Текст книги "Мир, в котором я теперь живу (СИ)"
Автор книги: Оксана Огнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)
– П…почему?
– По очень простой причине. Бороться за свою любовь с тем, кого ты любишь – это все равно, что срать на эту любовь, свою собственную, между прочим. Что, непонятно? Ничего. Подрастешь – поймешь.
– Я достаточно взрослый! Постарше некоторых…Хорошо, скажи – что со мной не так? Разве я не красив?
Повелитель пожал плечами:
– Красив. И что?
Наглого щенка несло в неведомые дали:
– Ладно, твой друг, вы с ним всю жизнь… но этот перс обрезанный чем меня лучше? Он даже кончить под тобой не может, а ты на него смотришь так, что его… его убить хочется!
Неистовый варвар усмехнулся – еще как может! Но тебе об этом знать не положено. И ты, щенок – преступил черту дозволенного.
– Значит, так. Встал. Оделся. И свалил отсюда по-быстрому! Что ты на меня смотришь? Пошел вон!… И да, запомни на будущее – я сам выбираю тех, с кем делю ложе…
…Главный лекарь великого царя знал своего повелителя любым. Любого его принимал, к любому был привычен. Но такого тяжелого взгляда он у него припомнить не мог.
– Что с ним?
– Никаких признаков простуды я не обнаружил…
– Я их тоже не обнаружил, к твоему сведению! Неужели ты думаешь, я позвал бы тебя сюда из-за простуды? Ты установил причину этой странной лихорадки?
– Понимаешь, я бы, может, ее и установил… но парень не дает себя осмотреть как положено.
– Что?! Я тебя услышал… – и неистовый варвар стремительным шагом направился в покои, где лежал больной, бросив на ходу, – Свободен!
Тугая пружина бешенства начала раскручиваться в нем, и на этот раз – он ничего поделать с этим не мог. Просто знал – откуда-то уже знал, что случилось…
… Прохладные губы коснулись горячечных губ, и гибкие, но такие слабые сейчас руки обвились вокруг сильной шеи:
– Это ты…
– Конечно, я, малыш. Кто бы еще полез к тебе с поцелуями?
– Все шутишь?
– Пытаюсь…
В следующий момент без какого-либо предупреждения руки воина рванули тонкую сорочку на теле больного, и на мгновение у повелителя потемнело в глазах от увиденного… В оглушительно пустой голове зазвучали убийственно спокойные мысли: и на что рассчитывали те, кто это сделал? Что он не решится наказать знатных юношей, цвет и будущее народа, из-за персидского евнуха?
– Я так понимаю, спрашивать у тебя имена бессмысленно – все равно ведь не скажешь. Скажи хотя бы… сколько их было? Молчишь? Все, все, Олененок, успокойся… подумаешь, проблема – сам узнаю.
Вся могучая воля повелителя сейчас была направлена на то, чтобы вытеснить из сознания сводящий с ума вопрос: они, эти волчьи выбл…дки, хотя бы не делали этого с ним… посторонними предметами?
– Я могу тебя попросить?… – прошелестел Олененок.
Слышать от него это было так… странно.
– Все что угодно, малыш, все что угодно…
– Пообещай мне, что ты их не убьешь…
Неистовый варвар вскинулся:
– Что?! Олененок, я все понимаю, но неужели ты действительно считаешь, что можно или нужно оставлять такое безнаказанным?
– Нет, не считаю. Но наказание должно соответствовать содеянному. А я ведь жив…
– Насчет соответствия… ты это правильно говоришь, премудрое мое солнышко на ножках. Ладно, пусть поживут пока…
Повелитель встал с кровати, отошел куда-то и вернулся с баночкой целебной мази в руках:
– Ложись-ка на бок, Олененок.
– Зачем?
– Они тебя… порвали там, очень сильно порвали, наверняка занесли какую-то грязь – отсюда и жар. Ну, же, малыш, ложись и постарайся расслабиться. Представь, что это рана, полученная в бою… а в том, что она получена в бою, я ничуть не сомневаюсь – не могу себе даже представить, чтобы ты дался им добровольно.
– Ты… полезешь мне туда руками?!
– Не смотри на меня такими глазами, малыш. Я и языком туда полезу, если от этого быстрее заживет.
– Я…я… можно, я сам?
– Ты этой своей скромностью когда-нибудь меня с ума сведешь… целочка моя бесподобная!
– Это я-то целочка? Да если хочешь знать…
– Олененок, я в курсе твоих достижений, так что на эту тему можешь не распространяться. Ладно, держи мазь, я сейчас приду.
Спустя какое-то время повелитель вернулся с чашей в руках, после чего напоил своего пациента жаропонижающим и одновременно обезболивающим зельем.
– А мазь действительно помогает, – сказал Олененок, возвращая пустую чашу.
– Ну, еще бы! Благодаря этой мази на мне все заживает, как на собаке. А теперь ложись на живот, малыш, будем обрабатывать твои боевые ранения.
– Зачем? Само заживет.
– Следы от зубов и ногтей, хоть и неглубокие, могут загноиться. Ну, же, не упрямься, лекаря нужно слушаться…
И почему… мужчины не плачут?
– … А поцелуи – это обязательно?
– А как же! Поцелуи у нас лучшее лекарство, как оказалось – от всего на свете помогают…
– А можно я тебя тоже поцелуями полечу?
– Меня-то от чего лечить?
– Как это от чего? От твоих шрамов…
…Друг повелителя был вне себя. Потому что сказать, что он был в бешенстве – было бы не совсем точным выражением.
– …! …! …! (непечатный непереводимый фольклор) …! Двое здоровых мужиков за одним ребенком недосмотрели! … !…!
Глаза повелителя казались какими-то пугающе помертвевшими:
– Так придумай для нас наказание.
– Что?
– Придумай для нас наказание, и властью, данной мне – я его исполню… Хватит, прекращай уже истерику, изгваздаешь мне все здесь кровью.
– Кровью?
– Расхерячил себе руку и даже не заметил, а еще говоришь – я псих.
Друг опустился на корточки, прислонился спиной к стене и прикрыл глаза:
– Если мы сейчас начнем выяснять, кто это сделал – вся эта грязь выплывет наружу. Давай их всех отправим к Аиду – точно не ошибемся. Извини, но если хоть кто-то из них останется жив… я… да я с этим жить не смогу! Сделать такое с Олененком – это… это все равно, что надругаться над всем лучшим, что есть в людях!
– Не торопи события…
– Ты хочешь сказать… что оставишь их в живых?!
– Они умрут. Но не потому, что надругались над тем, кого мы любим. А потому, что таким, как эти волчьи выбл…дки, размножаться нельзя – нельзя оставлять потомства. Поэтому умрут лишь те, кто принимал в этом участие. Умрут тогда, когда дадут мне, как царю, повод казнить их, как государственных преступников. А о том, чтобы они мне его дали – я позабочусь…
… Этому человеку всегда оглядывались вслед. На него всегда таращились во все глаза, открыв рты. Но никто до сих пор не видел его таким.
По направлению к тренировочной площадке, где спартанские наставники пытались сделать мужчин из борзых щенков, возомнивших себя людьми, вальяжной походкой тигра, вышедшего на охоту, шел сам дьявол. Его величество дьявол, способный раскрутить на секс в извращенной форме в позиции снизу, даже бога.
На этот раз греческому хитону повелитель предпочел наряд персидского вельможи, в котором выглядел настолько сногсшибательно, что побежденным персам, глядя на него, оставалось лишь гордиться тем, что он их царь. Этот наряд шел ему едва ли не больше, чем хитон, достаточно хорошо скрывая тело и в то же время подчеркивая ширину и красивый разворот плеч, осанку, стройную талию, узкие бедра. Впрочем, неистовому варвару – к лицу было все, и даже в рубище он выглядел бы как царь и бог. Телохранители почему-то держались на почтительном расстоянии и в случае опасности вряд ли успели бы прийти на помощь своему повелителю.
Борзые щенки при виде героя своих юношеских грез опустили тренировочные мечи и замерли, открыв рты. Бравый спартанец, не меньше, чем они, удивившись переменам в человеке, которым искренне восхищался, гаркнул на вверенный его попечению молодняк:
– Чего рты раззявили, сучьи дети? Вы еще слюной тут капать начните. А ну, живо поприветствовали своего царя и повелителя, как положено! – и первым склонился в почтительном поклоне, – Радуйся, мой государь!
Да уж, радуйся…
Ошалевшие щенки тоже начали кланяться и здороваться в разнобой.
Повелитель сделал едва уловимый жест рукой:
– Не обращайте на меня внимания, продолжайте тренировку.
Спартанец еще раз поклонился и повернулся к своим подопечным:
– Что глаза вылупили, как будто вас трахает в задницу собственный член? На изготовку!
Тренировка продолжилась, и щенки начали проявлять небывалое рвение, желая произвести на него впечатление. Повелитель же рассеянно думал: а может отменить указание, которое в свое время он дал спартанцам, отдавая им на растерзание этих щенков, чтобы дурью не маялись? Неистовый варвар тогда сказал: делайте с ними, что хотите, но в задницу не драть. Предводитель спартанцев, мировой мужик, попытался было пошутить в ответ: мол, зря он отказывается от такого эффективного элемента спартанского воспитания. Это не только собьет со щенков неоправданную спесь, научит терпеть боль, но и на всю жизнь отобьет охоту подставлять эту задницу кому бы то ни было. Но что-то подсказывало повелителю, что этим щенкам даже жесткий спартанский трах может прийтись по вкусу, поэтому на своем условии он настоял.
Наблюдая за тренировкой, повелитель вспоминал, как эти бравые ребята спартанцы появились в его жизни. Гордая Спарта, кстати, два раза предлагала в его распоряжение элитный отряд своих лучших воинов. Как это – такие великие дела творятся на просторах ойкумены, и без их участия? Но неистовый варвар всякий раз находил благовидный предлог, чтобы отказать. Для полного счастья ему не хватало только пустить этих лис в свой курятник. Лакедемоняне на него, конечно, надулись, хотя виду, как всегда, не подали.
Но этот десяток могучих воинов он принял – они приехали не сами по себе, а с письмом от его наставника. В своем письме наставник просил принять ребят и ручался в том, что конкретно эти спартанцы настолько не по мальчикам, что просто задыхаются в Спарте с ее обычаями.
Повелитель улыбнулся, вспомнив, как его орлы, пребывая в неведении на этот счет, попытались было протянуть руки к рослым красивым новичкам. Не нарушая строя, в абсолютном безмолвии, спартанцы в течение нескольких минут надавали по мордасам всем желающим пощупать их за задницу. После чего предводитель, самый рослый и красивый из них, обвел невозмутимым взглядом присутствующих и лишенным каких-либо эмоций тоном выдал: «Я приехал сюда не для того, чтобы меня здесь в жопу имели. Мне этого дерьма в Спарте хватило. Понятно объяснил?».
Неистовый варвар в расслабленной позе наблюдал за тренировкой, цепким взглядом выискивая в этой стае слабое звено – отщепенца, изгоя, над которым глумятся все, кому не лень, заставляя делать работу, которую лень делать самим, а, судя по их нравам – и не только ее. Наконец, ему показалось, что он его выявил: этот парнишка был заметно ниже ростом и щуплее, начал выдыхаться раньше других да и в навыках владения оружием явно проигрывал остальным.
Царь сделал едва заметный знак тренеру, и тот его правильно понял.
– Замри! Разойтись! Быть готовыми!
Это означало, что у них небольшой перерыв в тренировке. Поначалу щенки опасливо и одновременно восхищенно косились на своего царя, но постепенно расслабились и начали общаться друг с другом, собираясь в кучки. Повелитель с удовлетворением отметил, что не ошибся: паренек, которого он определил, как слабое звено, держался особняком, не вступая ни с кем ни в какие разговоры. Плавным ленивым шагом неистовый варвар направился к нему.
Изгой этой стаи замер перед царем, как кролик перед удавом, не в силах поверить своему счастью. Но даже и тогда, когда длинный изящный палец повелителя очертил контур его лица, прошелся по губам, шее, тонкой ключице, мозг паренька едва воспринимал происходящее, как реальность. И лишь после того, как губы царя раздвинулись в обольстительной улыбке, а проникновенный голос произнес, пробрав до самого нутра: «Прогуляемся, мой сладкий?», в этом мозгу возникла ликующая мысль: «Повелитель выбрал меня! Наш божественный повелитель выбрал не кого-то из этих… а меня!».
Неистовый варвар бросил взгляд через плечо, отметив, что щенки прекратили свои разговоры, в полнейшем потрясении уставившись на эту сцену. Впрочем, бравый спартанец был не менее потрясен, и ему повелитель едва заметно подмигнул: мол, не принимай близко к сердцу увиденное. Лакедемонянин облегченно выдохнул: величайшему из царей просто угодно поиграть в какую-то свою игру, а он уже чуть было не подумал… Слишком уж не хотелось бравому спартанцу разочаровываться в этом, насквозь настоящем мужике, увидев которого, понял: этот – не по мальчикам, не по мужчинам. От слова – совсем. У него, выросшего в Спарте – глаз на эти вещи был наметан.
Когда они отошли на достаточное расстояние от тренировочной площадки, повелитель приобнял паренька за вздрагивающие плечи, вызвав у него слабость в коленях:
– Ты мне кажешься таким серьезным разумным юношей, мой сладкий… Скажи-ка, а что ты думаешь о своих товарищах? Особенно меня интересует этот высокий кареглазый красавчик с буйной шевелюрой, запамятовал, как его зовут…
Практически сбывшаяся мечта уплывала из рук, словно насмехаясь, и жгучая ревность пронзила не хуже сариссы (копье).
– Мой государь… он может и красавчик, но совершенно не стоит твоего божественного внимания, поскольку душа его черна, как подземелья Аида…
Повелитель слегка приподнял безупречную бровь:
– Даже так? И в чем это выражается, мой сладкий?
Паренек молчал, все еще не решаясь рассказать о том, чему стал свидетелем.
– Сладкий мой… да ты никак с каким-то умыслом наговариваешь на своего товарища?
Спустя непродолжительное время повелитель знал имена всех, кто принимал участие в издевательствах над его Олененком. И даже, едва не раскрошив собственные безупречные зубы, заставил себя выслушать подробности – кто именно и что именно с ним творил…
… На следующий день неистовый варвар появился снова – уже под конец изматывающей тренировки. На этот раз на нем был длинный плащ с капюшоном, который опять-таки – не столько скрывал, сколько подчеркивал его гордую стать. И когда он небрежным эффектным движением откинул капюшон, борзые щенки забыли, как дышать… Охраны поблизости не наблюдалось. Да это же неслыханное дело – чтобы повелитель половины ойкумены расхаживал без охраны! Но, в конце концов – на то он и повелитель, чтобы самому решать, как ему ходить. Хотя, бравый спартанец этого категорически не одобрял.
Царь машинально отметил, что паренек, который сдал ему вчера этих отморозков со всеми потрохами, на сегодняшней тренировке отсутствует. Не иначе как волчьи выбл…дки повторили свой «подвиг». Хотя, если бы они «залюбили» парня до смерти – ему бы уже доложили. Смерть знатного юноши – это вам не смерть бесправного раба. Неистовый варвар подумал, что почему-то не испытывает ни особого сочувствия, ни гнева. Не хватало в этом пареньке чего-то такого… из-за чего стоило бы рвать в клочья собственные душу и тело.
Глаза повелителя встретились с глазами наглого самоуверенного щенка, который когда-то тайком пробрался в его постель. Парень нервно сглотнул – эти шалые, преисполненные чего-то безудержного и безграничного, как ойкумена, глаза, затягивали, словно омуты…
Когда же пытка под названием тренировка наконец-то закончилась, неистовый варвар неспешным вальяжным шагом приблизился к наглому щенку. Слегка склонил голову к плечу, и шалые глаза медленно заскользили по телу оторопевшего парня – будто лаская. За глазами последовала рука – прошлась по шее, плечу, груди – желая скорее смять, чем подарить ласку. Когда же пальцы повелителя чувствительно сжали сосок сквозь тонкую ткань туники, дрожь невиданного ранее наслаждения пронзила тело наглого щенка насквозь. Парень вдруг понял, что если этот… непостижимый, невероятный сейчас прикажет ему встать на колени и отсосать на глазах у всех, он не только это сделает – он кончит сам, как только член повелителя окажется у него во рту…
Но повелитель ничего подобного не приказал. Он сказал другое:
– Знаешь, сладкий, я тут подумал: почему бы мне и не воспользоваться твоей упругой круглой попкой, коль ты сам предложил и даже настаивал? Следуй за мной!
Наглый щенок отстраненно подумал, что одежда совершенно не скрывает его возбуждения, и все это видят. Подумал – и возбудился еще сильнее.
В последний момент неистовый варвар оглянулся на потрясенного спартанца, едва уловимым жестом и взглядом дал ему понять: расслабься, парень – это не то, что ты думаешь. У сурового воина словно камень с души упал. Что же, интересно, задумал этот, ни на кого не похожий, на всю голову безбашенный царь? И вдруг до него дошло: борзые щенки в чем-то провинились, очень серьезно провинились – и теперь им предстоит расплата. Вот не зря ему сразу показалось: этих щенков надо не просто в задницу драть без смазки, но еще и не давать этим задницам заживать. Драть – пока людьми не станут…
Жители без меры развращенных и уже поплатившихся за это Фив даже не представляли себе, до какой степени они ошибались, когда думали, что наследуют Спарте… Но и неистовый варвар был прав в том, что не хотел пускать спартанских лис в свой курятник. Спартанские мальчики с самого детства знали, что им предстоит, поэтому раздавленными, уничтоженными, «опущенными» они себя не чувствовали, когда их начинали воспитывать при помощи однополого секса. Если же в результате такого «воспитания» спартанцы и вырастали в чем-то мужеложцами, то исключительно теми – кто предпочитает быть сверху. Трудно стать слабым на задницу даже прирожденному пассивному гомосексуалисту, если соитие у него ассоциируется с самого первого раза только с болью на грани потери сознания.
Повелитель привел наглого щенка в заранее выбранное им для этих целей место – «любовное гнездышко», мать его…и небрежно бросил прямо с порога:
– Раздевайся, шлюха, да побыстрее!
Дрожащими руками наглый щенок начал срывать с себя одежду, едва не скуля от дикого возбуждения. Пока они шли до этого места, он успел много чего себе нафантазировать: как повелитель поставит его на четвереньки и с размаху войдет, всей своей мощью вбиваясь в податливое тело; как ухватит за волосы и начнет вбиваться членом ему в рот, прикрыв глаза от удовольствия. Ему хотелось, чтобы царь обращался с ним именно так – как с подвернувшимся под руку рабом, при этом задуматься о своей нормальности наглому щенку и в голову не приходило. Может потому, что повелитель был единственным мужчиной, который вызывал у него подобные желания, всех остальных – он предпочитал драть сам. Да и с женщинами проблем у него не было – так какой же он извращенец?
Когда наглый щенок, волчий выбл…док, избавился от одежды, неистовый варвар вдруг достал из-под плаща и бросил ему грубо вытесанную деревяшку, по форме напоминающую фаллос:
– Оседлай-ка для начала этого вот жеребца – желаю убедиться в том, что ты меня действительно хочешь в свою упругую круглую попку, моя маленькая шлюшка!
А парень, который, среди прочего, без меры грешил рукоблудием, подумал, что повелителя, видимо, это заводит – смотреть на то, как кто-то дрочит, пусть даже и таким необычным способом. Подрочить на глазах у столь любимого и желанного – что может быть слаще?
Грубо вытесанная деревяшка раздирала его тело изнутри, и по ней начали стекать капли крови, но это ничуть не умаляло удовольствия – лишь усиливало. А еще более это удовольствие усиливал завораживающий, гипнотический голос повелителя: «Давай!… Еще!… Глубже!… Вот так, моя маленькая шлюшка – кончи для меня»…
У наглого щенка была довольно насыщенная сексуальная жизнь, но никогда прежде он не испытывал такого сокрушительного оргазма – даже в глазах потемнело.
– А теперь достань из себя этот жезл и покажи мне на его примере, умеешь ли ты ублажать мужчину ртом… Что тебя смущает? Представь, что это мой член, поверь – он у меня не менее твердый…
Последняя фраза повелителя завела наглого щенка пуще прежнего, и он начал старательно ублажать ртом деревяшку, представляя, что ублажает его.
Возбуждение накатывало с новой невиданной силой, что не укрылось от неистового варвара.
– Э, парень, да у тебя опять стоит. Прислушайся к своим ощущениям – ты хочешь почувствовать что-то в своей круглой попке?
Задницу жгло, как огнем, но она опять почему-то требовала, чтобы ее заполнили.
– Да…
– Так в чем же дело? Оседлай его снова. Кончи для меня еще раз, моя маленькая шлюшка, а я буду смотреть на тебя и представлять, что это мой член в тебя входит и выходит…
От второго оргазма наглый щенок едва не лишился сознания.
И тогда повелитель вдруг встал, достал из складок плаща белоснежный платок и протянул руку:
– Верни-ка мне это «орудие любви» – оно мне еще пригодится.
После чего молча направился к выходу. Но на пороге обернулся. И наглый щенок прозрел: эти невероятные грозовые глаза больше не напоминали затягивающие, лишающие воли омуты. В них были брезгливость, ледяное презрение и насмешка:
– Вот и вся твоя любовь, парень. Вот такая она – твоя любовь. Не понимаешь? Да не нужен тебе я, и никто тебе не нужен – ты сам себя достаточно сильно любишь.
И наглому щенку показалось – его только что уничтожили, растоптали, расчленили, но при этом почему-то оставили в живых…
…А в последующие дни точно таким же образом «на свидание» с повелителем сходили все, кто посмел посягнуть на того, кого неистовый варвар удостоил своей безграничной, своей божественной любви…
…Друг же повелителя, узнав о том, что происходит, только головой покачал:
– Не знаю, что ты задумал, но люди уже такое болтают…
– И что же они болтают?
– Что еще немного – и ты перетрахаешь весь наш молодняк.
– Ну, так пусть наш молодняк хотя бы этим гордится – раз больше нечем…
… Расчет повелителя, как всегда, оказался точным – безупречный разум, совершенный механизм. Борзые щенки не смогли пережить того, что с ними случилось. Не смогли воспринять случившееся, как заслуженный урок. И в итоге решили убить того, кто поглумился, как им казалось, над их щенячьей любовью. Чем и дали ему самый что ни на есть законный повод – казнить их, как государственных преступников. Он просто побрезговал убивать этих своими руками…
… А Олененка неистовый варвар вылечил – поцелуи ведь от всего на свете помогают…
Альдар Лучезарный, Владыка Радужного Леса, открыл глаза, и какое-то время не двигался, пытаясь прийти в себя. Да, Алина рассказывала им о необычных снах, но разве сны бывают настолько необычными? Разве возможно во сне, едва ли не жизнь прожить? И какую жизнь! Почему у него такое, ни на что не похожее ощущение, что эта жизнь из сна… его настоящая жизнь? Да, после того, как он встретил удивительную девушку с Земли, безграничную любовь ему довелось познать, но все остальные чувства, испытанные в этом сне – стали для него откровением. И в то же время – Альдар знал, что уже испытывал их. Не здесь, не сейчас, но испытывал совершенно точно! А еще, проснувшись, почему-то совершенно не помнил имен. Того, кого во сне он воспринимал, как Амора, совершенно точно звали по-другому, и к нему самому тоже обращались иначе, хотя это имя и казалось чем-то созвучным с его нынешним именем. Сколько, интересно, он проспал?
Самым же удивительным в этом было то, что им с Амором, первым альфарам за всю историю Альфаира… просто захотелось спать. Совсем, как людям или арукам.
Альдар сел, покрутил головой, окончательно сбрасывая морок, и расплел растрепавшуюся во сне косу. Амор все еще спал. Судя движению глазных яблок под сомкнутыми веками и тому, как он вздрагивал – ему тоже что-то снилось.
Альдару же вдруг захотелось искупаться, поплавать. Ну, может потому, что спать они легли в одежде, а для альфаров это всегда было некомфортно. Владыка Радужного Леса поднялся, откинул полог шатра и направился к горному озеру, которое заприметил неподалеку. Все еще находясь под впечатлением от своего сна, он совершенно забыл, что может просто развеять свою одежду, и разделся, как раздеваются люди.
Вода в озере оказалась кристально чистой и ледяной – человек не смог бы чувствовать себя в ней нормально. Для альфара же водичка была – в самый раз. Мощными гребками Владыка рассекал водную гладь, словно смывая с себя пережитое во сне – ощущение того, что над твоей любовью надругались, казалось непереносимым, и до сих пор глухой болью отзывалось внутри. Альдар так увлекся плаваньем, что заметил Амора только тогда, когда тот с разбегу нырнул в озеро.
Наплававшись вдоволь, альфары выбрались на берег и опять же – не сразу вспомнили, что могут высушить волосы при помощи Силы.
Слегка склонив голову к плечу, Альдар улыбнулся:
– Я так понимаю, тебе тоже приснилось что-то такое, после чего захотелось искупаться?
Амор смотрел на него потрясенными бездонными черными очами:
– Ты не поверишь…
В итоге выяснилось, что снилось им, за исключением некоторых моментов, одно и то же.
– Похоже, без Алины нам не разобраться в том, что означают эти сны, означают ли они что-нибудь вообще, и почему вдруг нам с тобой приснился практически одинаковый сон, – наконец, сказал Альдар.
Одевшись, альфары вернулись к месту своей стоянки, подозвали хайгаков и развеяли шатер, в котором спали. Амор уже хотел вскочить на своего Старка, когда что-то привлекло его внимание в траве, на том месте, где только что стоял их шатер. При ближайшем рассмотрении непонятный предмет оказался маленьким свитком варжи (аналог бумаги), перевязанным суровой нитью.
После того, как свиток развернули, в глаза им бросилась изысканная вязь Высокой Речи, языка альфаров: «С Алиной все в порядке. Она находится здесь, в этом мире, и вернется к вам сразу же, как только выполнит свою миссию. Искать ее не советую – все равно не найдете. Возвращайтесь домой».
– Несомненно, это писал альфар. Но написание букв отличается от принятого у нас. Похоже, я не ошибся в своих предположениях – Алину похитил кто-то из сородичей наших Первых. Но не тот, благодаря которому она появилась на свет. Странно лишь то, что я не почувствовал его проникновения в мир, и совершенно не чувствую сейчас его присутствия в нем, – задумчиво разглядывая свиток, сказал Альдар.
Амор испытующе посмотрел на него:
– А ты, кстати, знаешь, что сущность Алины здорово напоминает твою? И в твоей сущности тоже есть что-то неуловимо человеческое.
Альдар удивленно покачал головой:
– Ты разве смотрел на меня внутренним зрением?
– Когда-то давно, еще до того, как ты принял Венец. Случайно получилось. Но впечатление осталось.
– Ну… возможно сущности мужчины и женщины, которые чувствуют друг к другу то, что мы с ней чувствуем, похожи так же, как сущности близких?
– Возможно… И что это за миссия такая, интересно? И что это за мужчина, который возлагает на женщину какие-то непонятные обязанности? Она принесла в наш мир настоящее чудо, как можно требовать от нее чего-то еще? Лично для меня не имеют значения все эти миссии. Я знаю лишь одно – что никуда без нее не вернусь.
– Мы – не вернемся, Амор. Мы не вернемся…
Глава 21 Шрамами к шрамам
… Эта женщина сразу бросилась ему в глаза. Нет, внешне, она была персиянка, как персиянка. Откровенно говоря, все персы почему-то казались повелителю неуловимо похожими между собой.
Лет на семь-восемь старше его, небольшого роста, с округлыми женственными формами и тонким лицом, которое все еще цепляло взгляд, несмотря на лучики первых морщин в уголках выразительных темно-карих глаз и едва заметные нити седины в густых смоляных волосах. Да, по ней было видно, что в юности она блистала красотой, и наверняка не одному горячему парню голову вскружила. Но зацепила персиянка повелителя не этим – а своей непохожестью на остальных в другом. Зацепила еще до того, как ему шепнули, что эта женщина – вдова самого достойного из его противников на поле боя.
Такие лица он видел лишь у вольноотпущенников в тот момент, когда они получали свободу из рук милостивого господина. Это было одухотворенное лицо человека, у которого жизнь только начинается, у которого вся она – впереди. И самое главное – на ее лице отсутствовало выражение абсолютной покорности судьбе и обреченности, присущее всем персиянкам. Честно говоря, просто смотреть на этих женщин ему, как мужчине, было подчас невыносимо. Птицы со сломанными крыльями – так он их называл. Иногда даже мысль закрадывалась – не потому ли персы, раз за разом проигрывают ему? Не расплата ли это за их отношение к женщине?
А еще персиянка почему-то совершенно не выглядела безутешной вдовой. Кольнуло подспудное чувство вины – каково придется женщине без мужа с двумя детьми в этом безумном мире? Нет, ее муж погиб не от его руки. А причастен ли к смерти этого талантливого полководца кто-то из близких к нему людей, повелителю так и не удалось выяснить, что наводило на определенные размышления… В общем, глядя на нее, неистовый варвар решил, что обязательно при случае навестит вдову покойного врага, обеспечит женщину и ее детей всем необходимым…
… При ближайшем рассмотрении первое впечатление лишь подтвердилось. Но стоя перед ней на расстоянии вытянутой руки, повелитель заметил кое-что еще. Эта женщина была какая-то непостижимо… теплая изнутри, настолько – что его собственная душа отозвалась на это непонятным теплом.
Царь склонил голову к плечу, и легкая улыбка тронула его губы:
– Радуйся, почтенная госпожа! Да пребудут в твоем доме согласие и достаток. Прими мои соболезнования по поводу безвременной смерти твоего мужа. Он был храбрым воином, и то, что умер не на поле боя, как надлежит воину – лишь досадное стечение обстоятельств. И хотя мы с ним были противниками в этой войне – настоящим врагом он мне так и не стал. Трудно воспринимать как врага того, кого искренне уважаешь…
Что-то дрогнуло в лице персиянки, что-то на мгновение промелькнуло в глазах: обида, гнев – он не успел этого уловить, даже подумал, что показалось.
Впрочем, она тут же с достоинством поклонилась:
– Благодарю тебя, государь. Надеюсь лишь на то, что мои сыновья вырастут настоящими мужчинами, – по-гречески персиянка говорила практически без акцента, видимо, сыграла свою роль долгая совместная жизнь с эллином, и голос у нее оказался таким же, как и она сама – мягким, теплым, грудным.
– Скажи, могу ли я что-нибудь сделать для тебя и твоих детей? Не стесняйся в просьбах – я сделаю для вас все, что в моих силах… – откровенно говоря, неистовый варвар был в шоке от самого себя, потому что вслед за душой на эту женщину самым недвусмысленным образом начало реагировать его тело. Помощь, называется, пришел предложить. Неужели он опустится до уровня тех, кто покрывает женщин побежденных врагов, утверждая на них свои права, подобно зверью?
– Благодарю тебя, государь, но мы ни в чем не нуждаемся. Теперь, когда я стала вдовой, обо мне и детях позаботятся отец и братья.
Скромность и достоинство, с какими она отказалась от помощи, только усилили и симпатию, и желание. Повелитель попытался было приказать собственному члену угомониться, но на этот раз – помогло не очень. Надо валить отсюда, пока не опозорился в собственных глазах – решил неистовый варвар:
