Текст книги "Бесконечность любви, бесконечность печали"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)
«Ладышева, конечно, это не убьет, и не такое переживал, – просчитывала она вероятность исхода истории. – Но почву из-под ног вышибет. Узнать, что причиной смерти горячо любимого папаши была горячо любимая теща... О-о-о! Это взрыв, подобный ядерно– му!.. Хорошо бы подкрепить новость фактами, – вернулась она к мучительным ночным размышлениям. – Заручиться доказательством, пусть даже словесным... Но чьим? – присела она за стол, взяла карандаш и стала ритмично им постукивать. – ...Мышка-журналистка!» – осенило ее.
Она даже карандаш сломала на эмоциях. Швырнув в урну обломки, вскочила со стула и заметалась по кабинету. Как же она сразу не догадалась! Кто-кто, а Проскурина знает об истории появления статьи больше, чем любой другой! Ведь кто-то же должен был ее убедить, снабдить материалами наконец!
«А если Балай уже купила ее молчание? – Лежнивец на секунду обмерла. – Очень возможно, иначе она давно сдала бы ее Лады– шеву. Значит, и мне ничего не скажет, не расколется... Разве что ы деньги, за хорошие деньги... А они, с учетом ее положения, ой как нужны! Какой все-таки меркантильный этот мир!.. – скривилась она, припомнив Войткова. – Но с журналисткой надо быть предусмотрительнее: расчет только после выполнения обязательств... И все же любопытно, от кого она забеременела. Не от немца, это точно. Так, здесь очень важно не ошибиться... – Валерии Петровна снова присела за стол, по привычке потянулась рукой к стакану, где стояли карандаши и ручки. – А что если все-таки Ладышев?.. Нет, вряд ли. Знает о ее положении, но собирается жениться на другой, хотя был явно неравнодушен, – припомнила она растерянное выражение лица Вадима, когда тот увидел Катю с «отцом ребенка» на ступеньках больницы. – Жаль, Огородникова в декрете. Впрочем, она мне все равно ничего не рассказала бы... Обухов вот-вот подъедет, – Валерия Петровна посмотрела на часы и опять скривилась: – «С хорошими новостями...» Знаю я его «новости»! Кот помойный, – брезгливо поморщилась она, припомнив самодовольный мурлыкающий тон, красноречиво говорящий о том, что одним разговором приезд не ограничится. – Надо успеть позвонить журналистке...»
Лежнивец вернулась к столу, сняла трубку телефона:
– Архив? Срочно поднимите историю болезни одной пациентки... Я же сказала: срочно! – выслушав ответ, добавила она строгим, не терпящим пререканий тоном. – Записывайте...
...Едва за посетителем закрылась дверь, Людмила Семеновна сразу дала выход эмоциям: швырнула поверх бумаг на столе очки, резко тодвинув возмущенно скрипнувший стул, встала и подошла к окну.
«...Предатель! – раздувая ноздри, негодовала она. – Сволочь! Ох, не зря не спалось по ночам, не зря сердце ныло!»
Еще в начале года каким-то неведомым чутьем Балай уловила: за спиной зреет заговор.
Казалось, нет никаких оснований для дурных предчувствий: отношение руководства оставалось прежним, коллеги и подчиненные вели себя, как всегда, подчеркнуто уважительно. Одни благоволили ей, другим – она, перед одними она расшаркивалась, другие – перед ней. К тому же за годы работы ей удалось полностью сменить круг подчиненных – ситуация под контролем, можно спать спокойно.
Да вот не спалось. Не зря Людмила Семеновна слыла человеком осторожным – интуиция подсказывала: кто-то стал работать против нее. Она это сразу учуяла. Стоило ей зайти в собственный кабинет после новогодних праздников, как что-то сдавило грудь, стало тяжело дышать, от нехватки кислорода закружилась голова. Словно какая-то опасная примесь в воздухе появилась.
Но приступ удушья прошел довольно быстро, и вскоре она о нем забыла. Все силы бросила на поиски пассии Ладышева – той, которая могла разрушить ее далеко идущие планы. Пенсия не за горами, надо постараться себя материально обезопасить, заодно устроить личную жизнь Киры, выдать замуж за надежного человека.
Считая дочь в этом плане бестолковой, поисками жениха Людмила Семеновна занялась сама. Искала долго и усердно, присматривалась к окружению, к отпрыскам достигших чего-то в жизни коллег и приятелей. Подходящая кандидатура никак не подворачивалась: кто-то уже женат, у кого-то характер не приведи боже, а другие, наоборот, слишком инфантильны, шага не сделают без родительской подсказки.
Таких она даже не рассматривала. По ее разумению, мужем дочери должен быть только человек самостоятельный, достигший определенного статуса и материального положения. Такой и жену будет держать в кулаке, но при этом холить и лелеять, и тещу уважать. Потому она смотрела сквозь пальцы на легкомысленное поведение дочери, на ее ночные клубы, вечеринки. Пусть порезвится. Выйдет замуж – Людмила Семеновна ее за порог не выпустит без супруга.
Но достойные претенденты, как назло, на горизонте все не появлялись. Балай уже стала нервничать и вдруг совершенно случайно выяснила: ее непутевая дочь сама нашла отличного жениха. Материально обеспечен, имеет свой бизнес, входящий в сферу ее деятельности, интеллигентен, хорош собой, что, в общем-то, не столь важно. Главное – характер, а там – кремень! Уж в чем-чем, а в этом нельзя усомниться, достаточно было услышать фамилию Ладышев.
Признаться, первоначально эта фамилия вызвала у Людмилы Семеновны противоречивые чувства: с одной стороны, в памяти всплыл профессор, попивший немало ее кровушки, с другой – его сын поможет реализовать планы Балай, обеспечить ее дочери светлое будущее. Поразмыслив, она решила: не стоит оглядывать– ся на дела минувших дней, тем более что профессор, как говорит– ( я, канул в Лету. Она ему отомстила, и пора забыть.
Вавесив все «за» и «против», Балай решила действовать. Поначалу осторожно – надо понять, чем дышит профессорский отпрыск, что ему известно о прошлом, имеет ли покровителей в ее ведомстве. Пригласила его к себе в кабинет как бы для делового разговоора, хотя на самом деле хотела узнать поближе. Объект ей пришелся по вкусу: немногословный, учтивый, осторожный. Намекнула, что знакомство с ней может быть ему весьма полезным. И вскоре это доказала. Помогла по мелочи, но младший Ладышев все понял правильно и, как полагается в таких случаях, отблагодарил. Тихо, без лишних слов. С ним можно иметь дело.
Осенью, по ее понятиям, подоспело время перейти ко второму этапу сближения – объяснить Вадиму, что кроме деловых интересов их связывает нечто большее и для будущего зятя она может стать незаменимой не только в семье. Но сначала следовало раскрыть карты перед дочерью и включить ее в игру.
И тут случился первый облом – Кира заартачилась. Ей, видите ли, с ним неинтересно. Случайное знакомство, не любит она его, и точка. Услышав такое, Людмила Семеновна вскипела: да кто ее спрашивает, любит или нет, если думать надо о своем благополучии? Она что, до сих пор верит, будто браки совершаются на небесах? Да если бы Людмила Семеновна, набравшись терпения, не окучивала долгие годы ее папочку, то до сих пор прозябала бы в захудалой районной больничке, куда ее распределили! Кандидатуру потенциального мужа она выбирала долго и наверняка. Не поддалась чарам однокурсника, получившего такое же распределение, какое светило и ей. Лишь на последнем году учебы завязала знакомство с молодым профсоюзным лидером крупного предприятия. В советские времена профсоюзы считались Клондайком для избранных – тут тебе и путевки, и дефицитные товары! Правдами и неправдами втерлась в доверие, отсеивая конкуренток, периодически и в постель ложилась. Зато вскоре он помог перераспределиться в ведомственную поликлинику!
И пусть еще пять лет водил ее за нос, Людмила Семеновна своего добилась – и замуж вышла, и ее, Киру, родила. И да, не любя! Все и дальше могло быть замечательно, если бы Терентьев не оказался принципиально честным идиотом: квартиру получил, лишь отстояв многолетнюю очередь на жилье! И то после того, как она пригрозила, что заберет дочь и подаст на развод. Но о мертвых – или хорошо, или ничего. Бог с ним, пусть покоится с миром. Сама и в карьере чего-то добилась, и дом построила. Но какими усилиями, какими нервами!
«...С Ладышевым все будет иначе: он представитель новой, современной волны. Для него важны личные интересы, а не общественные, – поучала Людмила Семеновна дочь. – Не хочешь думать о себе – обо мне подумай, о будущих детях. Кстати, тебе надо ускорить этот процесс!»
Кира выслушала монолог матери молча, опустив голову, и, как той показалась, вняла ее советам. Во всяком случае прямо при ней позвонила Вадиму. К сожалению, абонент был недоступен. Но Балай это не расстроило: никуда Ладышев не денется, не успеет опомниться, как наденет ее Кирочке на палец обручальное колечко!
И вдруг в канун Нового года все едва не рухнуло: появилась соперница! Следом подкралась другая беда: после череды зимних праздников пошли гулять слухи о скорой смене руководства. Но эта замена еще неизвестно когда случится, а с соперницей следовало разобраться как можно скорее.
Пока Балай выясняла, кто такая, пока решала эту проблему, слухи воплотились в реальность: руководителей ведомства отправили на заслуженный отдых. И здесь, вместо того чтобы радоваться устранению конкурентки дочери, пришлось поволноваться не на шутку: над самой завис дамоклов меч.
До окончания ее контракта оставалось несколько месяцев, и еще недавно и тени сомнения не возникало, что в предпенсионном возрасте ей его продлят. Но сейчас карта легла иначе. Новые назначенцы пришли из другого клана (как известно, они существуют в любом ведомстве).
Уж кто-кто, а Балай точно знала: новички, освоившись на новом месте, начнут свою игру, в которой ей места не найдется. И не только ей, но и коллегам из старой команды. А тут еще заговорили об очередной оптимизации кадров. Понятно, кого в первую очередь «оптимизируют» – пенсионеров и тех, у кого заканчивается контракт. Ничего и придумывать не надо, чтобы убрать одних людей, а позже набрать других.
Так что обстановка в коллективе была нервной. Народ ждал, осторожничал, перешептывался, все косились друг на друга. Но чем дольше новое руководство откладывало решение кадрового вопроса, тем понятнее становилось Людмиле Семеновне, что под нее ведется подкоп: подчиненные перед ней уже не расшаркивались, как прежде, приближенные стали заметно более сухи и немногословны. «Здрасте», «до свидания» – и больше ни звука. Это обижало до глубины души: ведь именно она своими руками усадила некоторых в уютное чиновничье кресло!
И первый, кто был замечен в неблагодарном поведении, – Обухов. Влюбленный в нее когда-то однокурсник на поверку оказался не менее ушлым и прагматичным, чем сама Балай: перед окончанием института женился на учительнице с минской пропиской, перераспределился. Казалось бы, оскорбленный в свое время тем, что Людмила Семеновна отказалась выйти за него замуж, он не преминул снова объявиться в поле зрения студенческой любви, как только та устроилась на работу в министерство.
Отношения возобновились. Балай обрела на новом месте определенный вес и потянула за собой Обухова. Протолкнула сначала и завотделением, затем – в начмеды, еще через пару лет устроила ему перевод в свое ведомство. Старалась, ибо не сомневалась: свой человек, не подведет. Да и любовная связь обязывала.
Однако когда Юрий достиг цели, их роман по его инициативе постепенно стал сходить на нет: мол, жена получила повышение, надо думать о ее репутации, да и здоровье шалит. И то, и другое было правдой: супруга Обухова недавно заняла пост директора школы, а сам любовник, набрав за годы их связи почти сорок лишних килограммов, уже не тянул на героя ее романа – трусил, до испарины на лбу боялся, как бы жена не прознала об их не только служебных отношениях.
Но и Людмила Семеновна не слишком убивалась из-за отверженной любви. Главное – она всегда могла рассчитывать на взаимовыгодные отношения и благодарность Обухова. И вот здесь Ба– лай настигло разочарование: Юрий совсем обнаглел, и с каждым разом пропихнуть своего протеже на хлебную должность ей стоило все дороже. И морально, и материально. И доводы придумал – не подкопаешься: закатит глаза, покажет пальцем вверх – и все, разговор окончен. Не станет же она выяснять у тех, кто наверху, так ли это на самом деле.
Ну а год назад, когда жену Обухова избрали депутатом, разговаривать с ним стало вообще невозможно. Юрия Анисимовича словно подменили. Пресмыкающееся существо, как когда-то окрестила его про себя Людмила Семеновна, в один миг превратилось в высокомерно-чванливого чинушу, мнящего себя персоной грата.
Все это Балай не только злило, но и заставило задуматься. По сути, они играли в одной команде, и такое явное игнорирование ее шло против всех правил. Значит, есть тому причина. А вдруг кто-то занял ее место в его жизни? Однажды возникнув, эта мысль не отпускала, и вот сегодня нашла подтверждение: у Обухова появилась фаворитка.
Все началось с того, что Людмилу Семеновну попросили пристроить на работу жену одного приезжего депутата, и должность требовалась руководящая. Задача не из легких. Вакансий нет, и просто так кого-то снять или переставить не получится – почти за каждым стоит покровитель. Разве что перевести кого-то на повышение, но наверху тоже пальца не всунешь. Значит, надо найти того, кого можно подвинуть вниз.
И Балай такую кандидатуру нашла – Лежнивец. Муж на сегодняшний день – бывший министр, вряд ли сможет помешать. Почему-то она была уверена, что похлопотал за нее в свое время именно супруг. Фамилия дамочки показалась ей тогда знакомой, но значения она этому не придала: мало ли их, примелькавшихся! И поскольку с просьбой пристроить даму на работу обратилось к ней руководство «своей» команды, она перед отпуском и предло жила Обухову такой ход. Каково же было ее удивление, когда, отдохнув, узнала: подвинули совсем другого человека, а Лежнивец осталась при должности. Выходит, ее по-прежнему кто-то опекает. Но кто?
Первым делом она и задала этот вопрос прямо Обухову, на что тот, покраснев, привычно показал пальцем в небо. Пришлось смириться и на время о Лежнивец забыть.
Вспомнилась та, когда вышла статья о профессоре Ладышеве. Надо признаться, читала ее Людмила Семеновна со страхом – боялась найти упоминание о себе. Дочитав, успокоилась и неожиданно подумала о той девице-гинекологе: интересно, где она сейчас? Уж кто-кто, а Балай прекрасно знала, какова ее роль в истории с умершей пациенткой. Тогда влиятельные лица сразу дали понять: про гинеколога – ни звука, поскольку она вышла замуж за какую-то шишку и именно в ее интересах расследуется дело. Но почему даже спустя годы об этой женщине ничего не известно? Ушла из медицины? У Людмилы Семеновны настолько отчетливо промелькнули перед глазами те события, что даже вспомнилась девичья фамилия гинеколога, под которой та фигурировала в деле:Гаркалина. И она решила выяснить ее судьбу.
Гаркалина в списках ведомства не значилась, зато Балай вышла на... Лежнивец! Вот это уже крайне интригующе: кто же покровительствует милой дамочке?.. Неужели сам Обухов? У Людмилы Семеновны даже в глазах потемнело, лихорадочно забилось сердце, сжало виски, закружилась голова, затем последовал уже знакомый приступ удушья. Пришлось открыть окно, чтобы глотнуть морозного воздуха и остудить эмоции. Нет, быть того не может. ()бухов – трус и при нынешнем положении жены не рискнет иметь любовницу, да еще ей помогать.
Тем не менее о Гаркалиной-Лежнивец следовало срочно узнать побольше. Стоило задаться такой целью, как буквально на следующий день встретила эту женщину у палаты Ладышева!
«Любопытно, какие отношения их могут связывать спустя столько лет? Да еще после того, как Валерия Петровна обвинила во всех грехах Ладышева-младшего... А вдруг сердце Ладышева занято вовсе не журналисткой?» – пыталась она сложить паззл, но безответных вопросов стало только больше.
Впрочем, как и проблем. Вскоре Балай поняла: рано порадовалась тому, что ее фамилия не упомянута в материале Проскуриной. Лучше бы она вообще не встречалась с ней спустя столько лет! Того и гляди, ее роль в тех событиях вылезет наружу. Медицинский мир вовсю обсуждал статью о профессоре. Вспоминали о травле Ладышева-старшего, о неком списке противников, о талантливом сыне, которого по сути выбросили из системы. Не забыли и гинеколога, которой удалось выйти сухой из воды.
А ведь фактически, если бы не Балай, не всплыла бы та давняя история, за которую многим теперь ох как стыдно! Например, бывшему научному руководителю молодого хирурга. Он-то и обмолвился: сын профессора и врач-гинеколог встречались и даже собирались пожениться, но как только все произошло, та сразу вышла замуж за другого.
Какая ушлая дамочка! Логически сопоставив то немногое, что уже узнала о Лежнивец и что помнила из ее прошлого, Балай сразу наткнулась на нестыковки. Например, когда велось расследование, та имела срок беременности, совсем не совпадавший с датой брака. Людмила Семеновна тогда сразу просекла это опытным глазом. Но на то у новобрачных могли быть свои резоны, ее не касавшиеся. Сейчас же эта тема высветилась перед ней в другом ракурсе: а вдруг Лежнивец тогда была беременна от Лады– шева-младшего и скрыла сей факт от законного супруга? Прелюбопытно будет выяснить. И где ребеночек? Родила ли? В личном деле значится лишь рожденная до брака дочь.
«Хитра, стерва, – отдала должное Лежнивец Балай. – Осторожна, умна, ни с кем дружбы не водит, не сближается. Не удивительно, что ее участие в той истории фактически никому не ведомо. Вышла замуж, сменила фамилию, место работы... И за своего министра выскочила практически сразу после злополучной операции, сопоставляла она даты из личного дела Лежнивец и усмехалась.
Сложно поверить, что встретила она его в тот же день, выйдя из операционной... Значит, и Ладышев, и будущий супруг какое-то время существовали в ее жизни одновременно, и отцом ребенка мог быть как один, так и другой. Не зря ведь научный руководитель Ладышева-младшего до последнего считал ее невестой своего ученика... Что же получается?»
А получалось, что чаша весов с предположениями об отцовстве склонялась в пользу молодого хирурга. Но что же могло произойти с младенцем? Умер при родах? Вряд ли. Для врача-гинеколога, на стороне которого не только коллеги, но и собственный опыт, такое маловероятно. Патология, халатность медперсонала? Тоже странно...
Чем больше размышляла Людмила Семеновна, тем ближе к истине были ее предположения.
Как поступит женщина, которая забеременела не от мужа, но хочет сохранить семью?
Естественно, втайне сделает аборт, чтобы все было шито-крыто. А если для аборта уже упущен срок? Или если сам акт беременности поспособствовал благоприятному разрешению дела? Тогда женщина дождется родов и уже потом попробует решить проблему.
Сложно объяснить, почему Балай сразу уловила, что в истории беременности и родов Гаркалиной сокрыта тайна. Возможно, потому, что сама на ее месте поступила бы точно так же. По каким-то одной ей ведомым знакам Людмила Семеновна поняла: ищи, там спрятано нечто важное, и оно послужит тебе оружием. Зачем ей это оружие, она слабо представляла, но опасность, исходящую от Лежнивец, чувствовала четко: слишком много вдруг стало этой женщины.
Людмила Семеновна продолжила собирать информацию. Здесь очень кстати пришлось то обстоятельство, что секретарем в больнице у Лежнивец работал свой человечек – племянница соседки по городской квартире, которую Балай сдавала. Присматривать за квартирантами ей некогда, вот и обратилась за помощью к соседке, а та в свою очередь попросила пристроить на работу в больницу племянницу Полину. Мол, болезненная с детства, денег на докторов не напасешься.
Теперь пришло время Полине отплатить за доброе дело. Но ничего интересного о начальнице та не смогла рассказать. Пожаловалась только, что начмед приняла ее в штыки и терпеть не может. Правда, к концу разговора вспомнила: Валерия Петровна иногда надолго уединяется в кабинете с каким-то мужчиной. С кем, она понятия не имела, но пообещала разузнать и доложить.
И вот сегодня, кажется, паззл сложился и без помощи Полины. Около часа назад Людмиле Семеновне передали долгожданный пакет из роддома – историю родов Лежнивец, а буквально следом в кабинет постучался один из оставшихся преданными коллег и сообщил нечто сногсшибательное. Утром при рассмотрении кадровых вопросов у нового министра Обухов открыто выступил против Балай. Он предложил список новых людей, которых, по его мнению, необходимо привлечь взамен тех, в добропорядочности кого он сомневается и с которыми не рекомендовал бы продлевать контракт. В предоставленной ей копии списка фаворитов одной из первых значилась... Лежнивец.
Людмила Семеновна онемела: бывший друг и любовник ока– 1ллся врагом! Это удар! И дело не в том, как ударили, а как подкрались! Сжало виски, нарушилось сердцебиение, перехватило дыхание...
«Предатель! Сволочь! – вернувшись к столу, Людмила Семеновна вытащила из ящика вожделенный пакет из роддома, но гак и не открыла, спрятала в сумку. Некогда, после изучит, сейчас о другом следует позаботиться – как усидеть в кресле. – Ничего... Вы у меня еще все попляшете! – в негодовании сжала губы, ноздри раздулись, глазки сузились до миллиметровых щелок. – Итак, что мы имеем? Ладышев, Лежнивец, Обухов... – Балай вывела на листе бумаги три фамилии и соединила их стрелками. – Работать со мной Ладышев отказался, как, собственно, и стать моим зятем. Поскольку он бизнесмен, а я недвусмысленно дала понять, что могу быть полезна, его отказ должен иметь очень весомую причину... Как и желание Обухова убрать меня с должности и посадить в кресло... Лежнивец!.. В чем же их интерес?.. А может быть, для них обоих она и есть «свой человек»?» – вдруг осенило ее.
В висках снова мелко застучали молоточки, невидимый обруч сдавил голову, все поплыло перед глазами... Лихорадочно пошарив рукой в висевшей на спинке стула сумке, Людмила Семеновна нащупала пакет с лекарствами, высыпала содержимое на стол. Дрожащими пальцами выдавила из пластинок несколько таблеток, всыпала в рот, подтянула стакан, плеснув в него воды из графина, сделала пару глотков, закрыла глаза и замерла...
Такой силы приступа у нее еще не было.
«По нарастающей... Надо срочно обследоваться, – виски постепенно стало отпускать. Стараясь не совершать резких движений, она сделала еще несколько глотков воды, постаралась нормализовать дыхание. – Только когда, если обложили со всех сторон? Предатели, сволочи!.. – повторила Балай, но уже как-то вяло, как констатацию факта, открыла глаза и сразу наткнулась взглядом на лист с тремя фамилиями. – Посмотрим, чья возьмет... – сминая его пальцами сантиметр за сантиметром, думала она зловеще. – Сначала всех уничтожу, а затем уж обследуюсь... Может, и не понадобится. Разберусь с врагами – и само собой полегчает... – швырнула она смятый комок в мусорную корзину и в самом деле почувствовала себя лучше. – Совещание через полчаса, – глянула она на циферблат на стене и тут же решительно выпрямилась в кресле. – Надо продумать, как вести себя с бывшим «другом»... Он то еще не в курсе – я уже знаю, кто мой враг...»
7.
Катя закончила правку текста, оторвала взгляд от монитора, потянулась, зевнула, повернулась в кресле к приоткрытому окну и с улыбкой принялась разглядывать крыши домов, зеленые кроны деревьев, голубое небо с ажурными облаками... А какой пьянящий воздух! Весна, красота!
Пора уже выдвигаться из редакции: начало пятого, скоро появятся пробки на выезде из города. Свободный график работы, дарованный Жоржсанд, обладал массой прелестей, а главное – можно приехать и уехать, когда заблагорассудится. Никто Проскурину особо не загружал, никто не предъявлял требований. Хочешь – пиши, не хочешь – не пиши.
Поначалу для Кати это было в диковинку, и по многолетней привычке она торопилась на планерки, постоянно думала над новой темой. Пока однажды не поймала себя на мысли: все эти проблемы волнуют ее, как говорится, на автопилоте. На самом деле сегодня для нее единственная важная тема – беременность и будущее материнство. Никакие мировые новости и потрясения даже рядом не стояли с вопросами родоразрешения, грудного вскармливания, детских болезней, прививок, присыпок или памперсов. Вот что ей действительно интересно, пусть даже пока на уровне подготовки.
Соответственно, говорить и писать хотелось только об этом, как и читать. Зарегистрировавшись на нескольких форумах для будущих мамочек, почти все свободное время она проводила в Интернете. Каждый рабочий день для нее теперь начинался и заканчивался такими форумами. Молодые девушки и женщины в возрасте, беременные первенцем и родившие уже не одного малыша спрашивали, делились опытом, успокаивали, радовались, шутили, печалились. Этому объединенному темой материнства сообществу можно задать волнующий вопрос и получить десяток ответов практически мгновенно! Роднило их ожидание грядущего чуда – рождения ребенка.
«Вот и еще одна кроха появилась на свет! – улыбнулась Катя, решив перед уходом с работы заглянуть на форум. Там всех посвященных уже ждало сообщение и фото счастливой новоиспеченной мамочки – женщина на кровати и спящий рядом малыш.
Оба чувствуют себя хорошо... «Здоровья и счастья!» – тут же поздравила она и слегка взгрустнула: бывшая беременная обрела новый статус и теперь будет редко здесь появляться. Для мам с новорожденными детками актуальна другая ветка. – Надо собираться домой, – Катя глянула на часы в углу монитора, с сожалением вышла из форума и выключила компьютер. – Сказал бы мне кто полгода назад, что столько времени буду убивать в Интернете, читая какие-то форумы, покрутила бы пальцем у виска. А теперь вот в сумасшествие впала. Сладкое... – снова улыбнулась она. – Пopa, маленький, ехать, – привычно погладила Катя уже прилично округлившийся живот. – Или маленькая? На днях узнаем, хитрюга.
А то спрятался, так и не показал на предыдущих УЗИ, кто же ты. Эх, хорошо бы сразу и мальчика, и девочку. Аж завидки берут, у кого двойня рождается, – продолжая улыбаться, принялась она складывать флэшки, файлики, леденцы, к которым пристрастилась во время беременности.
Не успела протянуть руку к мобильнику на столе, как он завибрировал. Входящий номер в ее записной книжке не значился, что и не удивительно. Профессия журналиста приучила: то ты звонишь незнакомым людям, то они тебя разыскивают. И все же в силу разных причин Катя не всегда отвечала неизвестным абонентам, справедливо полагая, что по служебным вопросам с ней всегда можно связаться по телефону редакции. Последнее время она порой не отвечала даже знакомым: любые разговоры, любые новости, пусть и хорошие, способны внести сумятицу во внутренний мир, помешать плавному течению реки ее жизни. Она уже уверенно отсекала все внешние раздражители, нисколько о том не сожалея. Кто знает о ее состоянии – поймет, кто не поймет – его проблемы. Тем же, кому ничего не известно, и не надо. Придет время – все узнают.
Так что разговаривать с незнакомым абонентом Катя не собиралась, но, перекладывая телефон из руки в руку, чтобы спрятать в сумку, коснулась пальцем экрана и пошло соединение. Можно было, конечно, дать отбой, но стало неловко, и она решила ответить.
– Да, я слушаю.
– Екатерина Проскурина? – уточнил женский голос.
«Евсеева, – захотелось поправить Кате, но сдержалась. Новый
паспорт, в котором стоит девичья фамилия, она забрала накануне. Но ничего страшного, если для кого-то побудет Проскуриной еще денек. – Жуть, сколько документов придется менять, сколько времени тратить!» – подумалось почти автоматически.
– Да, Проскурина. Я вас слушаю.
– Добрый день...– женщина сделала паузу.
– Добрый. Представьтесь, пожалуйста, и говорите быстрее, я спешу.
– ...Меня зовут Валерия Петровна. Лежнивец. Лично мы не знакомы, но, думаю... вы знаете, кто я. Вы лежали на сохранении в нашей больнице. В начале февраля.
Катя замерла. В памяти моментально всплыло окно над крыльцом больницы, смотрящие ей вслед Вадим, женщина в белом халате... В груди похолодело. Стараясь прогнать воспоминание, она собрала все силы, тряхнула головой и сухо произнесла:
– Да. Я знаю, кто вы.
– Екатерина... Можно, я вас буду называть просто по имени? – заискивающе спросила Лежнивец.
«Как она смеет... после всего?!» – едва не задохнулась от возмущения Катя и, покачнувшись, опустилась в кресло.
От светлого, радужного настроения не осталось и следа.
– Мне бы этого не хотелось. Извините, не имею желания с вами что-нибудь обсуждать, – погасив эмоции, попыталась она уйти от разговора. – До сви...
– Вот как? – хмыкнув, перебила ее женщина и поспешила выложить главный козырь: – Вы в курсе, что Ладышев собрался жениться? Хотите знать на ком?
– Меня это не волнует. До свидания, – повторила Катя, но... не прервала разговор.
Лежнивец следовало отдать должное: точно вычислила, чем заинтриговать собеседницу.
– Уверена, вас это должно волновать больше, чем кого-то другого, – самодовольно усмехнулась она. – И причина не только в Ладышеве. Скорее, в его будущей теще. Вам о чем-нибудь говорит фамилия Балай?
Внутри у Кати что-то оборвалось, разбилось вдребезги, поражающие элементы пронзили едва затянувшиеся душевные раны...
«Балай добилась своего? Вадим... Как же... Как же ты?..» – так и не сформулировав вопрос, она сомкнула задрожавшие губы, крепко зажмурила глаза, чтобы удержать готовые брызнуть слезы.
– Эта фамилия мне ни о чем не говорит, – из последних сил окатила холодом собеседницу Катя. – Вы ошиблись. Не звоните мне больше, – добавила с убедительными паузами между словами, на секунду размежила мокрые слипшиеся ресницы и нажала на символ завершения разговора.
«Вот и все... – в полном бессилии откинулась она к спинке кресла. – Вот и конец всем сомнениям: одна женщина, вторая, третья... Ладно, у него своя жизнь. Нам с ребенком в ней места нет. И для нас его больше нет. Был, а теперь нет... И не будет...» – вяло подве– мл итог Катя, уже даже не пытаясь бороться со слезами.
Скорее, наоборот. Ей захотелось зарыдать, забиться в истерике, выплеснуть оставшиеся в душе кровавые сгустки боли... Но это сделать в редакции? Тут же набежит толпа сочувствующих, начнут расспрашивать, жалеть. Ничего такого нельзя допустить. Оставалось лишь склониться к самому столу, зажав голову в ладони, прикрыться сумочкой и выть беззвучно. Пусть уж лучше думами; будто она задремала.
– Что случилось? – раздался рядом перепуганный голос Вени.
– Только зашел – сразу к тебе. Катя, ты чего? Плачешь? – коснулся он ее мелко дрожащего плеча. – Кто тебе звонил? – повторил он и вдруг, осененный, угрожающе процедил: – Убью гада!
