Текст книги "Мир, в котором я теперь живу (СИ)"
Автор книги: Оксана Огнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)
Я пожала плечами:
– Ну, что прекрасны, это понятно – боги все-таки. Когда я тебя спрашивала о внешности, то вообще-то имела в виду другое – рост, цвет волос, глаз, и все такое.
– А, это… Что касается роста, то они были высокими мужчинами даже по меркам современной Земли, по тем же временам – смотрелись настоящими богатырями. Даже на фоне одного из самых рослых народов того времени – своих соплеменников. При этом Арий, как и в свою бытность альфаром, был немного выше вашего вседержителя. Волосы на теле у них не росли, за исключением редкой поросли в интимных местах, зато голову каждого украшала роскошная волнистая грива, у Ария – цвета воронова крыла, у вашего вседержителя – золотисто-русая, но поскольку она у него постоянно выгорала на солнце, то скорее разноцветная. Глаза у Ария были настолько темными, что практически не было видно зрачков, а у вашего вседержителя – сизо-серыми, люди из его ближайшего окружения называли их грозовыми. Также они унаследовали безупречную кожу альфаров, из-за чего ваш вседержитель производил впечатление ожившей статуи из слоновой кости, а Арий – из бронзы.
Ну, что я могу сказать? Под это описание герои моих снов подпадали один к одному – даже не верилось.
– Скажи, а способности альфаров у них тоже сохранились?
– Лишь в зачаточном, спящем состоянии. Ведь их человеческая жизнь началась с чистого листа – они не помнили себя альфарами. Хотя, конечно, эти способности подспудно проявлялись в самых неожиданных ситуациях. Из-за этого ваш вседержитель порой считал, что у него беда с головой, как ты это называешь – глючило его не по-детски. Даже не знаю, какой пример тебе привести. Да хотя бы этот: однажды, еще, будучи подростком, он обнаружил, что чуть ли не в буквальном смысле может влезть в шкуру любого живого существа – почувствовать себя им. В результате пришел к выводу, что животные живут, как люди спят – не имея собственной воли. И что ими, как и всем в природе, управляет некая всемогущая сила, непреклонная воля.
И вот однажды в одном из животных ваш вседержитель рассмотрел средоточие этой силы и, поддавшись наитию, решил с ней пообщаться. Он спросил у нее, в чем смысл жизни животных, не имеющих собственной воли и цели, чья воля ими движет и какую цель преследует. И ты себе даже представить не можешь, что этот парнишка пережил, когда ему ответил странный голос – не женский и не мужской, бесполый какой-то, причем ответил едва ли не стихами: «Ими движет моя сила, но воля эта – не моя. Ответ на вопрос ты узнаешь, когда для этого созреешь. Ты узнаешь ответ, красивый, ты узнаешь ответ, герой».
В другой раз ему захотелось проверить, получится ли у него «влезть в шкуру» сразу нескольких живых существ, и в результате на краткий миг он почувствовал себя во всем сущем, одним словом – миром. Правда, после этого еле в кучку себя собрал, как ты любишь говорить. Все эти подробности стали нам известны благодаря Ашшоре, которая за ними присматривала.
Ну, и конечно, в отличие от большинства людей, у них не было проблем со здоровьем, и при этом были поражающие окружающих сила, выносливость и регенерация.
Например, ваш безбашенный вседержитель, как ты это называешь, однажды в одиночку вломился в крепость, полную врагов. Положил он их там немеренно, но и его тяжело ранили – для обычного человека это было бы смертельное ранение. Ваш же вседержитель, не изменившись в лице, через неделю сел в седло, только для того, чтобы успокоить своих людей, которые выли от горя, как волки. Хотя, за неделю он, конечно, не излечился – рана едва начала затягиваться.
Вот оно! Странный голос за кадром в моем сне тоже что-то такое рассказывал. И от этого эпизода, кстати, в душе «зудело» не меньше, чем от эпизода с яблоком. Как бы фантастически это ни звучало, похоже – мне действительно начали сниться эпизоды из земной жизни наших богов. Интересно – приснятся ли еще?
Но надо было все же попытаться добиться от Армона хоть каких-то уступок. Наконец, я решилась:
– Армон… я могу тебя кое о чем попросить?
Красивые губы Армона изогнулись в улыбке:
– Ты можешь – попробовать.
– Ты не мог бы каким-то образом сообщить Альдару, что со мной все в порядке? Ну, что я жива, здорова, все еще нахожусь в этом мире и когда-нибудь к ним вернусь? Ты сам называл его хранителем, и наверняка от его эмоционального состояния многое зависит… можешь мне не верить, но он действительно меня любит – я это просто кожей чувствую, в глазах вижу…
Глава Совета творцов пожал плечами:
– С какой стати мне тебе не верить? Ты наделила его Чувством – так кого ему любить, как не тебя? Тем более что ты весьма привлекательна по меркам альфаров – так же неповторима, как и те, кто перенес тебя на Альфаир.
Я решила проявить настойчивость:
– Армон, Альдар прожил тысячу лет, не зная любви. И тут она ему на голову свалилась, как манна небесная, да еще взаимная. А теперь представь, что он чувствует сейчас – думая, что ее потерял?
Армон на какое-то время задумался, после чего согласно кивнул:
– В этом ты, пожалуй, права. Хорошо. Я подумаю, что можно сделать.
Глава 20 Целая вселенная любви
Аристократу, боги знают, в каком поколении, бывшему влиятельному сановнику поверженного царя еле удавалось сохранять лицо – в таком смятении он пребывал. Нет, он предполагал, конечно, что людская молва, как обычно, все преувеличивает, и дерзкий варвар, который поставил их империю на колени, на самом деле едва ли окажется кривоногим ужасным карликом с рогами на голове, но чтобы эта самая молва ошибалась до такой степени…
Всю жизнь он гордился своей выдержкой и тем, что в отличие от большинства других мужчин, никогда не терял голову от красоты, теперь же впервые оказался в ситуации, когда красота сразила его наповал, как метко брошенное копье – и кто бы мог подумать? Красота мужчины. Нет, этот чужестранец вовсе не соответствовал идеалу мужской красоты его народа. Он был светловолосым, светлоглазым, со светлой, едва позолоченной легким загаром безупречной кожей, и вообще – выглядел слишком мужественно для того, чтобы соответствовать этому идеалу. Но судя всему, их идеал – и не идеал вовсе… Бывший царский сановник вдруг подумал о том, что не знает женщины, которая могла бы составить этому мужчине достойную пару.
А после того, как глаза представителя побежденного народа встретились с грозовыми глазами царя победителей, непонятные мурашки побежали у него по спине, казалось – эти глаза видят его насквозь…
Повелитель отложил в сторону свиток, который держал в руках, и грациозным движением поднялся навстречу посетителю.
– Мне доложили, что ты просил о встрече со мной. Я тебя внимательно слушаю. Насколько я понял, наш язык ты знаешь, и толмач нам не понадобится?
Сановник поверженного царя ошеломленно выдохнул: и этот высокий, статный, стройный, как кипарис, красавец – кривоногий карлик? Непостижимое благородство сквозило во всем его облике: в гордой посадке красивой головы, в широком развороте плеч, в царственной осанке, в гибком тонком стане, во взгляде, в голосе, в каждом движении. Даже ногти на руках у этого человека выглядели… благородно. Так выглядеть, так двигаться мог лишь тот, из кого с самого детства лепили воина лучшие мастера, и в итоге вылепили – само совершенство. Взгляд сановника задержался на длинных, стройных, и в то же время крепких, загорелых ногах без каких-либо признаков растительности, которые красиво оттенял белоснежный хитон до середины бедра. Интересно, можно ли считать изъяном шрам у него под коленом? Поднялась же у кого-то рука… Этот царь варваров… просто какое-то искушение ходячее… Боги, о чем он думает? Его же никогда не интересовали мужчины, да еще в том смысле, чтобы оказаться под кем-нибудь из них… не хватало только начать завидовать своему подарку.
И вдруг знатного перса пронзила страшная мысль: а придется ли по вкусу этому благородному величественному красавцу подарок, который он ему приготовил, полагаясь на пресловутую людскую молву? Весь ужас заключался в том, что отступать было поздно – «подарок» стоял здесь же, немного позади него, закутанный с головы до пят в полупрозрачное покрывало. Он даже лицо ему прикрыл, чтобы в подходящий момент открыть и добиться нужного эффекта. Его самого, как мужчину, никогда не прельщали евнухи, сколь красивы бы они не были, но, получается, на красоту этого евнуха он все же повелся, если решил, что добьется своих целей, подарив красавчика царю варваров? Из глубин естества мужчины начала подниматься глухая злоба на собственный «подарок», хотя едва ли этот, искалеченный еще в детстве парнишка, был в чем-то виноват. Наоборот – никакой радости на его лице не отразилось, когда он узнал, что ему предстоит стать постельной игрушкой неистового варвара. Да, покойный царь персов любил это нежное тело, но кто знает – не потому ли он проиграл свою войну? Да, о неистовом варваре говорят, что он трахает своих воинов, как баб, и наверно, хорошо трахает, коль сражаются они, подобно львам, и готовы за него умирать не по одному разу… но, сколько в этих россказнях правды?
Персидский вельможа был зрелым умным мужчиной с богатым жизненным опытом. И весь его опыт, все его инстинкты сейчас кричали, что чужеземный аристократ, которого он видит перед собой – не из тех, кто совокупляется, с кем попало, и тем более не из тех, кого можно, как на живца, поймать на смазливое личико или нежное тело. Самым разумным выходом в этой ситуации было – сначала задобрить царя варваров другими дарами, а там уже – как получится.
Для повелителя вовсе не было тайной, отчего знатный перс так надолго «завис». Этот перс еще хорошо держится: хоть и смотрит на него, как на диво дивное, но рот, по крайней мере, держит закрытым. Точно так же, не было для него тайны и в том, что нужно знатному персу. Им всем нужно одно и то же – по мере возможностей, остаться при своем. И в этом их желания, к счастью, совпадают: он считает неразумным лишать местную знать привилегий и богатства. Самый лучший способ решения всех проблем – не создавать их.
Но этот конкретный перс все же был особенным. Потому что был цареубийцей. И, похоже – смелым цареубийцей. Неужели всерьез рассчитывает на то, что он его пощадит? Впрочем, смелость неистовый варвар всегда уважал, так что этого перса, во всяком случае – выслушает. Взгляд повелителя непроизвольно устремился на закутанную в шелка фигуру – ну, надо же, смелый перс решил соригинальничать: помимо обычных дорогих побрякушек подарить ему рабыню. Стоп… это не рабыня. Не то чтобы фигура была мужской… скорее – фигурой юноши, подростка. Неимоверным усилием воли повелитель загнал вглубь, задушил в корне тугую пружину бешенства, что начала раскручиваться в нем, как только он понял, что ему собираются подарить мальчика для утех, и повернулся к смертельно побледневшему персу, от которого не укрылась реакция царя:
– Что же ты молчишь? Итак – я весь внимание.
Сделав едва заметный знак рабам, которые застыли у входа с тяжелым ларцом в руках, персидский вельможа склонился в низком поклоне:
– Соблаговоли принять мои скромные дары, о великий царь. Уповаю лишь на то, что они не оскорбят твой светлый взор своей скудостью…
Повелитель едва заметно поморщился – никогда не привыкнет он к этой восточной высокопарности. Точно так же – как никогда не привыкнет к фальши в людях. Небрежным движением руки царь остановил рабов:
– Оставь! Побрякушки – потом. Меня больше интересует чудо в покрывале у тебя за спиной. Это ведь тоже подарок – или я ошибаюсь?
Перс вздрогнул и почувствовал, как струйка холодного пота потекла по спине – но отступать было некуда:
– Да, повелитель. Это чистый и прекрасный юноша евнух, который никогда не осквернит твоего удовольствия своим семенем…
Недобрая усмешка исказила совершенные губы царя:
– Евнух, значит? Жаль. Наверно, я и в самом деле дикий варвар, потому что не могу понять, как можно испытывать удовольствие, совокупляясь с бесчувственным телом, которое даже не способно кончить от соития с тобой.
Персу было нечего терять:
– О, этот евнух обучен доставлять неземное наслаждение мужчине! Покойный царь всей Азии был так доволен этим юношей, что в последнее время довольствовался им одним…
Повелитель мысленно ухмыльнулся – да этот перс, похоже, не совсем дружит с головой. Практически – родственная душа. Это же надо было додуматься – притащить ему мальчика покойного царя, которого сам же и убил.
– Ладно. Показывай уже свое сокровище.
На самом деле повелителем двигало банальное любопытство. Все евнухи, которых ему приходилось видеть раньше, мало чем походили на мужчин. Вот и стало интересно – похож ли этот.
Шелковое покрывало скользнуло вниз… и сердце повелителя пропустило удар. Его поразила вовсе не красота евнуха, хотя юноша был красив. Сердце неистового варвара остановилось из-за того, что на мгновение ему показалось – перед ним его лучший друг, каким он был в юности…
В следующий момент повелитель, конечно, понял – это всего лишь сходство, и не слишком уж точное сходство, если присмотреться. Его друг даже в таком юном возрасте выглядел более мужественно, был намного выше и крепче. Но с другой стороны, если принять во внимание, как надругался над этим ребенком этот безумный мир – откуда в его облике взяться мужественности? А ведь и с его другом, и с ним самим могли бы поступить так же, родись они не знатными юношами, а рабами. Красивое тело, предназначенное для удовлетворения грязной похоти сильных и богатых, тело – на которое не имеет никаких прав собственная душа…
Нет, этот парнишка определенно не походил на других евнухов – повелитель не разглядел ни малейших следов порока в тонких изящных чертах. Видимо, к таким, как это чудо природы – грязь не пристает. А сколько в его облике было спокойного скромного достоинства! Ему не приходилось видеть подобного даже у тех, у кого все органы были на месте.
…Я не в силах изменить твоего прошлого, малыш, но вполне могу изменить твое настоящее, твое будущее. И я их изменю. Больше никто не посмеет пользоваться тобой, как вещью, больше никто не трахнет тебя, разве что – ты сам этого захочешь. Но даже если это произойдет – все будет так, как захочешь ты. Только так.
Голос повелителя, неожиданно для него самого, прозвучал хрипло:
– Посмотри на меня, малыш, не бойся…
Шелковистые ресницы едва уловимо дрогнули и взметнулись вверх. Что увидел повелитель в этих удивительных, похожих на оленьи, глазах – вселенную, полную звезд, целую вселенную любви? Что бы это ни было – хозяин половины ойкумены едва не ослеп. Интересно, сможет ли он теперь выстрелить в оленя на охоте, или всякий раз придется делать вид, что промазал? Откуда это взялось в глазах у парнишки? Ну, допустим, под своей прозрачной тряпкой он вполне мог успеть его рассмотреть, но воспылать любовью… да еще такой – безграничной, чистой, непорочной…
– Я не боюсь… – еле слышно прошелестел в ответ парнишка по-гречески, хоть и с заметным акцентом.
Повелитель тепло улыбнулся:
– Ты говоришь по-гречески? Ну, надо же, как все удачно складывается… значит, научишь меня персидскому, а то все руки не доходят – освоить язык новых подданных. Никак не могу продвинуться дальше ругательств.
Парнишка грациозно склонился:
– Буду счастлив оказаться полезным, повелитель.
Сильные изящные пальцы мягко подняли его лицо за подбородок:
– Не надоело кланяться? Держи выше голову, парень! У меня к тебе будет, пожалуй, только одна просьба – больше не пользуйся этой краской для лица. Тебе не идет. И вообще – не пристало мужчине лицо разукрашивать. Что удивляешься? Мужчину мужчиной делает вовсе не то, что у него между ног находится. Если хочешь знать, мужчина – это состояние души, тело тут не причем. А что касается этой штукатурки на лице, то я считаю, что она и женщин не красит – пока разглядишь под ней, какая там эта красотка на самом деле…
Персидский вельможа пребывал в полнейшем недоумении. Все указывало на то, что его подарок таки зацепил неистового варвара. Всерьез зацепил – за живое. Почему же тогда у него такое ощущение, что зацепил он его совершенно не так, как это происходит обычно, когда мужчину влечет к красивому евнуху? Или ему это только кажется?
Повелитель же смотрел в удивительные оленьи глаза и рассеянно думал о том, что если он примет этот «подарок», его, и без того хромая на обе ноги репутация – скончается в муках. Почему-то по отношению к нему люди, не задумываясь, нарушали все возможные приличия – потому что неприлично и недостойно обсуждать то, что происходит за дверями чужой спальни. Людская же молва ему в любовники разве что его коня не записала. Да и то, наверно, лишь по той простой причине, что человеческая фантазия – все же имеет свои пределы… Да и демоны с ней, с этой репутацией, скончается – значит, похороним с почестями.
Неожиданно повелителя посетила мысль о том, что любовник паренька, которого он больше никому в обиду не даст, по возрасту годился ему даже не в отцы – в деды. В глубине души всколыхнулось отвращение пополам с яростью – что же этот старый похотливый козел делал с его Олененком, что заставлял его делать?…
И вдруг повелитель понял, что ловкий да смелый перс таки добился своего – он его не только пощадит, отпустит с миром и позволит сохранить все нажитое. Он его еще и наградит. Просто за то, что этот перс убил урода, который трахал его Олененка, не думая ни о чем, кроме собственного постыдного удовольствия.
Можно сказать, что в этот момент поверженный персидский царь умер по-настоящему. Потому что умер – в глазах у своего победителя.
Друг царя проводил взглядом легкую фигурку персидского парнишки, который при виде него сгреб свои свитки и тихо, как тень, покинул помещение, успев по дороге одарить его этой своей солнечной улыбкой. Вот кто бы ему ответил на вопрос, почему он реагирует на этого пацана так, как будто это его любимый младший братик? Неужели все дело действительно в том, что пацан на него похож? Честно говоря, глядя на Олененка, он не понимал парней – ну, как можно к такому ревновать? Как можно ненавидеть это солнышко на ножках?
Повелитель, наблюдая за другом, тепло улыбнулся. Как же ему нравилось это – что друг принял Олененка, что не ревнует, что испытывает к нему чувства, схожие с его собственными. Да что там нравилось – в такие моменты он был просто счастлив. Хотя, если задуматься, ему и не приходилось замечать за своим другом каких-либо проявлений ревности. До чего же все-таки мерзкое чувство – эта ревность. Чувство, которое уподобляет любимого вещи, а любящего точно также – превращает в своего раба. В жалкого никчемного раба, который заслуживает лишь того, чтобы с ним, как с рабом, и поступили.
Увидев улыбку повелителя, друг улыбнулся в ответ, не спеша подошел, запустил длинные пальцы в его роскошную волнистую гриву и начал умелыми, привычными движениями массировать голову.
Повелитель расслабленно откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и блаженно прикрыл глаза, подставляясь под этот – то ли массаж, то ли ласку:
– О, да! Так хорошо…еще… как же здорово ты это делаешь…
– Слушай, ты бы не реагировал так бурно, что ли – еще услышит кто-нибудь.
Царь слегка приоткрыл один лукавый глаз:
– И что? Даже если кто-то услышит – ничего нового они не подумают. Или тебе не по себе оттого, что кто-то подумает, будто ты меня здесь… ласкаешь?
Друг царя отстраненно почувствовал, как в груди пойманной птицей трепыхнулось сердце: знал бы еще этот невероятный то ли бог, то ли демон, то ли просто Человек – как ему хочется порой его приласкать… Особенно после того, как у них в жизни случилась одна женщина на двоих. Он сам себе не мог объяснить этого своего желания, потому что с некоторых пор соития с другом ему не хотелось – ни в каком виде. И в то же время – отдал бы все на свете за возможность поцеловать каждый шрам на этом совершенном теле…
Но вся проблема была в том, что его царственный друг абсолютно не воспринимал ласку – даже женщине не позволял себя ласкать. Хотя она желала этого так сильно, что казалось – испытает удовольствие только от того, что он просто позволит ей это сделать. Ответа на вопрос, почему столь ласковый человек не способен принять ласку – друг царя не знал. Но дал себе слово – обязательно узнает.
– Если хочешь знать – я вполне могу тебя приласкать на глазах у всего войска. И еще гордиться этим буду.
Лукавые глаза распахнулись – уже оба:
– Что, серьезно? Ну, нет, на глазах у всего войска – это, пожалуй, перебор. Им нельзя на такое смотреть. И так не знаю, что с ними делать… А я, между прочим, делаю успехи в персидском. Олененок – хороший учитель, – похвастался повелитель, чтобы сменить тему.
Друг умелыми движениями начал разминать ему шею и плечи:
– Ты, кстати, правильно сделал, что приказал найти и оскопить ублюдка, который когда-то сотворил такое с Олененком.
– Знаю, что правильно… Подожди, а ты откуда об этом знаешь?
– Ну… об этом все вообще-то знают.
– Демоны! Кажется, я забыл запечатать уста исполнителю…
– И правильно сделал – что забыл. Можно сказать, из-за этого – парни тебе и простили персидского пацана. По крайней мере – наши ровесники и те, кто постарше. Я даже фразочку от одного услышал: мол, на хрена он его на коврике держит, как щенка – мог бы и в кровать с собой уложить.
– Это я его на коврике держу? А ты попробуй в кровать его затащить! Эти персидские заморочки – что-то такое, с чем бороться бессмысленно. Знаешь, что меня больше всего в Олененке поражает? Скромность. Исходя из того, что я знаю сейчас об отношении к нему его покойного любовника, этот парень вполне мог бы править империей, которую мы завоевали, если бы захотел. Но ему этого не надо! И от меня ему тоже ни хрена не надо, понимаешь? И вот по этой гребаной причине я порву всякого, кто хотя бы волос на его голове тронет… Так что, говоришь, насчет Олененка их попустило?
– Ну… не всех. Молодняк по-прежнему бесится. Но что с них взять – бараны дурные.
Повелитель вздохнул:
– Ох, уж этот молодняк! Думаешь, я не знаю, с какими наставлениями почтенные отцы отправляют их ко мне в услужение? «Ты уж там смотри, сделай все, чтобы понравиться нашему царю. В заднице целки нет – так что от тебя не убудет. Даже если сначала поболит – потом еще и удовольствие начнешь получать от процесса. Тем более что наш царь – не кривоногий старик, а молодой красавец». Вот скажи мне: это такой новый способ стать мужиком – лечь под другого мужика? И этот народ ставит себя превыше других народов, и еще обижается на меня, когда я сбиваю с него спесь…
– Ну… не преувеличивай. Как бы ни наставляли их почтенные отцы, эти щенки приезжают сюда и влюбляются в тебя по-настоящему.
– Если говорить о мужчинах, по-настоящему – это то, что я вижу в твоих глазах, в глазах брата, в глазах Олененка… Кстати, я пообещал ему, что научу его сражаться на мечах. Можешь поучаствовать, если хочешь.
– И на хрена ему это надо?
– Спроси у него. Ну, я сказал ему, что в общем и целом желание это похвальное – каждый мужчина должен уметь постоять и за себя, и за других. Но если у тебя есть такая возможность, жить не убивая – живи так. Живи и радуйся – что можешь себе позволить так жить…
…В последнее время повелителя начали терзать смутные подозрения, что Олененка постигла та же участь, что и других – он его хочет. Нет, ничего не изменилось в поведении паренька, в его взглядах, в его жестах. Только чем дальше, тем больше он походил на какое-то неземное создание, казалось, еще немного – и сквозь него начнут проступать очертания предметов.
Терзаться сомнениями – было не в обычае повелителя. Он уже достаточно хорошо изучил этого искалеченного, но при этом непостижимо стойкого человечка, чтобы понимать: ни на какие его прямые вопросы ему не ответят. Поэтому просто решил проверить.
Высунув кончик языка, Олененок увлеченно переписывал труд ученого перса по-гречески, поэтому повелителю удалось подобраться к нему незаметно. Сильные руки воина легли на изящные плечи, которые тут же ощутимо напряглись:
– Как успехи, малыш?
Парнишка вскинул на него свои оленьи глаза и улыбнулся солнечной улыбкой:
– Осталось совсем немного…
Повелитель склонился ниже, незаметно смахивая шелковистые волосы у него со спины:
– Ну-ка, что тут у нас?… Какой же ты у меня молодец!
Олененок расплылся в счастливой улыбке и потому не сразу осознал, что горячие… такие желанные губы коснулись его шеи.
Повелителя в буквальном смысле трясло – еще никто не реагировал так на его поцелуи. Малыш едва не потерял сознание – и это от одного поцелуя… Тут уж ему было не отвертеться.
– Ну, и чего ты молчал? Это было обязательно – доводить себя до такого состояния?
– Нормальное у меня состояние. Я счастлив – как никогда прежде не был…
– И поэтому ты на глазах таешь? И поэтому сейчас дрожишь и дышишь через раз?
Взгляд паренька был непреклонным:
– Тебя не привлекают мужчины в этом смысле. И за это тоже – я тебя люблю.
И что ты ему на это ответишь?
– Но как же так случилось… ты ведь говорил, что тебе никогда не нравилось это, что было неприятно, больно…Видишь ли, я крупный мужчина не только в плане роста – со мной тебе будет еще больнее…
Олененок лукаво улыбнулся:
– Не будет.
– Почему это?
В следующий момент это чудо природы звонко и заразительно рассмеялось, запрокинув голову:
– Потому что у тебя на меня не стоит!
А повелитель подумал – да и демоны с тем, что не стоит. Даже если б и стоял – все равно бы не трахнул это солнышко на ножках, как его называет друг. Но ведь есть кое-что, что он вполне может ему дать – объятья, ласки, поцелуи… хоть до бесконечности – да сколько угодно!
– Иди сюда, малыш…
– Что?…
– Просто – иди ко мне…
И губы Олененка накрыли горячие… такие желанные губы.
На этот раз все было не совсем так, как было с другом. Повелитель больше не пытался изнасиловать собственные душу и тело и заставить подняться свой член, хотя, точно так же, как с другом – ниже пояса к малышу не прикасался.
Если бы раньше кто-то ему сказал, что он способен испытывать такую безграничную пронзительную нежность, неистовый варвар не поверил бы. А сейчас его просто крыло от этой нежности, как никогда не крыло от боли или гнева, и только всплывающий в памяти голос наставника: «Мужчины – не плачут», не давал пролиться слезам. Но эта неистовая нежность была, похоже, всесильна, всемогуща – она рвалась наружу, на свободу, она была во всем: в поцелуях, в прикосновениях, в дыхании, в воздухе…
… Он целовал Олененка в нежную шею за ухом, когда малыш застонал, задрожал всем телом, выгнулся в его руках, и что-то горячее выплеснулось повелителю на живот, на грудь…
Повелитель отстранился, еще не понимая – что именно случилось. Но даже и когда в полном недоумении воззрился на собственное тело, до него не сразу дошло, что это на нем за белесая субстанция такая. Да нет… быть не может… откуда? Совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях, он подцепил немного пальцем и лизнул что-то горьковато-соленое…И улыбнулся сам себе: вот придурок – знал бы еще, какое оно на вкус, мужское семя, чтобы иметь возможность делать какие-то выводы.
– Олененок, а ты уверен, что тебе… в общем, все там отрезали?
Малыш еще тяжело дышал, но неповторимая солнечная улыбка уже вернулась на его лицо:
– Сам ведь знаешь, для кого меня готовили. Так что отрезали все – можешь не сомневаться.
Это был редчайший момент, когда повелитель половины ойкумены почувствовал себя растерянным:
– Но тогда… что это было?
Гибкие руки обхватили его за шею, а теплые губы прошептали прямо в ухо:
– Ну… чудо, наверно?
И тут на повелителя снизошло озарение:
– Слушай… так, может, ты и с женщиной теперь сможешь?
Олененок пожал изящными плечами:
– Смогу, наверно. Если почувствую к ней что-то такое…
– Отлично! А как ты думаешь, какая женщина может тебе понравиться?
– Даже не знаю… Наверно, веселая. И чтобы не была такая забитая и перепуганная, как все они.
– Ничего себе! Да у нас с тобой просто вкусы совпадают!
– Ну… не зря же судьба свела?
Повелитель, к слову, обожал устаивать чужие судьбы, гулять на свадьбах. В наше время можно было бы сказать: хотите поднять человеку настроение, и чтобы он добавил вас в друзья? Пригласите его на свадьбу. Вот и насчет Олененка этот, ни на кого не похожий царь, тогда подумал, что обязательно поможет судьбе в обустройстве личной жизни малыша.
– Все равно, не доходит до меня – как объяснить случившееся…
Олененок какое-то время испытующе смотрел на него, после чего осторожно сказал:
– Это еще что! Ты ведь не просто заставил евнуха кончить, ты сделал со мной что-то такое… Я теперь ничего такого не хочу… сзади, понимаешь? Настолько не хочу, что даже вспомнить не могу своих ощущений, когда со мной это делали – как будто и не делали вовсе…
В невероятных грозовых глазах загорелись маниакальные огоньки ученого исследователя:
– Ну-ка, ну-ка, с этого места – поподробней, малыш…
… Самым паскудным в этой ситуации было даже не то, что наглый щенок в прямом смысле слова пробрался в его постель. Хотя, и в этом – ничего хорошего не было. Самым паскудным было то, что этот щенок – близкий товарищ племянника его учителя. И умудрился же время такое подгадать – когда его друг с Олененком и другими ребятами отправились на охоту. Закреплять полученные навыки, так сказать. И то, что его с собой не взяли, отговариваясь его же собственными делами – он им еще припомнит. Куда, интересно, караульные смотрели? Дрочат они там, на посту, вместо того, чтобы службу нести, что ли? Не спальня повелителя – а проходной двор.
И что ему делать с этим, влюбленным в собственный идеал, щенком? Который, судя по всему, какой-то подвиг совершил – чтобы в этой постели оказаться. Можно, конечно, просто по шее надавать, а толку?
Повелитель слегка склонил голову к плечу, прищурив глаза:
– И что ты делаешь в моей постели, парень? Тебе ночевать негде?
Наглый щенок молчал, тем не менее, глядя на него с упрямой решимостью во взоре.
– Слушай, а может, я кроватью ошибся? Может, это – не моя кровать? Что молчишь? Или вся твоя смелость осталась за порогом? Спрашиваю еще раз: Что. Ты. Делаешь. В моей постели?
– Тебя жду…
– Ладно – принимается. Ты дождался – вот он я. Что дальше?
В ответ – такое же упрямое молчание.
– Хорошо. Подойдем к этому с другой стороны. Что подвигло тебя пробраться в постель… к своему царю, между прочим?
Парень гордо вздернул подбородок:
– Любовь.
– Любовь, говоришь? Впервые слышу, чтобы любовь вынуждала людей совершать подобные поступки.
– За свою любовь надо бороться – все так говорят!
– Бороться за нее действительно надо, парень. Мечами, копьями, стрелами, голыми руками. Со всеми, с целым миром за нее бороться надо – кроме одного человека. За свою любовь нельзя бороться с тем – кого ты любишь.
