355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Полина Краншевская » Сделка с профессором (СИ) » Текст книги (страница 34)
Сделка с профессором (СИ)
  • Текст добавлен: 8 апреля 2022, 16:04

Текст книги "Сделка с профессором (СИ)"


Автор книги: Полина Краншевская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

Кровь прилила к щекам Бетти, и она вскочила из-за стола.

– Возможно, не всех устраивают эти самые устои, – процедила она, сжимая кулачки. – Что ж теперь каждого казнить?

– Ты соображаешь, что говоришь?! – вскричал Эдман, поднимаясь и стискивая тканевую салфетку. – Или ты сочувствуешь заговорщику?!

– Да! – заливаясь слезами, закричала Беатрис. – Мне невыносимо жаль его! Нельзя расщеплять людей! Это ужасно! Отвратительно! Бесчеловечно!

И она бросилась вон из покоев, чуть не сбив с ног дворецкого, вошедшего, чтобы прибрать со стола.

– Господин… – в растерянности выговорил медин Симпел. – Я могу чем-то помочь?

– Нет! – рявкнул Эдман. – Ей только хорошая порка поможет. Бестолковая девчонка!

Он швырнул белоснежную салфетку на стол и ушел в спальню, громко хлопнув дверью.

– Ну и дела, – с ошарашенным видом пробубнил дворецкий. – Эх, права была Вафия. Свора собак – к ссоре. Что теперь делать?

Эдман ходил по комнате из угла в угол и не мог успокоиться.

«Жаль ей! – думал он. – Что ж тогда умоляла спасти ее? Сидела бы возле него и помалкивала. Так нет, сбежала, помогла поймать, а теперь слезы льет».

И тут ему на ум пришла настоящая причина поведения Беатрис.

«Она любит его! – с поразительной ясностью осознал Эдман и почувствовал, как эта мысль камнем легла на сердце, лишив возможности биться свободно. – Несмотря ни на что, любит и не может смириться с тем, что его казнят».

Услужливое воображение тут же подкинуло образ Атли Баренса, держащего в объятиях трепещущую Сонар, а в памяти всплыли данные отчетов доктора Хрюста, где он указывал, что Беатрис поили особым зельем, усиливающим половое влечение.

– Демоны их задери! – проскрежетал Эдман и запустил пальцы в волосы, не зная, как избавиться от мучительных дум.

Медин Симпел не мог оставить своего господина в столь возбужденном состоянии и, сложив на поднос посуду, решил напомнить ему об очередном приеме предписанного доктором Хрюстом зелья, надеясь, что снадобье подействует на него успокоительно. Он постучал в дверь спальни, но ответа так и не дождался. На свой страх и риск дворецкий вошел внутрь. К его несказанному удивлению он увидел максиса Джентеса меряющего широким шагом комнату, но при этом его хромота куда-то исчезла.

– Господин! – воскликнул медин Симпел, хватаясь на горло, где неожиданно встал комок. – Вы… Вы…

– В чем дело? – прорычал Эдман замерев.

Дворецкий схватился за стену и, задыхаясь от волнения, выдавил:

– Вы больше не хромаете, максис Джентес. Нога...

Эдман окинул себя недоверчивым взглядом, но, естественно, ничего необычного не заметил. И тут до него дошел смысл слов дворецкого, и он прошелся по комнате, внимательно следя за каждым движением.

– Не может быть, – глухим севшим голосом пробормотал он. – Это невозможно.

Он принялся шагать все быстрее и быстрее, потом бросился к двери и помчался по лестнице вниз, вылетел в парк перед домом, даже не потрудившись накинуть пальто, и понесся что есть мочи по расчищенным дорожкам прямо в домашних туфлях.

Высокое, золотисто-огненное солнце сияло в безоблачном небе и, искрясь в снежном покрове деревьев, газонов и клумб, слепило глаза. Морозный воздух бодрил не хуже самого крепкого кофе, и изо рта Эдмана вырывался пар. Стонавший всю ночь ветер стих, и стук подошв туфель по мощеным камнем дорожкам разносился вокруг.

