Текст книги "Бесконечность любви, бесконечность печали"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)
В эти две недели Катя незаметно для себя привыкла постоянно разговаривать с малышом. В мыслях рисовались радужные картинки: вот они вдвоем с маленьким, вот он улыбается в коляске, вот она ведет его за руку, а вот он сам шагает в школу. Учится хорошо, вернее отлично, как мама с папой...
Папа... Странно, но как только она спотыкалась об это слово, на яркие картинки будущего опускалась серая вуаль, они тут же тускнели, наполняясь беспросветной печалью.
«Ну что, маленький? Пора в палату, – снова вернулась она к разговору с ребенком. – По плану у нас обед и тихий час».
Бросив последний взгляд в окошко, Катя машинально глянула на открывшуюся входную дверь и обмерла: в холл вошли... Виталик и Алиса в знакомой норковой шубе!
«Что они здесь делают? Неужели вздумали меня навестить? Но откуда могли узнать, где я? – не веря собственным глазам, она поправила очки. – Выйти им навстречу? А вдруг они не ко мне? Вдруг по своим делам?»
Пока Катя лихорадочно соображала, как поступить – окликнуть или же ничем не выдавать свое присутствие, ситуация прояснилась: на ступенях, ведущих в корпус, показалась заведующая отделением, в котором лежала Катя, и махнула вошедшим рукой. Перекинувшись с ней парой слов, Виталик с Алисой сдали в гардероб верхнюю одежду и, взявшись за руки, пошли вслед за женщиной.
Не зная, куда они направились, на всякий случай Проскурина решила задержаться. Пересечься в запутанных коридорах больницы, с одной стороны, было сложно, с другой – проще простого. А это нежелательно.
«Скорее всего, Алиска приехала на прием к гинекологу. И Виталика с собой прихватила... Странно, он ведь терпеть не может больниц и докторов. Сколько лет я его уговаривала пройти обследование для ЭКО... – с грустью припомнила Катя. – Надо срочно звонить Надежде: что там с автомойкой? Я же еще неделю назад обещала с ней связаться... Совсем из головы вылетело! До развода – всего ничего, а ситуация, можно сказать, в корне изменилась. Судя по всему, автомойка отцу теперь не скоро понадобится. Если вообще понадобится... Временно нетрудоспособные мы теперь. Мне за счастье будет найти хоть какую-то подработку, так как постоянное место беременной вряд ли светит. У Арины Ивановны зарплата не бог весть какая, да и отцу на одну пенсию не протянуть – лекарства нынче не дешевы. А после родов нам с маленьким ого-го-го какие суммы понадобятся! Да уж, ситуация... Хорошо, если Виталик вернет деньги, вложенные отцом в автомойку, а я при разводе получу хоть небольшую компенсацию – первое время проживем. И потом... Жилье у нас с малышом будет, перееду к отцу. Арина Ивановна снова сдаст квартиру, хоть какая-то копейка... Права Надежда: можно уйти с гордо поднятой головой, громко хлопнув дверью, но это просто гордыня. Надо успеть до развода составить новый брачный договор... Позвоню ей вечером. И еще хорошо бы быстрее встретиться с адвокатом для Половинкиной – обещала ведь помочь человеку. Но адвокату платить придется... Да, Екатерина Александровна, не получится у вас спрятать голову в песок... Всё, завтра попрошусь домой. Время на анестезию чувств вышло... Пора в палату, а то совсем замерзну», – поежилась она.
В холле и в самом деле было не жарко: входная дверь постоянно открывалась, огромные панорамные окна под напором морозного воздуха снаружи тепло не держали.
К отделению гинекологии Катя направилась по большому обходному кругу, через лестницы и запутанные переходы. На всякий случай: не хватало еще столкнуться в лифте с Виталиком и Алиской! Чем позже они узнают о ее положении, тем лучше. Для них в том числе.
Добравшись до отделения по пожарной лестнице, она приоткрыла скрипучую дверь, выглянула в коридор и тут же отпрянула: на кушетке напротив кабинета УЗИ сидел Виталик и теребил в руках дамскую сумочку. Видно, ждал Алису.
Пройти мимо незамеченной было невозможно. Как и попасть в отделение. Разве только повторить весь путь заново и зайти с парадной стороны? Но в таком случае все равно попадешься на глаза Виталику: дверь палаты буквально в десяти метрах от кушетки.
Кате ничего не оставалось, как затаиться и ждать на лестничной площадке, пока они уйдут. Наконец послышался звук открывающейся двери.
– ...И все-таки, Алиса, вы должны серьезно отнестись к своему состоянию... Поздравляю вас, молодой человек! Скоро станете отцом! – раздался голос доктора. – Но я ей рекомендую, нет, даже настаиваю, прямо сейчас лечь в стационар.
– Прямо сейчас?.. – судя по всему, Виталик растерялся. – Но мы только утром вернулись с отдыха. Даже вещи не разобрали...
– То, что отдохнули, хорошо. И все же беременность, да еще поздняя и долгожданная, требует особого внимания. Чемоданы могут подождать.
Повисла пауза.
– Алис, может, тебе и вправду лучше лечь в больницу? – засомневался Проскурин. – После разберем эти вещи.
– Виталик, я себя великолепно чувствую! – голос Селезневой звучал воодушевленно. – Я здесь вся изведусь, там ведь столько подарков! Их же все перемерить надо. Женщинам знаешь, как это поднимает настроение? К тому же на кого я тебя оставлю? -игриво промурлыкала она. – Нет, нет и нет! Возьму отгулы: буду отдыхать дома, ждать тебя с работы, варить щи, борщи, жарить котлеты.
Раздался звонкий чмок.
– Ну, как знаешь... – по интонации чувствовалось: сказанное Виталику весьма польстило. – Это вам, – произнес он после небольшой паузы.
– Нет-нет, что вы! Немедленно спрячьте деньги! – тон заведующей изменился на возмущенно-категоричный. – Валерия Петровна попросила меня о консультации, вот к ней и идите. Знаете, где ее кабинет?.. Направление в стационар я выписала, покажите начмеду. Пусть она сама решит, как с вами быть... Лично я настаиваю на том, чтобы вы легли на сохранение. Вам надо лежать, ни в коем случае не напрягаться, не поднимать тяжелое. И даже примерки лучше отложить. Любые лишние движения сейчас могут быть опасны, – судя по звуку, в этот момент она запирала кабинет. – Ну все, до свидания!
– Спасибо! – в один голос поблагодарили Виталик и Алиса.
«Она беременна?! – удивлению Кати не было предела – Вот это
совпадение! То-то они казались такими счастливыми в холле. Вот и сбылась Виталькина мечта! Появится наконец у него наследник... – думала она, слушая удалявшиеся шаги. – Смотри ты, и никакое ЭКО не понадобилось: стоило нам заиметь новых партнеров, как проблема бездетности чудесным образом разрешилась. Права Ольга: классический случай несовместимости. И стоило тратить десять лет жизни, чтобы это понять? Столько врачей прошли, столько обследований, столько лекарств извели, столько денег... А ларчик просто открывался. Что ж, оно и к лучшему: проблем с расторжением брака зато не возникнет».
Выждав еще какое-то время, Катя выглянула в коридор: никого, кроме больных.
– Женщины, обедать! – разнесся по коридору зычный голос из столовой...
...Валерия Петровна вернулась с совещания, закрыла за собой дверь кабинета на ключ, швырнула на стол папку, автоматически включила электрочайник и, сложив на груди руки, уставилась в красную кнопку на пластиковой панели.
«Да что ж снова не везет?! – негодовала она в душе. – Будто заколдовал кто! Только начнешь приближаться к цели, как все летит в тартарары! Видно, неслабый недоброжелатель у меня завелся... Можно сказать, враг... Впрочем, могут и под главврача копать... А иначе с какой бы радости наверху затеяли внеплановую комплексную проверку больницы?.. Но если против меня – ох, зря...» – зловеще свела она брови...
...К концу четвертого курса Гаркалина почти выбилась в отличницы. Хотя будущая профессия по-прежнему никак к себе не располагала, она быстро смекнула, что, имея диплом врача, можно добиться многого как в самой медицине, так и в смежных сферах. Главное – уметь заводить нужные знакомства и дружить с кем надо. Да и о личной жизни уже не мешает задуматься. Пятый курс, пора. Вон, школьная подруга успела выскочить замуж за первую любовь – Витю Никоненко.
Вспомнив их свадьбу, Лера мстительно усмехнулась. Как бы то ни было, но поквитаться ей удалось, торжество молодым она испортила. Мать Виктора – директор школы, вычеркнувшая ее когда-то из списка медалистов, попала в больницу с инфарктом и вскорости отдала Богу душу. Не по вине Леры, вернее, не только по ее вине.
Случилось все осенью. К тому времени Никоненко после радио-теха приступил к работе инженером в районном узле связи. Жанна доучивалась в меде и тоже планировала вернуться в родной райцентр. К удивлению Леры, подруга, как и она, выбрала специализацией гинекологию. Но, кроме специализации, а также того, что Гаркалиной все еще нравился Виктор, ничего общего у них не было. И не могло быть. Валерия давно и твердо решила: никаких районных центров, никаких забытых Богом больничек! Хватит, нажилась и насмотрелась на бедноту и нищету. Она – птица совсем другого полета. Как минимум – областной центр, как максимум -Минск. Конечно, начинать придется рядовым врачом, но дальше...
Она еще всем покажет! И отомстит. Особенно тем, кто когда-то ею пренебрег. Семье Никоненко – в первую очередь.
И отомстила, хотя по большому счету все вышло случайно. Встретилась с Виктором в автобусе, когда ехала домой за теплой одеждой. Тот простодушно обрадовался, увидев ее, и тут же огорчился: скорее всего, вряд ли она приедет в родной городок в следующий четверг, когда у него мальчишник, а у Жанны девичник. Но в субботу – свадьба, и они ее обязательно ждут, приглашение на торжество выслано по домашнему адресу.
В ответ Гаркалина изобразила глубокую печаль: увы, не получится. И сослалась на какую-то выдуманную конференцию.
На самом деле на свадьбу школьной подруги она и не собиралась, хотя приглашение получила. Во-первых, как и прежде, не было достойного наряда. Во-вторых, не хотелось портить себе настроение: снова не ей, а Жанне достался приз – первая любовь. Чему тут радоваться? Потому и поехала за вещами на неделю раньше, чтобы никому не попасться на глаза.
И надо же, такая встреча!
Витя расстроился, но вдруг, осененный идеей, просиял: почему бы в таком случае ему сегодня не собрать друзей, которые не смогут попасть на свадьбу? Жанна с мамой поймут и поддержат. Через час он позвонил и пригласил к себе на шесть вечера. Подумав, что в любом случае это лучше, чем сидеть дома, Лера решила сходить.
Приглашенных оказалось четверо: еще один одноклассник, который уезжал на работу по распределению в далекий город, и двоюродный брат жениха с женой и сыном-подростком. Эти на следующей неделе отбывали на новое место службы в Россию. Мама жениха, посидев какое-то время за столом, отправилась к будущим родственникам, где вовсю шла подготовка к свадьбе. Через час компанию покинула семейная пара с сыном, а вслед за ними и одноклассник – торопился на ночной поезд. По правилам приличия, Лере тоже следовало уйти. Но...
К тому времени в ее голове уже созрел план: Витя должен стать ее первым мужчиной! И неважно, что через неделю он женится на другой. Она была вынуждена выбросить этого подлеца из своей памяти, а вот его заставит помнить ее всю жизнь.
