Текст книги "Мир, в котором я теперь живу (СИ)"
Автор книги: Оксана Огнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)
За победу в каждом поединке, кстати, победителю полагался приз. Как правило, им являлась та или иная эксклюзивная вещь, изготовленная вручную, без применения Силы, и она непременно соответствовала пристрастиям победителя – пополняла его коллекцию, так сказать. В результате тот, кто доходил до финала и становился победителем этих единоборств, превращался в настоящего богача по меркам альфаров, ввиду количества милых сердцу вещиц, которые ему удавалось собрать.
Да уж, чем дальше, тем больше меня поражали и восхищали перворожденные. А за бесподобное отношение этих, практически всемогущих существ, к обычному труду и его плодам – в общем-то, нашему человеческому уделу, перед ними хотелось склонить голову. Просто, из благодарности и уважения.
Так или иначе, ни один из поединков совсем без увечий не обходился, и, в конце концов, я почувствовала, что у меня нет ни сил, ни желания на это смотреть. Насколько мне нравилось наблюдать за целующимися мужчинами – настолько же было неприятно видеть, как они причиняют друг другу боль. И если это извращение – то я рада тому, что такая вот извращенка.
Как всегда, никому ничего объяснять мне не пришлось – Альдар зарылся лицом в мои волосы и сказал:
– Сердце мое, тебе необязательно здесь находиться. Подожди, сейчас соображу, кто бы мог составить тебе компанию, чтобы ты не скучала… – и он начал оглядываться по сторонам.
Я его остановила:
– Альдар, не нужно никого искать, пусть народ наслаждается праздником. Разве я похожа на капризное взбалмошное существо, которое надо ежеминутно развлекать, потому что само его существование априори бессмысленно? Если хочешь знать – мне никогда не бывает скучно. Не переживай – я найду, чем заняться. Возьму в библиотеке какую-нибудь интересную книжку, завалюсь с ней в кровать, и моя мечта, наконец, осуществится.
– Мечта?
– Ну, да. Была у меня на Земле такая мечта идиота – завалиться с книжкой в кровать так, чтобы без ограничений во времени. И как раз времени на это обычно не хватало – приходилось жертвовать сном. Вот разве что во время отпуска отрывалась на полную. Но отпуска случались у меня нечасто после того, как я стала работать сама на себя.
– Гм… ты, с книжкой, и в кровати… звучит заманчиво, – на секунду глаза Альдара вспыхнули чем-то шалым, – Хорошо, сердце мое, иди, исполняй свою мечту, а мы с Амором не задержимся здесь дольше, чем это необходимо. Сама понимаешь, поскольку мы входим в состав жюри – самоустраниться у нас не получится. Но потом придем – и исполним свою… мечту, в смысле.
Я рассмеялась:
– А тебе не кажется, Владыка, что в мечтах должно быть какое-то разнообразие?
Альдар пожал плечами и подмигнул мне:
– Так и я – об этом.
У меня за спиной тут же материализовались Ваэль и Валир (я говорила, что после моего похищения у меня появились личные телохранители?) – одни из лучших бойцов Радужного Леса, между прочим, и неоднократные победители в этих самых Поединках.
Что же касается Поединков, то для альфаров они всегда были чем-то большим, чем просто развлечение или спорт. У нас на Земле говорят: настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Альфары же говорят по-другому: настоящий мужчина должен хотя бы раз одержать победу в Призовых Поединках. Они у них даже приобрели какое-то нарицательное значение. Когда мы говорим: я добился успеха, я достиг чего-то, альфар говорит: я победил в призовом поединке. И мужчина, который ни разу в жизни не становился победителем в этих соревнованиях, не считается в Лесу состоявшимся мужчиной в полной мере.
Правда, к участию в Поединках допускаются только альфары, не достигшие тысячи лет, а наследники доменов – лишь пока не сменили на посту отца. Так что Альдар с Амором в свое время тоже в них участвовали, и, само собой – побеждали.
Ну, что тут поделаешь, мужчины – и в другом мире мужчины. И даже не имеет особого значения, к какому биологическому виду они принадлежат.
Глава 30 Вечный зов
В общем, тогда я отправилась во Дворец в сопровождении Ваэля и Валира, которые следовали за мной бесшумными тенями повсюду. Свою вахту, кстати, они несли так, что я постоянно находилась у кого-то из них на глазах: один неизменно располагался у дверей моих апартаментов, а второй – на ветвях дерева напротив окон. Поначалу мне было непривычно и некомфортно, а потом – привыкла. Если Альдару и Амору так спокойнее – от меня, как говорится, не убудет.
Перебрав множество вариантов, в итоге выбрала в библиотеке Дворца очередное увлекательное сочинение, посвященное жизни и деятельности первого наставника Школы Взросления. А потом, захватив по дороге в свою комнату полное блюдо сочных и удивительно вкусных плодов вальмы (фрукт, по внешнему виду и строению напоминающий персик, а по вкусу – сладкое яблоко), завалилась в кровать и начала воплощать свою «мечту» в реальность.
Но ведь не зря говорят, что наши мечты если и сбываются, то лишь тогда, когда мы меньше всего этого ждем. Вот и у меня ничего не вышло с исполнением моей, казалось бы – такой простой и доступной мечты.
Я еще не успела вникнуть в содержание книги, когда почувствовала, что в комнате уже не одна. «Глупости – Ваэль бы заметил постороннего» – вскользь мелькнула мысль до того, как обернулась. …«Как он мог не заметить?» – такой была моя вторая мысль, в то время как я глупо таращилась на незваную гостью.
Ну, что тут можно сказать? Даже красавицы Леса меркли на фоне этой женщины. Вот разве что Альмина и Алерика могли сравниться с ней красотой. Хотя, это мое субъективное человеческое мнение – мнение существа, которому доступно лишь примитивное поверхностное зрение. И все же сомневаюсь, что где-нибудь в мироздании можно найти женщину красивее той, что стояла сейчас передо мной.
Грациозная стройная фигурка со всеми положенными выпуклостями и изгибами, роскошные, отливающие золотом каштановые локоны и такие же невероятные золотисто-карие лучистые глаза с шикарными ресницами, нежные, по-детски пухлые губы, при виде которых на ум приходило банальное сравнение с лепестками роз, прямой точеный носик, идеальный овал лица, маленькие остроконечные ушки – настолько совершенные, что самые красивые серьги их бы только испортили. На красавице было воздушное нежно-кремовое одеяние вроде того, в которое нарядил меня Армон, а ее изящные ножки украшали отливающие перламутром сандалии из тонких ремешков.
– Ашшора… – имя богини слетело с моих губ раньше, чем оно возникло у меня в сознании. И с чего, интересно, я взяла, что моя гостья – Ашшора? Но оказалось – то, что говорило моими устами, опережая мысль, не ошиблось.
Богиня звонко и заразительно рассмеялась:
– Ну, надо же! И кто бы мог подумать, что я настолько узнаваема? Кстати, не обижайся на своих секьюрити – я специально отвела парням глаза, чтобы мы могли нормально пообщаться. Согласись, сестренка, когда девочки хотят пошептаться о своем, о женском – мальчикам не положено подсматривать и подслушивать. И вообще, мне кажется – это как-то не по-мужски. А если подсматривать – еще под вопросом, то подслушивать – так уж точно!
Ничего себе – какая «земная» богиня мне явилась! Самое удивительное, что наше слово «секьюрити» совершенно естественно прозвучало в ее устах. И может потому, что Ашшора не демонстрировала мне превосходства или высокомерия, я и скованности в ее присутствии не ощущала. Но все же решила проявить уважение:
– И как мне к тебе… к вам обращаться?
Идеальные брови лукаво изогнулись, а лучистые глаза полыхнули расплавленным золотом:
– Да ты же вроде уже обратилась. И я как бы не против такого обращения. Можешь не сомневаться, была бы против – сказала бы, – и эта удивительная богиня озорно, по-девчоночьи, мне подмигнула. А потом по-свойски плюхнулась на кровать и потянула с блюда вальму, – Я знаю, ваш народ говорит: незваный гость – хуже татарина. Надеюсь, ты не в обиде, что я вот так – без приглашения?
