Текст книги "Сделка с профессором (СИ)"
Автор книги: Полина Краншевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)
− Ну как? – звенящим от волнения голосом спросила она.
Атли не спускал с нее потемневших глаз и скользил взглядом по ее сияющему лицу, белой шее, часто вздымавшейся груди.
− Это ожерелье лишь никчемная оправа твоей ослепительной красы, − неожиданно хриплым голосом выговорил он.
Беатрис покраснела от удовольствия и осмотрелась в поисках зеркала.
− Тебе правда нравится? – спросила она, подбегая к каминной полке, где стояло небольшое овальное зеркало.
– Да, – глухо отозвался Атли и поднялся с дивана.
Украшение действительно очень шло Беатрис, оттеняя ее серые глаза и придавая им колдовскую глубину. Бетти смотрела на свое отражение и не могла поверить, что румяная очаровательная юная прелестница в красивом платье и дорогом ожерелье и есть она.
Внезапно Беатрис ощутила горячие ладони Атли на своих плечах и вздрогнула. Он стоял совсем рядом, касаясь ее спины, и она чувствовала его опаляющее дыхание покрывшейся мурашками кожей, вмиг ставшей неимоверно чувствительной.
– Ты словно дивное видение, пришедшее ко мне из мира грез, – прошептал он, склоняясь к ней.
В зеркале отразилось его будто высеченное из камня суровое лицо, тонкие губы, касающиеся ее волос, длинные пальцы, сжимающие ее хрупкие плечи. У Беатрис перехватило дыхание, и внутри все затрепетало в сладком предвкушении. Ей вдруг захотелось, чтобы он стал еще ближе, чтобы теснее прижал ее и сказал о том, как восхищен и пленен ею.
Атли развернул Бетти к себе лицом, приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
– Ты счастлива здесь, Беатрис? – спросил он, пожирая ее жадным, требовательным взглядом. – Счастлива рядом со мной?
Она смотрела на него не в силах вымолвить ни слова и ощущала, как его ладони скользят по ее спине. Жаркая волна прокатилась по телу Бетти и отозвалась внутри сладким, неведомым доселе томлением.
– Да, – призналась она, сгорая в его объятиях. – Ты для меня дороже всех на свете.
Еле уловимая усмешка удовлетворения ее ответом скользнула по тонким губам и тут же исчезла, будто померещилась.
– Чего бы тебе хотелось, моя дивная пташка? – прошептал он, почти касаясь ее губ. – Чем еще я могу порадовать тебя, Бетти?
У Беатрис защемило в груди, и слезы умиления выступили на глазах. Атли так нежно и ласково произносил ее имя, так волнующе говорил с ней, так бережно обнимал, что она почувствовала себя бесценным сокровищем, составлявшим единственный смысл жизни находившегося рядом мужчины.
– Я хочу, чтобы мы безраздельно принадлежали друг другу, – вымолвила она и тут же испугалась того, что проговорилась о своем самом сокровенном желании, вот уже который день не дававшем ей покоя.
Она вспыхнула и попыталась отвернуться, но Атли не дал ей этого сделать.
– И я хочу того же самого, – шепнул он и поцеловал ее мягкие манящие уста.
Каким сладким показался Бетти ее первый поцелуй, какими будоражащими были прикосновения Атли, отзывавшиеся жаром и трепетом в груди, с каким ликованием сжималось ее сердечко, готовое вот-вот выпрыгнуть наружу.
Атли с трудом оторвался от нее и, тяжело дыша, проговорил:
– Время пришло, Бетти. Сегодня мы объединим наши энергии и познаем радость полного воссоединения.
Он подхватил ее на руки и быстрым шагом направился в северное крыло дома.
У Беатрис голова шла кругом, и смысл его слов едва ли доходил до нее. Она прижималась к широкой груди и слушала бешеный стук его сердца, позабыв обо всем, что когда-то было важным для нее.
Атли внес ее в свои покои. Бетти лишь мельком заметила небольшую идеально прибранную комнату с парой кресел, письменным столом, бюро и книжными шкафами. Они не стали задерживаться здесь, Атли прошел дальше, отворил дверь в спальню и уложил Беатрис на гигантскую кровать, заправленную бледно-голубым покрывалом.
