Текст книги "Пассат"
Автор книги: Мэри Кэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 42 страниц)
41
Тереза вернулась в свой дом возле французского консульства.
– Мне здесь больше нечего делать, а муж жалуется на пищеварение, потому что повар сущая скотина, если не приглядывать за ним! – сказала она.
Тереза предложила Геро жить у нее. Та ответила, что уже получила подобные приглашения от Оливии и Миллисент Кили, и обещала принять одно из них, как только будущее оставшихся детей определится.
– Оливия, – сказала Тереза, – не сможет приютить тебя в медовый месяц. Никакой жених этого не допустит! Перебирайся лучше ко мне, Милли – жуткая зануда, хоть у нее и золотое сердце. Но особо уговаривать не стану. Предложение остается в силе.
Она поцеловала Геро, ушла, и дом без нее опустел.
Оливия осталась, главным образом, ради приличия, поскольку с делами уже вполне справлялись женщины, из Дома с дельфинами. Но от Натаниэла Холлиса не было ни слова, Геро не собиралась покидать дом, и ее нельзя было бросить одну.
– Но когда-то тебе придется уйти, – сказала Оливия. – Ты уверена, что не хочешь жить у меня? Хьюберт говорит, он будет только рад, а ты могла бы помочь мне с приданым. Здесь многого нельзя достать, но Джордж говорит, мы можем отправиться за всем, что нужно, в Кейптаун, а в Англию поедем через Париж – он очень добр ко мне. Геро, я так счастлива!
– Ты этого заслуживаешь, – сказала Геро; про себя она думала, что полковник Эдвардс невыносимо скучен, и не представляла, как может кто-то – даже тридцатипятилетняя вдова! – намереваться прожить с ним всю жизнь.
Но Оливия пребывала в восторге, а полковник с каждым днем становился все свежее, моложе и втайне считал себя невероятно счастливым, потому что в пожилом возрасте обрел любовь женщины восхитительной во всех отношениях, как его покойная Люси.
Иногда при виде их счастья Геро чувствовала себя одинокой, бесприютной, очень недовольной жизнью. Когда Оливия делилась с ней своими блестящими планами, собственное будущее представлялось ей унылой, никуда не ведущей дорогой. В такие дни она отказывалась от лихорадочной деятельности; не проверяла, чисто ли на кухне, вскипятила ли Ифаби для детей молоко, не заставляла Джуму объявлять войну мухам и чинить сломанные ставни. Но теперь оставалось всего пятеро детишек, они уже стали в доме своими, и для Геро, в сущности, уже не было работы – или причин оставаться. Она сознавала, что должна уйти. Если не завтра, то послезавтра. Или на следующей недель. Но вскоре, потому-что в гавани снова появились иностранные суда, одно привезло письмо из Кейптауна, другое из Адена, вскоре должны вернуться женщины и дети, уплывшие на «Нарциссе» и «Норе Крейн». Но ни Кресси, ни тетя Эбби не собирались возвращаться. Дэн Ларримор тоже.
Пришедшие с почтой новости Геро узнала от Оливии, та – от Джорджа Эдвардса, тот – от мистера Холлиса. Отец Дэна скончался от апоплексического удара, письмо с вестью о его смерти и предоставления сыну годичного отпуска для улаживания дел пришло в Кейптаун после того, как «Нарцисс» бросил там якорь.
Через неделю оттуда в Англию отправлялось судно, Дэн и Кресси попросили разрешения пожениться немедленно, чтобы она могла уплыть с ним. Тетя Эбби оставалась непреклонной три дня, а потом уступила их просьбам; значит, Кресси уже леди Ларримор, и если еще не в Англии, то скоро будет. И поскольку тете Эбби не имело особого смысла совершать долгий путь обратно лишь затем, чтобы сесть там на «Нору Крейн», она решила остаться, ждать прибытия в Кейптаун Ната, Клея и дорогой Геро, откуда они все могут отплыть на судне Ост-Индской компании или на одном из новых пароходов, ненадолго заглянуть в Англию, к новобрачным, а потом вернуться в Бостон.
– Разве это не восхитительно? – вздохнула Оливия, в глазах ее сверкали сентиментальные слезы. – Милая, милая Кресси! Я уверена, она будет по-настоящему счастлива. И должна сказать тебе – Джордж слышал, что его предполагают отправить комиссаром округа в Индию, и он может взять перед назначением долгий отпуск. Мы тоже уплывем на «Норе Крейн», потому что новый консул должен прибыть на будущей неделе. Поначалу мы хотели, чтобы нас сочетал на борту славный капитан Фуллбрайт, а потом решили подождать до Кейптауна и там по-настоящему обвенчаться в церкви. Хьюберт плывет с нами, чтобы вернуться оттуда вместе с Джейн и детьми, он будет посаженным отцом, а ты, милая Геро, разумеется, должна быть моей подружкой. А если ты будешь венчаться первой, твоей подружкой буду я. Уверена, ты помиришься с Клейтоном, и все будет хорошо.
Оливия была до того счастлива, что всем желала такого же счастья, поэтому ее беспокоила мысль, что Геро в ссоре с женихом, и что Натаниэл Холлис не смягчается по отношению к племяннице. Она просила Джорджа Эдвардса поговорить с мистером Холлисом о Геро. И хотя полковник очень не любил вмешиваться в чьи-то личные дела, в конце концов он неохотно уступил ее просьбам. Результат оказался утешительным.
Дядя Нат, никогда не отступавший от своих слов, смирил гордость и, передал племяннице, что хочет ее видеть. Но даже и тут не согласился отправиться в Дом с дельфинами или написать записку, а послал устное сообщение с полковником Эдвардсом.
– Надеюсь, дорогая моя, вы пойдете, сказал полковник, проникнувшийся отцовской привязанностью к этой девушке, которую раньше считал скучной и неженственной. И неожиданно добавил: – Будьте с ним помягче.
Геро сочла, что он говорит о дяде Нате, но полковник имел в виду Клейтона. И в гостиной консульства ее ждал не дядя, а Клейтон.
– Я боялся, что ради меня ты не придешь, – признался Клейтон, – и хотел увидеться с тобой наедине, а не в доме Фроста, где тебя отвлекала бы целая толпа. К тому же, меня могли не впустить.
Геро в первый миг не узнала его, решила, что перед ней какой-то незнакомец, поскольку сломанный нос разительно изменил его байроническую внешность, однако не изуродовал. Он был по-прежнему красавцем, но теперь в его лице появился характер.
Изменился он и в других отношениях; никто не мог бы пережить ужасные два с половиной месяца мора и остаться прежним. К лучшему или к худшему, но ужас этих недель, зрелища и звуки, всепроникающая вонь и страх сказались на всех.
– Я думал… – заговорил Клей.
Размышлял он не зря, и теперь снова предлагал Геро выйти за него замуж. Однако не по тем соображениям, которые раньше представлялись ему убедительными, но только если она сама нуждается в утешении и защите, а он искренне хочет предложить ей и то, и другое.
– Видимо, я не Бог весть какой жених, – покаянно сказал Клейтон. – Прекрасно знаю, что ты могла бы найти лучшего. У меня было много дурных поступков, еще больше дурных мыслей, и я жалею об этом. Но если все же выйдешь за меня, я всеми силами постараюсь сделать тебя счастливой. И почту это за честь, Говорю вполне чистосердечно.
– Знаю, – негромко ответила Геро; в его глазах, лице, голосе появилось нечто новое, и она поняла, что это искренность. Удивилась, почему раньше не замечала ее отсутствия, и решила, что, должно быть, взрослеет. Эта мысль была унизительной, потому что она гордо считала себя взрослой с пятнадцати лет.
Рассудительно взглянув на Клея, она поняла, что он тоже был юным, легкомысленным, но эта юность умерла в эпидемию так же безвозвратно и мучительно, как любая из жертв болезни. Но все же ей не верилось, что он сильно изменился.
В Клейтоне соединились два человека: необузданный, распутный отец и скучная, любящая дом мать. Первый уже отдал дань увлечениям юности и, возможно, другая теперь возьмет верх в его характере. Сын тети Эбби станет со временем одним из тех мужчин, которые любят прихвастнуть, что в своё время повеселились, как следует, но смотрят на свои прежние похождения, как на мальчишеские шалости и, спокойно забыв о собственных грехах, громогласно сожалеют о безнравственности и бесчестности подрастающего поколения. И все же она сомневалась, что даже тогда он сможет устоять перед искушением в обличье легких денег или женщины.
Клейтон, нарушив долгое молчание, заговорил настоятельным тоном:
– Я буду хорошо относиться к тебе, Геро. И если… родится ребенок, его ребенок, клянусь, я буду любить его, как родного. Потому что он будет твой. И потому, что все произошло по моей вине. Если б… но что толку возвращаться к этому снова? Я лишь хочу сказать тебе, что сознаю свою вину и всеми силами постараюсь ее загладить.
Геро решила сказать ему, что ребенка не будет. Только вдруг это стало неважно, и вместо этого она спросила:
– Клей, ты любишь меня?
– Ну конечно. То есть, я…
Но Геро увидела ответ на его лице еще до того, как он заговорил, положила ладонь ему на руку, прося умолкнуть, и торопливо сказала:
– Клей, не надо ничего говорить. Я знаю, что нет, поэтому напрасно спрашивала. И, наверно, всегда знала. Ты не любишь меня в том смысле слова, как я его понимаю. А без этого все остальное мне не нужно.
– Не знаю, как ты его понимаешь. Но я очень привязан к тебе и сделаю все возможное, дабы загладить все, что ты вынесла. По крайней мере, ты будешь в безопасности. Болтать никто не станет, поскольку как моя жена…
Но Геро больше не слушала его. Она с изумлением поняла, что не хочет безопасности: что ей все равно, будут люди болтать или нет…
И поспешила перебить Клейтона, говорящего что-то о «почтении и привязанности»:
– Клей, я очень тебе благодарна. Не сомневаюсь, что ты стал бы хорошо ко мне относиться. Если б я любила тебя, то ухватилась бы за твое предложение и сказала бы: «Да». С моей стороны это было бы низко, потому что со временем ты по-настоящему полюбил бы какую-нибудь женщину, но оказался б привязанным ко мне и никогда не простил бы ни меня, ни себя. Только я тебя не люблю и пойти на это не могу. А ребенка у меня не будет, так что беспокоиться обо мне не надо.
– Ты любишь Фроста! – отрывисто сказал Клейтон.
Геро, не отвечая, уставилась на него и внезапно обомлела. Это совершенно неожиданное утверждение явилось ответом на вопрос, который, как ни странно, она и не думала себе задавать. Может, потому, что такое представлялось немыслимым. Инстинкт даже теперь побуждал ее гневно отвергнуть подобное предположение. Но она не поддалась инстинкту. Задумалась над словами Клея и когда наконец заговорила, в голосе ее звучало изумление.
– Да, – неторопливо произнесла Геро. – Да, кажется, люблю.
– Ты никак не можешь выйти за него замуж! – резко сказал Клейтон.
– Знаю.
– Слава Богу, хоть это способна понять! Он делал тебе предложение?
Геро покачала головой. Клейтон сказал:
– И вряд ли сделает. Должен ведь он понимать, что вы не пара! Да и все равно, как только «Баклан» войдет в гавань, его арестуют и отправят под суд. Если даже он избежит петли, то получит десять лет – а то и двадцать!
– Не верю. С ним теперь не могут так поступить. После всех этих событий.
– Почему же? Старый Эдвардс очень упрям и обладает твердыми взглядами на правосудие. Вряд ли он поступится ими из-за того, что Рори Фрост позволил тебе разместить у себя в доме кучу бездомных детишек. Ты знаешь полковника и должна это понимать.
– Да, – неторопливо произнесла Геро. – Я… я не думала об этом. Кажется, все было очень давно. Я забыла…
Задумавшись теперь, она поняла, что Клейтон прав. Возможно, полковник несколько смягчил отношение к Рори Фросту, пока свирепствовала холера, и нужно было заниматься другими, более важными делами. Но, как сказал Клей, человек он упрямый, и теперь, когда эпидемия позади, не допустит, чтобы его личные чувства мешали отправлению правосудия. Он уже принял решение относительно Рори и не пойдет на попятный.
– Извини, Геро, – сказал Клейтон. – Но у тебя это пройдет. Уехав отсюда, ты быстро его забудешь.
– Да… наверно.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю, Клей. Наверно, вернусь в Бостон – и забуду обо всем! – Голос ее внезапно стал злым. – Буду ходить на дамские обеды, музыкальные вечера, играть в вист, возьму киоск на церковном базаре и стану блюсти приличия. Забуду о… о солнце, дожде, соленой воде и «людях, у которых голова ниже плеч»…
– Как это понять? – удивленно спросил Клей. – О каких людях ты говоришь?
– Никаких; это папа сказал мне однажды в детстве.
– Понятно, – сказал ничего не понявший Клейтон. – Значит, сядешь вместе с нами на «Нору Крейн»?
– Видимо, если дядя Нат не будет против.
– Против? Да ну, что ты! Он будет очень рад. Ему не терпится увидеть тебя, но он позволил мне встретиться с тобой первому.
– Слава Богу! Я боялась, что он вправду не станет больше разговаривать со мной. Этого я бы не вынесла.
Дядя Нат встретил племянницу приветливо, но держался рассеянно, выглядел постаревшим, усталым, подавленным. Трагедия разыгравшейся эпидемии сильно потрясла его, а потом пришла весть, что единственная дочь, уже вышла замуж и плывет в чужую страну. Поведение Геро оставалось болезненной темой, обсуждать которую ему не хотелось, поэтому он ограничился замечанием, что оплошности были допущены с обеих сторон, и ворошить прошлое ни к чему. Огорчился, что она отказала Клейтону, но решил, что в данных обстоятельствах, видимо, поступила правильно. Оба они перенесли много такого, чего забыть нельзя, и, видимо, будут более счастливы порознь. Геро должна вернуться в консульство как можно скорее; полковник Эдвардс рассказывал о ее превосходной работе во время эпидемии, сказал, что делать в Доме с дельфинами, в сущности, больше нечего, и ей ничто не мешает вернуться домой.
– Давай забудем прошлое и начнем все сначала, – сказал дядя Нат.
Он поцеловал Геро в щеку, что-то пробормотал о неотложных делах, вернулся в кабинет и не вышел ее проводить. К Дому с дельфинами Геро сопровождало двое слуг, потому что Клейтону она этого не позволила, хоть и сомневалась, что если он встретится с Рори Фростом, между ними произойдет новая сцена. Решила, что лучше не рисковать. В конце концов, сказать им друг другу нечего, а пустое повторение старого и воздаяние насилием за насилие ни к чему хорошему не приведут.
Проходя под резными дельфинами мимо улыбающегося Мустафы Али, Геро подумала: «Возможно, это последний раз». Клейтон тремя словами разрушил стену самообмана, которую она старательно возводила, дабы скрыть от себя, что остается в доме не ради невзя-тых детей, не потому, что дядя Нат против ее возвращения, а она не желает злоупотреблять любезностью Оливии, Терезы или Миллисент Кили, не по какой-то другой причине, выдвигаемой, как оправдание. А только ради Рори.
Она знала, что в Рори есть и дурное, и хорошее. Но ни то, ни другое не имело больше значения, и это ее ужасало. Страшно и унизительно было обнаружить, что физическая привлекательность (никакой другой и быть не могло!) возбуждает у нее неодолимое желание хотя бы видеть человека, чей моральный кодекс, поведение и образ жизни ненавистны ей. «Авантюрист, паршивая овца, проходимец – работорговец!» Это принижало ее в собственных глазах до животного уровня, и хотя она остро стыдилась этого, но поделать с собой ничего не могла; потому что в ней пробудилось что-то бессознательно подавляемое и подавило ее. Оно, словно вирус, вошло в кровь – жгло, вызывало неодолимую жажду. Слыша голос Рори, она вспоминала, как он негромко произносил нежные слова, глядя на руки и губы, вспоминала ласки, затяжное блаженство его поцелуев. «Одна из любовниц Фроста»…
Остается только одно – немедленно уйти; теперь, когда дядя Нат попросил ее вернуться в консульство, никаких предлогов оставаться нет. «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его»… Но тут не просто глаз. Все гораздо сложнее. Сердце не вырвешь. Без глаза жить можно, а без сердца…
Я должна уйти сегодня, подумала Геро, сейчас же…
Она медленно поднялась по винтовой каменной лестнице, прошла по уже пустой веранде, негромко оглашавшейся эхом ее шагов, и подумала, как прекрасен этот дом, каким привычным он стал. Будто Холлис-Хилл…
Впереди распахнулась дверь, из комнаты на изгибе веранды вышел Бэтти Поттер с охапкой всевозможной одежды в руках, за ним следовал Джума, шатаясь под тяжестью большого матросского сундука. Геро остановилась и спросила, что они делают.
– Пакуемся, – угрюмо ответил Бэтти. – Вы не слышали? Мы отплываем. Капитан велел собираться.
– Собираться? Значит, он… вы уплываете? Но почему? Куда? Бэтти, куда вы направляетесь?
– В Англию. Он так сказал, а такими вещами не шутят.
– Но я думала… Бэтти, что случилось? Я не понимаю…
– Ничего особенного. Пришло еще одно судно с почтой из Кейптауна, полковник получил сообщение, что новый консул прибудет через два-три дня на «Баклане». А «Баклану» поручено арестовать капитана Рори и отправить под суд.
– Нет! Нет, Бэтти! Они не могут… не имеют права…
Голос Геро перешел на шепот, и она внезапно села на сундук, который Джума поставил на пол, устав держать в руках. Но сознавала, что право они имеют, и чувствовала себя опустошенной, беспомощной.
– Ну да, как же! – злобно ответил Бэтти. – Эти гады могут все, что угодно! Но полчаса назад сюда заглянул полковник Эдвардс, посоветовал капитану Рори быстро уплывать и не возвращаться. Если его здесь не окажется, когда «Баклан» войдет в гавань, ничего поделать будет нельзя. И все забудется; полковник дал капитану слово. Потом они обменялись рукопожатием, как джентльмены. Вот такие дела.
– Значит, он… полковник хочет его отпустить? Но почему, Бэтти? Я думала… Ладно, неважно. Вы уплываете с ним?
– А как же? Да, Бэтти Поттер прощается с Занзибаром. Буду тосковать по нему. Хотя после того, что мы недавно здесь повидали, не скажу, что уплывать мне очень жаль. Тем более, Амра умерла. Правда, трудно будет расставаться с хаджи и остальными – чертовски трудно. Что ж, мисс, такова жизнь. «Сегодня здесь, а завтра там!» Вы наверно, и сами вернетесь домой. Если подниметесь с этого грязного ящика, мисс, Джума и я понесем пожитки дальше. Спасибо, мисс.
Он грузно зашагал по веранде. Геро медленно вошла в свою комнату и застала там Оливию, тоже собирающую вещи.
– А, Геро, вот и ты. Это твоя нижняя юбка или ее забыла Тереза? Нет, вспомнила, я одалживала ее у Милли. Нац нужно покидать этот дом, дорогая. Джордж получил еще одно письмо из Кейптауна, и, кажется, «Баклан»…
– Да, – перебила ее Геро, – знаю. Бэтти сказал мне. – Она неловко села на кровать и уставилась на Оливию, даже не сделав попытки помочь ей. – Он говорит, что им нужно отплыть до прихода «Баклана». Что полковник Эдвардс посоветовал им уплывать и пообещал, что ничего… Я не понимаю, Ливви. Почему Джордж так поступает?
– Он узнал кое-что от султана. Джордж говорит, суд, конечно, не примет этого во внимание, но сам считает, что на правой стороне счета у Рори достаточно для сведения баланса – он просмотрел записи Дэна, рапорты, все такое прочее и говорит, что итог получается впечатляющим. Имеется в виду – в жизнях.
– Каких жизнях? Я не… А, ты, наверно, про детей? Говорила я не про них, но раз ты напомнила, думаю, они тоже должны считаться. Нет, Джордж вел речь о рабах.
– Каких рабах? Оливия, о чем ты?
– О капитане Фросте, конечно. Джордж не хотел отступаться от своих слов и собирался принять меры, чтобы Рори Фроста увезли на «Баклане» – он должен был оставаться здесь, потому что, кажется, дал Джорджу слово не бежать, а ты ведь знаешь, что представляют собой мужчины. У них такие нелепые понятия! Но султан сказал вчера нечто странное что другие работорговцы без него почувствуют себя лучше, а британские моряки наоборот. Джордж спросил, что он имеет в виду, султан рассказал ему все, вот так Джорджу и стало об этом известно.
– Известно о чем?
– Что тут заслуга Рори Фроста. Джордж говорит, множество поистине ужасных работорговых судов – он называет их «адскими» – «Нарцисс» задержал только потому, что кто-то предупреждал Дэна. Откуда они плывут, когда и все такое прочее, чтобы он знал, где и в какое время их подстерегать. Так что…
– То есть… то есть Рори говорил Дэну?
– Господи, нет! Передавал через других. Дэн понятия не имел, кто снабжал его сведениями. Фрост, видимо, был очень недоволен тем, что это стало известно. И повел себя откровенно грубо! Заявил, что не понимает, о чем речь, когда Джордж напрямик спросил его, почему он так поступал. Но Джордж расспрашивал Ралуба и мистера Поттера, они рассказали то же самое, что и Маджид. Тогда Фрост сказал, что тут и дураку должно быть ясно: это вопрос выгоды, он избавлялся от конкурентов и повышал свои цены. Джордж вышел из себя и велел ему не говорить ерунды. Тут Фрост рассмеялся, сказал: вынужден признать, что поступал так из глупого предрассудка. Геро, ты, случайно, не знаешь, куда я задевала соломенную шляпку? Ту, что с маргаритками?
– Не знаю. Что он имел в виду под «глупым предрассудком»?
– Мне, казалось, я сунула ее… Да, вот она!.. Фрост сказал, что «решил иметь кое-что на правой стороне счета, чтобы было чем бросить подачку совести, если она вдруг Начнет его беспокоить», и кроме того, ненавидит бессмысленную жестокость и жестоких дураков, что-то в этом роде. Однако Джордж говорит, что каковы бы ни были его мотивы, он Помог освободить самое малое сорок-пятьдесят рабов – а может и гораздо больше! – за каждого из тех, кого продал сам, поэтому итог, несомненно, в его пользу. Это совершенно ясно —> хоть капитан Фрост и заявил, что в этой логике есть существенный изъян. Не знаю, что он имел в виду, но Джордж ответил, что прекрасно это сознает и все же не отказывается от своей бухгалтерии. Еще он говорит, что уладит все с властями, для меня это громадное облегчение. Было б невыносимо сознавать, что это устроил Джордж – после всего произошедшего. Я имею в виду повешение – если б его повесили. И притом еще в наш медовый месяц! Человека, к которому я стала испытывать симпатию и доверие… Это было б ужасно.
– Значит… они уплывают, – понуро сказала Геро.
– Да. Им, наверно, тяжело покидать этот дом на Занзибаре. Хотя, Думаю, остальные – то есть, его команда – когда-нибудь вернутся. Но Джордж говорит, Рори возвращаться сюда нельзя, а за пределами острова ему опасаться нечего, и что он очень удачлив. Они уплывают на «Фурии» завтра утром, и я сказала, что мы с тобой останемся здесь на ночь, поможем им уложиться. Мужчины в этом ничего не смыслят, просто побросают вещи в сундук и сядут на крышку. А поскольку они не вернутся, по крайней мерс в течение нескольких лет, сборы будут большие. Жаль, что времени у них так мало, но Джордж говорит, если «Баклан»… Вот еще одна нижняя юбка Милли! Нужно будет завернуть их отдельно. Ты теперь вернешься к своему дяде?
Она дважды повторила вопрос, но Геро, казалось, не слышала.
– Что? А… да. Он сказал, я могу вернуться, когда захочу.
– Значит, все в порядке! Геро, дорогая, я так рада за тебя. А как с Клейтоном? Вы все же поженитесь?
– Нет. Мы решили, что не стоит. Думаю, он воспринял это с облегчением. Я не та женщина, которая ему нужна, а он… он не тот мужчина, который нужен мне.
– Почему? Я считала… Да, пожалуй, нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду.
Оливия вздохнула, нахмурилась и вскоре сказала с надеждой:
– Ну и ладно, когда-нибудь ты обязательно встретишь нужного тебе человека. Как я.
Рори, побывав у Маджида, отправился в гавань и, вернувшись через несколько часов домой, обнаружил в длинной верхней комнате Геро. Она, встав на колени помогала Ифаби укладывать вещи в один из резных сундуков камфорного дерева.
Шагов его Геро не слышала, потому что белый попугай хлопал крыльями и визгливо кричал, а Ифаби тараторила. Он постоял в дверном проеме, глядя на нее и жалея, что так остро чувствует любовь к ней и поэтому может принять лишь одно решение.
Полчаса назад решать ему было нечего. Однако в результате короткого разговора у гавани положение изменилось, по пути к дому он вел битву с собой и потерпел поражение; доказательство этого не заставило себя ждать. Хотя он не издал ни звука, Геро тут же повернулась к нему, и Рори понял, что она ощутила его появление, как и он ощутил бы ее.
Долгое, не поддающееся измерению время они глядели друг на друга упорно, чуть ли не враждебно. Потом Рори отрывисто произнес:
– Я отправил шлюпку к причалу в конце сада. Приглашаю на часовую водную прогулку. Хочу показать тебе кое-что, это, видимо, у меня последняя возможность.
Он подошел, протянул Геро руку, чтобы помочь подняться, словно был уверен, что она не откажется. Геро поглядела на нее, но не взяла и не скрыла нежелания вставать.
– В чем дело? Боишься? – насмешливо спросил Рори. – Не надо; с нами плывет Бэтти. И, если хочешь, возьмем с собой Оливию. Правда, я предпочел бы обойтись без нее, она говорит, что плохо, переносит качку, а ветер сейчас довольно сильный.
Почему бы нет, подумала Геро. Завтра в это время он будет уже далеко. Все окажется в прошлом. Дом с дельфинами опустеет, Бэтти, Ралуб, Джума, Хадир, «Фурия» уплывут в бескрайние голубые просторы Индийского океана, навсегда исчезнут из ее жизни. Это будет последний раз…
Не беря протянутой руки, потому что страшилась касаться его, она поднялась и сдержанно сказала:
– Не надо беспокоить Оливию. Подожди чуть-чуть, я возьму шляпку.
День клонился к вечеру, солнце ослепительно сверкало на пляшущих волнах, бросая в кристально-чистую глубь золотистые трепещущие сети, опутывающие рыб и ветвистые кораллы. Поющий в парусе ветер уже не пахнул гниющими трупами. Геро молчала, щуря глаза от солнечных бликов и мелких брызг.
Спрашивать, куда они направляются, не было нужды, едва гавань осталась позади, она поняла – в Кивулими. Однако не понимала, зачем Рори хочет снова – показать его ей, разве что напомнить то, о чем, как прекрасно знал, она не забудет. Он сам сказал: «Приятно сознавать, что ты вряд ли забудешь меня». Завтра он исчезнет из ее жизни; и сколько б она ни прожила, как бы ни старалась, забыть его она не сможет.
Высокие, выветренные коралловые скалы медленно приближались. За ними лежала укромная бухта, которую она впервые увидела при звездном свете, не догадываясь, что это был первый ее взгляд на Занзибар. Солнце опускалось, и уже почти по-вечернему освещало древнюю крепостную стену и высокий арабский дом за ней в зеленой пене листвы.
С тех пор, как она последний раз была здесь, в городе и деревнях умерло больше двадцати тысяч людей.
Но глядя на Дом Тени, трудно было в это поверить, время здесь словно бы остановилось. Сад был зеленым, прохладным, приятно благоухал жасмином и поздними розами, в тени ворковали голуби. Все было таким же, как она видела в первый раз.
В дом Рори с ней не пошел. Он послал туда Бэтти поговорить с Даудом, а ее повел по узкой тропке вдоль наружной стены, остановился перед одной из каменных пристроек, полускрытой завесой бугенвилии и пурпурного вьюнка. Отвел в сторону свисающие побеги, приглашая Геро войти; та, озадаченная и слегка испуганная, неохотно повиновалась.
Внутри пахло плесенью и сырой землей, свет, пробивающийся сквозь листву, напоминал зеленую жидкость. Геро ощутила на руках и шее мурашки, ее внезапно охватило острое беспокойство: какое-то животное ощущение зла, словно в тусклой каменной каморке таилась опасность, невидимая, но улавливаемая.
По куче сухих листьев пробежала ящерица. Геро с резким вдохом попятилась и только тут разглядела, что в руке у Рори не трость, а короткий лом. Услышав его лязг о камень, она нерешительно спросила:
– Зачем ты привел меня сюда? Что хотел показать?
– Это, – лаконично ответил Рори, сунул острие лома в щель, о существовании которой явно знал, потому что не мог бы разглядеть ее под пылью и грудой листьев. Камень отвалился с удивительной легкостью, Рори отложил лом, потом достал из кармана свечу и коробку спичек.
Огонек вспыхнул, затрепетал на сквозняке, в свете его заискрилась груда желтого металла, и Геро, забыв о страхе перед пауками и скорпионами, опустилась на колени и осторожно коснулась пальцами холодным слитков.
– Что это?
– Золото, – ответил Рори.
– Но… но… это целое состояние! Откуда оно здесь? Ты нашел его?
– В некотором смысле.
Рори задул свечу, сунул в карман, взял Геро за руку» поднял ее и вывел на солнечный свет.
– Оно принадлежало отцу Маджида…
И рассказал ей историю о спрятанных сокровищах султана Саида, о том, как завладел этим золотом.
Он не приводил никаких оправданий и не смягчал подробностей, Геро слушала и содрогалась; время от времени поглядывая на алую завесу из цветов бугенвилии, словно запей скрывалось не только богатство, но и морщинистое, злобное лицо колдуна с Пембы, который умер из-за этого золота и, умирая, проклял его.
– Вот и все, – сказал наконец Рори.
Геро содрогнулась и негромко спросила:
– Зачем ты мне это рассказал?
– Решил, что тебе следует знать.
– С какой стати? Для чего ты показал его мне?
– Ты когда-то говорила Бэтти – кто-то предсказал тебе, что некогда получишь целое состояние в золоте. Ну вот, если хочешь завладеть им, оно здесь. Возьмем его или оставим? У нас мало времени на размышления.
– У нас?
– Не думала ж ты, что я уплыву без тебя?
Солнце зашло за наружную стену, и сад внезапно Погрузился в тень; наступил вечер. Ветер слегка ослаб, к сумеркам он должен был стихнуть, птицы полетели к гнездам. Близилась ночь…
Ночью взойдет луна, подумала Геро. Сад станет белым, как и в ту ночь. И в сотни будущих ночей. Светлячки в темноте, аромат диковинных цветов; шелест прибоя о коралловый пляж. Научи меня слышать русалочье пенье… Мысли у нее путались. Она должна что-то сказать. Немедленно ответить, что это невозможно, что она не собиралась уплывать с ним. Что даже предполагать такое – оскорбительная наглость. Что масло и вода…
Но с Рори жизнь никогда не будет скучной, мир никогда не покажется тесным, ограниченным. Всегда будут широкие горизонты, свежий ветер. «Солнце, дождь, соленая вода…» Когда-то она подумала, что если выйдет за Клея, то будет полуживой. Автоматом. Что вся дальнейшая жизнь окажется тоскливой, пресной, что она будет чуть ли не мертвой. Но невозможно представить, чтобы кто-то мог чувствовать себя мертвым в обществе Рори. Или автоматом, или полуживым.
«Сейчас перед тобой не притворщик»… Это говорил Клей; еще он цитировал ее отца, отец знал свою дочь лучше, чем кто-либо и как-то сказал Клейтону, что если она влюбится в «полного негодника», видя все его недостатки, он не будет особенно против, но его доконает, если выяснится, что «она вышла замуж за негодяя» узнав об этом потом. Недостатков у Рори немало, подумала Геро. И она никогда не сможет сказать, что не видела их.
– Куда ты уплываешь?
– В Англию.
– Но я думала…
Геро осеклась. Рори издал смешок.
– Нет, любимая. В этом отношении я не изменился. Но все же это место, куда можно уплыть. К тому же, у меня там есть дом, я всегда собирался когда-нибудь завладеть им, а теперь, кажется, самое время.
