Текст книги "Бесконечность любви, бесконечность печали"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)
Простите, я слышал фамилию Евсеева... – неуверенно уточнил Генрих. – То есть вопрос с операцией уже решен?
– Извините, с кем имею честь?..
– Ах да! – спохватился Вессенберг и протянул визитку. – Генрих Вессенберг, журналист. Но я здесь по другому делу. Екатерина Про... Евсеева – мой хороший друг, мы вместе учились, она тоже журналистка... Мы даже более чем друзья... Вот у меня есть все распечатки, – сбивчиво принялся он объяснять и в подтверждение вытащил из папки письма из клиники. – Я здесь по поводу оплаты операции.
Директор центра внимательно просмотрел распечатки.
– Да, – подтвердил он. – Это письмо и этот счет из нашей клиники. Сейчас он несколько увеличился, так как фрау Хильда попросила включить страховку... Вашей подруге, молодой человек, повезло: все расходы по медицинскому сопровождению взял на себя благотворительный фонд имени Вайса Флемакса.
– Какой фонд? Это правда? – Генрих не поверил услышанному. – Здесь нет ошибки?
– К счастью, здесь нет никакой ошибки. Часть предоплаты уже поступила на счет клиники, и только что мы подписали все необходимые документы. Мы рады, что можем помочь вашей подруге. Можете ее обрадовать. Полагаю, ваш вопрос решен? – улыбнулся он и встал со стула, дав понять, что время аудиенции закончилось.
– Но как?.. Как фонд узнал о Кате?
– Это, молодой человек, конфиденциальная информация. Можете обратиться со своим вопросом непосредственно к фрау Флемакс...
– Это та женщина, что вышла из кабинета?
–Да.
– О'кей, попробую ее догнать! – Генрих вскочил с места. – До свидания! Спасибо...
Мужчина закрыл дверь за посетителем, подошел к столу, снял трубку рабочего телефона.
– Элен, еще не забудьте указать...
– ...Подождите! Фрау Флемакс, подождите! – услышала Хильда, приближаясь к услужливо открытому водителем «Мерседесу». – Стойте!
Женщина обернулась. Перепрыгивая через ограждение, наперерез автомобилю несся незнакомый молодой человек.
...Извините, – оказавшись рядом, пробормотал он, с трудом переводя дыхание. – Я – Генрих Вессенберг... Друг Кати... Екатерины Евсеевой... Я только что узнал, что вы взяли на себя расходы по оплате операции... Спасибо! Огромное спасибо! – нисколько не заботясь о приличиях, принялся он трясти руку женщины. – Вы себе не представляете, что это значит для Кати... Для нас с Катей... – добавил он и, заметив недоуменный, испуганный взгляд, отпустил руку и густо покраснел. – Простите, ради Бога! Это от радости: ребенок будет жить...
– Это ваш ребенок? – после небольшой паузы уточнила женщина. – Вы – гражданин Германии?
–Да.
– Тогда почему вы не обратились в клинику от своего имени? – в полном недоумении спросла она. – Немецкому ребенку такую операцию обязаны сделать бесплатно.
– Понимаете, ребенок – как бы не мой... Пока... – поняв, что запутался сам и запутал собеседницу, он тряхнул головой и попытался объяснить: – Но я его обязательно усыновлю, после того как... Катя приедет в Германию, и мы поженимся.
Генрих умолк.
«А вдруг, как только Катя получит вид на жительство в Германии, фонд откажется ей помогать?» – мелькнула мысль.
– Поженимся, если она, конечно, согласится, – быстро поправил он себя. – Биологический отец ребенка – не я. Я всего лишь люблю его мать... – добавил он и опустил взгляд.
– Понятно, – произнесла женщина после долгой паузы. – Но в данном случае нас волнует здоровье малышки, а не ваши отношения. А сейчас, извините, я спешу в аэропорт.
– Да, конечно. До свидания... – пробормотал Генрих.
«Мерседес» медленно вырулил с парковки.
«Это хорошо, что вопрос с операцией решен, – подумал он, наблюдая за автомобилем. – Сообщить Кате? Пока клиника подготовит и вышлет документы, пройдет немало времени. А кто сообщит первым, тот и... победитель, – потянулся он в карман за телефоном. – Я пообещал – я решил. Такое не забывается, такое дорогого стоит...»
В сопровождении отца Катя зашла в приемное отделение роддома и протянула документы в окошко регистратора.
– Паспорт... Там ожидайте, – женщина показала рукой на ряд кушеток у стены.
– Все будет хорошо, – присев рядом с дочерью, в который раз за день повторил Александр Ильич.
Всю дорогу он что-то рассказывал, даже шутил, пытаясь отвлечь Катю от невеселых мыслей. Но она не реагировала – как ушла в себя, услышав про отказ Вадима, так и не проронила ни слова, И лицо восковое. Никаких эмоций.
– ...Мы с Ариной к тебе вечером заглянем. А на следующей неделе она отгулы возьмет, съездим вместе в Слуцк, проведаем родные места. На могилки сходим...
– Евсеева, заходите в смотровую, переодевайтесь, – объявила женщина-регистратор. – Вещи – или в гардероб, или сопровождающему отдайте. У вас завтра операция, так что, кроме рубашки и халата, в отделении ничего не понадобится.
Катя медленно повернула голову в ее сторону, также медленно поднялась.
– Доченька, ты только не убивайся так, – подскочил отец и, обняв Катю, зашептал на ухо: – Будут еще дети. Я это знаю, я чувствую...
– Пока, пап, – едва слышно произнесла она и добавила: – Не надо сегодня приезжать... И это хорошо, что вы собрались в Слуцк... могилки навестить...
Освободившись от отцовских объятий, Катя сделала шаг вперед и тихо прошептала:
– Прощай...
Дверь закрылась. Александр Ильич застыл посреди коридора: слова дочери ему совсем не понравились.
– Вам туда нельзя! – женщина-регистратор пресекла его робкую попытку открыть дверь в смотровую и войти следом за дочерью. – Ждите, когда вещи отдадут, или езжайте домой.
Мужчина послушно присел на кушетку, приложил руку к левой стороне груди. Скорее, по привычке, так как боли в сердце он не чувствовал. Но где-то там, внутри, скребло, щемило и... плакало.
– Вам плохо? – обратил на него внимание подошедший к регистратору доктор.
– Нет, все хорошо... Душно немного.
– Вы бы на свежий воздух вышли, – посоветовал доктор и, взяв историю болезни, поспешил к кабинету, куда вошла Катя. – ...Екатерина Евсеева? Здравствуйте... – донеслось до Александра Ильича из-за закрывающейся двери.
Зазвонил телефон. Глянув на регистратора, он решил выйти на крыльцо.
– ...Да, Арина... В приемном... Молчит, – ответил он и шумно выдохнул. – Переживаю... Еще сдуру ляпнул про Слуцк, про могилки... Подожди... – попросил он и напряг слух.
Из глубины приоткрытой двери в приемный покой послышался шум и возглас: «Женщина, вы куда?» Следом – призывный крик Кати: «Папа! Папа!»
– ..Арина, я перезвоню! – почти побежал он назад в помещение.
Заметив в коридоре отца, дочь бросилась к нему на шею:
– Папа! Только что звонил Генрих! Он договорился с каким-то фондом, и мне уже оплатили операцию! Папа, это... это чудо! Это счастье! Папа, моя девочка будет жить... Боже! Спасибо тебе! – сложив на груди руки, подняла она взгляд вверх.
– Не может быть... – не в силах был поверить отец. – Здесь нет ошибки?
– Нет! Генрих сказал: прямо сейчас в клинике готовят документы и сегодня же вышлют мне на почту!
– Женщина! – не разделяя необоснованной, на ее взгляд, радости, регистратор напряженно свела брови. – Больная! Немедленно вернитесь в смотровую! Или вам будет отказано в госпитализации!
– Я сама отказываюсь от госпитализации! – повернулась к ней Катя. – Паспорт верните, пожалуйста.
– Вы слышали, Александр Иванович? – обратилась регистратор к доктору, вышедшему из смотровой. – Она отказывается от госпитализации! А медицинские показания? А дальше что, вы подумали?
– Я подумала. Я очень хорошо подумала: дальше я поеду в Германию, потому что там спасут моего ребенка! – ответила Катя с вызовом и повторила: – Верните паспорт.
– Мария Афанасьевна, оформите отказ и верните женщине паспорт, – отдал распоряжение доктор, передав в окошко медицинскую карту. – Вам повезло. Поздравляю! – чуть растерянно произнес он, повернувшись к пациентке: – Даст Бог, все сложится. Удачи!
«Какая-то неувязка получается, – недоумевал Клюев, расписываясь в журналах. – Вадим накануне позвонил, предупредил: сегодня вопрос Евсеевой обязательно решится. Даже попросил не спешить, ежели что... А тут объявляется какой-то Генрих, и вроде это он ей помог... Непонятно...»
Поднимаясь в отделение, Саня набрал номер друга, но тот не ответил – или занят, или разговаривает параллельно.
Рабочий день закончился почти час назад, и Клюев задержался специально: знал, что прерывание беременности Евсеевой назначено на завтра, а потому хотел ее дождаться и определить в свое отделение. Если вдруг у Вадима с клиникой в Германии не получится, то он хотя бы постарается сделать все, чтобы в будущем Катя могла иметь детей.
«Что ж, наконец смогу встретиться с риэлтором, – посмотрел он на электронный циферблат в коридоре. – Чем быстрее выставим квартиры на продажу, тем быстрее вернем Вадиму часть суммы. У него и без того непредвиденные расходы из-за Кати. Не знаю, смог ли бы я так поступить... – мысленно отдал он должное другу.
– Теперь можно и Ольге рассказать – не хотел раньше времени обнадеживать, дабы не расстраивалась, если не получится... А ведь я обещал ей сегодня съездить в магазин, коляску посмотреть! – вспомнил он и улыбнулся: – Все приятнее, чем готовить пациентку к прерыванию беременности...»
Переодевшись в бытовке (в багажнике автомобиля с некоторых пор кроме стандартного запаса одежды он возил и строительный комплект), Вадим переобулся, счистил прилипшую глину с сапог, ополоснул их под струей воды, сунул в мешок и поставил в специальный контейнер. Он с детства терпеть не мог грязь, мусор, беспорядок. Притом везде – в помещении, в автомобиле, на стройке – лично контролировал своевременность уборки рабочих мест. Да, педант! Да, такой у него пунктик! Но и в справедливости слов отца «сколько мусора вокруг – столько и в голове» с некоторых пор он не сомневался.
Перед тем как сесть в машину, Вадим посмотрел на небо. Похоже, распогодилось. Даже солнце местами пробивается сквозь косматые обрывки туч. Только на душе никаких просветов, ни одного лучика в его сумрачном царстве – ни от Хильды, ни от Поляченко. Из офиса тоже никто не звонил, от деловых партнеров ни звука... Все словно сговорились. А что если у Хильды в клинике не сложилось? Вдруг передумали, отказали в операции? А у Кати сейчас критический срок, и она решает: или дохаживать, надеясь, что ребенку помогут, или прерывать беременность.
Почему не звонит Поляченко, предположить нетрудно: не удается разыскать Автуховича, который, как они уже узнали, и оперировал Сережу. Зина молчит, видимо, обижена... Хотя, может, и ей докладывать нечего? Падение деловой активности в бизнесе последние месяцы откровенно пугало: похоже, мировой кризис постучался и в двери его офиса. Того и гляди, придется сокращать штат. А команда у него хорошая, проверенная, каждый сотрудник на своем месте. Сейчас сократишь, а потом, когда построится завод, понадобятся квалифицированные кадры...
В мрачном настроении Вадим тронулся с места, и тут раздался первый долгожданный звонок: Хильда!
Пришлось остановиться, чтобы поговорить.
–Добрый день, Вадим! Хочу порадовать: все вопросы с Екатериной Евсеевой решены. В течение дня клиника вышлет ей необходимые для визы документы, подтверждения, рекомендации. Я попросила добавить в счет страховки для мамы и будущего ребенка, поэтому немного задержалась... Так что твоя просьба выполнена.
– Спасибо, Хильда! – впервые за день Ладышев улыбнулся. – Безмерно тебе благодарен!
– Не стоит благодарить. Случай действительно сложный, я рада, что удалось быстро решить вопрос. И время на поиски спонсора не пришлось тратить.
– Насчет страховок ты совершенно права: это разумно – сразу включить их в счет. Здесь я недодумал. Доплачу, как только...
– Никаких доплат, это уже наша забота, – категорически отказалась Хильда. – Я изначально предлагала участие фонда, но ты был против. Отчасти догадываюсь почему... Катя тебе по-прежнему дорога? – неожиданно задала она деликатный вопрос.
Не ответить на него было бы неправильно. Вадим хорошо помнил разговор с Хильдой после смерти Мартина.
– Не знаю... – изменившимся голосом произнес он после паузы. – Но я хочу, чтобы в ее жизни все было хорошо. Она мечтала о ребенке. Пусть хотя бы ее мечта сбудется, если уж моим не суждено.
– Ты умеешь прощать... Это не каждому дано и заслуживает уважения.
Хильда вздохнула. Не хотела, но так уж получилось, что вызвала Вадима на откровенность, сделала больно.
– Опять же не уверен, – возразил Вадим. – Есть вещи, которые я не смогу простить. Никогда. Но это другой случай.
– Ты о чем?
– Долгая история... – он снова замолчал, решая, стоит ли сейчас рассказывать Хильде о сыне. Но с некоторых пор между ними не стало секретов. – Помнишь, я говорил, что много лет назад у меня родился сын? Так вот – теперь занимаюсь его поисками.
– Как? Ты ведь сказал – он умер!
– Мне солгала его мать. А недавно я узнал: она отказалась от него еще в роддоме. Если называть вещи своими именами, оставила умирать. Но он выжил, потому что он – Ладышев, – в голосе Вадима послышалась гордость. – И я никогда не смогу ей этого простить.
– Так вот в чем дело... Бедный, бедный Вадим! Пожалуй, теперь мне еще более понятен твой поступок: мать, борющаяся за жизнь ребенка, заслуживает помощи и уважения... Ты знаешь, кто отец ребенка Катерины?
Догадываюсь: старый друг, бывший однокурсник. Журналист, живет в Германии. Но, насколько я понял, судьба ребенка его не интересует.
– Вот как?.. Все еще более запутывается. Сегодня в клинике я познакомилась с молодым человеком, который представился Генрихом. И мне кажется, что ты ошибаешься: как я поняла, он не...
– Хильда, пожалуйста, закроем эту тему, – не дал ей договорить Вадим. – Не хочу о нем слышать. Держи меня в курсе дел, и достаточно.
– Ну хорошо...– вынужденно согласилась женщина.
– Спасибо, что так быстро подключилась и решила вопрос. Извини, но мне надо срочно позвонить. Дай знать, когда вернешься во Франкфурт. До свидания! – спешно попрощался Вадим.
«Генрих... Вездесущий Генрих... – скривившись, словно от зубной боли, посетовал он. – Кому позвонить – отцу Кати или ей самой? – заколебался он. – Лучше ему. Заодно извинюсь за утренний разговор».
К телефону долго не подходили.
– ...Не звоните сюда больше никогда. Мы решили свои проблемы без вашей помощи, – наконец резко ответил Александр Ильич и тут же оборвал разговор.
– Кто звонил? – уточнила Катя, следя за тем, как отец осторожно выезжает задним ходом с парковки.
Водительская привычка. К тому же отец не так давно снова сел за руль, что вызывало повышенное беспокойство. Но опасения ее явно напрасны: за рулем он, как и прежде, спокоен и сосредоточен. Даже настойчивый звонок не вызвал нервозности. Но в разговоре с кем-то он позволил себе непривычную резкость, что насторожило. Может, все-таки он волнуется за рулем?
– Да так, бывший... работник, – процедил отец сквозь зубы. – Не бери до головы. Сейчас Арину заберем – и домой. Теперь новые переживания появятся: как ты там одна? Может, мне с тобой?
– Даже не думай! Сама справлюсь, без сопровождения. И там есть Оксана... Генрих, опять же.
Произнеся имя Вессенберга, Катя помрачнела. До этого пребывая в эйфории от того, что вопрос с оплатой решен, она только сейчас по-настоящему оценила роль Генриха и поняла: одной благодарностью здесь дело не ограничится. А если он начнет настаивать на предложении выйти замуж? Неужели браком без любви придется заплатить за здоровье дочери?
«Будь что будет! Я на все согласна ради моей девочки... Активная какая сегодня!» – почувствовала она резкие толчки в животе.
Ребенку явно что-то не нравилось. Пришлось немного сползти с сиденья и принять полулежачее положение.
– Все хорошо? – забеспокоился отец, услышав возню за спиной.
– Проснулась, толкается, – пояснила Катя.
«Двадцать две недели: то ли еще будет! – подумала она, наслаждаясь одним из «дискомфортов» беременности. – До срока, конечно, нам не дадут доходить, но как минимум пару месяцев еще побудем вместе.... Все хорошо, моя малышка! Генрих или кто другой – неважно. Главное, чтобы он любил тебя как родную, – успокаивающе погладила она живот. – Жизнь сама все расставит по местам...»
...Вадим недоуменно посмотрел на телефон: и тон, и ответ Александра Ильича обескуражили.
«Мы решили свои проблемы без вашей помощи», – повторил он. – Как это понимать?.. Саня звонил», – заметил он пропущенный вызов.
– Привет!.. Извини, разговаривал параллельно... Ах вот оно что!..
– выслушав монолог Клюева о случившемся в роддоме, Ладышев нахмурился. – А ты как думаешь, кто оплатил?.. Правильно: фонд. Только его не Генрих нашел и даже не клиника. Деньги я перевел... А что от этого изменится? У нее своя жизнь, у меня – своя... Нет, Ольге тоже не говори, кто оплатил... Потому что я так хочу!.. Ладно, спасибо за информацию. До встречи!
Закончив разговор, Вадим наконец-то двинул рычаг коробки передач и продолжил движение по ухабистой, размокшей дороге.
«Надо сказать Поляченко, чтобы ямы щебнем засыпал: скоро техника к стройке не подойдет. Машин десять надо, не меньше,
– прикинул он объем очередного непредвиденного вложения в строительство. – Вечером выставлю БМВ на продажу. Наличные позарез нужны: и здесь, и в Крыжовке – только успевай отстегивать... Да уж, денек сегодня», – вздохнул он безрадостно.
Андрей Леонидович позвонил, когда Ладышев выбрался на асфальт.
– Нашли доктора? – с ходу спросил шеф.
– Пока нет. Но узнал, что он в Чехии.
– И когда вернется?
– Боюсь, не скоро... По слухам, там ему предложили работу – заведующим травматологическим отделением. Но где конкретно и в какой клинике – никто не знает. Здесь Клюев прав: крайне скрытный человек.
– А семья?
– Жена с дочерью тоже выехали. Квартира пустая.
– Понятно... Что-то еще узнали?
– Почти ничего. Мальчик после операции больше месяца провел в больнице, затем его отправили на реабилитацию в детский санаторий. Распределили в детдом в Осиповичах, но там он не появился. После санатория следы потерялись. Как мне объяснили, здесь одно из двух: или с ним что-то случилось, или его усыновили. Вероятнее, конечно, второе, иначе остались бы записи: сироты в таком возрасте под особым контролем. Не хочу расстраивать окончательно, но... – Поляченко сделал долгую паузу.
– Не тяните, Андрей Леонидович, – поторопил шеф.
– Скорее всего, его увезли за границу. Наши соотечественники сирот-инвалидов редко усыновляют, все хотят здоровенького ребеночка. А проблемных забирают в основном иностранцы. Их и государство легче отдает, так как нет денег на дорогостоящие операции. К тому же для таких детей это реальный шанс вылечиться, обрести любящую семью, начать новую жизнь. Таких случаев предостаточно.
– Понятно... Если так, то в каком направлении нам двигаться? Как найти усыновителей?
– Увы, доступа к подобным документам у меня нет. Пока нет, – поправил он себя. – Но соображения есть. Прежде чем усыновить, они должны были где-то пересечься с ребенком. Познакомиться, подружиться, взвесить свои силы, шансы на выздоровление. Для этого одной истории болезни мало. Я уверен: остались свидетели таких встреч – или в больнице, или в санатории. Возможно, и там, и там. И первый среди них – тот же доктор-травматолог.
«А ведь Андрей Леонидович прав: приемные родители обязательно должны были встретиться с лечащим врачом! – мысленно согласился Вадим. – Придется лететь в Чехию, самому его искать. Жаль, раньше чем через неделю не получится. А то и позже», – расстроился он, вспомнив, что Красильников еще неделю пробудет в отпуске.
Выйдет Красильников – уйдет Поляченко, которого он пообещал отпустить на пару недель. Одновременно с Зиной заявление написали, как бы случайно. Не исключено, тоже к морю полетят. А руководство компанией, особенно стройкой, доверить больше некому.
– Вы правы... Спасибо, – приуныл Ладышев.
– Все, что смог...
– Андрей... Я хотел извиниться за утренний разговор с Зиной, – неожиданно решил покаяться шеф.
– Простите, какой разговор? – не понял Поляченко.
– Сорвался, накричал... Позже попросил прощения, но самому до сих пор неприятно. Все-таки вы близкие мне люди – доверенные, проверенные.
– Вадим Сергеевич, а я здесь при чем?
– При том, что дело мужчины – защищать свою женщину, оберегать, заботиться.
– Это само собой. Но все же при чем здесь я?
Ребяческие попытки Поляченко скрыть отношения с Зиной вынудили Ладышева улыбнуться.
– Да знаю я, что у вас любовь! И очень рад. Вы оба имеете право на счастье.
– В таком случае... – Андрей Леонидович попытался скрыть растерянность за паузой. – Спасибо на добром слове, но извиняться передо мной все равно не стоит. По двум причинам. Первая – я действительно впервые слышу об утреннем... инциденте. И вторая – я стараюсь не смешивать личное со служебным. Зина тоже не смешивает, хотя ей, конечно, это сложнее. Так что вы напрасно о ней так подумали.
– Теперь еще более виноватым себя чувствую, – Ладышев усмехнулся. – Перед Зиной – дважды.
– Будем считать это рабочим моментом. Разрешите вопрос? Вы давно знаете... что мы...
– Встречаетесь? – поспешил на помощь шеф. – Давно, с начала весны. Счастливых людей заметно издалека, а если уж они постоянно на глазах... Не стоит больше от меня прятаться. Работе это не мешает, так что все в рамках, – закрыл тему шеф и тут же спросил:
– Далеко собрались в отпуск?
– Здесь будем, – не сразу ответил Поляченко. Видно, еще не свыкся с мыслью, что их с Зиной тайна – уже не тайна. – Мне бабушка дом в деревне под Волковыском завещала. Поживем недельку. Надо крышу подлатать, на рыбалку Егора обещал сводить,
– продолжил он чуть смущенно.
Кто такой Егор, Ладышев знал – сын Зины.
– А почему вы интересуетесь?
Вадим задумался. Отменить отпуск двух ключевых фигур компании было бы не по правилам: заявления он подписал, люди спланировали поездку. Имеют полное право на отдых.
– Вадим Сергеевич, если вам нужно, чтобы мы остались, можем изменить планы и перенести...
– Не надо ничего переносить. Одна просьба: постарайся быстрее узнать адрес доктора. Хотя бы город.
Есть одна зацепка. Вернее, надежда на зацепку. Я нашел «ВКонтакте» страницу дочери Автуховича. А молодежь, она же такая – то сэлфи выложит, то новое место жительства объявит. Пока там Минск значится, но я слежу... Ну и по другим каналам, конечно, пытаюсь прощупать.
– Это вы неплохо придумали с соцсетями, – похвалил Ладышев, вспомнив, кстати, что сам давно не заглядывал на свои страницы
– завел несколько лет назад по примеру других и забросил. Надо зайти, вспомнить пароли. – Поезжайте в отпуск, отдыхайте. А я здесь дом буду обустраивать, участок. Мать теплицу хочет поставить, но меня эта идея не вдохновляет. Едва не поссорились вчера, – поделился Вадим.
– Теплица – это хорошо, – не согласился Поляченко. – Вернемся
– поможем.
– Ловлю на слове. Все, жду новостей.
После общения с Поляченко Ладышев почувствовал: напряжение дня чуть спало. Хорошо, что рядом такие люди. Просто по-человечески хорошо.
Посмотрев на часы, он поймал себя на мысли: не хочется возвращаться в город. Проскочив съезд с кольцевой в сторону офиса, поехал прямо – домой в Крыжовку...
16
...Прошло четыре недели, как Катя получила подтверждающие документы из клиники, а вместе с ними шанс на жизнь для своего ребенка. Она и сама словно ожила. Тревожному и безрадостному существованию неожиданно пришел конец. Будто кто-то всемогущий там, наверху, раздвинул свинцовые тучи, пропустил солнечные лучи, снова дал возможность дышать, наслаждаться жизнью, радоваться самому прекрасному состоянию женщины на земле – беременности.
О плохом Катя старалась не думать. Верила: после того, через что ей пришлось пройти, все будет хорошо! Не случайно ведь добрая весть настигла ее в тот самый драматический момент, когда она собиралась умереть вместе со своей девочкой. А значит, критическую точку они точно преодолели.
С этого момента и все дела, связанные с отъездом, решались как бы сами собой: и.о. главного редактора без лишних вопросов подписал отпуск за свой счет, в поликлинике тут же выдали на руки необходимые копии документов, в немецком консульстве за день открыли многократную визу.
Немецкие врачи теперь консультировали ее дистанционно, периодически запрашивали те или иные анализы и ждали ее приезда. Прибыть необходимо до двадцать восьмой недели беременности. Ей даже разрешили лететь самолетом: оказывается, если мать чувствует себя нормально, то и ребенку в утробе даже с таким диагнозом ничего не угрожает.
Радовало, что не докучал Генрих – ни письмами, ни звонками. Совершив благое дело, он как бы дистанцировался, и за это Катя была ему благодарна. Пусть родится ее девочка, пройдет операция – дальше посмотрим. Может, к тому времени он окончательно успокоится: чувства ведь не вечны, особенно если нет подпитки в виде ответной реакции.
«Он молод, перспективен. Зачем ему обуза – женщина с больным ребенком? – успокаивала она себя. – А нам с Марточкой и одним будет хорошо».
Катя спокойно и целенаправленно готовилась к отъезду и первым делом наняла репетитора по немецкому. Занимались каждый день, кроме выходных, по полтора-два часа. Повезло, что не пришлось никуда ездить: соседка посоветовала внучку, преподавателя вуза, которая все лето проводила у нее с детьми. Как говорится, не было бы счастья... Ведь она давно мечтала усовершенствовать иностранный. Вот только не знала, что главным в ее жизни станет немецкий, а не английский, и начинать обучение придется с нуля.
Приближался день отъезда, и ей уже пришлось задумываться о вещах второстепенных – например, об одежде. Сейчас конец июня и довольно тепло, но какое лето будет дальше? Теплое, сухое, дождливое? И, главное, надолго ли она задержится в Германии? Вторая операция запланирована через четыре месяца после первой – но с какого дня начнется отсчет? Стопроцентно известно только то, что предстоит кесарево. На каком сроке – доктора определят на месте. И разрешат ли приехать в Минск между операциями, никому не ведомо.
Что их ждет после второй операции, Катя и не загадывала. Главное – две первые, а это минимум полгода, осень и часть зимы. Предусмотреть все сложно, и в один чемодан нужные вещи не затолкаешь. Выход предложила Арина Ивановна: если до зимы у Кати не получится приехать, они с отцом обязательно ее навестят и привезут все необходимое.
Дальше – по обстоятельствам. Скажут доктора оставаться под наблюдением до заключительной операции, значит, она останется там на все четыре года. Разрешат уехать – вернется домой. Одно Катя знала точно: эмиграция не для нее, но ради жизни ребенка она готова временно ее принять.
И здесь уже вставал вопрос поважнее одежды: где и на какие деньги она будет жить? Понятно, семью Оксаны нельзя стеснять до бесконечности. Но и снимать жилье ей пока не по средствам. Остается только ждать, пока квартира на Гвардейской станет ее собственностью, а дальше – или сдавать внаем, или продавать. Но все это вопросы будущего. На первое же время денег у нее хватит: на семейном совете они решили продать одну из машин. Выбор пал на автомобиль отца, который был хоть и поновее Катиного, но в последний год начал сыпаться. А БМВ, напротив, после зимнего ремонта бегал без проблем.
Словом, подготовка к отъезду шла по плану: размеренно, без лишней суеты и переживаний, которые давали о себе знать, но каждый, как мог, старался их завуалировать. Однако накануне отбытия Катя занервничала: после длительного молчания Генрих вдруг сообщил, что встретит ее в аэропорту. И как она ни пыталась его отговорить, Вессенберг остался непреклонен. Запретить ему приезжать в аэропорт не позволяла совесть: ведь это благодаря его стараниям малышка получила реальный шанс на жизнь. И все-таки от дальнейшей его помощи Катя собиралась твердо отказаться, чтобы не копить обязательства, которые рано или поздно вынудят совершать какие-то поступки вопреки ее воле.
Накануне отлета в Ганновер – ближайший аэропорт и к клинике, и к городку, где жила Оксана, – с самого утра у Кати защемило сердце: а вдруг она не скоро вернется? Вдруг придется задержаться в Германии на годы? Побродив по саду и почувствовав, что становится совсем невмоготу, она решила поехать в город, попрощаться с местами, которые запечатлелись в памяти вспышками счастья. Вернее сказать им «до свидания», потому что она вернется, правда, не знает когда.
Такой интимный разговор с городом не предполагал никаких третьих лиц, никаких сопровождающих – только она и Минск. Чтобы отец это понял и согласился отпустить ее одну, пришлось подыскивать правильные слова. Пересев на БМВ дочери, последнее время он везде возил ее сам и не принимал никаких возражений.
Но в этот раз, на удивление, Александр Ильич довольно быстро согласился с ее доводами и позволил ехать одной. С одним условием: звонить каждый час и докладывать, где она и что с ней, лишний раз салон не покидать, так как начал накрапывать дождь.
Сев за руль, Катя завела двигатель, выехала со двора, и вдруг мелькнула нечаянная мысль: возможно, это ее последняя поездка в любимой машине. Генеральная доверенность выписана на отца, и в случае крайней необходимости он имеет право ее продать. ВМВушка-подружка... Можно сказать, лучшие Катины годы связаны с ней. Она верой и правдой служила хозяйке, делила горе и радости, хранила секреты...
Даже ностальгическая слеза выступила. И, похоже, не последняя за день.
Продумав логистику передвижений по городу, Катя поняла: придется отступить от хронологии жизненных событий и начать объезд памятных мест с дома на Чкалова. Задержалась она там ненадолго – остановилась во дворе, не выходя из машины, посмотрела в окна квартиры, в которой уже жили квартиранты, вспомнила, как переехала туда с Гвардейской, как провела первую ночь с Вадимом... Сердцебиение участилось, душа наполнилась щемящей нежностью...
«Хорошего понемногу! – скомандовала она себе и, отпустив педаль тормоза, переставила ногу на газ. – Обновила в памяти прелюдию любви – и хватит! Теперь – на Воронянского».
На парковке перед офисным центром Катя провела почти полчаса. Нашла взглядом этаж, добрую часть которого занимала компания Ладышева, посидела в машине, повспоминала... Первой на память почему-то пришла Зина – хрупкая, маленькая, говорливая. Этакий Энерджайзер... Жаль, Катя не может ей позвонить, поговорить по душам, обсудить тему детских болезней, с которой когда-то началось их знакомство. Вспомнился и Андрей Леонидович, немногословный и всегда подтянутый, с умным, изучающим взглядом. Красильников, Сифоненко, Ксения Игоревна, Саша Зиновьев... Хорошая команда у Ладышева подобралась – каждый знает свое дело, уважает шефа. А вот она среди них не прижилась – и профессия не та, и отношение к их начальству иное...
