Текст книги "Сделка с профессором (СИ)"
Автор книги: Полина Краншевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 46 страниц)
Глава 17
Оседлав Снежинку, Беатрис выехала за ворота, и никто ей слова не сказал против.
«И какой смысл был запрещать мне кататься верхом? – с недоумением размышляла она, поправляя висевший на цепочке медальон с портретом так, чтобы он не мешал при быстрой езде. – Атли вернулся, и теперь никому нет дела, что я одна еду в пустошь. Все же Пруденс очень странная. Или она не хотела, чтобы хозяин на нее прогневался?»
Перелесок остался позади, и перед Бетти открылась запорошенная пушистым снегом равнина с изредка торчащими из сугробов засохшими стебельками. То и дело налетавший ветер гнал по необъятному белесому простору поземку и насвистывал в ушах заунывные мотивы. Солнце скрылось за нависшими над землей облаками, небо посерело, и вдалеке Беатрис заметила собирающиеся свинцовые тучи, сплошной стеной надвигавшиеся на усадьбу.
«Будет буря», – мелькнула в голове мысль.
Но Бетти будто назло грозящей непогоде, а вернее было бы сказать самой себе и Атли, подстегнула кобылу и понеслась рысью к уходившей вбок дороге.
Снежинка, почуяв, что наездница не против отправиться туда, куда ей давно хотелось, поспешила свернуть направо. И скоро за холмом выросла старая, полуразрушенная часовня.
Каменные стены почернели от времени и местами осыпались, оконные и дверные проемы сиротливо зияли, обнажая темное нутро пристанища богов на земле. Долгие годы принесли разрушение и остроконечной крыше, то тут, то там виднелись участки, не покрытые черепицей. Шпиль, установленный последователями культа божественной пары на самой вершине, накренился и грозил вот-вот рухнуть вниз.
Место показалось Беатрис мрачным и пустынным. Где-то невдалеке слышался рев беснующегося океана. Она поежилась от крепчающего мороза и пошла ко входу.
«И чем тут могли заниматься Пруденс и Кло? – гадала Бетти, взбираясь по ступенькам. – Не может быть, чтобы в таких условиях хотелось молиться и о чем-то просить Богов».
Внутри часовня выглядела еще более удручающе. Посреди небольшого зала проломился пол, и из образовавшейся расщелины торчали голые кривые ветки проросшего дерева. Сквозняк завывал, блуждая меж колон и неприкрытых оконных проемов. Наметенный снег образовал сугробы, скрывшие глубокие трещины в полу. У дальней стены валялись в беспорядке каменные глыбы. И только человек с особенно богатой фантазией смог бы угадать в них обломки статуй Эльвина и Иданы да их алтарь.
Увидев эти жалкие останки былого величия, Беатрис содрогнулась от мысли, что часовню разрушило вовсе не время, а какой-то ярый богохульник, невзлюбивший божественную пару. Она увидела у левой стены скрытую за перилами лестницу и направилась к ней, намереваясь поскорее закончить с осмотром и вернуться в усадьбу.
Узкие ступеньки уцелели лишь частично, на некоторых отрезках раскрошившись до основания, но Бетти с упорством, заслуживающим более достойного приложения, поднималась все выше и выше, решив узнать, что там скрывается под самой кровлей. Подъем внезапно закончился, и Беатрис очутилась на квадратной площадке, когда-то служившей местом, где фонарщик зажигал сигнальный огонь, возвещавший мимо проплывавшим морякам о близости берега и острых подводных скал.
Одинокая оборванная цепь до сих пор свисала с толстой потолочной балки, а вот самого фонаря давно не было и в помине. Проржавевшие кольца надсадно скрипели, тревожимые порывами усилившегося ветра. Бетти ухватилась за торчавший из стены крюк, перегнулась через упиравшийся в живот подоконник и посмотрела вниз. Высота была приличной, у нее даже голова слегка закружилась, и Беатрис поскорее выпрямилась.
«Если отсюда свалиться, то вполне можно свернуть себе шею. И никто не спасет, даже крика не услышит», – пронеслась боязливая мысль.
Бетти перешла к соседнему проему и посмотрела на запад. Часовня стояла немного поодаль от обрыва, и с высоты хорошо был виден бушующий под почерневшим небом океан.
«Нужно возвращаться, – с тревогой подумала Беатрис. – Если попадем в метель, не ровен час заплутать».
Она развернулась, намереваясь спуститься, но наткнулась на темный силуэт за своей спиной и вскрикнула от испуга.
– Нравится вам здесь, госпожа? – спросила Пруденс, выплюнув последнее слово точно застрявшую в зубах рыбью кость.
Черный плащ с глубоким капюшоном скрывал ее лицо почти до линии рта.
– Не очень, – выдавила Бетти, разглядывая жесткую усмешку на бескровных губах и мертвенно-бледные обвисшие щеки. – Вы меня напугали. Что вы здесь делаете?
– Хозяин беспокоится, – отозвалась служанка, медленно надвигаясь на Беатрис и сжимая покрасневшие от холода руки в кулаки. – Умирает от тревоги за свое сокровище. Места себе не находит. Вдруг буря застигнет маленькую Бетти в дороге, и она не найдет ворота? Только вот беда – сам он слишком занят в своей проклятой лаборатории и не может оторваться от важных дел. Вот и отправил верную служанку на поиски. Так и знала, что ты притащишься сюда. Что? Любопытство покоя не дает?
Она запрокинула голову и захохотала, капюшон слетел, обнажив растрепавшиеся волосы и перекошенное злобой морщинистое лицо. Беатрис похолодела и уставилась на нее перепуганным взглядом, поражаясь столь разительной перемене.
– Что с вами? – пролепетала Бетти, окончательно растерявшись.
– Со мной? – переспросила та, сверкая безумными черными глазами. – Знаешь, что мной? Нет, ты даже не догадываешься, малолетняя смазливая бестолочь. Меня терзает невыносимая мука. Я умираю от жажды и не могу напиться, потому что чистая ключевая вода не в силах мне помочь. Только живительный нектар может унять ее и принести облегчение. Но им владеет мой господин и не спешит поделиться.
Беатрис в изумлении вытаращилась на нее, не понимая, откуда служанка может знать о нектаре из ее сна.
– Ты ведь тоже уже вкусила его, – понимающая ухмылка скользнула по ее губам, и Бетти вспыхнула от осознания того, что о ее тайне знает кто-то третий. – Конечно, вкусила. А как же иначе? Атли ведь никогда не устраивает свои игры без него.
– Игры? – вымолвила Беатрис помертвевшими губами.
– Да, – с уверенностью кивнула служанка. – Он обожает опаивать своих девочек этим изыскано–вкусным зельем, а потом творит с ними такое о чем и подумать стыдно, не то что сказать. Ты ведь тоже ублажала его. Делала все, что скажет. Умоляла о продолжении, лишь бы чувствовать его рядом. Это все из-за нектара. Да и комната дайн оплетена такой сетью заклятий, что стоит активировать одно, другое, третье, как спящая глупышка уже готова на что угодно, а главное уверена, что все это сон.
– Комната дайн? – снова как заведенная повторила слова Пруденс Бетти.
– А ты думала, что одна у него? – залилась хриплым смехом служанка. – И не мечтай. До тебя была целая куча и после тебя еще будут. Посмотри туда.
Пруденс подошла к оконному проему и указала на площадку за часовней. Беатрис скосила в ту сторону глаза, но побоялась подходить ближе.
– Видишь, там сугробы лежат неровно, – продолжала служанка. – Точно крошечные холмики возвышаются над промерзшей землей. Это Кло натаскала камней с берега и сложила по одному погребальному кургану для каждой дайны господина Баренса.
У Беатрис волосы на голове зашевелились под шляпкой от ужаса.
– Только никаких тел умерших девушек там нет, – не унималась Пруденс, выдавая все новые и новые леденящие душу подробности. – Мэт их сбрасывает в океан, чтобы и следа не осталось. А знаешь, кто такая Кло?
Бетти помотала головой, не в силах вымолвить ни слова.
– Ее сестра стала первой у Атли. Девочки были погодками, только Кэти родилась с огромным резервуаром маны, а Кло всегда была чудаковатой. Кэти с годами стала сильной дайной, а Кло грозила голодная смерть после мора в их деревне. Хозяин Кэти отказался взять на службу ее сестру, и Атли уговорил дайну уехать с ним на этот остров, пообещав взять Кло на полное содержание до конца ее дней, принеся клятву на крови. Наивная девчонка согласилась и очень быстро погибла. Ее новый господин вытянул из нее всю ману, а пустая иссушенная оболочка прожила недолго. А Кло так и торчит здесь, прислуживая, только постепенно разум ее почти оставил, а тело превратилось в развалину. Ей бы давно помереть, но я пою ее укрепляющим средством, чтобы она и дальше терзала своим присутствием совесть Атли. Если она, конечно, у него есть.
Горячие слезы текли по щекам, сердце разрывалось на части, но Беатрис продолжала молча стоять и слушать поражавшие своей жестокостью вещи.
– Когда Кэти скончалась, Кло сложила здесь первый курган, – ушла в тягостные воспоминания Пруденс. – Их потом еще было много. А знаешь, кто я такая? Тоже дайна. Только я сюда попала не так давно. Я тебе соврала. Я здесь всего пять лет. И мне вовсе не пятьдесят. Двадцать пять! – заорала она, в ярости потрясая кулаками. – Мне двадцать пять! Дура ты безмозглая! Можешь в это поверить?
Холод и отчаяние сковали Беатрис, и она будто впала в сон и не могла очнуться от кошмара. С неба повалил мелкий снег, и ветер бросал его сквозь оконные проемы в лицо.
– Я сама пришла к нему, – продолжала свою исповедь Пруденс. – Увидела в доме своего господина и влюбилась. Всевидящая Идана, до чего же он хорош! Его невозможно не любить. И я любила неистово, страстно, до полного самоотречения. А он воспринимал все как должное. Вечно этот холодный безразличный взгляд. Даже когда содрогался на пике блаженства, лежа со мной в кровати, и то не удостаивал лишнего ласкового слова.
Она зарыдала и, всхлипывая, продолжала говорить:
– И я старалась, старалась изо всех сил заслужить его любовь, смягчить обозленное сердце. Но все было тщетно, он иссушил меня, как и остальных. Я состарилась раньше времени, превратилась в уродину. Только ему уже удалось создать чудодейственный бальзам. Этот его обожаемый нектар. Если зелье вкушать регулярно, то можно жить долго даже без маны. Но просто так он не собирался мне его давать и предложил стать служанкой в его доме. Я не хотела умирать и согласилась. Но если бы знала, что меня ждет, лучше бы сдохла еще тогда.
Пруденс замолчала и привалилась к стене, прижимая правую руку к груди и морщась как от острой боли.
– Зачем вы мне все это говорите? – не выдержала Бетти.
– Он заставлял меня служить каждой новой девке, которую тащил в дом, – будто и не слыша вопроса, рассказывала она. – Я их всех ненавидела и старалась извести. Делала их жизнь невыносимой. Подсыпала в еду гору соли или перца. Запрещала выходить из дома, вынуждая Мэта, Гарда и Кло выполнять мои распоряжения. Подливала всякие отравляющие зелья под видом целебных. И многие не выдерживали. Последняя дайна сбросилась с вот этой самой башни, когда узнала правду о своем обожаемом покровителе.
И служанка испытующе посмотрела Беатрис в глаза.
– И только с тобой Атли носился, как с величайшей драгоценностью, – со злостью прорычала она, будто старая волчица, ищущая своей последней битвы. – Он словно помешался на тебе. Бетти то, Бетти се, – передразнила она, кривя губы. – Сказал, что удавит меня, если в его отсутствие с тобой случится несчастье. И мне пришлось смириться, не предпринимая особенно активных действий. Но сейчас моему терпению пришел конец. Атли обещал отдать мне целую бутыль нектара, когда вернется. А сегодня заявил, что бальзама нет. Весь извел, и мне нужно снова ждать. Извел! На тебя, мразь!
Она подлетела к Бетти и вцепилась в ее тощие плечи, прижав к стене.
– Это ты во всем виновата! – орала она. – Ты должна исчезнуть! И все будет как раньше. Я буду заботиться о моем Атли, и он будет с благодарностью смотреть на меня. А твой труп я выброшу в океан, и никто не узнает, куда ты подевалась во время бури.
Сильные руки не позволяли Беатрис вырваться, упрямо подталкивая к оконному проему. Пруденс впечатала Бетти в подоконник и навалилась всем телом, стремясь сбросить вниз. Беатрис боролась, упиралась, рвалась, но все было тщетно, у нее просто не хватало сил справиться с превосходившей ее по комплекции и росту служанкой.
Внезапно Пруденс ослабила натиск, схватилась за сердце и охнула. Не веря своей удаче, Бетти оттолкнула ее, что есть мочи, и бросилась вниз по лестнице.
Она неслась, не разбирая дороги, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, и чуть не расшиблась, споткнувшись и ободрав колени. Но дикий неконтролируемый ужас гнал ее вперед, не давая ощутить боли.
Беатрис выбежала из часовни, подлетела к Снежинке, вскарабкалась в седло и рванула поводья.
– Пошла! Пошла! – в отчаянии закричала она.
Замерзшая от долгого ожидания кобыла испугалась, шарахнулась в сторону и чуть не опрокинулась набок. Бетти чудом удалось удержаться в седле, и она постаралась взять себя в руки, чтобы не пугать животное. Снежинка немного успокоилась от поглаживаний наездницы и поскакала к дороге. Там Беатрис заметила привязанного к невысокому столбику жеребца из конюшни Атли, спрыгнула на землю, отвязала его и с силой ударила по крупу. Конь заржал и помчался в сторону дома.
Бетти снова оседлала Снежинку и пустила галопом, крепко держа поводья и цепляясь за гриву. Снег валил сплошной стеной, обжигая лицо, и в мельтешении белых ледяных мушек дорога едва проглядывалась.
«Это все бред выжившей из ума женщины, – твердила она себе, как душеспасительную молитву. – Атли не такой. Он добрый, чуткий, любящий. Дома он мне все объяснит».
И она мчалась вперед, лелея надежду на то, что вся ее жизнь, все чаяния, вся любовь не были окутаны дымкой беспощадного обмана.
На подъезде к усадьбе она увидела, как ее благодетель скачет на Демоне по направлению к перелеску.
– Атли, стой! – закричала она, срывая голос.
Но ветер дул ей в лицо и, подхватив крик, унес далеко в пустошь. Всадник ничего не услышал и скрылся за деревьями.
Беатрис повернулась лошадь в ту же сторону и помчалась за ним. Въехав в перелесок, она придержала Снежинку и дальше уже двигалась шагом. Скоро впереди показалось каменное здание, напоминавшее большую хозяйственную постройку с высокой крышей и широкими воротами.
Здесь Бетти спешилась, открыла створку и заглянула внутрь. Демон стоял в углу небольшой передней за специальной перегородкой и жевал свежую охапку сена. Беатрис подвела туда же Снежинку и оставила, а сама направилась к еще одним воротам, ведущим в следующую часть строения.
Она очутилась в огромном теплом помещении, где в углу стоял стол, а на каменном полу был высечен до боли знакомый треугольник. Возле его вершин белели нескольких рун, начертанных мелом. Бетти дошла до символов и внимательно изучила каждый.
«Руны переноса, – поняла она. – Только усиленные целой комбинацией других знаков. Значит, Атли куда-то переместился. Сколько его ждать не понятно, а мне нужно немедленно поговорить с ним».
Беатрис нашла в коробочке на столе мелок, взяла тряпку и поспешила к символам. Наверное, если бы Пруденс не довела ее до полного отчаяния, то Бетти поостереглась бы лезть в чужое колдовство. Но она совершенно перестала здраво рассуждать, и лишь одна мысли захватила взбудораженное сознание – Атли должен убедить ее, что все слова служанки не более чем гнусная ложь.
Стерев прямые руны, она нарисовала такие же, только перевернутые. Встав в центр треугольника, Бетти раскрыла резервуар и наполнила маной все символы и соединяющую их геометрическую фигуру. Вспышка яркого света ослепила ее, и она почувствовала, как летит в разверзшуюся под ногами бездну.
Глава 18
Предстоящая вылазка в закрытый клуб грозила обернуться полноценной боевой операцией, и Эдман взял несколько дней отдыха в академии, чтобы как следует подготовиться. Еще в свое первое посещение этого заведения он заметил, какое бессчетное количество заклятий оплетает все помещения клуба, а особенно третий этаж. И хотя среди них ничего запрещенного или превышающего допустимый уровень магического фона он не нашел, все же закрытый клуб весьма и весьма хорошо был защищен от любого рода неожиданностей.
«Под конец седьмицы там наверняка будет уйма народа, – прокручивал он в голове возможные препятствия. – Да и охрану, скорее всего, увеличат вдвое. А если учесть, что сам Фрауд собирается принимать каких-то важных персон, то мне стоит запастись целым арсеналом артефактов».
Эдман переместился в родовое имение, чем несказанно обрадовал управляющего, давно просившего хозяина о встрече. Но работа с адептами и расследование настолько поглотили Эдмана, что он так и не смог выделить время для обсуждения насущных проблем принадлежавших ему земель. Решив первоочередные вопросы, он отправился в фамильную сокровищницу.
В подвале особняка его дед устроил отдельную комнату, укрепленную не хуже хранилища казны империи, и всю жизнь собирал артефакты, обладавшие незаурядными свойствами, вот только вид они имели подчас довольно своеобразный, но это ни в коей мере не смущало героя Объединяющей войны.
И вот теперь Эдману предстояло выбрать для себя лишь малую часть из них да еще таким образом, чтобы ни одна охранная система не смогла заподозрить наличие у него запрещенных вещиц. Просматривая один артефакт за другим, Эдман никак не мог решить, что взять, а чем пренебречь. Каждый магический предмет был по-своему хорош.
«Разрушающие атакующие амулеты вряд ли пригодятся, – думал он. – Все же там будет много ни в чем не повинных людей, и я не имею права подвергать их жизни опасности. Лучше взять отвлекающие, маскирующие, усыпляющие артефакты и желательно, чтобы их истинное предназначение было надежно скрыто. Нельзя допустить, чтобы меня раньше времени рассекретили».
Он остановил свой выбор на вытянутом футляре с неприметными пуговицами, способными источать слезоточивый, едкий дым, запонках, сбивавших действие любых заклятий, булавках, скрывавших от посторонних глаз своего носителя, защитных кольцах и крошечной трубочке с набором метательных игл.
Вернувшись в столицу, Эдман отправился в свой дом, расположенный в центральном районе. Небольшой двухэтажный старинный особняк полностью соответствовал неприхотливому вкусу его деда. Именно он и приобрел дом, как только получил от первого императора награду за боевые заслуги и родовое имение, передающееся по наследству, в придачу. Генерал посчитал, что его потомкам будет сподручнее в Гимсбере останавливаться в собственном углу, нежели отираться по гостиницам или родственникам.
Дом, построенный из светлого камня, имел правильную прямоугольную форму, секционные вытянутые окна с выкрашенными белой краской рамами, каменный пояс между этажами, невысокое крыльцо и серую черепичную крышу со слуховыми окнами и пологими фронтонами. Тяжелую входную дверь по бокам ограждали две полуколонны, а сверху нависал портик с высеченным из мрамора гербом рода Джентес – перекрещенные меч и цветущая ветвь на щите, символизировавшие защиту самой жизни потомственными военными.
Цокольный этаж предназначался для кухни, комнат прислуги и хозяйственных помещений. На первом этаже располагалась гостиная, столовая, пара кабинетов и библиотека, а на втором – спальни хозяев дома и гостевые комнаты. За порядком в особняке приглядывали старый дворецкий, медин Симпел, и его супруга, медина Вафия, оба служили еще деду Эдмана и всем сердцем были преданы роду Джентес. Им помогали молодая, расторопная лоунка Гретель и ее муж лоун Рон.
Эдман питал привязанность к пожилым супругам, зная их с раннего детства, и определил на службу в столичный дом, чтобы они могли дожить свой век в достатке и спокойствии. Особняком он почти не пользовался, поскольку предпочитал жить вблизи от беспокойных адептов в течение учебного года, а лето проводил в фамильном имении. Но иногда он все же наведывался туда, если получал приглашение во дворец или на светский прием и никак не мог отказаться от посещения.
– Максис Джентес! – обрадовался ему дворецкий, по привычке ежедневно облачавшийся в форменный узкий синий пиджак, голубую жилетку и белый галстук-бабочку, считая, что является лицом дома и обязан выглядеть идеально, даже если в этот самый дом месяцами никто не наносит визитов. – С прибытием!
– Приветствую, медин Симпел, – тепло улыбнулся ему Эдман, похлопав по плечу. – Как здоровье? Как супруга себя чувствует?
– Благодарю, господин, – засиял в ответ старик, – вашими заботами все в порядке. Снадобья доктора Хрюста творят чудеса.
– Вот и славно, – кивнул Эдман, отдавая дворецкому пальто, шляпу и перчатки.
Он давно оплачивал лечение пожилой пары у хорошего лекаря, знакомого ему еще со времен воинской службы, и ни разу не пожалел о своем выборе.
– Вы останетесь на ужин, господин? – поинтересовался медин Симпел.
– Да. Я поживу здесь некоторое время. И, возможно, в доме будут гости.
– Вафия будет вне себя от счастья, – искренне обрадовался он. – Пойду отдам соответствующие распоряжения.
Небольшая квадратная прихожая всегда казалась Эдману довольно темной и тесной, но что-то менять он не хотел. Зачем, если именитых гостей дом не видел уже несколько лет? А сам Эдман испытывал стойкое отвращение к любым переменам в своем быту.
Лестница с широкими деревянными ступенями и крепкими перилами уходила на второй этаж, начинаясь с правой стороны от входа в особняк, и Эдман сразу поднялся в свои покои, расположенные в западной части дома окнами на юг. Первая комната служила ему своего рода малым кабинетом. Здесь стоял письменный стол у окна, книжные шкафы и пара кресел перед камином. Дальше шла просторная спальня с широкой кроватью, укрытой плотным бархатным темно-зеленым балдахином, комодами и кушеткой. К спальне примыкала гардеробная и ванная комната.
Эдману требовался костюм для посещения закрытого клуба, а большая часть такого рода одежды хранилась именно здесь, поскольку на все светские мероприятия он отправлялся из своего столичного особняка. Он отыскал дорогой, но не броский костюм из плотной черной ткани, идеально подходивший для того, чтобы нашпиговать его артефактами, как утку черносливом, подобрал к нему сорочку, белую шелковую жилетку и шейный платок. Теперь дело было за малым – продумать распределение привезенных из фамильной сокровищницы вещиц так, чтобы в случае необходимости он мог ими легко воспользоваться.
В комнату постучали, и, получив разрешение войти, на пороге появилась мединна Вафия, полная низенькая старушка, обожавшая носить накрахмаленные чепцы, гору нижних юбок по моде времен своей первой молодости и питавшая просто маниакальную страсть к толкованию различного рода примет, снов и явлений.
– Максис Джентес, доброго дня! – воскликнула она, с обожанием глядя через круглые толстые стекла очков на хозяина, точно он был ее родным внуком, прибывшим на каникулы к своей живущей в провинции бабушке. – Медин Симпел предупредил меня, что в доме будут гости. Скажите, чем я могу быть вам полезна?
