Текст книги "Бесконечность любви, бесконечность печали"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)
– Есть такое, – согласилась Ленка. – Но у Павла на самом деле семейная жизнь – не сахар. А у вас, как он сказал, все от жиру, от лишней свободы, – Лена как могла попыталась объяснить позицию супруга. – Твердит: семья как бизнес, развалить – легко, создать новый – сложно. А еще говорит: в семье должна быть строгая дисциплина и один управляющий.
– Ага, именно потому ты сейчас и сидишь дома без машины, без связи, без общения, – подытожила Катя. – Игорь исключает для своего бизнеса все риски?
– Так ведь управляющий, – тоскливо согласилась Колесникова. – Скоро забуду, как дорогу переходить. Если куда надо – звоню, машину присылает. Птичка в золотой клетке. Сказал бы кто еще несколько месяцев назад, не поверила бы, – закруглила она тему. -Ладно, все обо мне да обо мне. Ты-то как? Про отца уже слышала: пусть поправляется. Как у тебя с Ладышевым?
– Никак.
Катя сразу потеряла интерес к продолжению разговора.
– То есть как – никак? Виталик сказал, что ты к нему переселилась. Вы поссорились?
– Мы больше не общаемся.
– Я почему-то так и думала: его надолго не хватит, – сочувственно вздохнула Колесникова. – А ты, дуреха, поверила... Пора Алиску из твоей квартиры выгонять.
– Зачем? Пусть живет.
– Временно, – убежденно заявила Ленка. – Уверена, что Проскурин хочет тебя вернуть.
– Ошибаешься. У нас развод на днях, адвокаты брачный договор готовят.
– Ты серьезно? – не поверила Колесникова. – Выходит, я зря жду, что ты вернешься на Гвардейскую, – приуныла бывшая соседка. -А разве брачный договор не перед свадьбой заключают?
– Мировое соглашение когда угодно можно заключить. Особенно актуально перед разводом: все поделили и разбежались, – пропустила подругу Катя.
– Я и не знала... Слышь, а поделись: кому что достанется?
Катя посмотрела на часы и решительно встала с кровати: пора заканчивать. Все новости подруга уже выдала, а переливать из пустого в порожнее нет ни времени, ни желания. Тема развода – не из приятных
– Я же сказала: над договором еще работают. Да и зачем тебе?
– Ну... на всякий случай.
– Надеюсь, у тебя такого случая не будет. Лен, я не могу больше разговаривать, извини. Очень срочное дело, честное слово. Перезвоню на днях.
– Ладно, – вынужденно согласилась Колесникова, хотя в голосе проскочила обида. Катя даже успела представить ее по-детски надутые пышным бантиком губки. – Только этот номер не забудь сохранить... Погоди, а какая работа? Или ты вернулась в газету?
– Вернулась. Позже расскажу. Все, пока.
– Пока-а-а, – разочарованно протянула Лена.
Катя решительно присела к столу, открыла файл и попыталась продолжить прерванную работу. Но сил не хватало. Очень скоро она почувствовала непреодолимое желание прилечь. К тому же голова совершенно отказывалась воспринимать что-то дельное: мысли зациклились на новостях Колесниковой.
Заварив чай, она подошла с дымящейся чашкой к окну. Конец февраля выдался гораздо более снежным, чем ожидалось. Среди свежих сугробов на узких расчищенных дорожках едва могли разминуться прохожие. Те, кто помоложе, торопились и, обгоняя других, буквально перепрыгивали через горы снега. Публика постарше двигалась неторопливо, учтиво уступая дорогу. Вот на одной из дорожек показалась молодая женщина с малышом. Одетый в толстый голубой комбинезон, он напоминал медленно катящийся шарик: ковылял, останавливался, заинтересованно тыкал в снег деревянной лопаткой, мешая при этом прохожим и категорически отказываясь идти на руки.
«С характером! – улыбнулась Катя и почувствовала, как внутри разливается тепло: – Через пару лет и мы будем так гулять».
