Текст книги "Бесконечность любви, бесконечность печали"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)
И зачем она рассказала о нем матери? Подумаешь: повстречались, расстались... Так нет, та нафантазировала себе будущего зятя, уцепилась мертвой хваткой – все и пошло наперекосяк!
«Да, мамочка у меня – не позавидуешь. Сама будет страдать, но и чужой кровушки напьется. Да за эту беременность она меня со свету сживет! Как же теперь быть? Артем-то надеется, что сын Нины Георгиевны с работой в Германии поможет, только мне как Вадиму на глаза показаться? Стопудово откажет! Мать свою против меня настроит, та бросится Артема спасать от такой невесты... Корявый день, хуже не придумаешь – на ровном месте столько проблем! А ведь я о Ладышеве и думать забыла!» – совсем расстроилась Кира, осторожно погружаясь в горячую воду...
Отослав дочь в ванную, Людмила Семеновна неторопливо запихала сброшенную мокрую одежду в стиральную машину, включила ее, убрала остатки съестного в холодильник и лишь после этого достала из сумочки вожделенный диск. Словно специально оттягивала приятный момент, чтобы не спеша прочувствовать его сюжет в полной мере. Кира любит поплескаться, так что времени у нее еще достаточно.
Поднявшись наверх, на секунду приостановилась у двери санузла, прислушалась к шуму воды, довольно усмехнулась. Вернулась дочь – это тоже ее победа. Пусть отдохнет, расслабится. Она еще не знает, что ей уготовано. Прошедшая гроза покажется легким сотрясением воздуха в сравнении с тем, что ждет беглянку!
Включив стационарный компьютер в комнате Киры (в семье им редко пользовались – дочь «жила» в ноутбуке и телефоне, а хозяйка подружиться с достижениями цивилизации не особо стремилась), Людмила Семеновна дождалась окончания загрузки и напряглась, пытаясь вспомнить, куда вставлять диск. Конечно, на работе ей не обойтись без компьютера и Интернета, но все же она предпочитала вести дела по старинке, с помощью ручки и бумаги, а всех этих клавиш, кнопок, мышек побаивалась: вдруг что-то пойдет не так и важный документ навсегда исчезнет?
«Нет ничего надежнее написанного от руки! А то придумали: документ в электронном виде! Одно неловкое движение – и все удалено! Взять ту же медицинскую карту: столько лет прошло, а она лишь слегка пожелтела! Неоспоримая улика!.. Так, кажется, сюда», – и Балай ткнула пальчиком кнопку на панели.
В туже секунду послушно и почти бесшумно из системного блока выехал дисковод. Аккуратно вложив диск, Людмила Семеновна легонько подтолкнула устройство обратно и принялась ждать. Наконец монитор подсказал, что можно начать воспроизведение.
Неуверенно двигая мышкой, она нажала левую клавишу, и на экране появилась картинка: нежилая комната с нагромождением мебели. Вскоре в нее вошли рабочие в спецодежде, принесли еще несколько столов, поставили их друг на друга и исчезли. Какое-то время в кадре не было никакого движения. Лишь менявшиеся цифры в левом нижнем углу говорили: запись продолжается.
Но вот показалась чья-то спина, голова с лысиной, рука, ухватившая чей-то локоть. Вот находившийся спиной к камере грузный мужчина сделал усилие – и... в кадре появилась сопротивляющаяся Лежнивец.
Людмила Семеновна в нетерпении заерзала и придвинулась ближе к монитору.
Освободив локоть, Валерия Петровна недовольно что-то сказала мужчине, оглянулась. Недолго думая, мужчина вернулся обратно, вероятно, к входной двери, затем снова появился в поле зрения камеры, повернулся лицом...
«Обухов! – ахнула Балай. – Сволочь похотливая! Так вот на кого ты меня променял! – быстро сопоставила она даты завершения их романа и карьерного взлета Лежнивец. – Ну что ж... Давайте, голубчики!»
Мужчина и женщина прошли к окну, обогнули составленную мебель, остановились: Лежнивец лицом к камере, Обухов позади нее. Слащаво улыбнувшись, мужчина опустил руки женщине на бедра, поелозил, задрал халат, затем суетливо стал возиться у нее за спиной. Скорее всего, расстегивал брюки. Женщина с брезгливой гримасой уперлась руками в столешницу...
Издав короткий завывающий звук, экран неожиданно погас.
Людмила Степановна раздосадованно поводила мышкой, потыкала пальцем в какие-то клавиши и вдруг поняла, что причина не в компьютере: пропало электричество.
«Как не вовремя! Блин, и за что им зарплату платят? – мысленно выругалась она на службу электросетей. – И ведь дождь закончился! Неужели нельзя раз и навсегда отремонтировать подстанцию? Дармоеды!» – спускаясь в полумраке по ступенькам, на чем свет стоит поносила она энергетиков.
Отыскав в сумочке телефон, Балай попробовала набрать аварийную, хотя по опыту знала: бесполезно! Так и оказалось – линия занята.
«Надо писать жалобу! – распалялась она все сильнее. – Сколько так может продолжаться?»
На нахлынувшее возмущение сердце тут же отреагировало участившимся биением: невидимый обруч сдавил виски так, что закружилась голова, потемнело в глазах. В испуге опустившись на стоявший поблизости диван, Людмила Семеновна подтащила маленькую подушечку, сунула ее под голову и замерла.
«Таблетки забыла выпить, – вспомнила она и, пытаясь остановить нарастающую панику, скомандовала себе: – Успокоиться!.. Пройдет... Надо увеличивать дозу, на полдня всего хватает, – подумала она о лекарстве от давления. – Киру попрошу принести тонометр... Ай да голубки! – почувствовав, что обруч отпускает, а пульсация в висках утихла, Людмила Семеновна мысленно вернулась к видеозаписи. – Обухову позвонить, что ли? Пусть с завтрашнего утра начинает исправлять ошибки, хлопотать о моем контракте, иначе... Вот он где у меня сейчас! – сжала она кулак. – Не только с работы попрут, но и из семьи. Позвоню, пусть понервничает», – Балай мстительно улыбнулась.
Телефон лежал рядом.
– Добрый вечер, Юрий Анисимович! Не спите?
– С чего бы это? Время детское, – спокойно, но настороженно отреагировал тот. – Что-то случилось?
– С чего вы взяли?
– С некоторых пор вы не тревожите меня вечерними звонками.
– Я вас и прежде ими не тревожила, – хмыкнула Людмила Семеновна, припомнив времена их романа. Обухов боялся гнева супруги, как огня, и просил, вернее, умолял не звонить домой по вечерам. – А вы уже в курсе: ваша новая полюбовница даже в самой туманной перспективе не займет мое место, – без предисловий перешла она к главному.
Какая полюбовница? Людмила Семеновна, вы, скорее всего, ошиблись абонентом, – занервничал Обухов. – Я – семейный человек, и никаких любовниц у меня нет и быть не может. Извините, но уже поздно. Спокойной ночи!
– Ха-ха-ха! – громко засмеялась Балай. – А я вот кино на ночь решила посмотреть о героях-любовниках. Сегодня снято. В главных ролях – знакомые лица. Хочешь знать, чем они там занимаются?
–...Вы пьяны? – после затяжной паузы укорил ее Юрий Анисимович. Голос его при этом дрожал. Значит, удар попал в цель. – Не ожидал от вас.
– Напротив, трезва как стеклышко. Хотя имею полное право в честь своей виктории. Так и сделаю, только кино досмотрю. Шикарные кадры: пыльный кабинет, нагроможденные друг на друга столы, стулья. И такая страсть, такая игра! Актриса великолепна: такой гримасы отвращения на лице я давно не видела. А вот актер... староват для героя-любовника. И фактура не та: толстый, лысый, суетится... Не обижайся, Юра, но пора тебе на покой.
– Не понял... Какой п-п-покой? – Обухов даже стал заикаться от волнения, чего за ним раньше не водилось.
– Как какой? Лежи на диване, смотри сериалы. Порнофильмы не советую, не в твоем возрасте, – Балай явно получала удовольствие. – Или хочешь сказать, что не знаешь Лежнивец? Н-да, совсем память отшибло, возраст опять же. Так и быть, подскажу: Валерией Петровной зовут, – чувствуя нарастающее возбуждение и эйфорию, продолжала Людмила Семеновна. – Но в целом – неплохое кино. Как это молодежь говорит?.. О! Вспомнила: ролик взорвет Интернет!
– Что т-т-ты... несешь? Я не з-з-з-наю, о чем ты...
На втором этаже скрипнула дверь ванной.
– Мама, свет пропал! – прокричала дочь. – Мне волосы смыть нечем!
– Спустись в душевую! Если в системе осталась вода, то только там! – отвлеклась от телефонного разговора мать. – ...Значит, так, друг мой: выпей успокоительное и определись уж наконец, с кем ты, против кого воюешь, – сменив тон, посоветовала Балай Обухову. – У тебя одна ночь на раздумья. А утром поговорим. Спокойной ночи! – пожелала она с явной издевкой, прекрасно понимая, что Обухову теперь не до сна.
Дело сделано. Враг повержен, деморализован. Следовало поберечь силы для общения с дочерью.
– ...Совсем оборзели эти электрики! – закутанная в полотенце дочь шлепала босыми ногами по лестнице. – Ты звонила в службу?
Тебе надо – ты и звони, – недовольно буркнула мать. – Мне и на диване неплохо после трудового дня.
В ответ Кира демонстративно хлопнула дверью и закрылась в санузле на замок.
«Дохлопаешься... Вышвырну к чертям собачьим без всякого содержания. Обнаглела! – мысленно отреагировала Балай на поведение дочери. – Вот стабилизирую ситуацию на работе и займусь наконец твоим воспитанием. Или перевоспитанием. Слишком много воли дала, выпустила из-под контроля. А надо было продолжать драть как Сидорову козу, – подумала она с сожалением. В следующую секунду послышался легкий щелчок, едва слышно загудели включенные в сеть электроприборы. – Свет дали! Наконец-то! – подхватилась Людмила Семеновна с дивана. – Досмотрю запись и обмозгую, как ею лучше распорядиться».
Проходя мимо ванной, Балай услышала звук льющейся воды.
«Сколько раз учила: закрывай краны, если пропало электричество! Хоть кол на голове теши! – разозлилась она. – И в кого такая уродилась?»
Перекрыв воду, Людмила Семеновна крутанула слив ванны и, уже собираясь выйти, обратила внимание на упаковку в урне.
«Тест на беременность, – прочитала она, подняв двумя пальцами надорванный пластик. – Этого еще не хватало! Где же проклятая полоска? – и, забыв о брезгливости, принялась рыться в мусорке. Безрезультатно. – Спрятала», – догадалась она и стала шарить по карманам сумки дочери.
Использованный тест нашелся не сразу: пришлось вытряхнуть все содержимое даже из косметички. Худшее предположение подтвердилось: Кира беременна. Гневно раздувая ноздри, Людмила Семеновна начала запихивать все обратно, изучая детально, как делала это и прежде, начиная со школьного ранца.
«Так... Косметичка, паспорт, кошелек... Карточки клубные, права и документы на машину... А это что? – вытащила она сложенные пополам бумаги из файлика. – Заявление в ЗАГС?! Ах ты скотина неблагодарная!!!»
В один момент ярость затмила сознание: забыв о компьютере с недосмотренным видео, Балай схватила сумку и помчалась вниз по ступенькам.
– Открой дверь немедленно! Открой, мразь, сука!!! – подергав ручку запертого изнутри санузла, как резаная завопила Людмила Семеновна и принялась изо всей силы молотить по деревянному полотну кулаками.
Кира перекрыла воду, скрипнула дверью душевой кабины.
– Мама, ты чего? Что случилось? – испугалась она.
– Что случилось?! Ты еще спрашиваешь, что случилось?! – побагровев, во все легкие заревела мать. – Единственная дочь – шлюха! Собралась замуж за какого-то прохиндея, забеременела!
Кира замерла.
«Черт! Так и знала, что в сумку залезет! И когда успела? Свет дали пять минут назад! – со злостью швырнула она мокрое полотенце в корзину для белья. Лихорадочно обдумывая, как быть дальше, Кира механически достала из шкафчика сухое полотенце, обмотала им волосы, набросила халат. – Что там советуют на психологических форумах? Лучшая защита – нападение? – припомнила она и хмыкнула. – Хорошо советовать! Видел бы кто мою мать в ярости. Убить может».
Неожиданно вопли прекратились, стало тихо. Подойдя к двери, Кира прислушалась.
«Как пить дать, стоит за дверью! – поняла она. – И все же придется выходить, не сидеть же здесь до утра».
Щелкнув замком, девушка выскользнула из двери и сразу уткнулась в материнскую грудь. С силой ухватив дочь за плечо, Людмила Семеновна размахнулась и отвесила такую оплеуху, что у Киры потемнело в глазах. Но это было только начало. Стянув с ее головы полотенце (вместе с волосами!), мать принялась остервенело хлестать дочь по чем ни попадя – по голове, по лицу, по спине.
– Дрянь! Сука! Сволочь! – удары сопровождались иступленными криками. – Для чего я тебя рожала, для чего растила? Для кого дом строила?!
Взвыв от боли и пытаясь увернуться в узком проходе, Кира металась от стенки к стенке, но Людмила Семеновна оказалась и проворнее, и сильнее: к хлобыстанью полотенцем добавились неимоверной силы удары ладонью, кулаком.
«Точно убьет! – мелькнула у Киры паническая мысль. – Надо бежать!»
Крепко сжав губы, она дождалась заминки в телодвижениях матери, сгруппировалась, изо всех сил оттолкнула ее от себя, подхватила валявшуюся на полу сумочку и, не оглядываясь, стремглав бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
«Ненавижу!» – глотала она слезы, перепрыгивая через ступени.
Так быстро вверх она еще никогда в жизни не поднималась.
Контратака застала Людмилу Семеновну врасплох. С трудом удержав равновесие, она на мгновение замерла, гневно раздувая ноздри, сделала шаг вперед – и вдруг остановилась.
Стоп-кадр длился секунды... Женщина закрыла глаза, ноги подломились, тело по инерции стало заваливаться вперед. Зацепив напольную каменную вазу, Людмила Семеновна рухнула и застыла в неестественной позе: конечности, тело, голова, казалось, лежали сами по себе, будто не принадлежали единому целому.
Услышав внизу грохот, Кира влетела в свою комнату, захлопнула дверь, повернула защелку, для надежности подперла ручку спинкой стула и, приложив ухо к деревянному полотну, прислушалась: вроде никто за ней не гонится.
«Как же ты меня достала! – отдышавшись, продолжала она мысленный разговор с матерью. – Да пропади ты пропадом со своим домом, со своими планами! Ненавижу! Ненавижу с детства!»
Это было правдой. Сколько себя помнила, Кира боялась и ненавидела мать – за физическую и моральную боль, за унижение. Ребенком часто не понимала: почему ее постоянно наказывают, что она опять сделала не так? Лишь когда подросла, стала догадываться: мама ее не любит. И никогда не любила. Как и отца, которого той удалось на себе женить, лишь забеременев ею, Кирой. Потому и срывалась на дочери, мстила за все на свете – за плохое настроение, за неприятности на работе, за то, что муж не оправдал надежд.
Угораздило же отыскать такого идиота! Тратит время, а то и деньги не на свою семью, а на чужих людей: квартиры им выбивает, путевки в садики да в санатории. А своя семья столько лет ютится в малогабаритке! И дочь вся в папашу удалась – так и норовит по-своему сделать, мать ослушаться: то посуду не сразу помоет, то в квартире плохо уберется, то хоть на пять минут да опоздает с прогулки.
Когда дочь достигла подросткового возраста, Балай стало раздражать в ней абсолютно все. А уж если находилась веская причина для гнева – допустим, принесла не десятку в дневнике или, резвясь с одноклассниками, порвала платье, то Кире было хоть домой не возвращайся! Людмила Семеновна совсем с тормозов срывалась, себя не контролировала. Любое слово, произнесенное в оправдание, воспринимала как акт неповиновения, и это лишь усиливало и растягивало во времени процесс экзекуции. Помимо увесистых оплеух в ход мог пойти и ремень, и все, что попадет под руку. И все же особое удовольствие, почти наслаждение, мать получала, когда хлестала дочь по лицу ладонями.
Правда, перед тем как приступить к рукоприкладству, Людмила Семеновна не забывала снять кольца, чтобы не осталось следов – доказательств жестокого обращения с ребенком. Впрочем, никто в это не поверил бы: на людях и в общественных местах она являла пример любящей, нежной мамочки, души не чаявшей в единственной дочке.
Так что жаловаться кому-то Кире не имело смысла, в том числе и отцу, по горло занятому общественными делами. В будние дни домой он возвращался поздно, в выходные убегал на разные профсоюзные мероприятия. Лишь однажды Кира попыталась найти у него защиту, о чем на следующий день горько пожалела: мать так ее отдубасила, что школу пришлось пропустить.
Била с особым остервенением, живого места не оставила, а вернувшийся к ночи отец даже в комнату к ней не заглянул: поверил словам матери, что дочь спит, приболела и какое-то время проведет в кровати. Проплакав ночь в подушку, к утру Кира дала себе слово больше никогда ни о чем его не просить. Словно вычеркнула из жизни.
Меж тем профсоюзы утратили былую значимость, и Терентьев в одночасье оказался никому не нужным – ни родному заводу, ни рабочему люду, права которого так усердно отстаивал, ни семье. Ухватился за полученную когда-то специальность, устроился прорабом на стройку. Лишь теперь, когда карьерный рост супруги совпал с потерей им статуса профсоюзного лидера, он стал понимать дочь. Даже попытался вернуть ее расположение, но поздно: в ответ – полное равнодушие. Вот тогда-то он и запил.
Зато Кира, поступив в университет, вздохнула с облегчением. Мать ее больше не донимала, полностью переключившись на отца, а тут еще затеяла строительство дома, о котором давно мечтала. К тому же с годами дочь помудрела, научилась не только подстраиваться под настроение матери, но и умело использовать ее энергию в своих целях.
Жестоко наказывая дочь за любую провинность, Людмила Семеновна безжалостно расправлялась и с теми, кто становился единственному чаду поперек дороги. Например, лишились должности директор школы, потому что Кира не получила золотую медаль, и пожилой преподаватель университета, которому она не смогла сдать экзамен в сессию. Обоих Балай обвинила во взяточничестве, затравила проверками и вынудила написать заявление по собственному желанию.
Дочь в душе только злорадствовала: так тебе и надо, давай, давай, трать силы, быстрее подохнешь! Яблоко от яблони недалеко падает. Кира, которую знали Людмила Семеновна и ее ближайшее окружение, и та, которой она была на самом деле, были как две стороны Луны: видимая – кроткая, ласковая, прилежная; невидимая – хитрая, изворотливая, остервенелая от скопившихся обиды и злости.
И все же Кире с годами жить стало легче и комфортнее. Воспользовавшись тем, что Терентьева выгнали с работы за пьянку, мать посчитала нужным очистить квартиру от деструктивного элемента и сослала его на строительство дома в качестве сторожа. Так что у дочери наконец-то появилась своя комната, где можно укрыться от бдительного ока матери и под видом учебы надолго зависнуть в Интернете. Когда же отец преставился «в ссылке» от перепоя, дочь восприняла его смерть равнодушно, на похоронах слезинки не проронила. С чего бы ей плакать? Ну умер и умер. Будто и не было его.
К окончанию университета Кира уже не боялась ни гнева родительницы, ни наказания – научилась манипулировать ее поведением. Из всего можно извлечь пользу, главное – не перечить открыто. К примеру, можно испечь проклятое печенье, чтобы тут же пожаловаться: набираю вес, нужно срочно заняться фигурой. А где это сделать, как не в самом дорогом фитнес-центре города? И с солидным, состоятельным женихом там можно познакомиться.
Для матери этого аргумента оказалось достаточно, чтобы вопрос с покупкой абонемента решился в пользу дочери. То, что выдаст Киру замуж только за обеспеченного человека, Людмила Семеновна и не скрывала. Особенно после ее институтской интрижки с «гениальным оборванцем», как она окрестила Артема. А уж о том, чтобы та выла замуж по любви, и слушать не хотела.
Пожалуй, в этом единственном мать и дочь находили консенсус. Но сверхбдительная Людмила Семеновна даже не догадывалась, что поисками потенциального жениха Кира занялась уже давно, еще со второго курса. Правда, не ради семейной жизни, так как замуж пока не хотела, а исключительно для того, чтобы стать материально независимой. Мать постоянно попрекала ее деньгами, обзывала транжирой и в любой момент могла лишить содержания. Отчасти она права: маникюры, педикюры, массажи и фитнесы в хороших салонах стоили дорого. А плохих, то есть дешевых, Кира позволить себе не могла – она привыкла выглядеть лучше других, на все сто! Потому возраст ухажера ее не волновал, лишь бы соответствовал материально.
Первым, на кого она тогда обратила внимание, был немолодой преподаватель, который похоронил жену и жил то в большой квартире в центре города, то в коттедже, подаренном дочерью. По слухам, та вышла замуж за миллионера, жила в Англии и не скупилась на помощь родителю.
«Чем не жених? И не протянет долго», – рассуждала тогда Кира по наивности.
Однако преподаватель, видимо, совсем из ума выжил: он не только не ответил на ее откровенные заигрывания, но еще и додумался воспитывать, пристыдил. Вдобавок ко всему отказался принимать экзамен «за красивые глаза», за что позже и поплатился.
После такой пощечины Кира стала вести себя осторожнее в отношении великовозрастных кавалеров, долго к каждому присматривалась. Между тем расходы ее росли. Эх, знала бы мать, каковы они на самом деле, сколько стоит одежда, которую с некоторых пор она покупала себе сама! Вернее, сама выбирала. Оплачивали мужчины, с которыми она встречалась исключительно для секса, – серьезные, солидные люди. Им, как и всем живым, иногда хотелось расслабиться, и при этом они, как огня, боялись огласки. Да и Кира в глазах матери и немногочисленных приятельниц оставалась девушкой с кристально чистой репутацией.
Предпочтение она отдавала не разовым, а длительным, но необременительным отношениям: звонок – встреча – благодарность. И полная свобода действий до следующего раза. Иногда, если постоянный клиент или клиенты (а случалось и такое) куда-то уезжали, Кира позволяла себе сходить в клуб, поинтересоваться, чем живет мир, а заодно присмотреть нового любовника. На всякий случай. Ничего вечного нет, а платежеспособных любителей секса на улицах не встретишь. На мелочи типа папенькиных сынков, сорящих родительскими деньгами, она не разменивалась, на их понты насмотрелась еще на первом курсе. К тому же болтливы: не успеешь с кровати встать, а уже пол-Минска в курсе, с кем ты провела ночь.
Вот так однажды в поле ее зрения и попал Ладышев – стильный, ухоженный, с правильными чертами лица, подтянутый, что в ее практике случалось нечасто. Как правило, ее клиенты обладали не только толстым кошельком, но и соответствующим животом. Но красивое тело и секс – вещи разные. Главное – не оказался бы он извращенцем или другой ориентации. Такие тоже встречались.
Понаблюдав еще какое-то время за привлекшим ее внимание объектом, за тем, что заказывает, как себя ведет, Кира пришла к неожиданному выводу: он, как и она, находится в поиске! Скучающий, равнодушный взгляд и насмешливая полуулыбка как бы копировали ее поведение, явно демонстрируя: человек просто расслабляется, отдыхает. Но Кира четко уловила: под маской ре– лаксирования мужчина присматривает, изучает, отбраковывает девушек по одному ему ведомым признакам. И, видно, эстет. Таких интересует не столько физиология совокупления, сколько игра-прелюдия. Ну и, само собой, удовольствие от созерцания обнаженной партнерши.
С подобным психотипом Кира пока не сталкивалась, но кое-что о них читала. За свои внешние данные она была спокойна, за секс тоже, а потому смело пошла в наступление – присела на освободившийся рядом барный стул, чем сразу заставила обратить на себя внимание. Остальное – дело техники: на начальном этапе нельзя ни в коем случае выдавать истинные желания, не знакомиться первой, не проявлять интерес. Пусть думает, что это его выбор. Но и не переусердствовать с холодностью и равнодушием – мужчины нынче ленивы, не любят долгого сопротивления и быстро теряют интерес.
Кира правильно все рассчитала и не прогадала: избранник неторопливо принялся ее «завоевывать», а «завоевав», отблагодарил в прямом и переносном смысле – не поскупился на вознаграждение, к тому же оказался весьма впечатляющ в постели. А еще учтив, галантен. Все вместе едва не сыграло с Кирой недобрую шутку: она вдруг почувствовала к Ладышеву нечто большее, чем просто к объекту удовлетворения своих прихотей. Даже ее страсть не была показной.
«А вдруг?!» – мелькнула крамольная мысль в голове.
Однако мужчина довольно быстро пресек ее романтические домыслы и вернул с небес на землю: она ему подходит как партнерша для секса, не более. И он готов на отношения с ней в этом смысле при соблюдении трех условий: она должна откликаться по первому звонку, хранить тайну связи и не строить планов на будущее. Оплата – сдельно-премиальная. В свою очередь он не требует от нее чего-либо исключительного – живи как хочешь, встречайся с кем хочешь.
Кира думала недолго: озвученное для нее совсем не ново, нравственных устоев не рушило, свободу не ущемляло. А потому согласилась и неукоснительно соблюдала статус-кво, пока не вмешалась мать.
Эх, если бы не досадная случайность, Людмила Семеновна никогда не узнала бы о Ладышеве! Как не догадывалась о других мужчинах, ему подобных. Но надо же такому случиться, чтобы в тот момент, когда она ехала в служебном авто по городу, Кира прямо перед ее носом садилась в дорогую иномарку.
Мать записала номер, назавтра выяснила, кому принадлежит машина, а вечером устроила дочери допрос с пристрастием: давно ли познакомилась, что ее связывает с Вадимом Сергеевичем? От неожиданности (вдруг она еще что-то знает!) Кира растерялась и пролепетала первое пришедшее на ум: познакомилась в клубе, пригласил на чашку кофе. Ни к чему не обязывающее знакомство! Мать выслушала молча, и Кира вздохнула спокойно: слава Богу, пронесло.
Но не тут-то было! Спустя пару дней Людмила Семеновна озвучила ей новый план, в финале которого Кире предписывалось... выйти замуж за Ладышева.
«Как хочешь крутись, но упустить такой шанс ты не имеешь права! – поучала мать. – Спи с ним, беременей! Начнет отказываться – я дожму. Мне он нужен! И ты будешь в шоколаде, и дети твои».
Поначалу, ошарашенно слушая мать, Кира только хлопала ресницами: она что, с ума сошла? Какое «замуж»? И за кого? За педантичного нудилу в респектабельной упаковке? Да с ним с тоски помрешь! Если бы не материальная сторона вопроса, она давно перестала бы отвечать на его звонки. Но человек-робот, как Кира окрестила про себя Ладышева, четко выполнял все пункты неписаного договора, не скупился на премиальные.
Но как же ей было с ним неинтересно! Никаких тебе лишних эмоций, никаких душевных разговоров: постель-секс-деньги и – адью, до новой встречи. Свежее, хрустящее постельное белье, идеально убранная маленькая квартирка, податливая женщина-кукла – вот все, что ему требовалось. Словно секс придуман не для удовольствия, а исключительно для поддержания мужского здоровья – как в тренажерный зал сходить. И даже то, что на столике всегда стояли бутылка французского шампанского, дорогие конфеты и фрукты, дела не меняло: всем этим Вадим ублажал скорее себя. Эстет чертов, педант! Все у него расписано по минутам, по секундам. Никаких отступлений, никаких случайностей. Ситуация под контролем в любом его физическом состоянии.
«Потренировался» в поте лица, рассчитался, вызвал для партнерши такси – и сию минуту испарился. Однажды Кире пришлось довольно быстро вернуться в квартиру за косметичкой, но Вадима там уже не оказалось, и телефон не отвечал. Только пару раз он позволял ей остаться до утра, но, опять же, не с ним, а в гордом одиночестве. Где он жил, чем занимался, оставалось тайной за семью печатями даже спустя год их знакомства. Другие мужчины хотя бы изредка чем-то делились, а у этого общение сводилось исключительно к трем пунктам их устного договора.
Иногда такое отношение сильно обижало, снижало самооценку: все-таки Кира считала себя неглупой – начитанная, образованная, знает языки. Не какая-то там провинциалка, с которой и поговорить не о чем. Потому она, не раздумывая, рассталась бы с Ладышевым, если бы на горизонте появился такой же щедрый соискатель ее тела. Надоело быть безмозглой дорогой игрушкой!
Так что план матери выдать ее за Ладышева Кире сразу не понравился: никаких чувств между ними нет и быть не может, и вообще это сложный, непредсказуемый человек. Но Людмила Семеновна возражений не принимала. Оказывается, она давно к нему присматривалась, но понятия не имела, с какой стороны подступиться. Сейчас же, коль Кира с ним знакома, намерена форсировать события. В кои-то веки от дочери хоть какая-то польза!
Заигравшись в своих фантазиях, мать настояла, чтобы та, несмотря на поздний час, позвонила Ладышеву и напомнила о себе. Объяснять, что это противоречит их договору, Кира не стала: во-первых, она знала, что накануне Ладышев куда-то улетел (он всегда предупреждал о долгом отсутствии), во-вторых, не хотела обострять ситуацию, а уж тем более нарываться на скандал с матерью. Набрала номер, дождалась сигнала автоответчика, протянула ей трубку, чтобы та убедилась – абонент недоступен.
На этом поздний малоприятный разговор закончился, обе разошлись по комнатам. Но Кире не спалось. Все крутилась, не могла смириться: почему ей так не везет в жизни, причем с самого рождения? И на свет-то она появилась только потому, что мать поставила себе целью захомутать отца, и сейчас она для нее лишь инструмент для осуществления каких-то своих планов.
«Ладышев, видите ли, «ей нужен»! А мне он нужен? Ради чего я должна от него беременеть? Чтобы плодить подручные средства для решения мамашкиных вопросов? – горько усмехалась она в темноте. – Ведь ей не внуки нужны, а вожжи, чтобы управлять Ладышевым. А я имею право на счастье? Хоть бы раз спросила, что мне нужно... Мать называется... Хуже мачехи...»
Кира даже всплакнула над своей горькой долей. Оставалась одна надежда: за три недели отсутствия Вадима мать успокоится и забудет свой план. Но девушка ошиблась. Родительница просто зациклилась на идее заполучить в зятья Ладышева! С дочерью говорила только о нем, поучала, как себя с ним вести. Но и это еще полбеды. Хуже то, что она вдруг стала отслеживать каждый шаг дочери – расспрашивала, как та провела день, периодически названивала, уточняла, где она и с кем. В общении же окончательно перешла на фельдфебельский тон: сиди дома, забери, отвези, купи, привези. Уж лучше бы Кира права не получала! Ведь ее личная жизнь не ограничивалась одним Ладышевым и домашними заботами.
Потому она постаралась пустить матери пыль в глаза и без зазрения совести сочиняла ей небылицы о встречах – где были, чем занимались и прочее, и прочее. Слушая дочь, Балай довольно улыбалась, и если раньше поругивала ее за поздние возвращения или ночевки в городе, то теперь относилась к этому благосклонно.
Кира же использовала время по своему усмотрению и не особенно волновалась, что Вадим почти исчез с горизонта – только на один звонок и сподобился за всю осень. Правда, однажды и она решилась напомнить о себе, набрала его номер. Ладышев пообещал, что перезвонит, но не сделал этого, как бы дав понять, что их отношения себя исчерпали. Впору «обидеться» и расстаться навсегда, что Кира и сделала бы: на Вадиме свет клином не сошелся. Но вмешалась мать. Устав ждать новостей от дочери, накануне Нового года она сама... пригласила Ладышева в гости.