– Что ты… нет, конечно. Просто, понять не могу… – я замолчала, пытаясь подобрать слова.
Ашшора откусила кусочек вальмы, сощурила золотые глаза и закончила за меня мою мысль:
–… какого хрена я приперлась?
И вот тут моя чувствительная душа поэта не выдержала – давно я так не смеялась. Спустя несколько секунд в мою нежданную гостью тоже попала смешинка – видимо, передалась воздушно-капельным путем, и мы с ней хохотали уже вдвоем.
– Ладно. Как ты считаешь, сестренка, желание познакомиться – достаточно уважительная причина? – отсмеявшись, спросила богиня.
Что-то я в этом сомневалась, учитывая статус моей гостьи, и потому замешкалась с ответом.
В золотых глазах танцевали звездочки смешинок:
– Это хорошо, что ты умная. Значит, и в самом деле – сестренка. А если серьезно… Понимаешь, Алина, в определенный момент я пришла к выводу, что предназначение творца – не только в том, чтобы творить. Вы на Земле говорите: мы в ответе за тех, кого приручили. Я же теперь говорю: мы в ответе за тех, кого сотворили. И не только. Мы также в ответе за тех, кого сотворили другие, подобные нам, но сами о них позаботиться по каким-то причинам не могут.
– Я так понимаю, ты сейчас о нас, жителях Земли, говоришь?
– В том числе, сестренка. А вообще, до недавнего времени в Мироздании было тринадцать миров, чьи создатели исчезли в неизвестном направлении. Армон говорил, что он тебе рассказывал.
Я не смогла сдержать любопытства:
– А почему до недавнего времени? Кто-то из них уже нашелся?
Ашшора чуть не подавилась кусочком вальмы:
– Ну, ты даешь, подруга! Разве не ты за двоих из них замуж вышла? Очень удачно вышла, я бы сказала. Прямо-таки сорвала джек-пот – в виде самых завидных женихов Мироздания. Эх, жаль, что ваши земные клуши-стервы, которые мнят себя богинями, не видят, какие мужчины им не достались и никогда не достанутся! Суть предвечная, как же хочется это исправить… не в том смысле, чтобы они им достались, а в том – чтобы эти самозваные богини их увидели.
– Ты знаешь?…
– Конечно, знаю. Хоть я и не училась в этой вашей общеобразовательной школе, но два и два сложить все же способна. Как и определить, кем зачаты мои дорогие и уже любимые племянники. А почему тебя это удивляет?
– Ну… Армон же не догадался.
Богиня махнула рукой:
– Я тебя умоляю! Чего ты хочешь от мужчины? Много догадливых среди них встречала? Твои мужья – не в счет. А ты, между прочим, Армону понравилась, что само по себе удивительно.
– Я? Армону?
– Представь себе. Знаешь, как он сказал? «Ты не поверишь – до какой степени эта девочка на Него похожа. И оттого, что девочка – кажется еще более восхитительной». Брат Армон, если хочешь знать, значительно вырос в моих глазах после того, как с тобой пообщался.
Это было… поразительно. Чем дальше, тем явственнее у меня возникало ощущение, что я общаюсь с земной женщиной. Да, с лучшей из женщин, да, с настоящей богиней – но земной. В ее речи даже эти особые интонации, свойственные небожителям, практически не проскальзывали. Может, на нее так повлияло длительное пребывание на Земле? Хотя, едва ли на Земле тысячи лет назад использовались современные речевые обороты и выражения.
Я улыбнулась:
– Когда я тебя слушаю, Ашшора, у меня почему-то складывается впечатление, что мы с тобой не то что из одного мира – а из одной страны. Земляки, короче.