Между тем не подозревающий о коварном замысле школьной подружки невесты Витя щедрой рукой подливал в бокалы спиртное и, разгоряченный детскими воспоминаниями, признался: всегда завидовал их с Жанной дружбе. Если честно, они обе ему нравились, а в восьмом классе он даже не знал, кого выбрать -Леру или Жанну. Оценив момент, Гаркалина расхохоталась и в ответ призналась, что тоже была к нему неравнодушна, мечтая хотя бы о единственном поцелуе, который возможен и сейчас. Первый и последний, и о нем никто не узнает.
Будучи на хорошем подпитии, бывший одноклассник тут же игриво привлек ее к себе, коснулся губами ее губ...
Все случилось тут же на диване, где их и застала вернувшаяся домой мать. И если до этого Лере доводилось лишь читать о немых сценах, то здесь она не просто наблюдала ее воочию, как говорится, от и до, но и играла главную роль.
Одевалась она не спеша, на прощание чмокнула в лоб мигом протрезвевшего жениха и, торжествуя в душе, с высоко поднятой головой продефилировала к выходу.
Мать Виктора сидела на стуле в прихожей и молча наблюдала за ее сборами. Жалкая и растерянная, эта женщина ничем не напоминала всегда уверенную в себе директрису школы.
– Как ты могла? – только и смогла выдавить она из себя.
Лера повернула голову и парировала с нескрываемым торжеством:
– Но вы же смогли не дать мне золотую медаль. Вот и я смогла. Легко! Счастливо оставаться!
Дом Никоненко она покидала триумфатором: она это сделала! Она отомстила главной обидчице и ее сыну! А что касается Жанны... Можно, конечно, и ей испортить свадебное настроение. Но, может, пока повременить, пусть немного понаслаждается счастьем? Как-никак в детстве у них было много хорошего.
А наутро Лера узнала, что у матери Никоненко случился инфаркт, и приняла решение пощадить бывшую подружку. Месть свершилась – вместо пышной свадьбы ее ждут похороны несостоявшейся свекрови.
Теперь наступило самое время подумать о замужестве. Присмотревшись к ближнему кругу, она наконец определилась: Семен Губерман, правильный еврейский мальчик, тихоня и отличник. В отличие от нее, буквально бредивший медициной.
«Это плюс, – рассуждала она. – Пойдет в гору – и я не пропаду. Ничего, что со странностями. Зато семья с надежными связями в медицинском мире».
Решено – сделано. На следующий день Валерия как бы случайно оказалась на лекции рядом с Семеном и как бы невзначай завела разговор о выборе специализации. На самом деле она хорошо знала, кем хочет стать Семен. Конечно, гинекологом, как его дедушка и бабушка. Мама Губермана тоже когда-то была врачом-гинекологом, но после рождения сына оставила работу и занялась им.
Подобная перспектива не отпугивала Гаркалину, наоборот: в таком семействе за счастье и дома с детьми посидеть, учитывая приходящую домработницу.
Назавтра уже сам Семен занял для нее место подле себя, а разговоры о медицине плавно и незаметно перетекли на другие темы. Через неделю он напрочь забыл об учебе и не сводил влюбленных глаз со светловолосой и голубоглазой подруги. Лера, как могла, отвечала взаимностью, хотя... внешне Губерман, мягко говоря, не прельщал. Высокий, худой, с непропорционально длинными конечностями, большим носом и глазами навыкате, он походил на чудовище из сказки. Не о таком Принце она, конечно, мечтала...
Но уж, если на то пошло, рядом с ним только и почувствуешь себя Василисой Прекрасной. К тому же воспитание у парня на высоте: вежлив, учтив, безропотно носит ее сумку с учебниками, провожает до общежития и еще долго стоит под окнами. Романтика, что тут сказать!
Со временем у Семена обнаружился еще один изъян – уж больно скромен и нерешителен он оказался, никак не мог набраться смелости и хотя бы поцеловать ее. Так и до окончания института можно проходить на пионерском расстоянии! Это Леру не устраивало. Пришлось предпринять ускоряющий маневр.
Подгадав момент, когда все три соседки по комнате уехали домой, она пригласила Губермана к себе на чашку чая и сама его поцеловала. По-дружески. Можно было развивать игру и дальше, пока разгоряченный страстью молодой человек не заметит, как окажется в постели. Но тут важно соблюдать правила: следующий шаг он должен сделать сам. Вероятно, девственник, пусть постепенно дозревает. К тому же требовалось продумать до мелочей, как убедить Семена, что и он у нее первый.
Но все сложилось удачно. По весне его предки на целый месяц отбыли к родственникам в Израиль, а сын, сопроводив их до Москвы, вернулся домой и в тот же вечер пригласил в гости Леру. Наконец-то!
Она явилась тут же, и буквально через час страстных поцелуев они оказались в постели. Спустя еще несколько минут Губерман потерял-таки девственность. Этот глупыш от захлестнувших чувств и впечатлений так и не понял, что только он. А Валерия роль девственницы сыграла безукоризненно. Даже расплакалась для достоверности.
Как и следовало ожидать, правильно воспитанный еврейский мальчик тут же признался ей в любви и сделал предложение. Правда, смущенно добавил: им придется дождаться возвращения мамы и папы и получить их согласие.
Увы, в тот момент Лера не придала последним словам особого значения, ибо не предполагала, какое место отведено родителям жениха в их отношениях. Первое знакомство тоже не насторожило: особого восторга они, конечно, не проявили, но были доброжелательны, подчеркивая, что уважают выбор сына. Лишь попросили повременить со свадьбой до окончания института.
Лера ликовала: цель достигнута! И долгое время в этом не было ни капли сомнения. Губерманы приглашали ее на семейные торжества, не забывали и о подарках. Семен был все так же внимателен, нежен и вел себя, как подобает будущему мужу: встречал, провожал, дарил цветы. Ей даже показалось, что она начала испытывать к нему чувства. Правда, почему-то он стал чуть менее разговорчив и чуть более задумчив. Но это легко объяснялось серьезностью намерений, ответственностью за будущее и, в конце концов, напряжением, связанным с окончанием института.
Виделись они теперь намного реже: она проходила ординатуру в Могилеве, Семен – в Минске. Конечно, ей это казалось несколько странным, так как родителям Губермана с их связями ничего не стоило организовать будущим молодоженам практику в одном городе. Но они тактично и деликатно объяснили свою политику: молодой паре полезно проверить чувства перед вступлением в брак. И заодно успокоили: после свадьбы им не составит труда перераспределить Леру к мужу.
Увы, за год до этого разговора Гаркалину обидели и в институте: несмотря на место в первой десятке по успеваемости, ее направили на работу в райцентр за сто километров от Витебска. Ничего ближе якобы не нашлось. Но она, помнится, не сильно тогда расстроилась: Губерман успел признаться в любви и сделать предложение.
И вот сейчас, когда все, казалось, уже свершилось, грянул гром среди ясного неба. Во время прогулки в парке Семен, глядя в землю, сообщил: послезавтра все их семейство... уезжает в Израиль. Квартира, машина проданы, чемоданы собраны, и сегодня ночью они навсегда покинут город.
Что ощутила в тот момент Лера, никакому описанию не поддается. Из окружающего пространства словно вмиг выкачали воздух
– ни вдохнуть, ни выдохнуть. И в этом полном вакууме ее вдруг потащило вниз, в темноту. Скорость нарастала, отдавала свистом в ушах. Ужас заставил Леру закрыть глаза: вот она, черная дыра...
Но так же внезапно все и закончилось. Будто высосав из своей добычи все соки, сила притяжения исчезла и оставила ее за ненадобностью в полушаге от бездны. В какой-то момент Лера обрела под ногами почву, покачнулась, открыла глаза...
Ничего вокруг не изменилось, все осталось на своих местах -парк, скамейки, деревья. И даже Семен, виновато бормотавший что-то в оправдание. Мол, родители давно хотели уехать и после посещения Израиля определились, стали собирать документы. Но с него взяли слово: никому ничего не скажет, потому и молчал. Надеялся, что до отъезда они успеют сыграть свадьбу и Валерия уедет вместе с ним. Но все получилось неожиданно быстро, документы готовы... Только пусть она не переживает: как только семья обустроится на новом месте, он сразу вызовет ее к себе.
Никакого вызова ждать не стоит – это Лера поняла сразу. Иначе зачем было скрывать? Ох дура она, дура! А ведь слухи об отъезде Губерманов ходили давно, ее даже предупреждали: зря надеешься
– мальчик из приличной еврейской семьи никогда на тебе не женится. Однако Валерия никого не слушала, считая, что все эти разговоры от зависти. Свадьба намечена на осень, и платье заказано. Вернее, не заказано, а, как пояснила мама Семена, родственники в Израиле не так давно выдали дочь замуж и пообещали прислать ее наряд.
Правда, в последний месяц в гости они ее не приглашали. Мол, затеяли ремонт к свадьбе. Якобы поэтому и Семен всегда торопился домой – помогать. Они давно не ходили вместе в кино, реже встречались, не говоря уже об интиме: пару раз всего и было, да и то второпях. Выходит, это все ширма для отвода глаз – и платье, и ремонт. Чтобы Валерия раньше времени не запаниковала…
Теперь у нее словно пелена с глаз упала. И надо же такому случиться: она, привыкшая жить по расчету, успела привязаться к Губерманам, в душе давно считала себя членом их семьи, верила безоговорочно! Как не сомневалась и в том, что однажды приедет домой не на рейсовом автобусе, а на личной машине, гордо промчится по центральной улице районного центра, и все будут оборачиваться, завидовать...
После той встречи в парке Лера Семена не видела. А спустя неделю выяснилось, что она беременна. Вроде предохранялась, считала безопасные дни – и вот на тебе! Как специально! Что теперь делать?
Но шок сменился надеждой: надо сообщить об этом Губерманам! Вдруг беременность все изменит? Вдруг они расчувствуются, пришлют вызов? Перебрав в памяти всех, кто мог бы ей помочь, она отправилась к гинекологу, родственнице уехавшего семейства, и после осмотра попросила сообщить им: ждет ребенка от Семена. Та, растерявшись, пообещала, однако потом лишь разводила руками: увы, связи пока нет. Хотя что-то подсказывало Лере: Губерманам она сообщила, и они ответили.
Меж тем время поджимало, уже ждала работа по распределению. Следовало срочно определиться: или избавляться от беременности, или ждать у моря погоды в надежде, что папашка и его родственники когда-нибудь о них вспомнят.
Растить ребенка одной? Нет уж... Сволочи! Не нужен ей их ребенок, она его уже ненавидит! Ничего... Придет время, и они об этом пожалеют.
Но пока предстоял аборт, и задачей номер один было найти опытного и не болтливого доктора. Лишней молвы ей, естественно, не хотелось, слишком многие могли упрекнуть: разве мы тебя не предупреждали? Так что пришлось снова идти на прием к родственнице Губерманов. Та, казалось, вздохнула с облегчением и пообещала все сделать наилучшим образом.
Спустя неделю Гаркалина, глотая слезы, тряслась в рейсовом автобусе, направляясь в очередной в ее жизни захолустный районный центр и, как молитву, шептала: придет час – отомщу! Жестоко.
И вот совсем недавно ей посчастливилось отомстить за свое унижение хоть кому-то из Губерманов. И снова как бы случайно все вышло. В списке студентов-практикантов она наткнулась на знакомую фамилию. Проверила – так и есть, внук гинеколога, которая когда-то делала ей аборт.
Дальнейшее было делом техники и личных связей. В итоге молодой человек на три года отправился по распределению в самую что ни есть чернобыльскую зону.
Вот так-то!..
«...И с какого такого перепугу наверху решили устроить проверку? – от приятных воспоминаний гнев Лежнивец поугас, позволив переключиться на другое. – Как бы то ни было, придется подготовиться. К чему могут прицепиться? По платным услугам больница едва ли не на лучшем счету, серьезных жалоб за последний год не было. С дисциплиной, конечно, всякое случается – коллектив большой, за всеми не уследишь. Но и соответствующая работа проводится. Накануне Нового года уволили по статье одного политически неблагонадежного доктора: специалист хороший, но ходил на митинги, а еще мог выпить. И чтобы все выглядело правдоподобно, под лозунгом «Пьянству – бой!» уволили еще и медсестру, отмечавшую день рождения в сестринской.
Впрочем, дисциплина – не зона ответственности начмеда. Для этого есть отдел кадров, главврач. Начмед отвечает за организацию лечебного процесса.
«Так... Надо припомнить, не случалось ли каких-либо инцидентов, – подтянула она к себе один из журналов, хотя и без того знала: там все в порядке, экстраординарных случаев за прошлый год не зафиксировано. Мелких недоразумений, конечно, хватает, но как же без них? А вдруг кто свежую жалобу накатал? -осенила догадка. – Надо поспрашивать насчет конфликтов в мое отсутствие...»
Лежнивец считала себя хорошим начмедом. Скрыть или утаить от нее что-то практически невозможно. А ведь стать таким «всевидящим оком» на новом месте оказалось ох как непросто! Но нашлись хорошие учителя, да и вообще жизнь закалила.
«Хочешь чего-то достичь в карьере – держи руку на пульсе!» -стало ее девизом.
И здесь все средства хороши: интриги, метод кнута и пряника. Действуй она иначе, не сумела бы завести практически во всех отделениях глаза и уши, не держала бы всех в кулаке. А так – в прошлом году ее даже грамотой наградили на День медицинского работника. И не абы какой, а от горисполкома. Вот после этого и пошли слухи о ее возможном повышении.
Положа руку на сердце, и грамота, и слухи не были случайными. Помог один вовремя появившийся в ее судьбе человек, благодаря которому она сейчас и занимала такую должность...
Вадим так и не смог включиться в работу. Вроде ничего не отвлекало – телефоны молчали, Зина за дверью вела себя тихо, как мышка. Лишь изредка доносился стук ее каблучков. Но думать о деле не получалось – голова тяжелая и пустая. И если поначалу усилием воли он еще мог заставить себя хоть что-то сделать – прочитать почту, проверить цифры, то вскоре, безрезультатно пытаясь осмыслить очередную запись, понял: теперь он и на это неспособен. И сразу закончилась даже видимость работы. Спрятав в стол номер телефона Валерии, он словно заблокировал там и остальное.
Выдвинув ящик, Ладышев достал листок с цифрами, долго на него смотрел, затем взял телефон, занес номер в контакты, задержал взгляд на дисплее...
Нет, не будет звонить. Не хочется. Не это сейчас для него главное. Надо себя как-то встряхнуть, заставить работать.
Отложив телефон, он приоткрыл створку окна и закурил.
Разница между температурой на улице и в кабинете была значительная, и тепло сразу уступило хлынувшему внутрь потоку ледяного воздуха, мгновенно вошедшего в противостояние с системой отопления. Вадиму даже показалось – он видит эту борьбу холода и тепла. Первый врывался в открытое окно, опускался вниз, расстилаясь по полу, и уже оттуда, дождавшись подкрепления, медленно поднимался вверх, вытесняя невидимой мощью сдававшее позиции растерявшееся тепло.
Когда атака холода добралась и до него, Ладышев быстро загасил сигарету.
«Минус двадцать пять, не меньше, – прикинул он, поежившись, и захлопнул створку. – К ночи, как и обещали, снова будет под тридцать... А Катя без шубы...» – напомнила о себе совесть.
На секунду задержав взгляд на небесно-голубой дымке, сквозь которую пробивались солнечные лучи, он вернулся в кресло, оживил успевший уснуть ноутбук и открыл на рабочем столе заветную папку, в которой хранил Катины стихи.
В отличие от матери, он никогда не считал себя любителем поэзии. Более того, до прошлого дня рождения, когда ему впервые в жизни посвятили стихи, он с трудом мог вспомнить, когда и где читал или слушал их в последний раз. Тогда он был приятно удивлен, не более.
Другое дело – состояние, когда чуть позже периодически стал получать стихи по почте и читать по утрам в кабинете: каждая строчка, каждое слово переполняли душу теплом и нежностью, от избытка чувств перехватывало дыхание.
В последние дни он часто их перечитывал, задумывался над датами под строками, восстанавливал хронологию событий.
...Ночь-разлучница. Тишина...
Я болею тобой. Не спится.
Телефон на столе. Слеза -Капля мокрая на ресницах.
За окном – свет далеких звезд:
Ограниченная безбрежность.
Я присниться тебе хочу,
Колыбельную спеть про нежность.
Еле слышно, едва дыша,
Избегая прикосновений.
Ты не бойся: моя душа Не разрушит твоих сновидений.
Легким облаком проплывет,
Промелькнет, пролетит, растает Если вдруг разбудила – прости И пойми: мне тебя не хватает.
Пожалей меня, не гони.
Я дороги назад не знаю.
Обними, рядом спать уложи -В снах твоих я легко засыпаю....
«И мне хочется засыпать в твоих снах, – перечитал он одно из стихотворений. – Но еще больше – вместе с тобой, рядом... – Глянул на дату: – Предпоследнее...»
После него в почте значилось еще одно послание: ссылка на блог и прощальное письмо. Больше от Кати ничего не приходило. Хотя он постоянно ждал ответа на несколько писем с просьбой позвонить, периодически включался в социальные сети, где у Кати аккаунты. Но в Интернете она не появлялась с того самого дня, как покинула редакцию.
«И словно отрезала себя от всего мира. Но зачем она так поступила со мной? – с какой-то детской обидой в который раз подумал Вадим. – Стихотворение написано... – он сверился с календарем, -...в ночь, когда она была в Гомеле. Я, как только прочитал, сразу позвонил... Как давно это случилось – больше трех недель назад! Целая вечность...» – погрузившись в воспоминания, он открыл папку с фотографиями из боулинг-клуба.
Две из них стали его любимыми. С одной, игриво улыбаясь, прямо на него смотрела Катя с микрофоном в руке, на другой они запечатлены рядом в тот самый момент, когда в игре объявили перерыв перед решающей партией. Он как раз приглашал ее продолжить день рождения и даже не заметил, что кто-то их снимал, настолько был увлечен разговором.
Никаких других фотосвидетельств их отношений не сохранилось: не успели попасть в объектив фотокамеры или не думалось, что наступит день, когда не будут вместе? Скорее, наоборот. Перед отлетом в Германию Вадим не сомневался: он проведет с этой женщиной всю оставшуюся жизнь.
«И вот дожил до «светлых» времен – ничего другого в голову не лезет... Что же ты делаешь со мной, Катя?» – откинувшись на спинку кресла, Вадим тоскливо уставился на монитор.
Словно уловив безвольное состояние хозяина, почувствовав полную свободу и бесконтрольность, мысли тут же стали рассеиваться, разбегаться, пока совсем не исчезли, оставив пустоту. Не 1улкую, не звенящую – никакую: окружающие звуки постепенно слились в затухающий монотонный гул, а затем и он исчез. В пустоте никого и ничего не осталось, даже Вадима.
Хотя почему никого? Кто-то же сумел понять, что это пустота? Во всяком случае тело определенно при нем. Но как бы фрагментарно, без управления из единого центра. Глаза то сосредотачивались на мониторе, то блуждали по кабинету, надолго застывая в любой беспредметной точке. Одна рука то лениво щелкала мышкой, то вычерчивала на раскрытой странице ежедневника геометрические узоры; другая то подпирала кулаком подбородок, то касалась мобильника, то бездвижно покоилась на подлокотнике. Ноги тоже отказывались быть в одной связке с телом: они или подолгу покоились, или находили себе занятие, о чем говорило ритмичное покачивание кресла.
Между тем приближалось время планерки.
– Вадим Сергеевич, – заглянула в кабинет Зина. – Вас...
– Пусть начинают без меня, – предугадав вопрос, отстраненно произнес он.
