Текст книги "Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы "

Автор книги: Николай Клюев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц)

О берегах иной земли,

Где в светло дремлющих заливах

Блуждают сонно корабли.

Плывут представленные души

В незатемненный далью путь,

К Материку желанной суши

От бурных странствий отдохнуть.

С тобой впервые разгадали

Мы очертанья кораблей,

В тумане сумеречной дали,

За гранью слившихся морей.

И стали чутки к откровенью

Незримо веющих сирен,

Всегда готовы к выступленью

Из Лабиринта бренных стен.

Но иногда мы чуем оба

Ошибки чувства и ума:

О, неужель за дверью гроба

Нас ждут неволя и тюрьма?

Всё также будет вихрь попутный

Крутить метельные снега,

Синеть чертою недоступной

Вдали родные берега?

Свирелью плачущей сирены

Томить пугливые сердца,

И океан лохмотья пены

Швырять на камни без конца?

<1908>

29. Оби дин плач

В красовитый летний праздничек,

На раскат-широкой улице,

Будет гульное гуляньице —

Пир – мирское столованьице.

Как у девушек-согревушек

Будут поднизи плетеные,

Сарафаны золоченые.

У дородных добрых молодцев,

Мигачей и залихватчиков,

10 Перелетных зорких кречетов,

Будут шапки с кистью до уха,

Опояски соловецкие,

Из семи шелков плетеные.

Только я, млада, на гульбище

Выйду в старо-старом рубище,

Нищим лыком опоясана...

Сгомонятся красны девушки,

Белолицые согревушки, —

Как от тбропа повального,

20 Отшатятся на сторонушку.

Парни ражие, удалые

За куветы встанут талые.

Притулятся на завалины

Старики, ребята малые —

Диво-дивное увидючи,

Промежду себя толкуючи:

«Чья здесь ведьма захудалая

Ходит, в землю носом клюючи?

Уж не горе ли голодное,

30 Лихо злое, подколодное,

Забежало частой рощею,

Корбой темною, дремучею,

Через лягу – грязь топучую,

Во селенье домовитое,

На гулянье круговитое?

У нас время недогуляно,

Зелено вино недопито,

Девицы недоцелованы,

Молодцы недолюбованы,

40 Сладки пряники не съедены,

Серебрушки недоменяны...»

Тут я голосом, как молотом,

Выбью звоны колокольные:

«Не дарите меня золотом,

Только слухайте, крещеные:

Мне не спалось ночкой синею

Перед Спасовой заутреней.

Вышла к озеру по инею,

По росе медвяной, утренней.

50 Стала озеро выспрашивать,

Оно стало мне рассказывать

Тайну тихую поддонную

Про святую Русь крещеную.

От озерной прибауточки,

Водяной потайной басенки,

Понабережье насупилось,

Пеной-саваном окуталось.

Тучка сизая проплакала —

Зернью горькою прокапала,

60 Рыба в заводях повытухла,

На лугах трава повызябла...

Я поведаю на гульбище

Праз дничанам -залихватчикам,

Что мне виделось в озёрышке,

Во глуби на самом донышке,

Из конца в конец я видела

Поле грозное, убойное,

Костяками унавожено.

Как на полюшке кровавоём

70 Головами мосты мощены,

Из телес реки пропущены,

Близ сердечушка с ружья паля,

О бока пуля пролятыва,

Над глазами искры сыплются...

Оттого в заветный праздничек,

На широкое гуляньице,

Выйду я, млада, непутною,

Встану вотдаль немогутною,

Как кручинная кручинушка,

80 Та пугливая осинушка,

Что шумит-поет по осени

Песню жалкую свирельную,

Ронит листья – слезы желтые

На могилу безымянную».

<1908, 1918>

30. Песня о Соколе и о трех птицах Божиих

Как по озеру бурливому,

По Онегушку шумливому,

На песок-луду намойную,

На коряжину подводную,

Что ль на тот горючий камешек, —

Прибережный кремень муромский, —

Птицы вещие слеталися,

От туманов отряхалися.

Перва птица – Куропь снежная,

10 Друга – черная Габучина,

А как третья птица вещая —

Дребезда золотоперая.

Взговорила Куропь белая

Человечьим звонким голосом:

«Ай же, птицы вы летучие, —

Дребезда, и ты, Габучина,

Вы летели мимо острова,

Миновали море около,

А не видли ль змея пестрого,

20 Что ль того лихого Сокола?»

Отвечали птицы мудрые:

«Ай же, Куропь белокрылая,

Божья птица неповинная,

У тебя ль перо Архангела,

Голос грома поднебесного, —

Сокол враг, змея суровая,

Та ли погань стоголовая,

Обрядился не на острове,

Схоронился не на росстани,

30 А навис погодной тучею,

Разметался гривой долгою,

Надо свят-рекой текучею —

Крутобережною Волгою.

