Текст книги "Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы "

Автор книги: Николай Клюев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

И в ответ на звуки

Гомонят улов

Осетры и щуки

По до донных слов.

Мысленные мрежи,

Слуха вертоград,

Глуби Заонежий

Перлами дарят.

220 Палеостров, Выгу,

Кйжи, Соловки

Выплескали в книгу

Радуг черпаки.

Там, псаломогорьем

Звон и чаек крик,

И горит над морем

Мой полярный лик.

Ангел простых человеческих дел

230 В сердце мое жаворбнком влетел.

Видит, светелка, как скатерть, чиста,

Всюду цветут «ноготки» и «уста»,

Труд яснозубый тачает суму —

Слитки беречь рудокопу Уму,

Девушка-Совесть вдевает в иглу

Нити стыда и ресничную мглу...

Ткач пренебесный, что сердце потряс,

Полднем солов, ввечеру синеглаз,

Выткал затон, где напевы-киты

Дремлют в пучине до бурь красоты...

240 Это – Суббота у смертной черты,

Это – Суббота опосле Креста...

Кровью рудеют России уста,

Камень привален, и плачущий Петр

В ночи всемирной стоит у ворот...

Мы готовим ароматы

Из березовой губы,

Чтоб помазать водоскаты

У Марииной избы.

Гробно выбелим убрусы

250 И с заранкой-снегирем

Пеклеванному Исусу

Алевастры понесем.

Ты уснул, пшеничноликий,

В васильковых пеленах...

Потным платом Вероники

Потянуло от рубах.

Блинный сад благоуханен...

Мы идем чрез времена,

Чтоб отведать в новой Кане

260 Огнепального вина.

Вот и пещные ворота,

Где воркует голубь-сон,

И на камне Мать-Суббота

Голубой допряла лен.

<1922>

513. Заозерье

Памяти матери

Отец Алексей из Заозерья —

Берестяный светлый поп,

Бородка – прожелть тетерья,

Волосы – житный сноп.

Весь он в росе кукушьей,

С окуньим плеском в глазах,

За пазухой – бабьи души,

Ребячий, лоскутный страх.

Дудя коровьи молебны

10 В зеленый Егорьев день,

Он в воз молочный и хлебный

Свивает сны деревень.

А Егорий поморских писем

Мчится в киноварь, в звон и жуть,

Чтобы к стаду волкам и рысям

Замела метелица путь,

Чтоб у баб рожались ребята

Пузатей и крепче реп,

И на грудах ржаного злата

20 Трепака отплясывал цеп.

Алексею р^жит деревня,

Как Велесу при Гостомысле.

Вон девка несет, не креня,

Два озера на коромысле.

На речке в венце сусальном

Купальница Аграфёна,

В лесах зарит огнепально

Дождевого Ильи икона.

Федосья-колосовица

30 С Медостом – богом овечьим

Велят двуперстьем креститься

Детенышам человечьим.

Зато у ребят волосья

Желтее зимнего льна...

В парчовом плату Федосья,

Дозорит хлеба она.

Флору да Лавру работа —

Пасти табун во лесях,

Оттого мужичьи ворота

40 В смоляных рогатых крестах.

* * *

Хорошо зимой в Заозерье.

Заутренний тонок звон,

Как будто лебяжьи перья

Падают на амвон.

А поп в пестрядинной ризе,

С берестяной бородой,

Плавает в дымке сизой,

Как сиг, как окунь речной.

Церквушка же, в заячьей шубе,

50 В сердцах на Никона-кобел^,

От него в заруделом срубе

Завелась скрипучая тля!

От него мужики в фуражках,

У парней враскидку часы!

Только сладко в блинах да алажках,

Как в снопах, тонуть по усы.

А уж бабы на Заозерье —

Крутозады, титьки как пни,

Всё Мемёлфы, Груни, Лукерьи

60 По верётнам считают дни.

У баб чистота по лавкам,

В печи судачат горшки, —

Синеглазым Сенькам да Савкам

Спозаранку готовь куски.

У Сеньки кони-салазки,

Метель подвязала хвост...

Но вот с батожком и в ряске

Колядный приходит пост.

Отец Алексей в притворе

70 Стукает б пол лбом,

Чтоб житные сивые зори

Покумились с мирским гумном,

Чтоб водились сиги в поречье,

Был добычен прилет гусей.

На лесного попа, на свечи

Смотрит Бог, озер голубей.

Рожество – звезда золотая,

Воробьиный, ребячий гам,

Колядою дальнего края

80 Закликают на Русь Сиам.

И Сиам гостит до рассветок

В избяном высоком углу.

Кто не видел с павлинами клеток,

Проливающих яхонт во мглу?

Рожество – калач златолобый,

После Святки – вьюг помело,

Вышивают платки зазнобы,

На морозное глядя стекло.

В Заозерье свадьбы на диво,

90 За невестой песен суслон,

Вплетают в конские гривы

Ирбитский, суздальский звон.

На дрожках горят рубахи

От крепких девичьих губ,

Молодым шептухи да свахи

Стелют в горнице волчий тулуп.

И слушают избы и звезды

Первый звериный храп,

У елей, как сев в борозды,

100 Сыплется иней с лап.

Отцу Алексею руга

За честнбй и строгий венец.

У зимы ослабла подпруга,

Ледяной взопрел жеребец.

Эво, масленица навстречу,

За нею блинный обоз!

В лесную зыбель и сечу

Повернул пургача мороз.

ic гк *

Великие дни в деревне —

110 Журавиный плакучий звон,

По мертвой снежной царевне

Церквушка правит канон.

Лиловые павечерья,

И, как весточка об ином,

Потянет из Заозерья

Березовым ветерком.

Христос воскресе из мертвых,

Смертию смерть поправ,

И у елей в лапах простертых

120 Венки из белых купав.

В зеленчатом сарафане

Слушает звон сосна.

Скоро в лужицу на поляне

Обмакнет лапоток весна.

Запоют бубенцы по взгорью,

И, как прежде в тысячах дней,

Молебном в уши Егорью

Задудит отец Алексей.

1926

514. Плач о Сергее Есенине

Младая память моя железом погибнет,

и тонкое мое тело увядает...

Плач Василька, князя Ростовского

*

Мы свое отбаяли до срока —

Журавли, застигнутые вьюгой.

Нам в отлет на родине далекой

Снежный бор звенит своей кольчугой.

Помяни, чёртушко, Есенина

Кутьей из углей да из омылок банных!

А в моей квашне пьяно вспенена

Опара для свадеб да игрищ багряных.

А у меня изба новая —

Полати с подзором, божница неугасимая,

Намел из подлавочья ярого слова я

Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!

Пришел ты из Рязани платочком бухарским,

10 Нестираным, неполосканым, немыленым,

Звал мою пазуху улусом татарским,

Зубы табунами, а бороду филином!

Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,

Слюной крепил мысли, слова слезинками,

Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,

Ушел ты от меня разбойными тропинками!

Кручинушка была деду лесному,

Трепались по урочищам берестяные седины,

Плакал дымом овинник, а прясла солому

20 Пускали по ветру, как пух лебединый.

* * *

Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами

Протянулась окаянная пьяная стежка.

Следом за твоими лаковыми башмаками

Увязалась подражая дохлая кошка, —

Ни крестом от нее, ни пестом, ни мукой,

Женился ли, умер – она у глотки,

Вот и острупел ты веселой скукой

В кабацком буруне топить свои лодки!

А всё за грехи, за измену зыбке,

30 Запечным богам Медосту да Власу.

Тошнёхонько облик кровавый и глыбкий

Заре вышивать по речному атласу!

* * *

Рожоное мое дитятко, матюжник милый,

Гроббвая доска – всем грехам покрышка,

Прости ты меня, борова, что кабаньей силой

Не вспоил я тебя до златого излишка!

Златой же удел – быть пчелой жирбвой,

Блюсти тайники, медовые срубы.

Да обронил ты хазарскую гривну – побратимово слово,

40 Целовать лишь ковригу, солнце да цвет гол^бый.

С тобой бы лечь во честнбй гроб,

Во желть'1 пески, да не с веревкой на шее!..

Быль иль небыль то, что у русских троп

Вырастают цветы твоих глаз синее?

Только мне, горюну, – горынь-трава...

Овдовел я без тебя, как печь без помяльца,

Как без Настеньки горенка, где шелки да канва

Караулят пустые, нешитые пяльца!

* * *

50 Ты скажи, мое дитятко удДтное,

Кого ты сполбхался-спужался,

Что во темную могилушку собрался?

Старичища ли с бородою

Аль гумённой бабы с метлою,

Старухи ли разварухи,

Суковатой ли во играх рюхи?

Знать, того ты сробел до смерти,

Что ноне годочки пошли слезовы,

Красны девушки пошли обманны,

Холосты ребята всё бесстыжи!

* * *

60 Отцвела моя белая липа во саду,

Отзвенел соловьиный рассвет над речкой.

Вольготней бы на поклоне в Золотую Орду

Изведать ятагана с ханской насечкой!

Умереть бы тебе, как Михаилу Тверскому,

Опочить по-мужицки – до рук борода!..

Не напрасно по брови родимому дому

Нахлобучили кровлю лихие года.

Неспроста у касаток не лепятся гнезда,

Не играет котенок веселым клубком, —

70 С воза, сноп-недовязок, в пустые борозды

Ты упал, чтобы грудь испытать колесом.

Вот и хрустнули кости... По желтому жнивью

Бродит песня-вдовица – ненастью сестра...

Счастливее елка, что зимнею синью,

Окутана саваном, ждет топора.

Разумнее лодка, дырявые груди,

Целящая корпией тины и трав...

О жертве вечерней иль новом Иуде

Шумит молочай у дорожных канав?

* * *

80 Забудет ли пахарь гумно,

Луна – избяное окно,

Медовую кашку – пчела

И белка – кладовку дупла?

Разлюбит ли сердце мое

Лесную любовь и жилье,

Когда, словно ландыш в струи,

Гляделся ты в песни мои?

И слушала бабка-Рязань,

В малиновой шапке Кубань,

90 Как их дорогое дитя

Запело, о небе грустя.

Напрасно Афон и Саров

Текли половодьем из слов,

И ангел улыбок крылом

Кропил над печальным цветком.

Мой ландыш березкой возник, —

Берестяный звонок язык,

Сорокой в зеленых кудрях

Уселись удача и страх.

100 В те годы Московская Русь

Скидала державную гнусь,

И тщетно Иван золотой

Царь-колокол н^дил пятой.

Когда же из мглы и цепей

Встал город на страже полей,

Подпаском, с волынкой щегла,

К собрату березка пришла.

На гостью ученый набрел,

Дивился на шитый подол,

110 Поведал, что пухом Христос

В кунсткамерной банке оброс.

Из всех подворотен шел гам:

«Иди, песноликая, к нам!»

А стая поджарых газет

Скулила: «Кулацкий поэт!»

Куда ни стучался пастух —

Повсюду урчание брюх,

Всех яростней в огненный мрак

Раскрыл свои двери кабак.

* * *

120 На полете летит лебедь белая,

Под крылом несет хризопраз-камень.

Ты скажи, лебедь пречистая, —

На пролетах-переметах недосягнутых,

А на тихих всплавах по озёрышкам

Ты поглядкой-выглядом не выглядела ль,

Ясным смотром-зором не высмотрела ль,

Не катилась ли жемчужина по чист^ полкЬ,

Не плыла ль злат-рыба по тихозаводью,

Не шел ли бережком добрый молодец,

130 Он не жал ли к сердцу певуна-травы,

Не давался ли на родимую сторонушку?

Отвечала лебедь умная:

«На небесных переметах только соколы,

А на тихих всплавах – сиг да окуни,

На матербй земле медведь сидит,

Медведь сидит, лапой моется,

Своей суженой дожидается.

А я слышала и я видела:

На реке Неве грозный двор стоит,

140 Он изба на избе, весь железом крыт,

Поперек дворище – тыща дымников,

А вдоль бежать – коня загнать.

Как на том ли дворе, на большом рундуке,

Под заклятою черной матицей,

Молодой детинушка себя сразил.

Он кидал себе кровь поджильную,

Проливал ее на дубовый пол.

Как на это ли жито багровое

Налетали птицы нечистые —

150 Чирей, Грызей, Подкожница,

Напоследки же птица-Удавница.

Возлетала Удавна на матицу,

Распря дала крыло пеньковое,

Опускала перище дб земли.

Обернулось перо удавнбй петлей...

А и стала Удавна петь-напевать,

Зобом горготать, к себе в гости звать:

«На румяной яблоне

Голубочек, —

160 У серебряна ларца

Сторожочек.

Кто отворит сторожец,

Тому яхонтов корец!

На осенней ветице

Яблок виден, —

Здравствуй, сокол-зятюшка, —

Муж Снафидин!

У Снафиды перстеньки —

На болоте огоньки!

170 Угоди-ка вежеством,

Сокол, теще,

Чтобы ластить павушек

В белой роще!

Ты одень на шеюшку

Золотую денежку!»

Тут слетала я с ясна месяца,

Принимала душу убойную

Что ль под правое тепло крылышко,

Обернулась душа в хризопраз-камень,

180 А несу я потеряшку на родину

Под окошечко материнское.

Прорастет хризопраз березынькой,

Кучерявой росной, как Сергеюшко.

Сядет матушка под оконницу

С долгой прялицей, с веретёнышком,

Со своей ли сиротской работушкой,

Запоет она с ниткой неровне

И тонёхонько и тихохонько:

«Ты гусыня белая,

190 Что сегодня делала?

Баю-бай, баю-бай,

Елка, челкой не качай!

Али ткала, али пряла,

Иль гусеныша купала?

Баю-бай, баю-бай,

Жучка, попусту не лай!

На гусеныше пушок,

Тега мальчик-кудряшок —

Баю-бай, баю-бай,

200 Спит в шубейке горностай!

Спит березка за окном

Голубым купальским сном —

Баю-бай, баю-бай,

Сватал варежки шугай!

Сон березовый пригож,

На Сереженькин похож!

Баю-бай, баю-бай,

Как проснется невзначай!»

* * *

Мой край, мое Поморье,

210 Где песни в глубине,

Твои лядины, взгорья

Дозорены Егорьем

На лебеде-коне!

Твоя судьба-гагара

С Кащеевым яйцом,

С лучиною стожары,

И повитухи-хмары

Склонились над гнездом.

Ты посвети лучиной,

220 Синебородый дед!

Гнездо шумит осиной,

Ямщицкою кручиной

С метелицей вослед.

За вьюжною кибиткой

Гагар нескор полет...

Тебе бы сад с калиткой

Да опашень враскидку

У лебединых вод.

Боярышней собольей

230 Привиделся ты мне,

Но в сорок лет до боли

Глядеть в глаза сокольи

Зазорно в тишине.

Приснился ты белицей —

По бровь холстинный плат,

Но Алконостом-птицей

Иль вещею зегзицей

Не кануть в струнный лад.

Остались только взгорья,

240 Ковыль да синь-туман,

Меж тем как редкоборьем

Над лебедем-Егорьем

Орлит аэроплан.

УСПОКОЕНИЕ

Падает снег на дорогу —

Белый ромашковый цвет.

Может, дойду понемногу

К окнам, где ласковый свет?

Топчут усталые ноги

Белый ромашковый цвет.

250 Вижу за окнами прялку,

Песенку мама поет,

С нитью веселой вповалку

Пухлый мурлыкает кот,

Мышку-вдову за мочалку

Замуж сверчок выдает.

Сладко уснуть на лежанке...

Кот – непробудный сосед,

Пусть забубнит впозаранки

Ульем на странника дед,

260 Сед он, как пень на полянке —

Белый ромашковый цвет.

Только б коснуться покоя,

В сумке огниво и трут,

Яблоней в розовом зное

Щеки мои расцветут,

Там, где вплетает левкои

В мамины косы уют.

Жизнь – океан многозвонный

Путнику плещет вослед.

270 Волгу ли, берег ли Роны —

Всё принимает поэт...

Тихо ложится на склоны

Белый ромашковый цвет.

515. Деревня

Валентину Михайловичу

Белогородскому

Будет, будет стократы

Изба с матицей пузатой,

С лежанкой-единорогом,

В углу с урожайным Богом:

У Бога по блину глазища —

И под лавкой грешника сыщет,

Писан Бог зографом Климом

Киноварью да златным дымом.

Лавицы – сидеть Святогорам,

10 Кот с потемным дозором,

В шелому, чтоб роились звезды...

Вот они, отчие борозды, —

Посеешь усатое жито,

А вырастет песен сыта!

На обраду баба с пузаном —

Не укрыть извозным кафтаном,

Полгода, а с телку весом.

За оконцами тучи с лесом,

Всё кондовым да заруделым...

20 Будет, будет русское дело —

Объявится Иван Третий

Попрать татарские плети,

Ясак с ордынской басмою

Сметет мужик бородою!

Нам любы Бух&ры, Алтай —

Не тесно в родимом крае,

Шумит Куликово поле

Ковыльной залетной долей.

По Волге, по ясной Оби,

30 На всяком лазе, сугробе

Рубили мы избы, детинцы,

Чтоб ели внуки гостинцы,

Чтоб девки гуляли в бусах

Не в чужих косоглазых улусах!

Ах, девки, – калина с малиной,

Хороши вы за прялкой с лучиной,

Когда вихорь синебородый

Заметает пути и броды!

Вон Полоцкая Ефросинья,

40 Ярославна – зегзица с Путивля,

Евдокию – Донского ладу —

Узнаю по тихому взгляду!

Ах, парни, – Буслаевы Васьки —

Жильцы из разбойной сказки,

Всё лететь бы голью на буяны

Добывать золотые кафтаны!

Эво, как схож с Коловратом,

Кучерявый, плечо с накатом,

Видно, у матери груди —

50 Ковши на серебряном блюде!

Ах, матери, – трудницы наши —

В лапбтцах, а яблони краше,

На каждой, как тихий привет,

Почил немерцающий свет!

Ах, деды, – овинов владыки,

Ржаные, ячменные лики,

Глядишь и не знаешь – сыр-бор

Иль лунный в сединах дозор?!

Ты, Рассея, Рассея-матка,

60 Чаровая, заклятая кадка!

Что там, кровь или жемчуга,

Иль лысого черта рога?

Рогатиной иль каноном

Открыть наговорный чан?..

Мы расстались с сарбвским звоном

Утолением плача и ран.

Мы новгородскому Никите

Оголили трухлявый срам, —

Отчего же на белой раките

70 Не поют щеглы по утрам?

Мы тонули в крови до пуза,

В огонь бросали детей, —

Отчего же небесный кузов

На лучи и зори скупей?

Маета как змея одолела,

Голову бы под топор...

И Сибирь, и земля Карела

Чутко слушают вьюжный хор.

А вьюга скрипит заслонкой,

80 Чернит сажей горшки...

Знаем, бешеной самогонкой

Не насытить волчьей тоски!

Ты, Рассея, Рассея-матка,

На мирской смилосердись гам:

С жемчугами иль с кровью кадка,

Окаянным поведай нам!

На деревню привезен трактор —

Морж в людское жилье.

В волсовете баяли: «Фактор,

90 Что машина... Она тоё...»

У завалин молчали бабы,

Детвору окутала сонь,

Как в поле межою рйбой

Железный двинулся конь.

Желть'1 пески, расступитесь,

Прошуми напоследках, полынь!

Полюбил стальногрудый витязь

Полевую плакучую синь!

Только видел рыбак Кондратий,

100 Как прибрежьем, не глядя назад,

Утопиться в окуньей гати

Бежали березки в ряд.

За ними с пригорка елки

Раз драли ноженьки в кровь...

От ковриг надломятся полки,

Как взойдет железная новь.

Только ласточки по сараям

Разбили гнезда в куски...

Видно, к хлебушку с новым раем

но Посошку пути не легки!

Ой ты, каша да щи с мозгами, —

Каргопольской ложке родня!

Черноземье с сибиряками

В пупыре захотело огня!

Лучина отплакала смолью,

Ендова показала течь,

И на гостя с тупою болью

Дымоходом воззрилась печь.

А гость, как оса в сетчатке,

120 В стекольчатом пузыре...

Теперь бы книжку Васятке

О Ленине и о царе.

И Вася читает книжку,

Синеглазый, как василек.

Пятясь, охая, на сынишку

Избяной дивится Восток.

У прялки сломило шейку,

Разбранились с бёрдами льны,

В низколобую коробейку

130 Улеглись загадки и сны.

Как белица, платок по брови,

Туда, где лесная мгла,

От полавочных изголовий

Неслышно сказка ушла.

Домовые, нежити, мавки —

Только сор, заскорузлый прах...

Глядь, и дед улегся на лавке

Со свечечкой в желтых перстах.

А гость, как оса в сетчатке,

140 Зенков не смежит на миг...

Начитаются всласть Васятки

Голубых задумчивых книг.

Ты, Рассея, Рассея-теща,

Насолила ты лихо вб щи,

Намаслила кровушкой кашу —

Насытишь утробу нашу!

Мы сыты, мать, до печенок,

Душа – степной жеребенок

Копытом бьет о грудину, —

150 Дескать, выпусти на долину,

К резедовым лугам, водопою...

Мы не знаем ныне покою, —

Маета-змея одолела

Без сохи, без милого дела,

Без сусальной в углу Пирогощей...

Ты, Рассея, – лихая теща!..

Только будут, будут стократы

На Дону вишневые хаты,

По Сибири лодки из кедра,

160 Олончане песнями щедры,

Только б месяц, рядяся в дымы,

На реке бродил по налимы,

Да черемуху в белой шали

Вечера, как девку, ласкали!

1926

516. Соловки

Распрекрасен Соловецкий остров,

Лебединая тишина...

Звенигброд, великий Рбстов

Баюкает голубизна,

А тебе, жемчужине Поморья,

Крылья чаек навевают сны,

Езера твои и красноборья

Ясными улыбками полны...

Камень и горбатая колода

Ю Золотою дышат нищетой,

По тебе лапбтцами народа

Путь углажен к глубине морской...

Глубина ты, глубота морская,

Зыбка месяца, царя-кита,

По тебе скучает пестрядная

Птица, что зовется красота!..

Гей ты, птица, отзовись на песню —

Дерево из капель кровяных!

Глубже море, скалы всё отвесней,

20 Плачут гуси в сумерках седых...

Распрекрасный остров Соловецкий,

Лебединая Секир-гора,

Где церквушка, рубленная клецки, —

Облачному ангелу сестра.

Где учился я по кожаной Триоди

Дум прибою, слов колоколам,

Величавой северной природе

Трепетно моляся по ночам...

Где впервые пономарь Авива

30 Мне поведал хвойным шепотком,

Как лепечет травка, плачет ива

Над осенним розовым Христом.

И Феодора – строителя пустыни,

Как лесную речку, помяну,

Он убит и в легкой <белой с>кр<ы>не

Поднят чайками в голубизну...

Помнят смирноглазые олени,

Как, доев морошку и кору,

К палачам своим отец Парфений

40 Из избушки вышел поутру.

Он рассечен саблями на части

И лесным пушистым глухарем

Улетел от бурь и от ненастий

С бирюзовой печью в новый дом...

Не забудут гуси-рыбогоны

Отрока Ивана на колу,

К дитятку слетелись все иконы,

Словно пчелы к сладкому дуплу:

«Одигитрия» покрыла платом,

50 «Утоли печали» смыла кровь...

Урожаем тучным и богатым

Нас покрыла песенная новь.

Триста старцев и семьсот собратий

Брошены зубастым валунам.

Преподобные Изосим и Савватий

С кацеями бродят по волнам...

В охровой крещатой ризе

Анзерский Елиазар

Кличет ласточек и утиц сизых

60 Боронить пустынюшку от кар:

«Ты, пустыня, мать-пустыня,

Высота и глубота!

На ключах – озерных стынях —

Нету лебедя-Христа!

Студены ручья коленца, —

Наше сердце студеней,

Богородица младенца

Возносила от полей:

«Вы, поля, останьтесь пусты,

70 Без кукушки дом лесной!»

Грядка белая капусты

Разрыдалася впервой:

«Утоли моя печали!» —

Плачет репа, брюква тож,

Пред тобой виновна вмале,

Как на плаху, никнет рожь!»

Богородица прижухла,

Оперлась на локоток:

«У тебя, беляны пухлой,

80 Есть ли Сыну уголок?»

– «Голубица, у белянки,

Лишь в стогах уснет трава,

Будет горенка с лежанкой

Для Христова Рождества!»

1926-192

8517. Погорельщина

Наша деревня – Сигбвой Лоб

Стоит у лесных и озерных троп,

Где губы морские, олень да остяк,

На тысячу верст ягелевый желтяк.

Сигбвец же – ярь и сосновая зель,

Где слушают зори медвежью свирель,

Как рыбья чешуйка, свирель та легка,

Баюкает сказку и сны рыбака.

За неводом сон – лебединый затон,

10 Там яйца в пуху и кувшинковый звон,

Лосиная шерсть у совихи в дупле,

Туда не плыву я на певчем весле.

Порато баско зимой в Сигбвце,

По белым избам на рыбьем солнце!

А рыбье солнце – налимья майка,

Его заманит в чулан хозяйка,

Лишь дверью стукнет – оно на прялке

И с веретёнцем играет в салки.

Арина-баба на пряжу дюжа,

20 Соткет из солнца порты для мужа,

По ткани свекор, чтоб песне длиться,

Доской резною набьет копытца,

Опосле репки, следцы гагарьи...

Набойки хватит Олёхе, Дарье,

На новоселье и на поминки...

У наших девок пестры ширинки,

У Степаниды, веселой Насти

В коклюшках кони живых брыкастей,

Золотогривы, огнекопытны,

30 Пьют дым плетеный и зоблют ситный.

У Прони скатерть синей Онега,

По зыби едет луны телега,

Кит-рыба плещет, и яро в нем

Пророк Иона грозит крестом.

Резчик Олёха – лесное чудо,

Глаза – два гуся, надгубье рудо,

Повысек птицу с лицом девичьим,

Уста закляты потайным кличем.

Когда Олёха тесал долотцем

40 Сосцы у птицы, прошел Сигбвцем

Медведь матерый, на шее гривна,

В зубах же книга, злата и дивна.

Заполовели у древа щеки,

И голос хлябкий, как плеск осоки,

Резчик учуял: «Я – Алконост,

Из глаз гусиных напьюся слез!»

* * *

Иконник Павел – насельник давний

Из Мстёр Великих, отец Дубравне,

Так кличет радость язык рыбачий...

50 У Павла ощупь и глаз нерпячий —

Как нерпе сельди во мгле соленой,

Так духовидцу обряд иконный.

Бакан и умбра, лазорь с синелью

Сорочьей лапкой цветут под елью,

Червлец, зарянку, огонь купинный

По косогорам прядут рябины.

Доска от сердца сосны кондовой —

Иконописцу как сот медовый,

Кадит фиалкой, и дух лесной

60 В сосновых жилах гудит пчелой.

•к * *

Явленье Иконы – прилет журавля,

Едва прозвенит жаворбнком земля,

Смиренному Павлу в персты и в зрачки

Слетятся с павлинами радуг полки,

Чтоб в роще ресниц, в лукоморьях ногтей,

Повывесть птенцов – голубых лебедей, —

Их плески и трубы с лазурным пером

Слывут по Сигбвцу «доличным письмом».

«Виденье Лица» богомазы берут

70 То с хвойных потемок, где теплится трут,

То с глуби озер, где ткачиха-луна

За кросном янтарным грустит у окна.

Егорию с селезня пишется конь,

Миколе – с крещатого клена фелонь,

Успение – с перышек горлиц в дупле,

Когда молотьба и покой на селе.

Распятие – с редьки – как гвозди креста,

Так редечный сок опаляет уста.

Но краше и трепетней зографу зреть

80 На птичьих загонах гусиную сеть,

Лукавые мёрды и петли ремней

Для тысячи белых кувшинковых шей.

То Образ Суда, и метелица крыл —

Тень мира сего от сосцов до могил.

Студеная Кола, Поволжье и Дон

Тверды не железом, а воском икон.

Гончарное дело прехитро зело,

Им славится Вятка, Опошня-село;

Цветет Украина румяным горшком,

А Вятка кунганом, ребячьим коньком.

Сигбвец же Андому знает реку,

Там в крынках кукушка ку-ку да ку-ку,

Журавль-рукомойник курлы да курлы,

И по сту годов доможирят котлы.

Сигбвому Лбу похвала – Силивёрст,

Он вылепил Спаса на Лопский погост,

Украсил сурьмой и в печище обжег,

Суров и прекрасен глазуревый Бог.

На Лопский погост (лопари, а не чудь)

Укажут куницы да рябчики путь, —

Не ешь лососины и с бабой не спи,

Берестяный пестер молитв накопи,

Волвянок-Варвар, богородиц-груздей,

Пройдут в синих саванах девять ночей,

Десятые звезды пойдут на потух,

И Лопский погост – многоглавый петух —

На кедровом гребне воздынет кресты:

Есть Спасову печень сподобишься ты.

О русская сладость – разбойника вопь —

Идти к красоте через дебри и топь

И пестер болячек, заноз, волдырей

Со стоном свалить у Христовых лаптей!

О мед нестерпимый – колодовый гроб,

Где лебедя сон – изголовьице-сноп,

Под крылышком грамота: «Чадца мои,

Не ешьте себя ни в нощи, ни во дни!»

•к -к *

Порато баско зимой в Сиговце!

Снега как шапка на устьсысольце,

Леса – тулупы, предлесья – ноги,

Где пар медвежий да лосьи логи,

По шапке вьются пути-сузёмки,

По ним лишь думу нести в котомке

От мхов оленьих до кипарисов...

Отец «Ответов» Андрей Денисов

И трость живая – Иван Филиппов

Сузёмок пили, как пчелы липы.

Их черным медом пьяны доселе

По холмогорским лугам свирели,

По сизой Выге, по Енисею

130 Седые кедры их дыхом веют...

Но вспять сказанье! Зимой в Сигбвце

Помор за сетью, ткея за донцем,

Петух на жердке дозорит беса,

И снежный ангел кадит у леса,

То киноварный, то можжевельный,

Лучась в потемках свечой радельной.

И длится сказка... Часы иль годы?

Могучей жизни цветисты всходы.

За бородищей незрим Васятка,

140 Сегодня в зыбке, а завтра – на-ка...

Кудрявый парень, берёста – зубы,

Плечистым дядям племянник любый!

Изба – криница без дна и выси —

Семью питает сосцами рыси.

Поет ли бахарь, орда ли мчится,

Звериным пойлом полна криница,

Извечно-мерно скрипит черпуга...

Душа кукует иль ноет вьюга,

Но сладко, сладко к сосцам родимым

150 Припасть и плакать по долгим зимам!

Не белы снеги, да сугробы,

Замели пути до зазнобы,

Не проехать, не пройти по проселку

Во Настасьину хрустальную светелку!

Как у Настеньки женихов

Было сорок сороков,

У Романовны сарафанов —

Сколько у моря туманов!..

Виноградье мое со калиною,

160 Выпускай из рукава стаю лебединую!

Уж как лебеди на Дунай-реке,

А свет-Настенька на белой доске,

Не оструганной, не отесанной,

Наготу свою застит косами!

Виноградье мое, виноградьице,

Где зазнобино цветно платьице?

Цветно платьице с аксамитами

Ковылем шумит под ракитами!

На раките зозулит зозуля:

«Как при батыре-есауле...»

Ты, зозуля, не щеми печёнки

У гнусавой каторжной девчонки!

Я без чести, без креста, без мамы

В Звенигороде иль у Камы

Напилась с поганого копытца,

Мне во злат шатер не воротиться!

Ни при батыре-есауле,

Ни по осени, ни в июле,

Ни на Мезени, ни в Коломне,

А и где, с опитухи не помню,

Я звалася свет-Анастасией!..

Вот так песня, словеса лихие,

Кто пропел ее в гол^бый вечер

На дремотном веретённом вече?!

И сказал Олёха: «Это ели

Стать смолистым срубом захотели

Или сосны у лесной часовни

Запряглися в ледяные дровни,

Чтоб бежать от самоедской стужи,

190 Заглядеться в водопой верблюжий».

«Нет, – сказала кружевница Проня, —

Это кони в петельной погоне

Расплескали бубенцы в коклюшках

Или в рукомойнике кукушка

Нагадала свадьбу Дорофею».

«Знать, прогугукал филин к снеговею, —

Молвил свекор, – или гусь с набойки

Посулил леща глазастой сойке...»

Силивёрст пробаял: «То в гончарной

200 Стало рябому котлу угарно,

Он и стонет, прасол нетверезый!..»

Светлый Павел, утирая слезы,

Обронил из уст словесный бисер:

«Чадца, теля не от нашей рыси,

Стала ялова праматерь на удои,

Завывают избы волчьим воем,

И с иконы ускакал Егорий —

На божнице змий да сине море!

Не усыпающую в молитвах Богородицу

210 Кличьте, детушки, за застолицу!»

«Обрадованное Небо —

К Тебе озера с потребой,

Сладкое Лобзание —

До Тебя их рыдание!

Неопалимая Купина —

В чем народная вина?

Утоли Моя Печали —

Стань березкой на протале!

Умягчение Злых Сердец —

220 Сядь за теплый колобец!

Споручница Грешных —

Спаси от мук кромешных!»

Гляньте, детушки, за стол —

Он стоит чумаз и гол,

Нету Богородицы

У пустой застолицы!

Вы покличьте-ка, домочадцы,

На Сигбвец к студеному долу

Парусов и рыбарей братца,

230 Святителя теплого – Миколу!

Он, кормилец, в ризе сермяжной,

Ради песни, младеня в зыбке,

Откушает некуражно

Янтарной ухи да рыбки.

«Парусов погонщик Миколае,

Объявился змий в родимом крае,

Вороти Егорья на икону —

Избяного рая оборону!

Красной ложкой похлебай ушицы,

240 Мы тебе подарим рукавицы

И на ноженьки оленьи пимы, —

Свете тихий, свет незаходимый!

Русский сад – мужики да бабы,

От Норвеги и до смуглой Лабы

Принесем тебе морошки, яблок, —

Ты воспой нам, сладковейный зяблик!»

Правило веры и образ кротости,

Не забудь соборной волости!

В зимы у нас баско —

250 Деды бают сказки,

Как потемок скрыни,

Сарафаны сини,

Шубы долгоклинны,

Лестовицы чинны!

По моленным нашим

Чирин да Парамшин

И персты Рублёва —

Словно цвет вербовый!

По зеленым вёснам

260 Прилетает к соснам

На отцов могилы

Сирин песнокрылый.

Он, что юный розан,

По Сигбвцу прозван

Братцем виноградным,

В горестях усладным:

«Ти-лй, ти-ли-лй —

Плывут корабли —

Голубые паруса

270 Напрямик во небеса.

У реки животной

Берег позолотный,

Воды-Маргариты

Праведным открыты.

Кто во гробик ляжет

Бледной, лунной пряжей,

Тот спрядется Богом

Радости залогом!

Гробик ты мой, гробик,

280 Вековечный домик,

А песок желтяный —

Суженый, желанный!»

Гляньте, детушки, на стол —

Змий хвостом ушицу смёл,

Адский пламень по углам:

Не пришел Микола к нам!

* * *

Увы. увы. раю прекрасный!..

Февраль рассыпал бисер рясный,

Когда в Сигбвец, златно-бел,

290 Двуликий Сирин прилетел.

Он сел на кедровой вершине,

Она заплакана доныне,

И долго-долго озирал

Лесов дремучий перевал.

Истаевая, сладко он

Воспел: «Кирие, елейсон!»

Напружилось лесное недро,

И, как на блюде, вместе с кедром

В сапфир, черемуху и лен

300 Орел чудесный вознесен.

В тот год уснул навеки Павел,

Он сердце в краски переплавил

И написал икону нам:

Тысячестолпный дивный храм

И на престоле из смарагда,

Как гроздь в точиле вертограда,

Усекновенная глава.

Вдали же никлые березы

И журавлиные обозы,

310 Ромашки и плакун-трава.

Еще не гукала сова

И тетерев по талой зорьке

Клевал пестрец и ягель горький,

Еще медведь на водопое

Гляделся в зеркальце лесное

И прихорашивался втай, —

Стоял лопарский сизый май,

Когда на рыбьем перегоне

В лучах озерных, легче соний,

320 Как в чаше запоны опал,

Олёха старцев увидал.

Их было двое светлых братии,

Один Зосим, другой Савватий,

В перстах златые кацеи...

Стал огнен парус у ладьи

И невода многоочиты,

Когда, сиянием повиты,

В нее вошли озер Отцы:

«Мы покидаем Соловцы,

330 О человече Алексие!

Вези нас в горнюю Россию,

Где Богородица и Спас

Чертог украсили для нас!»

Не стало резчика Олёхи...

Едва забрезжили сполбхи,

Пошла гагара наутек,

Заржал в коклюшках горбунок,

Как будто годовалый волк

Прокрался в лен и нежный шелк.

340 Лампада теплилась в светелке,

И за мудреною иголкой

Приснился Проне смертный сон:

Сиговец змием полонен,

И нет подойника, ушата,

Где б не гнездилися змеята.

На бабьих шеях, люто злы,

Шипят змеиные узлы.

Повсюду посвисты и жала,

И на погосте кровью алой

350 Заплакал глиняный Христос...

Отколе взялся Алконост,

Что хитро вырезан Алешей:

«Я за тобою по пороше!

Летим, сестрица, налегке

К льняной и шелковой реке!»

Не стало кружевницы Прони...

С коклюшек ускакали кони,

Лишь златогривый горбунок,

За печкой выискав клубок,

360 Его брыкает в сутемёнки,

А в горенке по самогонке

Тальянка гиблая орет —

Хозяев новых обиход.

•к * *

Степенный свекор с Силивёрстом

Срубили келью за погостом,

Где храм о двадцати главах,

В нем Спас в глазуревых лаптях.

Который месяц точит глина,

Как иней ягодный крушина,

370 Из голубой поливы глаз