Текст книги "Сделка с профессором (СИ)"

Автор книги: Полина Краншевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 46 страниц)

– Что тебе от меня нужно?! – мгновенно подскочил Жуль на тощие, кривоватые ноги. – Ты не имеете права меня здесь удерживать! Я почетный член преподавательской коллегии! Я подам жалобу!

– Обязательно, – кивнул Эдман, с небрежным видом разваливаясь в кресле. – И не забудь подробно описать свои ежеседьмичные подвиги возле окошка бани. Уверен, члены коллегии будут в восторге и по достоинству их оценят.

Жуль сник, рухнул обратно на диван и закрыл лицо руками.

– Чего ты добиваешься? – глухо спросил он, не поднимая глаз. – Если решил меня шантажировать, то напрасно. Все свое жалование я отправляю в частный пансионат на уход и содержание больной матери.

– Деньги меня не интересуют, – отмахнулся Эдман. – Мне нужны некоторые сведения.

Преподаватель арифметики оторвал наконец жилистые, с синеватой сеткой вен ладони от лица и с удивлением посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Полгода назад Камелию закончила адептка Виктория Творф, – ответил Эдман, выпрямляясь и сверля Жуля пристальным взглядом. – Что ты можешь сообщить о ней? Как себя вела? С кем дружила? Как училась? Может быть, кто-то ее здесь посещал?

Жуль ошарашенно уставился на Эдмана круглыми глазами и пролепетал:

– Если ты из магической комиссии, то я ничего не делал. Я и пальцем ни одну адептку не трогал. Да и невозможно это. Девушки проходят медицинский осмотр два раза в месяц. За сохранением их невинности строго следят.

Эдман тут же воспользовался предложенной им версией.

– У Творф есть некоторые разногласия со службой магического контроля. Мне поручено выяснить все о ее пребывании в школе. Но это должно держаться в строжайшей тайне. Если ты готов содействовать комиссии, то придется пожертвовать каплей крови.

– Я готов! – подобострастно закивал Жуль. – Что же ты сразу не сказал? Я все сделаю, что потребуется.

Эдман вытащил из набалдашника своей трости крошечную иголку и сказал:

– Протяни руку.

Преподаватель арифметики торопливо выставил ладонь, Эдман уколол подушечку указательного пальца и шепнул заклинание, не позволяющее лгать.

– Ну вот и все. Теперь выкладывай, что тебе известно о Виктории.

Он снова откинулся на спинку кресла и приготовился слушать.  Жуль поднялся с дивана и принялся расхаживать по комнате, сцепив руки в замок и нещадно хрустя мелкими суставами кистей.

– Честно говоря, ничего особенного я за ней не замечал. Обычная тупоголовая адептка, каких тут великое множество. Если не ошибаюсь, ее из приюта в школу доставили. Особого усердия к учебе не проявляла. К моему предмету и вовсе оказалась неспособной. Сколько я не пытался объяснять, все было бесполезно. Хотя здесь это не редкость. Единственным ее отличием от остальных одноклассниц был большой резервуар маны, почти триста единиц. Среди выпускниц прошлого года она такая одна оказалась.

Жуль замолчал, но так и не прекратил бродить из стороны в сторону по гостиной.

– А с кем она больше других общалась? – спросил Эдман.

– С подругами, конечно, – пожал плечами преподаватель арифметики. – В школе девушки обожают трещать без умолка и обсуждать всякие глупости.

– Только с адептками? А как насчет преподавателей или других служащих?

Он покачал головой:

– Нет, служащие практически не имеют отношения к ученицам. Да и бонны везде сопровождают своих подопечных. Разве что дайна Монд частенько звала к себе Викторию. Я периодически видел их вместе. Еще один раз заметил, как Творф выходила из апартаментов Лавинаса. Но Джон тогда отговорился, будто бы она передала ему сообщение от директрисы. Я не стал выспрашивать, в чем там дело. Мне-то какая разница? Даже если между ними что-то и было, все равно девушка осталась невинной, а это главное.

– Действительно, – пробормотал Эдман с рассеянным видом. – Значит, Монд и Лавинас. Хорошо. Еще что-то знаешь про Викторию?

– На редкость бестолковая дайна из нее вышла, – сказал Жуль и поморщился. – Ваш предшественник, господин Дадгун, был моим приятелем и часто жаловался, что, даже несмотря на весь свой огромный резервуар, Творф совершенно безалаберно относилась к практической манологии и плохо владела навыком передачи маны. Как-то Лавинас пригласил всех педагогов в закрытый клуб в Финаре, чтобы отметить свой юбилей. Так Дадгун среди гостей заметил Викторию с ее максисом. Это было уже после выпуска. Девица вела себя крайне развязно, вешалась своему господину на шею, но это еще ладно. Она вдруг начала громко смеяться и попыталась отдать ему ману прямо на глазах развлекавшейся публики. Максис тут же увел ее из заведения. Больше я не встречал Творф.

Эдман молчал, сосредоточенно глядя перед собой и обдумывая новые сведения, а Жуль опять принялся говорить:

– Я тебя очень прошу, не сообщай в комиссию о моем конфузе! Обещаю, больше и близко к бане не подойду! Я ведь ничего плохого никому из девушек не сделал. Понимаешь, Хельга Дорн особенная. Помню, как впервые увидел ее три года назад. Светленькая, небольшого роста и фигуристая, даром что только-только четырнадцать минуло. Глупенькая, правда, но ведь это не главное в женщине.

– Несомненно, – подтвердил Эдман, не особенно вникая в душевные терзания преподавателя.

– Вот и я так посчитал! – обрадовался Жуль поддержке нежданно обретенного единомышленника. – Сначала я еще пытался бороться с собой, даже не смотрел в ее сторону. Но Хельга так быстро выросла, стала потрясающе аппетитной и привлекательной, и я больше не смог терпеть. Вызывал ее каждый урок и терзал у доски, а сам в душе сгорал от желания обладать ею. Однажды вечером мне особенно было тоскливо, и я отправился бродить по территории школы. Случайно оказался возле бани, ну и что греха таить, из любопытства заглянул внутрь. А там она! Совсем голенькая, в мыле, с чудесными торчащими…

– Достаточно, Жуль, – оборвал его откровения Эдман. – Если о Виктории ничего больше не знаешь, ступай к себе. И подумай насчет женитьбы.

Жуль вылупил на него блеклые глаза.

– Как? Я ведь не могу жениться на дайне. Ей нужно отслужить по контракту. Да и выплатить долг за ее образование мне не под силу. Мой род совсем мелкий, у нас нет даже крохотного наследуемого имения. Вот и приходится перебиваться на государственной службе.

– Да я вовсе не о Дорн говорю! – с раздражением бросил Эдман, поднимаясь из кресла и направляясь к двери. – Найди себе какую-нибудь одинокую, не первой свежести вдову из небогатого рода и без средств к существованию. Уверен, она будет счастлива, выскочить за тебя. Или, на худой конец, возьми мединну. В мастерских любого города полно свободных старых дев, только и мечтающих поскорее затащить под венец случайно подвернувшегося жениха. И бонну Виклин на твоем месте я не стал бы сбрасывать со счетов. Выбирай, любой вариант, который больше нравится, и действуй. Нельзя же вечно стоять у бани и довольствоваться жалкими крохами плотского удовольствия. У Дорн, между прочим, выпускной скоро. Что ты будешь делать, когда она покинет Камелию?

Жуль весь сжался, понурил голову и промямлил:

– Я не смогу без нее.

– Чушь собачья! – отрезал Эдман, открывая дверь. – Жена быстро взбодрит тебя и заставит забыть бредовые мысли о воссоединении с безродной лоункой. Все, иди к себе. Завтра новая неделя начинается. Тебе нужно отдохнуть.

Совершенно раздавленный разговором Жуль покинул апартаменты Эдмана и поплелся к своей двери, но на полпути обернулся и сказал:

– Ты, наверное, никогда не любил, Привис. Иначе понял бы меня.

Глава 17

Истерический припадок Фулн взбудоражил выпускной класс не хуже камня, пущенного из рогатки взбалмошным мальчишкой и попавшего в пчелиный улей. Адептки весь остаток дня обсуждали происшествие и никак не могли успокоиться, но старались делать это так, чтобы бонна не слышала. Беатрис уже порядком утомилась от колких взглядов одноклассниц и раньше других улеглась в постель, однако даже перед сном девушки продолжали шептаться и поглядывать на нее.

Возможно, если бы ситуация касалась тугоухого господина Батли или плешивого господина Жуля, ученицы не были бы столь возмущены и раздосадованы, но профессор Привис успел очаровать всех от мала до велика и стал главным объектом грез всех обитательниц Камелии. Судачили, что даже директриса Гризар к нему неравнодушна, что уж говорить о выпускницах, считавших себя вправе претендовать на его внимание в первую очередь, как старшие среди адепток.

– Бетти, – шепотом позвала ее Хельга, лежавшая на соседней кровати, – ты уже спишь?

– Как тут уснешь, когда все только и делают, что болтают? – буркнула Беатрис и повернулась к подруге, выглянув из-под одеяла. – Ты что-то хотела?

– Ты весь вечер отмалчиваешься, – заканючила она. – Скажи наконец, что ты делала в апартаментах Привиса? Он в тебя влюбился и позвал объясниться?

– Не мог он такого сделать! – в негодовании зашептала Элиза, чья кровать тоже стояла рядом. – Он слишком благороден для подобного!

– Тебе-то откуда знать, на что он способен? – отозвалась Хельга.

Беатрис тяжело вздохнула и с раздражением проговорила:

– Сколько можно повторять? Он дал мне индивидуальное задание, и больше ничего. Что вы еще хотите от меня услышать?

– Странно, что он позвал тебя для этого к себе да еще в день отдыха, – с сомнением протянула Элиза. – Мог бы и после урока манологии задание дать. Ты точно ничего не хочешь нам рассказать?

– Нет!

– Ну и зря, – с обидой сказала Хельга. – Мы тебе все выкладываем, а ты скрытничаешь.

– И вовсе я не скрытничаю! – возмутилась Беатрис. – Просто говорить больше нечего.

Подруги помолчали, и Беатрис уже обрадовалась тому, что ей дадут спокойно поспать, но тут Элиза сказала:

– Профессор явно за тебя беспокоился сегодня, Бетти, и появился в самый подходящий момент, чтобы прийти на помощь. Между вами что-то происходит. Но я тебя понимаю. Я бы тоже не захотела ни с кем делиться настолько личным.

Беатрис даже на локтях приподнялась и посмотрела на подругу потрясенным взглядом, но та быстро юркнула под одеяло и отвернулась.

– Ладно, давай спать, – пробормотала Хельга. – Завтра вставать рано.

Обе улеглись поудобнее и затихли, но Беатрис не спалось. Она все думала о том, что соглашение с профессором вышло ей боком, только не понятно, как теперь все исправить. С кровати Элизы раздались приглушенные всхлипывания, и Бетти расстроилась еще больше, решив избегать странного преподавателя всеми силами.

На уроке словесности следующим утром адептки выпускного класса вели себя на редкость рассеянно, и даже господин Батли, как правило, ни на что не обращавший внимания, это заметил.

– Итак, класс! – Он поднялся из-за стола и принялся ходить по кабинету, что делал крайне редко, исключительно в тех случаях, когда желал привлечь к своей низкорослой персоне внимание нерадивых учениц. – Кто готов проспрягать глагол «знать» на всеобщем языке?

Адептки насторожились и уткнулись в тетради, опустив головы и бросая друг на друга умоляющие взгляды. Обычно господин Батли спрашивал только тех учениц, которые сами желали отвечать, поэтому девушки заранее договаривались и готовили задания по очереди. Но вчера они так увлеклись обсуждением личной жизни профессора, что напрочь обо всем забыли, и теперь никто не хотел поднимать руку.