Ашшора сделала загадочные глаза:
– Ну… с тех пор, как пожила в вашем мире, я присутствую там незримо… А если серьезно… Земля, как и любой другой живой мир, обладает тем, что вы очень точно назвали информационным полем. Это субстанция промежуточного состояния – нематериальная, но вместе с тем, содержащая в себе определенные частицы материи. В противном случае – она бы не обладала свойствами памяти. Благодаря этому полю ваш мир помнит каждый вдох того, кто когда-либо дышал его воздухом. И мне, как и любому из изначальных альфаров, достаточно настроиться на соответствующий поток, чтобы проникнуться всем, что происходило и происходит на Земле. Ну, это все равно, что скопировать информацию с одного носителя на другой. А поскольку я к вашему миру с некоторых пор неравнодушна… в общем, сама понимаешь. Если хочешь знать, когда я впервые спустилась на Землю, она мне показалась первым по-настоящему живым миром – живее всех живых. Первым – действительно Настоящим миром, понимаешь? И короткая жизнь земного человека – более насыщенной и яркой, чем наша вечность…
И только тут до меня в полной мере дошло – я вижу перед собой живую свидетельницу прошлой жизни Альдара и Амора, настоящую очевидицу тех далеких событий. Интересно, каково это: жить вечно, быть богом-творцом?
Моя собеседница, похоже, уловила мою мысль:
– Хочешь знать, каково это? Тебе честно сказать? Вообще интересно, а временами – скучно. Но с чего ты взяла, что чем-то мне уступаешь? Да, я живу вечно, да, я творила миры, и что с того? Хочешь, открою тебе маленькую тайну? Больше ни одного мира я не сотворю. Чтобы творить миры, нужно воспринимать Творение, как свой Смысл, свое Предназначение, а с тех пор, как полюбила – свой смысл и предназначение я ощущаю в другом. И пусть миры ты никогда не творила – зато умеешь то, чего не умею я. Например, стихи писать.
– Ты не умеешь писать стихи?!
– Даже и не пробовала.
– А если не пробовала – с чего взяла, что не умеешь?
Ашшора рассмеялась:
– Тоже верно. А если серьезно, Алина, то каждый ценен и важен по-своему, причем тогда, когда находится на своем месте и занимается своим делом. Но у тебя передо мной все же есть преимущество. Я такая, какая я есть, потому что такой меня создало Изначальное. Ты же такая потому – что такой себя сделала сама. Так что – респект тебе и уважуха, сестренка!
Я совершенно искренне смутилась:
– Да какая – такая?
– Земля все помнит, Алина. И даже то, что ты вытворила в свои четырнадцать лет.
Во, блин! Земля, конечно, помнит, кто бы сомневался, но прозвучало это так, что меня одолели сомнения – помню ли я. Тем более что в свои четырнадцать лет – много чего вытворяла…
– Что ты сейчас имеешь в виду, Ашшора?
Богиня бросила на меня какой-то нечитаемый загадочный взгляд:
– Да хотя бы один маленький эпизод. Помнишь того пьяного обкуренного бандерлога, который обматерил твоих подружек только за то, что они громко смеялись?
– А-а, вот ты о чем! Ну… было такое.
– И, надеюсь, ты помнишь, что после этого сделала?
– Ну… дурость, вообще-то. Громко и с выражением послала его в пеший эротический тур. С точным указанием ориентиров и конечной точки пути следования. Меня тогда почему-то такое зло взяло – ладно б еще девчонки действительно над ним смеялись, как он, скорее всего, подумал.
Ашшора улыбнулась:
– Красиво сказала – насчет ориентиров и пути следования. Сразу чувствуется – поэт. Хорошо. А что этот мудак сделал после того, как ты его послала, помнишь?
– Еще бы не помнить – такое не забывается. Нож мне к горлу приставил и сказал, что он меня сейчас прирежет. Девчонки испугались, расплакались, даже на колени перед ним порывались упасть, лишь бы он меня не тронул.
– Ну, это понятно. Но как отреагировала ты?
– Я? Я посмотрела ему в глаза и сказала: режь. Говорю же, дурость сотворила. Такая у меня идиотская натура. А может, мне просто было не настолько страшно. И я тогда почему-то подумала, что если спасую перед ним, то перестану себя уважать и никогда себе этого не прощу – пусть лучше уже зарежет. Но, говорят, дуракам и пьяницам везет, так что ничего такого он со мной не сделал. Ну, подумаешь – шею немного поцарапал.
