Текст книги "Сделка с профессором (СИ)"
Автор книги: Полина Краншевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 46 страниц)
– Хорошо, мединна Стуорд, – сказала Беатрис.
После урока они вдвоем заперлись в подсобке, и мединна потребовала объяснений, а когда Беатрис все выложила, выругалась:
– Вот шлюха бесстыжая! Знает, что в мастерской с нее втридорога возьмут да еще подумают, обслуживать ее с такой-то репутацией или нет!
Беатрис покраснела и опустила глаза.
– А ты не полыхай тут румянцем! – никак не могла успокоиться мединна. – Лучше запомни раз и на всю жизнь: кто бы тебе из этих богатеев, что ни обещал, все это ложь. Соблюдай буквы контракта и только, а в койку ни к кому не прыгай. Им это все так – развлечение, отдых от жен и обязанностей по службе, а тебе – боль, горе и мука. Дайнам и так тяжко в роскошных домах приживаться, каждый их норовит клюнуть, а уж если про честь свою забудут – пиши пропало. Всякий под юбку полезет и будет считать, что в своем праве. Так и знай!
Сказать Беатрис было нечего, и она помалкивала. Когда мединна злилась, следовало дать ей время успокоиться.
– Ладно, это все болтовня, – продолжила она, перебирая материалы и рассматривая рисунок. – Раз эта гадина к тебе прицепилась, делать нечего, нужно работу выполнить. Иначе и правда не поздоровится. Ткань у платья добротная, нитки и бусины дорогие и надежные. Осталось только рисунок повторить. Я тебе, конечно, помогу все наметить, но вышивка мне уже не под силу. Глаза не те, что в молодости. Так аккуратно, как ты, не сделаю.
– Спасибо вам огромное! – Беатрис обняла пожилую мединну, стараясь выразить всю признательность, что переполняла ее сердце.
Преподавательница погладила ее по темно-русым густым волосам и тихо сказала:
– Немного осталось, скоро покинешь ты это гиблое место. Буду молить всевидящую Идану, чтобы послала тебе честного господина. Только остались ли еще такие среди знати-то?
Беатрис опять промолчала, в душе уверенная, что уж ей-то обязательно должно повезти, ведь она так много училась и прикладывала столько усилий, чтобы стать лучшей. Это обязательно окупится сторицей, иначе даже в милость богов не стоит верить, не то что в обещания людей.
Глава 12
Эдман прожил в Камелии всего несколько дней, а уже не знал, куда спрятаться от назойливых поклонниц. Конечно, он никогда не был обделен женским вниманием и в силу природного обаяния, и в силу высокого положения в обществе, но то, что раньше доставляло удовольствие и тешило его самолюбие, теперь превратилось в неуправляемое стихийное бедствие, грозящее перерасти в катастрофу.
На уроках его раздражали адептки, томно вздыхающие и краснеющие, лишь только он вызывал одну из них отвечать. В перерывах его преследовали бонны, стараясь без конца попадаться ему на глаза и обременять бессмысленными просьбами. Но это еще можно было переносить с каменной физиономией и ледяной вежливостью, чем Эдман и занимался, благодаря железному самообладанию и выдержке профессионального воина. Вот только обитательницы Камелии пошли дальше и умудрились превратить его жизнь в сущий кошмар, заваливая любовными записками, пропитывая духами его сорочки и платки, отданные в местную прачечную, и подливая в еду всякую мерзость, видимо, в надежде приворожить объект своего преклонения с помощью зелья какого-нибудь шарлатана. Хвала всесильному Эльвину, подобные снадобья давно ушли в прошлое, и мастеров, способных сварить нечто похожее, уже не осталось.
В назначенное время Эдман чудом оторвался от преследования обожательниц и укрылся в кладовке, надеясь хоть здесь немного передохнуть. Беатрис опаздывала, но это нисколько не взволновало Эдмана. Он уже убедился, что на нее можно положиться. На последнем уроке манологии у выпускниц она очень его выручила, объяснив и показав одноклассницам, что именно они должны делать с накопителями для передачи маны.