– Нет желающих? – с удивлением и даже растерянностью спросил господин Батли. Адептки молчали.

Пожилой преподаватель, привыкший к определенному однообразному течению своих уроков, занервничал, поспешил к столу и принялся копаться в бумагах, пытаясь подслеповатыми глазами быстро отыскать фамилию той несчастной, которой предстояло отдуваться за всех. Адептки прекрасно знали, если ученица хотела отвечать сама, то глухой на оба уха господин Батли только кивал и делал вид, что понимает, о чем речь, улавливая едва ли половину из сказанного. Но если ему приходилось лично кого-то вызывать, то тут уж он мог довести до нервного срыва даже самую тихую и спокойную из них, беспрестанно уточняя и переспрашивая буквально после каждого слова. Зато остальные могли бездельничать все оставшееся до звона колокола время, поскольку господин Батли мог беседовать с вызванной им адепткой бесконечно долго.

– Беатрис Сонар, – наконец определился преподаватель словесности и довольный тем, что так быстро нашел, кого спросить, снова уселся за свой стол. – Прошу, проспрягайте глагол «знать» на всеобщем языке.

 По классу разнесся слаженный возглас облегчения, но преподаватель этого не услышал и поторопил выбранную адептку:

– Начинайте.

Беатрис так и не успела вчера сделать домашнее задание, но словесность всегда была одним из ее любимых предметов, и спряжение глаголов не вызывало у нее никаких проблем. Загвоздка состояла в том, чтобы донести до господина Батли свой ответ, а это как раз требовало недюжинного терпения и крепких голосовых связок вкупе со стальными нервами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Преподаватель словесности обожал, когда ученицы упражнялись в произношении, и требовал идеального звучания того или иного слова, но из-за проблем со слухом никак не мог понять, правильно говорит адептка или с ошибками. Беатрис решила облегчить задачу и себе, и господину Батли. Она прошла к доске и взяла мел.

– Нет, нет, – замахал руками педагог. – Не нужно ничего писать. Отвечайте устно. Мне важно, чтобы вы хорошо говорили. Вряд ли во время служения дайнами вам хоть раз придется писать на всеобщем. ‒ Он взглядом окинул класс и снова посмотрел на Беатрис. ‒ Но я больше чем уверен, вам обязательно доведется на нем говорить. Ведь ваши господа непременно будут иметь дела с жителями других континентов по долгу службы. И вам придется участвовать в беседах. Вы не должны прослыть недоучками!

– Не беспокойтесь, господин Батли, – ответила Беатрис, стараясь произносить слова медленно, чтобы он мог уловить по губам смысл сказанного, – я буду писать и проговаривать одновременно.

– Что вы говорите? – переспросил он, прищуривая выцветшие светлые глаза. – Повторите еще разок.

Она подавила желание схватиться за голову и сбежать, отложила мел и, взяв с ближайшей парты бумагу и перо, вывела крупными буквами свою идею на всеобщем и протянула господину Батли.

– А! – с воодушевлением воспринял он ее предложение. – Тогда ладно. Приступайте. Слушаю вас.

Беатрис старалась писать как можно разборчивее, а когда говорила, поворачивалась лицом к преподавателю и четко произносила формы заданного глагола. Она справилась довольно быстро, и господин Батли остался удовлетворен ее ответом, а особенно его обрадовала возможность спросить еще одну адептку. На этот раз вопрос оказался легким, Ленокс Фос подняла руку, урок потек в привычном русле, преподаватель словесности расслабился, откинулся на спинку своего кресла и начал клевать носом.

На арифметике господин Жуль выглядел до того удрученным, что выпускницы сидели тихо-тихо, боясь навлечь на себя его внезапный гнев, но он явно был поглощен исключительно внутренними переживаниями и даже не стал проводить устный опрос, дал письменную работу на весь урок, а в конце, быстро проглядев тетради, всем поставил приличные отметки. Адептки так обрадовались внезапному приступу благодушия господина Жуля, что в считаные минуты покинули его кабинет, опасаясь, как бы он ни передумал и не исправил баллы.