Эдман бежал и не мог поверить в то, что способен двигаться без единого признака ненавистного увечья. Ему донельзя захотелось увидеть изуродованную ранением ногу, и он ринулся обратно в свою комнату.

На лестнице ему попался медин Симпел, Эдман схватил дворецкого за плечи и, как следует тряхнув, выдохнул:

– И правда, нет! Нет! Понимаете?!

Слезы радости выступили у пожилого медина на глазах, и он кивнул, не в силах произнести ни слова. Эдман захохотал и побежал дальше.

Ворвавшись в спальню, он запер дверь и принялся срывать с себя одежду, а когда остался нагим, уставился на правое бедро. Кривой, широкий шрам, рассекавший мышцы от колена до паховой области никуда не делся, но он стал мягче и, казалось, не проникал так глубоко, как раньше.

У Эдмана пересохло в горле, ноги ослабли, и он опустился на кровать.

– Как? – бормотал он. – Как такое возможно?

«Меня же столько лечили, – крутились в голове сумбурные мысли. – Столько лекарей признало мой случай безнадежным. Столькие отказались иметь со мной дело. Как же это могло произойти? Что так благотворно повлияло?»

И тут его пронзила страшная догадка.

«Сонар! Все дело в ее мане. Как только она осуществила прямую передачу энергии, в моем теле произошли невероятные изменения. Даже доктор Хрюст отметил, что потоки магической энергии во мне циркулируют сейчас не в пример лучше, чем раньше. Это все благодаря Беатрис».

 Он почувствовал невыносимую усталость и откинулся на постель.

«Я не могу ее потерять, – подумал Эдман. – Что если без ее маны, хромота вернется? Что если мне нужно постоянно подпитываться, чтобы нормально ходить?»

Представив, что сиреневая спальня, находившаяся за стеной его покоев, опустела, а Беатрис навсегда растворилась в безликой толпе других женщин, Эдман похолодел, и его колотящееся о ребра сердце болезненно сжалось.

«Доктор Хрюст прав, я должен срочно заключить с ней контракт».

Глава 2

После размолвки Беатрис заперлась в своей комнате и отказалась спускаться к обеду и ужину. Мединна Вафия носила для нее еду наверх, но упрямая девчонка лишь делала вид, что ест, и большая часть блюд так и оставалась нетронутой.

Эдман не находил себе места целый день и уже не рад был, что столь резко отреагировал на слова дайны. Конечно, он ни в коей мере не считал ее правой, но и раздувать скандал из разошедшихся мнений не стремился. Поняв, что Сонар не пойдет первой на примирение, он решил завтра же забрать у ювелира медальон и вернуть ей. Насколько он заметил, Беатрис очень трепетно относилась к украшению и, вполне возможно, получив вещь назад, могла сменить гнев на милость.

Лекарь запретил Эдману любые перемещения, даже в пределах Глимсбера, и утром ему пришлось нанять экипаж, чтобы добраться до дома ювелира в предместье столицы. Прекрасно осознавая, что отсутствие хромоты может послужить поводом для ненужных вопросов и подозрений, Эдман взял с собой любимую трость с золотым набалдашником в форме головы льва и сел в карету.

На этот раз лакей встретил его с чрезвычайной любезностью и тут же проводил в кабинет хозяина. Сидевший за столом Медин Джувел расплылся в широкой улыбке, обнажив кривые желтые зубы, и с доброжелательным видом сказал:

–Максис Джентес! Очень рад встрече. Наконец-то вы смогли выбраться ко мне. Располагайтесь.

– Приветствую, медин Джувел, – отозвался Эдман, устраиваясь в кресле и обводя настороженным взглядом комнату с антикварной резной мебелью. Столь радушный прием в доме старого пройдохи тотчас насторожил его и заставил напрячься, подозревая притаившегося недруга за каждым шкафом. – Простите, что так задержался с визитом. Но я никак не мог прибыть к вам раньше.

Ювелир усмехнулся, и его увеличенные толстыми стеклами очков глаза лукаво блеснули.

– Понимаю. Дела. Но вы не подумайте, я вовсе не укоряю вас. Просто вещица вышла на славу, вот мне старику и не терпелось показать ее вам.

Он полез в ящик письменного стола, извлек оттуда квадратную коробочку, обтянутую синим бархатом, и поставил перед заказчиком.

– Взгляните. Без ложной скромности могу сказать, девушка на портрете получилась как живая.

Эдман открыл футляр и обомлел. Юная очаровательная темноглазая прелестница с грустью смотрела ему прямо в душу, и не узнать ее теперь было невозможно. Дайну первого императора Нодарского государства Амиру Лонгин боготворил весь высший свет. До ее появления во дворце старый правитель Джозеф Вайзал Завоеватель тяжело болел и своим дурным настроением и крутым нравом изводил всех. К тому времени он уже лет десять как передал престол своему сыну, но, несмотря на преклонный возраст и неизлечимую болезнь головного мозга, считал себя вправе указывать всем и каждому, что делать.

Затеявший Объединяющую войну и вырвавший победу у Карилана старый монарх был невероятно гневлив и скор на расправу. Придворные никогда не знали, что взбредет в голову выжившему из ума старику при взгляде на того или иного аристократа во время светского приема. Джозеф Вайзал вполне мог мило общаться с одним из максисов, вспоминая его былые заслуги перед империей, а на следующий день отдать приказ, схватить негодяя, заточить в подземелье и подвергнуть пыткам, якобы как предателя родины. Никто не чувствовал себя в безопасности, даже члены императорской фамилии.

Хоть Джозеф Завоеватель в бытность своего правления и принял закон, учреждающий особый порядок использования энергии лоунок максисами и ввел заключение контрактов, себя же он никоим образом не ограничивал в потреблении маны. Дайны возле него с завидной периодичностью сменяли одна другую. И дело было вовсе не в том, что они чем-то не устраивали больного монарха, проблема крылась в бесконтрольном поглощении энергии стариком. Он не отпускал от себя девушку до тех пор, пока не выпивал ее резервуар полностью, и требовал передачи маны чуть ли не каждый день. В таком режиме ни одна лоунка долго не выдерживала, и как только родные Джозефа замечали, что девушка уже не в силах питать первого императора, переправляли бедняжку в тайное место, а на ее должность брали новую.

Амира Лонгин продержалась дольше других. Эдман знал ее лично, поскольку в те годы учился вместе с кронпринцем Зигридом в магической академии и частенько бывал не просто во дворце, а в той его части, где проживала семья императора Мортимера, сына Джозефа Завоевателя. Дайна поражала своим кротким нравом, скромностью и добротой. В ее присутствии даже взбалмошные бесшабашные адепты вели себя благообразно и старались произвести хорошее впечатление.

Старый правитель с ее появлением внезапно переменился, успокоился, перестал бушевать по поводу и без. Он больше не посещал светские мероприятия и вел затворнический образ жизни, ни во что не вмешиваясь. Многие шептались, что ее мана обладает особыми свойствами, но, конечно же, никто не смел заявить подобное во всеуслышание.

Однако и эта дайна в определенный момент бесследно исчезла из дворца, а ей на смену пришла новая. Вот только Джозеф Завоеватель не принял ее, наотрез отказавшись принимать ману. Сын и внук умоляли его одуматься, предлагая на выбор целую толпу лоунок на любой вкус, но старый правитель был непреклонен. Амиру Лонгин никто не смог заменить, и вскоре первый император скончался, а о дайне благополучно забыли.

Все эти воспоминания в мановение ока промелькнули в голове Эдмана, и он не на шутку разозлился на свою недальновидность. Он и вообразить не мог, что матерью Сонар окажется такая известная в определенных кругах женщина, и даже не подумал о том, чтобы обезопасить Беатрис, взяв с ювелира клятву о неразглашении любой информации, связанной с медальоном. Но теперь нужно было действовать безотлагательно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Эдман перестроил зрение на магическое, изучил защитные плетения вокруг медина Джувела и с удовлетворением убедился, что они не превышают среднего уровня сложности.

– Действительно, как живая, – с усмешкой проговорил он и направил в медина обездвиживающее заклинание высшего порядка, легко пробившее защиту.

Старик остолбенел с выпученными от удивления глазами. Эдман обошел стол, навис над ювелиром и, радуясь тому, что прихватил с собой ту самую трость, где была спрятана заговоренная игла, уколол медину палец, дождался, когда подействует заклятие, вынуждающее говорить правду, и спросил:

– Кто изображен на портрете?

Старик затрясся, сжимая губы, но все же произнес:

– Не знаю ее имени. Она много лет назад служила во дворце.

Эдман кивнул, с облегчением осознав, что мастер ничего не знает о дайне первого императора, и продолжил задавать вопросы:

– Кто заказал медальон?

В прошлое свое посещение Эдман не стал спрашивать об этом, зная, что ни один мастер никогда не называет имен своих клиентов третьим лицам, поскольку это противоречит основному пункту устава гильдии. Но теперь обстоятельства изменились, и ему срочно требовалось выяснить, кто подарил матери Сонар эмалевый портрет. Ведь неизвестный мог вполне оказаться отцом Беатрис.

Медин замычал, но Эдман ничего не смог разобрать.

– Четче! – рявкнул он. – Имя.

– Пощадите! – взмолился старик. – Я дал клятву на крови. При всем желании я не смогу назвать заказчика. Пожалуйста, не мучьте.

«Неудивительно, – с досадой подумал Эдман. – Будь я придворным, положившим глаз на дайну первого императора, тоже бы постарался скрыть свою личность».

– Клянись, что ни словом, ни делом никому не сообщишь обо мне и этом медальоне! – приказал он.

Мастер, дрожа всем телом и запинаясь, насилу проговорил нужные слова, Эдман скрепил клятву магией и усыпил старика. Медин Джувел откинулся на спинку кресла и засопел, всхрапывая. Эдман забрал футляр с медальоном, прошептал над ювелиром стирающее кратковременную память заклинание, оставил на столе пачку ассигнаций и направился к двери. Но прежде чем уйти, он уничтожил особым заклятием все следы своей магии. Теперь никто не сможет обнаружить ничего подозрительного, даже если будет искать. Скоро ювелир проснется и будет помнить лишь то, что Эдман пришел в его дом, но предъявить ему ничего не сумеет, поскольку заказ оплачен. А уж если старик вздумает болтать о медальоне, то его будет ждать неприятный сюрприз, клятва надолго лишит его желания совать нос в чужие дела.

Набросив отвод глаз, Эдман покинул особняк медина Джувела и сел в наемный экипаж.

«Сонар сейчас восемнадцать, – размышлял он по дороге домой. – Амира Лонгин покинула дворец, когда мне было двадцать. Сейчас мне тридцать восемь. Получается, что причиной ее ухода могла быть беременность, а вовсе не истощение. Знать бы, с кем она шашни крутила в то время. Только вот никто теперь мне уже об этом не расскажет. Зигрид три года как занимает престол, и наша дружба давным-давно канула в Лету».

Эдман вспомнил, как Беатрис рассказывала, что ее родители погибли в деревне при пожаре. Возможно, родственники первого императора, узнав, что дайна беременна, вернули ее туда, откуда взяли, она в глуши родила дочь, а потом случилось несчастье, и ее старухе-матери пришлось самой заботиться о девочке. Это всего лишь предположение, но оно, скорее всего, не так далеко от истины.

Раньше Эдман ни разу не задумывался о том, куда же императорская семья девала тех дайн, что отработали свое и не могли больше питать Джозефа Завоевателя. Теперь же он решил поговорить об этом с Вилмором. Уж если кто и знал что-то о подобных делах правящего рода, так только глава внутренней безопасности. Но Эдман особо не верил, что можно будет что-то конкретное выяснить. Дайна, нарушившая основное правило и не сохранившая невинность, вряд ли была обласкана родней первого императора, скорее всего, ей от них сильно досталось, а ее любовник остался в стороне. По крайней мере, Эдман так и не смог припомнить, чтобы в те годы кого-то из максисов сурово наказывали, но это лучше будет проверить в архиве хроник аристократических родов.

***

Бетти очень расстроилась из-за ссоры с максисом Джентесом и долго не могла успокоиться, но проведя день в одиночестве, все же пришла к выводу, что хоть Эдман и не прав, но отношения к предстоящей смертной казни не имеет, и не стоит на него обижаться за убеждения, впитанные с молоком матери.

«Все максисы одинаковые, – с горечью думала она. – Считают, что существующий порядок – верх совершенства, и никто не имеет права на него покушаться. А что хорошего в том, что богатеи покупают себе возможность выкачивать из нищих девчонок ману, и правительство только потворствует этому? Может, если бы передача маны была запрещена, и все бы пользовались исключительно накопителями, Атли и не пришло бы в голову ради своих проклятых экспериментов никого убивать».

Но размышляя таким образом, Беатрис все же понимала, что никто не захочет менять настолько удобные законы. Государством управляют максисы – занимают все ведущие посты, командуют армией, решают любые проблемы населения. И не просто максисы, а очень сильные маги. Без их колдовства все развалится и обратится в прах, именно на магии высших аристократов держится мир. Но без постоянной подпитки они не смогу исполнять свои обязанности, поэтому никто не будет заботиться о дайнах и их нуждах, всем важно сохранить тот баланс, что уже существует. А что происходит за закрытыми дверями с девушками в домах хозяев, никого по большому счету не интересует, лишь бы перед магической комиссией смогли оправдаться в нужное время.

Мединна Вафия, заметив, насколько удрученный у дайны вид, сочла, что причиной тому размолвка с господином, и посоветовала первой с ним помириться, как только тот вернется домой.

Узнав, что максис Джентес уехал по делам, Беатрис не на шутку встревожилась. Доктор Хрюст, конечно, говорил, что Эдман поправляется на удивление быстро, но разрешения покидать особняк еще не давал. Бетти спустилась в гостиную и решила там дождаться максиса Джентеса, чтобы не пропустить ненароком его приход.

Как только Эдман вошел в прихожую, тут же спросил о Сонар. Дворецкий сообщил, что она ждет его в гостиной, и Эдман поспешил туда, посчитав окончание ее затворничества хорошим знаком.

– Добрый день, максис Джентес, – приветствовала его Бетти книксеном.

– Здравствуй, Беатрис, – отозвался он, настороженным взглядом рассматривая дайну и стараясь понять, что у нее на уме.

– Как ваше самочувствие? – с тревогой спросила она, опускаясь на диван.

– Все благополучно, – улыбнулся он, поняв, что беспокойство о нем послужило причиной ее появления в гостиной. Эдман подошел ближе и занял место возле Беатрис. – Рана не беспокоит. А ты как?

– Хорошо, – ответила она, опустив глаза. – Я хотела бы извиниться за вчерашнее. Мне не стоило давать волю раздражению. Простите.

Эдман взял ее ладошку и бережно погладил тонкие пальчики.

– Тебе не за что просить прощение. Я и сам был слишком резок. Отвык общаться с юными барышнями вот и погорячился. Давай просто забудем об этом разговоре. И очень тебя прошу, обращайся ко мне по имени и на «ты». Мы столько времени знакомы, что вполне можем себе позволить неформальное общение. Договорились?

Она вскинула на него огромные серые глаза, но в них не осталось и тени той наивности, что когда-то в закрытой школе так поразила Эдмана. Теперь в ее взгляде сквозила настороженность, недоверие и протест, словно от соблюдения набивших оскомину приличий зависело нечто важное для нее. Беатрис нахмурилась, стараясь прочесть по выражению его лица скрытый смысл в таком, казалось бы, обыденном предложении, но ничего, кроме вежливой улыбки и мягкого взгляда не заметила и с неохотой сказала:

– Если вы настаиваете…

Эдман тут же ухватился за эту фразу:

– Да, пожалуйста. Это доставит мне несказанное удовольствие.

– Хорошо, – сдалась Бетти. – Но только наедине. При чужих людях и слугах я буду обращаться к вам, как раньше.

Оговорка совсем не обрадовала Эдмана, но он не стал спорить и настаивать на своем, решив позже переубедить своенравную дайну.

– Я не против, – заверил он и достал из кармана сюртука футляр. – Взгляни. Я забрал у ювелира твой медальон. Теперь он выглядит не в пример лучше.

Эдман откинул крышку и передал дайне коробочку, обтянутую синим бархатом. Беатрис ахнула, увидев преобразившийся портрет, и слезы умиления выступили у нее на глазах.

– Всевидящая Идана! Я и забыла, какая она красивая, – пробормотала Бетти, утирая бегущие по щекам слезинки.

– Ты очень похожа на мать, – сказал Эдман, ощутив, как у него защемило в груди при взгляде на дайну. – Только глаза другого цвета, но это делает тебя еще краше.

– Спасибо вам огромное, максис Джентес! – с горячностью проговорила Беатрис и стиснула его широкую ладонь. – Я вам так благодарна. Вы даже не представляете.

– Мы же договорились, – попенял он ей.

– Ой, прости, – стушевалась Бетти, и на ее щеках проступил нежный румянец. – Эдман, спасибо. Это украшение столько для меня значит. Я непременно придумаю, что тебе подарить в знак признательности.

В груди Эдмана разлилось тепло от осознания, что его имя звучит в устах Беатрис невероятно сладко, и ему тут же захотелось, чтобы она звала его снова и снова и желательно не в гостиной, а наверху в его спальне.

Но его далеко зашедшие фантазии прервал стук в дверь. В комнату вошел медин Симпел с огромным букетом алых роз и сказал:

– Его светлость герцог Серпентас прислал цветы и письмо для дайны Беатрис.

Эдман побагровел и стиснул кулаки, кровь зашумела у него в ушах, и способность трезво мыслить внезапно покинула его. Он подскочил с дивана и прорычал:

– Где конверт?!

Дворецкий растерял всю свою невозмутимость и с ошарашенным видом произнес:

– Вот.

Он протянул господину благоухающее довольно терпким ароматом послание, и Эдман с силой рванул его на себя, нещадно смяв.

Медин Симпел побелел.

– Господин! На нем заговоренная печать, осторожнее!

Но было уже поздно. Руку Эдмана обожгло, и он выронил конверт.

– Скорее принесите повязки и заживляющее снадобье! – вскричала Беатрис

Она бросилась к максису Джентесу, схватила его за руку и осмотрела покрасневшую кожу. Дворецкий оставил букет на чайном столике и поспешил за женой, все лекарства хранились у нее в особом шкафу, и разобраться в них могла только она сама.

– Почему он отправил тебе букет? – со злостью спросил Эдман, вырвав ладонь. – Что это значит?

– Понятия не имею, – пожала плечами Беатрис. – Наверное, в письме есть пояснения.

– Так прочти его уже!

Бетти с укором покосилась на Эдмана, но ничего не ответила. Она подняла скомканный конверт, прикоснулась к печати, и та осыпалась пылью, исчезнув без следа.

– Вот, пожалуйста, – сказала она, встав возле Эдмана. – Читай вместе со мной. Так мы избежим недоразумений.

Несравненная дайна Беатрис! Наше знакомство стало глотком свежего воздуха для меня. Ваша красота и скромность способны покорить любого. Прошу вас принять этот букет в знак искренней благодарности за ваш вклад в поимку опасного преступника. Надеюсь, мы скоро увидимся вновь.

Альмонд Серпентас

Пробежав нетерпеливым взглядом по размашистым строчкам, Эдман с горечью понял, насколько он уступает герцогу, что в умении галантно общаться с дамами, что в сноровке преподносить приятные мелочи. За все время, что Беатрис жила в его доме, он так и не сподобился вспомнить о цветах, герцог же только день назад ее увидел, а уже проявил себя обходительным и приятным кавалером.

Однако Беатрис вовсе не обрадовалась письму. Едва закончив читать, она помрачнела, убедилась, что Эдман успел просмотреть текст, и выбросила листок в едва тлеющий камин. Белоснежная с золоченым оттиском бумага мгновенно вспыхнула и превратилась в тонкий слой пепла.

Ощутив злорадное удовлетворение от ее поступка, Эдман все же спросил:

– И зачем это? Все дамы высшего общества мечтают получить от герцога подобное послание. Неужели тебе все равно?

Беатрис посмотрела ему в глаза острым, как клинок кровного врага взглядом, и с поразительной убежденностью ответила:

– Я не отношусь к высшему обществу. И мне не все равно. Герцог ничем не отличается от остальных максисов, и его внимание ничего хорошего для меня не сулит.

В гостиную влетела медина Вафия и тут же ринулась хлопотать над поврежденной ладонью господина. Бетти убедилась, что он в надежных и заботливых руках, извинилась и ушла к себе, оставив букет нетронутым. Письмо герцога выбило ее из колеи и заставило всерьез задуматься о своей безопасности.

Глава 3

Слова Беатрис глубоко запали в душу Эдману, и он долго размышлял перед сном о ее враждебном отношении к аристократам и о внезапном интересе герцога.

Альмонд Серпентас был младше императора всего на полгода. Его отец и мать Зигрида состояли в близком родстве. В те годы, когда Карилан еще существовал, как отдельное государство, принцесса Каролина Серпентас и Адольф Серпентас воспринимались кариланцами, как будущие правители, поскольку у короля не было сыновей, и он видел своим наследником племянника, мечтая женить его на дочери. Но разразилась Объединяющая война, и королю Карилана пришлось заключить мирный договор с Нодаром и выдать Каролину за кронпринца Мортимера, чтобы защитить свою страну от разорения и уберечь дочь от происков врагов. Адольф женился на другой кариланке, происходившей из самого богатого в стране рода, после королевского, и принял активное участие в укреплении Нодарской империи. После того как Мортимер занял престол, Адольф стал его правой рукой и верным соратником.

Зигрид и Альмонд выросли вместе, и их связывала крепкая дружба, хотя более разных по характеру людей еще стоило поискать. Кронпринц отличался веселым, бесшабашным нравом, он легко мог обидеть человека неуместной шуткой и не заметить этого, но если сознавал свою вину, обязательно просил прощения и никогда не причинял никому зла намеренно. Будущий герцог, напротив, был тихоней, самозабвенно любил уединение, много читал, ответственно подходил к порученным делам и всегда доводил все начатое до конца, в детстве остроты брата воспринимал болезненно, но с годами научился ставить того на место и спуску не давал.

Учась в академии, Альмонд приглядывал за кронпринцем, а заодно и за его закадычными друзьями, Эдманом и Вилмором, нередко сдерживая и упреждая их самые дерзкие выходки. Эдман всегда восхищался его силой воли, глубокими познаниями в магической науке и виртуозным владением даже самыми сложными заклятиями. После коронации Зигрида Альмонд стал его главным советником, помогая и поддерживая во всех начинаниях. Несмотря на свою славу первого красавца и сердцееда высшего света, герцог заслуживал уважения и как сильный маг, и как умелый воин, и как расчетливый тонкий политик.

«Если Альмонду взбредет в голову заполучить Сонар, – рассматривал Эдман варианты развития событий, – я ничего не смогу сделать, и на ее мнение по этому поводу магическая комиссия даже не посмотрит. Нужно опередить герцога, иначе я рискую потерять Беатрис навсегда».

Утром Эдман снова все обдумал и решил наведаться к Вилмору на службу.

«Серпентас никогда не расточает свое время и внимание попусту, − крутились у него в голове тревожные мысли, пока он покачивался в экипаже по дороге в департамент. – Если Альмонд заинтересовался Сонар, значит, этому есть определенная причина. А учитывая, что Беатрис познакомилась с ним в кабинете Вила, тот должен быть в курсе деталей их встречи».

Максис Иксли уже несколько дней ждал неизбежного появления друга, и когда Фрэнк доложил о его визите, ничуть не удивился и распорядился впустить.

− Приветствую, Эд, − с радушной улыбкой поднялся он из-за стола. – Как самочувствие?

От Эдмана не укрылась некоторая натянутость, сквозившая в манерах Иксли, и он, не откладывая, перешел к сути:

− Доброе утро. Не жалуюсь. Вчера Серпентас прислал Беатрис букет и осыпал комплиментами в письме с заговоренной печатью. Выкладывай. Что тут между ними произошло?

Вилмор скрипнул зубами и процедил:

− Демон бесхвостый! Альд времени зря не теряет. Не то что ты.

Эдман одарил его тяжелым взглядом и уселся на диван.

− Еще поучи меня с женщинами обращаться, − буркнул он, в душе признавая правоту Иксли.

− У меня, что ли, дома бесхозная дайна живет? – фыркнул Вилмор, снова занимая свое кресло. – Давно бы окрутил ее, и не пришло бы переживать из-за неясных поползновений герцога.

− Не уходи от темы, − отрезал Эдман. – Что тут случилось? Сам знаешь, Альд не из тех, кто на первую попавшуюся смазливую мордашку накинется.

Вилмор тяжело вздохнул и сказал:

− Мне следовало догадаться, что им не стоит видеться. По крайней мере, без тебя. Но сам понимаешь, я не мог ослушаться прямого приказа императора. Зигрид получил от меня подробные отчеты о результатах расследования и прислал кузена во всем разобраться на месте. Серпентас, ясное дело, все здесь перевернул, лично присутствовал на допросах некоторых задержанных, а потом заявил, что хочет встретиться с главной свидетельницей. Мне ничего не оставалось, как вызвать Сонар сюда.

− И что?

− Альд сразу принялся любезничать с ней, − пожал плечами Иксли. – Уж не знаю, с какой целью. Может, хотел посмотреть, как она отреагирует, узнав, с кем говорит. Звал ее во дворец, обещал наградить. Только Беатрис и слышать ничего не захотела ни про появление при дворе, ни про награду. Просила, тебя облагодетельствовать. Герцог к ней и так и этак, а она насупилась не хуже старой девы на свадьбе младшей сестры и даже не смотрела в его сторону. Если бы она вела себя, как все светские женщины, вполне возможно, Серпентас и не обратил бы на нее внимания.

− Это все? – спросил Эдман, поразившись поведению дайны.

− Потом Альд брякнул про казнь, − нехотя признался Вилмор. – И с дайной случился нервный припадок. Пришлось вызывать лекаря.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

− Так, − с угрюмым видом произнес Эдман. – Вот значит, почему мне наплели, что она сильно устала и рано легла отдыхать после возвращения от тебя? Ты что подкупил моих слуг?

Иксли поднял на друга виноватый взгляд.

− Лекарь ее усыпил, но сказал, что никакой опасности нет. А дворецкий и экономка просто души в тебе не чают, вот и не стали тревожить.

− Ладно, сейчас речь не об этом, − сказал Эдман. – Беатрис в порядке, и это главное. Я пришел к тебе с просьбой.

Вилмор весьма удивился, поскольку его лучший друг никогда ни о чем не просил за все годы их общения.

− Сделаю все, что в моих силах, − заверил он.

− Можешь похлопотать за меня перед магической комиссией? Я хочу заключить с Беатрис контракт. И желательно, в ближайшее время.

Иксли потерял дар речи и в немом изумлении вытаращился на друга. Но видя, что тот не шутит, он выпалил:

− Раньше нельзя было об этом заявить?! Я бы не стал оформлять для нее статус дайны свободной от службы максисам.

Эдман смутился, но быстро справился с собой и сказал:

− Раньше я не предполагал, что это понадобится. Так ты сделаешь?

Вилмор с хмурым видом буркнул:

− Что мне остается? Завтра напишу куда следует. Но вопрос решится только к концу месяца, и то в лучшем случае.

Просияв, Эдман ответил:

− Это небольшой срок.

− Как знать, − пробормотал себе под нос Иксли, обеспокоенный новым увлечением герцога не меньше, чем Эдман. – Как знать.

– Думаешь, Серпентас может потребовать от Сонар заключить контракт с ним? – с деланным безразличием спросил Эдман и затаил дыхание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю