Текст книги "Сделка с профессором (СИ)"
Автор книги: Полина Краншевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 46 страниц)
Жесткие губы Вилмора превратились в тонкую линию.
− Она хоть представляет, что там будет? – процедил он. – Как мне надоели все эти великосветские дамы, которым в гостиных не сидится за чаем. Я уже скрываюсь в департаменте и домой только ночевать прихожу. А все из-за того, что такие, как госпожа Хариш, осаждают меня с требованием раздобыть приглашение. Потом сами же первыми рухнут в обморок, и я должен будут с ними возиться.
− Микаэлла меня не волнует, − отозвался Эдман. – Хочешь, приглашай, хочешь – нет. Лучше расскажи, что там с Баренсом, и когда император успел подписать указ о высшей мере.
Иксли потер переносицу, и Эдман обратил внимание на изрядно покрасневшие глаза друга и темные тени под ними.
− Расследование завершено, − наконец заговорил Вилмор. – Оказалось, что Баренс организовал целую шпионскую сеть в стране. Многие аристократы передавали ему важные сведения, а он, в свою очередь, сбывал их другим странам. Но хуже всего то, что он вывозил из империи дайн. Вскрылось, что многие девушки, числившиеся умершими от разных болезней, на самом деле угодили за границу и теперь находятся неизвестно где. Баренс умудрился создать особое зелье, временно погружающее в летаргию. Лекари расценивали состояние дайн, как смерть, и давали разрешение на похороны. В могилы, ясное дело, никого не закапывали, а на кораблях переправляли в пиратские города и там продавали.
Глава департамента замолчал и невидящим взглядом уставился перед собой. Эдман его не торопил и терпеливо ждал продолжения.
− Сейчас гвардия готовит масштабную военную операцию по искоренению пиратского поветрия в Северном океане раз и навсегда, − вновь заговорил Иксли. – Это держится в строжайшей тайне, поскольку теперь сложно доверять кому бы то ни было. Везде идут чистки. Мы арестовали уйму государственных служащих, замешанных в этом деле. Но главнокомандующий надеется истребить выродков и разыскать хотя бы часть пропавших дайн.
У Эдмана в душе поднялось необычайное волнение при упоминании о предстоящей военной операции. Он инстинктивно потер больше не беспокоившее его правое бедро. Теперь не было причин коротать свой век в отставке, и все чаще ему в голову приходила мысль, подать прошение о зачислении в ряды вооруженных сил. Но он боялся, что хромота может вернуться в самый неподходящий момент, и поэтому время от времени пользовался накопителями с маной Беатрис, надеясь в скором времени заключить с ней контракт и уже на законных основаниях получать ее энергию, оказывавшую столь удивительный эффект. О своем намерении держаться подальше от идеальной для него дайны, Эдман совсем позабыл и связывал свое будущее исключительно с Сонар, собираясь долгие годы держать ее возле себя.
− А что за ритуалы они проводили в закрытом клубе? – спросил он. – Зачем они истощали дайн?
– Знаешь, – поделился результатами расследования Вилмор, – этот Атли Баренс оказался невероятно талантливым зельеваром. Он смог создать особый напиток, позволяющий туманить дайнам разум, усиливать их способность накапливать ману и дарить девушкам ощущение эйфории. Напоив этим зельем дайну, максисы могли тянуть из них столько энергии, сколько хотели, и девицы с удовольствием им отдавали все до капли. Процесс передачи маны становился невероятно приятным для обоих, поскольку пили зелье оба, и многие максисы пристрастились к напитку, впав в зависимость, да и дайны тоже. Но Баренс ни с кем не делился секретом зелья и позволял его принимать только в своем клубе. И максисы готовы были на все что угодно, лишь бы снова получить настолько острые ощущения. Баренс тянул из них нужную информацию, а потом продавал ее заинтересованным лицам. Его целью было подчинение ближайшего окружения императора, чтобы с помощью первых максисов государства получать самые ценные сведения напрямую. Хвала богам, до этого не дошло, но он очень близко подобрался к Зигриду. Страшно подумать, до чего могло дойти.
