Текст книги "Мир, в котором я теперь живу (СИ)"

Автор книги: Оксана Огнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

Кряхтя, как столетняя бабка, нашарила тапки на полу, халат на кресле и пошлепала к двери, на всякий случай, приготовившись отстаивать свою честь квартирной хозяйки до конца. Даже в те времена, когда где-то в глубинах моего подсознания вел тихую и неприметную жизнь инстинкт самосохранения, у меня не было такой полезной привычки, как смотреть в глазок или задавать гостям через дверь сакраментальный вопрос: кто там? А сейчас – я и тем более не стала этого делать. Энергичным движением распахнула дверь, да так и застыла – с открытым ртом.

Во-первых, потому, что храбрыми гостями оказались не соседи снизу, и заготовленная речь автоматически утратила актуальность. А во-вторых… Знаете, что странно? Открыв дверь, я почему-то не посмотрела сразу гостям в лицо, как делала всегда, и как все нормальные люди делают. В общем, первое, что бросилось мне в глаза – это две пары длинных, стройных, одним словом, шикарных мужских ног, упакованных в черную кожу и обутых в стильные высокие ботинки, вроде тех, в которых рассекал небезызвестный герой «Матрицы» хакер Нео. Мой взгляд медленно заскользил по этим нереальным ногам выше, машинально отмечая такие же стильные кожаные жилетки и байкерские косухи… байкеры? В шесть утра нервную беременную женщину разбудили байкеры? Ну, эти да, смелые, и есть у меня среди них парочка знакомых… Хотя, кого я обманываю? Мои знакомые таким телосложением похвастаться не могут, и никогда не смогут – с ним надо родиться, как с талантом…

Ну, наверно, можно сказать, что я элементарно трусила, хоть страха, как такового, и не испытывала. Просто, в тот момент, когда увидела эти ноги, что-то у меня внутри уже знало – ко мне пожаловали самые желанные и дорогие для меня гости… только не альфары. Ко мне пожаловали люди – безбашенный царь и его друг. И не какие-то там, заново скроенные по старым меркам – а те самые… Меня как будто сковала неведомая сила – я не могла поднять голову, не могла посмотреть им в лицо, и ничего не могла с этим поделать. И даже этот хрипловатый, завораживающий, такой родной голос не смог разрядить обстановку:

– Говорил я тебе: давай сначала эсэмэску напишем. А ты – самая сильная девочка всех времен и народов наше с тобой появление точно переживет… И что теперь делать?

От голоса же, прозвучавшего в ответ, у меня закружилась голова, а в груди стало нестерпимо горячо:

– Ну… это ты, по идее, должен знать, мой дорогой.

– Почему это я?

– Да хотя бы потому, что людей у нас ты создал.

– И что с того? Я сам боюсь!

И вдруг… зазвучала музыка. И почему-то только сейчас я заметила, что дверь квартиры напротив приоткрыта. На минуточку – в шесть утра… Ну, наверно, там заработало какое-то радио – как иначе объяснить, что заиграла именно эта песня, хит восьмидесятых? Господи… она что, была написана специально для этого случая?…

Я не ангел, я не бес,

Я усталый странник.

Я вернулся, я воскрес

И в дом твой постучал…

Ну, да, ну, да, только вот к стене прислонился не кто-то из них – а я. Как там народ говорит – дома и стены помогают? Стена, помоги – держи меня крепче! А песня, между тем, продолжалась, и уже начался второй куплет, когда безбашенный царь вдруг запел – начал подпевать:

Годы странствий и разлук

Нас с тобой венчали.

Я к тебе сквозь тыщи вьюг

Пришел в конце пути…

Это было так неожиданно, так… потрясающе, что оцепенение с меня слетело в мгновение ока – я вскинула на него глаза…

Сколько секунд или минут в моей голове царила абсолютная пустота, ввиду полного отсутствия мыслей, понятия не имею – ощущение времени пропало… Помню только, что первым в ней возникло – так вот ты какой, безбашенный царь, сероглазый король… Не о тебе ли, на самом деле, Ахматова писала свои стихи? А потом, когда я этого короля как следует рассмотрела, что-то в душе пронзительно защемило, и следом появилась другая мысль – ты что ж такой… совсем седой?

Невероятные грозовые глаза ласкали солнечными лучами:

– Ну, а каким еще я могу быть после этой гребаной пустыни, сердце мое? Или после того, как положил монеты этому чернявому на глаза? Да не обращай на это внимания – на седину, на шрамы. От них скоро и следа не останется. Поцелуи ж от всего на свете помогают…

И вдруг у меня в сознании зазвучали стихи – мои собственные, между прочим, которые показались мне странными, когда я их написала. Хотя бы потому, что ни о каком конкретном мужчине тогда не думала, и даже не была влюблена. И вот сейчас оказалось, что эти стихи, как и только что прозвучавшая песня, адресованы не абстрактному герою – а вполне реальному. Герою – в прямом смысле этого слова. Ну, или – героям.

Иди ко мне – сквозь ливни и ветра,

Сквозь стройные ряды прекрасных дам.

Сквозь свет безжалостный – и милосердный мрак,

Назло дорогам, вопреки чужим мирам.

Иди ко мне – ползи, беги, лети!

Ищи меня – шепчи, кричи и пой…

Как будто – больше некуда идти,

Как будто – это твой последний бой.

Пусть я давно не жду тебя – почти,

Пусть промолчу – оправдываться нечем.

И беспощадный – ты меня простишь,

И всех простишь – за эту нашу встречу.

Сквозь правду лживую, сквозь праведную ложь,

Ущербность жизни – смерти безупречность…

Я знаю – никогда ты не придешь.

Но ты иди, иди ко мне – сквозь вечность…

Блин… получается – дозвалась? В грозовых глазах расцвела улыбка, а четко очерченные губы ответили вслух на мой мысленный вопрос:

– Получается – так, сердце мое. Стихи потрясающие, кстати. Как видишь – из мертвых воскрешают.

А ведь Армон с Ашшорой были правы в том, что этим двоим идет – быть людьми. Вроде бы и черты лица у него практически не отличались от черт Альдара, и все же, едва уловимые особенности, присущие человеческой расе – придавали им какую-то неповторимую законченность. Я машинально перевела взгляд на черноволосого красавца, стоявшего рядом, и опять в душе что-то сжалось – этот тоже наполовину седой. И на темных волосах казалось, что седины еще больше. Но его «говорящие» глаза, эти удивительные очи черные – были все те же. А глубокий бархатный голос с хрипотцой, как и раньше – вызывал мурашки:

– Так как, хозяюшка – дашь нам с дороги вдоволь напиться?

Я машинально глянула на величайшего полководца всех времен и народов. Тот глубокомысленно изогнул бровь и бросил на друга знакомый до остановки дыхания, косой лукавый взгляд из-под ресниц:

– Ну… в принципе – можно и напиться. А что – повод как бы есть…

И в этот момент меня прорвало – давно я так не смеялась. А потом обнаружила, что сжатая пружина у меня внутри полностью расслабилась, уступая место эйфории – как будто моя душа наконец-то признала этих двоих до конца. И не просто признала – а словно обрела по-настоящему. Господи, да такими вот – полуседыми и покрытыми шрамами, они мне еще дороже… Честное слово – еле сдержалась, чтобы не броситься их обнимать прямо в подъезде. Но вместо этого сказала:

– Ну, и – чего стоим, кого ждем? Вообще-то, бухать в подъезде – это дурной тон. А в наше время и в нашей стране за такое поведение еще и админпротокольчик может прилететь. Так что, заходите, люди добрые, не стесняйтесь – вы ж вроде как к себе домой пришли. Хоромы, правда, у меня тесноватые, знаю, вы к другим привыкли, но как-нибудь поместимся.

– Ага, – кивнул великий царь, входя в квартиру – В крайнем случае – кто-нибудь на ком-нибудь поспит.

Вот могу поспорить – он сейчас специально сказал эту фразу, которую уже говорил трактирщику на Альфаире…

– Кстати, а кровать хотя бы большая? – задал вопрос по существу его друг, с интересом рассматривая обстановку в моей квартире.

Слава тебе господи – хоть прибралась накануне…

Сероглазый король покачал головой:

– Нет, ну, ты в своем репертуаре, чернявый! Тебя вообще, кроме постели, в этой жизни что-нибудь интересует? А поговорить? А серенады спеть? Вот честное слово, сердце мое, и к оракулу ходить не надо, чтобы узнать – какая именно часть тела у него первой ожила…

Друг не оставался в долгу:

– Много ты понимаешь! Если хочешь знать, эта часть тела – у меня и не умирала. Не обращай на него внимания, малыш. Я не маньяк – я соскучился.

– Ну, да, ну, да, – покивал великий царь, – Богами мужской силы, между прочим, так просто не становятся. И уж точно – не за красивые глаза. На народ нужно соответствующее впечатление произвести, чтобы этот народ как следует проникся и впал в подобную крайность. Так что смело можешь ему на день рождения фаллические символы дарить, сердце мое – и голову ломать над подарком не надо.

– И на хрена мне столько… фаллических символов?

– Как это на хрена? Ты же бывший альфар, а значит, у тебя должна быть какая-то коллекция. Так почему бы – и не такая?

Ну, что тут можно сказать? Еще немного – и у меня лицо заболит от избытка положительных эмоций. Чернявый демон, кстати, и не думал обижаться – ржал вместе с нами.

Великий завоеватель, между тем, с деловым видом прошел на кухню, уселся на табуретку, втянул ноздрями воздух и выцепил взглядом пепельницу:

– Я так понимаю – курить у тебя здесь можно…

И вот тут я отреагировала как персонаж из анекдота:

– Так ты еще и куришь?!

– Курит-курит, – сдал друга бог мужской силы, опускаясь на табуретку рядом, – Как в первый раз учуял запах табачного дыма – с тех пор и курит. Уже два дня. И меня научил. Вот говорила мне мама, что он меня плохому научит!

– И с чего ты взял, что курить – это плохо, мой дорогой? Если наша звезда путеводная сказала, что сигареты символ доброго отношения людей друг к другу, значит – так оно и есть.

– Это он тебя так называет, малыш, после того, как снова влез в свою человеческую шкурку, – просветил меня человек, которого научили «плохому».

– А вообще, мой дорогой, – продолжал великий царь, затягиваясь ядреным красным «Мальборо», – Меньше читай, что на пачках написано. Ты еще тому, что на заборах написано, верить начни, мнительный ты наш.

– Ну, там, между прочим, написано «Героям – слава!».

– А что маленькими буковками написано, ты читал?

Друг царя сделал большие глаза:

– Слушай… а ведь эти «герои», кажись, попали! Ты ж у нас не любишь националистов…

– Почему это не люблю? Люблю. Три раза в день – на завтрак, обед и ужин. И просто обожаю – доказывать им, какая они на самом деле «высшая» раса. Легкий щелчок пальцев – и аж до самого плинтуса дорастают! Можно сказать – хобби у меня такое.

– Доказывать? Что-то я не помню, чтобы ты кому-то что-то доказывал. Ты тупо ставишь перед фактом, причем в такую позу – как тебе удобно.

Царь не стал спорить:

– Ну, да – не без этого. Но я ж теперь гражданин этой страны – или как? А значит – у меня должна быть активная жизненная позиция, и все такое… Обещаю – будет весело. Но немного позже. А пока – пусть этот мир подождет. Так-с…что-то мы заболтались, дорогие мои. Не кажется ли вам – что нам уже пора начинать напиваться? Насколько я понял, звезда моя, ты у нас хорошую водочку предпочитаешь?

Я улыбнулась:

– Мне вообще-то нельзя. Я как бы немножко беременная.

– Кто сказал, что тебе нельзя? Тебе все можно! Наши же птенцы не тобой питаются. Их матушка Земля сейчас кормит – вкусно и досыта. Но если ты переживаешь, значит – будем пить секуру.

И в следующий момент на моем кухонном столе материализовался хрустальный графин с секурой, три бокала и блюдо с земными фруктами. Чего там только не было – и яблоки, и персики, и виноград, и абрикосы, и груши, и куча всего тропического – перечислять замучаешься.

– Знаешь, что я тебе скажу, сердце мое? – продолжал, между тем, великий царь, разливая секуру по бокалам, – Вот зря ты в свою Сибирь намылилась. Там жуть, как холодно, а летом – комары злющие. Хотя, природа, да – красивая. Нет, ну, если что – мы и в Сибирь за тобой рванем, тем более что в прошлой жизни как-то до нее не дошли… Но почему-то меня терзают смутные сомнения насчет того, что теплолюбивые греки, вроде нас, там приживутся. Климат, конечно, можно отрегулировать – но это ж будет уже не Сибирь…

Я передернула плечами:

– Да я и сама теплолюбивая – не меньше вашего. Но куда еще можно податься с детьми альфарами? Да ради того, чтобы у наших детей была нормальная спокойная жизнь – я и в Антарктиду эмигрирую!

– Сердце мое, а с чего ты взяла, что эти шкодники родятся альфарами? Помнишь, я тебе говорил, что тело альфара создает сила, сущность? Так вот – если бы ты осталась на Альфаире, они бы и родились альфарами. Но как только ты вернулась на Землю, малявки тут же просекли, что альфаров в этом мире нет, что здесь есть только люди. В общем, после того, как ты сходила на УЗИ, и у них появился доступ к Силе мира, эта парочка поработала над своим имиджем таким образом, что внешне они от людей отличаться не будут, когда родятся.

– Только внешне?

– Ну, а как ты хотела, сердце мое? Эти дети зачаты альфарами, так что возможности и способности альфаров никуда от них денутся.

– То есть, в возрасте одного месяца они начнут ходить и разговаривать?

– Я тебя прошу! Неужели ты думаешь, что эта бедовая парочка не сможет прикинуться обычными младенцами перед теми же врачами? Ты недооцениваешь наших отпрысков, звезда моя!

Блин, по-моему, кто-то знает об этих детях больше, чем родная мать. А вообще, доходило до меня, будем говорить прямо – медленно:

– Подожди… получается – квартиру прадеда можно не продавать?

– Не просто можно, а нужно, сердце мое! Всеволоду ж надо будет где-то жить, когда вернется. Что-то мне подсказывает, что к этой берлоге он привык за столько лет, и в другом месте жить не пожелает.

Я опешила:

– Не поняла…

Сероглазый король сверкнул в улыбке белыми зубами:

– И что тебе непонятно? По-моему, все очень даже понятно. Ведь ты же сама не раз и не два говорила: он не умер – а просто ушел. И это правда – он действительно ушел. Своими собственными ногами. А значит – и обратно и придет точно также. Вот наведем порядок в доме, чтобы перед людьми стыдно не было – и сразу же всех назад позовем… Если хочешь знать – с него, с твоего прадеда, и началась наша сегодняшняя история.

– В каком смысле?

– Да в прямом. Это он меня нашел на Альфаире и позвал. Правда, узнал я об этом лишь после того, как вернулся сюда, снова влез в свою сброшенную шкурку и вспомнил все.

Я даже головой потрясла:

– Как… это?

– Да просто, в общем-то. Я спал тогда, а моя внутренняя сущность шаталась по миру, как это обычно бывает со спящими альфарами. И тут появилась его душа. Чтобы ты понимала, человек, вне своего тела, сознанием и способностью мыслить не обладает. Как и способностью говорить. Единственное, что у него остается – это способность чувствовать, желать. Между нами говоря, быть мертвым для человека – жуткое ощущение. Поэтому мертвые и стремятся любой ценой вернуться в живое состояние, когда в мертвом их ничто и никто не держит. Стремятся, несмотря на то, что новое рождение – это настоящая смерть для человеческой личности. И прадеда твоего, видимо, привела на Альфаир любовь к тебе, любовь к своему миру. Он не сознавал того, что делал, не ведал, что творит. И, конечно, ничего мне не рассказывал – просто дал почувствовать. Дал почувствовать, что там, откуда он пришел, находится то, что нужно мне. Что мне не просто нужно – жизненно необходимо… Вот так-то. Так давайте же за него и выпьем – за Всеволода, за человека, благодаря которому все мы здесь сегодня собрались! А еще – за сестрицу Ашшору, которая тоже весьма поспособствовала этому,– сказал безбашенный царь, вставая и поднимая свой бокал.

И что-то такое в его голосе прозвучало – невероятное, похожее на отдаленные раскаты грома, что я самый настоящий благоговейный трепет ощутила.

Секура пошла – как дети в школу. Вот честное слово, надо бы ее на Земле внедрить, глядишь – и алкоголиков с наркоманами на порядок меньше станет.

Не прошло и получаса, как я расслабилась окончательно – море мне стало по колено, а гора Эверест – по пояс. И вот тогда – решила задать вопрос, который давно не давал покоя:

– Скажи… когда Армон умыкнул меня на Альфаире, мне ведь неспроста начали сниться сны о вашей прошлой земной жизни? Все никак не могу понять, какое я имею к ней отношение.

И вдруг наш неподражаемый бог мужской силы бросил на меня какой-то странный взгляд – как будто в первый раз увидел:

– Ну, ничего себе! Почему я только сейчас это заметил?…

– Заметил – что?

– До какой степени ты похожа внешне на его жену… – кивок в сторону великого царя.

Тут уж я обалдела окончательно:

– Как я могу быть на нее похожа? Она ж вроде узбечка? Ну, или кто-то в этом роде. Азиатка – одним словом.

Сероглазый король бросил на меня загадочный взгляд из-под ресниц:

– Ты не поверишь, сердце мое, но вид у этой, как ты ее назвала, узбечки, был вполне европейский. Видишь ли, в ее роду мужчины предпочитали жениться на чужестранках. Но не для того, чтобы обзавестись союзниками, как это делали все прочие правители – а чтобы местная знать не могла претендовать на власть. Поэтому невест они обычно искали в самых отдаленных краях, и довольно часто ими становились женщины вполне европейской наружности. Да, глаза, волосы и кожа у моей супруги были немного темнее твоих, и, тем не менее, определенное сходство между вами действительно есть. Иначе б я на ней не женился…

Что это за странный звук был – случайно не моя челюсть на пол упала? Мой же любимый герой, видимо, решил меня не мучить:

– Ладно, ладно – не смотри на меня такими глазами, серце мое, сейчас все узнаешь. Уж кто-кто – а ты имеешь право об этом знать.

В общем, с того момента, как услышал легенду о двух половинках одного целого, потерявшихся в большом мире, я верил – она где-то на свете есть, моя драгоценная половинка. Ну, наверно, мне просто хотелось верить во что-то такое. В конце концов – это же лучше, чем верить в то, что ты по жизни псих-одиночка? Когда в моей жизни появилась Ладо, какое-то время я считал своей половинкой ее. Но в один прекрасный день понял, что ошибался на этот счет. А потом эта девочка исчезла из моей жизни, и оказалось – я попал. Я подсел на любовь, как другие подсаживаются на вино или опиум. Подсел на само это чувство, понимаешь? И как жить без него в душе – уже не представлял.

Чтобы ты понимала, с самого детства у меня были, мягко говоря, сложные отношения с богами. К чему я богов помянул – скоро поймешь. Если бы эти боги не отвечали на мои молитвы и не являлись мне, скорее всего – я вырос бы убежденным атеистом. Но они отвечали и являлись – так, что их существование даже не было для меня вопросом веры или неверия. А отношения с ними стали сложными после того, как матушка рассказала мне миф о титане Прометее, которого боги подвергли зверской пытке только за то, что он принес людям огонь. Хоть и был тогда совсем мелким, но почему-то запомнил этот эпизод на всю жизнь.

Первое, чего я тогда не понял – что же Прометей сделал плохого? Дал возможность живым, и ко всему, разумным существам согреться в холод? Приготовить пищу с помощью огня, вместо того, чтобы жрать сырое мясо и жевать сырые зерна? Как сейчас помню, спросил тогда у матери: «А почему боги так плохо относятся к людям? Мы в чем-то провинились перед ними?». Матушка замахала на меня руками: «Даже когда тебя посещают подобные мысли, никогда не говори вслух о таком – накличешь беду». Мать у меня вообще набожная была, но это, как говорится – личное дело каждого. Я не отставал: «Но почему боги пожалели для людей огня?» Она ответила: «Прометея наказали за ослушание, а не за то, что он принес людям огонь». От меня же не получалось так просто отделаться: «Если богам было не жалко для людей огня, почему же тогда они им сами его не дали?». В общем, матушке ничего не оставалось, кроме, как отвлечь меня от опасной темы очередной сказкой, большинство из которых она сама для меня придумывала, правда, тогда я этого не знал…

Но дело было не только в Прометее. Как следует присмотревшись к каждому из этих жителей Олимпа, ничего привлекательного я не увидел, если, конечно, не считать их смазливой внешности. Взять хотя бы Зевса-громовержца. Своим стремлением и способностью совокупляться чуть ли не с каждым движущимся предметом он мне здорово напоминал собственного отца, но во всем остальном великому Зевсу было до него – как до неба. Или другой пример – бог света и искусств Аполлон, который содрал с человека кожу живьем только потому, что ему показалось, что тот был недостаточно почтителен к нему. А его сестричка, убежденная девственница Артемида? Эта красотка всласть поиздевалась над бедным парнем, хотя он пальцем ее не тронул – подумаешь, голой увидел. Даже интересно – что у нее там было такого, что стыдно смертному показать? Об Афродите я вообще молчу – богиня любви, которая прекрасно знает, что такое похоть, и не имеет ни малейшего понятия о том, что такое любовь. Если бы Афродита об этом знала, разве ж смогла б она сказать мне то, что сказала?

К чему я это? Сейчас поймешь. Короче говоря, ни искренней веры, ни тем более поклонения по отношению к богам в моей душе не было. Нет, как наследнику престола, мне приходилось довольно часто участвовать во всех этих религиозных церемониях. Я совершал все нужные телодвижения, произносил все положенные слова, но так фальшиво и бездарно, что самому противно было. Из-за этого – всю жизнь потом казалось, что переигрываю.

С таким внутренним отношением мне было очень нелегко обратиться к кому-то из богов с искренней молитвой, а тем более – попросить о чем-то для себя лично. Но тогда, как говорится – припекло.

Когда Ладо исчезла из моей жизни, и я оклемался от этой потери, то решил обратиться за помощью к Афродите, потому что любить мне хотелось так, что впору было выть на луну, словно какому-то степному волку. Я принес на ее алтарь щедрые дары, совершил все положенные ритуалы и взмолился: «Прекрасноликая Афродита! Пошли мне встречу с потерянной половинкой моей души, пошли мне встречу с женщиной, которой я предназначен. Пускай она не будет красавицей, пускай не будет – знатного рода, пусть будет хоть рабыней, хоть девочкой из портового борделя, но пусть она будет подобна мне душой». Никогда и никому из богов я не молился так истово, как Афродите – тогда.

И Афродита мне явилась… При этом она почему-то выглядела как-то неуверенно, чуть ли не испуганно, по крайней мере, мне так показалось. Одним словом, в точности – как самый слабый ученик, которого другие вытолкнули вперед отвечать урок перед строгим учителем притом, что его не выучили все. И богиня сказала: «Ты получишь женщину, о которой так просишь, герой, и эта твоя мечта осуществится, но откажись от мечты о едином мире». И да – к тому моменту я уже решил, что коль мне суждено тянуть лямку верховной власти, то буду делать это, по крайней мере, с пользой и толком. Сделаю мир единым, сотру различия между народами, и больше в нем не будет ни войн, ни бед.

С тех пор я искренне считал, что даже самые жестокие из людей более милосердны, чем боги. Иметь данную самим правом рождения возможность изменить что-то к лучшему в мире, и отказаться от нее, или же отказаться от возможности стать мужчиной в полном смысле этого слова – таков был выбор, уготованный мне богами. Я же сделал свой собственный выбор – этих распрекрасных богов к демонам послал. Короче говоря – проклял их на хрен. Всех оптом – а не только пани Афродиту. И больше никогда и ничего у них не просил. Ну, просто изображал религиозный экстаз перед своими орлами – они ж должны были верить в то, что боги на нашей стороне. От этого как бы зависел успех нашего безнадежного дела…

И после такого облома, наверно, у меня в мозгах что-то конкретно так переклинило. Читала же сказку о Малыше и Карлсоне? Вот и со мной болезным случилось что-то в этом роде. Короче говоря – я просто придумал ее. Придумал свою женщину. Если честно, уже и не помню толком, как это сделал. Я представил женщину умную, но не мнящую себя самой умной, смелую, но не наглую, честную, но не наивную, непокорную, но не дерзкую, сильную, но при этом добрую и не стремящуюся к власти, отзывчивую, но умеющую дать отпор, остроумную, талантливую – почему-то она представлялась мне пишущей стихи… Одним словом – яркую, неординарную.

А потом – просто разговаривал с ней мысленно, как разговаривал бы с живым человеком, когда мне случалось остаться наедине с собой. И, честно говоря – не только разговаривал… Однажды, вернувшись из мира грез, я обнаружил, что только что пережитый экстаз мне не померещился – следы собственной спермы на животе были вполне реальными. При этом точно знал, что сам себя руками не трогал – склонностью к самоудовлетворению никогда не страдал.

И буквально сразу женщина в моем воображении повела себя так, что меня словно молнией прошило: она живая, она не моя мечта, и мы настолько с ней близки, что слышим друг друга даже на расстоянии.

Как только я подумал об этом, то снова взмолился, но теперь молитва была обращена уже к ней: «Родная, покажи мне лицо! Покажи мне его, чтобы я тебя узнал, чтобы мимо не прошел, покажи, каким бы оно ни было, я тебя уже люблю, и для меня ты всегда будешь самой прекрасной!».

На третий день я увидел лицо. Это было твое лицо, сердце мое…

С этого дня, можно сказать, у меня и началась эта тайная паранойя. Вплоть до того – что вглядывался в лица всех встречных женщин, куда бы мы ни пришли, в надежде когда-нибудь увидеть тебя. Наверно, поэтому у меня так и не получилось в той жизни влюбиться по-настоящему. Но постепенно смутный образ стал забываться, и тогда мне вдруг начал сниться один и тот же сон. В этом сне нам навстречу шла толпа изможденных калек-оборванцев, и среди них почему-то была ты. Прошло какое-то время, и этот мой сон сыграл самую роковую роль в реальности.

Только представь, однажды я увидел все это наяву – толпу калек, которая двигалась нам навстречу. Ими оказались эллинские мастера и ремесленники, которые возвращались на родину из персидской неволи. Некоторых из них я как будто даже узнал – как будто именно они мне снились из раза в раз. Вот только тебя там не было – среди них вообще не было женщин, хотя в том моем сне женщины точно были. И тогда я приказал выйти вперед тому, кто у них за главного. А потом задал ему вопрос – мол, куда они дели женщин? У него забегали глаза, как у вора, пойманного на горячем, и я понял: с женщинами случилось что-то не просто плохое – а непоправимое. Что он там пролепетал в ответ на мой вопрос – я уже не услышал. Потому что в следующее мгновение меня накрыло – я чуть не загнулся от гнева, от ненависти. От ненависти к этим калекам, к людям вообще, к миру, ко всему сущему. И в порыве этого отдал приказ – убить их всех. Вспышка гнева тут же прошла, включились мозги – сон. Это же был всего лишь сон. В большинстве своем сны не имеют ничего общего с реальностью. Возможно, и скорее всего – эти бедолаги ни в чем не виноваты. Я попытался было дернуться, чтобы отменить свой приказ, и вдруг обнаружил – что не могу двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже слова сказать… И за эту слабость – всю оставшуюся жизнь себя ненавидел. Это сейчас я знаю, что те убогие вполне заслужили свою печальную участь, а тогда… Короче говоря, охотиться и вообще, добывать себе пропитание, в силу ограниченных возможностей, им было трудно… сердце мое, можно, я не буду рассказывать тебе о том, что они сделали с женщинами?

У меня не просто не было слов. От шока – я забыла, что умею говорить.

Чернявый демон присвистнул:

– Так вот оно что! А мы всё голову потом ломали – что на тебя тогда нашло? Если хочешь, малыш, могу попробовать объяснить, что это было. Думаю, в данном конкретном случае речь идет о беспрецедентной в истории Мироздания ситуации, когда творец изначальный творил – не ведая, что творит. Сначала он придумал твою личность, но создал ее не из Животворящей души, как обычно – а из своей собственной. Когда обкончался в своих фантазиях – фактически дал твоей душе, твоей личности жизнь. И закрепил это, упросив душу принять внешний облик. А когда приказал убить убогих только из-за того, что среди них не оказалось женщины, которую искал – обрек тебя на рождение. Можно сказать, у человечества после этого не осталось другого выбора, кроме как преподнести ему эту женщину в натуральную величину и в живом виде. За исключением некоторых моментов, он неосознанно действовал по той же схеме, что и другие альфары, когда творят разумных. Так что, в какой-то степени, его можно назвать твоим папочкой. Как-то так.

Великий царь вскинулся:

– А вот этого не надо! Сердце мое, просто поверь – я тебя не любимой дочуркой представлял. Из-за этого с отцовскими чувствами у меня не сложилось и уже не сложится. С матерью твоей я, само собой, не спал, так что имею полное моральное право отпетлять от такого сомнительного отцовства.

Наконец, ко мне вернулся дар речи:

– Получается, мы с тобой две половинки одного целого – в самом прямом смысле этого слова?

– Получается – так, сердце мое. А чернявый в комплекте идет, чтобы нам с тобой скучно не было.

Я улыбнулась:

– А может, он идет в комплекте потому, что наш создатель, и значит, в некотором роде – второй создатель нашего мира?

Сероглазый король повернулся к другу:

– Вот честное слово, умные женщины – это мой фетиш, как сейчас говорят. Ты, безусловно, права, звезда моя – данное обстоятельство тоже имеет значение. И чтобы сделать из этого мира само совершенство, нас с ним надо соединить во всех смыслах этого слова. А поскольку мы оба натуралы, как сейчас говорят, сама понимаешь – без тебя тут никак не обойтись…

– Что-то я опять ничего не понимаю. У Альфаира же вообще одиннадцать создателей…

– Альфаир – это отдельная песня, сердце мое. Во-первых, там живут альфары, которые способны влиять на силовые потоки, а во-вторых, их Владыка одновременно исполняет функции тайного хранителя равновесия в мире. Если хочешь знать, изначально Альфаир был одним бесконечным стихийным бедствием из-за постоянного конфликта силы.

Мы немного помолчали.

– И получается – ты женился только потому, что принял свою будущую жену за меня? – наконец, решила задать вопрос я.

Великий царь почему-то отвел глаза:

– Ну, да. И пребывал в этом заблуждении, пока не рассказал ей обо всех своих планах. Она, кстати, была единственным человеком в моей жизни, кто действительно о них знал.

– А потом, что – понял, что обознался… и все?

– Я тоже поначалу думал – что все. Обзывал себя последними словами за то, что сломал девочке жизнь. Но постепенно – по-своему к ней привязался, когда оценил по достоинству. В каком-то смысле она была уникумом. Запросто могла наброситься на меня с кулаками притом, что большинство мужчин тогда даже моего прямого взгляда не выдерживали.

– А обо мне… ты кому-нибудь рассказывал?

– Только брату, когда уламывал его достать мне яд мгновенного действия. Пришлось рассказать ему всю свою подноготную, чтобы он понял, насколько у меня все запущено, и что единственный выход в моей ситуации – свалить в мир иной. Ты будешь смеяться, сердце мое, но достать яд – оказалось настоящей проблемой для меня. Потому что никому, ни одному человеку из моего окружения, и в голову не пришло бы, что этот яд мне нужен для того, чтобы кого-то травануть. Это было не в моем стиле, от слова – совсем. И это был единственный раз, когда я увидел своего сурового, немногословного брата в слезах – он рыдал навзрыд, протягивая мне склянку с ядом. Честно говоря – жду не дождусь, когда смогу снова его обнять и попросить прощения. Хотя, нет, прощения просить не буду – такое не прощается. Просто обниму…