– Будучи маленькой, слабой физически, смертной девочкой, ты поступила так и все еще не понимаешь, почему лучшие из мужчин выбрали тебя? Вот поэтому и выбрали – потому что ты такая. А еще потому, что они сами такие… Я тебе больше скажу, Алина. Когда на свет появляется смертный, способный на подобные поступки, да к тому же обладающий ни на что не похожими достоинством, гордостью и скромностью, которые слепят глаза, как вспышка сверхновой – нам, бессмертным, ничего другого не остается, кроме как потерять от этого смертного голову… Тебе, кстати, не интересно, что случилось с тем бандерлогом?
– А с ним… что-то случилось?
– Обижаешь – конечно, случилось. Урод за ту царапину на твоей шее заплатил сполна. И не только за нее. Он свой ножик по делу и не по делу доставал. Не раз и не два других девочек заставлял ноги перед ним раздвигать, поигрывая этим ножиком. Кайф ловил, ублюдок, от чужого страха и осознания собственной власти. Правда, порезать кого-то по-настоящему у него была кишка тонка – как ни дико звучит, для этого тоже надо обладать своего рода смелостью. В общем, через день после того, как тебя перенесли на Альфаир, он очень удачно нарвался на пьяную свору таких же отморозков, и в итоге – сходил туда, куда ты его послала. Представь – этому извращенцу даже понравилось. Не веришь? Клянусь силой творения – так и было. Разве справедливо, что этот упырь всю жизнь себя крутым мужиком считал? Ну, согласись – должен же человек хотя бы перед смертью узнать о себе правду? И да – потом его убили. Тринадцать ножевых. Даже символично получилось: от каждого из альфаров, кто Приложил Руку к созданию людей на Земле – как бы по удару. И ни одна из ран, кстати, смертельной не была, так что подыхал «крутой» не совсем мужик достаточно долго – пока кровью не истек. А судя по тому, что на помощь к нему никто не пришел – ваш мир был только рад избавиться от недостатка в его лице. В конце концов, предназначение падали – кормить червей. Почему бы и не помочь человеку выполнить свое предназначение? Или ты считаешь, что мудак, который приставил нож к горлу школьницы из-за того, что она просто заступилась за подруг – заслуживает чего-то другого или годится на что-то другое?
И что-то такое было в глазах и голосе Ашшоры, когда она говорила об этом, что я оставила ее вопрос без ответа, а информацию – без комментариев. В конце концов, на то она и богиня, чтобы судить – кто и чего заслуживает.
– Ашшора… так ты что, наблюдала и за моей жизнью тоже?
– Каюсь, сестренка, пока ты жила на Земле – нет. Но после того, как ты попала на Альфаир – да, я озаботилась тем, чтобы узнать о тебе и твоей жизни все. Ну, или – все возможное.
А я вдруг поймала себя на том, что почему-то не испытываю желания выяснять, случилось ли что-то с теми, кто, так или иначе, поднимал на меня руку на Земле, пока у людей не пропало желание это делать. И в то же время – почувствовала другое непреодолимое желание: как следует расспросить очевидицу тех событий…
– Ашшора, а когда ты жила на Земле, тебе, наверно, приходилось как-то маскироваться?
– Маскироваться? Зачем?
– Ну… ты же отличаешься внешне от людей.
Ашшора рассмеялась:
– Ах, ты об этом! Сестренка, а ты сама подумай: как бы я смогла присматривать за своими братцами, переродившимися в людей, если бы была видимой для окружающих?
– Кажется, я поняла – ты искажала вокруг себя пространство, и поэтому тебя никто не видел?
