Текст книги "Пассат"
Автор книги: Мэри Кэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)
11
В день отплытия «Норы Крейн» американское консульство осаждали многочисленные визитеры. Драматическая история возвращения юной мисс Холлис из мертвых распространилась быстро, и европейская община, всего неделю назад отправлявшая открытки с соболезнованиями, теперь спешила принести поздравления и познакомиться с героиней драмы. Тетя Эбби не желала представлять племянницу, пока синяки, портящие ее внешность, не сойдут окончательно, и оставалась непреклонной. Дорогая Геро, говорила она визитерам, еще не оправилась от потрясения, доктор Кили советует ей отдыхать, как можно дольше, и категорически запрещает вести разговоры о том ужасном испытании, так как это задержит выздоровление.
Визитерам приходилось довольствоваться бесцветным рассказом о спасении, в котором «Нарцисс» подменял собой «Фурию», а доктор Кили, врач при британском консульстве, которому устроили допрос любопытные матроны, не смог ничего к этому рассказу добавить.
Лейтенант Ларримор оказался столь же неразговорчивым (правда, в данном случае молчаливость приписали скромности), а что до самой Геро, то она согласилась с желаниями тети не появляться на людях, пока не пройдет интерес к ней, а вместе с ним и синяки. Это влекло за собой несколько дней изоляции, но вместе с тем и возможность тайком покинуть консульство и нанести визит вежливости капитану Фросту. Если консул считал этот вопрос исчерпанным, то совершенно не знал своей племянницы! Геро не собиралась слушать ничьих приказов в деле, казавшемся ей вопросом личной чести, и решила, что если ни Клейтон, ни дядя Нат не сведут ее моральные счеты с капитаном «Фурии», она сделает это сама.
Решить было легко, но выполнить оказалось чрезвычайно трудно. Как только Геро изъявила желание немного погулять вечером в шляпке с вуалью, и без сопровождения, дабы ни один человек не догадался, кто она тетушка в ужасе воспротивилась. Никогда, ни под каким видом ей нельзя выходить в одиночестве. Надо помцить, что это Восток, а не Америка, и что многие туземцы совершенно нецивилизованны. Мало ли что может случиться. Ведь даже знатные арабки не выходят днем из дому, а представительницы бедных классов закрывают лица на улицах.
Дядя Натаниэл одобрил эти строгости и добавил, – что кроме неприличия еще существует и опасность гулять в одиночестве по городу. Покойный султан подписал договор, который освобождал многих рабов, и это Повлекло за собой результаты, не предвиденные западными филантропами, добивавшимися этого договора из лучших побуждений. Люди, не имеющие средств содержать освобожденных невольников да еще и платить им за работу, бросили их на произвол судьбы. Город теперь кишит бездомными неграми, безработными и быстро теряющими желание работать. Единственным источником их существования служат попрошайничество или воровство.
– Заметь, я не защищаю прежнюю систему, – сказал дядя Нат. – Невозможно защищать рабство. Но люди должны придумать менее жестокий способ покончить с ним. Мне иногда жаль, что кое-кто из наших словоохотливых соотечественников-благотворителей не может приехать сюда и посмотреть, к чему ведет их абстрактная филантропия.
– Но это только начало, – стояла Геро на своем, – и ведь явно лучше, чем ничего? Однако я считаю, что владельцев нужно заставить содержать своих негров.
– Как рабов?
– Нет, конечно. Как слуг со справедливой оплатой.
– Нельзя совместить несовместимое, – сказал дядя Нат, обрезая кончик сигары. – Люди в этих краях не видят в рабстве ничего дурного. Оно, видимо, существует с тех времен, когда сыновья Ноя разделили землю после потопами теперь владеть рабами кажется так же естественно, как дышать. Людям совершенно непонятно, почему кто-то хочет покончить с рабством, и сам султан не в силах заставить под данных освободить рабов и притом давать им кров и пищу.
– Но раньше для них находилась работа, – упорствовала Геро, – ее нужно выполнять по-прежнему и получать плату за свой труд.
– Тут все не так просто. Когда дело касалось только крова и пищи, человек мог содержать большое количество невольников: они повышали его престиж, он очень редко заставлял их трудиться до изнеможения или выгонял состарившихся. Но едва приходится платить им, то обнаруживается, что пятеро наемных работников, трудясь за деньги, легко справляются с тем, что раньше делали двадцать пять рабов. Поэтому сейчас нанимают самых сильных и умелых, а остальных освобождают – и прогоняют. Это стало серьезной проблемой, и на улицах никто не бывает в полной безопасности – особенно белая женщина, гуляющая в одиночестве!
Геро никогда не приходило на ум, что ее арабский и суахили, знанием которых она так гордилась, почти непонятны дядиным слугам. Они слушали ее с вежливыми, выжидающими улыбками, кивали (она сперва принимала кивки за согласие, не зная, что они имеют противоположный смысл), и вскоре девушка поняла, что языки, которые она так старательно изучала в Бостоне, настолько отличаются от настоящих, как французский мисс Пенбери от того, на каком говорил месье Жюль Дюбель.
Геро не представляла, как без практического владения одним из местных языков и хотя бы поверхностного знания города ей найти дом капитана Фроста. Но обе проблемы быстро решились, так как тетя Эбби наняла ей личную служанку по имени Фаттума, не только говорившую по-английски, но и знающую в городе каждую улицу, переулок и тропку.
Выслушав, расспросы новой госпожи, Фаттума заверила ее, что дом, где живут капитан Фрост и несколько членов команды «Фурии», хорошо известен, находится он на тихой улице возле окраины, меньше, чем в четверти мили от консульства. Местные жители называют его Домом с дельфинами – из-за резного фриза над дверью, изображающего этих животных. В отличие от других домов он обращен фасадом к старому, небольшому, густо поросшему деревьями кладбищу, где с полдюжины обветшалых памятников стоят, по слухам, над могилами португальского адмирала и его жен-арабок.
Оставался лишь вопрос, как добраться туда, и эта, на первый взгляд самая легкая проблема, оказалась почти не разрешимой. Европейская община Занзибара ввела в обычай гулять или кататься с наступлением прохлады по открытому майдану, но Геро, ограниченная в своих передвижениях только садом консульства, чувствовала себя арестанткой.
Небольшой сад был тенистым, прохладным. Вымощенную камнем терраду, куда выходили двери и окна первого этажа, украшали горшки с цветущими кустами, короткая лестница вела от нее вниз к симметрично проложенным дорожкам, разделяющим столь же симметрично разбитые клумбы, сходившиеся у маленького, с зелеными листьями кувшинок пруда. Воздух благоухал красным и белым жасмином, высились гранаты, пальмы, густолиственное перечное дерево. В дальнем конце сада купа апельсиновых деревьев скрывала тростниковый летний домик, брошенные горшки и лейки да маленькую, обитую железными полосами дверцу, которой пользовались только ночной сторож и садовник.
Сад был обнесен старой, высокой, толстой стеной, с дальней ее стороны доносились шум и гам Занзибара: крики торговцев орехами, водой и фруктами, скрип телег хомали, пронзительные голоса детей, разноязыкая болтовня, ссоры, брань, шутки; треньканье цитр и стук барабанов, крики ослов и лай бродячих собак. Однако в салу аромат цветов и зеленая тень деревьев создавали иллюзию покоя, он казался небольшой огражденной заводью возле бурной реки.
В другое время подобная обстановка казалась бы Геро приятной и успокаивающей, Но теперь неторопливое гулянье по садовым дорожкам раздражало ее, ей хотелось выйти в город и отыскать дом с резными дельфинами над дверью. Она не привыкла к запретам и бесилась от того, что не может начать кампанию против работорговли на Занзибаре, пока не уплатит долга порядочности бесстыдному работорговцу. Потом можно будет не останавливаться ни перед чем, дабы изгнать его с острова. А пока ей казалось, будто у нее связаны руки, и ощущение это было не из приятных. Должен же найтись какой-то способ незаметно выйти из дома без родственников.
Три дня спустя, в самый скучный час, решение этой проблемы внезапно пришло само собой…
Долгое жаркое время от полудня до предзакатной прохлады отводилось сиесте: этот обычай, судя по всему, общепринятый на Занзибаре, казался Мисс Холлис возмутительной потерей времени. Она не понимала, как белые люди могут до того облениться, чтобы отдавать сну большую часть дня. В тот день, как обычно, утренние голоса и суета стихли до дремотного шелеста, звучавшего не громче отдаленного прибоя, казалось, уснули даже вороны с бродячими собаками. И вновь удушливое ощущение безысходности тяжким бременем навалилось на Геро: положение совершенно нелепое, ей живется немногим лучше, чем несчастным арабкам, запертым в гаремах и выходящим на улицу непременно закутанными, под чадрой и…
«Так вот что мне нужно! – подумала девушка. – Ну, конечно! Как я не догадалась об этом раньше!»
Она вскочила с постели и в следующее мгновенье уже трясла бронзовым колокольчиком, вызывая Фаттуму.
В тот вечер дядя Нат и Клейтон собирались нанести визит влиятельному землевладельцу, живущему в нескольких милях от города на восточном берегу острова. Поскольку добраться до его имения морем было проще, они брали бот. Тете Эбби, Геро и Кресси предстояло плыть вместе с ними. Во время визита, то есть, по меньшей мере час, дамы должны были находиться на борту.
Геро жаль было отказываться от экскурсии, но упустить столь благоприятную для своих планов возможность ей не хотелось.
Она утешала себя мыслью, что долг важнее удовольствия, и когда Кресси пришла прервать ее сиесту, пожаловалась на головную боль и настоятельно попросила, чтобы экскурсию из-за нее не отменяли. Сказала, что Фаттума позаботится о ней, и тете Эбби или Кресси совершенно незачем оставаться дома. Они только расстроят ее, отказавшись от морской прогулки.
Последнее замечание убедило их оставить Геро одну, а дальше все было очень просто. Через десять минут после их отъезда она уже находилась в летнем домике, изобретательная Фаттума обряжала ее в шале, уличное платье арабки. Бесформенное черное одеяние с узкой бахромчатой прорезью для глаз закрывало ее с головы до пят.
Геро было очень жарко, так как надеть его пришлось поверх своего платья, предстать перед капитаном Фростом в нижней юбке девушка никак не могла. Она досадовала, что потребовалось снять кринолин, так как, естественно, предпочла бы выглядеть горделивой и нарядной. Но ничего поделать было нельзя, а Геро Афина никогда не расстраивалась из-за невозможного и не придавала значения мелочам. Раз это единственная возможность нанести капитану Фросту визит, поблагодарить – и тем самым доказать, что он был неправ, значит, ею нужно воспользоваться.
Она сняла свои туфли и, надев шлепанцы с загнутыми вверх носками, зашаркала следом за служанкой по траве и опавшим листьям к дверце в садовой стене. Когда Фаттума открыла ее, петли заскрипели, однако поблизости никого не было, никто не видел и не слышал как две женщины украдкой вышли на горячую пыль переулка, осторожно прикрыв за собой дверцу.
В саду благоухали цветущие деревья, от свежеполи-той земли тянуло прохладой, но едва они оказались снаружи, жара и смрад города встретили их словно дым от горящей мусорной кучи. Фаттума настороженно огляделась по сторонам, но кроме тощего бродячего пса, обнюхивающего гнилые отбросы, никого не было. Потом быстро пошла, ведя за собой Геро. Пройдя ярдов пятьдесят, они свернули и оказались наоживленной улице с массой сапожных мастерских.
Если у Геро и были какие-то сомнения относительно своей маскировки, то они быстро рассеялись. Никто не обращал на нее внимания. Закутанные, шаркающие женщины представляли собой в Занзибаре обычное зрелище. Но помедлить и осмотреться желания у нее не возникало. Она не видела ничего привлекательного ни в узких, зловонных улицах, ни в заполняющих их колоритных типах. Пробираясь между грязью, мусором и слоняющимися, болтающими жителями, девушка испытывала лишь отвращение и негодование.
Вопиющий позор, что людям разрешают выбрасывать мусор на улицу – ведь тут нет даже нормальных сточных канав, повсюду мухи! О чем думают европейцы, допуская это? Уж они-то должны понимать, в отличие от непросвещенных язычников, что подобное загрязнение может привести только к болезням и эпидемиям? Почему не окажут нажима на султанское правительство, не позаботятся, чтобы половину этих неопрятных домов снесли, чтобы расширили чрезмерно узкие улицы? Это их прямой долг, и она Поговорит с дядей Натом. Романтический остров, надо же! Что романтичного в грязи, невежестве? Хорошо же писателям и сентиментальным дурочкам вроде Кресси называть пальмы и антисанитарные восточные города «живописными» и «романтическими», но у тех, кто характеризует город Занзибар подобными эпитетами, очевидно, нет ни зрения, ни обоняния!
Геро старательно смотрела Под ноги и поэтому почти не замечала, куда идет, но вот наконец, оставив сапожные мастерские, позади, они оказались в более спокойной части города. Старые трех– и четырехэтажные дома высились по обе стороны улиц, до того узких, что живущие напротив приятели могли бы высунуться из окон и пожать друг другу руки над головами прохожих.
Хотя солнце уже давно покинуло эти созданные человеком ущелья, жара в них еще сохранялась, однако высоко вверху бесчисленные закрытые днем от зноя деревянные ставни распахивались, чтобы впустить в окна первую вечернюю прохладу. Откуда-то из-за домов доносился сухой шелест кокосовых пальм от морского ветерка и плеск воды на скрытых от глаз пляжах; вскоре дорога сделала поворот, расширилась, и Геро ощутила запах моря.
В ряд тесно стоящих домов вторглось зеленое пятно: за ржавой железной оградой густо росли увитые лианами деревья и высокий бурьян. Туда вели железные ворота, на потрескавшихся каменных столбах был высечен португальский герб; за ними с полдюжины старых памятников вздымало головы из буйных травяных зарослей.
Это и было маленькое кладбище, о котором говорила Фаттума. Напротив негб стоял старый арабский дом с розовеющими в закатных лучах стенами, четырехэтажный, с внушительной дверью, усеянной коническими бронзовыми остриями наследием тех времен, когда здешние арабы предохраняли двери от боевых слонов. Над ней нависал фриз из резных резвящихся дельфинов, дверь была распахнута, открывая взору двор с фонтаном, где предавались болтовне праздно сидящие мужчины.
Геро узнала нескольких членов команды «Фурии», непривычно выглядевших в просторных белых халатах, набедренных повязках с яркой вышивкой и свежевыстиранных тюрбанах; подняв взгляд, она увидела на стенах, замыкающих в себе квадратный двор, ярусы затененных веранд. Доносящиеся с них женские голоса и треньканье мандолины свидетельствовали, что в этом большом доме живут не только привилегированные члены команды Фроста, но и их семьи. На зов пожилого привратника торопливо вышла маленькая полная негритянка и вопросительно уставилась на пришедших женщин.
Геро сказала Фаттуме:
– Объясни им, для чего я пришла, спроси у этой женщины, есть ли тут где-нибудь зеркало. И комната, где можно снять это одеяние и привести себя в порядок.
Маленькая негритянка улыбнулась и повела их по винтовой лестнице на длинную веранду, затем через занавешенный сводчатый проход в комнату с персидскими коврами, инкрустированными столиками, парой резных сундуков, окованных бронзовыми полосами, и оранжевыми лилиями в глазурованных глиняных горшках Высокое зеркало в узорчатой позолоченной рамс занимало большую часть одной из стен, и хотя за много лет оно покрылось пятнами от жары и влаги муссонов, отражение в нем было достаточно ясным, дабы показать Геро, что короткая прогулка в шале не улучшает дамской наружности.
Волосы ее прилипли ко лбу влажными завитками, платье не только ужасно измялось, но и пристало к потной спине, а гнутые носки восточных шлепанцев выглядели неприлично, как сапоги на балу. Надо было захватить с собой туфли и гребень. Но жалеть об этом поздно. Придется предстать перед капитаном Фростом в том виде, как есть, и поскольку он видел ее лишь неопрятной, то вряд ли теперь найдет в ней недостатки.
Геро вытерла пот со лба, встряхнула измятые юбки и, велев Фаттуме ждать ее в комнате, вернулась на веранду, поднялась вслед за маленькой негритянкой еще на один этаж, прошаркала еще по одной веранде и наконец вошла в длинную комнату с высоким потолком, арочные окна ее глядели поверх пальм и казуарин на открытое море.
Убрана комната была почти как и та, которую Геро только что покинула, но здесь оказались еще несколько диванов со множеством шелковых подушек, белый попугай с серебристо-желтым хохолком и темноглазая женщина с золотистой кожей, одетая в просторную зеленую тунику и шелковые шальвары сиреневого цвета, с головной накидкой из вуали с блестками и множеством серебрянных украшений. Там была и девочка трех-четырех лет, одетая подобным образом. Геро в нерешительности остановилась, сочтя, что ее по ошибке привели в женские покои, и это, видимо, семья хаджи Ралуба или другого члена команды «Фурии».
Очевидно, как негритянке, так и Фаттуме не могло прийти в голову, что она захочет предстать перед мужчиной без вуали и без сопровождения. Женщина в комнате, казалось, тоже пришла в замешательство, а девочка, перестав гоняться за персидским котенком, широко раскрыла глаза и с любопытством уставилась на гостью.
Геро торопливо сказала по-английски:
– Боюсь, здесь произошла ошибка, миссис… э… Ралуб?
И вопросительно взглянула на негритянку, та оживленно закивала и что-то произнесла, слова ее, как правильно поняла Геро, означали, что хаджи нет дома. Женщина робко подошла и, запинаясь, спросила на родном языке мисс Холлис:
– Вы… хотите… говорить со мной?
Голос женщины был мягким, нерешительным и очаровательным, как и ее лицо. Геро впервые в жизни почувствовала себя слишком большой и нескладной. Хорошенькая женщина была очень маленькой, стройной, с замечательной фигурой! Изящной, словно портрет фаворитки султана на слоновой кости!
– Нет. То есть… Я хотела повидать капитана Фроста, но, боюсь, моя служанка не так меня поняла. Прошу прощения.
– Не за что. Он скоро вернется. Может… вы подождете?
Она грациозно повела рукой в сторону дивана с подушками, приглашая нежданную гостью сесть, потом повернулась с негритянке и отдала краткое распоряжение. Та поспешно ушла и почти тут же вернулась в сопровождении двух женщин, несущих подносы со стаканами щербета, набором сладостей и кофе в крохотных чашечках из тончайшего фарфора в филигранных держателях.
Геро взяла кофе и тут же пожалела, что не щербет, напиток оказался приторным, с неосевшей гущей. Девушка осторожно глотала его, стараясь не поперхнуться. Сладости казались столь же экзотичными, она отказалась от них с вежливой, как надеялась, улыбкой, и стала осторожно грызть очищенный миндальный орешек. Тем временем хозяйка позаботилась, чтобы подносы удобно расставили по разным сторонам, потом взмахом руки отпустила служанок. Дверной занавес за ними опустился, и Геро, чтобы завести разговор, сказала:
– Вы очень хорошо говорите по-английски.
Женщина улыбнулась и возразила:
– Нет-нет. Амра говорит хорошо. Не я.
– Амра?
– Моя дочь. Я Зора.
– Мама, – твердо сказала девочка, вынув изо рта палец и указав на нее.
Женщина что-то сказала по-арабски, девочка подошла и с серьезным видом отвесила легкий поклон. На мать она не походила, кожа ее была почти столь же белой, как у Геро, темные глаза и кудрявые волосы – скорее каштановыми, чем черными. Ее можно было принять за европейку в маскарадном костюме, и у Геро мелькнула мысль, что, может, негритянка неправильно ее поняла, и глава этой семьи не хаджи Ралуб, а многоженец мистер Поттер. Нет, это невозможно! Бэтти пожилой, седой, а эта женщина так молода, так красива… Хотя арабы!.. Геро вспомнила, что у покойного султана появлялись дети, когда он уже давно стал дедушкой.
Она ответила на поклон девочки с подобающей серьезностью и сказала:
– Так ты говоришь по-английски, Амра? С твоей стороны, это очень разумно.
– Да, – ответила девочка – А как тебя зовут?
– Геро. Геро Холлис.
– Это не настоящее имя.
– Я ношу его, – заверила Геро девочку. – Оно греческое.
– Ты гречанка?
– Нет, американка.
– Что значит «тамериканка»?
Зора мягко упрекнула девочку, но та словно и не слышала.
– Где находится Тамерика?
– Это большая страна далеко за морем.
– Как далеко?
– О, за сотни миль. На другом конце света.
– Ты плыла на судне, видела китов, акул и русалок?
– Акул и китов – да. Русалок нет. А ты хоть раз видела русалок?
Девочка покачала головой, подошла поближе к Геро и, понизив голос, доверительно сказала:
– Я однажды подумала, что вижу, но дядя Бэтти сказал – это просто рыба.
– Да, русалок увидеть трудно, – серьезно сказала Геро.
Амра сделала еще шажок вперед, поглядела в лицо девушки с неподдельным интересом и слегка нахмурилась. Потом внезапно объявила:
– Ты мне нравишься!
От этой простодушной похвалы девушка зарделась и с удивлением поняла, что испытывает благодарность, словно неожиданно получила восхитительный подарок. Нельзя сказать, что она не привыкла к комплиментам, но подобного ей еще не доводилось слышать. Мисс Холлис почти не общалась с маленькими детьми и не умела говорить о них, захлебываясь от восторга, как било модно у ее современниц. Однако эта маленькая сильная личность в маскарадной одежде умилила ее тремя словами Чувствуя себя размякшей и глупо польщенной, она улыбнулась и сказала:
– Спасибо. Ты мне нравишься тоже.
Она с легкой застенчивостью протянула руку, юная обожательница уверенно взяла ее и спросила:
– Почему волосы у тебя такие короткие и смешные?
– Амра! – умоляюще произнесла ее мать, но Геро лишь засмеялась и сказала:
– Они так спутались, что пришлось их остричь.
– А отчего они спутались?
– История долгая…
Но эта история так и осталась нерассказанной, потому что на веранде послышались быстрые шаги, занавес отодвинулся. Геро – все еще держа руку девочки – повернулась, и на миг ей показалось, что видит незнакомца.
На берегу одежда капитана Фроста, как и членов его команды, разительно отличалась от того просоленного, похожего на спецовку одеяния, что он носил на судне. Она была даже не европейского покроя, состояла из длинного белого халата с алым поясом и просторной рубашки из какого-то материала с искусной вышивкой золотой и серебряной нитью. Ему недоставало только чалмы, чтобы походить на хорошо одетого араба, каких Геро встречала на улицах. В сочетании с этой восточной одеждой даже выгоревшие на солнце добела волосы и светлые глаза заставляли предположить в нем скорее альбиноса, чем европейца.
Кратковременное удивление на его лице сменилось более знакомым насмешливым выражением, он поклонился и сухо произнес:
– Это в высшей степени приятная неожиданность, мисс Холлис.
В голосе его не было и следов сарказма, однако выражение лица противоречило тону, и Геро сдержала импульсивное желание ответить резкостью. Вместо этого она произнесла столь же сухо:
– Я зашла к вам, сэр, лишь для того, чтобы от лица дяди, тети и от себя лично поблагодарить вас за все, что вы сделали для моего спасения и за благополучную доставку на Занзибар. Мы вам очень признательны.
Капитан Фрост, продолжая стоять в дверях, неотрывно разглядывал ее долгих полминуты. Затем поклонился снова и, тая в глазах смех, сказал:
– Это большая честь, мисс Холлис. Ваша тетя пришла с вами? Или вас сопровождал мистер Майо? Не могли же вы прийти сюда одна?
Геро почувствовала, что краснеет, но заставила себя ответить сдержанно:
– Нет, меня сопровождала одна из служанок, так как тетя, к сожалению, не могла прийти сегодня вечером, а дядя и мистер Майо отправились на официальную встречу, отменить которую было нельзя. Но поскольку я не хотела больше откладывать визит к вам для выражения своей… нашей благодарности, то решила не ждать. Вы не должны удивляться моему появлению, так как я обещала прийти.
– Да, обещали, – усмехнулся капитан Фрост. – Нет, я не удивлен вашим появлением. И дозволено мне будет сказать, что вы успокоили меня, мисс Холлис – я считал вас неисправимо правдивой. Однако буду весьма удивлен, если ваши дядя, тетя и мистер Майо знали о вашем намерении или что у них есть хоть малейшее представление, где вы находитесь в данную минуту.
– Мои дядя и тетя, – холодно ответила Геро, – прекрасно знают, чем обязаны вам, но так вышло, что они… они…
– К сожалению, не смогли выкроить времени, чтобы сопровождать вас сюда, – бойко договорил за нее капитан Фрост. – Прекрасно понимаю. Однако теперь, когда вы исполнили свою миссию, думаю, вам нужно, не теряя времени, возвратиться в консульство. Это не Бостон, и ваш визит сюда может вызвать такие комментарии, которых ваши родственники наверняка не одобрят. Им следовало подумать об этом, прежде, чем отправлять вас сюда передать свою благодарность.
Мисс Холлис подняла брови и отреагировала беззаботной репликой:
– О, но ведь вы должны понимать, что после того, как я провела больше недели в вашем обществе, моей репутации уже ничто не страшно, и потому я могу поступать, как мне вздумается?
– Весьма! – одобрительно заметил капитан. – И это после всего, что мы предприняли для вашего удобства – не говоря уж про заботу о вашей совести.
– Если вы о том, что запирали меня в каюте, дабы я не увидела, чем вы занимаетесь, то заботились вы не о моей совести, а о своей безопасности, – резко ответила Геро. Затем поднялась, девочка по-прежнему держала ее за руку, слегка расправила смятые юбки и небрежным тоном спросила:
– Что все же за груз вы везли на «Фурии»?
– Все еще любопытствуете, мисс Холлис?
– Все еще интересуюсь, капитан Фрост.
Капитан засмеялся и небрежно сказал:
– Очевидно, ничего противозаконного, иначе б наш юный фанатичный друг – военный моряк вмиг бы его обнаружил. Он самый подозрительный человек, которого я имел несчастье встречать, и не менее любопытный, чем вы.
– Насколько я могу судить, он знает вас очень хорошо, – с удовольствием заметила Геро. – И, сами понимаете, я говорю не о том грузе, осмотреть который получил возможность лейтенант Ларримор, а о выгруженном накануне ночью где-то в другом месте. Признаюсь, этот груз меня до сих пор интересует, раз то были не рабы, непонятно, к чему столь чрезмерная секретность.
Капитан Фрост сухо ответил:
– Мисс Холлис, помимо рабов есть и другие товары, к которым власти проявляют излишний интерес. Например, оружие.
– Оружие? Вы имеете в виду огнестрельное? Мушкеты? Но зачем? То есть… Так вот что вы везли!
– Я этого не говорил.
– Но это так, – убежденно сказала Геро, вспомнив тяжелые тюки, так неприятно похожие на трупы. – Конечно же, то были мушкеты! Но кому они нужны в таком количестве? Может, вам самому?
– Мне? – Эта мысль позабавила капитана, и он засмеялся снова. – Господи, да что вы! Я мирный человек, терпеть не могу громких звуков и воинственных поз. Но тем не менее готов продать подобный товар любому болвану, который хорошо за него заплатит. Торговля есть торговля, и это обычная сделка. Знаете, мисс Холлис, мне очень неприятно торопить вас, но не пора ли обратно, пока ваши родственники не вернулись из вечернего плавания?
– Откуда вы знаете, что они… начала было Геро и прикусила губу, кляня себя за промашку. Раздался знакомый до ненависти смех, девушка вскинула голову и холодно сказала:
– Прошу вас, не беспокойтесь обо мне. Я не собираюсь надолго задерживаться, и меня очень гостеприимно приняли эти леди.
Она грациозно поклонилась Зоре, потом обратилась к ребенку, все еще стоящему возле нее:
– До свидания, Амра. Мне пора.
Маленькие пальчики требовательно дернули ее за рукав.
– Ты еще придешь?
– Повидать тебя? Это было бы очень хорошо, но, думаю, будет лучше, если ты навестишь меня. Надо будет со временем это устроить.
– Ты забудешь.
– Нет, не забуду, – пообещала Геро, с серьезным видом пожала ей руку, еще раз с улыбкой поклонилась ее матери, и прошла под портьерой, откинутой капитаном Фростом.
Капитан опустил портьеру, девушка повернулась с чопорной светской улыбкой и протянула руку.
– До свиданья, капитан Фрост. Не нужно спускаться вместе со мной. Я предпочитаю, чтобы вы этого не делали. Фаттума ждет меня, и мы найдем выход сами.
Капитан, казалось, не замечал протянутой руки.
– Конечно, найдете, мадам Русалка, но, может, позволите проводить вас до лестницы?
Он пошел рядом, и маленькая полная негритянка, терпеливо сидящая на веранде, вскочила и побежала звать Фат-туму. Геро гладела в глубокий колодец двора и непринужденно заметила:
– Какой это, оказывается, большой дом. Снаружи он кажется гораздо меньше. Чей этот очаровательный ребенок?
– Мой, – ответил капитан Фрост.
– Ваш? Но…
До Геро внезапно дошел весь смысл этого односложного слова. Она остановилась, раскрыв от изумления рот, и быстро повернулась к Фросту.
– Ваш? То есть… Вы не говорили мне, что женаты.
– Я не женат.
– Но тогда…
Геро сдержалась. Увидев ее покрасневшие щеки и смятение в глазах, Фрост со смехом сказал:
– Не нужно так поражаться. На Востоке это древний, укоренившийся обычай. И весьма удобный для убежденных холостяков вроде меня. Зору я купил двенадцать лет назад за несколько шиллингов и рулон ситца в полоску. Это моя самая удачная сделка в жизни.
– Купили?
– У одного подлого негра-работорговца в Лагосе, он хотел продать девочку на судно, идущее в Чарлстон, в Южные Штаты. Бог весть, где он ее подобрал – видимо, где-то значительно севернее, потому что она говорила по-арабски, а из прибрежного диалекта знала несло несколько слов. С моей стороны это был сентиментальный поступок, но я никогда не жалел о нем. Хотя, должен сказать…
Но Геро не желала слушать. Подобрав юбки, она бросилась бегом от него по длинной веранде. По отлогой лестнице она спускалась, перескакивая через ступеньки. Фаттума ждала во дворе. Геро, не замечая десятка любопытных действующих зрителей, схватила смятое шале, надела, натянула на голову накидку и устремилась в открытую дверь на тихую улицу, словно спасаясь от чумы.
Светло-голубое небо над высокими плоскими крышами домов посветлело еще больше и позеленело, воздух стал заметно прохладнее, и на главных улицах города появилось больше людей. Но Геро, спеша прочь от позорного дома, в который так беззаботно вошла, не замечала ни густых толп, ни красот природы.
Как были правы дядя Нат и Клейтон, запрещая ей ходить туда! Нужно было послушаться их, а не проявлять глупое упрямство. Они не раз говорили ей, что репутация Фроста удерживает каждого джентльмена, тем более леди, от ведения с ним дел (или от общения на глазах у людей) и стирались внушить, что даже переданная на словах благодарность такому человеку является снисхождением. Но она, не послушав их, отправилась к мужчине, который живет с любовницей. Цветной любовницей! Существом, купленным у африканца-работорговца за горстку серебра и рулон дешевой ткани. Потом он растил ее, пока она не вошла в возраст, чтобы делить с ним постель и родить ему ублюдка-полукровку.
