Текст книги "Пассат"
Автор книги: Мэри Кэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 42 страниц)
19
Лейтенант Дэниэл Ларримор следовал за «Фурией» до Рас-Асуада, там потерял ее из виду и вернулся патрулировать узкий пролив, отделяющий Занзибар и Пембу от материковых территорий султана. «Фурия», убеждал он себя, должна возвращаться этим путем, и если капитан Фрост полагает, что «Нарцисс» будет поджидать его где-то к северу от Могадишо, тем лучше.
С дау завидели шлюп перед восходом солнца, и уже в его лучах судно подошло к нему. На борт «Нарцисса» поднялся посыльный и предъявил листок бумаги с консульской печатью и настоятельным требованием полковника Эдвардса немедленно идти на помощь. При этом он сообщил, что встреченный ранее корабль Ее Величества «Ассаи» уже, видимо, достиг острова, однако положение там серьезное, и любое подкрепление будет нелишним. Лейтенант полностью согласился с этим мнением, тут же отбросил намерение поджидать «Фурию» и отдал приказ полным ходом идти на Занзибар.
Дэн прекрасно знал, на что способен составляющий большую часть сил Баргаша разношерстный, распоясавшийся сброд освобожденных рабов, воришек и туземцев племени эль харт, и сердце его сжималось при мысли о том, что Кресси находится в городе, возможно, уже отданном на разграбление жестокой, алчной толпе, которая не задумается спалить город дотла. Думать об этом было страшно, поэтому он приказал прибавить парусов, потребовал больше пару – и обругал Рори Фроста с большей злобой, чем обычно, так как только из-за него вту ночь, когда законный наследник устроил побег, «Нарцисс» находился в трехстах милях от Занзибара.
Шлюп вошел в гавань вскоре после полуночи, и Дэн, представлявший, что город охвачен огнем, с несказанным облегчением обнаружил, что выглядит он, как всегда, в гавани тихо, на берегу спят несколько человек. Однако несмотря на поздний час, он немедленно отправился в британское консульство доложить о прибытии и застал полковника Эдвардса пишущим безрадостное донесение в министерство иностранных дел.
– Рад видеть вас, Дэн, – сказал полковник с довольным выражением на лице. – Вернулись случайно или получили мое послание? Я отправил Яхью поискать в этих водах корабли военного флота.
– Он увидел нас рано утром, сэр, и мы полным ходом отправились сюда. Я подумал, что, может, добраться до вашего дома будет трудно, поэтому взял с собой несколько матросов. Положение очень скверное, сэр? Город кажется довольно спокойным.
– Город, – сурово ответил Эдвардс, – находится в состоянии анархии, и положение, мягко говоря, весьма неприятное. А тут еще днем ко мне явился месье Рене Дюбель, сказал, что получил из надежного источника сведения о том, будто я настоятельно советовал султану атаковать силы его брата и обещал помощь людьми и пушками с «Ассаи». Он хотел знать, правда ли это, и когда я ответил, что на сей раз сведения его совершенно точны, имел наглость протестовать против моего «неоправданного вмешательства во внутреннее дело, касающееся лишь султанского правительства и его подданных, и не имеющее никакого отношения к британской короне».
– Господи! – произнес возмущенный Ларримор. – О чем он думает?
– Уместный вопрос. Затем сообщил, что если я буду упорствовать в усилиях развязать гражданскую войну из-за человека, не имеющего законных прав на трон – он имел в виду султана – то ему ничего больше не останется, как взять законного наследника под защиту своего правительства.
– Должно быть, он помешался, – заявил лейтенант и нашел этому самую простую причину, – надо полагать, от жары.
– Ничего подобного. Это у нас не первая стычка. Однако я впервые позволил себе роскошь выйти из себя. Спросил, как он может только думать о предложении помощи своей страны бунтовщику против правящего монарха, и указал, что султан сам просил моего совета и помощи, имея на то полное право, поскольку является столь же независимым сувереном, как Наполеон Третий. Месье Дюбель заявил, что это сравнение оскорбительно, а я ответил, что он может воспринимать его, как угодно, однако так оно и есть. Ему это очень не понравилось, и положение вещей он нашел в высшей степени огорчительным – плачевным! «Законные права», надо же! Хорошо еще, что из-за этого наши страны не вступят в войну друг с другом.
Лейтенант, более обеспокоенный другими мыслями, спросил:
– Сэр, но ведь всегда было ясно, что Баргаш – только законный наследник?
– О, говоря о законных правах, Дюбель имел в виду старшего брата, Тувани. Баргаш когда-то притворялся, будто действует в его интересах. Но теперь об этом нет и речи. Эту игру он ведет только ради себя. Однако я напрасно вас задерживаю. Вам нужно вернуться на корабль, поспать. А завтра…
Дэн получил указания и ушел, героически противясь желанию пройти мимо американского консульства и задаваясь вопросом, когда получит прощение за то, что осудил слишком частые визиты Кресси в Бейт-эль-Тани. Если он тем самым совершил ошибку, то уже по-платился за нее. Но, с другой стороны, как тут было промолчать? Кресси, очень наивная и доверчивая, искренне уверена, что помогает делу взаимопонимания и дружбы между Востоком и Западом. Он не мог оставаться в стороне, хранить молчание, когда она впуталась в паутину интриг и заговоров, сотканную Баргашом с друзьями. Однако это доброжелательное предостережение привело к ссоре, после которой неловко вновь появляться в консульстве. При этой мысли Дэн упал духом и готов был пожалеть, что по возвращении не нашел город в огне, не получил возможности вынести Кресси из пылающего здания или защитить от беснующейся толпы.
Поспать в ту ночь ему удалось едва час, с рассветом он, полковник Эдвардс, капитан «Ассаи» и все свободные от службы офицеры отправились на маленьких катерах с визитом к султану в его лагерь у Бейт-эль-Раса.
Итог визита оказался удовлетворительным, так как султан выступил со всеми своими силами против мятежников. Дэну с несколькими молодыми офицерами предложили сопровождать его. Необученная армия нестройной толпой двинулась от берега через пальмовые рощи, благоухающие гвоздичные и апельсиновые плантации, зеленые заросли джунглей и неровные голые пространства в глубь острова, к занятому мятежниками «Марселю».
К трем часам она прошла около десяти миль. После остановки и краткого совещания было решено, что британский контингент поедет вперед на разведку. Англичане, возглавляемые недовольным проводником, поскакали напрямик к роще, расположенной сразу же за границей усадьбы «Марсель». Возле рощи они обнаружили сожженный крестьянский дом, зола была еще горячей, от обугленной балки поднимался дымок.
Зрелище это оказалось впечатляющим, оно превращало войско мятежников из абстракции в реальность. Сожженный и разграбленный дом, уныло чернеющий на фоне буйной листвы, был вполне явственным, как и злобный вой с мушкетными выстрелами, которыми мятежники встретили появление авангарда из рощи. Пули не могли долететь до него, однако лошади пугались выстрелов. Дэн, выведенный из себя своим беспокойным животным, спешился, отдал поводья сопровождающему его рулевому Уилсону и пошел пешком изучать позицию мятежников. Она оказалась гораздо лучше укрепленной, чем они думали, и, глядя на нее сощуренными в лучах яркого солнца глазами, лейтенант понял, что овладеть ею окажется более трудной задачей, чем кто-либо подозревал.
На лежащей перед ним полосе земли укрыться было, в сущности, негде, недавно зеленевшие там пальмы и гвоздичные деревья мятежники безжалостно вырубили для ведения огня. Большой двухэтажный дом с толстыми стенами походил на крепость. Его со всех сторон обступали надворные постройки и окружала высокая стена, люди Баргаша наверняка обложили ее мешками с песком и наделали в ней бойниц. Подступы к стене преграждал труднопреодолимый частокол из недавно срубленных пальм.
Дэн пожалел, что не взял с собой подзорной трубы, она была бы сейчас гораздо нужнее парадной шпаги, которая раздражала его с тех пор, как на рассвете он пристегнул ее. Но и невооруженным глазом он мог довольно точно оценить силу сопротивления, которое будет оказано солдатам султана при атаке; если только – в чем он начинал сомневаться – их удастся заставить пойти в атаку!
Лучи солнца блистали на бронзовых стволах По крайней мере трех пушек, установленных у внешних ворот, за стеной было полно вооруженных людей. Дэн видел во всех окнах мушкеты и темные лица. Люди, глядевшие вниз из-за мешков с песком, которыми обложили низкий парапет крыши, продолжали стрелять по нему. Пули на излете то и дело шлепались в траву или на камни у его ног, но лейтенант оставался на месте, поскольку необходимо было выяснить, есть у людей Бар-пива винтовки или нет. Он считал это маловероятным, так как винтовка Ли-Энфилда оставалась на Востоке новинкой, винтовок оказалось здесь и попало в руки мятежников.
Труднодоступный товар приносил немалые доходы, и крадеными армейскими винтовками, контрабандой поступающими из Индии в Афганистан и страны Персидского залива, оживленно торговали.
Дальнобойность винтовок значительно превосходила старые мушкеты, и Дэн прекрасно понимал, что, стоя там, подвергается немалому риску. Для орудийных расчетов султана это имело громадное значение. Лейтенант был уверен, что вооруженный винтовкой человек не удержится от выстрела по такой соблазнительной цели. А поскольку подвергать кого-то риску, какого старался избежать сам, было не в его натуре, роль мишени он отвел себе.
Спустя несколько тревожных минут, заставив мятежников израсходовать немало пороха и с удовлетворением убедившись, что винтовок у них нет, он повернулся и с облегчением зашагал к остальным морякам, ждущим на опушке рощи.
– Надо доставить сюда пушки и несколько ракет [14]14
Ракетой в те времена назывался разрывной или зажигательный снаряд в виде трубки, набитой порохом
[Закрыть], – сказал Дэн. – Не имеет смысла начинать приступ, пока не пробьем брешь в стене. Поехали обратно.
Чтобы выкатить вручную пушки на позицию, ушло больше получаса, люди взмокли от пота и посерели от пыли. Дэн, как и другие моряки, снял мундир, шляпу, портупею и трудился в одной рубашке, замотав голову одолженным шарфом для защиты от жгучего солнца. Ходом дел он был недоволен. Войско султана состояло главным образом из необученных, недисциплинированных людей, они имели слабое представление о слаженных боевых действиях и ни малейшего представления о тактике. Многие, не дожидаясь, пока пушки пробьют брешь, бросились без команды в атаку и были встречены разящим огнем. Земля перед пальмовым частоколом была усеяна убитыми и ранеными.
Эта неудача крепко обескуражила султанское воинство, и, когда пушки были наконец установлены, Дэн обнаружил, что обслуживать их и вести огонь придется ему с другими офицерами, так как, за исключением горстки турок-артиллеристов, солдаты, получившие основательный урок и не желающие его повторения, отказывались двинуться с места.
Хотя ветер перед закатом утих и стало прохладнее, грохот и пыль в течение следующего часа представляли собой сущую пытку. Сильно пахло пороховым дымом и кровью, пушки так раскалились, что обжигали руки. Расчеты трудились под непрерывным огнем мушкетов с крыши, из бойниц в стенах дома и старых бронзовых пушек у ворот. Дэна сильно поранило в руку осколком камням расколотого снарядом, который упал меньше, чем в пяти футах, и убил турка-артиллериста.
Еще трое офицеров и двое турок были ранены железками, которыми мятежники стреляли вместо ядер. Однако этот урон был ничтожен в сравнении с тем, что понес гарнизон осажденного дома, и Ларримор, хоть отталкивающие зрелища были ему не в новинку, кривился, испытывая тошноту при виде кровавого месива от попадавших в гущу вопящих людей ракет и ядер.
В усадьбе, думал он, находится пятьсот-шестьсот человек. Арабы племени эль харт, пираты и бедуины с берегов Персидского залива, освобожденные рабы-африканцы. Все они мечутся с воплями, словно испуганные животные, отчаянно пытаясь укрыться за стеной и надворными постройками. Но вскоре они нигде не найдут убежища, путь для атаки наконец открыт: наружные ворота представляют собой груду камня и трупов, а внутренние двери превращены в щепы.
Теперь уже Маджид взялся командовать сам – и не смог заставить свое воинство двинуться с места, хотя смело встал во главе его и призывал следовать за собой. Человек нерешительный, мирный, он все же понимал, что атака в данную минуту почти не встретит сопротивления деморализованных сторонников Баргаша. Однако неудачная вылазка, оглушительный грохот орудий и треск мушкетов над их головами, и особенно вид своих убитых и раненых лишили солдат мужества, и ни угрозы, ни просьбы не могли заставить их вести боевые действия.
– Черт возьми!.. – пробормотал Дэн сквозь стиснутые зубы. – Неужели им непонятно, что от них требуется просто войти туда? Там как в мертвецкой! По меньшей мере половина тех бедняг мертва или умирает, и возможно, усадьба сдастся без единого выстрела. Или это трусливое отродье ждет, что ею завладеем мы? Не знаю, почему они ждут, что мы сделаем за них грязную работу, но если они откажутся, нам, пожалуй, придется попытаться.
Он оглядел группу черных от порохового дыма, измотанных оборванцев, еще утром нарядившихся для аудиенции у монарха, и понял, что идти вперед одним нельзя. Их слишком мало: притом все они молоды, измучены, неопрятны, чтобы произвести нужное впечатление даже на потрепанный гарнизон «Марселя». Защитники усадьбы при виде идущей против них горстки таких пугал, осмелеют и расстреляют ее в упор. Но все же…
Уже темнело, и пострадавший дом как-то странно покачивался в глазах Дэна, словно земля под ним была не совсем твердой. Ветер утих, и он должен был замереть. Дэн не понимал, почему он не замирает. Левая рука его была липкой от полузасохшей крови, жгут, наложенный повыше рваной раны, врезался в тело, причиняя сильную боль. Лейтенант попытался шевельнуть пальцами этой руки и не смог. Далекий дом снова сильно зашатался перед его глазами, мелькнула мысль, что если там остались живые люди, они должны падать с крыши и из окон. Может, они все мертвы, а если так, ничто не мешает ему с другими офицерами занять усадьбу самим. Доведем дело до конца, – смутно подумал Дэн. – Да, конечно, доведем…
– Подождите здесь, – сказал он, – а я схожу туда, взгляну, как и что. Можно будет довести… довести…
Корабельный врач подхватил падающего лейтенанта.
– Нет, не пойдете, – угрюмо сказал он. И никто из нас не пойдет. Черную работу мы за них сделали, с оставшейся они вполне могут справиться сами. Думаю, пора возвращаться. Только не на тех клячах, на каких приехали сюда! Наши осторожные союзники должны дать нам хотя бы приличных коней и надежного проводника. Чем скорее мы окажемся на борту, тем лучше.
Они возвратились – большая часть верхом на конях из султанской конюшни, четверо раненых офицеров в скрипучей, влекомой быками телеге. Войско сулена разбило на ночь лагерь, предоставив мертвым, лежать у разрушенной стены, а раненым в мучениях уползать под покровом ночи.
Путешествие было медленным, неудобным. Дэн, потерявший много крови, почти все время лежал без сознания и увидел отражавшийся в серой воде бухты якорный огонь своего корабля с неожиданно большим облегчением. Он неохотно дал промыть и перевязать рану, а когда эта неприятная операция завершилась, нетвердо пошел к койке, заметив, что ближайшие несколько дней скорее всего будут спокойными.
Однако лейтенант ошибся.
Занялось жаркое, безветренное утро, но лавки в городе не открывались. Нервозные горожане не спешили отпирать двери и ставни, перепуганные же осаждали гавань, предлагая большие деньги за перевозку на материк. А Его Величество султан, так и не сумевший послать свое воинство в атаку, отправил из лагеря возле «Марселя» срочное послание британскому консулу с просьбой о помощи вооруженных сил Ее Величества.
– Хочет, чтобы мы таскали для него каштаны из огня, – проворчал полковник Эдвардс. – Что ж, пожалуй, придется, иначе он невесть что натворит.
– Уже натворил, – заметил капитан «Ассаи». – У нас четверо раненых, у него шестьдесят убитых и изувеченных, а каковы потери у той стороны, знает один Бог. Недурно для легкой перестрелки! Какую подмогу вы предполагаете отправить ему, сэр?
Это вам решать, капитан. Столько людей, сколько сочтете необходимым для захвата усадьбы.
– Насколько мне известно, вчера ее мог захватить старшина с дюжиной матросов, – недовольно сказал капитан. – А теперь у мятежников было больше суток, чтобы собраться с Духом и перестроить оборону. Ладно, посмотрю, сколько людей мы сможем выделить, и, с вашего разрешения, отправим их туда завтра на рассвете.
На другое утро к лагерю султана отправился новый военно-морской отряд, состоящий из дюжины офицеров и сотни старшин с матросами, вооруженный ракетами и гаубицей. Командовал им старший офицер с «Ассаи». Султана Маджида моряки нашли гневным, смущенным, а его сторонников беспокойными, угрюмыми. Появление британцев значительно повысило их настроение, однако желание идти вместе с моряками в атаку выразили только султан и трое его министров. Воинство отказалось двигаться с места, провожало взглядом правителя, идущего с белым подкреплением к «Марселю», и с тревогой ожидало звуков стрельбы.
Однако выстрелов не последовало. Отряд остановился на опушке рощи, командир оглядел в подзорную трубу разрушенные строения, но кроме вялых стервятников там ничто не двигалось, защитников усадьбы не было и следа. Заподозрив засаду, он половину людей оставил в резерве, а другую послал вперед под прикрытием гаубицы. «Марсель» оказался безлюдным. Не осталось даже мертвецов, коршуны и вороны, ястребы и бродячие собаки целый день пировали телами непохороненных, а ночью крысы, лисицы и леопард завершили то, что не доделали дневные пожиратели Тошнотворный запах гниения отравлял жаркий, неподвижный воздух, в тишине слышалось громкое жужжанье множества мух.
Маджид огляделся и заговорил шепотом, словно боялся нарушить тишину. А может, он обращался только к себе – или к тем детям, с которыми когда-то здесь играл, к брату и сестрам, пытавшимся его свергнуть.
– Каким прекрасным был этот дом, – шептал султан. – Каким… счастливым. Каким… веселым.
Потом повернулся к молча стоящим морякам и пронзительно, властно закричал:
– Взорвите его! Превратите ядрами в пыль! Пусть не остается ни камня. Может, деревья с травой вырастут здесь снова и уничтожат даже память о нем.
После этих слов он ушел со своими министрами, маленький, неприметный в ярком солнечном свете, не дожидаясь, пока серия взрывов превратит окровавленный остов «Марселя» в руины, и поднявшаяся туча пыли омрачит ясный день.
Полковник Эдвардс и капитан Азаме, проводив моряков до Бейт-эль-Раса, поспешно вернулись в город посмотреть, что они могут сделать для безопасности жителей. Их встретила весть, что мятежники под покровом темноты покинули «Марсель» и теперь готовы покориться султану. И что Баргаш, оставленный большинством сторонников, тайком вернулся в свой городской дом и скрывается там.
– Может, это просто пустой слух? – предположил капитан Адамс.
Полковник Эдвардс покачал головой.
– Нет. Феруз – мой лучший шпик. Раз он говорит, что Баргаш вернулся, можете быть уверены, так оно и есть. Что ж, осталось сделать только одно, и чем скорей это будет сделано, тем лучше.
– Что именно, сэр?
– Поставить у этого дома сильную охрану из суд ганских белуджей и срочно отправить Его Величеству письмо с просьбой прислать кого-то, уполномоченного взять законного наследника Под арест. Если сможете вы делить еще старшину и полдюжины матросов, поставь те их охранять дом ночью, чтобы не повторилась та нелепая история, когда в дом пустили группу женщин, при шедших якобы навестить сестру Полагаю, ваши люди никого не впустят.
– И не выпустят, – сурово сказал капитан. – Я немедленно вернусь на корабль и займусь этим.
– Благодарю. У меня камень с души свалился. Я сейчас же отошлю письмо султану, отправлюсь во дворец и дождусь человека, которому Его Величество поручит произвести арест. Задача это нелегкая, очень надеюсь, что у султана хватит ума прислать человека с высокой репутацией и внушающего уважение, а не какого-нибудь юнца царской крови, которого не пустят в дом.
Маджид прислал не юнца царской крови, Hq все же близкого родственника. Сеид Суд ибн Хилаль, весьма уважаемый человек средних лет, приехал к полуночи с эскортом в двести солдат и приказом султана арестовать мятежного наследника любой ценой, но обставить это как можно легче для Баргаша.
Сеид Суд приветствовал полковника со степенной любезностью и удивил мягким заявлением, что собирается немедленно отправиться в дом Баргаша, но совершенно один.
– Мы не должны забивать, уважаемый полковник, что он все же наследник, притом сын нашего покойного великого имама да пожалует ему Бог величайшую награду и допустит в рай без суда. Его Величество изъявил желание, чтобы брату была предоставлена возможность сдаться с честью, поэтому я и должен отправиться туда один, невооруженный. У сеида Баргаша много оружия, если я появлюсь с солдатами, он может открыть по ним огонь, а этого нужно любой ценой избежать. Крови и так уже пролито много. Я старше, чем сеид Баргаш, притом значительно, и если приду один, без оружия и без охраны, он может впустить меня, выслушать условия Его Величества и сдаться. На это надо надеяться.
– Он не сдастся, – уверенно произнес полковник Эдвардс.
– Думаете? Хочется верить, что вы ошибаетесь, нo согласитесь, такую возможность ему нужно предоставить. Имеет смысл чем-то рискнуть – в данном случае тем, что моя гордость будет уязвлена – в расчете, что если врагу предложен способ достойно отступить, он предпочтет отступление дальнейшему кровопролитию.
– А если откажется?
– Тогда нам останется только брать его силой. Эту задачу я возложу на вас, но сперва испробуем мой план.
Он стал менять дорожный халат на более церемонийный, щедро расшитый золотом, и полковник Эдвардс отрывисто спросил:
– Какие условия предлагает Его Величество сецду Баргашу?
Суд ибн Хилаль одернул халат, разгладил седеющую бороду и любезно ответил:
– Его Величество султан, да хранит его Бог, велел мне сказать своему брату, что несмотря на все совершенное, он будет прощен, если отречется от всех планов мятежа.
– Хммм, протянул полковник. – В таком случае, остается надеяться, что предложение это будет отвергнуто, так как более нелепое трудно придумать. Если наследник примет эти условия, то вряд ли больше, чем на неделю – а то и на час. Теперь-то уж Его Величество должен бы это понимать!
Суд пожал плечами и вяло улыбнулся.
Его Величество султан, – негромко проговорил он, – мирный человек.
– Его Величество султан, – раздраженно ответил полковник, – такой человек, чье стремление к миру является подстрекательством к насилию. Обладающий тем, чего домогается другой, должен либо принять меры для охраны своего достояния, либо отдать его. Если он не сделает ни того, ни другого, то пусть на жалуется, обнаружив, что Аллах создает не только честных людей, но и воров!
Сеид Суд ибн Хилаль развел руками, как бы говоря «Что поделаешь?», и ушел в тихую ночь Взывать к безрассудному, эгоистичному человеку. Усилия его были напрасными. Поражение в «Марселе» ничему не научило законного наследника, он был по-прежнему уверен, что может поднять весь остров против брата и захватить трон, а «Марсель» считал всего лишь просчетом, не больше.
Держался Баргаш заносчиво, оскорбительно, и Суд пришел к печальному, унизительному выводу, что миссия его была серьезной ошибкой, что он неправильно оценил и положение дел, и слова Полковника. То, что он пришел один и без оружия, с условиями (как не преминул заметить английский консул) великодушными до безрассудства, лишь убедило Баргаша, что брат не только боится его, но и не уверен в своих возможностях применить решительные меры, и что, продолжая вести себя вызывающе, он еще может выйти из этой игры победителем.
Терпимость и милосердие Баргаш всегда принимал за слабость. И был как никогда уверен в своей правоте. Разве Маджид не обращается к нему за милосердием? Не просит извиниться, пообещать вести себя хорошо, словно он капризный ребенок, которого можно задобрить сладостями? Должно быть, положение его весьма нелегкое, раз не может позволить себе более суровых мер!
Баргаш нисколько не раскаивался, а теперь перестал и бояться. Он рассмеялся Суду в лицо, назвал таким же дураком, как Маджид, раз надеется так легко его провести, и посланник печально вернулся во дворец с сообщением о провале своей миссии.
– Я же говорил вам, – сказал полковник Эдвардс.
Ночь он провел, дремля урывками в одной из приемных дворца, и потому пребывал не в лучшем расположении духа. – И не могу сказать, что огорчен вашей неудачей. Единственное, что этот молодой человек понимает – сила, и только к ней он относится с почтением. Если бы Его Величество с самого начала проявил твердость, мятежа не возникло бы, и все погибшие остались живы. Бессмысленно лепетать о милосердии или подставлять другую щеку таким, как Баргаш. Они понятия не имеют, что такое милосердие и принимают его за слабость. Что предлагаете делать теперь? Я ведь не могу действовать сам без прямого указания султана.
– Его Величество уполномочил меня дать вам это указание, – сказал Суд. – В случае неудачи мне велено передать дело в ваши руки, и теперь действуйте, как сочтете нужным.
Полковнику хотелось сказать «Давно бы так!», но он сдержался, с поклоном покинул дворец и поспешно вернулся в консульство. Отдохнув там несколько часов, позавтракал и занялся приготовлениями к штурму дома.
Военно-морской контингент еще не вернулся из Бейт-эль-Раса, однако «Нарцисс» и лейтенант Ларримор находились в гавани. Полковник Эдвардс надеялся, что юный Дэн чувствует себя уже лучше и сможет возглавить десантную группу. Когда он писал лейтенанту письмо, в консульство пришел узнать о судьбе войска мятежников мистер Натаниэл Холлис.
– По городу носятся слухи, – объяснил он, – притом один хуже другого. Поэтому я решил проверить их. Насколько мне известно, ваши моряки улаживали эту заваруху.
Внимательно выслушав краткий отчет о положении дел, мистер Холлис одобрил принятые меры и отправился домой, предвкушая, как впервые за несколько дней обрадует семью новостями. Но хотя жена обрадовалась им, на дочь они произвели неожиданное действие. Кресси тут же расплакалась и выбежала из комнаты.
– Что это с девочкой? – спросил удивленный отец. – Плохо себя чувствует?
– Насколько я понимаю, ей хотелось победы Баргаша, – заметил Клейтон. – Вот она и расстроилась.
Геро одна хранила молчание. Она была неразговорчивой и рассеянной с того утра, когда дядя сообщил семье о драматичном побеге – Баргаша в «Марсель». Девушку глубоко потрясло, что ее умышленно обманули, что Баргаш вовсе не спасался от неизбежной смерти и не собирался покидать остров. Неприятно было чувствовать себя одураченной. Однако тяжелее всего было сознание, что «бескровная революция», о которой говорила Тереза – быстрый переворот, ведущий к смене власти без единого выстрела – уже обернулась мятежом и грабежами, полному параличу обычной жизни города и зверским убийством уважаемого индуса-торговца.
Достоверных вестей в последние дни не поступало, но Геро знала кое-что о запасах продовольствия в «Марселе», о неприступности усадьбы, и когда слуги из консульства пересказывали слухи о возрастающей поддержке Баргаша и панике среди султанских сторонников, ей казалось, что Маджид непременно будет побежден, и она с часу на час ждала его отречения.
Весть, что его невоинственная армия при поддержке горстки английских морских офицеров завязала бой, нанесла гарнизону большие потери, пробила бреши в стене усадьбы и обратила наследника с его сторонниками в бегство, была совершенно неожиданной и ужаснула Геро не меньше, чем Кресси. Она не понимала, как может дядя Нат рассказывать об этом просто как о неприятном случае и тем более выражать удовлетворение мерами, которые полковник Эдвардс собирается принять для ареста беглеца.
На это сообщение Геро среагировала не столь эмоционально, как Кресси. В последнее время она стала относиться к принцу менее доброжелательно. Но глубоко сочувствовала страданию кузины. При первой же возможности она с извинением поднялась из-за стола и побежала наверх утешить ее. Однако дверь спальни Кресси оказалась запертой, и ответа на просьбу открыть не последовало.
Геро снова спустилась вниз, не подозревая, что спальня пуста, а кузина находится уже на полпути к гавани.
