Текст книги "Пассат"
Автор книги: Мэри Кэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)
Она засмеялась и поняла, что не может перестать.
21
Мысль о пикнике принадлежала тете Эбби. Она сказала, что все засиделись в четырех стенах, и Кресси совсем осунулась. Но теперь, когда мятеж Баргаша подавлен, город вернулся к нормальной жизни, девушкам вполне можно выехать на природу, подышать свежим воздухом. Доктор Кили, которому она жаловалась на бледность и вялость дочери, прописал тонизирующее средство с морскими ваннами, и сказал, что всем женщинам полезно побольше двигаться, поменьше сидеть в комнатах с закрытыми ставнями. Муж горячо одобрил этот совет.
Девочка слишком расхандрилась, если хочешь знать мое мнение, – сказал дядя Нат, хотя его мнением никто не интересовался, – и мне это совсем не нравится. Не могу взять в толк, с какой стати моей дочери вешать нос из-за того, что какой-то никчемный мятежник-араб получил по заслугам! Ей вовсе незачем склоняться на чью-либо сторону, а киснуть и дуться из-за того, Что ее излюбленный кандидат потерпел поражение и подавно.
– Думаю, причина не в этом, – сказала тетя Эбби, размышляя над словами мужа. – Правда, Кресси очень подружилась с его сестрами и, конечно же, расстроилась из-за них. Но ты должен признать, что вся эта история в высшей степени неприятна… к тому же, нельзя было носа высунуть за дверь.
– Тем более есть смысл сделать это сейчас. Скоро пойдут дожди, так что выбирайтесь на свежий воздух, пока есть такая возможность. Потом волей-неволей придется сидеть дома. Жаль, что твоя дочь не способна найти себе занятий, как моя племянница.
Тетя Эбби, уловив в этом «твоя» скрытый упрек, вздохнула и безропотно ответила:
– Да, правда, Героочснь трудолюбива. Говорит, что пока не овладеет языком, не сможет приносить здесь почти никакой пользы, и занимается с усердием. Сегодня утром; когда пришел доктор Кили, она засыпала его вопросами. Боюсь, ей взбрело на ум улучшить местные санитарные условия. Хоть она и помогала в больнице, занятие это, на мой взгляд, не особенно подходящее для девушки. Но когда я попыталась перевести разговор на другую тему, Геро заявила, что меня совершенно не волнуют общественные проблемы. Думаю, она все-таки не права. Правда, должна признать, не отношусь к делам так… так пылко. Хотя Геро не пылкая. Тут она похожа на твоего брата. Сочтет себя совершенно правой и успокаивается. Попробуй ее потом переубеди, – добавила тетя Эбби с легким вздохом.
– Это у нее от тети Люси, – с усмешкой заметил дядя Нат. – Люси всегда была во всем права, даже еще учась в школе; спорить с ней бессмысленно. С Геро тоже!
– Я и не пытаюсь, – бесхитростно призналась тетя Эбби.
– Клей пытается! – со смешком сказал ее муж.
На лице тети Эбби появилось обеспокоенное выражение. Она очень долго пребывала в уверенности, что для Клея Геро будет самой подходящей женой, но тут внезапно засомневалась. Деньги, конечно, у нее есть: богатство Гарриет и состояние Барклая. Она всегда надеялась, что Клей женится на богатой. Что бы там ни говорили, а деньги в жизни много значат, и чистолюбивый Клей не может развернуться из-за стесненности в средствах. Однако корыстной тетя Эбби не была и хотя раньше возмущалась заявлением деверя, что Геро и Клейтон совершенно не подходят друг другу, в последнее время стала склоняться к мысли, что он знал свою дочь гораздо лучше, чем она своего сына, когда говорил о том, что Геро не подходит Клейтону.
Эбигейл Холлис, как и все матери, смотрела на сына через розовые очки, и вряд ли могла разглядеть другие цвета. Но зная кое-что о его характере и вкусах, думала, что Клейтону нужна такая супруга, которая остепенит его, станет надежным якорем, не пускающим в плавание по опасным, неизведанным морям. Раньше ей казалось, что Геро замечательно подходит для этой роли. Спокойная, разумная, способная противостоять неуравновешенности, передавшейся сыну от легкомысленного отца. Но чем больше она узнавала племянницу, тем сильнее сомневалась, что их брак окажется удачным.
Деньги, высокие идеалы – хорошо, с беспокойством думала тетя Эбби, но разве чуть побольше покорности, терпимости, и может, чуточку приправленной фривольностью не были б еще желаннее? Она подозревала, что терпимости от Геро ждать не придется, и это ее тревожило. А Клея же, похоже, это совершенно не волновало. В конце концов, жить с ней ему. А может, он передумал? И в самом деле, Клей часто не бывает дома, видится он с Геро гораздо реже, чем следовало ожидать. Или тут все продумано? Ведь можно и надоесть друг другу. Тогда, пожалуй, ему лучше не ездить на пикник. Устроит она его чисто женским (можно будет последовать совету доктора Кили, найти укромный пляж и выкупаться) и назначит на следующий вторник, потому что в этот день Клей идет с Джо Линчем на охоту.
Мистер Холлис не любил есть на свежем воздухе и обрадовался решению жены. Эбби разослала приглашения миссис Кили, фрау Лессинг, Оливии Кредуэлл, Джейн Плэтт и позабыла о своих тревогах за приготовлениями пирогов, пирожных и фруктовых напитков. Немецкий консул предоставил им свою фелуку, названную «Грета», команда ее состояла из надежных охранников консульства. В назначенный день тетя Эбби со своей компанией, погрузив корзинки с едой на фелуку, поплыли вдоль берега в северную сторону.
Для такой прогулки погода стояла прекрасная. Дул легкий ветерок, смягчающий жару, но не поднимающий волн, способных причинить неудобства пассажиркам «Греты», как отметила с удовольствием миссис Холлис. Но хотя первой заботой тети Эбби являлось удобство приглашенных, она была не столь занята, чтобы не за» метить поведение дочери, и не так найвна, чтобы не догадаться о его причинах.
Фелука проплывала в десятке ярдов от «Нарцисса». Когда она приблизилась к нему, Кресси торопливо пересела к дальнему борту, а потом вновь бросила взгляд на корабль, словно не могла удержаться; выражение ее лица было красноречивее слов.
Господи! Вот, значит, в чем дело! Я так и боялась, – подумала Эбигейл. Как мучительны сердечные терзания молодых, какое утешение, когда они остаются позади. Но все же несправедливо, что приходится сопереживать их с детьми. Сперва с Клеем, а теперь с Кресси!.. И вряд ли кто-то из них станет счастливее в ближайшем будущем.
Лично Эбигейл Дэниэл Ларримор нравился, обращение его с нею всегда было восхитительным, терпеливую привязанность юного моряка к своей дочери она находила трогательной. Чувствовала к нему симпатию, но страх Клейтона и Натаниэла при одной мысли отдать Крессиду за «иностранца» не позволял ей хоть как-то поощрять его ухаживания. Однако появление «Нарцисса» в гавани означало, что через чай лейтенанта Ларримора можно ждать в американском консульстве, но вот уже несколько недель он не появлялся, и миссис Холлис надеялась, что отношения их прекратились сами собой. Принимая во внимание точку зрения мужа и сына, это было камнем с души. Эбигейл всегда подозревала, что Кресси отнюдь не так безразлична к лейтенанту, как старается показать родным.
Пристально вглядываясь в лицо дочери, миссис Холлис уверилась в своих подозрениях и задумалась, что же могло произойти. Они явно серьезно поссорились, однако устраивать допросы было не в ее правилах, а поверять ей свои секреты Кресси пока не собиралась. Оставалось лишь надеяться, что все перемелется – правда, молодым трудно в это поверить. Кресси и Клейтон… Тетя Эбби вздохнула и, глянув на избранницу сына, поразилась выражению ее лица.
Геро тоже пристально глядела на судно; тетя ее не знала «Фурии», но сразу же догадалась, что это та самая шхуна, на которой спасенная в шторм Геро провела десять неспокойных дней. Ничем иным нельзя было объяснить столь суровое выражение на лице племянницы. Эбигейл, конечно, полностью разделяла мнение Геро о владельце «Фурии», но ей казалось, что девушка не должна глядеть так… так холодно-беспощадно. Особенно та, что может стать женой ее сына! Это говорит о крутом нраве и тяжелом характере, при которых трудно будет ужиться с таким человеком, как Клейтон. Тетя Эбби боялась за них обоих, и в душу ей закралось чувство вины, ведь она сама добивалась приезда племянницы на Занзибар.
О Господи, беспомощно подумала тетя Эбби. О Господи!… Удовольствие, доставляемое вначале прекрасной погодой, улетучилось, и миссис Холлис обнаружила, что не может наслаждаться видами, открывающимися с плывущей к северу фелуки.
Стало быть, он вернулся, думала Геро, не сводя глаз с «Фурии». Это нужно было предвидеть. Капитан Фрост, видимо, изрядно нажился, поставляя султану оружие для подавления недавнего мятежа, и, возможно, даже зная о его проведении, предусмотрительно уплыл. А теперь возвратился опять под крылышко своего друга Маджида и может продолжать работорговлю с минимальным риском и максимальной выгодой. Девушке стало любопытно, как и Дэну, какой сомнительный груз он перевозил на сей раз, и она решила, что скорее рабов, чем мушкеты.
Мятеж дал ему прекрасную возможность провезти любое количество негров под самым носом у властей, поскольку британские моряки, с возмущением думала Геро, были заняты расстрелом злополучных сторонников Баргаша и не обращали ни малейшего внимания на такую мелочь, как работорговля!
То, что победа султана над братом означала повышение доходов Фроста, казалось ей одним из худших последствий всего случившегося. Она считала, что давно уже пора кому-нибудь, а лучше всего английскому консулу, принять против него какие-то меры. В конце концов, этот человек англичанин. А британские власти получили от своего правительства полномочия пресекать работорговлю и судить без участия присяжных любого британского подданного, уличённого в перевозке, продаже, приобретении или содержании рабов. Геро не понимала, о чем они думают, позволяя такому человеку оставаться на свободе. Это не просто насмешка над правосудием, но и откровенная демонстрация собственной некомпетентности или явного потворства соотечественникам.
Предположение, высказанное капитаном Фуллбрай-том, что они ищут улики, можно отбросить, как нелепое – вместе с уверенностью, что Дэн Ларримор когда-нибудь их раздобудет, потому что он «человек упорный».
Раз лейтенант не смог добыть улик до сих пор, значит, не особенно старается, и пора заняться этим кому-то другому. Ей очень хотелось бы сделать это самой.
Геро сняла шляпку, подставив кудри ветерку, откинулась назад в тень паруса и стала размышлять над этой проблемой.
Если капитан «Фурии» перевозит рабов, то явно прячет их в таком месте, где никто не подумает искать, и место это наверняка на острове. Возможно, в доме какого-то знакомого араба, и так как полковник Эдвардс обладает властью над всеми британскими подданными, прятать невольников в доме, который могут обыскать, слишком опасно. Таким образом, нужно только выяснить «у кого?» и «где?» – а поскольку остров невелик, сделать это будет легко.
Поговорю об этом с Фаттумой, решила Геро. Фаттума слушает все базарные сплетни, возможно, она сумеет раздобыть необходимые сведения. К тому же, и Тереза говорила, что Чоле и ее сестра узнавали о планах Маджида через платных шпиков, – на Занзибаре это обычное явление. Если это правда и сведения можно покупать, она поговорит с Терезой и обзаведется шпиками. А когда появятся улики, передаст их полковнику Эдвардсу, и он поймает Рори Фроста с поличным, арестует и вышлет с острова.
Геро была не настолько глупа, чтобы воображать, будто уход из дела одного работорговца ощутимо скажется на работорговле, заметно уменьшит число несчастных пленников. Она хорошо представляла себе величину этой проблемы; но по крайней мере она нанесет удар по участию белых в этом отвратительном занятии; убрать хотя бы одного – это уже кое-что, правда, девятьсот девяносто девять будут по-прежнему позорить звание человека.
Цветные работорговцы, размышляла Геро с высокой точки зрения Запада, вряд ли способны понять всю чудовищность своих деяний, им можно сделать легкую скидку на невежественность. Но западные… Белые люди!..
– Вот это Мотони, – сказала ей Оливия, указывая одной рукой, а другой придерживая шляпку с розовой лентой. – Бейт-эль-Мотони. Салме говорила, этот дворец был у ее отца любимым; она, Чоле и остальные провели там почти все детство. До чего грустно представить их, играющих вместе, не догадывающихся, что когда они вырастут, будут ненавидеть друг друга. Правда?
Геро вздрогнула и, оставив свои размышления, виновато произнесла:
– Извини, Оливия. Я задумалась. Что ты говорила?
– Так, ничего особо интересного, – откровенно призналась та. – Просто показывала достопримечательности. Вон то большое здание и длинные, беспорядочно стоящие среди деревьев дома – это один из дворцов старого султана. А подальше есть еще один – Бейт-эль-Рас. Смотри, его видно за теми деревьями. Хьюберт, мой брат, говорит, что султан Саид не успел достроить его, и теперь он так и останется недостроенным. Жаль, правда?
– Пожалуй, – равнодушно ответила Геро. – Это там стояла лагерем армия Маджида?
– Да. Они, наверно, жуть что натворили – пять тысяч человек, лошади, повозки, бивачные костры и все такое прочее. Хотя, видимо, там и без того царил беспорядок. Хьюберт говорит, возле дворца постоянно роют ямы, ищут сокровища, но пока никто не напал даже на их след.
– Сокровища? Какие? – спросила Геро, заинтригованная словом, которое веками магически действовало на все человечество.
– Тебе еще никто не рассказывал? А я думала, все знают. Хьюберт говорит, это просто небылица, но все арабы в нее верят. Старый султан Саид, скопил огромные сокровища, и никто не знает, что с ними, известно только, что они где-то спрятаны. Многие считают, что он зарыл их в Бейт-эль-Расе и если б не умер в море, то сказал бы наследнику, где они. Надо полагать, Маджиду. Но поскольку живым он не вернулся, никто этого не знает. Однако вся его семья совершенно уверена, что их местонахождение известно британскому консулу. Не полковнику Эдвардсу; другому, тот был близким другом султана. Говорят, султан, умирая, звал его, поэтому все решили… Но Хьюберт, конечно, говорит, все это чепуха, и, возможно, никаких сокровищ даже в помине не было. Боюсь, он ужасно неромантичный, и не понимаю, почему Джейн…
Оливия внезапно умолкла, вспомнив, что невестка сидит в нескольких футах от нее, и, торопливо отвернувшись, стала расспрашивать фрау Лессинг о здоровье детей, а Геро, избавленная от необходимости поддерживать разговор, подперла голову рукой и, глядя на живописный берег, подумала – как странно, что такая красота существует бок о бок с вопиющими убожеством и жестокостью.
Примерно в миле позади лежали загрязненные отбросами воды гавани и смрадные переулки города. Но здесь море было сапфировым и нефритовым, ветерок доносил приятный запах гвоздики. Под килем фелуки пурпурными, сиреневыми, лавандовыми грядами тянулись коралловые рифы. Белый песок на глубине трех морских саженей виднелся сквозь толщу, лазурной воды с блестками проворных рыбок. Прибой не выбрасывал на берег отвратительный сор, и берег, окаймленный пальмами и усеянный цветами, нежась в жарких лучах солнца и прохладной тени, обладал нетронутой красотой и невинностью Рая.
Убаюканная негромким шелестом моря и ароматным, теплым ветерком, Геро задремала… и внезапно оказалась в каюте «Фурии». Она силилась сдвинуть тяжелую циновку, мешающую выглянуть в открытый иллюминатор. Знала, что за циновкой находится мерцающее в звездном свете море, белый дом среди темных деревьев и кто-то, везущий в лодке на берег трупы и прячущий их в пустом доме. Ей было необходимо увидеть этого человека, и она раздирала грубую циновку, пока наконец в ней не стала появляться дыра. Тьма поредела, и послышался голос тети Эбби. Но как она могла оказаться на борту «Фурии»?..
– Думаю, вскоре можно будет остановиться, – говорила тетя. – Что если вон за теми скалами?
Геро внезапно проснулась и обнаружила, что сжимает пальцами поля грубой соломенной шляпы. Но сновидение не исчезло с пробуждением, перед глазами находился все тот же вид…
Ей потребовалась целая минута, дабы понять, что дом, деревья, полукруглая бухта не плод воображения, а реальность, что она смотрит на место, которое видела раньше (как ей и приснилось) сквозь прорезь в циновке из пальмовых волокон.
Ошибки быть не могло. В звездном свете нельзя было разглядеть подробностей, ясно видимых под полуденным солнцем, и большинство арабских домов похожи друг на друга. Но нельзя допустить, что существуют два совершенно одинаковых дома, высоких, белых, с плоскими, окаймленными зубцами крышами, стоящие среди деревьев и закрытые от моря толстой стеной, похожей на остаток древней крепости, возведенной на прибрежных скалах. Стеной с караульными будками с двух сторон.
Берег тоже был очень знаком: образующий полумесяц песчаный склон, по обоим концам его выветренные коралловые скалы и утесы, на утесах казуарины, панданусы, ряды шелестящих пальм. Ошибки быть не может… это та самая бухта, тот самый дом. А на этот берег выгружали мушкеты! Она нашла потайное укрытие, где хранится контрабанда «Фурии», пока не настанет время спокойно сбыть ее покупателям.
Геро издала протяжный вздох и на миг ощутила что-то близкое к страху. Это не просто случайность. Это судьба! То, что она почти наверняка проплывала мимо этого места, и ничего чудесного тут нет, ей не приходило в голову. Наоборот, казалось, что Провидение специально привело ее сюда ради спасения бесчисленного множества мужчин, женщин, детей, которых беспринципный негодяй мог продать в рабство.
Теперь остается только узнать имя человека, которому принадлежит этот дом, потом рассказать все британскому консулу – а еще лучше лейтенанту Ларримору. Располагая такими сведениями, он вряд ли теперь упустит Рори. Потребуется какое-то время, чтобы убедиться в связях Фроста с хозяином дома, но рано или поздно туда должны наведаться либо капитан, либо кто-то из членов команды. А тогда очередной груз беспомощных, испуганных пленников, которых сгрузит или примет на борт Эмори Фрост, окажется последним.
Геро неожиданно вздрогнула, встрепенулась и, подергав миссис Кили за рукав, обратилась к ней с вопросом:
– Чей это дом вон там? Кому он принадлежит?
– Понятия не имею, – равнодушно ответила та.
– Видимо, кому-то из местных землевладельцев, – сказала слышавшая вопрос Оливия. – Все дома в этой части острова принадлежат богатым арабам. Надень шляпку, Геро. Ты сильно загоришь.
Фелука уже миновала дом. Впереди, по ту сторону скал, окаймляющих бухту, лежал длинный, покрытый тенью пальм пляж, изрезанный узкими заливами и усеянный глубокими лужами, оставшимися после отлива.
– Должен ведь кто-то знать, кому он принадлежит? – не унималась Геро. Но, похоже, никто не знал. Дом ничем не примечательный; и, очевидно, пустующий, окна его закрыты ставнями, – никаких признаков жизни. Команда фелуки казалась столь же несведущей. Правда, один из матросов пробормотал что-то неразборчивое, а другой, прикрыв ладонью лицо, усмехнулся.
– Что-что? – переспросила Геро.
Матрос бросил на нее непонимающий взгляд и покачал головой. Геро обратилась к Оливии:
– Ливви, спроси его по-арабски. Я уверена, он знает.
Та слегка удивилась ее настойчивости, но охотно выполнила просьбу и ответила:
– Он говорит, что дом известен как Кивулими.
– Это имя владельца?
– Нет, название дома. В переводе означает «Дом Тени». Видимо, его назвали так из-за деревьев вокруг. Ага, здесь мы и остановимся…
– Но кому он принадлежит? – настаивала Геро. – Оливия, спроси. Они делают вид, что не понимают меня.
Матрос пожал плечами, развел руки, и Оливия сказала:
– Похоже, не знает. Герб, а с чего ты так заинтересовалась? Это не развалины и не дворец или что-то в этом роде.
– Кажется, я его уже видела.
– Когда? А – по пути на остров с «Нарцисса»? Да, наверно, вы проплывали мимо. Мне все эти дома кажутся одинаковыми. Какой красивый пляж! Если еще удастся найти хорошее местечко для купанья…
Фелука подошла к берегу как можно ближе. Матросы бросили за борт грубо сделанный якорь, потом в буксирной лодке перевезли на берег женщин и корзины с едой. Тетя Эбби выбрала укромное место, на песок там падала тень от пальм, а коралловые скалы закрывали компанию от мужчин на фелуке. Несмотря на страх перед спрутами, скатами и медузами, Кресси, Геро, Оливия и Миллисент Кили выкупались в одной из глубоких луж, оставшихся после отлива.
Послеполуденный зной смягчался ветерком, но, так как от жары все чувствовали себя вяло, после еды впали в приятную истому. Оливия, немного занимающаяся живописью, достала холст и краски, Кресси, отойдя с книгой и своими беспокойными мыслями, села на ствол упавшей пальмы, четверо старших дам принялись играть в «наполеон», а Геро, решившая два часа назад, что ей делать, отправилась прогуляться по пляжу.
– Далеко не ходи, ладно, милочка? – пробормотала полусонная тетя Эбби. – Это может быть небезопасно. Ты, правда, не хочешь, чтобы кто-нибудь пошел с тобой?
– Правда, – искренне ответила Геро. – Далеко я не пойду, а если увижу что-то, внушающее тревогу, сразу вернусь.
– Правильно, милочка, – одобрила тетя Эбби. Она прикрыла глаза, а Геро, надев соломенную шляпку, пошла в сторону Дома Тени.
Идти ей пришлось недолго. Хотя фелука удалилась от места, где стоял дом, на полмили, лодка отвезла женщин немного назад, чтобы они могли купаться не на глазах у матросов, и выветренные скалы, стоящие у северного конца бухты, находились всего в. четверти мили от облюбованного тетей Эбби места.
Геро осторожно вышла из-за них, потом, оглядев наружную стену, похожую на крепостную, и закрытые ставнями окна, решила, что все это место безлюдно. Легкий плеск воды за ее спиной создавал приятный аккомпанемент шепоту и шелесту пальмовых листьев, но звуки эти, казалось, лишь делали более явственной знойную, сонную, благоухающую тишину жаркого дня. На изогнутом берегу бухты ничто не двигалось, кроме легких волн да белых песчаных крабов.
Девушка собиралась только получше разглядеть дом из-за коралловых скал. Нет ли на подступах к нему чего-то, подтверждающего ее подозрения. Если где-то за этой стеной томятся недавно выгруженные рабы, то их присутствие непременно выдадут голоса, сдавленные вскрики, плач, а также запах грязных, потных, перепуганных негров, запертых где-то в подвале. Однако ничто не говорило о том, что в доме кто-то есть, не было ни дымка, ни запаха стряпни. И, как ни странно, в этой тишине не ощущалось ничего зловещего. В противном случае Геро, видимо, повела б себя совсем по-другому, но даже закрытые ставнями окна придавали дому мирный вид. Дремотный, уединенный, он словно спрятался за стеной и деревьями, расположился помечтать, рассеянно слушая легкий шум пассата, задувающего в тихие комнаты и сводчатые проходы.
Кивулими… в этом слове таилось какое-то очарование, действующее на фантазию Геро, и она несколько раз повторила его вполголоса. В нем есть певучесть, подумала она, как в прибое и шелесте листвы. Потом слегка устыдилась такой нелепой мысли. Однако в тихом доме было нечто столь же интригующее, как его название. Девушка вышла из тени скал, прошла по песку и остановилась у начала тропинки, ведущей вверх по скалам к маленькой, обитой железом двери, расположенной глубоко в нише наружной стены.
Дверь оказалась приоткрытой, и это положило конец сомнениям Геро. Иначе она, возможно (но не обязательно), пошла бы обратно. А тут, заглянув внутрь, увидела испещренную солнцем тень листвы, алое пламя роз и внезапно стала не Герой Холлис, а Евой, или Пандорой, или женой Синей Бороды. Несколько минут она стояла неподвижно, прислушиваясь, и, не услышав ничего, кроме плеска воды и шелеста ветерка, легко взбежала по ступеням.
Горячий камень обжигал ей ступни сквозь тонкие подошвы туфель. Когда она распахнула дверь, железные петли жалобно заскрипели в тишине. Звук этот встревожил ее, но не остановил, она шагнула через порог с яркого солнечного света в прохладную зелень и оказалась всаду с извилистыми тропинками, заросшими клумбами и бесчисленными деревьями.
Геро решила, что наружная стена действительно часть старой крепости. Она была выстроена гораздо раньше, чем дом, изнутри ее густо покрывали цветущие ползучие побеги, вдоль тянулись пристройки с арочными входами, должно быть, когда-то представлявшие собой караульные помещения, амбары и конюшни. Вид этих темных каменных пристроек пробудил уснувшие подозрения девушки, она пошла на цыпочках по дорожке ведущей мимо них, и осторожно заглянула в некоторые. Вскоре ей стало ясно, что там нет никого, кроме пауков и летучих мышей, и туда давно никто не входил – бурьян, выросший до сводов арок, и густые завесы нависающих над ними цветов бугенвилии и жасмина были нетронуты.
Геро отвернулась от них и, привлеченная блеском воды, пошла по другой тропинке, которая привела к мелкому пруду, окаймленному каменными изваяниями птиц и усеянному опавшими лепестками цветов; на листьях кувшинок грелись в солнечных лучах алые стрекозы. По ту сторону пруда буйно росли циннии, розы и ятропы, еле видимая между стволами деревьев и кружевом листвы короткая каменная лестница вела на длинную переднюю веранду дома.
Ветерок шелестел в вершинах джакаранд, тамариндов и апельсиновых деревьев, но этот звук не тревожил спокойствия теплой, наполненной цветами зелени внизу, и Геро казалось, что эти сад, веранда и дом могли принадлежать той сказочной принцессе, которая уколола руку веретеном и заснула на сто лет, а вокруг тем временем разрастался шиповник.
Эта мысль была для Геро не особенно приятной, она Напомнила, что острый на язык двоюродный брат, Хартли Крейн, прозвал ее Спящей Красавицей, любезно объяснив, что, по его мнению, «она крепко спит за колючей изгородью, и принцу, который вздумает ее разбудить, придется пробираться к ней через колючки!
– Я попытался бы сделать это и сам, – добавил Хартли, – не будь так чудовищно ленив. Ничего не имею против пробуждения поцелуем, но рубить колючие заросли – это не по мне.
Геро не находила в этих словах ничего смешного и, при воспоминании о них, состроила недовольную гримасу; но потом улыбнулась, подумав, до чего нелепо вспоминать о дерзости Хартли в саду на Занзибаре! Должно быть, причина этому розы…
Когда Геро отвернулась от пруда, побег желтых, душистых роз зацепился за ее юбку. Она наклонилась, чтобы отцепить его… И внезапно замерла; рука ее застыла на подоле черного поплинового платья, а улыбка – на лице. Она в изумлении уставилась на пару ног, обутых в сапоги, неподвижно стоящих в тени по ту сторону розового куста.
На какой-то ужасный, мучительный миг ей показалось, что это зрелище лишило ее способности двигаться, думать, и она может лишь стоять в такой позе с бьющимся сердцем и перехваченным дыханием. Потом девушка быстро выпрямилась, услышав, как рвутся кружева нижней юбки, и встретила спокойный взгляд светлых, приводящих в замешательство своей холодностью глаз.