Бетти вдруг испугалась, подтянула колени к груди и обхватила себя руками. Когда она говорила о своих чувствах в гостиной, она вовсе не имела в виду ничего такого. Атли сел возле нее и осторожно погладил по волосам.
– Не бойся, глупышка, – прошептал он с мягкой улыбкой. – Тебе не о чем беспокоиться. Я не собираюсь принуждать тебя к чему бы то ни было.
У Беатрис отлегло от сердца, словно закрученная внутри пружина вмиг распрямилась, и она с облегчением расплакалась, прижавшись к Атли.
– Я подумала… – бормотала она всхлипывая. – Что ты… Что я…
– Тише, тише, – шептал он, успокаивая и поглаживая ее по вздрагивающим плечикам. – Я всего лишь имел в виду передачу маны. Прости, что напугал тебя. Не волнуйся. Если ты не готова и хочешь повременить, то мы отложим это на потом. Мне скоро нужно будет уехать, а когда вернусь, мы снова все обсудим.
– Нет, нет, – замотала она головой. – Я совсем не против. Я ведь сама решила бежать с тобой из школы, чтобы стать твоей дайной. Просто я не так поняла. Давай ты объяснишь мне, что делать, и я попробую.
– Хорошо. Только не спеши и действуй осторожно. Первый контакт всегда самый непредсказуемый.
Он снял жакет, отбросил его в сторону и начал расстегивать рубашку. Беатрис неотрывно следила за его ловкими, сильными пальцами, не в силах справиться с разыгравшимся любопытством. Она никогда не видела обнаженного мужчину да еще такого привлекательного, как ее покровитель. Атли не стал снимать рубашку полностью, лишь оголив поросшую негустыми темными волосами грудь. Краска бросилась Бетти в лицо, и она с трудом отвела взгляд.
Атли придвинулся к ней и, стараясь говорить спокойно, сказал:
– Тебе нужно приложить свою ладонь к моей груди. Вот сюда, в самый центр. Затем сосредоточься, открой внутренний резервуар и направь поток маны через руку к моему энергетическому запасу. Ты почувствуешь сопротивление. Это нормально. У нас разные магические составляющие, и они могут вступить в противоборство. Из-за этого нужно приложить немного больше усилий, чем при наполнении накопителя. Не переживай, если не получится сразу. Со временем мы привыкнем друг к другу, и все наладится.
Внимательно выслушав наставления, Беатрис подрагивающей рукой прикоснулась к груди Атли, почувствовала жар его тела, запустила пальчики в мягкие волоски и, глубоко вдохнув, закрыла глаза. Распахнуть резервуар ей не составило труда, она не практиковалась с самого дня побега из школы и теперь с радостью ощутила тепло своей энергии. Бетти побоялась черпать сразу много маны, она захватила небольшую часть и направила ее к внутреннему резервуару Атли, но поток наткнулся на преграду. Словно под ладонью очутилась не живая плоть, а глиняная стена, впопыхах возведенная каменщиком, по ошибке принявшим ее силу за угрозу для жизни.
Беатрис напряглась, увеличила напор, стена как будто начала поддаваться, и Бетти, зачерпнув еще энергии, обрушила ее поток на преграду. Внезапно стена исчезла, и Беатрис показалось, что ее рука провалилась в темную ледяную бездну, и она сама летит в пропасть вслед за ней. Она испугалась, запаниковала и ринулась обратно, пытаясь отдернуть ладонь.
Но Атли вцепился ей в запястье, с силой сжал и проскрежетал надломленным голосом:
– Сиди смирно. Передача еще не окончена.
Бетти с трудом узнала его всегда такой спокойный, приглушенный голос, с ней будто заговорил совсем другой человек – властный, могущественный и беспощадный. Она растерялась и попыталась отгородиться от той ледяной пустыни, что затягивала ее внутрь себя.
– Держи резервуар открытым! – рявкнул Атли и сверкнул совершенно черными глазами.