– Простите, профессор, – протараторила Беатрис, влетая в кладовку и с трудом восстанавливая сбившееся дыхание. – Я немного задержалась.
– Ничего, – отозвался он, запирая дверь. – Выкладывай. Что-нибудь удалось узнать?
Адептка наконец пришла в себя и сказала:
– Ничего такого я не выяснила. Хельга говорит, что Виктория ничем особенным не выделялась среди остальных. Разве что ее время от времени задерживал после своего урока господин Лавинас. И еще дайна Монд любила ее вызывать к себе.
– Лавинас и Монд? – Эдман с задумчивым видом потер подбородок, но ощутив под пальцами бородку, тут же убрал руку. Отец и дед приучили его бриться до скрипа, а после долгой военной службы эта привычка настолько срослась с личностью, что любая растительность на лице раздражала невыносимо, но Вилмор все равно настоял на бороде и усах.
– Что можешь о них сказать? Что связывало Викторию с этими преподавателями? – спросил Эдман.
– Точно не знаю, – ответила Беатрис. – Господин Лавинас частенько задерживает кого-нибудь из адепток после уроков. Обычно выбирает одну девушку из класса и просит помочь с картами и пособиями. У нас этим последка Фиби занимается.
– Последка? – удивился Эдман. – Кто это?
– Это Фибиан Эфрад.
– Это я как раз понял, – улыбнулся он. – Неясно кто такая «последка».
Беатрис немного смутилась и никак не могла сообразить, можно ли посвящать профессора в тонкости той градации, что существовала среди адепток. Других преподавателей подобные вещи не волновали.
– Последка – это ученица с самым маленьким резервуаром маны в классе, – все же решилась пояснить она. – Фиби может накопить не более двухсот пятнадцати единиц. Среди выпускниц она такая одна, у других резервуар больше.
– И что? – нахмурился Эдман, все еще не понимая, к чему клонит ученица.
– Это считается у нас позорным, – ответила она, в полной уверенности, что так и должно быть. – Последки всегда выполняют грязную работу в дортуаре, занимают худшие места в столовой, спят в самом холодном углу. Да много чего еще.
– Вот значит как, – протянул Эдман с откровенной неприязнью.
Он вспомнил, как учился в академии, а потом служил в армии, и везде сталкивался с подобным отношением. Тех максисов, что могли преобразовывать меньше двухсот двадцати единиц маны, считали «никчемышами» и всячески третировали. Но когда он встал во главе своего первого отряда, быстро понял, что вовсе не способности к магии определяют честь и доблесть бойцов, а внутренние убеждения и качества самого человека. И вплоть до судьбоносного ранения он боролся с подобным заблуждением хотя бы в рядах тех воинов, которыми командовал.
– Вы еще что-то хотите узнать? – вырвала его из воспоминаний Сонар.
Он заметил, что адептка торопится, и постарался сосредоточиться на деле.
– Так, с Лавинасом понятно. А что насчет Монд? Зачем она могла звать к себе Викторию?
Беатрис помрачнела.
– Мало ли зачем? Дайна Монд любит обременять выпускниц разными заданиями.
– Какими, например?
– Сварить для нее какое-нибудь зелье на знахарстве, – принялась перечислять Сонар, с каждым словом все больше раздражаясь. – Сделать сложную прическу, если одной не управиться. Или вот платье вышить по нужному эскизу за короткое время.
В ее огромных, голубых глазах блеснули слезы, она тут же отвела взгляд и спрятала руки за спину.
– Покажи ладони, – приказал Эдман, уже догадываясь, что увидит. Но Сонар только головой мотнула, упрямо сжав челюсти. – Ну же!
Адептка обожгла его угрюмым взглядом из-под темных бровей и выставила вперед руки. Эдман увидел исколотые пальцы, сплошь покрытые фиолетовыми точками мелких ранок.
– Демон ее задери! – выругался он и, шепнув исцеляющее заклятие, провел по тонким пальчикам Сонар своей широкой ладонью. Нежные девичьи руки тут же преобразились, а от следов неустанного рукоделия ничего не осталось. – Так-то лучше.
– Спасибо, – вздохнула она и прижала к груди свои многострадальные ладошки. – Но я еще не доделала вышивку, поэтому зря вы на меня ману потратили.
– Когда ты должна отдать Монд работу? – спросил Эдман.
– В седьмик, – с ошарашенным видом отозвалась Сонар, не понимая интереса профессора.
– Найдешь меня после богослужения, и я снова залечу руки.
На этот раз адептка просияла, и ее бледное лицо озарила счастливая искренняя улыбка, сделавшая Сонар удивительно миловидной. И это преображение внезапно отозвалось теплом в душе Эдмана.
– Спасибо! – выдохнула она, с воодушевлением глядя на него.
– Не стоит благодарности, – не сдержал он ответную улыбку.
– Мне пора бежать. Могу я еще чем-то вам помочь?
– Если больше про Викторию ничего не знаешь, то пока это все.
Сонар немного помолчала, а потом с задумчивым видом произнесла:
– Хельга еще что-то невнятное говорила про патронессу. Будто бы та странным образом выделяла Викторию среди остальных учениц, но в чем это выражалось, не смогла объяснить. А еще господин Жуль изводил ее своими придирками, но он обычно всегда так делает, и Творф вовсе в этом отношении не исключение.
– Понял, – кивнул Эдман, отпирая защелку. – Ладно, тогда ступай. Если мне еще что-то понадобится выяснить у тебя, я дам знать.
– Хорошо, – ответила Сонар и исчезла за дверью.
Эдман некоторое время постоял в одиночестве, обдумывая полученные сведения, и наметил себе план действий.
«Для начала нужно проследить за патронессой, – решил он. – Какая-то она подозрительная. Вечно появляется, как из-под земли, и рыщет по школе, словно гиена в поисках падали. Дальше Вогард Жуль. Не такой уж он и старый, от силы лет пятидесяти, а ведет себя как брюзжащий старик, да и смотрит на адепток, будто голодный ящер на аппетитных кроликов. Стоит проверить, чем он занимается на досуге, у таких типов иногда бывают самые неожиданные увлечения. А вот Лавинас и Монд придется оставить на потом. Оба слишком яркие и все время на виду, точно так и хотят всем показать, что они чисты, и заподозрить таких общительных, приятных людей не в чем».
Эдман определился с дальнейшими действиями и в добром расположении духа покинул свое укрытие, чтобы с новыми силами противостоять непрекращающимся атакам убойного женского обаяния.
Глава 13
В Камелии, как и во многих других государственных учреждениях империи, седьмик считался днем отдыха. Утром все обитатели школы собирались в храме, чинно выслушивали положенные молитвы и речь священнослужителя, затем завтракали в столовой и дальше уже могли каждый заниматься своими делами. Конечно, это правило касалось только служащих и преподавателей, адептки же под надзором дежурной бонны совершали утренний моцион в школьном саду, занимались приведением дортуара в соответствующий определенным требованиям вид, меняли постельное и нательное белье, делали домашние задания и, наконец, шли париться в бане. При этом и прогулка, и мытье каждый класс совершал в строго установленное время и в определенной очередности.
Беатрис пришлось подняться раньше других одноклассниц, чтобы закончить опостылевшую вышивку. От длительной монотонной работы у нее уже все расплывалось перед глазами. Шея затекла и начала ныть, пальцы нещадно болели при каждом стежке, и Беатрис с трудом ими шевелила, а ненавистное платье все еще не было готово.
«Если я успею доделать к обеду, – подумала она, – это будет истинное чудо».
Но в душе она не верила, что справится. Работа оказалась настолько масштабной, что и опытная мастерица провозилась бы вдвое дольше, не говоря уже о ней.
Беатрис точно не помнила, когда научилась рукодельным премудростям. В ее памяти отложилось лишь то, что, будучи еще совсем малышкой, она уже шила, вязала, вышивала неуклюжими ручонками самые простенькие вещички. Бабушка Альма не давала внучке ни минуты покоя, стараясь постоянно занимать ее полезными хлопотами.