Эдман вспомнил, в каком состоянии находилась Беатрис, когда он забрал ее из закрытого клуба, и внутри у него все застыло от осознания того, что грозило ей в том жутком месте. Он представил хрупкую, одурманенную девушку в руках Баренса, и содрогнулся.
– Удалось выяснить, чье тело подбросили вместо Сонар под стены Камелии? – спросил он.
– Один из максисов признался, что его дайна не выдержала бесконечных истощающих передач маны и умерла от кровоизлияния в мозг. Он испугался, что магическая комиссия начнет выяснять обстоятельства ее смерти, и попросил Баренса о помощи. Тот все устроил, максису никаких взысканий не назначили, а когда проверки закончились, Баренс забрал тело. В доме метрдотеля клуба были специальные помещения, где хранились и бутыли с зельями, и несколько трупов дайн. Баренс вообще мастерски разыгрывал разные спектакли, выуживая из закрытых школ учениц. Хотя нужно отдать ему должное, делал он это не часто и в разных провинциях. Чаще вообще поручал заключить контракт с определенной дайной своим сообщникам. Те выполняли распоряжение, а потом приводили нужную девушку в клуб и там делали все, что велит им Баренс за стакан чудесного зелья.
– Теперь понятно, почему император поторопился вынести приговор, – с угрюмым видом обронил Эдман.
– Правитель был в ярости, когда узнал, что творилось, считай, у нас под носом. Досталось всем, и мне в том числе, – Иксли сжал челюсти и потер шею неосознанным движением. – А потом потребовал, чтобы казнь состоялась как можно скорее.
– Всего за несколько седьмиц до празднования именин, – покачал головой Эдман.
– Тут уж ничего не поделаешь, – развел руками Вилмор. – Император наотрез отказался из-за торжества переносить исполнение приговора.
Вернувшись домой, Эдман заперся в кабинете и долго обдумывал все, что услышал от друга. Его беспокоили вовсе не результаты расследования, а Беатрис и ее патологическая жалость к негодяю.
«Нам предстоит наблюдать за казнью с двадцатиметрового расстояния, – одолевало его беспокойство. – Если Сонар устроит истерику в присутствии императора и его приближенных, ей никогда подобное не простят. Кто-нибудь вполне может обвинить ее в сочувствии преступнику и измене государству. Этого нельзя допустить».
Эдман пытался придумать, как помочь Беатрис пережить настолько болезненное для нее мероприятие, но в итоге пришел к одному-единственному выводу.
«Нужно все ей рассказать, – решил он. – Вряд ли она представляет, что в действительности творил Атли Баренс. Если она узнает всю правду, ей будет легче принять его смерть, как единственно возможный вариант приговора в данном случае».
Кивнув своим мыслям, Эдман направился в сиреневую спальню и попросил дайну его выслушать. Беатрис, не подозревая, о чем пойдет речь, охотно согласилась. Но как только до нее дошел смысл его рассказа, она переменилась в лице и впала в оцепенение. Она сидела в кресле и без единого движения смотрела в одну точку перед собой. Казалось, она даже дышать перестала.
– Беатрис, что с тобой? – встревожился Эдман и осторожно коснулся ее плеча. – Вызвать лекаря?
Она резко обернулась, вскинув на него огромные серые глаза, переполненные неизбывной болью, и надтреснутым чужим голосом выговорила:
– Мне нужно побыть одной.
Беатрис поднялась, прошла в ванную и заперлась там. Эдман прождал ее больше получаса, а потом почувствовал такой выброс магической энергии, что чудом устоял на ногах. Он ринулся к двери в бесплодной попытке оказаться рядом с дайной, но только хотел ворваться внутрь, как осознал, что она таким странным способом, скорее всего, пытается справиться с тем горем, которое он безжалостно обрушил на нее. Эдман отступил, пересилив изматывающую тягу, и бросился прочь из дома, лишь бы очутиться как можно дальше от источника влекущей живительной энергии.
