Текст книги "Чужой (СИ)"

Автор книги: Олег Антипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

ГЛАВА 6
ЗА ЖЕЛЕЗНЫМИ ЗАМКАМИ

Лилиана Тормис

Стук затвора на тюремной двери и теперь отозвался еканьем в сердце, ведь после этого могло последовать открытие единственного барьера, отделявшего Лилиану от внешнего мира. Ее это совсем не радовало. На этот раз пронесло.

Она поправила в сто тысячный раз браслеты на запястьях, но те так и не стали удобней. Кожа под ними как назло постоянно чесалась.

Колени уже замерзли, и девушка переложила с них руки на большой соломенный тюфяк. Меблировка ее камеры на этом скромном подобии постели, прислоненной одним краем к неровной стене, и заканчивалась. Если другие стены были выложены отдельными обтесанными валунами, то эта представляла из себя сплошную скалу. Правда в правом ближнем углу находилось еще то, что можно назвать уборной…

В зарешеченном окошке под самым потолком пробивались лучи Асора, ярко озаряющие обитель пленницы всю первую половину дня. Волшебница засветло просыпалась только для единственной цели – увидеть рассвет, точнее отражение рассвета полосой через весь потолок и верхний краешек противоположной от восточного окошка стены. Тогда заплесневелый камень, покрывшийся местами мхом болотно-зеленого цвета, теряет свою мрачность, в черных углах рассеивается мрак и Лилиану охватывает чувство умиротворенности. Все что происходило с ней за предыдущий день остается за границами сна, уставшее вечером тело приобретает новые силы и кажется, будто все хорошо и никакие неприятности не смогут помешать хорошему настроению. Однако светило поднимается выше, краски светлеют до привычной белизны, сказка окончательно развеивается по приходе человека с завтраком.

Лилиана посмотрела на узкую, таящую на глазах линию света справа от себя. Провела ладонью над ней, по тыльной стороне скользнул лучик Асора. Никаких ощущений тепла…

«Скоро полдень» – отстраненно подумала девушка, когда помещение окончательно погрузилось в сумерки, лишившись единственного источника света.

Это время суток она ненавидела больше всего: из-за медленно воцаряющейся темноты, из-за тягучего бега самого времени, а еще, и это самое главное, из-за того, что тюремщики успевают закончить все свои основные дела и у них появляется возможность заняться делами желанными.

Ее отвлек глухой звук – это рука соскользнула и упала на каменный пол. Грязные пальцы с неохотой подчинились и соскребли немного мха, после этого медленно сжались в кулак. Щелкнул сустав, а на железный браслет потекла мутная капля. Ногти впивались в ладони, но Лилиана не чувствовала боли, все что ниже кистей онемело от холода и это сдерживало чародейку покрепче стены из цельной скалы или дубовой двери у единственного выхода, не считая окошка естественно, в котором завывал ветер. Вообще-то и вся мрачность этой камеры рассчитана на устранение всякой возможности использования волшебства. Заложенные в браслеты плетения охлаждают руки, и девушка выяснила весьма неприятный факт – она не может сплести заклинание. Волшебные нити попросту отказывались струиться из кончиков пальцев, как это было раньше. Самые простые плетения, которые получалось применять вовсе без жестов, оказались недоступны. Когда Лилиана пыталась колдовать, под кончиками ногтей вспыхивали очаги боли, нельзя было понять, жжение это или еще больший холод, но она не заходила дальше в своих экспериментах. Волшебница пыталась разобраться в своих магических оковах, однако ни к чему хорошему это не приводило, любое вмешательство в их структуру или структуру самого металла браслетами жестоко наказывалось. Лилиана предприняла уже три попытки и на каждую из них в ответ получила импульс, будто замораживающий ее кости внутри. Казалось, весь скелет покрывается кристалликами льда, вызывающими острую боль при каждом движении. Это длилось часами… И каждый раз она едва могла пошевелиться после леденящего тело наказания. Скорее всего на четвертую попытку она не решится, в данном случае это является именно пыткой.

Единственным выходом была запись плетения на какую-либо поверхность, тут то и вступала в действие растительность. Живая подвижная материя мешала закреплению волшебных нитей, которые Лилиана ценой невероятных усилий творила мысленно.

«Господин ректор, как мне Вас не хватает». Валлис Тром преподавал на первом курсе школы основы магии. Немногие посещали эти лекции, так как давно уже все знали от своих наставников или родственников-чародеев. Из курса Лилианы только она, Сойви и Линар ходили к ректору. Собственно там Сойви и подружилась с Линаром, весельчаком-целителем. Лилиане тогда приходилось многое повторять вечером своей подруге из пройденного на уроке материала…

«Где они сейчас находятся? – волшебница невольно улыбнулась, вспомнив всегда счастливые лица этой парочки, – Линар наверняка обосновался в столичном госпитале, а Сойви рядом с ним. Она ведь и целителем тоже захотела быть только ради этого. Хотя какой маг-боевик с нее вышел бы? Смех один».

Лилиана вернулась к прежним размышлениям о ректоре – он-то из этой ситуации выпутался бы на раз. На занятии по самоконтролю ему удавалось демонстрировать поистине великолепное магическое мастерство, силой мысли плетя заклинания порой даже быстрее чем жестами. И выглядело это весьма просто до тех пор, пока самой не пришлось все повторять. Ей удавалось сплести лишь две взаимосвязанные спиралевидные плетения, нить образовывала сначала одну спираль, а потом вторую поверх первой, которая была направлена в обратную сторону. При наполнении энергией они превращались в ее коронное заклинание – молния. Ей вообще давалось проще все, что связанно с проявлением больших энергий природой: молнии, ветры, она могла творить при должной подготовке настоящие ураганы. Однако тогда волшебница затратила три часа на наложение заклинания на отличную заготовку из рубина, а сейчас куда записывать? Стоило Лилиане начать накладывать нити в сырой камень, как они тут же рвались, растрачивая заложенную в них энергию. Надо сказать, силы уходят в незавершенные плетения как в бездонную пропасть. А без энергии нити исчезали сразу после разрыва мысленной связи с ними.

Лилиана пробовала записать в структуру древесины на двери, но после первого их отворения заклинание исчезло без следа, наверное, вылетело на волю вместе с противным скрипом, сопровождающим каждое открытие и закрытие прохода.

Девушка вздрогнула, по спине пробежали мурашки, это в камеру вошел человек с деревянной ложкой, мисочкой холодного супа и ломтем черствого хлеба. Такой рацион установился после возникновения раны на виске тюремщика, то есть четыре дня назад. Надзиратель тогда вздумал приблизиться вплотную с намерением поцеловать узницу. Лилиана хотела влепить пощечину, однако замерзшая рука неправильно попала в цель, вышло гораздо лучше – браслет раскроил голову, из раны моментально хлынула кровь. Тогда она сама схлопотала пощечину и разбитую губу, но с тех пор тюремщик стал обращаться с ней более осмотрительно, хотя и уделял много больше внимания нежели другим заключенным. Волшебница подозревала об их наличии по постоянным обходам, при которых для проверки узника открывается с характерным стуком маленькие щели в дверях. Всего пять ударов затвора, пятерка неизвестных соседей, которые не в силах ей помочь.

Позади мужчины был коридор со стерильно-белыми стенами, в держателях горели газовые лампы. Внешнее помещение было словно из другого измерения, не мрачный каземат, а парадная зала какого-нибудь дворца, и не было там ни сырости, ни холода. Как же ей хотелось согреть ладони… Хотя бы почувствовать ими тепло, но нет, заклинания знают свое дело шибко, ни днем, ни ночью не прекращая мучит Лилиану.

– Скучала без меня? – Спросил ехидно человек. – Извиняй, сегодня утром не моя смена была.

Волшебница старалась не выдать обуревающие ее чувства близкие к панике. Ей хотелось позвать на помощь, чтобы от нее забрали этого человека.

Лилиана провела в заточении неделю, целых семь дней, если считать с момента ее пробуждения. За это время свобода для нее стала ассоциироваться с белым коридором, так близко и так далеко…

– Тебе стоит набираться сил, вдруг тебя скоро решат направить в шахты. – Тюремщик наклонился и поставил на пол посуду, толкнул ногой в сторону девушки, отчего часть содержимого выплеснулась. Лилиана инстинктивно прикрылась рукой, подумав, что ее обед сейчас полетит прямо в лицо.

На светлом фоне можно было разглядеть только контур человека, но вдруг стали отчетливо видны белоснежные зубы. Надзиратель улыбался.

Лилиана же успела изучить своего частого визитера. Волосы воронового крыла, глубоко посаженные глаза, они были едва видны даже при хорошем освещении, прямой нос и острый подбородок. Что касается характера…

– Неужели ты думаешь, я могу причинить вред такому чудесному созданию? Нам стоит узнать друг друга поближе. Между прочим, я сегодня пришел раньше, а все для того, чтобы скрасить тебе одиночество. Неужели я не заслуживаю благодарности?

Тюремщик присел на корточки, Лилиане в глаза ударил яркий свет от фонарей.

– Тебе стоило бы сказать спасибо, девочка, ведь я могу и обидеться. А ты же не хочешь каким-либо образом меня расстраивать, правда? – Он начал вставать в полный рост и повторил угрожающе. – Правда?

– Спасибо. – Поспешно вымолвила Лилиана.

Ее голос дрожал, но это полностью удовлетворило человека, который снова обнажил зубы и произнес нежно:

– Вот и хорошо, а то я уж подумал невесть что…

Тюремщик аккуратно пододвинул миску рукой, вложил в нее выпавшую ложку. Девушке понадобилась вся ее выдержка, чтобы оставаться на месте при приближении надсмотрщика. Он задержался немного около ее ноги.

– А все-таки жаль будет, если тебе поломают косточки при допросе.

Она отдернула ногу, когда тюремщик попытался прикоснуться к лодыжке.

– На мелкие кусочки… Часть из них проткнет кожу и вылезет наружу кровавыми осколками. Ужасное зрелище я тебе скажу, но когда это происходит часто, свыкаешься. Человек ко всему привыкает…

Девушка хранила молчание. Не потому что решила гордо противостоять или не удостаивать вниманием своего мучителя, а потому что боялась сказать слово, которое не понравится надсмотрщику и вызовет его гнев.

«Где же Дирт, где же вы, Ирмис, Молф, Арист?!» – повторяла она про себя в тщетной надежде на их появление. Несмотря на всю свою магическую силу, она всегда равнялась на этих людей, искала у них поддержки, пускай молчаливой, но оттого не менее ценной.

– А знаешь, я тебе даже завидую. Честно. Порой приходиться по ночам такие крики слышать – мороз по коже. Но ты не беспокойся, я не дам тебя в обиду. Кушай.

Надсмотрщик быстро покинул каменную конуру Лилианы и, громко звякнув напоследок ключами, направился к другим заключенным.

Волшебница вздохнула с облегчением – в ближайшие секунды ее никто не побеспокоит, а этот тип придет минут через десять за миской и ложкой.

Лилиана ела, стараясь не стучать о дно посуды, вообще издавать меньше шума. Непослушные пальцы с трудом управлялись, ложку девушка держала за черенок в полный обхват.

Мысленно повторяла реплики тюремщика, вспоминала каждую интонацию, каждый оттенок злорадства и властности в голосе.

Хуже всего было осознавать свою беспомощность. Вот смогла бы она записать плетение… Но куда?! Вокруг ничего подходящего нет, из ее одежды вынули все металлические скобы-застежки, ремень с медной бляшкой сняли, из наемничьих сапог содрали подошвы, держащиеся на маленьких гвоздиках. Хорошо еще подвязали образовавшуюся дыру какими-то полотенцами, в ином случае у нее мерзли бы не только руки. О призе за второе место в дуэлях и говорить не приходится.

Лилиана задумчиво уставилась на ложку: деревянная основа, покрытая лаком из прополиса. Ничего примечательного, она сама изготовила много таких приборов из яблони, только в более изящном оформлении. Перевела взгляд на недоеденный сухарь.

Идея оформилась мгновенно.

Вскоре должен придти тюремщик, уже послышался скрежет ключа – это отпирается дверь пятого узника. Надзиратель всегда забирал обеденные принадлежности у Лилианы в последнюю очередь, хотя ей же первой и приносил пищу. Она подозревала, что в таком порядке тот мог дольше оставаться в ее камере, а может, и в других он задерживался не меньше, но волшебнице казалось приближение этого человека очень быстрым и незамедлительным, посещение же ее обители длилось невероятно долго.

Она наступила коленом на углубление в ложке и вялыми рывками начала отламывать ручку. Деревяшка никак не поддавалась: выскальзывала то из рук, то из-под коленной чашечки.

Запирающий механизм четвертого заключенного издал протяжный стон.

«Да поддашься же ты!!!» – с одной стороны, чем крепче материал, тем для ее цели лучше, но как же трудно управлять собственными руками, настолько они заторможены и нечувствительны, что поставленная задача казалась невыполнимой. «А может не стоит рисковать? – закралась предательская мыслишка и тут же уступила напору решимости. – Стоит!». Больше мести тюремщика она боялась остаться здесь навсегда. Шанс спастись стоит и ударов по лицу, а возможно и пыток, которыми вечно грозит надсмотрщик.

Лилиана перевернула предмет выпуклой стороной вверх и придавила обмотанной ступней.

Третья камера открылась. Времени совсем мало…

Треск, возвестивший об успешном завершении первого этапа плана, прозвучал громом в абсолютной тишине, потому что и ветер перестал протяжно свистеть у решетчатого окошка.

Вторая камера отворила свои двери обладателю ключей.

Лилиана напряглась и совершила последнее усилие, лопнули почти все оставшиеся волокна. Пальцы не смогли удержать вставшую вертикально ручку. Девушка, выпустив предмет приложения сил, пошатнулась и потеряла равновесие. Она попыталась выпрямиться и встать прямо, однако, вместо этого словно пружина налетела на стену. Не издала вопль боли она только потому, что удар ее оглушил.

Ключ вошел в замочную скважину ее камеры.

Перед глазами плыли темные круги, в полутьме это все равно, что стать слепым. Она на ощупь нашла маленький черенок, он валялся на прежнем месте, а вот другой части нигде не было. Девушка быстро сгребла миску, выплескав остатки еды, вложила ручку, прикрыла обглоданным хлебцем и поставила у двери.

Она едва успела плюхнуться на тюфяк и заставить свою грудь вздыматься не учащенно, а размеренно и спокойно. Ей отчаянно не хватало кислорода, легкие сопротивлялись неестественному принуждению.

Лилиана искоса наблюдала за реакцией тюремщика, судорожно вспоминая, не положила ли она черенок тем боком, из которого выдернулась щепа, обнажив светлую сердцевину.

Позже волшебница благодарила случай за то, что повернула голову вправо, ведь вся та сторона лба покрылась темно зелеными разводами от плесени, которые остались после того, как она впечаталась в стену и соскользнула по ней до самого пола.

Девушка похолодела. Под ногами валялся земляного цвета комок – это потерявшаяся часть ложки, обернувшаяся в слой мха, который в изобилии рос на голом камне. Из-за нее-то чародейка и потеряла равновесие…

Человек у двери непонимающе смотрел на обманную композицию.

Лилиана ощутила влажное тепло, скатывающееся между бровями на правую сторону носа к верхней губе. Ей повезло с каштановыми волосами, будь они светлее, и надзиратель заметил бы на них багровое пятно.

– Ты видно не ценишь мою доброту. – Обманчиво мягко начал он. – Ты знаешь, чего мне стоило добиться для тебя такой хорошей пищи? У других ВРАГОВ таких привилегий нет. Ведь ты же враг! А я в своем мягкосердечии пожелал тебе лучших условий, можно сказать комфорта. И вот, что получил за благодетельство?!

Тюремщик резко наклонился, но не успел он взяться за миску, как девушка промолвила с покорностью в голосе:

– Я не смогла перекусить хлеб, он слишком тверд для меня. Не могли бы Вы принести мне хотя бы краешек свежеиспеченного. Я была бы вам весьма признательна.

Он некоторое время молчал, застыв в поклоне.

– Я уж думал, в Республике не учат вежливости, и страна эта населена варварами без рода без племени. Вы же своим благоразумием убеждаете меня в обратном, продолжайте в том же духе и возможно я похлопочу за вас еще разок. Хотя не знаю, послушаются ли меня на этот раз…

– Пожалуйста. – Взмолилась Лилиана, а в ее душе зародилось новое чувство к этому человеку – ненависть. Ненависть и страх – две составляющей взрывоопасной смеси…

– Ну раз ты так просишь… Но ты должна быть поистине благодарна за мою неоценимую услугу, – тюремщик неприкрыто скалился, однако ответа на последнюю свою реплику не стал дожидаться, а предсказуемо бережно поднял миску, вышел и затворил за собой дверь. Все это время он не спускал глаз с девушки.

Только его шаги стихли где-то справа от двери, Лилиана ринулась к вожделенному предмету, позабыв даже о ране, пока кровь не просочилась между губами и не оставила на языке солоноватый привкус металла.

«У меня получилось! Получилось!» – ликовала беззвучно волшебница, запрятывая в складки одеяний свою надежду.

Больше всего она опасалась обнаружения своей хитрости, а потому сидела как мышка под бдительным взором кота, не смея даже пошевелиться, чтобы не отпугнуть удачу.

Шли минуты, они складывались в часы, а никаких последствий, которые рисовала Лилиана в своем воображении, так и не наступило. В камере посветлело, так всегда происходило незадолго перед закатом. Скорее всего, это одна из многочисленных снежных шапок своим отраженным сверканием украшала в серебристые тона потолок. Спустя полчаса камеру окутал мрак, который не развеется до рассвета.

Девушка сложила ладони вместе и зажала их ногами, внутреннюю сторону бедер тут же защипало от холода. На мгновение ей показалось, что заклинание в браслетах ослабевает и пальцы нагреваются, но это был всего лишь самообман, фантомное ощущение.

Волшебница не стирала кровь до тех пор, пока она не засохла и только затем, без риска измазать все лицо, облущила образовавшуюся корку. Из волос не получилось достать запекшуюся кровь, Лилиана попробовала разок, но рана вновь начала сочится.

«Только бы никакая зараза не попала… – Чародейку не на шутку перепугала вероятность заражения какой-нибудь гадостью. – Надо будет промыть, когда с ужином принесут кружку воды.

Лилиана вынула деревяшку, с таким трудом и уроном для здоровья доставшеюся ей. Плетения на ней не разрушат звуковые колебания, как на двери.

Положила обломок рядом с собой, посмотрела напоследок и прикрыла веки. В первые секунды как всегда ничего нельзя было разглядеть, но вот послышались неясные шумы, стали различимы сапфировые контуры камеры – это энергия Астрала бурлит и извивается в немыслимых завихрениях, только призвала ее не Лилиана, а растения ее окружающие. Любое живое существо, будь то дерево, птица или человек для поддержания жизни использует эту энергию, только не все способны управлять ею по собственному усмотрению. А вот часть ложки уже не светилась, она превратилась в мертвую материю. Единственным способом сделать предмет видимым для внутреннего зрения мага является напитка его силой, к чему и приступила девушка. Она не видела свой поток энергии, никто из магов не сможет увидеть цвет своего волшебства, однако ей говорили – у нее темно-красный, цвета вина долгой выдержки.

То, что сейчас делала чародейка, называется волной сырой силы, однако она не является уже «сырой» – изначальной. Энергии Астрала в чистом виде попросту не существует, вся она уже пропущена через души людей, эльфов, гномов, наверное, тоже и магических животных.

Лилиана выбросила отвлекающие мысли из головы и сосредоточилась на неспешно тающем мертвенно бледном угольке. Теперь можно было различить его структуру. Весь мир для нее сузился в маленький предмет, все что вне его границ казалось вымышленным, будто реальная жизнь именно здесь и сейчас, а все остальное бредовый сон.

Она воображаемым пером начала выводить первые нити, ведь их еще предстояло создать. Раньше они струились из пальцев, повинуясь любому безмолвному приказу, иногда казалось, что магические нити естественное продолжение ее организма.

А теперь? Теперь магические линии так и норовили выйти из-под контроля, окончательно потеряться в воздухе. Действия Лилианы были похожи на игру, в которой нужно выстроить башню из игральных карт. Здание строиться, конструкции выглядят симметричными и правильными, но неловкий взмах или секундное отвлечение и все рушиться, а на полу уже тонким слоем разлеглась сведенная на нет кропотливая работа. Существовало, правда, одно дополнение в этом сравнении – волшебнице после очередного провала приходилось рисовать еще и новую колоду карт…

Дело продвигалось очень медленно. И все же Лилиана смогла выяснить для себя весьма интересный факт – при обычном способе плетения ей никогда бы не удалось добиться таких малых размеров внутренней спирали заклинания молнии.

Чародейка мысленно обследовала скромный результат непомерных усилий. Девушка была словно выжатый лимон, даже думала она устало, постоянно уделяя внимание маловажным деталям.

«Ты слышишь меня?» – раздался в голове мужской голос.

Волшебница совсем позабыла о времени. И, уже открывая глаза, знала, кого увидит перед собой. Однако она была в одиночестве, в абсолютной темноте. Только ветер в решетках напоминал о месте, где ей приходится проводить сутки напролет.

– Кто здесь? – Тихо спросила она в пустоту.

Ее мелодичный голос чужеродно прозвучал в подступившей вплотную и даже физически ощутимой мгле. Вопрос потонул в ней без отзвука, словно в бездонную пропасть, словно нет ограждающей ее со всех сторон скалы.

Лилиана вновь сосредоточилась. Все те же темно-синие переливы жизненных сил, она охватывала восприятием все, что находилось в камере, даже растения, находящиеся под ней, потому как собственное тело волшебница не видела по той же причине, по какой ей никогда не увидеть цвет своей магии.

Никого постороннего не было.

– Вы слышите меня? – В момент произнесения каждого слова все вокруг мерцало фиолетовым, и более насыщенным цвет был у левой стены.

Лилиана осмелилась ответить на вопрос, заданный монотонно, будто повторенный уже в сотый раз, что было более всего похоже на правду.

– Я Вас слышу. Мое имя… – она осеклась. – Бриджитт.

Однако вопреки ожиданиям человек в соседней камере никак не прореагировал. Минут через пять он повторил:

«Вы слышите меня?»

Девушка приподнялась на локтях и сразу же на нее тяжким грузом навалилась усталость, каждая клеточка ее тела, каждый нерв ныл, будто после дневного перехода в рейде. Пропустив огромный для себя объем энергии, волшебница истощилась физически, а потратив несколько часов за рутинным занятием еще и морально.

И все же она нашла в себе силы встать, подойти к перегородке, отделяющей ее от незнакомца, разделившего судьбу пленника, и постучать костяшками онемевших пальцев по отсыревшей поверхности камня.

