Текст книги "Сделка с профессором (СИ)"
Автор книги: Полина Краншевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 46 страниц)
Вилмор посмотрел на друга долгим изучающим взглядом, удивляясь такой заботе о дайне, и ответил:
– Хорошо. Ступай. Но надеюсь, ты сразу же дашь мне знать, как только она очнется и сможет пройти допрос?
– Я буду ориентироваться на ее состояние, – непреклонным тоном ответил Эдман. – Ей и так досталось. Если хочешь, чтобы она с нами сотрудничала, придется проявить терпение.
И он вышел из кабинета не простившись.
«Что-то не припомню, чтобы он раньше отличался особым терпением и деликатным отношением к дайнам, – хмыкнул про себя Вилмор, и хищная улыбка коснулась его жестких губ, обозначив на щеках игривые ямочки. – Посмотрим, что там за девица, из-за которой Эд готов поступиться своими принципами».
В Глимсбере уже рассвело, солнечные лучи озарили округу и раскрасили скрытый за деревьями особняк розово-палевыми тонами, ветер стих и наметенные по бокам от дорожек сугробы весело искрились. Эдман постоял немного на портальной площадке, приходя в себя после бессонной ночи и многочисленных переносов, и направился в сторону дома. Раненая нога давала о себе знать и ныла сильнее, чем обычно от непомерной нагрузки, выпавшей на ее долю за эти сутки. Тяжелое дыхание Эдмана вырывалось наружу клубами пара и оседало инеем на бороде и усах.
«Демоны побери эту профессорскую растительность! – с раздражением подумал он, заходя в дом и утираясь платком. – Скорее бы снять личину и как следует побриться».
Медин Симпел встретил хозяина в прихожей и помог раздеться.
− Как она? – спросил Эдман. – Что сказал доктор Хрюст?
Дворецкий замялся и отвел взгляд.
– Так и не очнулась, – с виноватым видом, будто лично был причастен к тяжелому состоянию гостьи, выговорил он. – Лекарь все еще у нее.
Эдман, забыв о разболевшейся ноге, устремился наверх, миновал коридор и распахнул дверь в сиреневую спальню. Светловолосый лекарь в застегнутом на все пуговицы темном сюртуке сидел возле постели Сонар и с озабоченным выражением лица щупал ее безвольно лежащую руку.
– Приветствую, доктор Хрюст, – сказал Эдман. – Что с ней?
– Кто вы и почему врываетесь без стука?! – в изумлении уставился на него лекарь и даже привстал со стула.
Эдман выругался, сообразив, что явился в образе профессора. Слугам он все объяснил заранее, а вот о лекаре и не подумал.
– Простите, доктор Хрюст. Я выполняю задание главы департамента внутренней безопасности, поэтому хожу под личиной. Поверьте, медин Симпел не позволил бы войти в дом постороннему, да и охранные чары здесь на должном уровне.
– Извините, максис Джентес, – проговорил доктор, усаживаясь обратно и все еще с недоверием косясь на него. – Сами понимаете, привычка военного врача.
– Да, конечно, – кивнул Эдман, располагаясь в кресле возле постели. – Так что вы можете сказать о состоянии девушки?
Доктор нахмурился, пригладил пышные усы и сцепил пальцы.
– Есть масса настораживающих фактов и при этом ничего конкретного, – признался он. – У пациентки жар, воспалены легкие. Налицо сильное магическое истощение, но резервуар не опустошен до дна. Как такое возможно, я не берусь судить. Кроме этого, я взял кровь на экспертизу. Мне нужно провести исследование в лаборатории, но уже сейчас могу сказать, что ей давали кое-то мощное зелье. Каким действием оно обладает, я выясню, как только доберусь до необходимых для анализа артефактов.
У Эдмана заныло в груди от мысли о том, что могло произойти с Сонар, пока она была в руках похитителей.
– Насколько серьезно ее состояние? Есть угроза для жизни?
– Состояние тяжелое, – напряженным голосом ответил доктор. – Но пациентка молодая и крепкая, должна справиться. Сейчас я дал ей необходимые снадобья, погрузил в лечебный сон и наложил исцеляющие заклинания. Теперь для выздоровления ей требуется покой и хороший уход. Думаю, к концу седьмицы, самое крайнее к началу следующей, она придет в себя. Но меня беспокоит еще кое-что.