От налета соколиного,

Злого посвиста змеиного,

Волга-реченька смутилася,

В сине море отшатилася...

Ой, не звоны колокольные

Никнут к земи, бродят около, —

40 Стонут люди полоненные

От налета злого Сокола.

И не песня заунывная

Над полями разливается, —

То плакун-трава могильная

С жалким шорохом склоняется

Мы слетелись, птицы умные,

На совет, на думу крепкую,

Со того ли саду райского —

С кипариса – Божья дерева.

50 Мы удумаем по-птичьему,

Сгомоним по-человечьему:

«Я – Габучина безгрешная,

Птица темная, кромешная,

Затуманю разум Соколу,

Очи выклюю у серого,

Чтоб ни близ себя, ни около

Не узнал он света белого».

Дребезда тут речь сговорила:

«Я развею перья красные

60 На равнины святорусские,

В буруны озер опасные,

Что ль во те ли речки узкие.

Где падет перо небесное,

Там слепые станут зрячими,

Хромоногие – ходячими,

Безъязыкие – речистыми,

Темноумные – лучистыми.

Где падет перо кровавое,

Там сыра земля расступится,

70 Море синее насупится,

Вздымет волны над дубравою

Захлестнет лихого Сокола,

Его силищу неправую,

Занесет кругом и около

Глиной желтою горшечною,

И споет с победной славою

Над могилой память вечную.

Прибредет мужик на глинянник,

Кирпича с руды натяпает

80 На печушку хлебопечную,

Станет в стужу полузимнюю

Спину греть да приговаривать:

«Вот те слава соколиная —

Ты бесславьем опозорилась».

Напоследок слово молвила

Куропь – птица белоперая:

«А как я, – росой вспоённая,

Светлым облаком вскормленная, —

Возлечу в обитель Божию,

90 К Саваофову подножию,

Запою стихиру длинную,

Сладословную, умильную.

Ту стихиру во долинушке

Молодой пастух дослушает,

Свесит голову детинушка,

Отмахнет слезу рубахою,

И под дудочку свирельную

Сложит новую бывальщину».

Аминь.

<1908>

31. Осинушка

Ах, кому судьбинушка

Ворожит беду:

Горькая осинушка

Ронит лист-руду.

Полымем разубрана,

Вся красным-красна,

Может быть, подрублена

Топором она.

Может, червоточина

Гложет сердце ей,

Черная проточина

Въелась меж корней.

Облака по просини

Крутятся в кольцо,

От су дины– осени

Вянет деревцо.

Ой, заря-осинушка,

Златоцветный лёт,

У тебя детинушка

Разума займет!

Чтобы сны стожарные

В явь оборотить,

Думы – листья зарные

По ветру пустить.

<1908, 1912>

32

Прошли те времени, когда нелицемерно

Мы верили с тобой в божественность небес,

На звездную лазурь взирая суеверно

В предчувствии святых несбыточных чудес.

Без чуда небеса, поблекнув, отсняли,

Души не озарил полночный звездопад,

Украшенный чертог безумно мы искали,

А обрели тюрьму и мрачный каземат.

Безвинною четой, подвергнуты изгнанью,

В краю, где гаснет жизнь в пустынной тишине,

Не верим больше мы обманному сиянью

Созвездий золотых, горящих в вышине.

Сосновый дымный сруб, занесенный метелью,

Для нас стал алтарем таинственно-святым,

Где зажигает сны над снежною постелью,

Как звезды в небесах, незримый херувим.

<1908>

33

Помню я обедню раннюю,

Вереницы клобуков,

Над толпою покаянною

Тяжкий гул колоколов.

Опьяненный перезвонами,

Гулом каменно-глухим,

Дал обет я пред иконами

Стать блаженным и святым.

И в ответ мольбе медлительной,

Покрывая медный вой,

Голос ясно-повелительный

Мне ответил: «Ты не Мой».

С той поры я перепутьями

Невидимкою блуждал,

Под валежником и прутьями

Вместе с ветром ночевал.

Истекли грехопадения,

И посланец горних сил

Безглагольного хваления

Путь заблудшему открыл.

Знаки замысла предвечного —

Зодиака и Креста,

И на плате солнца млечного

Лик прощающий Христа.

<1908. 1911>

34. Победителям

Свое вы счастье проклянете,

Покорны станете судьбе

И в смерти нашей обретете

Погибель скорую себе.

Вы разрываете одежды,

Клянетесь небом и землей,

Но не отнимите надежды

На час отплаты роковой.

Мы вас убьем и трупы сложим

В пирамидальные костры,

Заклятье вечное положим

На истребленные шатры,

Чтобы о памяти убитых

Прошла зловещая молва,

И на могилах позабытых

Шумела сорная трава,

Гнездились ящеры и гады

В ущельях выветренных скал,

И свет молитвенной лампады

Пустынный храм не озарял.

<1908>

35

Дрёмны плески вечернего звона,

Мглистей дали, туманнее бор.

От закатной черты небосклона

Ты не сводишь молитвенный взор.

О туманах, о северном лете,

О пустыне моленья твои,

Обо всех, кто томится на свете,

И кто ищет ко Свету пути.

Отлетят лебединые зори,

Мрак и вьюги на землю сойдут,

И на тлеюще-дымном просторе

Безотзывно молитвы замрут.

<1908. 1912>

зь

Как звезде, пролетной тучке,

Мне отчизна – синева.

На терновника колючке

Кровь, заметная едва...

Кто прошел стезею правой,

Не сомкнув хвалебных уст?

Шелестит листвою ржавой

За окном колючий куст:

«Чтоб на Божьем аналое

Сокровенное читать,

Надо тело молодое

Крестным терном увенчать».

<1908, 1912>

37. Пловец

Нужны цари из Истинного Града,

Умеющие Башню различать.

Данте

Посвящается А. Блоку

В страну пророков и царей

Я член измученный направил

И на безбрежности морей

Творца Всевидящего славил.

Рукою благостной Господь

Развеял сумрак непогодный

И дал мне светлую милоть

И пояс, радуге подобный.

Молниевиден стал мой лик

И ясновидящ взор туманный,

Прозрев за далью материк

Земли, пловцу обетованной...

Но сон угас, как зори мая,

Надводным холодом дыша,

И с той поры о дивном крае

Томится падшая душа.

Ей снятся солнечные стены

Нерукотворных городов,

И в ледяном мерцанье пены

Сиянье чудится венцов.

Как будто в сумраке далече,

За гранью стынущей зари,

Пловцу отважному навстречу

Идут пророки и цари.

<1908>

38. Завещание

В час зловещий, в час могильный

Об одном тебя молю:

Не смотри с тоской бессильной

На восходную зарю.

Но, верна словам завета,

Слезы робости утри

И на проблески рассвета

Торжествующе смотри.

Не забудь за далью мрачной,

Средь волнующих забот,

Что взошел я новобрачно

По заре на эшафот;

Что, осилив злое горе,

Ложью жизни не дыша,

В заревое пала море

Огнекрылая душа.

<1908>

39

Ты всё келейнее и строже,

Непостижимее на взгляд...

О, кто же, милостивый Боже,

В твоей печали виноват?

И косы пепельные глаже,

Чем раньше, стягиваешь ты,

Глухая мать сидит за пряжей —

На поминальные холсты.

Она нездешнее постигла,

Как ты, молитвенно строга...

Блуждают солнечные иглы

По колесу от очага.

Зимы предчувствием объяты,

Рыдают сосны на бору;

Опять глухие казематы

Тебе приснятся ввечеру.

Лишь станут сумерки синее,

Туман окутает реку, —

Отец, с веревкою на шее,

Придет и сядет к камельку.

Лених с простреленною грудью,

Сестра, погибшая в бою,—

Все по вечернему безлюдью

Сойдутся в хижину твою.

А Смерь останется за дверью,

Как ночь, загадочно темна.

И до рассвета суеверью

Ты будешь слепо предана.

И не поверишь яви зрячей,

Когда торжественно в ночи

Тебе – за боль, за подвиг плача —

Вручатся вечности ключи.

<1908>

40

Я был в духе в день воскресный...

Апок<алипсис>, /, 10

Я был в духе в день воскресный,

Осененный высотой,

Просветленно – бестелесный

И младенчески простой.

Видел ратей колесницы,

Судный жертвенник и крест,

Указующей десницы .

Путево дно– млечный перст.

Источая кровь и пламень,

Шестикрыл и многолик,

С начертаньем белый камень

Мне вручил Архистратиг

И сказал: «Венчайся белым

Твердокаменным венцом,

Будь убог и темен телом,

Светел духом и лицом.

И другому талисману

Не вверяйся никогда, —

Я пасти не перестану

С высоты свои стада.

На крылах кроваво-дымных

Облечу подлунный храм

И из пепла тел невинных

Жизнь лазурную создам».

Верен ангела глаголу,

Вдохновившему меня,

Я сошел к земному долу,

Полон звуков и огня.

<1908>

41

Горние звезды как росы.

Кто там в небесном лугу

Точит лазурные косы,

Гнет золотую дугу?

Месяц, как лилия, нежен,

Тонок, как профиль лица.

Мир неоглядно безбрежен.

Высь глубока без конца.

Слава нетленному чуду, —

Перлам, украсившим свод,

Скоро к голодному люду

Пламенный вестник придет.

К зрячим нещадно суровый,

Милостив к падшим в ночи,

Горе кующим оковы,

Взявшим от царства ключи.

Будьте ж душой непреклонны

Все, кому свет не погас,

Ткут золотые хитоны

Звездные руки для вас.

<1908>

42. Песня о мертвом женихе

Вы не пойте, вихри звонкие,

Не шумите, буйнокрылые,

Не клоните низко маковку

У надрубленной березыньки.

Та березка белокорая,

Деревинка не ядреная,

До сырой земли наклонится,

Как былинка переломится.

Ой, не меть, стрелок, в лебедушку,

10 Не кровавь стрелой озерышка,

Порази каленовострою

Птицу – ворона могильного.

Ой ты, солнце огнеокое,

Недосветное, высокое,

Не рони закатна золота

Во озерышко глубокое —

Не пугай сорбгу малую,

Водяницу пододонную,

Не мани улыбкой алою

20 За туманность небосклонную.

Дай излить, золотоликое,

Горе девичье великое...

Мое горе – медный колокол,

Непогодою надколотый:

Стриж летит над колокольнею,

Канет ласточка касатая —

Стонет медь позеленевшая,

Больно крыльями задетая.

Так и слухами уколото

30 Запевает песню горюшко,

И звенит она, как золото,

Разливается, как морюшко.

То приветна, то суровая,

Быль-кручина ладословная.

Петухи поют дворбвое,

Пташки ж^бруют садовое,

Кличут-чивкают зазнобушек,

Колоплянников-воробушек.

Только мне, неприголубленной,

40 Кликать некого в окошечко,

Во светлице новорубленой

Одинокой тяжелёшенько.

Не проедет по подбконью

Богосуженый с гармоникой,

Не зажжет звонкоголосую

На лице зарю малинову.

Ты пошто, гармонь звончатая,

До поры обезголосилась —

Не попела, не дославила

50 Жизнь-кручину молодецкую.

Стародавняя кручинушка,

Как угрюмая крапивушка,

Затомила сердце ясное

У удалого детинушки,

Выжгла очи соколиные,

Красен жар с лица повывела,

Довела головку буйную

До брусовой перекладины.

Так не вейтесь, вихри звонкие,

60 Вкруг стекольчата окошечка,

Полетайте, скорокрылые,

На распутья святорусские,

Пойте в ельниках малиновкой,

Плачьте чайкой над озерами,

Разливайтесь колокольчиком

Над окольнею дороженькой,

Чтоб голубке норовилося,

Сизу-голубю любилося,

Старцу ветхому, преклонному

По Писанию молилося.

<1908>

43

Я надену черную рубаху

И вослед за мутным фонарем

По камням двора пройду на плаху

С молчаливо-ласковым лицом.

Вспомню маму, крашеную елку,

Синий вечер, дрёму паутин,

За окном ночующую галку,

На окне любимый бальзамин,

Луговин поёмные просторы,

Тишину обкошенной межи,

Облаков жемчужные узоры

И девичью песенку во ржи:

Узкая полосынька

Клинышком сошлась —

Не вовремя косынька

На две расплелась!

Развилась по спинушке,

Как льняная плеть,—

Не тебе, детинушке,

Девушкой владеть!

Деревца вилавого

С маху не срубить —

Парня разудалого

Силой не любить!

Белая березынька

Клонится к дождю...

Не кукуй, загозынька,

Про мою судьбу!..

Но прервут куранты крепостные

Песню-думу боем роковым...

Бред души! То заводи речные

С тростником поют береговым.

Сердца сон, кромешный, как могила!

Опустил свой парус рыбарь-день.

И слезятся жалостно и хило

Огоньки прибрежных деревень.

<1908>

44. Поэт

Наружный я и зол и грешен,

Неосязаемый – пречист,

Мной мрак полуночи кромешен,

И от меня закат лучист.

Я смехом солнечным младенца

Пустыню жизни оживлю

И жажду душ из чаши сердца

Вином певучим утолю.

Так на рассвете вдохновенья

В слепом безумье грезил я,

И вот предтечею забвенья

Шипит могильная змея.

Рыдает колокол усопший

Над прахом выветренных плит,

И на кресте венок поблекший

Улыбкой солнце золотит.

<1909>

45. Предчувствие

Посвящается Е. Д.

Пусть победней и сумрачней своды,

Глуше стоны замученных жертв,

Кто привидит грядущие годы,

Тот за дверью могилы не мертв!

Не тебе ль эту песню, голубка,

Я в былом недалеком певал:

Бился парус... Стремительно шлюпка

Рассекала бушующий вал.

И так много кипело отваги

В необъятной, как море, груди.

Мы с тобою, как вещие маги,

Прозревали миры впереди.

Не хотелось к утесу причалить...

Всё лететь по волнам без конца,

Чтобы явью земли не печалить

Твоего дорогого лица.

В дни потерь и большого унынья

Я глухое предчувствье таю,

Что волнам приобщила стихия

Обреченную душу твою.

Что желанью тревожному вторя,

Как навеки прощальный поклон,

Долетит до родимого моря

Твой предсмертный, рыдающий стон.

<1909>

46

Путь надмирный совершая,

Посети меня, родная,

И с любовью

К изголовью,

Как бывало, – припади.

Я забуду смерти муку,

В жизни скорую разлуку,

Прозревая,

С верой чая,

Кущи рая впереди.

Не отринь меня, Царица,

Ангел, Дева, Дух и Птица,

Одиноким не оставь!

Предавая тело Змею,

Я затишья вожделею

Кипарисовых дубрав.

Нераздельные судьбою,

Мы увидимся с Тобою

Средь лазоревых полей.

И, грозя кровавым жалом,

На триумфе запоздалом

Зашипит тлетворно Змей.

<1909, 1912>

47. Прельщение

Не надо тишины, она для нас смертельна,

Для солнца наших душ – как сумрак гробовой...

А с горней высоты, волнующе свирельна,

Несется песнь любви и радости живой;

И вечер золотой над миром пламенеет,

Расплеснутым вином кровавится лазурь.

Прельщенная душа,– она уж не жалеет,

Что злая тишина смежила крылья бурь,

Что камни берегов обломками покрыты,

Погибшего в борьбе родного корабля,

Отважные пловцы безжалостно убиты,

И ржавеют на дне Надежды якоря...

Но запад догорит. Звончей победной стали

Ударится прибой о скалы на ходу.

И Господа рука прельщение в скрижали

С Адамовым грехом запишет наряду.

<1909>

4

8Сердцу сердца говорю:

Близки межи роковые,

Скоро вынесет ладью

На просторы голубые.

Не кручинься и не плачь,

Необъятно и бездумно,

Одиночка и палач —

Всё так ново и безумно.

Не того в отшедшем жаль,

Что надеждам изменило,

Жаль, что родины печаль

Жизни море не вместило,

Что до дна заметено

Зарубежных вьюг снегами,

Рокоча, как встарь, оно

Не заспорит с берегами.

<1909>

49

Вы, белила-румяна мои,

Дорогие, новокупленные,

На меду-вине развоженные,

На бело лицо положенные,

Разгоритесь зарецветом на щеках,

Алым маком на девических устах,

Чтоб пригоже меня, краше не былб,

Супротивницам-подруженькам назло.

Уж я выйду на широкую гульбу —

Про свою людям поведаю судьбу:

«Вы не зарьтесь на жар-полымя румян,

Не глядите на парчовый сарафан.

Скоро девушку в полон заполонит

Во пустыне тихозвонный, белый скит».

Скатной ягоде не скрыться при пути —

От любови девке сердца не спасти.

<1909>

50. Слободская

Как во нашей ли деревне —

В развеселой слободе,

Был детина, как малина,

Тонкоплеч и чернобров;

Он головушкой покорен,

Сердцем-полымем ретив,

Дозволенья ожениться

У родителей просил.

На кручинное моленье

Не ответствовал отец,

Тем на утреннем пролете

Сиза голубя сгубил.

У студеного поморья,

На пустынном берегу,

Сын под елью в темной келье

Поселился навсегда.

Иногда из кельи строгой

На уклон выходит он

Поглядеть, как стелет море

По наберёжью туман,

Как плывут над морем тучи,

Волны буйные шумят,

О любови, о кручине,

О разлуке говорят.

<1909>

51

Не оплакано былое,

За любовь не прощено.

Береги, дитя, земное,

Если неба не дано.

Об оставленном не плачь ты, —

Впереди чудес земля,

Устоят под бурей мачты,

Грудь родного корабля.

Кормчий молод и напевен,

Что ему бурун, скала?

Изо всех морских царевен

Только ты ему мила

За глаза из изумруда,

За кораллы на губах...

Как душа его о чуде,

Плачет море в берегах.

Свой корабль за мглу седую

Не устанет он стремить,

Чтобы сказку ветровую

Наяву осуществить.

<1909>

52. В разлуке

Мне хотелось бы плакать, моя дорогая,

В безнадежном отчаянье руки ломать,

Да небес бирюза так нежна голубая,

Так певуча реки искрометная гладь.

Я, как чайка, люблю по-надречные дали —

Очертанья холмов за тумана фатой,

В них так много живой, но суровой печали,

Колыбельных напевов и грусти родной.

И еще потому я в разлуке не плачу,

Хороню от других гнев и слезы свои,

Что провижу вдали наших крыльев удачу

Долететь сквозь туман до желанной земли.

Неисчетны, дитя, буйнокрылые рати

В путь отлетный готовых собратьев-орлов,

Но за далью безбрежней ли степь на закате,

Зарубежных синей ли весна берегов?

Иль всё та же и там разостлалась равнина

Безответных на клекот курганов-полей,

И о витязе светлом не легче кручина

В терему заповедном царевне моей?

<1909>

53

Не говори,– без слов понятна

Твоя предзимняя тоска,

Она, как море, необъятна,

Как мрак осенний, глубока.

Не потому ли сердцу мнится

Зимы венчально-белый сон,

Что смерть костлявая стучится

У нашей хижины окон?

Что луч зари ущербно-острый

Померк на хвойной бахроме...

Не проведут ли наши сестры,

Как зиму, молодость в тюрьме?

От их девического круга,

Весну пророчащих судьбин

Тебе осталася лачуга,

А мне – медвежий карабин.

Но, о былом не сожалея,

Мы предвесенни, как снега...

О чем же, сумеречно тлея,

Вздыхает пламя очага?

Или пока снегов откосы

Зарозовеют вешним днем —

Твои отливчатые косы

Затмятся зимним серебром?

54

Сколько перепутий, тропок-невидимок,

Грез осуществленных и ума ошибок.

Сколько кубков поднятых, сколько их разбитых,

Светочей неявленных, подвигов забытых.

Исчислять и взвешивать прошлое бесплодно, —

В миге неродившемся ключ к душе народной.

Сломим же минувшего тяжкие печати,

Станем многорадужны, как воды на закате,

Отразим стоцветности блики и зигзаги,

Мир окинем взорами, полными отваги.

Братья, загрустившие о мирах безвестных, —

Огоньки маячные в подземельях тесных,

Не ищите истины под былого схимой, —

Только в мимолетности будущее зримо.

Вверьтесь же текущего сумеркам прозрачным,

Ландыши весенние на кладбище мрачном.

<1910>

55. Отверженной

Если б ведать судьбину твою,

Не кручинить бы сердце разлукой

И любовь не считать бы свою

За тебя нерушимой порукой.

Не гадалося ставшее мне,

Что по чувству сестра и подруга,

По своей отдалилась вине

Ты от братьев сурового круга.

Оттого, как под ветром ковыль,

И разлучная песня уныла,

Что тебе побирушки костыль

За измену судьба подарила.

И не ведомо: я ли не прав,

Или сердце к тому безучастно,

Что, отверженной облик приняв,

Ты как прежде, нетленно прекрасна?

Май 1910

56

Облака – нагорная церковь,

Ветер-колокол гудит победно.

Там за гранью бренности, не меркнув,

Протекает белая обедня.

Сердце чует радужные клиры

И звенит, цветет, как тишина.

Грёзу-челн от тягостного мира

Мчит в безбрежность нежности волна.

Миг, как вечность!.. Чу!.. Рыдает чайка —

Грусть моя о дольности морей,

Где о высях плакалося жалко

Меж ущелий мрачных и камней.

Где же высь? Опять земные встречи

На тропах унылых гробовых...

О мечтанья – вечности предтечи,

Взлеты крыл безумных и слепых!

Май 1910

57

Есть то, чего не видел глаз,

Не уловляло вечно ухо:

Цветы лучистей, чем алмаз,

И дали призрачнее пуха.

Недостижимо смерти дно,

И реки жизни быстротечны, —

Но есть волшебное вино

Продлить чарующее вечно.

Его испив, немеркнущ я,

В полете времени безлетен,

Как моря вал – из бытия

Умчусь певуч и многоцветен.

И всем, кого томит тоска,

Любовь и бренные обеты,

Зажгу с высот Материка

Путеводительные светы.

Май 1910

58. Голос из народа

Вы – отгул глухой, гремучей,

Обессилевшей волны,

Мы – предутренние тучи,

Зори росные весны.

Ваши помыслы – ненастье,

Дрожь и тени вечеров,

Наши – мерное согласье

Тяжких времени шагов.

Прозревается лишь в книге

Вами мудрости конец, —

В каждом облике и миге

Наш взыскующий Отец.

Ласка Матери-природы

Вас забвеньем не дарит, —

Чародейны наши воды

И огонь многоочит.

За слиянье нет поруки,

Перевал скалист и крут,

Но бесплодно ваши стуки

В лабиринте не замрут.

Мы, как рек подземных струи,

К вам незримо притечем

И в безбрежном поцелуе

Души братские сольем.

<1910>

59

Я за гранью, я в просторе

Изумрудно-голубом

И не знаю, степь иль море

Расплеснулося кругом.

Прочь ветрила размышленья,

Рифм маячные огни,

Ветром воли и забвенья

Поле-море полыхни!

Чтоб души корабль надбитый,

Путеводных волен уз,

Не на прошлого граниты

Драгоценный вынес груз!..

Колыбельны трав приливы,

Кругозор, как моря дно.

Спит ли ветер? Спят ли нивы?

Я уснул давно... Давно.

<1910>

60

Нам закляты и заказаны

К пережитому пути,

И о том, что с прошлым связано,

Ты не плачь и не грусти.

Настоящего видениям —

Огнепальные венки,

А безвестным поколениям —

Снежной сказки лепестки.

<1910, 1911>

61

Костра степного взвивы,

Мерцанье высоты,

Бурьяны, даль и нивы —

Россия – это ты!

На мне бойца кольчуга,

И, подвигом горя,

В туман ночного луга

Несу светильник я.

Вас, люди, звери, гады,

Коснется ль вещий крик:

Огонь моей лампады —

Бессмертия родник!

Всё глухо. Точит злаки

Степная саранча...

Передо мной во мраке

Колеблется свеча,

Роняет сны-картинки

На скатертчатый стол —

Минувшего поминки,

Грядущего симвбл.

<19Ю>

«Не жди зари, она погасла,

Как в мавзолейной тишине

Лампада чадная без масла...» —

Могильный демон шепчет мне.

Душа смежает робко крылья,

Недоуменно смущена,

Пред духом мрака и насилья

Мятется трепетно она.

И демон сумрака кровавый

Трубит победу в смертный рог.

Смутился кубок брачной славы,

И пуст украшенный чертог.

Рассвета луч не обагрянит

Вино в бокалах круговых,

Пока из мертвых не восстанет

Гробнице преданный Жених.

Пока же камень не отвален,

И стража тело стережет,

Душа безмолвие развалин

Чертога брачного поет.

<1910>

63. Родное

Сторона наша забытая,

Бездорожная, окольная,

О полдён некрасовитая,

На закате беспотемная.

На лугах у нас коровушки

Щиплют горькие лопушники,

Не поют весной соловушки

В прибережном черемушнике.

От глухой у парня участи

Муравой душа муравеет,

Будто колокол в зыбучести

Синя моря удаль ржавеет.

Пробудись, било пучинное,

Гулом в зыби, ветром в парусе,

Чтобы сердце лебединое

У детины бурей сталося!

<1910>

64

Сегодня небо, как невеста,

Слепит венчальной белизной,

И от ворот – до казни места

Протянут свиток золотой.

На всем пути он чист и гладок,

Печатью скрепленный слегка,

Для человеческих нападок

В нем не нашлося уголка.

Так отчего глядят тревожно

Твои глаза на неба гладь?

Я обещаюсь непреложно

Тебе и в нем принадлежать.

Ласкать, как в прошлом, плечи, руки

И пряди пепельные кос...

В неотвратимый час разлуки

Не нужно робости и слез.

Лелеять нам одно лишь надо:

По злом минутии конца,

К уборе трав и винограда

Прибыть в обители Отца,

Чтоб не опали ягод грозди,

Пока отбытья длится час,

И наших ног, ладоней гвозди

Могли свидетельствовать нас.

<1910>

65

С осенью повеяло новыми восторгами:

Сумеречным вечером, поздним камельком,

Жалким колокольчиком, дальними дорогами,

Неба углубленностью и месяцем-серпом.

Но душе не верится... Свадебно украшены,

Кажутся поникшими просека и дол,

Будто в келью строгую девушки-монашены

О былом с кручиною юноша вошел,

Будто взором длительным моряки отбывшие

Провожают родину с корабля кормы...

Это ты, рассветная, сердцу подарившая

Белое предчувствие смерти и зимы!

<19Ю>

66

Ты не плачь, моя касатка,

Что на юг лететь пора,

Мне уснуть зимою сладко

Под фатою серебра.

Снежный бор от вьюг студеных

Сироту оборонит,

Сказкой инеев узорных

Боль-любовь угомонит.

И когда метель-царица

Допрядет снегов волну,

О невесте-голубице

Я под саваном вздохну.

Бор проснется, снег растает,

Улыбнется небосвод;

Сердце зимнее взыграет,

Твой предчувствуя прилет.

<19Ю>

67

Темным зовам не верит душа,

Не летит встречу призракам ночи.

Ты, как осень, ясна, хороша,

Только строже и в ласках короче.

Потянулися с криком в отлет

Журавли над потусклой равниной...

Как с природой, тебя эшафот

Не разлучит с родимой кручиной.

Не однажды под осени плач,

О тебе – невозвратно далекой,

За разгульным стаканом палач

Головою поникнет жестокой.

<1910>

6

8Ветхая ставней резьба,

Кровли узорный конёк.

Тебе, моя сказка, судьба

Войти в теремок.

Счастья-царевны глаза

Там цветут в тишине,

И пленных небес бирюза

Томится в окне.

По зиме в теремок прибреду

Про твои поведать винь,1,

И глухую старуху найду

Вместо синей звенящей весны.

<1910, 1912>

69

Позабыл, что в руках

Сердце, шляпа иль трость?

Зреет в Отчих садах

Виноградная гроздь.

Впереди крик: «нельзя»,

Позади: «воротись».

И тиха лишь стезя,

Уходящая ввысь.

Не по ней ли идти?

Может быть, не греша,

На лазурном пути

Станет птицей душа.

<19Ю>

70

Белизна небесных риз,

Как нетающая пена,

На меже расцвел анис,

Земляника и марена.

Всё победнее окрест

Жизни творческие ходы,

Иисусовых невест

Неоглядней хороводы.

Тяжело лежать в гробу

Серафиму без истленья,

Слышать судную трубу

И не чаять отпущенья.

<19Ю>

71. Родное

Лапти новые с котомкою...

Вдоль по берегу реки

Бичевою хлещет звонкою...

Бог вам в помощь, мужики!

«Ты откуль, кормилец, – слышится

По пути, – поведай нам,

Не от Бога ль пробираешься

К обездоленным людям?»

Богоданный я, беспошлинный,

В поле нищими найден,

От Печерских пробираюся

К Соловецким на поклон.

Посчитай, вокруг Россиюшку

Христа ради обошел,

Горьше, лютее судьбинушки

Я мужичьей не нашел.

Смолк. Убогие, понурые

Потянулись бурлаки,

И вослед им долго бурые

Волны плакали реки.

<19Ю>

72. Брачная песня

Белому брату

Хлеб и вино новое

Уготованы.

Помолюсь закату,

Надем рубище суровое

И приду на брак непозванный.

Ты узнай меня, Братец,

Не отринь меня, одноотчий,

Дай узреть Зари Твоей багрянец,

Покажи мне Солнце после Ночи,

Я пришел к Тебе без боязни,

Молоденький и бледный, как былинка,

Укажи мне после тела казни

В Отчие обители тропинку.

Божий Сын, Невидимый Учитель,

Изведи из мира тьмы наружной

Человека – брата своего!

Чтоб горел он, как и Ты, Пресветлый,

Тихим светом в сумраке ночном,

Чтоб белей цветов весенней ветлы

Стала жизнь на поприще людском!

Белому брату

Хлеб и вино новое

Уготованы.

Помолюсь закату,

Надем рубище суровое

И приду на брак непозванный.

<1910. 1911>

73

Старый дом зловеще гулок,

Бел под лунным серебром.

Час мечтательных прогулок,

Встреч и вздохов о былом.

Но былому неподвластны —

Мы в грядущее глядим,

Замок сказочно прекрасный

Под луною сторожим.

Выйдем в сад. С тобой рядом

Мне так ново, так светло.

Под луны волшебным взглядом

Ты, как белое крыло.

Оттого ли, как в темнице,

Сердцу плачется с утра,

Что тебе – урочной птице

Отлететь на юг пора?

Иль душе поверить тяжко,

Что забыт в саду глухом,

Твоего возврата, пташка,

Не дождется лунный дом?

<1910>

74

Я был прекрасен и крылат

В богоотеческом жилище,

И райских кринов аромат

Мне был усладою и пищей.

Блаженной родины лишен

И человеком ставший ныне,

Люблю я сосен перезвон,

Молитвословящий в пустыне.

Лишь одного недостает

Душе в подветренной юдоли,—

Чтоб нив просторы, лоно вод

Не оглашались стоном боли,

Чтоб не стремил на брата брат

Враждою вспыхнувшие взгляды,

И ширь полей, как вертоград,

Цвела для мира и отрады,

И чтоб похитить человек

Венец Создателя не тщился,

За что, отверженный навек,

Я песнокрылия лишился.

<1910, 1911>

75

Отвергнув мир, врагов простя,

Собрат букашке многоногой,

Как простодушное дитя,

Сижу у хижины порога.

Смотрю на северный закат,

Внимаю гомону пингвинов,

Взойти на Радужный фрегат,

В душе надежды не отринув.

Уже в дубраве листопад

Намел смарагдов, меди груду...

Я здесь бездумен и крылат

И за морями светел буду.

<19Ю. 1913>

76

Наша радость, счастье наше

Не крикливы, не шумны,

Но блаженнее и краше,

Чем младенческие сны.

В серых избах, в казематах,

В нестерпимый крестный час,

Смертным ужасом объятых

Не отыщется меж нас.

Мы блаженны, неизменны,

Веря любим и молчим,

Тайну Бога и вселенной

В глубине своей храним.

Тишиной безвестья живы,

Во хмелю и под крестом,

Мы – жнецы вселенской нивы,

Вечеров уборки ждем.

И хоть смерть косой тлетворной

Нам грозит из лет седых:

Он придет нерукотворный

Век колосьев золотых.

<19Ю>

77

В златотканные дни сентября

Мнится папертью бора опушка.