После обеда их ждал самый увлекательный предмет из всего школьного курса – мировая история и география. Ученицы любили его больше других по той простой причине, что импозантный и обаятельный господин Джон Лавинас обожал рассказывать и совсем не был склонен слушать, поэтому адептки частенько помалкивали на его занятиях, запоминая пространные речи о диковинных странах и решающих для мировой политики сражениях. Оценки преподаватель ставил как придется, вернее, как всесильный Эльвин на душу положит, но в ведомости, как правило, оказывались баллы не ниже средних. Господин Лавинас считал себя прекрасным педагогом, способным блестяще объяснить любой материал, и в знаниях своих учениц не сомневался.

– Проходите, проходите! – позволил он войти адепткам, огласив кабинет мощным басовитым голосом. – Располагайтесь и начнем. А где же Фулн?

До появления в школе профессора Привиса господин Лавинас по праву считался самым привлекательным мужчиной среди преподавателей. Огромного роста, широкоплечий, полнотелый он питал слабость не только к опере, но и к симпатичным женщинам, а в выпускном классе Фулн слыла первой красавицей. На каждом уроке он усаживал Гренду за парту перед своим столом и, поминутно косясь на нее, принимался вещать без малейшей предварительной подготовки. Складывалось впечатление, что он узнавал тему урока непосредственно во время самого занятия, когда ради соблюдения регламента заглядывал в учебный план.

– Она заболела и сейчас в лазарете, – ответила рыжеволосая Далия Ванг. – Но скоро должна вернуться, ей уже легче.

Господин Лавинас опечалился, выпятил мясистую нижнюю губу, словно избалованный ребенок, обделенный сладким, и скорбно вздохнул.

– Ну что ж тогда ее место займет… – Он тут же перестал горевать и с интересом присмотрелся к адепткам. – Ленокс Фос!

Подружка Гренды просияла и устремилась к первой парте. Господин Лавинас втайне ей очень нравился, и она жутко завидовала Гренде и ее успеху у него.

– Прекрасно! Сегодня вы будете вдохновлять меня на новый увлекательный рассказ о… – тут он тряхнул шикарной шевелюрой густых, черных кудрей, пригладил пышные бакенбарды и, подкрутив усы, принялся искать в бумагах на столе тему занятия. – Вот! Я расскажу вам о материках нашего мира и результатах последней войны!

Адептки поскорее расселись за партами и приготовились слушать, даже не собираясь доставать тетради, чтобы записать за преподавателем. Беатрис заняла свое место рядом с Элизой, но та вдруг поднялась и перешла туда, где до этого сидела Ленокс.

– Эли, ты чего? – шепнула ей Беатрис, но та даже не обернулась.

Острая игла обиды кольнула сердце Беатрис. Стиснув зубы, она уткнулась в свой конспект и приготовилась скрупулезно записывать каждое слово преподавателя. Члены магической комиссии всегда уделяли большое внимание кругозору будущих дайн и обязательно задавали вопросы по истории и географии.

Господин Лавинас встал перед своим столом и как ведущий актер на сцене выбросил правую руку вперед.

– В нашем необъятном, чарующем мире, – заговорил он глубоким, проникновенным басом, будто действительно находился на подмостках известного столичного театра, – раскинулось сразу три огромных материка. Северный, где царит вечный холод, льды и снега покрывают большую часть суши, и местные жители, айсары, носят теплую одежду из звериных шкур почти круглый год. Южный, где невыносимая жара и испепеляющее солнце раскаляют воздух до критических температур, не хватает воды, и юлдаши вынуждены вести ночной образ жизни, чтобы хоть как-то существовать на земле предков. И Центральный, где леса, равнины и горы создают удивительно благоприятные условия для жизни. Мы, елхемы, густо населяем весь этот материк и активно используем те блага, что даровала божественная пара. Я помню один случай, когда корабль, на котором я путешествовал, потерпел крушение возле берегов Южного материка, и аборигены, совершенно дикие люди, захватили членов нашей экспедиции в плен. Я тогда…

Беатрис вздохнула и перестала прислушиваться, листая в учебнике главу о трех материках. Господин Лавинас испытывал просто маниакальную тягу к пустой болтовне, абсолютно не относившейся к теме урока. Он мог часами услаждать слух адепток россказнями о своих головокружительных приключениях в разных точках мира, девушки, открыв рты, его слушали и испуганно ахали на смертельно опасных моментах в повествовании, но Беатрис подозревала, что, на самом деле, преподаватель истории и географии никогда не покидал Нодарскую империю. Уж слишком невероятными были его рассказы. Да и не могло столько событий выпасть на долю одного человека, тем более такого холеного и изнеженного, как господин Лавинас, который устраивал регулярные скандалы в столовой из-за недостаточной, по его мнению, прожарки мяса.

Стараясь готовиться к каждому уроку, Беатрис хорошо знала материал учебника и всегда замечала те преувеличения, которыми господин Лавинас любил приукрашивать сухие, реальные факты. Так, например, на севере вовсе не было настолько холодно. Да условия, конечно, не из лучших, но и там люди спокойно жили и не считали себя чем-то обделенными. На Северном материке добывали редкие драгоценные камни, необходимые для изготовления артефактов, айсары поставляли в империю ценные меха пушных зверей, обитавших только на определенных островах, а еще они умели ловить особые виды рыб и готовить из них вкуснейшие блюда. Правда, с айсарами часто возникали приграничные конфликты, поскольку среди них в чести было пиратство, и императорской армии регулярно приходилось защищать приморские города от грабежей и набегов воинственных, жестоких соседей.

На юге тоже существовали свои особенности, но они не были такими жуткими, как преподносил господин Лавинас. На Южном материке действительно круглый год стояла жара, только юлдаши давно к ней привыкли, научились вести хозяйство, добывать воду из-под земли по средством особых технологий и активно торговали с империей драгоценными металлами, красивейшими коврами, особой жидкостью, применяемой на мануфактурах для запуска сложных агрегатов, а еще среди них жили люди, обладавшие уникальными знаниями по лечению разных болезней. Нынешняя императрица была как раз старшей дочерью падишаха. Наследник престола Нодарской империи еще до коронации женился на ней с целью укрепления союза с правителем богатых южных ханств.

– Теперь поговорим о последней войне, − продолжил свою лекцию господин Лавинас, и Беатрис склонилась над тетрадью. – Ее еще называют «объединяющей войной». Сто лет назад больше двадцати стран занимали Центральный материк. Самыми крупными считались Нодар и Карилан. Нодар занимал срединное положение и не имел выхода к побережью, Карилан же вытянулся вдоль Северного моря. Последний правитель Нодара, Джозеф Вайзал, решил расширить свои владения и получить вожделенный доступ к морю. Войска Нодара начали захват соседних государств и уверенно продвигались в сторону Карилана. Однако ступив на его территорию, столкнулись с ожесточенным сопротивлением. Война затягивалась, ресурсы Нодара истощались, многих лоунок отправили в армию, восполнять силы сражающихся воинов, начался голод, и грянуло восстание беднейших слоев населения.

Господин Лавинас сделал паузу и с полным скорби видом тяжело вздохнул, адептки не спускали с него восторженных взглядов.

– В Карилане тоже было не все гладко, − продолжил он, хмуря кустистые брови. − Король Ролан Серпентас не имел наследника, его единственная дочь по законам страны не могла претендовать на престол, и правитель заподозрил свое ближайшее окружение в заговоре. Нодар и Карилан пришли к соглашению: Каролина Серпентас вышла замуж за принца Мортимера, больше десяти стран Центрального континента объединились в Нодарскую империю, а Джозеф Вайзал стал первым императором вновь образованного государства. Сейчас наша страна считается самым крупной в мире и занимает лидирующие позиции во всех сферах жизни. Многие нам завидуют, особенно наши северные соседи. Айсары так и не смирились с тем, что Нодарская империя захватила главенство на море, хотя исконно именно северяне были лучшими мореходами. Вот я помню одно из ряда вон выходящее происшествие…

Но только преподаватель хотел поделиться новым впечатляющим рассказом, как раздался звон колокола. По классу прокатился слаженный вздох разочарования.

− К сожалению, наше занятие подошло к концу, − с обидой прерванного оратора произнес господин Лавинас, сел за свой стол и принялся быстро проставлять оценки в ведомости. – Все свободны. Фибиан Эфрад, задержитесь, пожалуйста. Буду вам очень признателен, если вы поможете мне убрать плакаты.

Последка Фиби побледнела и осталась сидеть на своем месте, стискивая тонкие пальцы. Элиза пронеслась мимо нее и сидящей позади Эфрад Беатрис и выскочила из кабинета.

− Эли, погоди! – закричала Бетти и бросилась следом.

Но когда она очутилась в коридоре, Элизы там не было. Она словно нырнула в нежданно подвернувшийся портал и бесследно исчезла.

− Что, Сонар, не хочет с тобой больше водиться твоя обожаемая подружка? – с изрядной долей язвительности в голосе спросила Далия Ванг. – Видимо, знает больше нашего. Вот и разобиделась на тебя за шашни с профессором.

− Придержи свой поганый язык, рыжая выдра! – оборвала ее Хельга и встала рядом с Беатрис, уперев крепкие руки в плотные бока. – Иди куда шла и не суйся к нам. А то живо все Жози доложу. Она тебя с радостью за косы оттаскает втихаря, пока начальство не видит. Ей только повод дай.

Далия сверкнула злющими зелеными глазами и, взяв Ленокс под руку, пошла вдоль коридора.

− Ты идешь, Бетти? – повернулась к ней Хельга.

− Нет, − с сожалением отозвалась она. – Я так торопилась за Элизой, что забыла тетрадь на столе. Иди без меня, я догоню.

− Хорошо.

Хельга пошла к лестнице, но потом вдруг вернулась и, положив руку на плечо Беатрис, прошептала ей на ухо:

− Не обижайся на Эли. Она, кажется, всерьез по профессору сохнет. Дай ей время. Думаю, скоро она поостынет и отойдет.

Беатрис молча кивнула, хотя ей очень хотелось разрыдаться и закричать, что она ни в чем не виновата перед подругой. Хельга чмокнула ее в щеку и побежала вниз, а Бетти, понурив голову, поплелась обратно в кабинет истории и географии.

Сквозь приоткрытую дверь доносились приглушенные голоса, Беатрис решила сначала заглянуть внутрь, и убедиться, что никому не помешает, а потом быстро забрать тетрадь и уйти. Она просунула голову в кабинет и увидела господина Лавинаса, склонившегося над сидевшей за партой последкой Фиби. Преподаватель осторожно поглаживал ее по плечу и вкрадчивым голосом уговаривал:

− Ничего в этом такого нет. Придешь в мои апартаменты послезавтра вечером, и я еще раз объясню тебе материал. Что же тут поделаешь, если у тебя самые низкие баллы в классе? Скоро ведь выпускной. Тебе нужно будет пройти комиссию. А как это сделать, если ты так плохо усваиваешь знания?

− Но как же быть с бонной? – пролепетала в ответ Фиби, вся дрожа от страха. – Она ни за что не выпустит меня из дортуара вечером.

− А ты договорись с кем-то из подруг, − тут же предложил господин Лавинас. – Сделаете вид, что вместе пошли в лазарет или еще куда. А потом ты придешь ко мне, а она тебя немного подождет. Мы быстро управимся.

−Л-ладно, − запинаясь, выдавила она, подняв на него взгляд полный доверия и надежды. – Я попробую.

− Смотри, если не придешь, − с угрозой проговорил он, придвигаясь ближе. – Я ведь могу донести патронессе о твоей низкой успеваемости, и тогда тебя сурово накажут. Наши дополнительные занятия в твоих интересах. Я хорошо к тебе отношусь и готов пожертвовать личным временем, чтобы подтянуть по своему предмету.

−Д-да, я понимаю. Н-не надо ничего говорить п-патронессе, − разволновалась Фиби, запинаясь еще больше. – Я непременно приду. Обязательно буду.

− Вот и умница, − расплылся господин Лавинас в довольной предвкушающей улыбке. – Ступай. Увидимся послезавтра.

Беатрис отпрянула от двери и бросилась бежать, но боясь, что Фиби ее заметит, забилась в темный угол возле кабинета арифметики. К счастью, Эфрад прошла мимо и быстро скрылась на лестнице, а Беатрис решила с ней серьезно поговорить, как только представится возможность.

Глава 18

Разговор с Вогардом Жулем оставил неприятный осадок в душе Эдмана, затронув давно запретную для него тему любви. После предательства Кэти он зарекся увлекаться женщинами настолько, чтобы подвергать себя подобного рода мытарствам, его бывшая дайна оставила слишком глубокую рану на сердце.

Утром Эдман получил весточку от Вилмора, но послание не принесло ему никакой существенной информации, более того, оно заставило еще больше ломать голову.

«Лоунов по фамилии Сонар никогда не существовало, – писал он. – Интересующая тебя адептка попала в приют без каких-либо документов, подтверждающих ее личность. Некий медин Нарим привел ее в службу надзора за сиротами и сказал, что нашел на улице. Разбираться в правдивости его слов никто не стал, девочку определили в соответствующее городское заведение, и уже там ей дали фамилию Сонар и оформили надлежащие бумаги. Мне жаль, что я не смог помочь в твоем деле. Но я буду признателен, если ты оповестишь меня, с чем связан твой повышенный интерес именно к этой девушке. Ты решил заключить контракт с новой дайной? Если это так, я буду очень рад за тебя. Максису твоего уровня дара не пристало перебиваться накопителями».

Вилмор никогда не одобрял упорного желания Эдмана всеми силами избегать близкого общения с дайнами. Глава департамента еще десять лет назад заключил контракт с совершенно невзрачной замухрышкой, поселил ее в своем столичном особняке, и до сих пор между ними не было никаких разногласий. Эдману же претила сама мысль о том, что в его дом войдет посторонняя женщина и будет считать себя вправе сидеть с ним за одним столом, а он всегда любил завтракать в одиночестве и уделять все свое внимание еде и чтению утренней прессы за чаем.

Посему он тут же выкинул из головы советы друга и сосредоточился на более насущных делах. Тайна рождения Сонар так и осталась не раскрытой, и дознаться, кем были ее родители невозможно, зато Эдману под силу разобраться в причинах странной реакции на ее ману. Знакомый профессор в ответном письме обещал найти нужную книгу и прислать как можно скорее.

Что касалось расследования, то Эдману удалось хотя бы Вогарда Жуля исключить из списка тех, с кем была связана пропавшая адептка, а за людьми, посещавшими патронессу, теперь установили слежку сыщики департамента, и скоро должны были поступить первые результаты наблюдения.

Начало следующей учебной недели ознаменовалось для Эдмана новым витком повышенного женского внимания к «загадочному мэтру», как его тайком называли между собой адептки и бонны. Его личность обрастала новыми невероятными подробностями. По их мнению, он был столичной знаменитостью, светилом науки и попал в Камелию исключительно из-за несправедливого осуждения своих изысканий правительством. Большей глупости сложно вообразить, но именно эта версия укоренилась в умах местных обитательниц, и теперь они все как одна с сочувствием заглядывали ему в глаза, говорили тихо и с придыханием, а уж если он сам к кому-то обращался, тут же выражали немедленную готовность исполнить любую его просьбу, лишь бы облегчить их кумиру тяжелую долю изгнанника.

 Только Сонар не оказывала ему никаких знаков внимания, Эдману даже показалось, что она его избегает. По крайней мере, именно так он подумал, когда увидел ее в коридоре главного корпуса и хотел поздороваться, а она вдруг с испугом на него покосилась и свернула на лестницу, хотя явно изначально в ту сторону даже не собиралась идти.