– Когда-нибудь эти умения дадут тебе кусок хлеба, за который ты никому не будешь должна, – любила поговаривать она. – Но чтобы стать настоящей искусницей, нужно усердие и обучение. В мастерских мединов тебе смогут показать действительно уникальные техники. За их работу максиссы платят втридорога. Сами-то они отродясь ничего подобного не умели. Аристократки тратят все свое время на балы, визиты и пустую болтовню. Жаль лоунку никто не возьмет в подмастерья.
И старушка учила ее тому, что знала сама, но в силу возраста уже не могла делать. После смерти бабушки Беатрис в приюте частенько привлекали к разной мелкой работе, и она не потеряла навык. А когда мединна Стуорд оценила тех девчонок, что попали к ней в ученицы, сразу же прониклась к Беатрис симпатией и постепенно раскрыла ей свои секреты.
«Лучше бы я была такой же косорукой, как Фулн, – думала про себя Беатрис, совсем не ценя то, чему ее научили. – Тогда дайне Монд даже в голову не пришло бы поручать мне украшать ее платье. Вот окончу Камелию, и никто больше не заставит меня иголку с ниткой в руки взять!»
В школьном храме собрались все местные обитатели в ожидании начала богослужения. Огромный зал с высокими мраморными колоннами, длинными рядами жестких деревянных скамей и возвышением у дальней стены напоминал муравейник, куда случайно бросили кусок сахара. Все суетились, спеша поскорее добраться до своего места и хоть парой слов перемолвиться с соседями, обсудив последние городские новости. Массивные каменные статуи богини плодородия Иданы и бога созидания Эльвина стояли на украшенном белыми цветами постаменте и, держась за руки, с любовью и всепрощением взирали на верующих.
На Центральном материке всюду было распространено поклонение божественной паре. По изначальным легендам они считались братом и сестрой, живыми воплощениями маны, наделенными особыми способностями. Эльвин преобразовывал любое количество магической энергии и был покровителем мужчин, а Идана накапливала бездонный запас маны, передавала брату и проявляла благосклонность к женщинам. На Северном и Южном континентах жили другие народы и у них испокон веков имелись свои пантеоны богов.
Директриса, преподаватели и патронесса заняли специальные скамьи, обитые бордовым бархатом, справа от статуй и возвышения. Бонны подвели свои классы к передним рядам, расположенным прямо перед божественной парой. Первыми сели ученицы начального класса, за ними – второго и третьего, дальше – выпускницы. Воспитательницам надлежало сидеть вместе с адептками. Другие служащие школы расселись на оставшихся местах так, как им нравилось.
Священнослужитель, пастор Франциск, приезжающий каждый седьмик из Финара, взошел на кафедру и обратился к собравшимся:
– Да воздадим хвалу всесильному Эльвину и всевидящей Идане! Преклоните колени и отверзете сердца ваши!
Все прихожане опустились перед скамьями на ледяной мраморный пол, лишь директриса и преподаватель словесности, господин Батли, остались сидеть.
Нынешний епископ, как только получил свой сан, сразу же издал указ, позволяющий максисам участвовать в коленопреклоненной части богослужения, сидя на скамье, но этим правом обычно пользовались только аристократы пожилого возраста. Остальные тоже были не прочь избавиться от обязанности вытирать пыль своими дорогими нарядами, но все еще следовали традициям, то ли от излишней набожности, то ли от боязни осуждения старшим поколением. Хотя в последнее время в столице все чаще молодые франты выставляли себя напоказ в главном столичном храме, демонстративно оставаясь сидеть на фамильных местах.
Бабушка Альма старалась привить Беатрис любовь к Идане, но после ее смерти внучка совсем разуверилась в милости богов и рассчитывала исключительно на свои силы. Однако сегодня отчаяние настолько переполнило ее сердце, что Беатрис обратилась к богине со всей горячностью, свойственной ее юному возрасту:
«Всевидящая Идана! Молю тебя, помоги закончить вышивку в срок! Ты же знаешь, как мне тяжело. Я стараюсь, не жалея сил и времени, но не справляюсь. Я давно не обращалась к тебе, умоляю, выполни эту маленькую просьбу!»
Невольные слезы выступили на ее глазах, и от избытка чувств Беатрис открыла внутренний резервуар и, зачерпнув побольше маны, устремила поток энергии прямиком к статуе богини. Она слышала от бабушки, что это самая лучшая жертва для Иданы, и богиня всегда на нее откликается. И ей показалось, что каменное изваяние слегка засветилось. Но в этот момент Беатрис отвлекли рядом стоящие адептки.
– Глядите, он смотрит на нас!– шепнула одна из них.
– Не на нас, а на меня, – отозвалась другая, густо краснея.
– Ну конечно! – возмутилась первая. – Его взгляд вовсе не на тебя обращен.
– Как он прекрасен! – закатила глаза третья. – Я голову теряю от этого его неприступного вида. Так бы и упала в его жаркие объятия.
– Да кому ты нужна, курица общипанная, – вступила в спор четвертая. – Это он на меня смотрит, дуры набитые.
Беатрис с досадой поморщилась и повернулась в ту сторону, куда указывали девчонки. И тут она наткнулась на горящий взгляд профессора Привиса. Он стоял на коленях, тяжело опираясь на перила низкого ограждения, его лицо побелело, губы превратились в тонкую линию, брови сошлись у переносицы, а темные глаза буквально впились в нее. Ей стало не по себе, до этого Беатрис не замечала у него такого странного выражения лица, и она поскорее отвернулась.
– А ну-ка тихо! – шикнула Жози на адепток, и одноклассницы мгновенно замолчали, опустив головы.
Пастор Франциск закончил первую часть богослужения и позволил всем подняться и занять скамьи.
После завтрака и наведения порядка в спальне выпускницы вышли в сад на положенную прогулку. Сегодня дежурной оказалась бонна первогодок, и она предпочла остаться приглядывать за адептками своего класса, посчитав учениц четвертого года обучения достаточно взрослыми для того, чтобы гулять без сопровождения воспитательницы. Это пришлось как нельзя кстати − Беатрис смогла взять в сад чехол с платьем и продолжить работать, сидя в укромном местечке под деревом в дальнем углу возле высокой внешней стены школы.
День выдался солнечным и не особенно жарким. Легкий ветерок покачивал белоснежные лилии, растущие на вытянутой вдоль забора прямоугольной клумбе, шелестел ярко-зеленой листвой в кронах старых, благоухающих пышным цветом деревьев с покореженными непогодой стволами и разносил по саду дивный сладковатый аромат.
Подружки расположились рядом с Беатрис, весело переговариваясь.
− Ой, девочки! – всплеснула крепкими руками с короткими пальцами Хельга. – Все только и говорят про профессора Привиса! Сегодня в храме он сам на себя не был похож.
− Может, заболел, − без особого интереса отозвалась Беатрис, погруженная в свое занятие. После богослужения ей как будто стало легче, настроение улучшилось, задание дайны Монд уже не казалось трагедией, и вышивка спорилась с поразительной быстротой.
− Нет! − с предвкушением протянула Хельга. – Он совершенно точно влюбился!
− В кого бы, интересно знать? – скептически хмыкнула Бетти. – Ты видела его? Он на всех смотрит, как на пыль под своими башмаками. И вечно такое лицо делает, будто запачкаться боится.
Девушки выпучили на нее глаза и разом заговорили:
− Ты неправа! – возмутилась Элиза.
− Это вовсе не так! – вскричала Хельга.
− Тише вы, − буркнула Беатрис. – Еще доложат дежурной бонне, что мы порядок нарушаем.
Хельга и Элиза переглянулись.
− Профессор совсем не такой, как ты говоришь, − робко возразила Элиза. – Он много с нами занимается. Старается все доступно объяснить и всегда рад, когда мы задаем вопросы.
− И дальше что? – спросила Беатрис, ловко делая один стежок за другим. – Зато когда он идет по коридору, то всем встречным боннам и адепткам отвечает сквозь зубы. Не представляю, кем бы он мог здесь увлечься. Явно у него просто живот скрутило в храме. Вчера за ужином рагу было с душком.
Хельга обиженно засопела.
− Тебе-то почем знать? Нам рагу не полагалось.
− Я запах уловила, когда его мимо несли.
Элиза принялась взволнованно комкать свой носовой платок.
− А я считаю, что профессор очень привлекательный мужчина, − отчаянно краснея, выпалила она. – Он лучше всех!
Беатрис и Хельга уставились на подругу, не веря услышанному. Тихоня Хаксли никогда не позволяла себе подобных высказываний о ком бы то ни было из преподавателей, хотя среди адепток такие разговоры велись беспрестанно.
− Ты что же теперь его поклонница? – с подозрением спросила Хельга.
− Да! И очень горжусь этим! – Элиза в конец измяла свой платок, а румянец еще ярче разгорелся на ее щеках. − Уверена, он обязательно обратит на меня внимание.
− Дело твое, конечно, − отозвалась Хельга. – Только в храме он вовсе не на тебя глаза лупил.
И она бросила испытующий взгляд на Бетти, та это заметила, насупилась и уткнулась в блестящую ткань, сделав вид, что не понимает намека подруги.
− Ну и ладно, − упрямо тряхнула копной каштановых волос Элиза. – Мужчины часто увлекаются. А я его всю жизнь буду ждать.
− Делать тебе нечего, − пробормотала Беатрис, не отрывая взгляда от вышивки. – Он максис, и ему плевать на твои терзания. Ты даже не знаешь, есть ли у него жена или возлюбленная. Может, дома его трое детей ждут, и он только и мечтает поскорее к ним вернуться.
− Неправда! – закричала Элиза, вскочила на ноги и бросилась в другой конец сада, утирая слезы.
Хельга покачала головой.
− Ты, безусловно, права, Бетти. Но не стоило так с ней говорить. Вон Фулн идет. Явно сейчас скажет, что донесет на нас бонне.
Большое серое облако закрыло собой солнечный диск, и Беатрис почувствовала, что прохладный ветерок пронизывает ее платье насквозь, и поежилась.
− Сонар, хватит возиться, −бросила с презрительной усмешкой Гренда. – Дайна Монд ждет нас у себя.
Бетти глянула на нее исподлобья, но возражать не стала. Все же Фулн всего лишь передала слова преподавательницы, пусть и в своей излюбленной противной манере. Хорошо хоть вышивка почти готова, а то, что недоделано, заметит лишь опытная мастерица.
В апартаментах дайны Монд царил полнейший бардак. Как только Беатрис вошла, ей показалось, что это совсем другая гостиная, а не так, где она побывала на днях. На диване, банкетке, креслах и столике стояли раскрытые большие, чуть поменьше и совсем крохотные коробки, и посреди всего этого бедлама металась хозяйка в одной ночной сорочке на тонких лямках.
− Ну наконец-то! – встретила она девушек гневным окриком. – Где вас носило?! Максис Бродик перенес встречу. Мы сначала идем в самый дорогой ресторан и только потом в клуб. А я еще не готова! – Она в отчаянии вцепилась в растрепанные светлые волосы. – Быстро помогите мне собраться!
Беатрис растерялась и стояла, не шевелясь, зато Гренда сразу взяла инициативу в свои руки.
− Как прикажете, дайна Монд. Мы все сделаем в лучшем виде.
Преподавательница тут же скомандовала:
− Проходите в спальню. Поможете мне одеться и сделать прическу. Сонар, показывай платье.
Адептки прошли вслед за дайной в спальню, и Беатрис поразил донельзя кричащий интерьер этой комнаты. Темно-малиновые стены с золотистым мелким узором делали помещение зрительно меньше, туалетный столик с креслом, массивный трехстворчатый шкаф, прикроватные тумбочки и высокое напольное зеркало составляли единый гарнитур из ценной породы темного дерева, огромная кровать с пышной периной занимала большую часть свободного пространства, и алое шелковое покрывало на ней невыносимо резало глаз.
Дайна Монд быстро сбросила с себя сорочку и, нисколько не стесняясь посторонних, начала надевать тончайшее кружевное белье. Увидев преподавательницу совершенно голой, Беатрис смутилась, отвернулась к стене и принялась доставать наряд, а Гренда с интересом рассматривала ладную фигуру дайны, будто сравнивая со своей.
− Ну показывай, что ты там сделала, − приказала преподавательница, разворачиваясь к адепткам лицом.
Беатрис разложила платье на постели, расправила складки, пригладила вышитую часть и взглянула на дайну, чтобы уловить ее реакцию.
− Так себе, конечно, − брезгливо передернула плечиками она, хотя Беатрис прекрасно видела и удивление, и восторг в хитро прищуренных зеленых глазах. – Попробую выйти в этом к максису Бродику. Но если ему не понравится, ты пожалеешь. Живо отутюжь его так, чтобы даже намека на складки не осталось. Утюг на нагревательной пластине на тумбочке.
Дайна перевела высокомерный взгляд на Гренду и приказала:
− А ты иди сюда. Поможешь мне уложить волосы.
Беатрис отвернулась, глотая злые слезы и проклиная дайну, и принялась отглаживать наряд, в душе мечтая спалить и ненавистное платье, и эти апартаменты вместе с их отвратительной хозяйкой.
Пока адептки собирали преподавательницу на свидание, миновал обед. Голод до того, измучил Беатрис, что она уже едва держалась на ногах, тщетно борясь с подступающей дурнотой.
− Это платье отлично подчеркивает мою шикарную фигуру! – с гордо поднятой головой заявила дайна, крутясь перед зеркалом и репетируя милые улыбочки, которые она явно собиралась расточать сегодня весь вечер своему кавалеру. Она действительно выглядела потрясающе в серебристом платье, сверкающем искусной вышивкой, выполненной с переплетением блестящих нитей и бусин. – Ты можешь идти, Сонар. А ты задержись, мне еще понадобятся твои услуги.
Беатрис с облегчением поспешила к двери и даже не заметила, с какой ненавистью Фулн посмотрела ей в спину. Сонар летела по коридору к выходу и в мечтах уже поглощала ужин, но сперва еще предстояло подготовиться к мытью в бане.
Внезапно одна из дверей распахнулась, и дорогу ей преградил профессор Привис.
− Добрый день, − пролепетала Беатрис, вовсе не ожидая его появления.
Он смотрел на нее точно таким же алчущим взглядом, что и в храме, и ей стало страшно. Она отступила в сторону и только приготовилась бежать, как профессор схватил ее за руку, втащил в свои апартаменты и запер дверь.
Глава 14
Эдман не мог оторвать глаз от перепуганного лица Сонар, так и держа ее за хрупкое запястье, обтянутое белой манжетой форменного платья. Что же в этой невзрачной адептке такого, отчего у него душу выворачивает наизнанку каждый раз, когда она пользуется маной рядом с ним? Сегодня утром в храме он чуть не набросился на девчонку, когда почувствовал исходящий от нее энергетический поток. Может, все дело в том, что он не прибегал к услугам дайн с того самого злополучного дня, когда сбежала Кэти, а предпочитал тянуть ману из накопителей?
– Что вы делаете?! – вскричала ученица и бросилась к двери. – Немедленно откройте!
Он с трудом пересилил себя и постарался говорить с ней спокойным, твердым голосом:
– Ты не подошла ко мне после богослужения, как мы договаривались. Твои руки в порядке?
Беатрис застыла, перестала рваться в коридор и обернулась к нему.
– Извините, – потупилась она. – У меня не было времени. Я так и не успела все доделать, взяла работу в сад, а потом дайна Монд срочно вызвала нас к себе.
– Ясно. Давай я подлечу пальцы.
Эдман протянул ей руку, но Беатрис не спешила вложить в нее свою ладонь. Она с недоверием смотрела на него и будто пыталась угадать те мысли, что блуждали в его голове. Он выругался про себя и решил действовать с меньшим напором и более осмотрительно.