Чайная пауза и карапуз за окном пошли на пользу настроению. Стоило ей снова присесть за ноутбук, как профессиональным взглядом сразу же выхватила ошибку в тексте, исправила и... дело сдвинулось. Вскоре о том, что ей совсем недавно хотелось полежать, пришлось забыть: неточностей в тексте хватало, а времени до сдачи в печать оставалось всего ничего...
После совещания Лежнивец вернулась в кабинет, щелкнула кнопкой чайника, бросила в чашку пакетик заварки и глянула в окно. Скорее бы закончилась эта проклятая зима! Холода, эпидемия гриппа – впечатление, что болеют все поголовно! Еще счастье, что из-за аварии на теплотрассе закрыли хирургический корпус. А то повсеместно перепрофилируют отделения под больных с осложнениями, везли бы и к ним в больницу.
«После обеда вызывают в Комитет здравоохранения, – залив чай кипятком, Валерия Петровна сделала глоток из дымящейся чашки. – Что там такое экстренное?»
Зазвонил мобильный. Обухов.
– Добрый день, дорогой! – постаралась она придать голосу воркующие нотки. – Так рада тебя слышать!
– Я тоже. Только придется еще кое-чем «обрадовать», – засопел тот в трубку. – Принято решение в срочном порядке открыть хирургический корпус и временно перепрофилировать в нем два отделения под терапию.
– Так ведь... – Лежнивец от такой новости привстала, чашка в руке колыхнулась, горячие капли упали на халат, быстро пропитав ткань, достигли кожи. – Черт!.. – отставила она чашку на край стола, потерла обожженное место. – Так ведь обещали сначала сделать хоть какой-то ремонт!
– Обещанного три года ждут, – ухмыльнулся Обухов. – С финансированием, сама понимаешь, туго. А тут такая сложная ситуация с гриппом. Телефонограмму в приемную главврачу уже передали. После обеда получишь приказ. Можешь не ехать на совещание, лучше займись авральным запуском.
– Да уж, обрадовал, – нахмурилась Лежнивец. – Просто нет слов!
Сильнее испортить и без того не радужное настроение последних дней, казалось, было невозможно. Прощай, более-менее спокойная жизнь, прощай, надежда хотя бы на косметический ремонт. У нас ведь всегда так: если уж что-то заработало – то не вспомнят о починке, пока совсем не сломается.
– Ничем помочь не могу, – посочувствовал Обухов. – Такие решения не я принимаю. Коек не хватает, в больницах в платные палаты приказано подселять. Летальность выросла. По городу слухи поползли, как бы паника не возникла. С малейшими признаками пневмонии скорые везут в стационар. Так что не до ремонтов.
– Понятно, – мрачно отреагировала Лежнивец. – А что по основному вопросу?
– Пока ничего. Но, по слухам, очередная рокировочка намечается... Словом, если кого-то из верхушки вскоре отправят на заслуженный отдых, контракт многим не продлят. Особенно пенсионерам. Пойдут подвижки... Вот тогда и словим момент. Если
бы еще отыскалась зацепка какая, – туманно намекнул Обухов, -тогда кое-кому контракта точно не видать.
– Какая зацепка?
– Коррупционная, к примеру, – понизил голос Юрий. – Взять ту же Балай, о которой ты спрашивала. Ежу ясно: местечко хлебное -имеет прямое отношение к аукционам. Но... фактов никаких. Найти бы кого-нибудь, кто с ней в одной связке работает или работал.
– Ты смеешься? Кто же ее сдаст? А заодно и себя – верный путь на нары.
– То-то и оно... – согласился Юрий Анисимович. – Кстати, ты разузнала бы, кто в твою больницу медтехнику поставлял. Хотя бы за пять последних лет.
– Хорошо, посмотрю, – Лежнивец потянулась к папкам на столе. – А еще лучше у главного инженера спрошу. Гарантии, сервис – все у него. Так что это не проблема.
– А лично ни с кем из поставщиков не знакома?
– Зачем мне это?.. Хотя... есть один...
Вспомнив о Ладышеве, Валерия Петровна взяла паузу: стоит говорить об этом Юрию или нет? А вдруг начнет докапываться и узнает, что у Вадима и Валерии когда-то был роман? Вдруг прознает о ее, пусть и косвенном, участии в судьбе профессора Ладышева? Нет, нельзя, ни в коем случае!
– Ну? – поторопил Обухов. – Что за компания?
– Точно не помню, надо уточнить... – Лера лихорадочно пыталась сочинить нечто правдоподобное. – Фамилию руководителя не знаю, с инженерами общалась... Нет, не подойдет. Установке более пяти лет. До того как я вступила в должность.
Валерия выдохнула: кажется, выкрутилась.
– Жаль... Но ты все же найди, с кем поговорить, – посоветовал Юрий Анисимович.
– Попытаюсь. Прямо сейчас вызову главного инженера.
– Не к спеху. Прямо сейчас займись налаживанием лечебного процесса, – напомнил Обухов. – И знаешь... Забудь пока о Балай и моей просьбе. Не время. Ладно, мне пора. Будет что новое – позвоню.
Лежнивец отложила телефон и шумно выдохнула.
«А ведь у Ладышева точно есть выход на Балай – весь его бизнес завязан на этих аукционах... Придется снова напомнить ему о себе. Вот только с какой стороны сейчас подъехать? – задумалась Валерия Петровна и, сузив глаза, уставилась на грамоту в рамке, висевшую на стене напротив. – Позвонить как ни в чем не бывало? Нет, не сработает... После истории с журналисткой да еще рассказа о моей беременности даже трубку не снимет. Небось до сих пор сына оплакивает, – усмехнулась она. – Придется сначала с главным инженером потолковать, а уже потом найти Ладышева и по ходу разговора сгладить ситуацию, – постучала она карандашом по столу, что являлось признаком глубокой задумчивости. – Попробовать самой нарыть компромат на Балай?.. Балай, Балай... Где-то раньше я слышала эту фамилию... Когда же? Кажется, во времена все той же истории...»
Валерия Петровна изо всех сил напрягла память, закрыла глаза, потерла виски...
...Тогда она почти ни с кем не общалась. Спряталась за спину Петра и сидела, как мышь, носа не высовывала. Разве что к следователю ездила, но не одна, а в сопровождении доверенного лица, которому поручили разрулить ситуацию. Информация, что супруга замминистра причастна к операции, повлекшей смерть больной, ни в коем случае не должна была выйти за пределы кабинета следователя и стен больницы. Нельзя нервировать общество таким вопиющим фактом.
Так что здесь Валерия не прогадала, когда выбирала себе мужа. Вряд ли ее смог бы защитить Коренев-Ладышев, даже если бы взял всю вину на себя. Любой эксперт-криминалист, не назначь ему сверху преступником хирурга, признал бы и вину гинеколога. И что тогда? В лучшем случае их обоих отстранили бы от работы за профнепригодность.
Если честно, она такое определение вполне заслуживала. Разве гинеколог-профессионал мог позволить себе не осмотреть пациентку, поверив на слово, что та девственница? Но Лера никому и никогда не собиралась в этом признаваться и до последнего упорно гнула свою линию: да, осматривала, ничего настораживающего по женской части не обнаружила. Виноват только хирург: почему прооперировал больную, если был неуверен в диагнозе? Сдали бы пациентку по смене следующей бригаде – пусть бы разбирались.
В то время, будучи сама беременной, она вообще могла отказаться от ночных дежурств. Но приходилось скрывать, что ей муторно, что еле стоит на ногах. Ее борьба за счастье требовала полной самоотдачи – каждый день, каждую минуту нужно было просчитывать, как поступить, что сказать. И в то последнее дежурство ее мысли были заняты одним: только бы Вадим ничего не заподозрил, только бы не помешал ее плану! А в ту ночь предстояло еще и вещи собрать, и рабочий стол почистить, ибо точно знала: сюда она больше не вернется. И в этот ее насыщенный расклад никак не вписывалось ассистировать на операции!
К счастью, увлеченный любимым делом Вадим ничего не заподозрил. Как и не нашел Валерию после тщательно продуманного ею и успешно воплощенного в жизнь плана исчезновения. Она все предусмотрела, хотя и мерещилось поначалу: вот-вот увидит бывшего возлюбленного на пороге новой квартиры.
Но спустя две недели воссоединившееся семейство Лежнивец отправилось к морю, и Лера облегченно выдохнула: слава Богу! Можно жирной чертой вычеркивать Ладышева из своей жизни. Еще хотелось бы, чтобы Вадим и Петр и никогда не узнали, что почти два года существовали в ее жизни параллельно. Но в это плохо верилось. Где-то в глубине души она понимала: Ладышев с его упрямством рано или поздно найдет ее, даже несмотря на новую фамилию.
Но будет уже поздно. Она замужем – и точка.
И все же, предчувствуя, что по возвращении в Минск ее может ждать любая непредвиденность, Лера посчитала за лучшее избавиться от беременности: она уже свое дело сделала. К тому же существовала опасность, что ребенок унаследует внешность Ладышева. И как тогда объяснить Петру, откуда взялся у светловолосых родителей темноволосый, похожий на чужого дядю ребенок?
Вот только на аборт пойти Лера боялась: с некоторых пор она никому не доверялась в таких щекотливых ситуациях. Оставалось одно – спровоцировать выкидыш. На отдыхе стала загружать себя на полную катушку физически: много плавала, бегала, прыгала, поднимала тяжести. Для этого годилось все – придорожные валуны, подросшая дочь, которую она вдруг стала таскать на руках. Даже к иглотерапевту записалась, прочитав объявление в местной газете. Увы, плод Ладышева упрямо цеплялся за ее тело.
Но после отпуска ситуация изменилась, а с ней – и приоритеты Валерии. Теперь ей пришлось хлопотать уже о том, как бы не угодить на нары. И наличие беременности оказалось весьма кстати: если доверенному лицу Петра не удастся загодя уладить дело, в зале суда она появится с очевидным смягчающим вину обстоятельством. А потому, вернувшись домой, Лера стала усиленно беречь ребенка, сдала анализы, встала на учет.
Следователь, которому поручили медицинское дело, оказался человеком «понимающим», и все объяснения она писала под диктовку уже двух доверенных лиц. Ей даже позволяли менять показания по ходу следствия, если всплывали новые факты. И Ладышева обвинила во всем легко и просто. Он, как ей объяснили, без работы не останется: посидит с годик в приемном покое и вернется в операционную. Главное – поменьше шума. Пройдет время, дело спустят на тормозах и сдадут в архив.
Но без шума не получилось. Неожиданно на авансцену вышел профессор Ладышев, хотя ему не раз намекали: сюда лучше не соваться. Нет же, настоял на эксгумации и повторной экспертизе, даже специалистов вызвал из Москвы. К счастью, выяснилось, что в медицинском мире у него хватало не только друзей, но и врагов. Они-то и инициировали статью в газете, всколыхнули общественное мнение, разогрели негатив против самого профессора и его сына. Вот тогда от доверенного лица и следователя она и услышала фамилию Балай. Вернее, подслушала их разговор...
«Балай... А вдруг это именно та Балай? Или разговор шел о мужчине? У кого бы узнать?.. Доверенное лицо звали Александром. Неприятный невзрачный тип с какой-то ватной фамилией... -Валерия попыталась вспомнить, но ничего не вышло. – Придется у Петра выспросить, как его разыскать. Балай – фамилия редкая, этот Александр должен ее помнить... А Юра как-то странно себя ведет в отношении этой дамочки, явно что-то скрывает... – проанализировала она разговор с Обуховым. – «Забудь пока о Балай и моей просьбе». Как же! Теперь точно не забуду, пока все не выясню. Скользкий, нерешительный, – вернулась она к мыслям о любовнике. – Послать бы его, но придется терпеть: кроме него, своих людей наверху нет... Ладно, в одном он прав: следует поскорее решить рабочие вопросы. Дался мне этот корпус... – она раздосадованно подтянула к себе телефон. – Кому бы из коллег-начмедов позвонить, посоветоваться? А еще лучше подъехать, оценить ситуацию на месте. По телефону всего не расскажут».
Только она успела так подумать, как в дверь робко постучали.
– Валерия Петровна, телефонограмма, – пролепетала секретарша...
4.
Час общения с друзьями и пару часов работы над тезисами нового бизнес-плана даже при всей эмоционально-положительной (составляющей выжали из выздоравливающего, но пока еще ослабленного организма Ладышева все силы. В какой-то момент он вдруг почувствовал полное изнеможение. Только и успел сохранить файл, опустить крышку ноутбука, переставить его на тумбочку у кровати – и все, провал.
Спал как убитый почти три часа, благо, никто не потревожил -уколы уже сделали, таблетки разнесли. Никаких других указаний после утреннего обхода медперсоналу не давалось, стало быть, пациент перешел в категорию выздоравливающих. Пусть отдыхает. Хватает других забот и тяжелых больных в отделении.
Так же быстро, как уснул, Вадим и подхватился. Открыл глаза, присел на кровати – и сразу понял: готов продолжить работу! Что порадовало. Впервые за последние полгода он ощутил в себе сильнейшее желание впрячься в новое дело. И за это свалившейся на него болезни можно сказать спасибо: произошла своего рода перезагрузка, которую он ждал и на которую уже перестал надеяться. Изголодался морально и физически по активному мыслительному процессу и жизненному ритму.
Впрочем, со вчерашнего дня его стали преследовать еще и приступы голода. И это тоже о многом говорило: во-первых, процесс выздоровления идет полным ходом, во-вторых, перезагрузка набирает обороты и активно потребляет энергию.
Заглянув в холодильник, Ладышев достал заботливо приготовленную мамой и Галиной Петровной передачу, открыл кастрюльку с голубцами – и у него чуть слюнки не потекли. Переложив несколько в тарелку, Вадим сунул их в микроволновку на подогрев и, нетерпеливо следя за отсчитывающим секунды дисплеем, мысленно отвлекся на окружающую обстановку: «Побольше бы таких палат в наших больницах. Пусть платные, пусть для кого-то дороговато, но никто не станет отрицать: комфортные условия помогают выздоравливать».
Раздался громкий стук в дверь. Вадим с любопытством обернулся: кто бы это мог быть? Для Поляченко рановато: до окончания рабочего дня полчаса, пока заедет к маме за очередной порцией провизии, пока доберется до больницы – минимум час потребуется.
– Здравствуйте! – в палату зашла незнакомая женщина, следом – заведующая отделением и еще двое мужчин в рабочей одежде.
Последней появилась... Валерия Петровна Лежнивец! Уж кого-кого, но ее Ладышев никак не ожидал здесь увидеть и моментально забыл о микроволновке и голоде. Судя по лицу Леры, та была удивлена не меньше.
– Как себя чувствуете? – поинтересовалась заведующая.
Вадим видел ее второй раз. Первый – когда его перевели из реанимации в терапию. Тогда эта женщина долго и внимательно его выслушивала, выстукивала. Чересчур внимательно, будто пыталась понять нечто большее.
– Спасибо, Арина Ивановна, уже гораздо лучше, – ответил он, успев считать имя и отчество с бэйджика на ее халате. Мелькнула
мысль: где-то он уже слышал такое редкое сочетание.
– Это хорошо, – вступила в разговор первая женщина. – Приступайте, – отдала она указание мужчинам. – Посмотрите, что можно сюда втиснуть.
«Из администрации, – по командирскому тону определил Ладышев. – Но что здесь делает Валерия? Да и эти двое? – перевел он взгляд на мужчин, принявшихся по-хозяйски обследовать палату. В нем начала подниматься волна раздражения: – Поразительная бесцеремонность».
И не только оттого, что непрошенная делегация помешала его трапезе.
– Начмед Светлана Валентиновна Якушева, – наконец соизволила представиться начальница. – А вы... Вадим Сергеевич Ладышев, – деловито заглянула она в медкарту. – Мы к вам с не очень приятным известием: в связи с эпидемией гриппа и большим количеством больных с осложнениями принято решение на время упразднить платные одиночные палаты...
– Еще две кровати можно втиснуть, – измерив стену рулеткой, сообщил один из рабочих. – Одну – вдоль, вторую – у окна. Столик только придется вынести в коридор.
– Действуйте, Вячеслав Францевич, – кивнула женщина. – Больница переполнена, люди лежат в коридорах, – снова повернулась она к Ладышеву. – Надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к возникшей ситуации. В бухгалтерии сделают перерасчет и вернут деньги, если вы уже оплатили услугу повышенной комфортности. Вот видите, Валерия Петровна, на что приходится идти! – обратилась она уже к Лежнивец. – В полном смысле слова задыхаемся. Хотя, как вы понимаете, план по платным услугам никто не отменял.
Лежнивец сочувствующе кивнула, затем вдруг, сделав знак, отозвала коллегу в сторону и, перейдя на шепот, стала ей что-то объяснять.
– ...поэтому я на вашем месте не торопилась бы подселять больных в эту палату, – закончила она уже громче, явно рассчитывая, что ее слова будут услышаны.
Вадим нахмурился. Уж кого-кого, а Валерию в роли заступницы он видеть не желал. Раздражение от бесцеремонности этой компании нарастало.
– А я не возражаю, подселяйте, – вступил он в разговор, хотя, 1ч ли честно, перспектива разделить с кем-то свое комфортное одиночество совсем не радовала. – Все равно задержусь здесь мак-• омум на день-два.
Как это на день-два?! – возмутилась заведующая. – После реанимации? Когда вас, простите, с того света вытащили? Я категорически против!
– Выписка по желанию больного вполне допустима, – чтобы как-то сгладить ситуацию, Вадим попытался улыбнуться женщине, которая, в отличие от других, не вызывала в нем негатива. – Я и сам могу долечиться, а у вас всегда найдется, кого спасать.
– Я могу предложить Вадиму Сергеевичу отдельную палату в своей больнице, – поспешила встрять Лежнивец, чем вызвала недоумение и начмеда, и завотделением. – Мы можем это решить прямо...
Заметив недобрый взгляд, которым наградил ее Ладышев, Лежнивец осеклась. Впрочем, Якушева, видя такую откровенную заботу коллеги о пациенте, тоже задумалась: стоит ли спешить? Вдруг этот Ладышев – на самом деле птица высокого полета? Не зря же в отдельной палате оказался... Надо выяснить на всякий случай.
– Пожалуй, вы правы, Валерия Петровна. Мы не будем спешить и не станем никого подселять, – неожиданно отступила она. – До утра во всяком случае. Дополнительные койки можно поставить в коридоре. Извините, что нарушили ваш покой, спасибо за понимание, – и повернулась к выходу.
– Можете подселять, – упрямо стоял на своем Вадим. – И прямо сейчас готовить меня на выписку.
– Нет-нет, это невозможно! – замотала головой завотделением.
– Это преступление – отпускать вас домой!
– Преступление – класть больных в коридоре, – не согласился он. – В отличие от других за мной есть кому поухаживать и понаблюдать, поверьте. К тому же дома мне гарантирован моральный комфорт, которого здесь больше не предвидится. Это не в укор вам. Как бывший доктор я понимаю необходимость подобного уплотнения. Так что... или вы отпускаете меня, или до утра я покину больницу сам. Не обижайтесь, – твердо добавил он.
– Больной Ладышев, не устраивайте сцен: никто вас не выгоняет из палаты, – стоя у двери, строго заметила начмед.
В этот момент в коридоре что-то грохнуло.
– Можно заносить? – заглянул в дверь мужчина.
– Вячеслав Францевич, оставьте кровати в коридоре, – раздраженно махнула рукой начмед и достала зазвонивший мобильник.
– Слушаю... Этого еще не хватало! – воскликнула она. – Бегу! Значит, так, – спрятала она телефон в карман. – Арина Ивановна, я знаю, что вы спешите к мужу. Так и быть, я вас отпускаю. Дальше сами, – отдала она указание мужчинам и пояснила: – У меня в кабинете начальство.
– С вашего позволения я задержусь, – то ли спросила, то ли поставила в известность коллег Лежнивец.
– Как считаете нужным, – бросила начмед и скрылась за дверью.
Следом за ней вышла и заведующая.
– Вадим, извини, я не знала, что ты так сильно заболел, – вложив в голос максимум сочувствия, начала Валерия. – Если бы я знала...
– То что? – жестко отреагировал Ладышев. – Тебе лучше уйти.
– Не гони меня. Мы не чужие...
Она попыталась поймать его взгляд, и ей это удалось. Глыба льда, которую не растопить. Никаких шансов.
– Чужие. Уходи, – повторил он.
– Это за тебя болезнь говорит, – Лера придала интонации тепла и нежности. – Скоро ты выздоровеешь, и мы начнем все... – тут она осеклась, – ...начнем общаться без оглядки на прошлое. Я – твой друг. Во всяком случае, себя им считаю. Простим друг другу ошибки, жизнь продолжается. Мы столько сможем сделать вместе...
Вадим скривился, словно от острой зубной боли, подошел к двери, нажал ручку.
– Все, что могла, ты уже сделала, – приоткрыл он дверь. – Пожалуйста, уходи... Я устал, – смягчил он свою категоричность.
«Эх, Вадим Сергеевич, добрая ты душа! – усмехнулась про себя Лера. – Деликатность, воспитанность, доброта, сочувствие... Всех готов пожалеть, дурачок. Мягкотелость тебя и погубит».
– Я прямо сейчас готова за многое извиниться, – послушно сделав шаг к выходу, Лера потупила взор и остановилась. – Давай забудем прошлое. Пожалуйста!
Посмотрев на Лежнивец, казалось бы, кроткую, как овечка, Ладышев лишь криво усмехнулся: как он мог любить это лживое существо? Сплошная фальшь во всем. И почему он раньше не замечал очевидных вещей? Неужели был так ослеплен? Отказывался верить тем, кто хотел раскрыть ему глаза на эту женщину, жалел.
И сейчас, как ни странно, он ее жалел, правда, с примесью глубокого презрения. Пелена давно спала с глаз, он научился видеть все ее лицедейство, воспринимал каждый жест, каждое слово такими, какие они есть, без ослепляющей шелухи. Вот она наслаждается своей игрой, думает, что снова обвела его вокруг пальца, а потому фальшивит все сильнее...
«Был бы передо мной мужчина – дал бы в пятак», – вяло подумал Вадим, чувствуя подступающую усталость.
Но перед ним стояла женщина, и все, что он мог себе позволить, никак к ней не относиться. «Никак» означало: этого человека больше нет в его жизни. Delite.
– Лера, я все забыл, – поморщился Вадим. – Уходи. Тебе здесь нечего искать.
– Но ведь я есть и в настоящем, – подойдя ближе, она коснулась ладонью его плеча.
Ладышев застыл. Прикосновение сродни удару током перекрыло дыхание, волной пронеслось по телу. Закружилась голова. Резко дернув плечом, он отпрянул вглубь палаты, пошатнулся.
– Что с тобой? Тебе плохо? – заволновалась Лежнивец. – Я помогу, – и сделала попытку снова к нему прикоснуться.
– Уходи! Немедленно! – выставив вперед руку, глухо приказал Вадим.
Вернее, прорычал. Негромко, но с такой угрожающей силой, что, не проронив ни слова, Лера попятилась к двери и выскочила из палаты. Сделав несколько шагов по полутемному коридору, она, словно споткнувшись, остановилась, оглянулась на захлопнувшуюся дверь. И вдруг... поняла, что проиграла. Именно проиграла. Притом ни много ни мало, а лучшую часть жизни – той, что так многообещающе начиналась со знакомства с Кореневым-Ла-дышевым и могла бы продолжаться сейчас. Горькое осознание в одно мгновение обернулось жгучей жалостью к себе и обидой. Спазм сжал горло.
За что? Почему все тщательно просчитанные комбинации в итоге оборачиваются против нее самой? Абсолютно все! И даже последний этап жизни, когда, казалось бы, что-то стало получаться, вдруг показался ей совсем убогим. Чего достигла? Места начмеда и туманных перспектив зацепиться чуть-чуть выше? Так ведь и плата непомерная: одного мерзавца Обухова вытерпеть чего стоит! Семья так и не сложилась, с дочерью контакта нет... Ради чего она живет?!
Боже, как же ей хотелось повернуть время вспять! Хотя бы до того момента, когда узнала о беременности. Но рассказать о ней следовало Вадиму, а не Петру...
Спазм душил, слезы готовы были хлынуть рекой, но даже в таком душевном бессилии Валерии удавалось себя контролировать: надо еще как-то покинуть эту проклятую больницу. Не идти же мимо стойки приемного покоя зареванной? Так что позволить себе в не вовремя настигшую минуту отчаяния она могла только самую малость – прислониться к стене между пустыми железными кроватями и беззвучно выть.
Неожиданно со стороны ведущей на лестницу двери послышался разговор. Впереди по коридору тоже раздались голоса и показались фигуры людей. Лихорадочно вытирая глаза кончиками пальцев и решая, куда лучше спрятаться, Лежнивец замешкалась.
Скрипнула дверь, повеяло холодом. В ту же секунду раздался щелчок, включилось верхнее освещение. Рефлекторно зажмурившись, она снова открыла глаза и столкнулась взглядом... с идущей прямо на нее Людмилой Семеновной Балай!
– Здравствуйте... – пробормотала Валерия Петровна, отступила от стены и опустила взгляд в цементные плиты пола.
– Вы уже поговорили? – поинтересовалась начмед, сопровождавшая чиновницу. – Вот Людмила Семеновна тоже желает навестить Ладышева.
– Добрый день! – не сказала, а недовольно хмыкнула Балай и, окинув Лежнивец испытующим взглядом, недобро поинтересовалась: – Что во время карантина в больнице делают посторонние?
– Валерия Петровна Лежнивец – не посторонняя. Она коллега, начмед, опыт перенимает, – поспешила оправдаться Якушева. – У них завтра два терапевтических отделения открывают.
– Какая больница? – Людмила Семеновна смерила женщину с ног до головы. – А-а-а... Поняла. Говорите, опыт перенимает? Посмотрим, чем ей завтра поможет чужой опыт, – недвусмысленно намекнула она и, глянув на дверь палаты, уточнила: – Здесь?
– Да, Ладышев в этой палате.
Балай вдохнула, выдохнула, поправила прическу и осторожно постучала. Не услышав ответа, тем не менее уверенно нажала на ручку.
– Вадим Сергеевич? – произнесла она елейным голосом в приоткрытую дверь, чем сильно удивила оставшихся в коридоре женщин. «Надо же! Оказывается, крыса умеет разговаривать, а не только визжать и кусаться», – подумали обе. – Ну что же вы себя не бережете? Не оповестили, что больны. Мы бы с Кирочкой...
Дверь захлопнулась. Услышать продолжение разговора стало невозможно. Как и подслушать.
– Ох, Валерия Петровна, спасибо вам – вовремя предупредили! Хорошо, что мы не успели уплотнить этого Ладышева! – искренне поблагодарила Якушева. – Я ведь в Минске только полгода работаю, не всех VIP-персон знаю, – развела она руками. – Если уж сама Людмила Семеновна приехала его навестить, это о многом говорит... Теперь я ваша должница.
«И ведь не случайно сама приехала, – согласилась с ней Лежнивец. – Доказательство связи, и явно служебной. Вот и коррупцион-Н.1Ч зацепка. А что, если написать анонимку? – пришло ей в голову.
Надо поинтересоваться информацией о последних аукционах. Якобы просто так, из любопытства. Если среди победителей будет Ладышев – составить заявление и послать куда надо. Там обязаны отреагировать. Даже если ничего не подтвердится, обоим жизнь медом не покажется. Парочка анонимок – смотришь, и кресло зашатается, – Лежнивец мстительно сузила глаза. – А что касается Вадима... Если Балай действительно когда-то принимала участие в травле и смерти его отца, мало и ему не покажется. С журналисткой разобралась, но она в сравнении с Людмилой Семеновной -слепой котенок в той истории. Надо же мне было приехать именно в эту больницу! Интуиция», – усмехнулась она.