У Беатрис душа ушла в пятки, она ошарашенно смотрела на него и не узнавала того галантного и заботливого мужчину, что был рядом с ней все это время. Не желая, видеть Атли таким, она снова прикрыла веки и позволила своей мане течь так, как ей бы того хотелось. Бетти как наяву увидела золотистые струи своей энергии, перетекающие через ее худенькую руку в зияющую темную пучину резервуара Атли. И там сияние ее манны становилось нестерпимо ярким, оно озаряло мрачную бесконечность и заполняло ее собой, неся покой, тепло и блаженство.
У Бетти совершенно вылетели из головы все наставления профессора Привиса. Она и думать забыла о том, что нельзя отдавать больше одной трети своего резервуара, и ее мана все текла и текла, пока голова Беатрис не стала тяжелой, точно на нее надели неподъемный венец, тянувший к земле. Тугой комок подкатил к горлу, в глазах заплясали искры, ее прошиб холодный пот. Она из последних сил рванулась от Атли в сторону, он ее более не удерживал, и Бетти рухнула на постель.
– Девочка моя! – воскликнул он, нависая над завалившейся набок, смертельно бледной Беатрис. – Это было потрясающе! Ты просто чудо! Ничего подобного никогда не испытывал!
Он ликовал, точно ребенок, испытавший нечто доселе неведомое и безумно приятное. Атли запрокинул голову и захохотал хриплым голосом. Бетти было до того плохо, что она едва смогла вымолвить:
– Пить.
Атли тут же опомнился, бросился к прикроватной тумбочке и, накапав из флакона несколько капель темно-фиолетовой жидкости в стакан с водой, поднес его к губам Беатрис.
– Прости, я совсем потерял голову, – повинился он, укладывая Бетти себе на колени. – Выпей. Это вернет тебе силы.
Он помог ей приподняться, Беатрис тут же начала жадно глотать горьковатую воду, осушила стакан до дна и сразу почувствовала, что дурнота отступает, и голова проясняется.
– Ты большая умница, – нашептывал Атли ей на ушко, осыпая короткими поцелуями ее чуть порозовевшее лицо. – Впервые вижу, чтобы кому-то сразу удалось все сделать правильно. Твоя мана невыносимо сладкая. Я точно захмелел от крепкого вина, испробовав ее. Моя нежная Бетти, ты настоящая драгоценность. Я все сделаю, чтобы ты тебе было хорошо со мной.
Он все говорил и говорил, шепча милые сердцу Беатрис слова, и она постепенно успокоилась, даже смогла улыбнуться сквозь одолевавшую ее дремоту. Но слабость все же дала о себе знать, и вскоре Бетти крепко уснула, свернувшись калачиком на середине постели.
Атли достал из комода шерстяной плед и укрыл Беатрис, подложив ей под голову подушку. Сам он после передачи маны был полон сил и не собирался ложиться в эту ночь. Он прошел к окну и выглянул в парк. Метель прекратилась, оставив после себя мягкий пушистый снежный ковер повсюду, куда падал глаз. Деревья обрядились в свадебные одежды, сверкая в свете горящих окон особняка серебряными искрами льда. Ветер утих, и на усадьбу опустилась режущая слух тишина, словно и не было ничего в мире, кроме этого старинного особняка, отгороженного каменной стеной от окружающих пустошей.
Бросив взгляд на мирно спящую на его постели девушку, Атли потер лицо, пытаясь прогнать охватившее его наваждение.
«Что я творю? – подумал он, снова уставившись в окно, словно ища ответа у безмолвного ночного покоя. – Зачем поцеловал ее? Зачем устроил передачу маны в своей спальне?»
И тут же из глубин его сознания пришел такой неудобный и несвоевременный ответ – потому что захотел. Захотел неистово и алчно. Захотел всю без остатка. Атли содрогнулся от одной мысли, что он мог натворить, если бы Беатрис не была такой наивной, чистой и пугливой. Недаром члены магической комиссии так тщательно следят, чтобы все дайны оставались невинными. Только энергия девственниц отличается особыми свойствами, она в тысячу крат мощнее и гораздо лучше насыщает пустой резервуар.
Атли вспомнил те ощущения, что подарила ему впитавшаяся мана Беатрис. Чувство безграничного счастья, умиротворения и восторга. У него до сих пор жгло в груди, а присвоенная энергия требовала выхода.