***
Бетти остро переживала вскрывшуюся истину и корила себя за то, что так долго в глубине души верила Атли и оправдывала его, несмотря ни на что. Разум твердил о его злодеяниях, напоминал слова Пруденс, показывал жуткие сцены, увиденные в клубе, но трепетное, юное сердечко возражало и уверяло, что не может настолько нежный и внимательный человек быть законченным мерзавцем. Беатрис казалось, что Атли просто запутался, погрузился в науку, увлекся и решил, что его высшая цель искупает любые средства. Она надеялась, что он еще может исправиться.
Но узнав о том, как он инсценировал ее смерть в ночь побега, внутри у нее все рухнуло. Она подумала о своих любимых подругах и мединне Стуорд. Сложно представить, каково им было узнать о ее мнимой гибели.
«Значит, он заранее все спланировал, – думала она. – Знал, что я симпатизирую ему и соглашусь бежать. Даже труп наготове держал. Всевидящая Идана, как такое возможно? Есть ли в нем хоть что-то человеческое?»
Ее мучили воспоминания о том времени, что они провели вместе, о том, каким заботливым и предупредительным он был, как бережно с ней обращался. Бетти гнала эти образы прочь, каждый день рыдала и пыталась вырвать из себя все то, что связывало ее с Атли. Ей внезапно стало все равно, как максис Джентес относится к ее занятиям колдовством. Только используя свою силу, она успокаивалась, и боль временно отступала. Беатрис с остервенением вливала ману в руны, и ее уже мало волновало, какого эффекта она хочет достичь, составляя ту или иную комбинацию. Древняя магия оказалась единственным доступным ей способом справиться с раздавившей ее действительностью.
Видя, что стало с Беатрис после их разговора, Эдман пришел в замешательство. Из дайны будто исчез тот внутренний свет, что озарял ее и дарил тепло всем вокруг. Бледное лицо, бескровные губы, отсутствующий взгляд – все выдавало тяжелейшие душевные переживания, изводившие Беатрис. Эдман чувствовал себя жестоким убийцей, уничтожившим хрупкое живое создание, любившее мир и верившее людям. Он не находил себе места и не знал, чем помочь. Без конца ощущая ее ману, пропитавшую весь дом, Эдман сходил с ума и чудом сдерживался. Внутри у него все пылало огнем и рвалось к дайне, но он превозмогал себя и сбегал из дома. В академии начались промежуточные испытания у адептов, и он под этим благовидным предлогом перебрался в свои преподавательские апартаменты, только бы скрыться от той, что заняла все его мысли.
«Она справится, – твердил он в моменты, когда ему особенно сильно хотелось на все наплевать, прижать к себе Беатрис и дарить ей свою нежность до тех пор, пока она не оттает и не забудет все, что ее так мучило. – Ей просто нужно время».
Эдман понимал, что если сунется к ней с утешениями, то сделает только хуже, и он держался в стороне, стараясь избегать встреч с дайной.
Накануне казни он вернулся в особняк с четким намерением остаться ночевать и больше не отходить от Беатрис, пока все не закончится. Дайна сидела в гостиной и наносила вышивку на светло-дымчатое шелковое платье.
В приглашении было указано, что дамам надлежит явиться в дневном туалете, избегая любого намека на траур. Бетти выбрала одно из тех платьев, что сшили для нее рекомендованные Селестой портнихи, отпорола все вычурные украшения более уместные для вечерних мероприятий, закрыла декольте плотной сетчатой тканью и отыскала шляпку с густой вуалью в тон. Но этого ей показалось мало, и она решила дополнить наряд комбинацией рун, снимающих эмоциональное возбуждение и действующих успокаивающе. Подводить максиса Джентеса своим поведением она не собиралась и готовилась проявить выдержку.
– Добрый вечер, Беатрис, – привлек он ее внимание, подойдя ближе и заняв кресло напротив. – Как ты?
Она подняла на него печальные глаза и растянула губы в бесцветной улыбке, придавшей ее лику мученическое выражение.
– Добрый вечер, – тихим голосом ответила она, точно боялась потревожить чей-то сон. – Все в порядке.
– Я попросил доктора Хрюста прислать для тебя особые зелья, исцеляющие нервные расстройства. Ты получила их?
– Да, доктор был весьма любезен и лично навестил меня. Я выполняю все его рекомендации, и мне гораздо легче. Спасибо за заботу.
Эдман разглядывал ее и не мог поверить, что совсем недавно она с восторгом благодарила его за приглашение на показательные выступления адептов, а теперь едва смотрит в его сторону. Однако сегодня она выглядела не в пример лучше, чем в последний раз, когда он заходил в особняк за документами и столкнулся с ней на лестнице. Внутренние терзания придали ее тонким чертам лица еще более одухотворенный вид, поселившаяся в глазах тоска пробуждала желание утешить и защитить, изящные руки, бесцельно перебиравшие складки платья, хотелось успокоить и поцеловать. Эдман не находил слов, чтобы выразить свое беспокойство за нее, поэтому молча сверлил дайну пристальным взглядом, улавливая малейшее изменение ее мимики.
Беатрис первой не выдержала тягостной паузы.
– Эдман, – обратилась она к нему, – я бы хотела попросить тебя завтра не оставлять меня одну. Я понимаю, что там будут важные люди, с которыми, возможно, тебе потребуется переговорить. Но мне будет сложно справиться с собой, если кто-то захочет расспросить меня о… – Она запнулась и умолкла, но потом все же договорила: – О преступнике.
– Я не покину тебя ни на минуту. Даю слово.
Бетти впервые за последнее время улыбнулась ему с теплотой, и у Эдмана защемило в груди, до того она выглядела в этот момент трогательной и ранимой. Провожая ее наверх, он старался держаться как можно ближе и, желая спокойной ночи, взял ее ладонь и поцеловал. Беатрис сжала его пальцы и пробормотала:
– Я постараюсь не подвести тебя.
Он хотел возразить, объяснить, что не требует от нее никаких героических усилий, что будет рядом и примет меры, если понадобится, но нужные слова снова куда-то испарились, и Эдман лишь кивнул, а Бетти развернулась и скрылась в своей комнате.
«Я сам на себя непохож, – мелькнула у него досадная мысль. – Скорее бы все закончилось».
Глава 6
Площадь первого императора в самом центре Глимсбера была перекрыта со вчерашнего дня – жандармы установили кованный решетчатый забор вокруг широкого помоста. Толстые, свежеструганные доски источали еле уловимый запах дерева и бросались в глаза светлым пятном среди серых красок понурого, зимнего, городского пейзажа. Низкое, сизое небо нависло над столицей точно угрюмый надзиратель над пленными.
Справа от эшафота возвышалось трехэтажное прямоугольной формы здание Верховного совета, длинный открытый балкон с балюстрадой тянулся вдоль фасада и выступал над площадью. Именно с него правителю и его приближенным предстояло наблюдать за редкостным зрелищем, и по такому случаю маги защитили это место прозрачным пологом, сохранявшим тепло. Напротив – располагалась ратуша, увенчанная ротондой с длинным флагштоком, где гордо развевалось сине-белое знамя Нодарской империи, нещадно колеблемое порывами ледяного ветра.
За помостом стоял памятник Джозефу Вайзалу Завоевателю, запечатлевший первого императора в лучшие годы его славного правления. В парадном мундире командующего гвардией, в полный рост, с мечом наизготовку он грозно взирал вдаль, будто высматривая, чтобы еще прибрать к рукам для укрепления и расширения своих владений. Позади него уходили вверх многочисленные ступеньки белокаменного Собора божественной пары, где каждый седьмик знатные горожане собирались на службу, и епископ лично просил для них милости у всесильного Эльвина и всевидящей Иданы.
