Текст книги "Бесконечность любви, бесконечность печали"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)
Схватив со стола телефон, он попытался открыть последний входящий звонок, но не успел.
– Отдай! – подняв зареванное лицо, потребовала Катя. – Отдай, прош-у-у! – провыла, чуть не прорычала она с угрозой.
Потюня даже растерялся, пожал плечами и положил телефон на стол. Тот тут же перекочевал в сумочку.
– Катя, скажи же, что случилось? Кто-то умер? Отец? Арина Ивановна? – не сдавался Венечка хотя бы в расспросах.
– Никто... Вернее, да-а-а... – жалобно заскулила она после паузы.
– ...Можно сказать, уме-е-ер...
Плечи затряслись сильнее.
– Понятно. Нервы, – сделал вывод Потюня. – Успокойся, пожалуйста, – снова коснулся он ее плеча, не зная, как быть дальше, завертел головой в поисках подходящего помощника. Как специально, в помещении, разделенном перегородками, никого такого не просматривалось: кто-то вышел покурить, кто-то поболтать, а те, что оставались, сидели в наушниках. И тут в проеме входной двери показалась Стрельникова. – Оля! Быстренько принеси воды!
– крикнул Веня и снова повернулся к Проскуриной. – Катя, Катя, немедленно прекрати плакать, ведь вредно для ребенка. Катя...
Напоминание о ребенке, похоже, подействовало. Вой тотчас же оборвался, сменившись шумными всхлипываниями. Но было видно, что она только пыталась побороть очередной спазм – не получилось, плечи продолжили содрогаться.
– Вень, а кому?..
Подбежав с наполненном водой пластиковым стаканом, Олечка застыла с открытым ртом, затем перевела взгляд на Потюню: что с ней? Махнув рукой в ответ, тот перехватил стакан, попробовал приподнять голову Кати, но та упрямо удерживала ее на руках.
– Слышь, кончай мокроту разводить. Выпей вот и успокойся,
– поняв бесполезность своих усилий, потребовал он. – Хочешь ребенка потерять? Так и скажи.
Снова подействовало: сама подняла голову, пряча взгляд, протянула руку, поднесла к трясущимся губам стакан и сделала несколько глотков.
– Катя, вам нельзя плакать, – подала голос Стрельникова, на что Потюня гневно сверкнул глазами и показал кулак.
Девушка попятилась назад.
– Еще выпей, – посоветовал он Кате.
– Мне нельзя... много жидкости... – запинаясь, замотала та головой. – Отеки могут быть...
– Нельзя так нельзя, – согласился Веня, подтянул стоящий неподалеку стул и присел рядом. – И чего ты разнюнилась? Что такого могло случиться, если все живы? Весна за окном: птички поют, травка зеленеет, деревья в листьях. Даже я, старый пень, вот-вот расцвету, – попытался он пошутить. – Глянь, волосы новые пробились, – взяв ее ладонь, провел ею по оголившейся макушке. – Ну? Чувствуешь, как растут? Подержи, подержи, – попросил он. – Замурлыкаю – быстрее попрут!
Катя подняла зареванное лицо и, не сдержавшись, улыбнулась.
– Венька... Какой ты... Какой же ты классный!..
– Еще какой классный! Наконец-то оценила! – расплылся тот в довольной улыбке. – Значит, так: сейчас ты приведешь себя в порядок, и я отвезу тебя в Ждановичи. Захочешь – по дороге расскажешь, кто тебя обидел. А уж я придумаю, что ампутировать этому мерзавцу.
– Вень, я сама поеду, – шмыгнула носом Катя, подтянула сумку и выудила из нее косметичку. – Мне без машины никак, завтра утром на прием к врачу.
– Ну хорошо, на твоей повезу. За своей потом вернусь. И вообще хватит тебе рассекать за рулем! Только дорожных стрессов не хватает! Это безответственно, – укорил он. – Сколько до декрета осталось?
– Около двух месяцев. Вень, ты сам прекрасно понимаешь: жить за городом без машины – нереально.
Почти успокоившись, Катя рассматривала лицо в маленькое зеркальце: глаза, конечно, красные, заплаканные, но все не так страшно. Хорошо, что перестала пользоваться косметикой, только легкий слой тональника и карандаш для бровей. Даже ресницы редко красила. Так что достаточно нацепить очки – и можно ехать.
– Отец скоро вернется из санатория, но ему рано за руль. На такси – не наездишься, а в общественном транспорте еще опаснее, чем на машине. До железнодорожной станции – больше километра...
– Ну я могу подвозить, – предложил Веня и тут же спохватился: Иногда. Сама понимаешь...
– Понимаю, – захлопнула косметичку с зеркальцем Катя. – Спасибо, твоя помощь не спасет. Да и у тебя забот полон рот, не хватает еще одной. Выкарабкаемся как-нибудь сами.
Потюня опустил голову. Катя права: он и так ничего не успевает, голова идет кругом от всяких обязательств. Заскочил в редакцию – фотки слить для репортажа, а дальше – все время расписано: погулять с младшим, пока его мамка будет в поликлинике, встретиться с будущими заказчиками-молодоженами, показать работы, обсудить фотосессию. Две свадьбы в следующем месяце наклевываются, а это как минимум оплата путевки в летний лагерь для среднего сына. Еще требуется обновки купить: растут отпрыски как на дрожжах. Хозяева съемной квартиры попросили плату на два месяца вперед, иначе пригрозили поднять цену. Машина еле тянет, а на новую никак не получается накопить... К сожалению, деньги в этом мире никто не отменял и не скоро отменит. Хорошо хоть старший сын за ум взялся, захотел поработать летом. Теперь надо думать, куда пристроить.
– Только сегодня в Ждановичи тебя все равно отвезу я. И не сопротивляйся. Пожалуйста, пожалей мою совесть, – попросил Веня.
– Хорошо, пожалею, – Катя застегнула сумку. – Я поеду сама, а ты со спокойной совестью – следом. Нечего тебе обратно возвращаться за машиной, время тратить. К тому же на любом участке дороги можно спокойно развернуться и поехать куда надо. И не спорь, бесполезно, – произнесла она таким тоном, что ему оставалось только подчиниться.
– Не буду, – Веня вздохнул. – Только если ты сейчас же объяснишь, кто тебя так довел. Это не любопытство. Просто я должен быть уверен: с моей боевой подругой ничего не случится ни по дороге, ни дома вечером. Кстати, как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – успокоила она. – Поехали.
– Сначала ответь, что за сволочь тебе звонила? – не сдавался Веня.
– Ладно, в лифте расскажу, – выходя из редакции, нехотя пообещала Катя. – Пойдем... Только кто звонил – не скажу, много чести для этой дамочки, – продолжила она, нажимая кнопку вызова кабины.
– И что сказала?
– Ладышев женится, – стараясь сохранить спокойствие, сообщила Катя.
– На ком? – выпучил глаза Веня. – Да ну, не может быть! Такие, как он, не женятся. Разве что по расчету, ради бизнеса, – добавил он, пытаясь то ли опровергнуть новость, то ли подтвердить.
– Возможно, – неожиданно согласилась Катя. – Есть одна чиновница по фамилии Балай. Выгодный для него пост занимает. На ее дочери и женится.
– Тогда точно по расчету. Выходит, он сволочь?
Ну почему? Если по уму – то он не сволочь. Есть резон. Вот только...– она сделала паузу, – ...одного не знает: когда-то именно Балай уговорила меня написать ту статью.
– И ты ничего ему о ней не рассказала?! – Веня был ошарашен. – Хотя бы в статье на нее намекнула... Катя... Ты с головой дружишь?
– А как я смогу доказать? – усмехнулась она. – Кто поверит? Теперь и подавно сказали бы: захотела жениха отбить, специально вылила грязь на будущую тещу. К тому же чиновница: газете только очередного суда не хватает... Да и, как ни крути, вина за публикацию статьи только на мне.
– Катя, ты не права. Это не грязь. Это называется «раскрыть глаза на правду».
– И кому она нужна? – посмотрела на него Катя. – Пусть живут... Я хочу лишь одного: поскорее забыть ту историю. Так что ты оказался прав: кое-кто для меня сегодня умер, – заключила она уже на ступеньках. – Считай, плакала я... на похоронах... Тепло-то как! – Катя вдруг улыбнулась, подставив лицо солнечным лучам. – Если не передумал ехать – догоняй. Дома есть чем подзаправить эскорт, – пошутила она, направляясь к машине...
Нервно одергивая халат, Валерия Петровна спустилась на этаж, быстрым шагом дошла до туалета, расположенного в темном закутке коридора, ведущего в терапевтический корпус. Медперсонал, а уж тем более сотрудники администрации заглядывали сюда крайне редко: и далеко, и тесно, и не по рангу. Санузлом в основном пользовались санитарки, о чем свидетельствовали сохнущие на батарее тряпки, пустые ведра и швабры в углу. Место укромное, позволявшее вдалеке от чужих глаз спокойно привести себя в порядок. Тем более в конце рабочего дня.
Первым делом Лежнивец вытащила из сумочки зубную щетку и зло и неистово принялась чистить зубы. Была бы возможность, с удовольствием приняла бы душ. Отнюдь не из-за весенней жары: сделать так хотелось после каждой встречи с Обуховым – потным, липким, неприятным до омерзения, до тошноты.
«Совсем оборзел! – негодовала она, брезгливо сплевывая в раковину. – Награды, видите ли, захотел здесь и сейчас. Нет чтобы результата дождаться... Как же я его ненавижу! Не хочу ни повышения, ни этого мерзкого типа... Боже, Лера, до чего ты докатилась? В строительной пыли, среди старой мебели... Готова убить его в такие минуты, удавить, рука бы не дрогнула!.. Как только закреплюсь на новом месте, я его уничтожу... Но первым делом я уничтожу Вадима! – злорадно усмехнулась она отражению в зеркале. – И журналистку за компанию! «Не звоните мне больше», -передразнила она. – Да больно надо! Не захотела помочь – свое получишь! Но оставим ее на десерт... На первое – Ладышев! Развели с Балай семейственность...
«Молодая и красивая», – скривившись, передразнила она теперь уже Вадима. – Посмотрим, надолго ли ее хватит, когда придется передачи в тюрьму носить!»
Зло сплюнув последний раз в раковину, Валерия Петровна стянула с себя запылившийся халат, поправила прическу, подкрасила губы. Следовало успокоиться и пораскинуть умом, кто еще мог бы подтвердить участие Балай в травле профессора Ладышева. Наверняка такие есть.
Скрипнула дверь.
– Ой, Валерия Петровна... Извините, – сконфуженно пробормотала секретарша Полина и, проскользнув за ее спиной, закрылась в кабинке.
Проводив в зеркале девушку недовольным взглядом, Лежнивец спрятала щетку и помаду в сумочку, гордо выпрямила спину и вышла в коридор.
«Чертов ремонт – ни спрятаться, ни скрыться!.. И почему приперлась именно сюда? – с подозрением оглянулась она на дверь санузла. – Впрочем, ничего удивительного: конец дня, ремонт в административном корпусе, могли воду перекрыть или еще что... Надо же, дверь забыла закрыть! – вставив ключ в замок, обнаружила она. – Странно, вроде запирала... – удивилась она, зайдя в комнату совещаний, заменившую на время ремонта кабинет. – Устала, хочу в отпуск. Ото всех подальше – ничего не видеть, не слышать... Так, не раскисать! А ведь я забыла сообщить Обухову, что госпожа Балай и бизнесмен Ладышев вот-вот породнятся! – вспомнила Валерия Петровна. – Вот он, явный плод коррупционной связи!..»
...Людмила Семеновна вновь и вновь перелистывала пожелтевшую от времени медицинскую карту. Да, дорого обошлись ей эти бумаги. В финансовом плане дорого, но компенсацию за них она надеялась получить куда большую.
«...Доставлена... воды отошли, схватки прекратились... – Балай водила пальцем по строкам и восстанавливала хронологию событий многолетней давности. – Тяжелые роды, это понятно... Новорожденный: мальчик. Три семьсот, пятьдесят два сантиметра... Клиническая смерть... На следующий день мать отказывается от ребенка... Выходит, на момент отказа младенец был жив... Есть!» – сопоставила она записи, ликуя, вскочила с кресла и тут же ощутила зверский приступ голода.
Такое с ней случалось в минуты сильного волнения. А уж если оно вызвано предвкушением скорой победы, аппетит просто зашкаливал! Вытащив из шкафа пакет с купленной в буфете провизией, она отломала кусок колбасы, хлеба и принялась жадно жевать.
«По пути домой хорошо бы заскочить в супермаркет. В холодильнике шаром покати! Ни молока, ни сыра, – думала Балай между делом. – Вот она, хваленая загородная жизнь: на своем горбу приходится таскать продукты из города. А сколько их привезешь на маршрутке?»
Пользоваться служебной машиной Балай разрешалось в рабочее время и желательно в пределах кольцевой. Пока жила в городе, такое положение дел ее устраивало. Но с перездом за город возникало множество неудобств, и главное – как добраться до работы и вернуться обратно: до маршрутки далековато, утром и вечером в нее не вбиться, на такси туда и обратно – дорого. А ведь еще надо что-то купить, привезти домой.
Потому незадолго до переезда Людмила Семеновна решила заполучить личного водителя в лице дочери: отправила ту на курсы, купила машину. Но, увы, расчет не оправдался. Под любым предлогом Кира норовила увернуться от «почетной обязанности» доставить мать к месту назначения: то у нее голова болит, то не успевает, то машина «не на ходу, какой-то шум и стук в двигателе».
А в последнее время дочь совершенно отбилась от рук!
Все началось с последней встречи выпускников, на которую примчался из Германии и бывший ухажер Артем Захаревич – скромный очкарик-отличник, еще на первом курсе влюбившийся в ее красивую, яркую дочь. Но «гений» происходил из рабочей семьи, и Людмила Семеновна категорически запретила дочери с ним встречаться. Голодранец, что ему светит? Место школьного учителя? Даже если возьмут в аспирантуру, что дальше? Прозябать на зарплату преподавателя вуза? Словом, не стоит попусту время тратить.
Кира легко согласилась – на тот момент они были солидарны. 11 нот на тебе, вдруг сейчас заартачилась. Оказалось, молодой человек окончил магистратуру в Германии и получил предложение не только продолжить там учебу, но и преподавать. Почему бы теперь не выйти за него замуж? Можно выехать – пожить за границей, присмотреться и, даст Бог, устроить жизнь с кем подостойнее.
Людмила Семеновна восприняла такой довод дочери в штыки: как это – выехать и пожить за границей? Для чего она родила, воспитала ее, для кого строила дом? Чтобы на старости лет остаться одной? Где и на какие деньги они будут там жить? В общежитии, на заработок мужа? Молодым ученым платят немного даже в Германии, а саму Киру вряд ли сподвигнешь на труд. Родители Артема ничего дать не могут, и она, Балай, помогать не собирается: вон еще участок надо облагораживать, а пенсия не за горами.
Наверняка Кира в первый же год сбежит от такого мужа, так как привыкла ни в чем себе не отказывать. Надеется встретить миллионера? Ха! Можно подумать, они там толпами по улицам рыщут в поисках такого счастья, как ее дочь!
Словом, Балай даже слушать не захотела о ее так называемых планах, и на какое-то время эта тема заглохла. Пока мать не заподозрила: что-то здесь не так. Уж слишком уступчивой стала Кира, послушной, перестала посещать ночные клубы, ходить на фитнес, все больше сидит дома с ноутбуком и с кем-то переписывается. Узнать с кем у матери получилось не сразу: дочь никогда не оставляла ноутбук и телефон без присмотра, тут же все закрывала и выключала. И все же Людмиле Семеновне удалось подсмотреть: Артем!
Разговор после этого случился жесткий, пришлось ставить вопрос ребром: или она слушается мать, или пусть живет как хочет. Но тогда никакого материального обеспечения – ни денег, ни шмоток, ни машины. Пусть катится голышом к своему Захаревичу.
И надо же, спустя несколько дней этот обнаглевший голодранец посмел сам приехать к ним домой... чтобы попросить у Людмилы Семеновны руки ее дочери. Естественно, Балай сразу выставила его за дверь и закатила Кире грандиозный скандал. Дочь сначала отмалчивалась, затем закрылась в своей комнате. В полной уверенности, что к утру она образумится, Людмила Семеновна спокойно пошла спать, а наутро обнаружила: в доме нет не только дочери, но и ее вещей. Машина во дворе тоже отсутствовала, и записка на столе все объяснила: «Мама, автомобиль я взяла на время. Не ищи меня и не мешай!»
Повергнутая в шок Людмила Семеновна даже на работу опоздала. Сначала безуспешно пыталась дозвониться до дочери, затем глотала таблетки и долго приходила в себя. А поразмыслив, успокоилась: никуда не денется, вернется. Поживет без денег – запоет иначе. Пока надо срочно возобновить поиски подходящего мужа для нее. Вот только достойная кандидатура на роль жениха никак не подворачивалась – все как один проигрывали Ладышеву. И это ее уже не просто злило, а бесило, повышало давление, не давало уснуть по ночам!
Надежда, что Вадим изменит свое отношение и приползет на коленях, растаяла после того, как он грубо обошелся с ней в больнице. Ничего, долг платежом красен. С его отцом тоже не сразу расплатилась, удобного момента пришлось ждать несколько лет.
Если честно, смерти профессора она тогда не желала. Просто хотелось, чтобы он как следует помучился. Кто же знал, что сердце не выдержит? Но сын – молод и здоров, от инфаркта не умрет. Прекрасно, сделаем так, чтобы ему самому жить расхотелось. Что для мужчин самое важное? Работа, любимый человек, если таковой есть, конечно. Но любить – это не про Ладышева, здесь дочь, похоже, права. Журналистка, Лежнивец... Убрала одну, уберет другую – и что? Не факт, что он сильно расстроится. Значит, остаются бизнес и... мать.
Эх, жаль, не удалось тогда прислать к нему психиатра – сбежал гаденыш! Хотя бы слух пошел, а слухи в наше время – уже подмоченная репутация. Но, похоже, в таком плане к нему не подкопаешься. Зато с матерью проще – возраст, здоровье уже слабое...
«...Написано, что и отец отказался, – жадно отгрызая куски колбасы, Балай вернулась от мыслей о Ладышевых к медкарте на столе. – А если предположить, что отказались не столько потому, что ребенку грозила инвалидность, а скажем, потому, что... мальчик не похож на отца? Или отказ сварганил кто-то другой, а отцу просто сообщили о смерти ребенка? Но пусть даже там все чисто и оба родителя действительно сами подписали бумаги, уже одно то, что Валерия Петровна бросила ребенка в роддоме, плюсиков к ее нравственному облику не добавляет. Но и мне никаких плюсов не дает. Хотя нет, косвенно все же подтверждает: это был ребенок Ладышева... И кое-кто может на это болезненно отреагировать так, как мне хочется!.. А ведь я умница: как чувствовала, что с теми родами не все ладно, – самодовольно похвалила себя Балай, ощущая, как одновременно с моральным удовлетворением приходит и приятное чувство насыщения.
Зазвонил рабочий телефон.
– Людмила Семеновна, вас на очередное совещание приглашают, – сообщила секретарша из приемной. – Через двадцать минут начало. Снова кадровый вопрос.
– Иду, – Балай с досадой взглянула на часы: не успеет разобраться с медицинской картой. – Лидочка, вы сделаете мне несколько копий важных документов? Если пойду в технический отдел – точно опоздаю. А вечером они мне будут нужны.
– Конечно, Людмила Семеновна, – успокоила девушка. – Подходите.
Бегу! – обрадовалась Балай. – Сделаю пару срочных звонков – и бегу!
Тщательно вытерев губы и руки влажной салфеткой, она открыла ежедневник, нашла нужную страницу, сняла трубку городского телефона, но вдруг передумала и потянулась к мобильному...
Когда в салоне раздался звонок громкой связи, Вадим первым делом проверил, кто на линии. Андрей. Его номер он знал наизусть. Заяц уже дважды пытался ему дозвониться, да все не вовремя. Ладышев крайне редко отвечал, если был занят серьезным делом. А переговоры с потенциальным подрядчиком строительства относились именно к такому разряду. Ключевой вопрос: в порядке ли бетонные сваи, установленные до консервации объекта? Нужна ли экспертиза? Стоит ли их демонтировать, что, безусловно, приведет к удорожанию строительства, или можно использовать? Увы, экспертиза нужна. Ладышеву пришлось с этим согласиться.
Объективно оценивая свою работу на протяжении предыдущих лет, он находил основания и похвалить себя, и упрекнуть. В частности, был очень доволен тем, что в свое время купил на аукционе построенный, но так и не запущенный цех, перепрофилировал и открыл в нем небольшое производство. Заодно, не поскупившись, получил соседнюю территорию, но уже под завод. Готовый проект приобрел у европейцев, адаптировал к нашим условиям, утвердил и даже начал строительство. Но – и вот тут ему было за что себя упрекнуть – остановился на полпути. Провел основные коммуникации, заложил фундамент и законсервировал. А если бы довел дело до логического завершения или хотя бы поставил и накрыл коробку, то сейчас все пошло бы куда быстрее, не говоря уже о том, что на тот момент это обошлось бы гораздо дешевле – стройматериалы и работы подорожали в разы.
Но, если уж совсем честно, ругать себя за это – пустое дело: не был он тогда готов к полномасштабному производству. Зато созрел теперь. Значит, не оглядываясь на прошлое, прямо сейчас и следует приступать к активному воплощению новых идей. Цели вполне ясны, задачи определены – период безвременья закончился.
«А ведь именно к этому меня подталкивал Мартин, – все чаще вспоминал Вадим учителя по бизнесу. – По его совету и участок приобрел, и апробированный во многих странах проект. Сопротивлялся по глупости, но Мартин убедил: это долговременное вложение и когда-нибудь обязательно принесет дивиденды. Послушался его, а после не раз жалел: что производить на заводе – понятия не имел. И без того его небольшое производство приносило одну головную боль и дополнительные расходы. Даже как-то упрекнул друга, на что дальновидный Флемакс только усмехнулся и посоветовал в таком случае заморозить стройку до лучших времен. И вот, смотри-ка, он оказался прав. Жаль, не дожил до момента, когда я поумнел».
Пытаясь на ходу коснуться пальцем зеленой кнопки, чтобы ответить Зайцу, Вадим попал в красную: машина не вовремя влетела колесом в яму, которую он не заметил, объезжая неровности и ухабы – прошедшие накануне дожди и тяжелые грузовики окончательно убили дорогу. Перезванивать, пока не выедет на трассу, не имело смысла – того и гляди попадется новая яма. Сам перезвонит или подождет.
Телефон долго ждать себя не заставил.
– Да, – будучи уверенным, что на связи Заяц, ответил Вадим. – Договорился о встрече?
– Добрый день, Вадим Сергеевич! – разнесся по салону женский голос, от которого Ладышев вздрогнул.
Чертыхнувшись, на долю секунды он прикрыл глаза, выдохнул. Да что же это за день такой! Как сговорились: то Лежнивец, то Балай!
– ...Что же вы молчите? Или вам неудобно говорить?
– Удобно, но я не хочу с вами иметь дела, – буркнул он и тут же пожалел, что ответил. Надо было и не начинать разговор.
– Ах вот как... – хмыкнула женщина. – Зря. У меня для вас интересные новости.
– Людмила Семеновна, какими бы ни были ваши новости, не трудитесь. Мне они неинтересны. И не звоните мне больше.
В ту же секунду связь оборвалась. Такое здесь часто случалось мертвая зона, но впервые он этому обрадовался. Одно воспоминание о Балай вызывало в нем шквал отрицательных эмоций. В сознании словно включалась красная лампочка, предупреждая об опасном несанкционированном доступе. И так с первого дня знакомства, но какое-то время он сопротивлялся сигналам внутренней системы безопасности и самолично отключал невидимый датчик: нужный для дела человек, вдруг это ошибка?
Но интуиция не подвела: лучше держаться от нее подальше.
Снова раздался звонок.
«Городской», – идентифицировал он высветившиеся на дисплее цифры.
– Да, слушаю.
– Вадим Сергеевич, рекомендую не бросать трубку, – изменившимся до неузнаваемости голосом грозно предупредила Балай. – Вы знаете, что у вас был сын?
– Прекратите мне звонить! – не выдержав, рявкнул Ладышев.
– Не желаете узнать, что случилось с вашим ребенком? А то, что мать...
– Да пошли вы!.. – отключил он связь.
Стараясь сохранять спокойствие, Вадим взял телефон и нашел номер Зайца. Он был уверен, что Балай перезвонит: такие, как она, на полпути не останавливаются, и следует ее опередить.
– ...Извини, не мог говорить, – без вступления повинился он перед другом и заметил на дисплее параллельный вызов: номер тот же, с которого звонили предыдущий раз.
«Придется заблокировать», – подумал он.
– Секунду... – сказал кому-то Андрей и через мгновение зашептал в трубку: – Дуй сюда прямо сейчас! Сосед рядом, только что сам пришел: уточняет, приедешь ли. Я тут еще кое с кем поговорил. Ты прав: оказывается, он уже с полгода продает дом через какую-то риэлторскую контору. Потенциальных покупателей негусто, потому что не хотел сбрасывать цену. Сейчас вроде созрел. Мы с ним поутру даже чайку попили. Он все пытался выведать, что за покупатель объявился. Хитрый жук... Понятное дело, я о тебе ни слова... Мол, знакомый знакомого интересовался, есть ли в нашем поселке дома на продажу, – хихикнул он. – Так что давай, не откладывай в долгий ящик. Только представь: снова соседями будем!
– Уже представил, – улыбнулся Вадим. – Ладно, уговорил, буду через полчаса.
– О'кеюшки! Пойду сообщу! – обрадовался Заяц.
Не делая паузы, чтобы не дать прорваться Балай, Вадим быстро набрал следующий номер.
– Зина? Добрый день!
– Ой, Вадим Сергеевич! Как хорошо, что вы позвонили! Как долетели?
– Нормально, спасибо! В Колядичах был...
– Я знаю, – перебив шефа, проявила осведомленность секретарша и тут же смущенно пояснила: – Я с Андреем разговаривала... Ой, извините, с Андреем Леонидовичем, – окончательно смутилась она. – Я ему звонила, надо было кое-что спросить.
– Зина, не оправдывайся, – слегка раздраженно оборвал ее Ладышев. – Мне все равно, с Андреем или Андреем Леонидовичем. Как дела в офисе? Есть что-то срочное?
– Нет, – секретарша все еще чувствовала себя неудобно. – Все в рабочем порядке. Вот только... не знаю, как сказать...
–Что?
Тут вас периодически какая-то женщина добивается.
– Лежнивец? – уточнил Ладышев.
– Да. Достала уже.
– Еще раз позвонит, смело клади трубку, – дал указание шеф и добавил: – То же самое с Балай, если объявится. Что еще?
– Ничего... То есть с остальным все в порядке! – бодро отрапортовала секретарша. – График отпусков с Красильниковым уточняем, – вспомнила она. – Вы когда планируете?
– Мне теперь не до отпусков, Стройка. Ладно, Зина, я, скорее всего, не попаду сегодня в офис. Справитесь без меня?
– Обижаете! Тем более Андрей... ой, то есть Андрей Леонидович скоро подъедет. Занимайтесь своими делами, не волнуйтесь. И у Нины Георгиевны я вчера была, хлебушек любимый завезла. Она вроде повеселела... Весна, на природу тянет, все дачу вспоминала, – вдруг сменила тему Зина. – Может, вам ее в санаторий отправить?
– Может. Я подумаю над этим. Все. Звони, если что.
Ладышев отложил телефон на соседнее сиденье, добавил громкости динамикам, прислушался: Стинг. Композиция грустная, навевает не самые лучшие воспоминания.
«Хватит хандрить! – скомандовал он себе и перезагрузил диск. Попалась инструменталка, под которую хорошо думалось. Первая композиция называлась «После дождя». Слушая мелодичный перестук, напоминавший падающие капли, он обратил внимание на сгустившуюся у горизонта дымку: – Утром по радио грозу обещали. Очень похоже...»
8.
Нина Георгиевна досмотрела сериал, выключила телевизор, сняла очки и взглянула на часы на стене: пора на прогулку и ей, и Кельвину. Подышать свежим воздухом, пройтись вдоль Свислочи. Может, встретится кто из знакомых: после того как вышла на пенсию и перестала заниматься репетиторством, она ощущала дефицит общения. Если бы не сын, Галина и забегавшая иногда Зина, ей и словом перекинуться было бы не с кем. Соседи по площадке днем работают, вечером занимаются детьми да хозяйством. И в подъезде в последние годы поубавилось знакомых лиц – кто выехал, кто отправился в мир иной... Всю жизнь она была в коллективе, со студентами, а сейчас словно в вакуум попала.
Потому и обрадовалась, когда у Вадима появилась Катя. Надеялась: все у них сложится, даст Бог, внуки появятся. Но увы... И вот теперь запрет наложен не только на упоминание ее имени, но и на выяснение причин такой категоричности.
«Катя, Катя... Что же ты такое еще натворила, если мой сын, умеющий прощать даже врагов, не желает о тебе слышать? – в который раз с горечью послала в пустоту вопрос Нина Георгиевна. – Не могла же я так в тебе ошибиться...»
Глянув на суетившегося под ногами Кельвина, всегда чуявшего приближение прогулки, она вышла в прихожую и присела на банкетку. Так легче обуваться.
Рядом зазвонил домашний телефон, да настолько громко, что Нина Георгиевна вздрогнула от неожиданности. С некоторых пор она стала от него отвыкать. Тех, с кем общалась по городскому, осталось немного: объявятся иногда бывшие ученики или сослуживцы и все. Кто бы это мог быть?
Разволновавшись, хозяйка сняла трубку.
– Добрый день! Это квартира Ладышевых? – уточнил незнакомый женский голос.
– Да. Добрый день!
– Я так полагаю, Нина Георгиевна?
– Да, я. Простите, а вы...
– Людмила Семеновна Балай, – представилась собеседница. – В прошлом – ученица и коллега вашего супруга... – она сделала паузу. – Одно время надеялась, что мы станем родственниками. Но, видимо, не суждено.
– Извините, не поняла... – Нина Георгиевна неизвестно зачем снова надела очки.
Что-то много родственников в последние дни обнаружилось.
– Все очень просто: у моей дочери были отношения с вашим сыном.
– Простите... Вы – мать Кати?.. – растерялась Нина Георгиевна, но тут же сама себя поправила. – Ой, нет, ее мама умерла...
– Катя? Какая Катя? Вы имеете в виду журналистку Проскурину? К счастью, я не ее мать, – фыркнула звонившая.
– Простите... Но я первый раз о вас слышу... – растерянно пробормотала Нина Георгиевна. – Мой сын не делится со мной подробностями личной жизни.
– И напрасно... Но если вы знаете о Кате, то в ваши слова мне трудно поверить.
– Подождите, я действительно ничего не слышала ни о вас, ни о вашей дочери. Вы, по-видимому, что-то путаете.
– Я?! – возмутилась дама. – Я ничего не путаю. Они встречались, пока ваш сын не растоптал светлые дочери и не выбросил их на помойку.
Погодите... Вы не правы, Вадим не смог бы так поступить, – встала на защиту сына Нина Георгиевна, чувствуя, как в ней начинает расти протест. Пожалуй, если бы не упоминание о том, что эта женщина в прошлом коллега супруга, беседу можно было бы считать оконченной. – Мой сын – самостоятельный, взрослый человек. Так что...
– Да-да, конечно, – поспешила согласиться Балай, поняв, что разговор может прекратиться раньше времени. – Взрослый, успешный. Здесь я с вами не спорю. Уважаю Вадима Сергеевича как бизнесмена. Мы, кстати, совместно работаем, – многозначительно добавила она. – Так вот... Безусловно, ни я, ни вы не вправе вмешиваться в личную жизнь детей. Но моя дочь... – совершенно неожиданно женщина всхлипнула.
– С ней что-то случилось? – дрогнуло сердце Нины Георгиевны. – Что с вашей дочерью? Она здорова?
– Можно сказать, больна. Она до сих пор любит вашего сына.
Переваривая свалившуюся на нее новость, хозяйка нервно заерзала на банкетке. Что ответить, она не знала.