«Точно весь мир мог бы перевернуть! – окрыленный плещущей через край силой размышлял он. – Она – бесценный дар богов, моя трепетная пташка. Одна такая в целом свете, и принадлежит мне».
Он вдруг на мгновение представил, что не поехал на смотрины в Камелию тем ясным летним днем.
«Ее забрал бы Пекиш, и я никогда бы не познал счастья обладания этой девушкой», – подумал он, с силой сжав кулаки.
У него болезненно засосало под ложечкой от одной мысли, что он лишится ее. Атли завернул Беатрис в плед, подхватил на руки и понес в спальню на другом конце дома.
В комнате Бетти горели прикроватные лампы, Пруденс разобрала постель и молча ждала господина, сидя в кресле у окна.
– Помоги переодеть ее, – велел Атли, укладывая свою драгоценную ношу на постель. – Смотри не потревожь.
Служанка засуетилась над спящей девушкой, стараясь все делать очень деликатно, чтобы хозяин остался доволен. Атли отвернулся к окну и не позволил себе глазеть на обнаженную дайну, от греха подальше. Он дождался, когда Пруденс закончит и поманил ее за собой. Служанка укрыла госпожу одеялом, погасила лампы и вышла в коридор.
Атли ждал ее у лестницы.
– Через два дня я уеду примерно на месяц, – тихим голосом предупредил он. – Ты останешься в доме за главную, как и всегда. С Беатрис глаз не спускай. Отвечаешь за нее головой. Если с ней случится беда или неприятность, ты знаешь, что будет. Уяснила?
– Да, господин, – пролепетала в страхе Пруденс, мгновенно бледнея. – Все сделаю в лучшем виде.
– Я знал, что могу рассчитывать на тебя, – усмехнулся он. – Твоя награда не заставит долго ждать.
Он развернулся и начал спускаться на первый этаж, намереваясь закончить свой многолетний эксперимент и получить долгожданный результат.
«Сегодня это случится! Энергии более чем достаточно. Мана Беатрис идеально подойдет. У меня точно все сложится, как надо», – думал Атли.
А наверху на лестничной площадке стояла верная служанка и смотрела вслед своему хозяину. В ее взгляде отражались неизбывная боль и мука, терзавшие ее изо дня в день, и не было никакой надежды у пожилой женщины избавиться от рвущих ее душу незаживающих ран прошлого.
Глава 7
Письма с информацией о заинтересовавших Эдмана максисах пришли только через полторы седьмицы и оказались весьма любопытными. Выяснилось, что те пятеро аристократов, побывавшие на смотринах и оставшиеся без дайн, вели дела с компаньонами из Финара и время от времени бывали в этом городе.
Эдман уже устал бездействовать и тут же ухватился за этот крохотный шанс выяснить дополнительные сведения по делу погибшей адептки. Он расписал имена всех подозреваемых, включая Атли Баренса, на широком листе бумаги и повесил этот плакат на стене возле своего письменного стола в преподавательских апартаментах.
«Если рассмотреть вариант похищения Сонар из школы одним из них, – размышлял он, скользя рассеянным взглядом по давно заученным фамилиям, – то здесь без помощи кого-то из местных обитателей точно не обошлось. Невозможно схватить адептку в стенах Камелии, не зная, где именно она пройдет и когда. А выяснить это могли только преподаватели и бонны, еще патронесса Пигирд и директриса Гризар. Другие служащие не настолько близко общаются с ученицами. Руководительницу школы и ее помощницу допросили с особым пристрастием, тут все чисто. Да и обе слишком дорожат своими местами, чтобы участвовать в таком вопиющем преступлении, подрывающем престиж школы. Бонны тоже вне подозрений, всех проверили сыщики Вилмора. Преподаватели как будто тоже ни при чем».
Он встал из-за стола и прошелся по гостиной, служившей ему и кабинетом, и столовой при необходимости. Эдман специально задвинул небольшой диван, кресло и чайный столик в самый угол комнаты, чтобы освободить побольше места, и теперь с задумчивым видом ходил кругами по добротному ковру, перебирая известные ему факты.
«Монд со своей неуемной алчностью никак не идет у меня из головы, – прикидывал он. – Она вполне способна посодействовать похитителю за деньги. Еще Лавинас без конца проигрывает крупные суммы в закрытом клубе. Его могли шантажом заставить принять участие в похищении в счет уплаты большого долга».
Эдман когда-то и сам был ярым поклонником азартных игр. В молодости он обожал кутежи с друзьями, где вино лилось нескончаемым потоком, распутные женщины дарили свои незамысловатые ласки всем желающим, а карты не выпускались из рук ночи напролет. Но однажды он так увлекся игрой, что в пьяном угаре проиграл целое состояние. И ладно бы потерял только деньги, он пришел по приглашению своего друга, Альмонда Серпентаса, кузена нынешнего императора, на праздник в сопровождении своей дайны, а когда очнулся на рассвете с пустыми карманами и трещащей от обилия выпитого головой, Кэти и след простыл. Гости видели, как она в спешке убегала с каким-то иностранцем, и Эдман так и не сумел ее отыскать, сколько ни старался.
Баснословный проигрыш и потеря дайны, за чей контракт его семья чудом расплатилась, стал для родителей Эдмана настоящим ударом. Его мать, никогда не отличавшаяся добрым здоровьем, от нервных переживаний серьезно заболела и вскоре скончалась. Отец не смог пережить эту потерю, начал заливать горе вином и тоже отправился в обитель богов к праотцам. Эдман в считаные месяцы остался один на один с толпой кредиторов, небогатым родовым имением в качестве наследства и тяжким бременем бессчетных долговых обязательств.
Именно тогда он зарекся никогда больше не садиться за игральный стол и не брать в рот ни капли спиртного. Он нашел толкового управляющего и грамотного поверенного и с их помощью постепенно смог навести порядок в имении и в запущенных делах. Несколько лет ему потребовалось на то, чтобы расплатиться с долгами, но благодаря исправной службе в рядах императорской гвардии и боевым заслугам, его не раз приставляли к наградам, и Эдман, в конечном итоге, выправил свое финансовое положение, а родовое имение начало приносить хороший ежегодный доход.
«Нужно будет разыскать Лавинаса и Монд, – решил для себя Эдман. – Даже если они не замешаны в этом деле, то вполне могут что-то знать, чего не захотели говорить сыщикам».
Жесткая усмешка искривила его губы. Заклятие на крови, что он применил к ним обоим, расспрашивая о Виктории Творф, не теряло своей силы при наличии заговоренного артефакта-иглы, всегда находившегося при нем в трости.
«Им придется выложить мне все, что они так или иначе скрывают», – подумал Эдман и отправил Фрэнку Тараку запрос о местонахождении преподавателей Камелии.
Помощник Вилмора прислал данные через два дня. Выяснилось, что Лавинаса перевели из школы для дайн в военное училище для мединов после окончания финального испытания у выпускниц, а Монд отправилась с максисом Бродиком на три недели в Южную провинцию. Ее любовнику понадобилось решить там служебные вопросы, и он не пожелал расставаться с Анной на такой длительный срок.
«Раз Монд в отъезде, навещу сначала Лавинаса, – составил план действий Эдман, – а потом уже займусь дайной».
Преподаватель истории и географии теперь работал в небольшом городке в отдаленной части Западной провинции и проживал на съемной квартире, оплачиваемой администрацией училища. Эдман дождался ближайшего дня отдыха, вновь перевоплотился в профессора Эдварда Привиса и отправился по указанному Тараком адресу.
Еще до полудня он переместился в провинциальный городишко, лишь отдаленно напоминавший Финар. Узкие улочки утопали в грязи, редкие экипажи едва могли разминуться даже на главной дороге, проходившей через центральную площадь, все постройки представляли собой однотипные здания с каменным первым и деревянными остальными этажами. Ратуша и магическая комиссия выглядели жалко и убого в сравнении с другими городами империи.
«Ну и дыра, – оценил новое место обитания придирчивого преподавателя истории Эдман. – Какой удар по раздутому самолюбию Лавинаса».