Толпа зевак, мечтающих насладиться созерцанием чужих страданий, начала собираться с раннего утра. Каждый хотел занять местечко поближе к заграждению, чтобы уж точно ничего не пропустить. Когда еще в столице пройдет казнь? Шанс увидеть все своими глазами, может, больше никогда и не представится. Ближе к одиннадцати часам все свободное пространство площади и прилегавших к ней улиц и переулков было до отказа забито кишащими как черви в банке людьми всех возрастов.
Для аристократов установили специальные трибуны перед ратушей, оттуда хорошо просматривался эшафот, хоть и не столь близко, как с балкона напротив. Разряженные дамы соперничали друг с другом дороговизной мехов, блеском драгоценностей и изысканностью шляпок. Их спутники напускали на себя суровый вид и обсуждали вопиющие подробности преступных деяний осужденного. Над площадью витало возбужденное звенящее напряжение, сотканное из жадных взглядов докучливой толпы, взбудораженных возгласов торговцев пирожками, призывавших закусить перед действом, и неистового людского стремления приобщиться к публичному поруганию и уничтожению живого человека.
Эдман и Беатрис прибыли на портальную площадку здания Верховного совета и предъявили караульным приглашения. Ответственный за встречу гостей жандарм проводил их внутрь, лакей в ливрее с золочеными пуговицами принял верхнюю одежду и указал, как пройти на второй этаж.
Они вошли в просторный зал, где собирались те, кому посчастливилось удостоиться особого благоволения правителя. Господа и дамы охотно подходили и приветствовали максиса Джентеса, он представлял им Беатрис, и все с любопытством ее разглядывали, словно диковинную зверушку, привезенную специально на потеху публике. Госпожа Хариш тоже была здесь, но она сопровождала пожилого дородного мужчину и лишь издали кивнула Эдману.
Когда в зале появился император со своим кузеном и пятью телохранителями, все разговоры разом стихли, и придворные приветствовали правители поклонами и реверансами. Беатрис бессчетное количество раз видела портреты монарха, но воочию он выглядел несколько иначе. Волевой подбородок, резко очерченные скулы, русые, зачесанные назад волосы, золотая корона с голубым бриллиантом на челе – все ей было уже знакомо. Однако ни один художник не сумел передать ту странную тоску, сквозившую в усталом взгляде серых глаз, что так контрастировала с забавными мелкими веснушками на носу и щеках. Вряд ли кому-то пришло бы в голову назвать императора красивым, особенно если сравнивать с ослепительной внешностью кузена, но в нем сразу и безоговорочно чувствовалась сила характера и твердость духа человека, способного преодолеть любые трудности и выйти победителем даже при самом скверном раскладе.
Он поприветствовал всех сдержанным кивком и сухим тоном сказал:
– Доброго дня, господа, дамы. Сегодня важный день для всех нас, и я рад, что рядом со мной самые надежные и верные люди.
Все снова склонились. Монарх обвел присутствующих пристальным взглядом и остановился на Эдмане и Беатрис.
– Максис Джентес, – произнес император, – я желаю говорить с вами и вашей спутницей.
Он развернулся и отошел в дальний конец зала, где стояло специально приготовленное для него кресло, телохранители не отставали от него ни на шаг. Бетти проследовала вместе с Эдманом в ту же сторону. Герцог остался с придворными и завязал ничего незначащую беседу, время от времени посматривая на Бетти, спиной ощущавшую его прожигавший взгляд.
Зигрид опустился в кресло и в упор посмотрел на Эдмана.
– Максис Джентес, – сказал он, – вы не раз доказывали свою верность Нодарской империи, рискуя жизнью. Я ценю тех, кто предан короне. За вашу доблесть я дарую вам орден кавалера мужества и наследные земли на побережье Северного океана.
Эдман опустился на одно колено и склонил голову, принимая награду от своего сюзерена.
