM; Лет сшесть назад привезённый Таней браслет из Греции; Браслет с тура к Гранд Каньону; Бумажка из жевачки «Love is...»; Hollywood Undead; Three Days Grace; Неудачный новогодний спектакль; Кусочек пианино (лакового покрытия); Опера с классом; Gerard Way.

Билет на Танин др на спектакль, куда в итоге пришлось идти с мамой.

Black Veil Brides; Мюзикл, ужасная выставка импрессионистов в околоэлектронном формате, опера, Guano Apes и Scorpions

Мой скотч со Дня Молчания.

Пропуск в университет; Музей. Ещё одна неудачная выставка; Практика в ЛЭТИ.

Расписание автобусов в США, бумажка с адресом отправления в Universal Stidio, чья-то визитка из школы, адрес хост-семьи, билет в парк развлечений, билеты в США, пригласительное письмо, расписание уроков и справка по транспортку, карточка Uber.

Кусочек моих старых обоев

Ботанический сад с Машей, вестиваль ВК с Настей, Спас-на-Крови и кино с мамой.

Опера, спектакли, Tokio Hotel, мюзикл с Таней и посещённая в субботу «вечеринка».

Зачем я всё это записала? Просто в каком-то порыве, чтобы можно было заглянуть в текст, а не в коробку. Кстати, у меня есть ещё одна, более ранняя, там есть совсем детские вещи, но она лежит под тяжёлой стопкой из пары десятков тетрадей, так что сегодня я этим точно заниматься не буду.

Ещё на каникулах успели съездить с отцом и Таней покататься на лыжах, о чём договаривались ещё пять лет назад – зимой 2011 года. И вот, спустя пять лет, 6го января 2016 мы поехали, отец взял беговые лыжи, а я должна была учить её кататься на горных. И всё пошло не так. Даже ботинки она натягивала с каким-то протестом и трудом, хотя была она в моих – с легчайшими для застёгивания ботинками, пролезть в которые не составляет труда. Я была в маминых с очень жёсткими креплениями. Наконец-то одевшись, вышли из здания, объединяющего под своей крышей раздевалку, кафе, прокат... Перед входом на подъёмник, я стала её учить: как стоять, как вставать на кант, как плужить, как сгибать ноги, как ходить коньком, как садиться на подъёмник, стали проезжаться. У неё не выходило (мало снега, и на плоскости приходилось много помогать себе руками, а тут уже лень-матушка), и совершенное отсутсвие желания сделать лучше. Она оказалась нестарательным учеником, а из меня вышел паршивый тренер. Я просто-напросто забыла, с чего люди начинают учиться катанию на лыжах (сама-то была поставлена на горные лыжи примерно в три года), и стала мучить её тем, с чего сама каждый год начинаю вспоминать катание: обычное катание с поворотами и тому одобным. Кончно, я осознавала, что она не умеет тормозить, и в принципе, ничего ещё не умеет. Попробовала учить её плужить, но она постоянно позволяла лыжам незжать друг на друга и падала, отказываясь подниматься, совершенно потеряв «боевой настрой». Не получалось ничего, кроме как стоять на лыжах. В итоге, после первого спуска она уже сказала мне, что никуда не пойдёт, ничего не хочет, и лыжи – это не для неё, потому что слишком сложно. К тому же она умудрилась снести какого-то мужчину на сноуборде, причём со стороны это смотрелось ужасающе, но они оба отделались только ушибами даже без видимых повреждений самих себя и инвертаря. В ощем, и замёрзла, и не получалось, и езё чёрт знает что. Пошли в раздевалку меняться ботинками. С трудом одев её в мамины (которые, в принципе, ей ещё больше велики, чем мне), пошли обратно. На улице было минус двадцать пять – весьма холодно, в моих ботинках и впрямь холод ощущался куда значительнее. На третьем спуке, видя наше общее разочарование, когда Таня вновь упала, пока я пыталась научить её тормозить, к нам подъехал инструктор и бесплатно ей помог. Благодаря ему она всё-таки смогла поехать плугом, в итоге мы так и катались: я сделала спусков двенадцать-тринадцать с пятидесятиметровой горки (оочень маленькой, туда приезжают исключительно, чтобы учиться первым шагам), она спусков семь-восемь, первые два с половиной из которых были весьма неудачны. Для себя я сделала вывод, что учить кататься на беговых лыжах в миллион раз проще, хотя казалось бы, горные лыжи, встал и катишься с горы, ан-нет, не всё так просто. Я была расстроена тем, что, простите, чуть не угробила подругу, будучи недостаточно способной, чтобы обучить её тому, чем прекрасно владею, было стыдно перед ней, но и сама она меня немного разочаровала своим неэнтузиазмом: сдаваться, как только что-то не получется – ужасно. Но в итоге ей всё же понравилось, так что, может быть, она подучится и у меня появится компаньон для катания... Но за тот день всё равно осталось саморазочарование и стыд перед Таней.

Теперь хочу вернуться к тому дню, точнее ночи, когда мне захотелось выйти на прогкулку к пруду. В ту ночь я не спала из-за возникшего желания посмотреть видео проекта «It Gets Better». О проекте мне известно давно, я видела видео от Адам Ламберта, Леди Гаги, Pixar, Apple, кого-то ещё, даже думала, что хочется послушать побольше этих воодушевляющих речей, но, видимо, не настолько мне это было нужно, а в тот вечер настроение было подходящим. Дело опять в наших оригинальный законах – один депутат придумал закон, заперщающий публичное выражение своей ориентации. Вероятно, для читателей, которые живут в более демократических странах очень странно вообразить такой закон. Абсурд, не так ли? Но это ещё не самое ужасное, пугающее, отврательное, возмутительное и абсурдное. Этот автор, как и многие его поддерживающие, говорят, что этот закон не дескриминирующий. ЧТО? Ко всему прочему, в нём не прописано, что имено является тем самым пубичным проявлением «гомосексуализма». Люди одного пола обнимаются – на пятнадцать суток, взялись за руки – на пятнадцать суток, не понижа голоса признаются друг другу в чувствах – на пятнадцать суток. Как это называется, когда кому-то можно проявлять все эти выражения чувсвт, нежности, эмоциональной привязанности, страсти и любви, а другим – нет. ЧТО ЭТО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ?!

В том же порыве я решила провести с самой собой ликбез и посмотреть многие видео, предоставленные одной из ЛГБТ-групп, на которую я подписана. Музыкальные клипы, признания, социальные ролики, рекламы, фильмы, видео проекта и записи передач,в которых затрагивался вопрос гомосексуальности и «нетрадиционных» отношений. Начала я с видео проекта, поскольку их довольно много, не стала смотреть сразу, решив делать это постепенно, как у них раскидано по альбомам: компании, знаменитые люди, организации, обычнные люди. Начала со знаменитойстей, потому что по большей части смотрела именно их. Конечно приятно и полезно слышать слова поддержи и предложения помощи от гетеросексаальных людей, но от некоторых записей я просто чуть не разрыдалась. Или раздылалась. Повторюсь, что запись Адама, первая из этой серии посмотренная мною, часто поднимает мне настроение и дарит вдохновение. Из новопосмотренных меня очень тронула видеозапись Даррена Хейза. Прошло довольно много времени в того дня, и мне сейчас трудно вспомнить все эмоции, охватившие меня в тот момент, поэтому как-нибудь я вернусь к этому, заодно побольше расскажу о неадекватности и скупости мышления, закрытости, с которой многие в России относятся к любым вопросам, затргаивающим ЛГБТ. Но не сегодня. Не сегодня потому, что сижу я сейчас в аэропорту Дубая, ожидая следующего самолёта, который довезёт нас до Куала-Лумпура в Малайзию. Опять круиз.