В коридоре раздались шаги. Лилиана ногой во тьме спешно отыскала тюфяк и плюхнулась в его объятья, как в глубокое удобное, а самое главное не успевшее остыть кресло.

Зазвенели ключи в связке, издала протяжный скрип дверь камеры напротив – шестой камеры, как мысленно называла ее Лилиана: ее первая, далее еще две с этой стороны коридора и три темницы с другой.

Или тюремщик изменил своей привычке, или это был не он. Лилиана выдумала имена двоим мужчинам, время от времени сменяющими друг друга в обязанности приношения еды, а человек, приходивший к ней в обед иного названия не заслужил, кроме как «тюремщик». Он ассоциировался с эталонным образом эдакого садиста с извращенной моралью, которые часто описывались в исторических хрониках стран за Хамани, находящихся во взаимной вражде. Девушка никогда не воспринимала их всерьез, справедливо полагая, что злыми или плохими не могут быть целые народы, негромко посмеивалась в библиотеке над читателями, которые могли поверить в это, однако чем больше издевался над ней тюремщик, тем сильнее она ненавидела фострцев в целом. Теперь она понимала, что в книгах крылся более глубокий смысл, основанный больше на эмоциях автора, на его отношении к событиям, чем на фактах. Лилиане доставляло огромное удовольствие изучать характер писателя, его способ мыслей. При отце церковном служителе ей часто приходилось выполнять то же самое – разбираться в людях, а потом еще и давать советы, от которых зависела чужая судьба. Наверное, в описании исторических событий девушке нравилась не сама история, а ее трактовка в разных источниках, хотя всего с месяц назад она с таким утверждением поспорила бы.

«Какие странные мысли посещают уставшее сознание» – подумала отвлеченно волшебница. Как часто она искала причины действий других, а вот собственные реальные мотивы поведения для нее оказались полной неожиданностью.

Чародейка и не заметила за размышлениями, как очередь дошла до ее камеры. Внутренне напряглась, готовясь к продолжению неприятных монологов тюремщика. По глазам резануло яркое освещение, заставив прищуриться, и девушка не стразу узнала в пришедшем Бородача – мужчину под два метра ростом с ровно подстриженной бородой и широкими усами. По какой-то причине смена надсмотрщика закончилась преждевременно.

Он поставил принесенный ужин на пол, задержался на пару секунд.

– Вы ранены? – Лилиана впервые услышала его грудной звучный голос.

– Нет, все в порядке.

Бородач указал рукой на участок стены чуть выше присевшей девушки, она же туда смотреть не стала.

– На камне остался клок явно ваших волос, а на лице видна кровь.

Лилиана отвернулась, хотя было уже поздно. Как же сейчас не хватало девушке самого обычного зеркальца, ведь тогда бы она стерла все следы, да и вообще…

– Как это произошло? – Требовательно спросил Бородач.

– Я поскользнулась.

Некоторое время он с ног до головы внимательно рассматривал Лилиану, затем взял кружку, выплеснул немного воды на белую тряпицу и шагнул в сторону пленницы.

– Я сама! – Быстро вымолвила девушка, словно не фразу выбросила перед собой, а щит или когти загнанного в угол зверя.

– Я хотел помочь… – смущенно оправдался он, положил на край соломенной постели платочек, кружку поставил рядом и быстро покинул покои узницы.

Через десять минут Бородач вернулся за посудой и обнаружил девушку со светлым умытым лицом, с прилипшей ко лбу челкой, но все в той же позе. Несмотря на внешнюю видимость, Лилиане воды не хватило для промывки волос, они так и остались в немного размоченной крови. До возвращения мужчины она размышляла о возможности восстановления волос на стертом участке головы размером с сорм – серебряную монету.