– Служу отечеству до последнего вздоха, – с чувством глубокой признательности произнес он девиз воинов императорской гвардии, не веря, что его дети и внуки будут владеть той территорией, за которую он долгие годы сражался с пиратами, отражая разорительные набеги.
Взгляд монарха потеплел, и он позволил Эдману подняться.
– Дайна Сонар, – обратился он к Бетти, – я наслышан о вас и вашем вкладе в поимку опасного государственного преступника. Но я до сегодняшнего дня был лишен удовольствия видеть вас. Поднимите вуаль.
Беатрис послушно убрала дрожащими пальцами с лица покров. Их взгляды на мгновение встретились, и она уловила за непроницаемым спокойствием императора вспышку изумления, впрочем, мгновенно сменившегося напускным безразличием.
– Вы проявили себя смелой и решительной верноподданной, – сказал император. – Я дарую вам пурпурную ленту за отвагу и самопожертвование, а также возможность обратиться ко мне с любой просьбой. Обещаю, что исполню все, чего бы вы ни попросили в пределах моих возможностей.
У Бетти от волнения перехватило дыхание, и она, сделав реверанс, чудом выговорила:
– Благодарю, ваше величество.
– Я жду вас обоих на праздновании моих именин во дворце, – продолжал император. – Награды я вручу вам на балу.
Он замолчал, Эдман и Беатрис вновь поклонились и, повинуясь короткому взмаху руки монарха, вернулись к остальным приглашенным. Зигрид поднялся и в окружении охранников направился в сторону распашных стеклянных дверей.
За несколько минут до назначенного часа на балконе здания Верховного совета появился император Зигрид Вайзал в сопровождении герцога Альмонда Серпентаса и максиса Вилмора Иксли. Правитель встал в центре, прямо над помостом, по бокам от него замерли его верные соратники. За ними полукругом застыли телохранители, готовые в любой момент отразить нападение недоброжелателей. На почтительном расстоянии от монарха вдоль балюстрады выстроились первые лица государства: советники, главы департаментов, губернаторы провинций, мэры самых крупных городов. Некоторых из них сопровождали дамы, только в отличие от максисс на трибуне они вели себя гораздо скромнее, не кичились нарядами и преимущественно помалкивали, понимая, что очутились здесь только благодаря милости господина Искли, под чьим зорким взглядом лучше было вести себя как можно незаметнее.
Император приветствовал толпу высоко поднятой рукой, сжатой в кулак. Радостные возгласы прокатились по площади и утихли далеко за ее пределами. На помост поднялся глашатай, маги усилили его голос заклятием, и он начал зачитывать длинный список предъявленных Атли Баренсу обвинений так, что даже те, кто не смог пробиться к площади, ясно слышать все от первого до последнего слова. Кругом воцарилась невообразимая тишина, и тысячи алчущих взглядом скрестились в центре эшафота.
Беатрис стояла, держась за локоть Эдмана, немного поодаль от балюстрады, и каждая новая строчка в нескончаемом перечне преступлений отзывалась жгучей болью в ее груди. Глашатай смолк, и на его место поднялся палач, одетый в черный балахон и скрывавшую лицо маску. Он держал в руках шкатулку, за его спиной встали двое помощников в таких же темных хламидах, их головы покрывали глубокие капюшоны.
За помостом вспыхнул отсвет портала, и появились жандармы, ведущие под руки Атли Баренса. Беатрис подалась вперед и всмотрелась в хорошо знакомые черты. Он был одет в светло-зеленые одежды заключенного и грубо пошитое серое пальто. Его светлые волосы свободно ниспадали на плечи, и налетавший ветер так и норовил растрепать их. Строгое будто высеченное из камня лицо осунулось, и в ярко-голубых глазах поселилась несвойственная этому волевому мужчине покорность своей участи.
Атли взошел на эшафот, жандармы сняли с него пальто и подвели к центру. Помощники палача встали возле него, надавили на плечи, и он опустился на колени. Палач приблизился к осужденному, убрал с его шеи артефакт, блокировавший потоки манны, и открыл шкатулку. Он извлек металлический обруч с прозрачными кристаллами и водрузил на голову осужденного.