– Что именно? – выдавил Эдман и тут же прокашлялся, стараясь скрыть волнение.
– Кроме зелья, я заметил следы магического влияния, – с тревогой сказал доктор. – Это особенное колдовство. Я такого раньше не встречал и не могу судить об эффекте. Но оно и сейчас оказывает воздействие на девушку.
– Как от этого избавиться? – глухим голосом спросил Эдман.
– Возможно, кто-то из профессоров академии сталкивался с подобным раньше и сможет помочь. Но я бы не рассчитывал на многое. Магия странная, ни на что не похожая.
В комнате повисло тягостное молчание.
– Ясно, – произнес Эдман, чтобы хоть чем-то заполнить возникшую паузу.
– Я сообщу вам о результатах экспертизы, – сказал доктор поднимаясь. – Если у вас больше нет ко мне вопросов, то я сейчас же займусь анализом.
– Спасибо, доктор Хрюст, – ответил Эдман, провожая лекаря до прихожей. – Я в долгу не останусь.
– Полно вам, максис Джентес, – пожал ему руку лекарь. – Я навещу пациентку завтра.
– Всего доброго.
Эдман вернулся в спальню Сонар, подошел к постели и склонился над спящей девушкой. Солнечный свет проникал сквозь незадернутые шторы, освещал комнату и едва касался ее бледного осунувшегося лица, точно боясь спугнуть навеянный сон. Темно-русые пряди рассыпались по подушке тяжелой волной и сияли в блуждающих по ним лучах, отливая рыжиной. Узкие плечи и тонкие руки соперничали белизной кожи с накрахмаленным постельным бельем.
Перестроив зрение на магическое, Эдман осмотрел Беатрис и понял, о чем говорил доктор. Полупустой резервуар слабо светился серебристыми искрами, целебные заклятия оплетали грудь и голову девушки, но кроме этого, зловещая бронзовая сеть неизвестной магии окружала кольцом ее горло и сворачивалась змеей на сердце. Эдман потянулся к чужеродным плетениям своей энергией, осторожно коснулся и тут же ощутил холод и предупреждающий, пока лишь слабый болевой импульс. Сонар застонала, и ее изможденное лицо исказила гримаса невыразимой муки.
У Эдмана на душе заскребли кошки.
«Что же с тобой сделали, Сонар? – подумал он, больше не пытаясь проверять на стойкость чужое колдовство. – И кто за этим стоит?»
Но ответы на терзавшие его вопросы могла дать только сама Беатрис, и Эдману ничего не оставалось, кроме как ждать ее выздоровления.
Всю следующую седьмицу доктор Хрюст каждый день навещал Сонар и уверял, что пациентка идет на поправку, хотя внешне ничего не менялось. Беатрис лежала и, казалось, таяла на глазах. Приглашенный из столичной академии профессор, специалист по различным видам магических воздействий, осмотрел Беатрис и вынес вердикт, что на дайну наложили древние чары, но как от оных избавиться, сказать не смог. Зато мэтр предупредил, что если попытаться убрать чужеродные плетения, то девушка может не выдержать и умереть. И Эдману пришлось отступиться от задумки разрушить зловредное, колдовское влияние на Сонар.
Он разрывался между свалившимися на него заботами, связанными с болезнью Беатрис, и обязанностями преподавателя боевой магии в академии. И в конце концов Эдман решил переселиться из преподавательских апартаментов в свой столичный дом. Счастью мединны Вафии не было предела. Она получила возможность не только ухаживать за хворающей гостьей, но и баловать горячо любимого хозяина всевозможными сытными блюдами, в душе считая, что он губит свое здоровье, столуясь в городских трактирах, когда дома его накормят лучше, чем в любом, самом дорогом ресторане.
Лекарь предоставил результаты экспертизы крови, и Эдман с содроганием прочитал о действии обнаруженного зелья. Выяснилось, что оно обладало поистине уникальными свойствами – в разы увеличивало метаболизм, повышало уровень гормонов, порождая неконтролируемое половое влечение и вызывая ощущение эйфории, и, самое главное, усиливало способность накапливать ману.
– Тот, кто сумел создать этот состав, – восхищался доктор, – настоящий гений! Хотел бы я на него поглядеть!
– Я тоже, – с угрюмым видом отвечал Эдман, рисуя в воображении живописные картины того, для чего Сонар поили таким чудо-средством.
– Но знаете, что самое удивительное?
– Что?
– После приема подобного зелья организм работает на пределе своих возможностей, – пояснял доктор. – Но наше тело не приспособлено к такому существованию. Ему требуется отдых после нагрузки. Если зелье давать часто, то человек банально исчерпает все свои возможности, и довольно быстро. Как вы понимаете, это приведет в конечном итоге к гибели. Но, как мне кажется, создатель сего средства предусмотрел эту вероятность и добавил в состав мощный регенерирующий компонент.
– И что с того? – не совсем уловил, к чему клонит лекарь, Эдман.
– Выходит, что, принимая зелье, человек как саморазрушается, так и самоисцеляется! – с горящими глазами выдал доктор. – Потрясающе!
– Не думаю, что в таком режиме хоть кто-то долго протянет, – буркнул Эдман, не разделяя его восторга.
Доктор с таинственным видом усмехнулся.
– Как знать, как знать, – протянул он. – Это мы сможем понять, если познакомимся с гением лично.
– Как только это случится, я вам первому сообщу, – с раздражением отозвался Эдман, вовсе не испытывая уважения к негодяю, способному столь мерзким образом обходиться с кем бы то ни было, тем более с беззащитными молоденькими девушками. А в том, что именно похититель Сонар стоит и за другими исчезновениями дайн, он практически не сомневался.
В один из вечеров, когда Эдман вернулся из академии и по заведенному у него порядку, зашел в спальню Беатрис, справиться о ее состоянии, он застал там мединну Вафию.
– Добрый вечер, – сказал он, вглядываясь в бледное лицо Сонар. – Как она? Есть изменения?
– Доброго вечера, господин, – отозвалась мединна, поднимаясь из кресла и откладывая вязание. – Да все так же. Но доктор Хрюст сказал сегодня, что через два дня снимет лечебный сон.
У Эдмана отлегло от сердца, и он с довольным видом кивнул.
– Вот и отлично. Значит, опасность миновала, и скоро дайна Беатрис окончательно поправится.
– Надеюсь, – отозвалась мединна, поправляя очки на аккуратном носике. – Жалко смотреть на нее. Такая молоденькая, а так тяжело болеет.
– Все наладится, – постарался успокоить ее Эдман.
Он развернулся, чтобы уйти к себе и переодеться к ужину, как вдруг мединна его окликнула:
– Господин Джентес, постойте. Я хотела вам кое-что отдать.
Эдман обернулся и выжидающе посмотрел на нее.
– Мы когда переодевали гостью в первый день, – начала тараторить мединна, что с ней всегда случалось в минуты волнения, – нашли медальон. На шее висел. Мы оставили на месте, но пришел доктор и велел убрать. Так я его в карман передника сунула, а потом сняла передник-то да в стирку бросила. Про медальон совсем позабыла. А сегодня вот хватилась, а он…
– Так, погодите, – остановил ее Эдман. – Давайте четко и по порядку. Где сейчас медальон дайны Беатрис?
– Так вот же он, – с растерянным и виноватым видом пролепетала мединна, доставая из кармана белоснежного передника украшение. – Еле отыскала среди белья-то.
Эдман забрал медальон и сказал:
– Не переживайте. Как только дайна очнется, я все ей объясню.
– Но, господин… – начала было снова волноваться пожилая мединна.
– И о вас ни слова, – заверил ее Эдман и направился к себе.
Позади него раздался вздох облегчения, и Эдман подумал, что лучшей сиделки, чем мединна Вафия ему не сыскать во всей империи. Сердобольная старушка всегда обожала детей, но божественная пара не одарила ее чадами, а тут в доме появилась беспомощная больная Сонар, и теперь мединне есть на кого излить всю ту нерастраченную любовь, что она периодически выплескивала на Эдмана. Это была одна из причин, почему он не горел желанием жить в столичном доме. Мединна своей заботой и опекой могла кого угодно довести до белого каления, а отставного полковника, привыкшего к суровому военному быту, тем более.
Эдман оставил медальон на прикроватную тумбочку и вспомнил о нем, только когда ложился спать. Взяв в руки порядком потрепанное временем и боги знает чем еще украшение, он вгляделся в лицо изображенной девушки, и внутри у него всколыхнулось и царапнуло по сердцу чувство тревоги.
– Демоны изнанки! – выругался он. – Как такое возможно?!
Когда-то во времена его разгульной молодости в высшем обществе было невероятно модно преподносить девушкам такие вот эмалевые портреты в знак нежной привязанности. Получив такой подарок, обворожительная особа могла не сомневаться в чувствах своего поклонника и, как правило, после такого в высшей степени романтического признания назначала свидание уже для дальнейшего развития отношений.
В те годы был один известный мастер, прослывший чудесным искусником. Он делал портреты настоящими произведениями искусства. Но заказать у него медальон стоило целое состояние. Эдман хотел сделать Кэти такой подарок и попросить ее выйти за него, но мастер потребовал непомерную для него сумму, и от задумки пришлось временно отказаться. И теперь, держа в руках медальон Сонар, Эдман с легкостью узнал стиль мастера, а главное – та, что была на портрете, кого-то ему напоминала. Конечно, изображение сильно пострадало, но эти огромные темные глаза явно принадлежали той, чей образ притаился на самом дне памяти и никак не хотел всплывать на поверхность.
«Как такая дорогая вещь попала к безродной девчонке? – гадал он. – Нужно срочно это выяснить! Мало ли какие тайны кроются за невинной внешностью Сонар?»
И к длинному списку мучивших его вопросов прибавился еще один, да такой, что всколыхнул давно похороненные воспоминания, и Эдман провел одну из тех неприятных ночей, когда сон бесследно исчезает гонимый водоворотом тягостных раздумий и не возвращается до самого утра.
Глава 21
Как и обещал, доктор Хрюст явился в назначенный день с четким намерением снять лечебный сон с Беатрис и провести осмотр уже после этого. Эдман настоял на своем присутствии во время всех манипуляций, и в образе профессора Привиса отправился вместе с лекарем в комнату Сонар.
Убрав целебные плетения, доктор легонько похлопал Беатрис по щекам, сунул под нос пузырек с нюхательными солями и сказал:
– Просыпайтесь, дайна Сонар.
Темные густые ресницы Беатрис дрогнули, она глубоко вдохнула, поморщилась от резкого запаха и распахнула глаза. Увидев незнакомого мужчину возле своей постели, Бетти испугалась и, сжавшись в комок, вцепилась в край одеяла, но Эдман тут же склонился к ней и мягко проговорил:
– Не бойся. Ты в безопасности, в моем доме. Это доктор Хрюст, он помог вылечить тебя. Ему можно доверять.
Она перевела встревоженный взгляд на Эдмана и тут же с облегчением пробормотала:
– Профессор, это вы. Спасибо. Я обязана вам жизнью.
− Мы обо всем поговорим чуть позже, − ответил Эдман. – А сейчас доктор Хрюст осмотрит тебя.
Беатрис кивнула и повернулась к лекарю. Эдман отошел к окну, чтобы не смущать Сонар, и оставался там, пока лекарь изучал состояние Беатрис.
− Все в порядке! – объявил доктор Хрюст. – Легкие без единого признака воспаления, следов магического истощения не осталось. Теперь вам, дайна Сонар, требуется хорошее питание, покой и прогулки. Сильные переживания вам противопоказаны. Поэтому поберегите свои нервы и не волнуйтесь по пустякам.
Эдман вернулся к постели Беатрис и внимательно ее оглядел. Смятение и страх никуда не делись из напряженного взгляда серых глаз, и он как можно непринужденнее проговорил:
− Спасибо, доктор Хрюст. Все ваши рекомендации будут соблюдены со всем тщанием.
− Вот и отлично, − улыбнулся лекарь, пригладив пышные пшеничные усы. – Я снова навещу вас в конце будущей седьмицы. Если вы почувствуете себя хуже, обязательно свяжитесь со мной. Я прибуду по первому требованию.
Беатрис попыталась растянуть губы в благодарной улыбке, но у нее получилась лишь вымученная гримаса.
− Спасибо, доктор, − тихо произнесла она.
Лекарь распрощался и покинул спальню. На этот раз Эдман не пошел его провожать, предпочтя вызвать медина Симпела и перепоручить доктора его заботам.
− Как самочувствие? – спросил Эдман, усаживаясь в кресло возле кровати.
Сонар опустила голову и подтянула одеяло повыше так, чтобы укрыть оголенные плечи с белевшими тонкими лямками кружевной сорочки.
− Вроде бы хорошо, − без особой уверенности ответила она. – Но такое чувство, что если я встану, то непременно упаду. Руки и ноги как будто онемели и плохо слушаются. Что со мной случилось?
−Ты помнишь, что произошло в клубе?
По лицу Беатрис промелькнула тень, она сжала губы, потерла переносицу, будто боясь расплакаться, и кивнула, не прибавив ни слова.
− В карете ты потеряла сознание, − продолжил Эдман. – Я доставил тебя в Глимсбер. Сейчас мы находимся в моем столичном доме. Доктор Хрюст обнаружил у тебя воспаление легких и сильное истощение. Всю прошлую седьмицу он лечил тебя, и сейчас, как ты слышала, все хорошо. Онемение постепенно пройдет. Это от долгого лежания без движения.
− Теперь все понятно, − выдавила Беатрис. – Профессор, я вам очень благодарна за все, что вы для меня сделали. И я, право, не знаю, чем смогу отплатить за вашу заботу. Представляю, сколько хлопот вам доставила моя болезнь.
Эдман смотрел на свою бывшую ученицу и едва ли узнавал в ней ту робкую, без конца извиняющуюся, зажатую адептку, что сидела в кабинете манологии за партой и слушала его лекции. Из огромных серых глаз исчезла наивность и доверчивость, в их глубине притаилась печаль и душевная мука, черты лица утратили детскую округлость, и явственнее проступила заложенная от рождения утонченная аристократичность, жесты приобрели плавность, голос стал глубже и богаче оттенками. На мгновение ему показалось, что перед ним вовсе не восемнадцатилетняя девочка, а взрослая состоявшаяся женщина, познавшая любовь мужчины и ту боль, что подчас она доставляет. Тягостные впечатления пришлись Эдману не по вкусу, и он тряхнул головой – странное наваждение рассеялось, как ни бывало.
«Просто она едва выздоровела, − решил для себя Эдман. – Пройдет седьмица-другая, и она станет такой же, как раньше».
− Прежде всего, − начал он, − я бы хотел кое-что прояснить. Мое настоящее имя максис Эдман Джентес, и я не профессор манологии, а преподаватель боевой магии в столичной академии.
Услышав о том, что личность профессора не является истинной, Беатрис испытала укол разочарования и почувствовала себя обманутой. Эдман, видя ее нахмуренные брови и сталь во взгляде, посчитал, что это вызвано недоверием и принялся снимать слой заклятий за слоем. Скоро перед Бетти вместо жгучего черноглазого брюнета с крючковатым носом сидел ничем не напоминавший профессора синеглазый шатен, с виду лет на десять моложе ее мнимого преподавателя.
– Осталось только сбрить бороду и усы, – сказал он, с раздражением проведя рукой по ненавистной щетине. – В Камелии я работал под личиной по заданию департамента внутренней безопасности. В Нодарской империи стали пропадать дайны, и мы ищем того, кто стоит за этим.
Услышав, ради чего максис Джентес претворялся профессором, Беатрис тут же позабыла невольную обиду и прониклась уважением к его служебным обязанностям.
− Они были там! – выпалила она, судорожно сжимая одеяло. – В клубе! Максисы вытягивали из них ману и оставляли в комнате. Они проводят какие-то ритуалы, и им нужна энергия невинных девушек. Вы заявили в жандармерию? Их спасли?
Эдман стиснул зубы и процедил:
− Провели обыск, и в клубе никого не нашли. Словно растворились в воздухе. Как им удалось уйти, не представляю. Ты можешь назвать имя того, кто тебя похитил? Мы найдем его и заставим поплатиться за все, что он натворил.
− Похитил? – пробормотала Беатрис, с непониманием глядя на Эдмана. Но тут она смекнула, что сыщики департамента не подозревают о ее добровольном побеге, и решила не упоминать об этом. – Это был…
Бетти хотела сказать «Атли Баренс», но вместо этого у нее получился лишь сиплый всхлип. Горло сдавило, сердце пронзила острая боль, и Бетти захрипела, не в силах сделать даже крошечный глоток воздуха.
Эдман подскочил в синеющей на глазах девушке и протараторил заклятие летаргического сна. Сонар рухнула на постель, приступ удушья отступил, и Эдман бросился вниз, догонять доктора Хрюста.
По счастью, лекарь задержался в прихожей, обсуждая с медином Симпелом снадобья для его супруги.
– Доктор, скорее! – закричал с лестницы Эдман. – Беатрис чуть не погибла!
– Что?! – взревел лекарь и помчался наверх.
Они вдвоем склонились над мирно спящей девушкой, и доктор тихо спросил:
– Как это понимать, максис Джентес?
Эдман коротко обрисовал случившееся и сказал:
– Дайна Сонар – важная свидетельница по одному делу. Я попросил назвать преступника, и как только она готова была произнести его имя, тут же схватилась за горло.
Доктор с мрачным видом перестроил зрение и начал рассматривать древние плетения, будто впервые их увидел.
– Взгляните сюда, – указал он Эдману на бронзовые нити, сменившие свою структуру и теперь впивавшиеся в шею и сердце девушки. – Их действие активировано. Они должны были убить ее, как только она нарушит заложенное в чарах условие. Как вы догадались, что нужно ее усыпить?
– У нас в полку был один случай, – начал говорить Эдман, но тут же махнул рукой. – Неважно. В тот раз мне удалось предотвратить смерть моего помощника именно таким способом. Я так понял, что глубокий сон имитирует наступление смерти, поэтому чары не убивают свою жертву до конца.
– Только вот не понятно, – отозвался лекарь, – если она проснется, заклятие возобновит свое действие и умертвит ее? Или нет?
Эдман сжал челюсти и выдавил:
– Мой помощник остался жив. Но это не гарантирует того же самого в случае Сонар.
Доктор испытующе посмотрел Эдману в глаза и задал вопрос, уже приходивший тому в голову:
– Вы сейчас пробудите ее? Или будете ждать помощи?
– Если бы я знал, как ей помочь, – с отчаянием проговорил он, – то ждал бы, сколько потребуется. Но здесь дело не во времени, а в самих чарах. Если они примут сон за подобие смерти и сочтут заложенное в них условие выполненным, то она останется жива. А если нет… Впрочем не будем заранее об этом.
Эдман еще раз осмотрел бронзовую сетку смертоносных плетений и обратился к лекарю:
– Будьте наготове. Если ничего не выйдет, сразу же погрузите ее в анабиотическое состояние.
Доктор Хрюст кивнул и простер руки над пациенткой. Коснувшись лба девушки, Эдман развеял наведенный сон.
– Беатрис, ты слышишь меня? – напряженным голосом спросил он. – Можешь дышать?
Бетти резко открыла глаза и сделала судорожный вдох, прижав руки к груди.
– Да, – хрипло выговорила она. – Вы снова спасли меня, профессор.
Эдман проверил, как ведут себя чары, и с облегчением отметил, что их структура не изменилась.
– Вижу, ваш план сработал, максис Джентес, – с улыбкой проговорил лекарь. – Я, пожалуй, оставлю для дайны Беатрис парочку укрепляющих зелий. А то с такими переживаниями все мое лечение пойдет насмарку.
Доктор слегка поклонился и вышел из спальни, а Бетти спросила:
– Что это было, максис Джентес? Я ведь всего лишь хотела…
– Нет! – закричал Эдман и схватил ее за плечо.
Беатрис в страхе вытаращила на него глаза и побледнела еще больше.
– Тебе нельзя называть имя похитителя, – торопливо выдал Эдман. – На тебя наложено заклятие. Если скажешь хоть слово о нем, тут же умрешь.
У Бетти закружилась голова, и она, обессилев, откинулась на подушку.
– Как? – бормотала она, невидящим взглядом блуждая по потолку. Крупные слезинки катились по ее щекам, но она их даже не чувствовала. – Как он мог? Когда успел? Я не помню, чтобы он колдовал надо мной.
Эдману тяжело было смотреть на раздавленную его словами девушку, и он постарался ее утешить:
– Беатрис, все что было, осталось в прошлом. Сейчас ты в безопасности. В доме, кроме нас, только несколько слуг, и все они проверенные, честные и добрые люди. Ты можешь смело доверять им. А что до имени похитителя, то я его в любом случае выясню, пусть и не с твоей помощью. Расследованием исчезновений дайн занимаются лучшие сыщики департамента. Не волнуйся об этом, похититель не останется безнаказанным. Сейчас самое лучшее, что ты можешь сделать, это восстановить свое здоровье. И, я уверен, ты еще внесешь свой вклад в расследование. Просто нужно понять, каким образом это лучше всего сделать без угрозы для твоей жизни. Договорились?
Бетти посмотрела на него с такой истовой благодарностью и безграничным доверием, что у Эдмана защемило в груди.
– Да, – ответила она и через силу постаралась изобразить улыбку. – Я все сделаю, чтобы вам помочь. Только скажите что нужно, и я обязательно справлюсь.
– Не волнуйся, – мягко проговорил он. – Постепенно во всем разберемся. А теперь отдыхай. Чуть позже к тебе зайдет мединна Вафия, поможет одеться и привести себя в порядок.
– Спасибо, максис Джентес. Я в неоплатном долгу перед вами. И непременно отыщу способ, как вас отблагодарить.
– Это лишнее, Сонар, – строгим голосом произнес он. – Отдыхай.
Когда Бетти осталась одна, беспросветное отчаяние и тоска сжали ее израненную душу, словно мельничные жернова готовые вот-вот обратить ноющее нутро в прах. Тяжелые воспоминания обрушились неукротимой лавиной и погребли под собой и здравый смысл, и благие намерения, внушаемые максисом Джентисом. И Беатрис беззвучно зарыдала, сотрясаясь от рвущихся наружу криков, полных боли и страданий.
«Как он мог? – терзалась Бетти. – Столько всего говорил, столько всего делал для меня, так убеждал, буквально боготворил. И что в итоге? Сплошной обман. Гнусная, омерзительная ложь! Использовал меня ради каких-то ритуалов, как вещь, как бездушный предмет мебели, как необходимую в обиходе безделушку. Я готова была на все ради него, а он только изображал чувства. Забавлялся с новой игрушкой, пока она еще не испортилась от слишком травмирующих игр».
В памяти всплыли моменты их близости, вид обнаженного, трепещущего от страсти Атли, его сильные руки, его будоражащие ласки и то выворачивающее наизнанку удовольствие, что они дарили. И Бетти почувствовала себя грязной, оскверненной чем-то липким, отвратительным и разъедающим ее тело.
Превозмогая слабость и дурноту, Беатрис поднялась с кровати и медленно, держась за стену, поплелась, пошатываясь, к неприметной двери в дальнем углу комнаты. Она не ошиблась, за ней была ванная. Разобравшись с кристаллами на стене, Бетти наполнила горячей водой купальню, взбила мыльную пену, сбросила невесомую сорочку и погрузилась с головой. Как бы ей хотелось никогда не всплывать, но воздух в легких быстро закончился, и она вынырнула на поверхность. Схватив с бортика жесткую мочалку, она принялась тереть себя, силясь смыть следы поцелуев и прикосновений Атли, но если кожу можно было содрать, и на ее месте образовалась бы новая, то выбросить из головы горькие воспоминания было не так-то просто. И Бетти плакала над своим растоптанным, кровоточащим сердцем, уничтоженным жестокой правдой о том, кому она подарила свои первые, такие нежные и хрупкие чувства.
«Я отомщу тебе, Атли Баренс, – со злостью думала Бетти, усердно работая мочалкой. – И никакое смертельное заклятие мне не помешает. Нужно только придумать, как рассказать о твоих преступлениях. И ты заплатишь за все!»
После мытья на Беатрис навалилась такая усталость, что она едва добралась до постели, упала и мгновенно уснула.
Вошедшая в спальню мединна Вафия лишь всплеснула руками:
– Ох, как же так? Волосы-то совсем сырые, а ведь только-только вылечили.
Она подошла к спящей девушке, укрыла ее одеялом и заметила опухшее от слез лицо. Острое чувство жалости к совсем молоденькой исхудавшей дайне сжало душу пожилой женщины, она с материнской заботой просушила влажные пряди полотенцем и погладила Бетти по голове.
– Спи, дитя, – прошептала она. – Богиня одарит тебя своей милостью за страдания. Так и знай. Не зря во сне мне ночью горлица белокрылая явилась. Только бы кровожадный ястреб стороной пролетел, и все у тебя наладится.
Глава 22
Следующие полторы седьмицы Беатрис постепенно приходила в себя и знакомилась с обитателями дома. Мединна Вафия и Гретель окружили ее заботой и постоянно старались угодить, предугадывая малейшее желание. Но угодливость эта происходила не из-за страха перед хозяином или жажды своей выгоды, а по доброте душевной и от простого человеческого сочувствия чужому горю. А в том, что у дайны Сонар случилась какая-то беда, все слуги ни секунды не сомневались, поскольку мединна Вафия прожужжала всем уши про свой сон, где белую горлицу терзает когтями ястреб, да еще и стервятник кружит и кружит, будь он неладен. И хотя ее супруг, Гретель и Рон всегда со снисхождением относились к страсти пожилой женщины толковать сны, верить в приметы и переворачивать явления природы на свой манер, но все же время от времени задумывались над тем, что, может, оно так и есть. Ведь люди зря говорить не будут. Мало ли какой мэрт эти сонники написал? Вдруг и правда сбудется?
Бетти поначалу дичилась слуг, пребывая в постоянном напряжении и ожидая подвоха. Ей казалось, что за открытыми улыбками и чистосердечным желанием помочь кроется второе дно, и никто ей не рад, а только и ждут, когда нищая приживалка уберется восвояси. Но мало-помалу она отогрелась в лучах душевного тепла искренних и доброжелательных обитателей особняка и начала тянуться к ним, находя тихую радость в том, чтобы слушать болтовню мединны Вафии или пререкания Гретель с требовательным медином Симпелом. Здоровье ее окончательно восстановилось, хотя, когда Беатрис оставалась одна, тени недавнего прошлого обступали ее, и тягостные раздумья вновь и вновь мучили душу, бередя сердечные раны.
«Если я буду продолжать в том же духе, – обдумывала Бетти свое положение, – то опять заболею, только теперь уже от тоски. Нужно найти себе занятие и приносить хоть какую-то пользу максису Джентесу. Пока идет расследование, он, наверное, позволит мне оставаться в его доме. Но что будет потом? Мои документы, диплом об окончании закрытой школы и лицензия дайны остались в Камелии. Без них я ничего не смогу сделать. Даже за ворота выйти и то опасно, жандармы могут задержать меня и потребовать объяснений. Я должна позаботиться о себе и придумать, как зарабатывать на жизнь».
Самым простым выходом из ситуации для нее было обратиться в магическую комиссию, заявить о своем статусе свободной дайны и заключить контракт с обеспеченным максисом, но Беатри ни на мгновение не допускала такой возможности для себя, зная, что больше не сможет никому из аристократов доверять настолько, чтобы пойти в услужение и делиться своей энергией по первому требованию.
– Мединна Вафия, – обратилась Бетти к пожилой женщине, когда та зашла в ее комнату, узнать, не нужно ли чего, – присядьте, пожалуйста. Я хотела вас кое о чем спросить.