Некогда белая материя платочка приобрела коричневый оттенок с темно-зеленым пятном – это чародейка в последнюю очередь оттерла свой испачканный и оцарапанный лоб. Его она аккуратно свернула и накрыла кружку. Для Лилианы это стоило немалого терпения – складывать уголок к уголку заиндевелыми пальцами в полной темноте, ориентируясь только на отголоски тактильных ощущений. Она хотела таким образом дать понять о своей признательности за проявленную заботу. Неизвестно, дошло ли зашифрованное послание до Бородача, ведь сказать простое «спасибо» для нее в данной ситуации являлось чем-то неестественным, даже неправильным. Для нее не вызвали целителя, не осмотрели, а просто дали утереться, хотя на фоне тюремщика Бородач был идеалом добродетеля.

Посетитель, кстати, молча подошел к пленнице и взял за руку, будто не замечая, как она пытается отстраниться подальше. Дотронулся до браслетов и артефакты немного припекли кожу внутренней поверхностью – это они вновь полностью зарядились, пополнив утраченную за дни своей работы силу.

«Волшебник!» – Лилиана надеялась, что его возможности все же не превышают возможностей «проводника» по гильдийной классификации магов, иначе Бородач сможет почувствовать тот незначительный расход энергии, который существует у незавершенном ею плетении. Тогда все планы по спасению полетят в Нижние миры.

Но мужчина только виновато взглянул на Лилиану и, забрав то, за чем приходил, быстро покинул камеру.

Девушка нуждалась в отдыхе, а потому отложила выяснение ответов на важные вопросы на день грядущий.

Она провалилась в объятья сна быстро, из-за усталости ночью сновидения ее не посещали.

Еще никогда Лилиане не приходилось так долго заниматься одним заклинанием с таким незначительным результатом. Уже третий день она шаг за шагом, дюйм за дюймом втискивала одно единственное плетение в деревяшку. Оставался последний штрих – записать условия срабатывания и для этого необходимо лишь точно сформулировать свою мысль и вложить ее в отрезок нити между хранилищем энергии и основным плетением, туда же следует поместить некий щуп, сенсор для того, чтобы заклинание узнало о наступлении требуемого условия.

Девушка даже не представляла, сколько деталей она сможет вспомнить из курса основ магии. Конечно, это были не знания специалиста артефактора, но и невеждой она себя уже не чувствовала. Более того, ею овладела гордость за проделанную работу, итогом которой стали мигрени и постоянное чувство голода.

Несмотря на все, эти двое суток выдались для волшебницы самым спокойным временем с момента заточения, ведь тюремщик не проронил ни слова в ее адрес, проявляя лишь некое подобие эмоций, швыряя миску с едой так, что большая часть обеда и ужина оказывалась на полу. Приходилось самой убирать, вернее, стирать соломой из тюфяка внутрь дыры в углу. При всей неприглядности ее места обитания девушка старалась сохранять относительную чистоту, пусть это будет заплесневелым погребом, но не свинарником.

Лилиана так и не узнала, кто хотел с ней или вообще с кем-нибудь связаться – вопросы из-за стены не возобновились на следующий день, и сегодня также молчание. Она уже скучила за обычным, непринужденным разговором, даже не диалогом, а звуками простой речи. Девушка все чаще думала о своих друзьях: о тех, кто остался в Виндздоре, о сокурсниках, о дальнем патруле, даже о сержанте. Пыталась угадать, сколько дней осталось до ее дня рожденья четырнадцатого сентября, потому как никто не сообщил ей количество времени проведенного без сознания.

Лилиана наблюдала за потоками энергий во мхах уже с полчаса, просто другого более увлекательного занятия она себе придумать не смогла, да и пропустить вопрос не хотела… И тут ее ожидание вознаградилось:

«Вы… слышите… меня?» – короткими импульсами продавливались слова с затухающим окончанием, словно искорки от костра – сначала яркие и сильные они тускнеют и растворяются в ночи, не показав до конца, куда смогут долететь.

– Я слышу!

Лилиана со стоном поднялась, пошаркала к стене и постучала по ней как по двери стеснительный гость.

– Я вас слышу. Кто вы?