– У тебя есть право сказать последнее слово, – произнес палач, и звуки его низкого голоса разлетелись над застывшей толпой.
Палач отошел в сторону, давая каждому возможность увидеть преступника в его последние мгновения. Атли, не вставая с колен, сотворил перед собой замысловатый знак, очертив звезду в круге, простер руки к небесам и истово зашептал. Беатрис не могла оторвать от него взгляда, вспомнив, что про подобные ритуалы читала в учебнике географии. В Айсарийском шараате почитали не божественную пару, а великого бога света, чьим символом могущества служила пятиконечная звезда в диске солнца, и Атли обращался к нему перед неминуемой гибелью, взывая к его милости и испрашивая для себя перерождения. Слезы покатились по щекам Бетти, но она не заметила их, поражаясь тому, с какой набожностью молился Атли, всегда казавшийся ей чуть ли ни отступником и святотатцем.
Наконец он низко поклонился, коснувшись лбом помоста, выпрямил спину и застыл, с отстраненным видом глядя перед собой. Палач истолковал его позу, как готовность принять смерть, подошел, поправил на его голове обруч и кивнул помощникам. Те приковали цепями руки Атли к крюкам, торчащим из досок, и вместе с палачом отошли к самому краю эшафота.
Правая рука императора взмыла вверх и резко опустилась, дав отмашку. Палач вдавил красный кристалл на крышке шкатулки и спустился по лестнице вместе с помощниками на землю. Несколько секунд ничего не происходило, звенящая тишина резала слух, и, казалось, люди разучились дышать. Но тут по телу Атли побежали серебряные искры, он мелко задрожал, сжал челюсти и что есть мочи натянул руками цепи. Его охватило яркое свечение, он выгнулся дугой, запрокинул голову, и душераздирающий вопль огласил округу. Сияние рвалось из него наружу, и внезапно раздался резкий оглушительный хлопок, точно лопнул под слишком сильным напором нагнетенного внутрь воздуха огромный мяч. И мельчайшие частички плоти, смешиваясь с капельками крови, разлетелись во все стороны. Багряная изморось окропила помост, забрызгала тех, кто приводил приговор в исполнение, достигла ограждения и попала на закаменевшие лица людей. Толпа в ужасе охнула и отхлынула назад, давя тех, кто напирал на них сзади. Началась толчея, истошные вопли впавших в истерику женщин уничтожили царившее доселе молчание, кто-то лишился чувств, и его принялись топтать спешащие прочь свидетели казни.
– Да будет так с каждым, кто посмеет нарушить закон и пойти против устоев Нодарской империи! – возвестил громоподобный голос императора, пробирая до костей всех присутствующих.
Народ охватило массовое безумие, люди, поглощенные священным страхом и паникой, рванули с площади. Они ничего и никого не видели перед собой, слепое стремление поскорее оказаться как можно дальше от жуткого места полностью захватило их и понесло по улицам Глимсбера. Те, кто стояли дальше остальных, не могли понять, что происходит, но поддавшись всеобщему помешательству, тоже бежали со всех ног, голося на все лады.
Император развернулся и покинул балкон в окружении охранников. Максисы успокаивали своих спутниц и старались сохранить хрупкие остатки самообладания, чтобы не потерять лицо перед другими аристократами. Беатрис мертвой хваткой вцепилась в локоть Эдмана и не могла пошевелиться. Перед ее глазами застыла картина дикой агонии разрываемого на части человека, и она никак не могла вырваться из жуткого видения, полностью подчинившего ее себе.
Эдман с трудом разжал ледяные пальцы дайны, обнял ее за плечи и прошептал успокаивающее заклинание. И Бетти смогла отмереть и посмотреть ему в глаза. В ее потрясенном до глубины души взгляде царил такой первозданный ужас, что Эдман испугался за ее рассудок. Он прижал Беатрис теснее и повел к выходу. Лакей набросил им на плечи верхнюю одежду и распахнул дверь, ведущую на портальную площадку. Дождавшись своей очереди, Эдман активировал амулет переноса и, подхватив обессилившую Беатрис на руки, переместился в парк перед своим домом.
В прихожей их встретил дворецкий, но видя, в каком они состоянии, ничего не сказал, а лишь забрал пальто и шубку. Эдман отнес Бетти в спальню, уложил на постель и уже хотел позвать мединну Вафию, как дайна схватила его за руку и взмолилась:
– Не уходи! Прошу!
Он посмотрел в ее огромные испуганные глаза и, кивнув, опустился на кровать возле нее. Эдман осторожно обнял Беатрис, и она уткнулась ему в грудь, заливаясь слезами и бессвязно бормоча. Чувство невыразимого сочувствия охватило Эдмана, он усадил ее к себе на колени, крепко прижал и принялся покачивать, словно маленького ребенка, не желавшего никак утихомириться. Бетти обвила его шею руками и, всхлипывая, положила голову ему на плечо. Так они и сидели, пока она окончательно не затихла, забывшись навеянным заклятием сном. Эдман держал ее в руках с невероятной нежностью, целовал в макушку, едва касаясь губами, и готов был ждать, сколько потребуется до ее пробуждения, лишь бы иметь возможность ощущать ее рядом как можно дольше.
В столице началась метель. Суетливые снежные мушки метались из стороны в сторону, гонимые ветром, и укрывали белым погребальным покровом землю. Площадь первого императора опустела, ограждение исчезло, люди боялись подходить к еще не разобранному помосту и сторонились такого бойкого в обычные дни места. Снегопад усилился, и вскоре уже невозможно было разглядеть ни одной застывшей на морозе капли крови. Казнь состоялась.
Глава 7
После увиденного на площади первого императора Беатрис завладел неизбывный, беспрестанный страх. Она не могла провести в одиночестве ни минуты, тут же впадая в истерику и начиная задыхаться. Доктор Хрюст осмотрел ее и прописал необходимые зелья, но они хоть и приглушали одолевавшие Бетти чувства, однако не могли освободить от них полностью.
Эдман установил в доме дежурства. Пока он находился в академии, мединна Вафия и Гретхен попеременно составляли Беатрис компанию. Нанимать нового человека не стали, Бетти умоляла не впускать в ее комнату никого постороннего. Как только Эдман возвращался со службы, он не отходил от дайны до глубокой ночи. Но Беатрис постоянно снились кошмары, и она без конца звала на помощь, с криками просыпаясь.
Покои Эдмана и комната Беатрис располагались рядом. Много лет назад их занимали родители Эдмана, и между двумя спальнями был проход. Но после их смерти, комнаты разделили, и сиреневую спальню стали использовать для размещения близких друзей или родственников, если таковые гостили в доме, хотя подобное случалось крайне редко. Эдман большую часть времени проводил в гарнизонах и разъездах, и дом пустовал.
Но теперь все изменилось, и Эдман вспомнил о проходе. Он распорядился убрать каменную кладку и установить дверь. Это позволило всем вздохнуть спокойно. Ночные бдения он взял на себя, оставляя дверь открытой и чутко прислушиваясь к тому, что творилось с Беатрис. Заслышав ее мучительные стоны, он тут же поднимался, переходил к ней в спальню и аккуратно поглаживал по голове, успокаивая, и она вновь засыпала.
Осознав, что проблему так просто не решить, Эдман перебрал все известные ему случаи подобной реакции на пережитое потрясение, коих он немало повидал, будучи командиром полка, и пришел к выводу, что Беатрис необходимы физические тренировки. Она совсем ослабела, не выходя из комнаты, и вздрагивала от малейшего шороха, пребывая в постоянном нервном перевозбуждении. Правда, он опасался, что дайна негативно воспримет его идею и ответит отказом, все же женщины никогда не прибегали к подобного рода занятиям.