Он дошел до трехэтажного прямоугольного доходного дома на окраине городка и остановился, сверяя адрес. Темно-песочного цвета фасад здания местами облупился и требовал ремонта, наличники покосились и выцвели, кое-где проглядывали кривые трещины, поползшие по каменной кладке словные одинокие чахлые ростки вьюна.
Эдман без промедления постучал и вошел в переднюю, но как только он оказался внутри, его чуть не сбил с ног запах нафталина и нечистот. На его стук, громко шаркая распухшими от отеков ногами, вышла скрюченная старуха в линялом чепце, черном платье и теплой шерстяной шали на плечах. Она представилась квартирной хозяйкой и начала выяснять цель его прихода, приняв Эдмана за нового квартиранта, а услышав, что он ищет Лавинаса, старуха со злобной гримасой сплюнула на грязный пол и махнула в сторону лестницы на второй этаж, процедив сквозь редкие зубы номер квартиры.
Дойдя до нужной двери, Эдман постучал, но ответа не последовало. Нажав на ручку хлипкой двери, он обнаружил, что замок не заперт, и вошел в новое пристанище преподавателя. С порога его обдало запахом перегара и самого дешевого табака, он поморщился и прошел через темную прихожую в гостиную. Повсюду валялись перевернутые стулья, грязная посуда, остатки еды, скомканные газеты и пустые бутылки из-под вина. Эдман пересек комнату, стараясь ступать только по чистым островкам на полу, хотя это стоило ему немалых усилий, поскольку повсюду темнели пятна неизвестного происхождения. Он вошел в спальню и на мгновение замер сраженный представшей перед ним картиной.
На широкой постели, заправленной пожелтевшим бельем, возлегал Джон Лавинас собственной упитанной обнаженной персоной. Его черные кудри растрепались, усы и бакенбарды торчали во все стороны, из приоткрытого рта стекала слюна, а на волосатой груди покоились две весьма непрезентабельного вида голые девицы не первой свежести. Запах перегара здесь ощущался особенно сильно, поэтому Эдман, достав из внутреннего кармана пальто носовой платок, посчитал за благо дышать через него.
Долго взирать на крепкий сон утомленной то ли веселой попойкой, то ли бурными постельными игрищами троицы он не смог и, набрав в ванной полный кувшин ледяной воды, недолго думая, окатил храпящих любовников. Девицы первыми пришли в себя и завизжали на весь дом так, что Эдман тут же пожалел о своем недальновидном поступке. Взлохмаченные бестии, увидев перед собой виновника своего нежданного пробуждения, уже хотели вцепиться ему в физиономию, но заметив его суровый взгляд и дорогой костюм, посчитали, что лучше всего с ним не связываться. Лавинас с трудом разлепил глаза, обругал последними словами девиц и, послав их к демонам, снова захрапел.
– Если приберетесь в этом свинарнике, получите каждая по золотому, – бросил Эдман и отошел к окну, давая женщинам возможность привести себя в порядок.
Услышав о деньгах, девицы приободрились и начали натягивать на себя измятые платья и рваные чулки. Одна за другой они покинули спальню, заинтересованно косясь на Эдмана, и вскоре в гостиной раздались звуки идущей полным ходом уборки.
Эдман тяжело вздохнул, распахнул окно, впуская в спальню свежий морозный воздух, и направился к постели будить Лавинаса. Это оказалось делом не из легких, однако после пары крепких оплеух преподаватель истории все же взбунтовался и окончательно очнулся ото сна.
– Привис? Ты что здесь забыл? – с ошарашенным видом уставился на Эдмана он. – Я вроде бы не так много и выпил, чтобы мне кто-то из старых знакомых мерещился.
– Будь любезен, – еле сдерживая себя, промолвил Эдман, сытый по горло возней с полупьяным Лавинасом, – умойся и оденься. На тебя смотреть противно. Я буду в гостиной. И в твоих интересах появиться там как можно скорее.
Преподаватель уловил угрозу в его словах, усиленно закивал и поплелся в ванную комнату.
По счастью, девицы оказались сметливыми и проворными, к тому времени как Эдман вышел из спальни, основные следы пирушки уже были убраны, стулья расставлены вокруг накрытого свежей скатертью стола, а полы намывала неизвестно откуда прибежавшая служанка в сером изгвазданном платье.
– Мы все сделали, господин, – обратилась к нему одна из любовниц Лавинаса, теперь выглядевшая вполне сносно. Оголенные плечи она прикрыла шалью, а на голову нахлобучила чепец.
– Держи, – перебросил он ей обещанные монеты. – Заслужили.
– Если мы вам понадобимся, вы сможете найти нас в квартире на первом этаже, справа от входа, – призывно улыбаясь, прощебетала она и вместе с товаркой вышла в прихожую.
Эдман скривился, отряхнул на всякий случай один из стульев и, сев на него, обратился к заканчивающей с полами девушке.
– Ты местная горничная?
Она кивнула, с опаской глядя на него.
– Принеси горячего чаю и чего-нибудь от похмелья. Если у квартирной хозяйки что-то на такой случай?
– Деньги вперед, – отрезала девушка.
Эдман усмехнулся, но и не подумал возражать. Отдав деньги, он скрестил руки на груди и принялся ждать чай и Лавинаса.
Преподаватель истории выплыл из спальни в довольно непрезентабельном виде, однако кудри его были зачесаны назад и напомажены, усы и бакенбарды приглажены, домашний шелковый халат чист, и лишь налитые кровью глаза да опухшее бледно-зеленое лицо выдавали тот род занятий, коим наслаждался Лавинас вчерашней ночью.
– Привис, какими судьбами тебя сюда занесло? – громыхнул он хорошо знакомым Эдману басом и плюхнулся на соседний стул. – Я и не думал, что приличный человек может явиться ко мне в эту глухомань!
– Поэтому решил вести себя по-скотски, дабы не выделяться из толпы местных обитателей, – проворчал Эдман и с изрядной долей брезгливости оглядел временного хозяина затрапезной квартиры.
Лавинас смутился и опустил глаза.
– Зачем ты так? – обиделся он надувшись. – Мы с девочками вчера немного перебрали. С каждым бывает. Они, между прочим, из приличной семьи, племянницы квартирной хозяйки. Тетка в них души не чает.
– Меня твои шашни и попойки не волнуют, – скривился Эдман. – Сделай милость, не посвящай меня в подробности. Я здесь по делу.
В комнату постучалась и вошла горничная, неся поднос с чайником, чашками, стаканом с водой и флакончиком с зеленоватым зельем. Лавинас, как только ее увидел, тут же просиял и воскликнул:
– Лу, спасительница ты моя! Благодарю! Век не забуду!
Служанка только фыркнула, стрельнув в преподавателя кокетливым взглядом. Расставив все на столе, она накапала снадобье в стакан с водой и, пододвинув его к Лавинасу, удалилась, покачивая бедрами.
Преподаватель истории мигом осушил разведенное лекарство и сразу же порозовел.
– Не зелье, а чудо какое-то,– поделился впечатлениями он. – Чувствую себя после него на двадцать лет моложе. Так зачем, ты говоришь, пожаловал?
– Ты ведь был в Камелии, когда погибла адептка? – спросил Эдман, сверля его пристальным взглядом. – Что ты знаешь об этом случае? Видел кого-нибудь в тот вечер в школе рядом с Сонар?
Лавинас спал с лица, его руки задрожали, и он выпалил:
– Я ничего не знаю! Сыщики из департамента всех уже по тысяче раз допросили, и меня в том числе. Думаешь, я бы смог от них что-то скрыть? Если тебя так волнует это дело, у них и выпытывай, а меня перевели на другое место службы, как только немного улеглась шумиха.
– С чего вдруг тебе новое место дали?
– Кто-то донес в магическую комиссию, будто видел меня с ученицей в неподобающем виде, – с неохотой буркнул Лавинас. – Мне прислали уведомление, что пройдет разбирательство. А тут Сонар умудрилась выпасть из башни, и всем стало не до меня. Как сыщики закончили в школе дознания, так меня и перевели в военное училище без каких-либо объяснений. А мне что? Главное – взысканий не назначили, и ладно. Я и этому рад. Донос мог мне гораздо дороже обойтись.
Эдман незаметно нажал на набалдашнике своей трости синий кристалл, активируя артефакт-иглу, и задал следующий вопрос:
– Тебя кто-нибудь просил разузнать сведения о Сонар? Ее расписание? Или время посещения лазарета ее классом? Может быть, еще что-то?
Лавинас побледнел, на лбу у него выступили мелкие капельки пота. Он не хотел говорить, но заклятие не позволило ему промолчать.
– Да! – выкрикнул он и попытался зажать себе рот руками, но это не помогло. – В закрытом клубе ко мне обратился медин Райт, метрдотель. Спросил, могу ли я предоставить кое-какие данные об одной из адепток Камелии. Разумеется, не бесплатно. Но я такие вещи нутром чую. Одно дело самому с ученицами развлекаться, без последствий, и совсем другое, когда посторонние в закрытую школу лезут. Тут уж быть беде. И я отказался посодействовать. Он начал напирать на мои карточные долги, но мне в тот вечер крупно повезло – обыграл заезжего франта. Я обычно друзей угощаю, но тогда уплатил все долги и тут же уехал.
Лавинас перевел дыхание и обтер широким рукавом халата пот со лба.
– Как чувствовал, назревает в Камелии что-то нехорошее. Я затаился, в клубе больше не появлялся, в Финар не высовывался. И все равно произошел несчастный случай. Только клянусь всесильным Эльвином, я здесь ни при чем!
Эдман сжал челюсти, обдумывая его слова, а потом спросил:
– К кому-то еще медин Райт обращался? Может быть, ты видел, как другой преподаватель следил за Сонар?
Лавинас снова затрясся, силясь не болтать лишнего, но все было тщетно.
– Видел! – выдохнул он. – В коридоре заметил, как дайна Монд вызвала Сонар из класса и отошла с ней в сторону. Анна сунула в руки девчонке какую-то записку и ушла. Сонар прочитала письмо, а оно после этого рассыпалось в пыль прямо у нее в руках. Я как раз из подсобки выходил, карты подбирал для экзамена, они меня не видели.
– Ясно, – кивнул Эдман. – Еще что-то?
– Это все! – выдохнул Лавинас, трясущимися руками схватил чашку и, налив остывший чай, принялся спешно пить.
– Почему не рассказал об этом сыщикам?
Преподаватель истории закашлялся, а когда немного пришел в себя, прохрипел:
– А зачем? Они вполне могли меня приплести к этому делу. По допросам бы затаскали. Почему да как, да отчего? А мне такое без надобности. Перевелся в другую провинцию и живу спокойно, никому не мешаю. Даже здоровье здесь поправил, ты сам видел.
Он многозначительно посмотрел на дверь своей спальни, и Эдман поднялся.
– Ладно, мне пора. Держи язык за зубами, о моем визите никому ни слова, и не высовывайся. Если кто к тебе заявится, все отрицай. И прекрати уже пить наконец. Мало ли кому еще понадобится разузнать у тебя про Сонар.
Лавинас испуганно покосился на дверь, словно за ней уже притаились те, кто мог потребовать у него ответа.
– Привис, ты ведь никому не скажешь обо мне? О том, что я видел?
– Не волнуйся, – успокоил его Эдман, хлопнув по плечу крепкой рукой. – Все останется строго между нами.
И покинул затхлую квартиру, захлопнув за собой дверь.
«Значит, все-таки Монд, – думал он, идя по улицам к портальной площадке и с ненавистью вспоминая фальшивую улыбку дайны. – Заманила Беатрис в ловушку и развлекается теперь со своим любовником. Ну ты у меня еще пожалеешь, что впуталась в это дело».
Глава 8
После первой передачи маны Беатрис одолевали крайне противоречивые чувства. С одной стороны ее неимоверно взволновал первый поцелуй, и она без конца перебирала в голове малейшие детали мимолетной близости с Атли. Но с другой – Бетти вспоминала ледяную бездну под своей ладонью с содроганием и трепетала от одной мысли, что ее покровитель снова попросит поделиться с ним энергией. Внутри у нее поселилось чувство неясного напряжения, тревоги и страха, да и здоровье до конца не восстановилось. Она все еще чувствовала незначительную слабость, голова то и дело начинала кружиться, а в груди образовалась неприятная пустота, холодящая душу и сердце.