– Боишься? – улыбнулся он, обнажая крепкие белые зубы и прищуривая черные глаза. – Или просто хочешь дождаться, пока само все заживет?
Сонар еще немного поколебалась и с опаской прикоснулась к его руке самыми кончиками пальцев, он тут же накрыл их второй ладонью и шепнул заклинание.
– Ну вот и всё, – сказал он, глядя, как Сонар с удивлением рассматривает свои ладошки.
– Спасибо вам! – выдохнула она и попятилась к двери. – Мне пора.
Эдман вовсе не собирался ее так быстро отпускать, но сделал вид, что не препятствует уходу. Он прошел к низкому столику, уставленному всевозможными блюдами, накрытыми полукруглыми крышками, и уселся на диван.
– Ты спешишь? А я хотел предложить тебе составить мне компанию за обедом, – как можно безразличнее произнес он и поднял крышку, открыв тарелку с тушеным картофелем и запеченным мясом. По комнате тут же распространился умопомрачительный аромат. Беатрис заколебалась, а Эдман сказал: – Оказывается, за отдельную плату в столовой можно договориться, чтобы еду приносили прямиком в апартаменты. Я так проголодался, что заказал сразу несколько блюд и теперь не знаю, как все это съесть. Может, задержишься ненадолго и пообедаешь со мной?
На лице адептки отразилось смятение, она чуть не расплакалась от внутренних терзаний, тяготясь чувством голода и в тоже время боясь остаться со странным профессором наедине, но в конце концов ответила:
– Если только совсем ненадолго. Одноклассницы могут хватиться меня в любую минуту, и тогда не оберешься неприятностей.
– Не волнуйся, это не займет много времени, – сказал он, стараясь скрыть воодушевление, вызванное ее согласием. Ему во что бы то ни стало нужно было понять, в чем ее секрет. – Присаживайся и выбирай все, что пожелаешь.
Беатрис прошла ближе, села на краешек кресла, сложила руки на коленях и глухо сглотнула. Эдман понял, что она ужасно хочет есть, но не осмелится попросить для себя что-то определенное, и сам принялся накладывать в большую тарелку всего понемногу.
– Выглядит довольно аппетитно, – продолжал говорить он, ловко орудуя приборами. – Надеюсь, что и на вкус будет приемлемо.
– Главный повар служил еще в доме майора Гризар, покойного мужа директрисы, – неуверенно поддержала беседу Сонар. – Он готовит только для администрации школы и тех преподавателей, которые пожелают заказать блюда из отдельного меню.
– Если бы я знал об этом раньше, не стал бы питаться за общим столом, – пробормотал Эдман и поставил перед адепткой доверху наполненную едой тарелку.
– Спасибо, – несмело улыбнулась она. – Здесь редко кто позволяет себе индивидуальное питание. Все же это лишние траты, а большинство служащих и педагогов не стремятся транжирить жалование в стенах школы. Многим нравится в дни отдыха ездить в Финар.
Они приступили к еде, Эдман счел ее вполне подходящей и зарекся снова появляться в столовой. Беатрис же всеми силами пыталась есть с достоинством, словно сидела на великосветском приеме. Она держала спину идеально ровно, локти не поднимала, отрезала крошечные кусочки и отправляла в рот, едва приоткрывая яркие губы. Эдман исподтишка наблюдал за ней и поражался тому, насколько она похожа на юную максиссу из родовитой семьи. Если ее приодеть, сделать макияж и прическу, украсить драгоценностями, то вряд ли бы несведущий человек догадался о ее происхождении.
– Расскажи о себе, – попросил Эдман, собираясь начать издалека и потихоньку вызнать о Сонар все до мельчайших подробностей.
– Зачем вам это? – удивилась она, проглотив очередной кусочек запеченного мяса.
– Ты моя помощница, – пожал плечами он, вытирая губы белоснежной салфеткой. – Мне интересно узнать, где ты родилась, кто твои родители, как попала в школу. Нам предстоит на каждом уроке манологии работать вместе, думаю, будет нелишним немного лучше узнать друг друга.
