Текст книги "Бесконечность любви, бесконечность печали"

Автор книги: Наталья Батракова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

Чаще всего он просто уходил в другую комнату и ложился спать пораньше, плотно закрыв двери. Жена, не находя выхода эмоциям, в ответ на это избрала еще худшую тактику – стала втягивать в конфликтные ситуации дочь: скажи, папа плохой, что он виноват.

Обидно, но дочь уступала ей без всякого сопротивления. Понимала: иначе от истеричной мамаши достанется ей самой. А так короткий спектакль разыгрывался, как по нотам: «Виноват папа?»

–      «Да, виноват». И все – ушла к себе. Словно папа ей был нужен исключительно для того, чтобы оплачивать учебу в университете, одевать, кормить, отправлять с мамой на курорт.

При полном поражении в правах у Андрея Леонидовича были лишь обязанности. У всех других членов семьи права имелись, даже у любимца жены кота Макса, а у него – нет. Единственное, что позволялось главе семьи, – не мешать прекрасному полу жить своей интересной жизнью. Любая его попытка высказать собственное мнение встречалась в штыки – криками или истерикой. Иногда – равнодушным «потом», после чего жена погружалась в виртуальную жизнь в социальных сетях, где обитала сутками. Вставать рано утром и бежать на работу ей не требовалось.

Что такое зарабатывать деньги, а не только тратить, за двадцать с лишним лет сидения дома она совсем забыла. Супруг ког-да-то из лучших побуждений предложил ей бросить работу после декретного отпуска: мол, он постоянно занят на службе, график ненормированный, а в семье маленький ребенок. И поначалу даже гордился таким распределением обязанностей: он, мужчина, обеспечивает достойную жизнь своим женщинам.

Но... Тогда же обнаружились и первые нестыковки в определении понятия «достойная жизнь». Жене хотелось намного больше, чем он мог дать. У нее были свои критерии – ближайшие подружки. Одной муж подарил шубу, второй – машину, третья обустраивалась в новой огромной квартире в центре. А у них что? Зарплата супруга – и все? На нее не поживешь на широкую ногу.

Намек на то, что при таких запросах надо бы самой выйти на работу, Анжелика восприняла как личное оскорбление. Ей нравилось сидеть дома. Ребенок в саду, муж на работе. Можно вдоволь спать, убивать время в разговорах с подружками и в Интернете, обсуждая животрепещущие темы типа «куда бы съездить отдохнуть следующим летом». К слову, сам супруг в отпуск на юга и за границу не летал, так как не положено по службе. За все годы лишь однажды выбрался с семьей к родственникам в Феодосию.

С ростом благосостояния подружек повышались и запросы жены. Ее уже не устраивали отели эконом-класса вдали от моря. Требовались исключительно пятизвездочные, на первой линии. И обязательная сумма на шопинг.

Ну где мог взять Поляченко такие деньги? Даже одолжить не у кого: материальное положение сослуживцев мало чем отличалось от его собственного. Скандалы пошли чередой, и он скрепя сердце согласился делать то, чем периодически занимались многие. По сути, ничего противозаконного – оказать кому-то информационную услугу, тем более что добрая часть сведений под рукой. И такая подработка неплохо оплачивалась. Но все равно он считал: как офицер не имеет на это морального права. А потому, когда один из клиентов, узнав, что Андрей Леонидович подумывает за выслугой лет уйти на пенсию, предложил работу, Поляченко, не раздумывая, согласился.

Ладышев ему понравился со дня знакомства: подкупали его уважительность, интеллигентность, порядочность. Даже его немногословность пришлась по душе Поляченко. Сам такой. Зато все четко, почти по-военному. Задача поставлена – задача выполнена. И вознаграждение законное. Так что отношения с новым началь ником его абсолютно устраивали.

А тут еще шеф и с жилплощадью помог. Кто-то из его знакомых уезжал на постоянное место жительства и срочно продавал хоро шую трехкомнатную квартиру с ремонтом. «Срочно» означало: большой скидкой в цене. Ладышев, узнав, что начальник отдела безопасности ютится с семьей в малогабаритной «хрущевке», дал ему деньги и не торопил с возвратом – ждал, пока на его «двушку» найдется выгодный покупатель. Оставшуюся сумму Поляченко честно отработал.

В новой квартире появился скоростной Интернет – и надежды на нормальную жизнь рухнули с грохотом. Анжелика выходила в виртуальный астрал, и ничего больше ее не интересовало – ни порядок и обустройство, ни муж, ни дочь. Она и за собой перестала следить, не встречалась даже с подругами, предпочитая общаться в Сети. А Поляченко все чаще, вернувшись домой, сам готовил ужин, мыл скопившуюся за день посуду.

Но все это еще полбеды, он от природы был терпеливым. Доконали скандалы. Казалось, Анжелика разучилась нормально разговаривать, чуть что – сразу в крик. Первый срыв предела терпения случился больше трех лет назад, когда с утра жена устроила истерику: «Что ты топчешься, как слон, не даешь выспаться!» О том, что и он подолгу не может уснуть из-за клацанья клавиатуры, речь уже не шла: сам по глупости позволил установить компьютер в спальне.

Следующей ночью он переселился на диван в гостиную да так там и остался. Разумеется, прекратился и всякий интим, который, правда, и до того случался не шибко часто.

Жена ситуацию восприняла по-своему: завел шлюху! Теперь она совсем перестала стесняться в выражениях и за короткое время овладела весьма богатым матерным лексиконом. Это сорвало второй предел терпения. Андрей Леонидович не был ханжой, но здесь понял: чтобы не скатиться окончательно в болотную хлябь и не перестать себя уважать, придется что-то срочно менять в жизни.

Но велика сила инерции. Какое-то время он еще продолжал непонятно на что надеяться, не мог избавиться от жалости к супруге, совсем потерявшей связь с реальным миром, корил себя за то, что не заметил переломного момента, не принял мер раньше, а также мало уделял времени и внимания единственной дочери. Хотя семью он пытался сохранить только ради нее...

«Все! Хватит ломать комедию! Если сегодня не уйду – не уйду никогда, – прогревая двигатель, настраивал себя на новую жизнь Поляченко. – Завтра сниму квартиру, заберу вещи и подам на развод. Чем плохо жить одному, как Ладышев?.. Но что там у него случилось, почему трубку не берет? Неужели так расхворался? Вот в такие минуты одному, конечно, плохо... Но все равно лучше уж так. Мне в семье тоже никто стакан воды не подаст, если заболею», -горько усмехнулся он.

Выехав с заснеженного двора на оживленный проспект, Андрей Леонидович был приятно удивлен: наконец-то коммунальщики расчистили магистраль от снега. Местами даже до промерзшего асфальта, по которому гуляла мелкая поземка.

«Что бы это значило? – недоумевал он, снова пытаясь на ходу дозвониться до Ладышева. – И сам не объявляется. Нашел я ему его Проскурину, только доложить некому... А может, я опоздал и он сам ее отыскал? – кольнула не очень приятная мысль. – Вряд ли. Обычно он предупреждает».

Припарковав машину у самого двора, Андрей Леонидович быстро дошел до нужного подъезда и набрал номер квартиры в домофоне. Один раз, второй. Наконец в переговорном устройстве послышался хриплый голос шефа:

-Да... Кто там?

–      Вадим Сергеевич, это Поляченко.

–      А что случилось? Ночь на дворе.

–      Вы на звонки не отвечали... Решил проверить, все ли в порядке. Разрешите зайти?

Раздался еле слышный писк, загорелась зеленая лампочка на панели переговорного устройства. В подъезде было тепло. Консьерж приветливо кивнул, бесшумно раскрыли двери оба лифта.

«Живут же люди!» – отдал должное элитному дому Поляченко.

С телефоном в руке Ладышев ждал его в проеме двери и удивленно смотрел на дисплей.

«Двадцать шесть пропущенных вызовов... Пятнадцать СМС... Не слышал... Почему?.. Так ведь телефон без звука! – заметил он перечеркнутый символ динамика. – Не помню, чтобы я его отключал. Тогда кто?.. В квартире была только Зина. Она и постаралась, больше некому».

–      Звук был отключен, – пояснил он. – Зря всполошились.

–      Зря не зря, но проверить следовало. Как себя чувствуете? спросил Андрей Леонидович, всматриваясь лицо шефа.

Выглядел тот неважно: растрепанные волосы, помятая физиономия, покрасневшие глаза.

–      Может, прилягте, я чаю согрею, – чувствуя некоторую неловкость, предложил Поляченко.

–      Спасибо, до чайника как-нибудь сам доберусь, – попытался улыбнуться Ладышев и, тоже ощутив некоторое смущение, поправил полу халата и туже затянул пояс. – Извините, что в таком виде, гостей не ждал. Хотя... раз уж приехали, по всем законам гостеприимства давайте пить чай. И вы согреетесь, и мне не помешает, отодвинул он дверцу шкафа в прихожей.

–      Спасибо!

Гость прошел на кухню следом за хозяином, неуверенная походка которого бросалась в глаза.

–      Вадим Сергеевич, давайте я чай приготовлю. Если позволите, конечно.

–      Пожалуй, позволю, – неожиданно согласился хозяин.

–      При желании можете пока прилечь на диван. Я только Зине позвоню, успокою. И подскажите, где у вас заварка.

–      В шкафчике, справа от мойки, – Ладышев, шаркая шлепанцами, поплелся к дивану.

Включив чайник, Поляченко достал банку с чаем, сполоснул стоявший в мойке заварник и, заглянув в глубину гостиной, набрал Зину.

–      Да, я. Все в порядке, жив наш шеф... – прижал он трубку плечом к уху. – ...А потому, что кто-то выключил звук в телефоне... Вот тебе и «ой»... Температура, по виду, есть... Да, сейчас, – повернулся он к столу, на котором лежал пакет с лекарствами. – Повтори... -попросил, перекладывая упаковки. – Нашел... Понял: одну таблет-ку. Что еще?

Выслушав очередное указание, Андрей Леонидович переместил трубку к другому уху, достал порошок, растворил его в стакане. Зажав в ладони две пилюли и прихватив стакан с водой, пошел к больному. Под негромкое бухтение телевизора тот, натянув на себя плед, казалось, спал. Но стоило Поляченко приблизиться, тут же открыл глаза и виновато улыбнулся:

–      Кажется, дреманул. Долго я спал?

–      Пять минут. Вот, Вадим Сергеевич, придется принять, – вздохнул Поляченко и пояснил: – Зина на связи, угрожает: если откажетесь, то вызовет такси и примчится сюда.

–      Делать ей нечего! – проворчал Ладышев, присел и взял в руки стакан. – Не помню, когда так болел, – словно извинился он, залпом выпил растворенный порошок, следом таблетки. – Температуру приказала измерить?

–      Приказала. Где термометр? Вы позволите?

–      В спальне на тумбочке... Позволю, куда ж я денусь! – пробурчал хозяин, забираясь под плед, и тут же снова впал в забытье.

Когда вернувшийся из спальни Андрей Леонидович тронул его и плечо, он промямлил нечто нечленораздельное, сунул градусник– под мышку и совсем отключился.

...Да, Зина, согласен, шеф плох, – вернувшись на кухню, Поляченко перезвонил секретарше. – Нежелательно его одного оставлять,. Пожалуй, я задержусь... Хорошо, наберу.

Отложив телефон, выключил закипевший чайник, налил воду в заварник и подошел к окну.

«Шикарный вид! – оценил он. В квартире шефа Андрей Леонидович если и бывал, то только по делу: стоять у окна и рассматривать красоты не хватало времени да и было неудобно. – ...Екатерине Александровне, наверное, здесь тоже нравилось, – неожиданно подумал он и вздохнул: – Ладно мы с женой давно не любим друг друга, но этим-то чего ссориться? Вместе тесно, а врозь скучно. В больницу, видите ли, спряталась, телефон отключила. Обиделась! Понятно, Вадим Сергеевич может иногда палку перегнуть. Но на этот раз и было за что. Только ведь едва отошел – сразу бросился ее искать. Прямо серый стал от переживаний. Обоим бы умерить гордыню и эгоизм приструнить! Ох, и натерпятся, пока с такими характерами друг к другу притрутся!.. А может, ну ее, эту любовь-рулетку?.. Не стану сегодня ему ничего говорить, а то еще прикажет в больницу лететь на ночь глядя... Что там термометр показал?» – спохватился он, подошел к шефу и осторожно потянул за выглядывающий из-под халата градусник.

Ладышев даже не шевельнулся.

–      Зина, тридцать девять и восемь, – отчитался он секретарше. – Да, все принял, спит. Конечно, останусь... Понял. Хорошо, утром созвонимся.

«И мне когда-то любовь глаза застила, – снова подошел он к окну. – И что я в Анжелике нашел? Даже не помню. Уж очень хороша была... Поздно понял, что жену выбирают не по красоте... Надо такую искать, как Зина: и ответственная, и хозяйственная, и заботливая. Не красавица писаная, но и не дурнушка. Говорит, правда, много и смеется уж больно заразительно», – по лицу Андрея Леонидовича скользнула улыбка, на мгновение расслабив жесткую линию губ.

Зазвонил телефон. Бесшумно метнувшись к столу, Поляченко схватил мобильник. Звонила жена. Зная, что он сейчас услышит, первым желанием было сбросить звонок, но все же решил ответить.

–      Ну что, кувыркаешься там со своей сучкой? Так вот, скотина, даю тебе полчаса! Или сейчас же возвращаешься домой, или, даже если на коленях приползешь, не впущу!

–      Я не вернусь, Лика, – спокойно ответил Поляченко. – На коленях никогда не ползал и не поползу. Так что не жди. Спокойной ночи!

«Ну вот и все, первый шаг сделан. Озвучен во всяком случае... Документы при мне, кое-что из того, что может понадобиться на первое время, есть в машине, сменная одежда – в кабинете. Квартиру надо срочно снять», – спрятал он телефон в нагрудный карман...

Кате никак не удавалось уснуть. Сменяя друг друга, в голове прокручивались воспоминания прошедшего дня и недавнего прошлого. Но сна лишали все-таки не они. Завтрашняя операция отца и болезнь Вадима – вот что не отпускало. Правда, были в этой беспрерывной тревоге и успокаивающие моменты: отца будут оперировать лучшие кардиохирурги; Вадим в квартире не один. Судя по рассказу Маринки, с шефом Зиночки заночует начальник отдела безопасности. Кто такой, Тонева не знала, но Катя поняла: речь идет о Поляченко. Этому человеку можно доверять.

Но как бы Кате хотелось самой оказаться сейчас рядом с Вадимом! Коснуться губами лба, поправить одеяло... Неужели все в прошлом? Как же ей жить вдали, не поддерживая его? Она буквально кожей чувствует жар его тела, слышит сбивчивое, неровное дыхание... Он ведь ей не чужой – у нее под сердцем его ребенок!

«Не болей, пожалуйста! – в который раз, как заклинание, прошептала Катя. – Так уж получилось, выткано судьбой... Надо записать... Вдруг ему станет легче?»

Прихватив ручку с блокнотом, она вышла в коридор.

–      Вам чего? – оторвавшись от книги, подняла голову медсестра.

–      Записать кое-что надо.

–      А-а-а... Вы журналистка, я знаю. Садитесь на мой стул. Мне все равно надо в шестнадцатую палату заглянуть.

Не болей, пожалуйста,

Не температурь...

Сколько ж в этой жизни Беспросветных бурь!

Сколько в ней загадок,

Сколько суеты,

Сколько одиночества,

Гулкой пустоты...

Сколько в ней ошибок,

Сколько в ней потерь...

Разочарований...

Слышишь, не болей!

Я с тобою... Рядом,

Пусть и далеко.

Чувствуешь касанье,

Нежность и тепло?

Так уж получилось,

Выткано судьбой...

Не болей, пожалуйста...

Ты мне не чужой...

Передоверив бумаге нахлынувшие чувства, Катя растерла по щеке крупную слезу, перечитала, кое-что подправила, добавила пару запятых и побрела в палату.

Оставаться и дальше в неведении, вылавливать из Маринки-ной болтовни скупые сведения о состоянии его здоровья – выше ее сил. Решено: завтра сразу после выписки она поедет к Вадиму.

А дальше – будь что будет...

10.

–      ...Ну как ты? Живой? – Потюня поставил на стол две чашки крепкого чая, в которые, не жадничая, насыпал сахара. – Пей, пей! – подбодрил он, заметив, как, сделав глоток, гость скривился. -Сладкий чай наутро после пьянки получше рассола будет. Расщепляет он эти, как их... алкоголь, короче.

–      Голова сейчас на части расколется, – простонал Генрих, послушно сделав еще один обжигающий глоток.

–      Еще бы! – усмехнулся Веня. – Ты вчера все подряд внутрь заливал, как с петель тебя сорвало... Могу немного плеснуть на опо-хмел. Вдруг полегчает?

–      Не-е-е! – энергично замотал головой Генрих и тут же обхватил ее руками. – Ой-ёй-ёй!... Лучше бы я умер вчера!

–      И умер бы, если бы я бутылку не спрятал. Во всяком случае сегодня точно не встал бы... Немец, что с тебя возьмешь! Нет у тебя нашей закалки. А если и была, то вся за бугром заржавела за ненадобностью... Сколько там натикало? – глянул он на панель микроволновки. – Половина девятого... Какие у тебя планы? Вчера грозился: улечу первым рейсом.

–      Пока никаких... – опустил голову Генрих.

Потюня задумался.

–      Я к чему спрашиваю: если не передумал, надо ехать. Кстати, утренний рейс мы уже пропустили, я вчера смотрел расписание Могу подбросить в аэропорт, только в редакцию заскочу. Как pa i два самолета должны быть – один до Франкфурта, другой до Вены. Тебе все равно с пересадкой лететь, так что к вечеру домой доберешься... Ну а если решил задержаться, тогда тебе лучше

выспаться, А я поеду. Часам к семи вечера вернусь. Если Катю выпишут, то и раньше. Придется ей машину отдать, – Веня подошел к окну, всмотрелся в термометр за стеклом. – Мороз отпустил, можно и свою заводить. Минус двенадцать, днем пять-семь обещают.

–      А когда ты за Катей поедешь? – неожиданно протрезвел Генрих.

–      Пока не знаю, должна позвонить. А что?

–      Можно мне с тобой?

–      Оба-на! – хозяин даже присел на табуретку. – Ты же вчера посылал Катьку ко всем чертям! Передумал?

–      То было вчера, – виновато опустил голову Вессенберг. – Вень, ты думаешь, она действительно рассталась с тем человеком?

–      Ну... – растерялся Потюня, вспомнив, что Ладышев так ему и не перезвонил. То ли впрямь сильно заболел, то ли секретарша ничего ему не передала, то ли сам передумал искать Катю. – Во всяком случае он не знает, где она.

–      Вот! – оживился гость. – И о чем это говорит? О том, что он не хочет ее знать! Значит, они расстались. Он ей не нужен, как и она ему, – сделал он довольно трезвый вывод. – А я, дурак, вчера не понял, что для нее важнее всего на свете! Ребенок! Она так хотела детей, для нее это была такая больная тема... Когда у них с Виталиком ЭКО не получилось, она мне сразу написала. Только чем я мог ей помочь?

–      И правда, чем? – Веня снова бросил взгляд на часы.

Своими разглагольствованиями Вессенберг утомил его еще вчера. Он, как из брандспойта, изливал горе сначала в машине, затем на кухне под водочку. Пришлось терпеть: сам кашу заварил – самому и расхлебывать. Переночевать предложил из жалости: куда тому деваться? Не в гостиницу ж в таком состоянии! И по-мужски жалко, и по-человечески. Тяжелый день выдался для Генриха.

«Эх, Катька... Стала бы фрау Вессенберг – жила бы, как у Хрипа за пазухой», – думал он накануне, выслушивая исповедь прилетевшего немца о том, как по собственной глупости он когда-то потерял Катю и как все эти годы надеялся, что когда-нибудь все п (менится.

Именно ради этого Генрих и вошел в роль «лучшей Катиной подружки». По крайней мере так он всегда был в курсе, где она и •гго с ней. То, что Виталик ей не пара и рано или поздно они разнесутся, он понял еще в первый приезд. Слишком разные. Потому терпеливо ждал. Иногда, правда, сомневался: вдруг он сам уже ее полюбит?

Но в Москве убедился: любит. И любимая – вот она, рядом, стоит лишь руку протянуть. Был так перевозбужден, что даже предложение сделал, но... видно, не вовремя. Не отошла еще Катя, не отболела душа. Что ж, он готов был подождать. Столько лет терпел ее замужество, а уж теперь сам Бог велел. Главное – появилась уверенность: скоро все разрешится, она примет решение.

Но не зря сказал классик: бойся своих желаний – они имеют свойство сбываться. Вчера все и разрешилось, правда, со знаком минус. Оказалось, Катя любит другого мужчину, от которого ждет ребенка. Генриха это едва не убило. Однако в кладези народной мудрости предусмотрен и такой вариант: с горем надо ночку переспать. И, похоже, переспав со своим горем, Вессенберг смирился с тем, что есть.

«Хрен его поймешь! – вздохнул Венечка. – Вечером одно, утром другое... И как его вразумить? Неужели не врубается: не любит она его».

–      У тебя есть что-нибудь от головы? Трещит, сил нет! – взмолился Вессенберг.

–      Сейчас.

Притащив рюкзак, Потюня открыл кармашек, в котором хранились таблетки. С некоторых пор ему приходилось возить с собой лекарства не только от головной боли, но и от давления.

–      Спасибо! – Генрих проглотил пилюлю, запив стаканом воды.

–      За таблетки спасибо не говорят, – заметил Венечка. – Ладно, ты тут отлеживайся, думай, а мне пора. Дело важное.

–      Погоди, послушай... – остановил гость и вернулся к разговору:

–      Понимаешь, тогда, после ЭКО, я не знал, чем могу ей помочь. А сейчас знаю: я помогу ей вырастить ребенка, стану ему отцом, вдруг выдал он и в поисках поддержки поднял взгляд на Потюню.

–      Пусть она меня не любит, ничего страшного! Зато я готов любит!. и ее, и ребенка! Как у вас говорят... если любишь женщину, то любишь и ее детей.

«Вот те раз! – Веня снова плюхнулся на стул. – Совсем крыша у мужика съехала! Не понял, что Катя без любви замуж не пойдет? Даже не поцелуется!»

–      Ген... Ты бы того... не торопился с выводами, – тщательно подбирая слова, попытался он остудить пыл собеседника. – Понимаешь, она в таком состоянии... Не до любви ей сейчас.

–      Понимаю, – согласился Генрих. – Но я готов ждать, пока она не поймет: ребенку нужен отец.

«Дурила! – в сердцах отругал его Венечка. – Спросил бы у меня, что такое дети. Пока есть любовь – ладно, куда ни шло. А если улотучится? Что тогда? Притом у меня дети свои. А свои и чужие -большая разница!»

–      Ложись-ка ты лучше спать, – посоветовал Потюня. – Пройдет голова – позвонишь. Вот тебе мой запасной мобильник, – положил он на стол старенький телефон с симкой, которую завел специально для клиентов. – А я пошел. Правда спешу. До планерки надо успеть переговорить с главным редактором, – прихватив рюкзак, Веня направился к двери. – Я тебя закрою, запасные ключи на кухне в верхнем ящике, – прокричал он уже с порога...

Отреагировав на приглушенный щелчок, Андрей Леонидович открыл глаза и в сумраке комнаты тут же уперся взглядом в черный экран большого телевизора. Сбросив плед, рывком сел на диване и осмотрелся: не приснилось – квартира шефа. В ту же секунду память до мельчайших деталей восстановила события вчерашнего вечера.

–      Доброе утро! – раздалось за спиной.

Поляченко оглянулся. Ладышев стоял на кухне и, судя по звуку, что-то наливал.

–      Который час? – спросил гость.

–      Восемь утра. Как спалось?

–      Хорошо, спасибо. Заспался что-то, – повинился он.

–      Жаль, я отключился раньше, не пришлось бы вам мучиться на диване. Здесь есть гостевая комната.

–      Ничего страшного, я привык спать на диване, – натягивая брюки, успокоил Поляченко. – Как себя чувствуете?

–      Лучше. Почти хорошо. В отличие от прошлой ночи, спал как убитый. Даже не помню, когда в спальню перебрался. Вам чай или кофе?

–      Чай, если можно.

–      Чай так чай... Пойдемте, провожу в санузел... Зубные щетки, одноразовые станки, пена, полотенце – выбирайте, – предложил Вадим, открыв дверцу шкафчика. – Душевая кабина... Здесь все для гостей, так что не стесняйтесь. Я пока завтрак приготовлю.

–      Не беспокойтесь, не стоит, честное слово, – смутился гость. – Я никогда не завтракаю, обхожусь чашкой чая.

–      А что так? – удивился хозяин. – Жена не готовит?

Да как-то... не заведено у нас. Я на работу всегда рано уходил, пни с дочкой еще спали. Хотя и ужинами из-за поздних возвращений меня тоже не баловали.

Понятно, – кивнул шеф и, подумав, добавил: – Похоже, не у одного меня проблемы на личном фронте.

Поляченко в ответ только вздохнул.

«У меня уже не проблемы, – констатировал он, бреясь перед зеркалом. – У меня полный крах семейной жизни. У шефа хотя бы надежда жива, а у меня и ее не осталось... Сказать, что Проскурина нашлась или, учитывая его состояние, подождать? Надо сказать. И правильно сделает, если сразу в больницу помчится. Если любит, то ни болезнь, ни температура не удержат... Хотя за руль ему все же нельзя».

Когда Андрей Леонидович вернулся на кухню, шеф, прижав трубку плечом, нарезал овощи и разговаривал по телефону.

–      ...Все хорошо, мама, не волнуйся. Вот завтрак готовлю. Как доктор могу сказать: если больной хочет есть – значит, пошел на поправку... Я же не обманываю – температуры нет... Ну почти нет, тридцать семь с хвостиком... Хорошо, обещаю, что никуда не поеду... Да, конечно... Вы с Галиной Петровной смотрите не заболейте. Все, я завтракать пошел, – закончил он на мажорной ноте. – Мама волнуется, – объяснил, отложив телефон. Раздался звонкий писк зуммера. – Бутерброды готовы. Присаживайтесь,

–      показал он рукой на сервированный стол. – Запеченные бутерброды с сыром и ветчиной, яичница, свежие овощи, чай. Стандартный холостяцкий завтрак.

–      Спасибо... Мне, право, неловко, – покраснел Поляченко.

В его жизни бутерброды на скорую руку частенько заменяли и ужин.

–      Не стесняйтесь, – успокоил хозяин. – Плохо помню, как вы здесь вчера оказались...

–      Вы на звонки не отвечали.

–      Да, точно. Зина, добрая душа, отключила звук в телефоне, вспомнил Ладышев.

–      Пришлось приехать, проверить. Вы уж извините. Служба такая. И на ночь не захотел вас одного оставлять. Пару раз загляды вал к вам, а под утро сплоховал – сам уснул.

–      Теперь я все вспомнил, – улыбнулся шеф. – Спасибо за заботу. Андрей Леонидович, вы узнали...

Поляченко отложил нож с вилкой, промокнул губы салфеткой п сам продолжил вопрос:

–      ...где Проскурина? Она в больнице... Только не волнуйтесь,

–      спохватился он, заметив, как побледнел Ладышев. – Насколько мне известно, там ничего страшного.

–      Как она оказалась в больнице? – Вадим потерял интерес к за втраку. – Позавчера я видел ее машину у кардиоцентра. Она отца навещала.

–      За рулем мог быть кто угодно. Во всяком случае вчера она числилась пациенткой гинекологического отделения... Вам сегодня лучше не садиться за руль. Если хотите, я отвезу, – предусмотрительно предложил он, внимательно наблюдая за шефом.

Что творилось у того на душе, понять было несложно.

«В больнице... А почему мне не позвонила? Я бы помог, она это знала! Даже СМС не отправила... Ох, Катя, Катя!.. Как же ты неправа! Неужели не понимаешь, не чувствуешь, как мне плохо без тебя... Видишь, заболел от переживаний... Прости, что не понял, обидел...» – прикрыл он глаза и тяжело вздохнул.

–      Да, немедленно едем, – поднялся со стула Ладышев. – Я быстро соберусь.

«Пусть хоть кому-то станет легче, – составляя тарелки в мойку, подумал Андрей Леонидович. – Прямо поздоровел на глазах!»

Убрав стол и вымыв посуду, он решил доложить об обстановке верной боевой подруге шефа.

–      Зина, доброе утро...

–      Андрей Леонидович, ну как там? Как Вадим Сергеевич? Я полночи не спала, переживала, – привычно затараторила секретарша, забыв ответить на приветствие. – Ну говорите же, не томите!

–      Все нормально, оклемался, – успокоил Поляченко и улыбнулся.

Стоило ему услышать этот быстрый говор – будто лампочка внутри зажигалась, на душе становилось светло и тепло. Иногда он ловил себя на мысли, что слушал бы ее переливчатую трель часами. Но не открыто, а спрятавшись в укромном местечке. Издержки бывшей профессии – выработанная годами привычка не выдавать эмоций. Хотя в общении с Зиной это стоило все больших усилий.

–      Температура если и есть, то небольшая. Позавтракали.

–      Это хорошо! И категорически запретите ему ехать на работу! Категорически!!! Он вас послушает, я знаю, – по легкой одышке было понятно, что сейчас Зина не только быстро говорит, но и так же быстро двигается. – Я скоро выхожу, и в офисе появлюсь раньше, чем обычно. Пусть не волнуется. А вы не оставляйте его одного!

–      Слушаюсь! И повинуюсь! – игриво отрапортовал Поляченко.

–      ..Андрей Леонидович, это вы? – после небольшой паузы уточнила Зина. – Вы шутите?

–      Никак нет! – в той же игривой манере продолжил он. – Обещаю с шефа глаз не спускать и быть рядом столько, сколько нужно.

–      Ладно... – протянула озадаченная секретарша. – Только сразу

звоните, если что. Я после вчерашнего побаиваюсь его тревожить, буду вас набирать, договорились?

–      Договорились, – заметив появившегося в гостиной шефа, Андрей Леонидович понял, что пора прощаться: – Буду на связи. До свидания!

–      Я подумал, что и сам вполне могу сесть за руль... – неуверенно начал Ладышев.

–      Нет, – прервал подчиненный и прошел следом за ним в прихожую. – Извините, это даже не обсуждается.

–      Хотя, может, вы и правы. Хорошо... А какая больница?

–      Ее вчера по телевизору в новостях показывали. Там ЧП: теплотрассу прорвало, какие-то корпуса без отопления остались. Но вряд ли это сказалось на состоянии больных, – поспешил добавить Поляченко.

Ладышев нахмурился. Что-то такое он вчера вроде видел или слышал, когда в полубредовом состоянии щелкал пультом телевизора. Еще подумал: это больница, где работает Лера... А ведь ей он так и не перезвонил.

–      Правда, есть один осложняющий момент: в городе карантин по гриппу объявили, и, скорее всего, больница закрыта для посетителей. А у вас как раз грипп... – Поляченко взглянул на шефа.

Как тот ни старался, скрыть, что ему нездоровится, было невозможно: заторможенные движения, воспаленные глаза, пусть и выбритое, но отекшее и помятое лицо.

–      Именно от таких, как вы, ее и закрыли. Вряд ли вас пропустят,

–      засомневался Поляченко в правильности принятого шефом решения.

–      Пропустят, – буркнул Ладышев, вытаскивая из шкафа дубленку. – Сейчас уточню, – все-таки заколебался он и достал телефон.

–      ...Доброе утро... Да, это я, – ответил он невидимому собеседнику. – Конечно, поговорим. Но сначала просьба: мне надо навестить одного пациента в твоей больнице... Знаю о карантине, но очень надо... К двенадцати? – разочарованно глянул он на часы. – А раньше никак?.. Хорошо. Перезвоню ближе к двенадцати... Вы оказались правы: можно не торопиться, – расстроенно сообщил он и, слегка пошатнувшись, набросил на плечи дубленку. – Едем на работу.

–      Нет! – не терпящим возражений тоном отрезал Поляченко. – В офис я поеду один, а в начале двенадцатого вернусь за вами. Вы же доктор, сами понимаете... Хотите за один день весь коллектив уложить? Раздевайтесь и отдыхайте. Я же вижу – вам снова нехорошо. Проскурина нашлась, давайте выздоравливать.

–      Да... – вынужденно согласился шеф.

После того как он понял, что встречи с Катей придется ждать еще несколько часов, утренний прилив сил иссяк. Прилечь действительно хотелось. Похоже, снова поднималась температура.