– Не-а – не угадала. Понимаешь, если бы эти двое вели мирную жизнь, возможно, такой вариант и был бы оптимальным. Но они всю дорогу воевали, и ломиться за ними в гущу сражения – в эту хаотично движущуюся толпу, даже будучи невидимой, мне было бы не совсем удобно. Так что я пошла по другому пути – нашла в горах уютную такую пещерку (недалеко от их знаменитого Олимпа, кстати), и оставила там свое физическое тело. А присматривала за ними – уже в бестелесном виде, так сказать. Правда, братцы порой вытворяли такое, что даже у меня не всегда получалось вовремя отклонить все летящие в них колюще-режущие предметы. Особенно в этом Страж преуспел. Видимо, у него в привычку вошло лезть на рожон – еще, когда альфаром был. Да и за двумя сразу уследить было непросто – они ведь не всегда вдвоем в одном и том же месте находились.
– То есть – ты была рядом с кем-то из них постоянно?
– Ну… не совсем. Когда им приходила охота потраха… прошу прощения, любовью заняться, над душой у них я, само собой, не стояла и свечку тем более не держала. А когда было с кем – эти двое могли предаваться страсти часто и долго. В такие моменты я возвращалась в свое тело, чтобы оно, фигурально выражаясь, от меня не отвыкало, да и мыслить во плоти намного легче. И не только – в полноценно живом виде вообще все делать легче. Представь себе – в отличие от людей, мы, альфары, в бестелесной форме тоже обладаем сознанием и способностью мыслить, хоть и не настолько четкими. И, в отличие от рожденных альфаров, изначальные – помнят обо всем, что с ними происходило в бесплотном состоянии.
Но в случае с этими двумя моя бестелесность не была гарантией невидимости. С тех пор, как я поняла, что братцы, даже будучи людьми, видят бесплотные сущности, особенно Страж, мне приходилось исхитряться, чтобы не попасться им на глаза. И все равно временами казалось, что они мое присутствие чуть ли не печенкой чуют. Ну, должна же я была хоть как-то позаботиться о нежной психике нашего неотразимого Стража? Он, бедненький, и так на полном серьезе считал, что у него с головой все печально. Ты только поставь себя на его место: обращаешься к какому-то богу, исключительно, чтобы соблюсти ритуал – а этот бог, мало того, что тебе отвечает, так еще и визуально является! А фишка вся в том, что неупокоенная душа, получившая «божественный» статус благодаря слепой человеческой вере, на зов вседержителя не может не явиться – не имеет ни сил, ни права воспротивиться. Да и желания – тоже. Так что я, среди прочего, еще и бесплотные сущности от них отгоняла, чтобы поменьше попадались на глаза и не смущали лишний раз неокрепшие умы моих безбашенных братцев. Что примечательно, они почему-то так и не поделились этим друг с другом – так и не узнали, что оба их видят.
– Я так понимаю, ты тоже мне не скажешь, как их звали в земной жизни?
– Алин, пойми меня правильно – сказать-то я могу, мне не трудно. Но если я это сделаю, то сломаю тем самым Печать, которую зачем-то наложил на твое сознание наш неотразимый Страж, сам того не ведая. Какими будут последствия в твоем случае – предсказать сложно. Как минимум – у тебя дико заболит голова. А ты у нас, помимо прочего, будущая мамочка. Так что хорошо подумай: оно тебе надо – так рисковать?
Я вздохнула и точным ударом отправила в нокаут собственное любопытство:
– Ладно, я поняла – нам лучше сменить тему.
Ашшора покачала головой:
– Жестко ты – со своим-то родным любопытством! Да разве ж так можно? Сестренка, запомни: женское любопытство – это святое. Одна из главных движущих сил Мироздания, между прочим. В конце концов, Печать в твоем сознании затрагивает только имена – своего рода ограничение на полную идентификацию личностей. Всего остального она не касается. И если тебе так хочется поговорить о прошлой жизни собственных мужей… Одним словом – ни в чем себе не отказывай. Короче говоря – задавай уже свои вопросы.
Я воспрянула духом:
– Ну, для начала, я хотела поговорить о дочери Аль… нашего стража. Армон мне о ней, конечно, рассказывал, но как-то совсем мало, в двух словах.
Богиня заговорщически улыбнулась и подмигнула мне:
– Ты уверена, что хочешь поговорить о его дочери, а не о ее мамочке? Да расслабься – я тебя поняла. Ладно, садись поудобнее – буду сказывать тебе красивую сказку, в смысле, быль.
Эта история, в общем-то, была достаточно типичной для той эпохи – знатный юноша, сын и наследник царя, обратил свое внимание на бесправную рабыню. Вот только нетипичными оказались сами персонажи – и царевич, и рабыня.
Они были одногодками с разницей в пару месяцев, и когда познакомились, им обоим исполнилось по пятнадцать лет. К тому времени наш царевич уже совершил свой самый главный, неизвестный истории подвиг, который никогда не удавалось совершить другим мужчинам, ни до него, ни после – одержал победу над желаниями плоти и обрел полную власть над собственным телом. Естественно, об этом никто не знал, и его мать всерьез забеспокоилась. Слишком уж резким был переход: то ее темпераментный сынок смотрел с непередаваемым вожделением на всех женщин без исключения, включая бабушек преклонных лет, а тут как отрезало – он как будто совершенно охладел к женскому полу. Царица сначала подумала, что сына потянуло к мужчинам, как отца, но оказалось – ничего подобного.
Такая резкая перемена откровенно пугала, и женщина решила принять меры. Она начала исподволь подсовывать сыну красивых девочек из хороших семей, да только все было напрасно. Даже если какая-то из них в первый момент привлекала внимание царевича, через пять минут беседы – он терял к ней всякий интерес. Пусть эти девочки и казались самим совершенством людям того времени – не хватало в них чего-то такого, что могло бы показаться прекрасным человеческому пареньку с душой альфара. И ничего удивительного в этом нет. В те далекие времена девочек воспитывали безропотными, заранее на все готовыми созданиями, с женским образованием никто особо не заморачивался и кругозор не расширял. Исключением из этого правила были, пожалуй, только гетеры, но мужчины редко на них женились. Сама понимаешь: умная любовница – это прикольно и даже престижно, а умная жена – это явный перебор.
В общем, к тому моменту, как царевич увидел эту девушку, ставшую вскоре его первой женщиной, царица мать уже практически отчаялась, даже начала думать, что мальчик то ли заболел каким-то неведомым недугом, то ли сглазили любимого ребенка.
Эта девушка шла от источника с тяжелой амфорой на плече, но при этом и ее, и себя несла так, словно не рабыней была – а царевной. В ней не было ни высокомерия, ни раболепия – одно лишь величавое, спокойное, лишенное страха и слабости достоинство. Она казалась настоящей вольной птицей, в отличие от многих других свободных женщин, которых царевичу приходилось видеть раньше. Необычная рабыня так его поразила и заинтриговала, что в первый момент он даже не удосужился как следует девушку рассмотреть. Но это не помешало ему ощутить свое с ней внутреннее родство. Ну, наверно, можно сказать, что Ладо и стала его первой любовью. Да, именно так ее звали, и да – она оказалась тезкой древнеславянской богини любви, хотя, кто знает, возможно – и ее прообразом. В конце концов, Отголоски – еще никто не отменял.
Ладо была дочерью Верховной Матери – женщины-вождя сарматского племени из диких степей за Херсонесом, короче говоря – из современного Крыма. В этом племени, как ты уже, надеюсь, догадалась, царил матриархат. И в отличие от мальчиков, которых в детстве специально калечили, чтобы они не могли противостоять женщинам во взрослом состоянии – девочек у них с самого раннего возраста обучали владению оружием, приемам борьбы, охотничьим навыкам и верховой езде. Хоть эти воительницы и не вполне соответствовали представлениям древних греков об амазонках, можно сказать – по факту, они как раз ими и являлись.