Она с таким волнением и предвкушением мяла свои пухленькие крохотные ладошки, что Эдман невольно улыбнулся и ответил:
– Подготовьте ближайшую к моим покоям спальню. Сами решите, какую именно.
– А кого вы ожидаете? – с плохо скрываемым любопытством поинтересовалась она, поправляя кипенно-белый передник. – Господина или госпожу?
Эдман в задумчивости потер подбородок. В том, что Сонар рано или поздно найдется, сомневаться не приходилось. И самым лучшим будет разместить ее именно в столичном особняке, отсюда легко было добраться до департамента внутренней безопасности, если вдруг Беатрис вызовут на допрос. А то, что таковые последуют Эдман не сомневался. Да и никто лучше медины Вафии и ее мужа не позаботится о девушке. Но стоит ли заранее говорить о прибытии дайны? Слуги могут все не так понять, и потом придется с ними объясняться, а отчитываться в своих действиях Эдман не любил.
– В доме будет гостить свидетельница по одному очень важному делу, – наконец определился он с будущим статусом Сонар. – Когда именно она приедет, сказать сложно. Но комната должна быть готова в кратчайший срок. Мало ли как сложатся обстоятельства.
Ясные светло-серые глаза мединны Вафии зажглись неподдельным восторгом, будто хозяин сообщил, что будет принимать в доме нареченную.
– Сиреневая спальня идеально ей подойдет, – поправив на носике-пуговке очки, сообщила она. – Пойду осмотрю ее и запишу, что нужно подготовить.
И тут же исчезла за дверью.
«Ох уж эти женщины», – с тоской подумал Эдман, вовсе не собираясь селить Сонар в бывшей комнате своей матери.
Вот только спорить с мединной Вафией, если она что-то решала, было абсолютно бесполезно. Старушка нашла бы бесконечное количество доводов в пользу своей идеи и так заболтала бы хозяина, приводя все новые и новые аргументы, что проще было сразу смириться и не мешать осуществлению ее планов. И Эдман счел свой покой гораздо важнее временного размещения дайны в одной из господских спален.
В указанный метрдотелем день Эдман под видом Эдварда Привиса переместился в Финар. Его уже ждал нанятый заранее экипаж с глухими шторками на окнах, и кучер услужливо распахнул перед ним дверцу четырехместной кареты. Эдман счел, что если ему придется спешно покидать клуб, то сподручнее будет это сделать в просторном экипаже – в него проще заскочить на ходу.
Карета загрохотала по улочкам Финара и вскоре остановилась немного поодаль от ярко-освещенного здания клуба. Выйдя на людную мостовую, Эдман повернулся к вознице:
– Жди в условленном месте. Как только услышишь свист, подъезжай к крыльцу с распахнутой дверцей, а потом гони к портальной площадке. Если все исполнишь в точности, получишь двойную плату.
– Все сделаю, господин, – заверил его кучер, с виду смекалистый и расторопный малый.
Эдман кивнул и уверенной, вальяжной походкой не спеша направился к главному входу.
Окна светло-желтого особняка величественно пылали в сгустившихся сумерках, озаряя добрую половину улицы и приковывая взгляды как гостей заведения, так и случайных прохожих. Многочисленные экипажи выстроились в ряд, ожидая своей очереди, чтобы высадить перед лестницей роскошно одетых членов клуба и их сопровождающих. Мальчишки-попрошайки притаились в тени колон и караулили тех, кто мог бы снизойти до подаяния их вечно голодной братии. Завидя подходящего кандидата, они кидались вперед, умоляя бросить хотя бы монетку и горланя при этом противнейшим образом на всю округу. Дамы в дорогих туалетах и мехах в ужасе шарахались в сторону, истерично взвизгивая, а кавалеры поспешно швыряли в побуревший от грязи снег мелочь, лишь бы поскорее отделаться от назойливых бродяг.
Швейцар, выпятив грудь колесом, с важным видом приветствовал господ и, кланяясь, отворял перед ними дверь. Как только нутро заведения на миг приоткрывалось, наружу вырывалась громкая музыка и заливистый смех, пробуждая жгучую зависть в душах тех, кто не имел отношения к этому ночному празднику жизни и проходил мимо, цедя сквозь зубы проклятия на головы более богатых и успешных аристократов.
– Доброго вечера, максис Привис, – поклонился швейцар и пропустил Эдмана в клуб.
Тот хмыкнул и, задрав подбородок, вошел в залитый ярким светом холл. Лакеи в темно-зеленых ливреях мелькали среди гостей, не успевая забирать верхнюю одежду и раздавать номерки. Дамы спешили бросить тревожные взгляды в огромные зеркала в золоченых рамах, дабы убедиться, что выглядят все так же прелестно, как и перед выходом из дома, и тут же с облегчением выдыхали и принимались изучать других женщин, сравнивая с собой. Их кавалеры тоже присматривались к гостям и искали своих знакомых, с кем можно было бы сыграть партию другую за карточным столом.
Многие вновь прибывшие сначала сворачивали в сторону ресторана, но Эдман не собирался этим вечером здесь ужинать и направился в противоположную сторону к бальной зале, намереваясь изучить местное общество и оценить количество охранников, следивших за порядком.
Начищенный до блеска паркет пестрел кружащимися в танце нарядными парами, огромная хрустальная люстра-артефакт сверкала бессчетными огоньками, озаряя каждый уголок необъятного зала. Официанты разносили быстро пустеющие подносы с бокалами шампанского и легкими закусками, музыканты на сцене играли модные мотивы. В специальных уединенных альковах гости вели светские беседы, сидя на диванах и креслах и развлекая дам забавными историями.
Получив бокал шампанского, Эдман прошелся по залу, делая вид, что ищет знакомых, послушал разговоры нескольких компаний, оглядел танцующих и сосчитал не таких уж многочисленных переодетых в лакеев охранников. Он пришел к выводу, что здесь отдыхают аристократы средней руки со своими женами, любовницами, друзьями и деловыми партнерами.
«Вряд ли таинственный Аттисан Фрауд заинтересовался бы подобной публикой», – подумал он.
Оставив на одном из столиков шампанское, Эдман поднялся на второй этаж.
И вот здесь уже царила совсем другая атмосфера. Многих гостей он знал лично, кого-то встречал на приемах в высшем свете, однако близкого знакомства не водил, некоторых видел впервые, но безошибочно определил в них людей состоятельных и имеющих значительный вес в обществе.
Количество охранников в гостиных и игорных залах составляло три к одному против тех, что остались внизу. Медин Райт встречал прибывающих гостей и провожал к выбранным ими местам отдыха. Максисы в основном предпочитали карточные игры, а вот их дайны собирались в гостиных и курильнях, мило щебеча, распивая вино и попыхивая ароматными кальянами. Ни одной максиссы среди женщин Эдман не заметил и решил, что второй этаж предназначен для более экстравагантных развлечений, нежели первый, раз вход приличным дамам сюда заказан.
– Приветствую, Максис Привис, – поклонился ему метрдотель. – Рад видеть вас. Что вам порекомендовать? Интересуетесь азартными играми? Или предпочитаете послушать дивное пение дайны Эсмиральды?
– Буду благодарен, если вы посоветуете, с кем здесь можно сыграть пару партий в штос.
– Вам несказанно повезло, – тут же сориентировался медин Райт, – за одним из столов как раз не хватает игрока. Прошу за мной.
Эдман не играл в карты больше пятнадцати лет и не собирался вновь увлекаться, но ему позарез требовалось разведать обстановку, затеряться среди важных гостей, в нужный момент отвлечь охранников и проникнуть туда, куда его приглашать никто не собирался.
Он очутился за одним столом с Винсентом Хамраном, помощником кузена императора, и еще несколькими высокопоставленными максисами. Крупье раздал каждому по новой, нераспечатанной колоде карт, и игра началась. Первые два круга Эдман проиграл, но потом два раза выиграл, и только его соседи по столу решили взять реванш, как максис Хамран бросил напряженный взгляд в сторону выхода из зала и сказал:
