Текст книги "Мир, в котором я теперь живу (СИ)"
Автор книги: Оксана Огнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)
Но вот ответ на вопрос: «что делать?» почему-то упорно не желал вырисовываться на потолке комнаты, куда меня проводили, чтобы я могла привести себя в порядок и отдохнуть с дороги. Кстати, о потолках. Именно из-за оригинальной отделки потолков резиденция Владык Радужного Леса и получила свое название – Дворец Тысячи Звезд. Они были покрыты специальной краской и кусочками слюды, невидимыми при дневном освещении, но в темноте эти кусочки не просто начинали светиться – а воспроизводили рисунок созвездий над ночным Альфаиром, тогда как краска проявлялась чернильно-синим цветом. Только представьте себе – лежишь в кровати и звездным небом любуешься. А если еще не один лежишь…
Что в комнате я уже не одна, до меня почему-то дошло, только когда руки Альдара легли мне на плечи. Самое удивительное – даже не вздрогнула от неожиданности. Похоже, мой инстинкт самосохранения решил, что в мире, где нечего боятся, я вполне обойдусь без него.
– О чем задумалась, сердце мое? – спросил Альдар, целуя меня в шею.
Я откинулась ему на грудь, в очередной раз, шалея от его запаха и ощущения горячих губ на своей коже:
– Ну… в данный момент меня интересует вопрос: есть ли на Альфаире такие понятия, как праздничная и повседневная одежда?
– Есть, конечно – праздники же есть, – его губы плавно переместились к чувствительному местечку у меня за ухом, вызвав прилив тепла внутри и мурашки по всему телу.
– И чем у вас праздничная одежда отличается от повседневной?
– Она более яркая и красивая… а почему ты спрашиваешь?
– Так из-за сегодняшнего торжественного мероприятия. На него, наверно, в чем-то нарядном нужно прийти?
Альдар рассмеялся:
– Вон оно что! Не переживай – сейчас мы тебя оденем. Но для этого – тебя сначала нужно раздеть, – он встал передо мной и окинул взглядом с головы до ног.
В общем – я и глазом моргнуть не успела, как осталась в чем мать родила. Врать, что залилась краской смущения, не буду, но, тем не менее, рефлекс сработал автоматически: одна рука взметнулась, прикрывая грудь, вторая – пах.
Мой царственный альфар смотрел на меня, склонив голову к плечу и удивленно приподняв бровь:
– Хм… хотелось бы мне знать о причинах такой инстинктивной реакции… Неужели в твоем мире мужчина может причинить вред… тому, что ты сейчас пытаешься от меня спрятать?
Признавать, что да – еще как может, почему-то не хотелось, поэтому я молча опустила руки.
Тело Альдара отреагировало на мою наготу, как и положено мужчине реагировать на обнаженную женщину – поскольку по мужской части он был одарен природой соответственно своему росту, одежда совершенно этого не скрывала. При этом сам Владыка Радужного Леса, в отличие от собственного тела, оставался совершенно невозмутимым – даже выражение глаз не изменилось. Вроде того: состояние эрекции – это личные сексуальные трудности моего члена, но никак не мои.
С глубокомысленным видом Альдар скрестил руки на груди и сказал:
– Ну, что, желанная моя – будем тебя одевать? Хотя, лично я предпочел бы тебя одевать лишь в прикосновения…
Миг – и по моему телу запорхали крылья невидимых мотыльков, материализовавшись в платье длиной до щиколоток. И что это было за платье! По виду – ткань напоминала легчайший шелк, а по ощущениям на теле – нежнейший бархат. Что же касается цвета – то он мне напомнил цвет вечерней зари на Земле. Если не считать длины, фасон этого платья ничем не отличался от традиционной касмы, которую здесь носили все женщины. Еще пара мгновений – и мою талию охватил тонкий поясок-цепочка из риксания с вправленными в ее звенья лауринами (самые дорогие драгоценные камни Альфаира – те самые, темно-лиловые со всполохами внутри). И напоследок, на моих босых ногах материализовалась весьма изящная обувь – чем-то похожая на древнегреческие сандалии, золотисто-рыжего цвета, украшенная все теми же лауринами.
Ну, что тут можно сказать? Фея из сказки про Золушку нервно курит в сторонке – Владыке альфаров даже волшебная палочка не понадобилась. Он критично осмотрел свою работу, после чего выдал:
– Нет – что-то не то… Касма – слишком обычная одежда для тебя. А что, если мы сделаем так…
В следующий момент лиф моего платья, можно сказать, «перешили» прямо на мне таким образом, что он обтянул меня как вторая кожа. При этом вырез на груди увеличился, чуть ли не до пупка, а пояс переместился на бедра. Рукава платья с разрезами до плеча по прозрачности стали напоминать шифон, как и юбка ниже колена. Альдар подумал и добавил украшения – браслеты, серьги и ожерелье из того же риксания с лауринами. Похоже, прямо сейчас, у меня на глазах, рождался первый в истории Альфаира дизайнер женской одежды, причем, с нормальной сексуальной ориентацией и королевской родословной. Что ж, будем надеяться, что в самый разгар вечеринки эта одежда на мне не исчезнет, ну – как в сказке про Золушку.
Я подошла к зеркалу на стене и не узнала в нем себя – настолько сногсшибательно выглядела. Даже мысль идиотская мелькнула: а может, я и в самом деле принцесса? И это притом, что на лице у меня не было ни грамма косметики. Единственное, что меня смущало – это полное отсутствие белья под этим шикарным нарядом. Почему-то казалось, что сквозь ткань платья просвечивают соски, да и то, что ниже, определенно просматривается. С моим третьим размером груди мне было, конечно, далеко до надувных прелестей Памелы Андерсон, но из такого откровенного выреза даже моя грудь вывалится при малейшем неловком движении. Я повернулась к Альдару:
– Спасибо – все больше, чем великолепно. Только белья, по-моему, не хватает.
Глаза Альдара лучились теплом и весельем:
– Вообще-то, наши женщины под праздничную касму белья не надевают. Как и ликаст.
Для сведения, ликасты – это те самые штаны в обтяжку, которые носило все население Альфаира, независимо от пола и возраста.
– Альдар… мне почему-то кажется, что если я неудачно наклонюсь, то из такого глубокого декольте моя грудь попросту вывалится всем на обозрение.
– Уверена, что вывалится? – с надеждой в голосе спросил этот венценосный хитрец, – И я бы поспорил насчет того, что это будет неудачно. А давай проверим! Ну-ка, наклонись, моя драгоценная!
Я наклонилась, но, вопреки ожиданиям, ничего у меня ниоткуда не вывалилось. Альдару, видимо, надоело ждать – пока вывалится, потому что в следующий момент его руки нырнули в вырез моего платья и «помогли» выпасть груди:
– И в самом деле, неудачно получилось, надо переделать – сама не вываливается… – прошептал он мне на ухо, лаская кончиками пальцев мои соски и доводя меня этими легчайшими прикосновениями до состояния истекающего лавой вулкана, – Какая же ты горячая, девочка… до сих пор не могу поверить, что женщины такими бывают…
Его руки сжали мою грудь чуть сильнее, а потом одна из них приподняла подол платья и, скользнув по ноге, устремилась к самой чувствительной точке моего тела… Я непроизвольно выгнулась у него в руках и повернула голову, инстинктивно ища поцелуя. Альдар упал в кресло, рывком усадил меня себе на колени лицом к лицу и припал губами к моим губам. Когда же моя рука сжала горячий шелковистый мужской член, наверно, это и было счастьем – то, что я почувствовала, сама не зная, чего хочу больше – поцеловать его или ощутить внутри. А потом в меня проникли длинные изящные пальцы – которые лишь в первый момент ощущались как пальцы…
…Владыка альфаров увлеченно расчесывал мои волосы, когда открылась дверь, и вошел Амор. И, по-моему, Альдар их не просто так расчесывал – они выглядели настолько здоровыми и блестящими, когда я в следующий раз посмотрела в зеркало, что у нас на Земле вполне можно было сделать состояние на рекламе шампуня.
При виде Амора Альдар ухмыльнулся и подмигнул мне:
– А наш-то Амор, похоже, растет над собой – если не ошибаюсь, это уже второй раз, когда я не услышал от него из-за двери: «Альдар, я здесь».
Честно говоря, я в ступор впала. Потому что этот невозможный, этот неповторимый альфар – совершенно точно не видел фильма «Операция Ы и другие приключения Шурика»…
Амор выглядел каким-то… ошарашенным. И заметила это не только я.
– Амор… что у тебя с лицом? – нахмурил идеальные брови Владыка.
Тот бросил на Альдара какой-то диковатый взгляд:
– Как бы тебе сказать… Вот представь себе: стою, разговариваю с Мудрейшим, рассказываю ему о нашей поездке в Дармиру, и вдруг… на меня начинает накатывать какое-то непонятное, необъяснимое возбуждение…
Альдар наклонил голову, пряча улыбку:
– И что?
– А ничего! Видел бы ты выражение лица своего отца в тот момент, когда у меня случилась Отдача… Вот что он обо мне подумал, а?
Владыка альфаров крепился из последних сил, но, в конце концов, не выдержал – запрокинул голову и захохотал.
Поистине, самая заразительная вещь во вселенной – это радость. Не прошло и минуты, как мы хохотали до слез – все трое.
Глава 13 Батог Погонщика.
Погонщик Ветров, Собиратель Дождей, Хозяин Великих Долин, Маруз, сын Нарзука, развалившись на мягких подушках в своих покоях, рассеянно курил шаксу (смесь трав, содержащих вещества, вызывающие галлюцинации эротического характера). И не нужно было быть прорицателем, чтобы узнать, о чем думает хан. Об этом знали не только аруки из его ближайшего окружения – об этом знала вся страна. В такие моменты мысли повелителя были лишь об одном – об Альдаре. Об Альдаре Лучезарном, недостижимом Владыке альфаров, увидев которого он раз и навсегда лишился покоя, достоинства и рассудка. Те, кто присутствовал, в свое время, при этом знаковом событии, в глубине души очень хорошо понимали хана, все же остальные искренне недоумевали – ну, как можно до такой степени потерять голову из-за лица в маске?
Точно так же, ни для кого не было секретом, почему именно Зураш, на протяжении последних пяти лет, чаще других делил с ханом ложе. Дело в том, что у Зураша были необычайно редкого для арука цвета глаза. Нет, не цвета Великого Океана – всего лишь голубые. Но Марузу этого оказалось достаточно, чтобы в клубах дыма шаксы Зураш виделся ему вожделенным альфаром. Кроме того, перед каждым посещением повелителя тело фаворита натирали специальной мазью, из-за чего кожа на какое-то время становилась практически белой, а еще для него изготовили специальный парик из разноцветных волос хайгаков – так, что Марузу было не трудно вообразить на месте этого выродка своего ненаглядного Альдара.
Да, за исключением Маруза – Зураш не нравился никому. И дело не в том, что фавориту завидовали или хотели оказаться на его месте, тем более что филейная часть повелителя, при всех прочих достоинствах, таким уж привлекательным местом окружающим не казалась. Им казалось другое – что живая игрушка хана из-за своей позиции сверху в постельных игрищах с ним, мнит себя выше хозяина – выше всех.
Надо отдать Марузу должное – фаворит не правил вместо него страной, а когда однажды попытался влезть в дела, которые его не касаются, хан очень быстро и жестко поставил Зураша на место. Маруз вовсе не был мягкотелым, по сути, кроме страсти к Альдару – слабостей у Погонщика Ветров не было. Да и откуда им взяться, слабостям, учитывая, каким образом становились ханами в Арукарии?
Чтобы стать ханом мало было родиться сыном хана. Нужно было еще пройти целый ряд испытаний, которым подвергались все без исключения ханские сыновья. Старейшины Великих Долин проверяли потенциального наследника на сообразительность, силу воли, храбрость, способность быстро принимать решения в критических ситуациях и вести за собой других. И до самого последнего момента никто из ханских сыновей не знал, кому именно предстоит сменить на этом посту отца – старший сын, кстати, становился следующим ханом далеко не всегда. Подобный подход в определении наследника автоматически исключал какую-либо борьбу за власть между претендентами на нее. Надо сказать, что хан был единственным мужчиной в стране, которому позволялось иметь трех жен. Поскольку женщин у аруков рождалось едва ли не вдвое меньше, чем мужчин, в Арукарии имела место полиандрия. Как правило, братья брали в жены одну женщину. Одной же из основных обязанностей хана было – произвести на свет как можно больше детей.
Аруки, к слову сказать, созревали гораздо раньше не только альфаров, но даже и людей – примерно в десятилетнем возрасте. Правда, и жили они намного меньше. Сто лет – это был верхний предел продолжительности их жизни.
Что примечательно, мальчики и девочки воспитывались у аруков отдельно. И если девочки воспитывались просто в семье, то мальчики, подобно альфарам – в полной изоляции от мира. Покидали они незаны, специальные учебно-воспитательные заведения, в возрасте двенадцати лет и до этого момента вообще не видели женщин, если не считать периода раннего детства, до года, когда все дети, независимо от пола, находились рядом с матерью. С десятилетнего возраста и до самого выпуска из незана, молодые аруки не знали другой физической близости, кроме близости со своими наставниками мужчинами, что отнюдь не делало их сторонниками однополых отношений. Из-за такого подхода, впервые увидев женщину во взрослом состоянии, они воспринимали ее как истинный дар богов. Старейшины же говорили на этот счет: для того, чтобы понять женщину, мужчине нужно вырасти в незане. Помимо всего прочего, незаны воспитывали очень и очень достойных бойцов. С альфарами, конечно, в этом смысле аруки сравниться не могли, но людей превосходили по всем статьям.
Маруз смотрел на Зураша, который стоял перед ним, слегка склонив голову к плечу (фаворит быстро смекнул, что подобный жест необычайно возбуждает повелителя, правда, ему было неизвестно о том, что жест этот свойственен все тому же Владыке альфаров), и видел перед собой совершенно другого мужчину. Мужчину, с головы до пят, до мозга костей, мужчину настолько, насколько это вообще возможно – быть мужчиной. Именно эта черта Альдара Лучезарного, в свое время, не просто покорила Маруза – сразила наповал. Аруки, как никакие другие разумные, были очень чувствительны к таким материям, как женственность в женщине и мужественность в мужчине. Маруз, кстати, будучи воспитанником незана, так ни разу и не испытал настоящего удовольствия от близости с мужчиной, и после выпуска, до момента встречи с Альдаром, однополых отношений у него не было, в отличие от других аруков. Владыка альфаров вообще оказался первым и единственным мужчиной из всех, кого он встречал в своей жизни, который действительно вызвал у Маруза желание ему принадлежать.
И вдруг повелителя аруков, чей взгляд непроизвольно задержался на гениталиях фаворита, посетила необычная фантазия – хану захотелось увидеть, как его вожделенного Владыку кто-то ласкает…
– Зураш, прикажи позвать того паренька… как его там – который прислуживал сегодня за столом.
На секунду фаворит изменился в лице, но перечить хану не посмел – молча поклонился и направился к выходу из ханских покоев чтобы отдать слугам соответствующие распоряжения. Надо сказать, что роль слуг в Арукарии могли исполнять только мужчины – привлекать к подобному роду деятельности женщину считалось прямым оскорблением богини жизни Арайши.
Появившийся несколько минут спустя молоденький арук выглядел одновременно встревоженным и растерянным – видимо, не мог понять, в чем и когда он успел провиниться.
Хан указал длинным мундштуком с дымящейся в нем папиросой на Зураша:
– Встань перед ним на колени. Так… хорошо… А теперь скажи: не правда ли, он хорош? О, он не просто хорош – он лучший. Ты ведь хочешь сделать ему приятно?
Паренек покорно склонил голову:
– Да, повелитель…
– Замечательно! Тогда возьми в рот его естество… Молодец! А теперь – пососи его, поласкай языком…
Молодой арук удивился лишь в первое мгновение, а потом прилежно, причем, с явным удовольствием, начал выполнять все указания повелителя, и в результате – Зураша затрясло мелкой дрожью, даже глаза закатились от неизведанного ранее наслаждения. Но того, что делал паренек, фавориту хана показалось мало – Зураш ухватил парня за волосы и начал вбиваться членом ему в рот, не испытывая никакого смущения от того, что вызывает у него этим рвотные позывы и слезы на глазах.
Зато, Маруза это не то чтобы смутило – но перебило весь кайф от зрелища, которое поначалу невероятно возбуждало. Как следствие – удовольствие Зураша и мучения паренька прервал окрик повелителя:
– Довольно! – хан задумчиво отложил в сторону мундштук с погасшей папиросой и взял в руки символ своей ханской власти – Батог Погонщика, – Даже и не знаю – то ли шакса перестала на меня действовать, то ли я, наконец, прозрел, спустя столько лет… Ты, Зураш, не просто не он – но даже и не его подобие. Ты – жалкая подделка. Он бы никогда не стал причинять боль тому, кто дарит ему наслаждение…
Маруз перевел взгляд на паренька, успевшего немного отдышаться:
– Как тебя зовут, малыш?
– Варнак, повелитель.
– Скажи, Варнак, мне это не показалось – тебе действительно поначалу нравилось его ласкать? Ну… пока он все не испортил? Вроде как, у тебя даже встал?
Варнак молча кивнул.
– Хорошо, – хан перевел взгляд на своего фаворита, – Зураш, становись на четвереньки!
– Что? – вскинулся тот, и это было его роковой ошибкой.
В следующий момент Батог Погонщика оставил на его обнаженных ягодицах багровую полосу, Зураш вскрикнул и рухнул на четвереньки.
– Ты и в самом деле думал, что я стану повторять дважды, Зураш? – невозмутимо вопросил Маруз и повернулся к Варнаку, – Как ты находишь его задницу, малыш? Не правда ли, она выглядит достаточно привлекательно, несмотря на след от Батога?
– Да, повелитель, – смиренно согласился Варнак.
В желтых глазах хана поблескивали искорки смешинок, которые изумляли до глубины души молодого арука, но сам он их видеть, естественно, не мог:
– В таком случае – чего же ты ждешь, Варнак? Трахни его – порадуй своего хана.
Парень нерешительно приблизился к Зурашу и начал оглаживать его ягодицы одной рукой, пальцы же второй осторожно ввел ему в задний проход, явно намериваясь растянуть, подготовить к соитию.
Маруз нетерпеливо нахмурил брови:
– Парень, я приказал тебе его трахнуть, а не ублажить.
Варнаку ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться.
Поначалу Зурашу, отвыкшему от пассивной роли, явно было больно, но по мере того, как Варнак плавными толчками все глубже проникал в его тело, боль постепенно сменилась удовольствием, о чем свидетельствовал восставший снова член, и что не укрылось от зорких глаз Маруза. Видимо, в планы хана не входило позволить кончить внезапно впавшему в немилость фавориту, потому что он опять приказал Варнаку остановиться. Зураш непроизвольно дернулся, словно протестуя, но с некоторых пор его желания никого не волновали.
– Иди сюда, малыш! – хан похлопал по тахте рядом с собой.
Когда Варнак сел рядом с ним, Маруз обратился ко все еще стоящему на четвереньках фавориту:
– А теперь ползи, Зураш! Сейчас ты сделаешь для него то, чего не дал ему сделать для тебя.
Тот приблизился все так же, на четвереньках, к сидящему на тахте Варнаку и распрямился, оставаясь на коленях.
– Что такое, Зураш? Тебя смущает, что член Варнака только что побывал в твоей заднице? Так ведь он не трахал твою задницу, судя по его плавным движениям – он ее все-таки ублажал. Неужели ты брезгуешь собственной задницей? Ну, же, не разочаровывай меня – поработай как следует ртом, – видя, что Зураш нерешительно замер, продолжал изгаляться хан.
На самом деле Маруз вовсе не был садистом – просто слишком уж паршиво хан Арукарии себя чувствовал. Неужели это он рычал от наслаждения, прогибаясь под ничтожеством, которое трясется сейчас перед ним, как лист на ветру? Неужели это он раз за разом отправлял пуланов к самому достойному из мужчин с посланиями, которые больше приличествуют не повелителю огромной страны – а жалкому попрошайке? Как, как это исправить? Отправить очередного пулана с извинениями? Или послание, вроде того: Альдар, забудь, что было – я не ведал, что творил?
Как ни старался Зураш, довести Варнака до оргазма у него не получалось – видимо, парень не мог внутренне расслабиться. Хан понял его состояние и решил помочь своему, теперь уже бывшему фавориту. Огрубевшая от рукояти меча ладонь начала на удивление нежно поглаживать тело паренька – шею, плечи, грудь, живот, особое внимание уделяя напрягшимся горошинам сосков. А потом Марузу вдруг захотелось… попробовать на вкус уста, которые показались ему такими сладкими, когда он наблюдал за тем, как они ласкают плоть Зураша. Рот хана накрыл губы молодого арука, вынуждая их раскрыться и впустить внутрь его горячий язык. Этот первый в истории Арукарии поцелуй, видимо, стал для Варнака последней каплей, а может, вызвал ассоциации с тем, как он сам ласкал Зураша – парень выгнулся в руках Маруза и задрожал всем телом, бурно кончая Зурашу в рот.
Когда Зураш отстранился, стало очевидным, что удовольствие испытал не только Варнак – но и бывший фаворит тоже. Хана это, впрочем, ничуть не удивило – он сам был в близком к оргазму состоянии:
– Ну, и что тебе понравилось больше, Зураш? Когда он трахал тебя в зад или, когда ты ласкал его член?
Зураш вздрогнул и вскинул на повелителя глаза:
– Я… мне все понравилось, повелитель. Он… он такой…
Хан кивнул:
– Да, я тоже это заметил. Теперь ты понимаешь, Зураш, как был не прав, когда чуть не порвал ему горло своим членом? У нашего Варнака, похоже, истинный талант – дарить наслаждение… Как бы там ни было, быть помощником при кухне – точно не его призвание. И если ты хочешь, чтобы твоя шкура и дальше оставалась на тебе, Зураш, больше не смей причинять ему боль! Впрочем, будешь хорошо себя вести, так и быть – когда-нибудь потом я ему позволю трахнуть тебя так, что ты завоешь от удовольствия.
Бывший фаворит опустил голову:
– Я больше не хочу, чтобы он меня трахал, повелитель…
– Да неужели? – хмыкнул хан, – Ну, не хочешь – так не хочешь.
Маруз повернулся к Варнаку:
– Скажи, малыш, ты уже познал женщину?
Варнак отрицательно покачал головой:
– Еще не минул год, как я покинул незан, повелитель.
Надо сказать, у молодых аруков появлялось право прикоснуться к женщине только через год после того, как они вступали во взрослую жизнь.
– Но тебя уже влечет к женщинам?
Варнак широко улыбнулся, повергая мужчин в шок этой своей улыбкой:
– О, да! Бывает, такое грезится, когда на женщину смотрю…
Маруз покачал головой:
– Даже интересно – что может грезиться такому, как ты? Небось – что ты облизываешь ее с головы до ног?
Варнак смутился:
– Ну… и это тоже.
Хан задумчиво постукивал Батогом по своей раскрытой ладони:
– Пожалуй, мы не станем ждать, пока пройдет этот год, малыш. Слишком уж мне не терпится посмотреть на то, как ты будешь женщину ублажать. В следующий раз, специально для тебя приглашу служительницу Арайши – кто знает, может, таким образом на свет появится очередное дитя богини?
Взгляд Варнака непроизвольно устремился вниз – Маруз был по-прежнему возбужден, и легкий уншуг (что-то среднее между набедренной повязкой и короткой юбкой – традиционная одежда мужчин аруков) совершенно не скрывал состояния хана.
Маруз ласково погладил парня по щеке:
– Что смотришь, сладкий – приласкать меня хочешь?
Варнак поднял на хана глаза:
– Ты сейчас нуждаешься в этом, повелитель.
– Возможно. Но… как-нибудь в другой раз, малыш. Я тут подумал, что давно не навещал своих жен – слишком давно. Самое время это исправить. Только сначала мне нужно посетить купальни. Можешь, кстати, отправиться туда со мной – спину мне потрешь. Звать кого-то другого почему-то не хочется…
Три дня спустя Маруз смотрел на лежащего рядом с ним все на той же тахте Варнака и не мог себе самому объяснить того, что с ним происходит. Не то чтобы хан был склонен к самоанализу и тем более – к самокопанию, но слишком уж необычными оказались чувства, которые вдруг расцвели в нем, словно какие-то волшебные цветы.
Надо сказать, что последние три дня Маруз провел на женской половине своего родового гнезда под романтическим названием Купол Мира. И дело было не в том, что он никак не мог насытиться жаркими объятиями трех жен, на самом деле, у него не получалось оторваться от самой младшей и самой близкой ему – Зарайны. Нет, хан и раньше замечал, до какой степени они с Зарайной похожи: у них совпадали желания, настроения, им нравились одни и те же вещи, и зачастую, кто-то один вслух продолжал мысль, которая в то же самое время пришла в голову другому. А уж какое удовольствие испытывали они от близости на ложе… Но в этот раз – ощущение было ни на что не похоже. Вроде того: оторваться от нее – все равно, что умереть. Может, причина была в том, что в мимике его младшенькой появилось нечто новое – улыбка? Маруз смотрел на эту улыбку и понимал: убьет любого, кто посмеет стереть ее с лица Зарайны… Это непонятное, пронзительно-щемящее в нем временами как будто даже мешало дышать, так почему же тогда ощущение такое – что он и не дышал до сих пор?
Зарайна, кстати, сама же и помогла мужу от себя оторваться, сказав, что если он проведет с ней больше времени, чем со старшими женами, это будет проявлением неуважения. Они-то, в отличие от нее – рожали ему сыновей. И вдруг на Маруза снизошло озарение – повелитель аруков понял, почему у Зарайны рождались лишь дочери: она была единственной женщиной, в детях которой он хотел видеть ее, а не себя…
Удивительно другое – то же самое непонятное, пронзительно-щемящее Маруз чувствовал и к юноше, чьи густые длинные волосы сейчас перебирал. С единственной разницей – хану не хотелось обладать этим молодым, мускулистым телом. И даже ощутить эти сладкие губы на своем мужском естестве – почему-то не хотелось. Если бы хотелось – то, наверное, три дня назад, в купальнях, он бы позволил себя приласкать. Марузу вообще ничего не нужно было от Варнака, что удивляло – как ниспосланное свыше откровение. И от одной только мысли об этом все его существо переполняло неизъяснимое блаженство. Молодой арук в какой-то момент просто стал для него важен – как может быть важно в жизни лишь то, что придает ей смысл.
Нет, кое-чего ему все же хотелось – прикасаться, гладить, ласкать. Что он и делал, а по мере того, как делал, это пронзительное в нем все больше затрудняло дыхание. В языках Земли, в отличие от языков Альфаира, есть определение для того, что чувствовал хан – Маруз чувствовал нежность. Но это не было нежностью, которую испытывает зрелый мужчина к молодому парню – это была просто нежность. И ни экстаз соития, ни ласки других не доставляли хану столько удовольствия, сколько доставляла неторопливо, невесомо ласкающая совершенное тело лежащего рядом юноши, собственная рука.
Повелитель аруков вдруг почувствовал, что его начинает охватывать какое-то странное возбуждение – член стал твердым, как камень, но разрядки, удовлетворения ему почему-то не требовалось. Хан перевел взгляд на губы Варнака и снова захотел ощутить их вкус, захотел – как захотел бы пить.
Юноша еле слышно застонал, раскрываясь навстречу губам мужчины, и Марузу на миг показалось – вот сейчас он точно от этого задохнется…
– Повелитель… – тихо сказал молодой арук, как только у Маруза получилось оторваться от его губ.
Хан какое-то время молча смотрел Варнаку в глаза, испытывая удивительное ощущение, что смотрит в глаза себе самому – настолько то, что он видел в этих глазах, совпадало с тем, что повелитель аруков чувствовал в себе.
– Маруз, – так же тихо отозвался хан.
– Что?
– Назови меня по имени, мой… дорогой. Почему-то хочу услышать собственное имя из твоих уст.
– Маруз… – медленно произнес Варнак, словно пробуя его имя на вкус, – Ты… так возбужден…
– Есть немного. Если бы еще я сам знал – чего хочется моему члену… А ты знаешь – чего хочется твоему? – спросил Маруз и, как птица крылом, накрыл ладонью такое же возбужденное естество юноши.
Молодой арук задрожал всем телом, что не укрылось от хана, и от этого возбуждение и нежность в нем достигли какой-то критической точки.
– Мне хочется… чтобы тебе… было хорошо… – задыхаясь под его рукой, ответил молодой арук.
– Ты создан для того, чтобы дарить наслаждение – так что ничего удивительного в твоем желании нет, – сказал повелитель аруков, продолжая ласкать Варнака рукой, – Удивительно другое – я хочу того же. Хочу – чтобы хорошо было тебе…
Взгляд юноши опустился на восставшую плоть мужчины, и Марузу вдруг стало интересно – решится ли Варнак прикоснуться к нему, не спрашивая разрешения? Варнак – решился. И одним-единственным прикосновением на каких-то несколько мгновений остановил его сердце и время…
– У тебя не только губы, у тебя и руки… божественные…
Они больше ничего не делали, так и ласкали друг друга – руками. Когда же их губы снова слились в поцелуе, Маруз неожиданно понял, почему ему не хочется, чтобы Варнак ласкал его ртом, как Зураша – просто тогда он не сможет наслаждаться вкусом этих губ…
Это было самое сокрушительное удовольствие, какое только доставляли друг другу мужчины аруки за всю историю Арукарии, и в то же время – первый раз, когда взаимные ласки мужчин не закончились соитием.
А потом юноша, в полной прострации, безуспешно пытался придумать название для того, что с ними произошло. Мужчина же, стирая с их тел следы семени, рассеянно думал о том, что скоро должна прийти Вестница – служительница Арайши, а ему уже совершенно не хочется смотреть на то, как малыш будет ублажать эту, постороннюю для них обоих женщину. Вот если бы вместо нее была Зарайна…
Глава 14 Чаша Бытия.
Альдар Лучезарный поднялся и взял в руки драгоценную чашу из риксания, украшенную трилистниками из удивительных по красоте лауринов:
– Да будет жизнь наша наполнена смыслом так же, как чаша эта – хмельной секурой. Да не минует никого из нас чаша эта, и пусть каждый выпьет ее до дна, сделав лишь глоток. Да соединит нас чаша эта на веки вечные крепче, чем плоть и кровь, чем самые прочные цепи, и да не опустеет в доме нашем чаша эта – вовеки.
Если вы подумали, что это был тост – то это был не тост. И сказанная Владыкой фраза, и чаша были частями своеобразного ритуала, насчитывающего многие тысячи лет. У чаши даже имелось собственное имя – Чаша Бытия. Причем, у каждого альфара имелась своя собственная подобная чаша, которая передавалась из поколения в поколение с незапамятных времен. Сосуд же в руках Альдара являлся своего рода изначальным символом единения, древней реликвией – с него, в общем-то, однажды и началась сама эта традиция.
Именно так привечают альфары желанных гостей, кем бы они ни были – альфарами, людьми или аруками. И когда альфар предлагает вам сделать по глотку из одной чаши, можете расслабиться – вы пришлись ко двору, даже если вам и кажется, что он высокомерный сноб, который смотрит на вас свысока. И наоборот, если вам не предложили причаститься из этой чаши в доме альфара, мой вам совет: обойдите и этот дом, и его хозяина по максимально большой дуге, как бы вас не влекло к этому остроухому совершенству – целее будете. Силой вас, возможно, и не шарахнут – в этом смысле альфары безукоризненно владеют собой, но в морду, чисто по-мужски, в случае чего, запросто могут дать.