Как случилось, что принцесса стала рабыней? Обычное стечение обстоятельств. Девчонку подвела чрезмерная самонадеянность, свойственная юности. Однажды, никому ничего не сказав, она в одиночку отправилась на охоту. Тут-то ее и поймали скифы – извечные враги их племени. А поскольку у вождя скифов были личные счеты с матерью Ладо, и, соответственно, повод для мести, о выкупе речь не шла – девочку просто продали первому попавшемуся работорговцу-греку. Почему-то вождь скифов подумал, что такая месть будет более изощренной – чем даже если он отдаст дочь врагини на потеху своим воинам. Ладо было тринадцать, когда это случилось. Естественно, сделать покорную рабыню из гордой, приученной терпеть боль амазонки, греку не удалось, несмотря на весь его опыт.
В результате, за два года девушка сменила трех хозяев, и другой, менее стойкий и закаленный человечек ее возраста – сломался бы, не выдержал того, что ей пришлось пережить. Маленькая же амазонка не только не ломалась – даже и не гнулась. Она сбегала от хозяев с завидным постоянством, но всякий раз беглую рабыню ловили и возвращали обратно. В каком-то смысле Ладо повезло – хозяева попадались жадные и предпочитали строптивицу перепродать, вместо того, чтобы просто убить. Так, в конце концов, она и оказалась в царском дворце, где ее увидел наш царевич. Человек, которому было поручено закупить новых рабов для дворцового хозяйства, можно сказать, повелся на рекламу. Продавец заливался соловьем: мол, покупайте, не пожалеете – настоящая диковинка, всамделишная амазонка! Всамделишной амазонкой она и предстала перед управляющим дворцом, в чьи полномочия входило распределение обязанностей между рабами.
Управляющий, среди прочего, славился умением находить подход к любому, даже самому строптивому рабу, не прибегая к помощи кнута. Когда девчонка бросила ему в лицо свое дерзкое: «Я все равно сбегу!», он лишь усмехнулся в ответ: «Для того, чтобы сбежать – нужны силы. Для того, чтобы были силы – нужно есть. А чтобы есть – нужно работать. Даром тебя кормить здесь никто не будет. Вот разве что ты умеешь как-то по-особенному ноги раздвигать и заинтересуешь этим нашего господина. Но ты не настолько красива, чтобы он обратил на тебя внимание». В словах управляющего действительно было разумное зерно, и впервые, смирив свою гордость, Ладо пошла на уступки.
Царевич несколько дней тайком за девушкой наблюдал, прежде чем подойти познакомиться. И чем больше наблюдал, тем сильнее ощущал их родство и безграничную, ни на что не похожую радость жизни. А следом появилось и желание – настолько сильное и всепоглощающее, что оно не шло ни в какое сравнение с тем вожделением, которое терзало его раньше.
Царица мать поняла, что ее ненаглядный сыночек наконец-то влюбился даже раньше, чем понял он сам. У нее словно гора с плеч свалилась, а в душе поселилось такое счастье – словно к ней самой пришла любовь. Тогда было не принято задавать вопросы о личном, но она решила, что ей, как любящей мамочке, это позволительно:
–Ты ничего не хочешь рассказать своей матери, мой орленок? – спросила она, взъерошив сыну волосы.
Сын в ответ изогнул бровь:
– Например, о чем?
– Например, о девушке, которая завладела всеми твоими мыслями.
Царевич смутился и замешкался с ответом, не зная, как мать отнесется к тому, что он полюбил рабыню. Мать же и не думала отступать:
– Ну, же, сынок, не томи! Скажи – какая она? Красивая?
Ее «орленок» смутился еще больше, лихорадочно вспоминая, как выглядит его избранница. Когда же до царицы дошло, что сын умудрился влюбиться в девушку, толком не удосужившись эту девушку рассмотреть, она только руками всплеснула:
– Боги, кого я родила?!
Ну, нельзя сказать, что царица пришла в восторг от того, что сын полюбил рабыню, но, положа руку на сердце – она была рада и этому. Так что, в каком-то смысле, женщина стала сообщницей собственного сына – всячески создавала парочке условия для тайных свиданий, а также позаботилась о том, чтобы ее муж царь ничего не узнал об увлечении наследника. И даже мысль о том, что девушка может забеременеть, не столько смущала царицу, сколько радовала – наполняла каким-то тайным предвкушением. Может, поэтому ей и в голову не пришло поить Ладо противозачаточными зельями.
