Текст книги "Пассат"
Автор книги: Мэри Кэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц)
Это зрелище успокоило девушку, ей казалось, что любой человек сможет попасть в них камешком, и тем более пулей из пистолета. Значит, Баргаш говорил правду – или, в крайнем-случае, полуправду, она почти не сомневалась, что он прекрасно знал, кто сидит в лодке, и хотел напугать Маджида! Но тут нет ничего страшного, раз это шутка. А шутка ли? Солнце тогда не светило, как теперь…
В душу ей снова закралось холодное сомнение, шепчущее, что тогда уже почти стемнело, и легко было ошибиться в расстоянии до движущейся цели. Мог ли Баргаш?.. Неужели Баргаш?..
Салме резко отпрянула от окна, задрожав так, что застучали зубы, и наблюдавшая за ней Чоле спросила, как она себя чувствует.
– Ты все утро неважно выглядишь. Не лихорадка ли у тебя?
Салме выдавила улыбку и ответила, что чувствует себя прекрасно, но Чоле, похоже, не поверила и, отпустив служанок, отправила недовольного Абд-иль-Азиза в дом к брату. А когда они ушли, вновь обратилась к единокровной сестре:
– Чего ты боишься, Салме? Скажи.
– Я не боюсь. То есть… – Она сплела руки так, что тяжелые браслеты ударились друг о друга со звоном, будто колокольчики, и с жалким видом произнесла: – Я просто иногда думаю, куда приведут нас все эти интриги и обманы.
Чоле засмеялась и беззаботно сказала.
– К победе, разумеется. Куда же еще? Ждать осталось недолго. Когда мы победим и Баргаш благополучно сядет на трон, снова настанут времена счастья, мы с тобой получим в награду славу и власть. Баргаш даст нам все, чего пожелаем: драгоценности, платья, коней, рабынь, дворцы – нужно будет только попросить. Вот увидишь!
– А Маджид? – чуть ли не шепотом спросила Салме. – Что будет с ним?
Чоле резко поднялась в гневе зазвенев серебряными браслетами на ногах, и хрипло спросила:
– Какое это имеет значение? Чего о нем беспокоиться? Нужно только свергнуть его. И поскорее!
– Чоле, а ты… ты не…
Салме не смогла досказать. У нее язык не поворачивался произнести: «А ты не прикажешь его убить?» Но обращенный на нее взгляд Чоле стал презрительным, понимающим – и странно расчетливым. Она не могла терять приверженцев дела, которое считала своим, не могла и пойти на риск пробудить у младшей единокровной сестры сочувствие к Маджиду: Салме знала слишком много и была мягкосердечной, Будет катастрофа, если сестра переметнется в другой лагерь и все расскажет. Понимая это, Чоле бросилась к ней, со смехом обняла, а потом, отстранясь и держа вытянутыми руками за плечи, весело спросила:
– Ты что, вправду, считаешь меня чудовищем, способным покуситься на жизнь одного из братьев? А?
Салме покраснела, засмеялась и покачала головой, успокоенная и дновь Попавшая в паутину любви и восхищения этой очаровательной старшей сестрой, неизменно доброй к ней.
– Нет, конечно, – возразила она. – Как можно? Это просто… беспокойство… а потом приходилось ломать голову, что говорят эти чужеземки. Они очень приветливые, добрые, но, хотя очень стараются, понять их трудно.
– Пусть тебя это не волнует! – резко сказала Чоле, выпуская ее. Они редко говорят что-то, достойное внимания.
– Чоле, почему ты питаешь к ним такую неприязнь?
– Я думала, это вполне понятно. Но раз не знаешь, скажу: потому что они чужеземки и неверные. Потому что им недостает образованности, благовоспитанности и скромности, потому что они невежественные, громкоголосые и бесстыдные. Потому что у них нет хороших манер, они одеваются и ходят без изящества, появляются на улицах с открытыми лицами, будто шлюхи. И потому что неприятно пахнут. Вот почему! Удовлетворена?
– Думаю, ты к ним слишком сурова. Они в этом невиноваты, потому что понятия не имеют о подобных вещах. Может, попытаемся просветить их? Мы бы могли многому научить этих женщин, и, уверена, они будут нам за это благодарны.
– Еще бы, – высокомерно ответила Чоле. – Но мне не нужна их благодарность и учить их я ничему не хочу. Если у них есть желание приобщиться к Истинной Вере, муллы охотно их просветят, к ним надо только как следует обратиться. Но не мое дело объяснять этим вульгарным чужеземкам, как вести себя. Я принимаю их лишь потому, что Баргаш считает – они могут принести нам пользу. А как только станут не нужны, ноги их здесь больше не будет. Скорей бы!
Она взяла вышивание и вышла, оставив Салме укладывать «Хронику имамов и сеидов Маската и Омана» в большой резной ящик с позолотой, откуда та достала ее час назад, после ухода чужеземок.
14
– Ну, что скажешь о них? – нетерпеливо спросила Кресси. – Правда, ты еще не видела такой красавицы, как Чоле? До чего добрая, утонченная и до чего… до чего царственная.
– Очень миловидная, – согласилась Геро, мысленно сравнивая принцессу с Зорой, из Дома с дельфинами, тонкие черты и огромные глаза той женщины казались ей гораздо более привлекательными, чем безупречная красота и холодный, невыразительный взгляд Чоле. Пусть первая – «шлюха», а вторая – дочь султана, но если б пришлось делать выбор между ними, то большинство людей, решила Геро, отдали пальму первенства Зоре. И задумчиво сказала:
– Странно, что у принцессы Чоле глаза почти серые, а не черные или карие.
– Да нет же, это вовсе не странно, – объявила маленькая француженка, сидящая напротив в закрытом, пропахшем кожей экипаже. – Мне говорили, у многих детей султана глаза еще более светлые. Это от матерей, понимаете?
Тереза Тиссо была маленькой, темноволосой, при-влеглтельно пухлой и поразительно шикарной. Ее платья и прически вызывали зависть у всех белых женщин Занзибара, возраст представлял собой загадку, поскольку она явно прилагала усилия, чтобы его скрыть. Румяна, рисовая пудра, слегка подведенные глаза и брови молодили француженку. И, несмотря на пронзительный, все подмечающий взгляд ее черных глаз, очарование улыбки, ласкового голоса, приятного акцента и оживленных жестов никто не мог отрицать.
– Сарари – женщины султана, – объяснила мадам Тиссо слушающей Геро, – называют детей черкешенок «котятами» за светлую кожу и глаза; а другие дети им завидуют.
– Но мать Салме, насколько я понимаю, тоже была черкешенкой. Она гораздо смуглее своей сестры, видимо, пошла в отца. Бедняжка, мне было так ее жаль; у нее печально сложены губы, она выглядит очень застенчивой и временами казалась определенно испуганной.
– Испуганной? – Миссис Кредуэлл, четвертая пассажирка экипажа, встревожилась и спросила: – Чего ей бояться? О, я так надеюсь, что султан ни о чем не узнал.
– Оливия, прошу тебя!
Кресси предостерегающе нахмурилась, повела рукой в сторону сидящего на козлах смуглого кучера, и Оливия Кредуэлл виновато произнесла:
– Ой, милочка, совсем забыла. Никак не запомню, что нужно постоянно следить за своим языком, и что почти каждый здесь может оказаться доносчиком или шпионом.
Миссис Креудэлл, белокурая, экспансивная дама, семнадцати лет вступила в брак с пожилым человеком, во время медового месяца он имел бестактность скончаться от брюшного тифа, оставив вдову в стесненных обстоятельствах. К ней больше никто не сватался, и после четырнадцати лет однообразной, скучной жизни она с благодарностью приняла приглашение невестки пожить несколько месяцев на Занзибаре.
Оливия сочла это очень любезным со стороны милой Джейн. Ей и в голову не приходило, что жена Хьюберта, не желая со временем оказывать помощь бедной пожилой вдове, пригласила ее в надежде на второй брак с каким-нибудь европейским торговцем или капитаном судна. Хотя Оливии перевалило за тридцать, выглядела она отнюдь не дурнушкой и вполне могла привлечь к себе внимание там, где белых женщин раз-два и обчелся. С тех пор прошло три года. Но второго брака не последовало, и Оливия по-прежнему жила в доме брата, с энтузиазмом изучала арабский, суахили и проявляла страстный интерес к делам правящего семейства.
Невестка считала Оливию глупой, несдержанной и сентиментальной, общалась с ней мало, а постоянно занятый брат еще меньше, и ей приходилось самой заботиться о времяпровождении. Узнав, что у нее есть приятельницы среди враждебной султану клики, Хьюберт мягко укорил ее и больше не захотел продолжать разговор на эту тему. Но если бы и продолжил, сестра пропустила бы его слова мимо ушей.
Оливия всегда мечтала о романтике и приключениях, только они оставались всего лишь мечтой и в скучной юности под властью родителей, и в недолгом браке, и в тусклые годы вдовства. Теперь же она нашла выход своим эмоциям в сложных, увлекательных делах полудюжины арабских принцев и принцесс, замышляющих захват трона, впервые почувствовала себя не только полной жизни, но и активно втянутой в водоворот важных событий. Это было чудесное ощущение, оно ударяло ей в голову, словно крепкое вино.
– О каким это будет облегчением, – выдохнула миссис Кредуэлл, – когда жители этого прекрасного острова сбросят цепи и смогут свободно высказывать свои взгляды без страха и Принуждений!
– Оливия!
На сей раз ее оборвала мадам Тиссо. Миссис Кредуэлл покраснела, оставила эту тему и, торопливо повернувшись к Геро, стала знакомить с городом.
На Занзибаре было мало проезжих дорог и, соответственно, экипажей. Однако невестка Оливий, Джейн Плэтт (она недолюбливала мадам Тиссо и не желала ни в чем от нее отставать), заставила мужа выписать еще более крупный и красивый, чему Терезы, и этагромоз-дкая колымага везла сейчас четырех женщин по пыльной, неровной дороге, затененной пальмами и пробковыми деревьями, вела она к воротам большого розового бунгало на окраине города. Надпись на обожженной солнцем деревянной табличке гласила, что здесь живет мистер X. Дж. Плэтт, служащий Английской восточно-африканской торговой компании, но владельца дома не было, он уехал по делам на соседний остров Пемба.
– Джейн и близнецы отправились с ним, и раньше, чем через неделю не вернутся, – заговорщицким шепотом сообщила Оливия. – А поскольку они забрали обоих слуг, кое-как говорящих по-английски, нам можно встречаться здесь сколько угодно и чувствовать себя в полной безопасности, остальные слуги не говорят совершенно.
– Это еще не значит, что не понимают! – предостерегающе сказала мадам Тиссо.
После духоты в закрытом экипаже гостиная миссис Плэтт встретила их приятной прохладой, шторы из расщепленного тростника создавали уютный полумрак, весьма желанный после ухабистой, открытой ветру дороги. Слуга в белом халате подал высокие стаканы с охлажденным кофе, и едва дверь за ним закрылась, Оливия пылко произнесла:
– Теперь можно по-настоящему поговорить!
– Ты вполне уверена, что никто не подслушает? – спросила Кресси, настороженно глядя на доходящее до пола окно. – Сама знаешь, осторожность не помешает.
Миссис Кредуэлл горячо закивала, подошла на цыпочках к двери в коридор и распахнула ее с театральной внезапностью, словно не сомневалась, что за ней кто-то сидит, приложив ухо к замочной скважине. Но в коридоре никого не было, и на длинной веранде за окнами ничто не шевелилось, лишь дул ветерок с моря да по горячему камню ползала ящерица.
– Поблизости ни души, – объявила без особой необходимости миссис Кредуэлл, возвращаясь к своему креслу. – Тереза, мы все сгораем от любопытства. Какие новости?
Тереза Тиссо задумчиво поглядела на Геро, потом вновь повернулась к хозяйке, приподняв брови в немом вопросе. Кресси, правильно истолковав этот взгляд, торопливо сказала:
– Все в порядке, Тереза; Не беспокойся из-за Геро, я уже слегка обрисовала ей положение и знаю, что она с нами согласна.
– Об этом я уже слышала от Жюля Дюбеля, – сказала Тереза с легкой улыбкой. – Он был попутчиком мадемуазель, очевидно, много разговаривал с ней и нашел ее очень симпатичной. И все же я не совсем уверена, что она захочет утомлять себя нашими мелкими делами, так что, думаю, сегодня поговорим на другие темы, не так ли?
– Ты боишься, что она проболтается! – негодующе обвинила француженку Кресси. – Так вот, болтать она не будет. Правда, Геро?
– Не буду, – спокойно ответила та. – Но должна сказать, если вы занимаетесь тем, что я думаю, то мадам Тиссо вправе быть осторожной. Заговорщица из тебя никудышная, Кресси, ты слишком доверчива.
– Геро, но ты согласна с нами?
– В том, что нынешнего султана нужно свергнуть? Конечно. И, судя по ужасному состоянию работорговли и санитарных условий, царящих в городе, не говоря уж о возмутительной терпимости к преступникам, чем скорее это будет сделано, тем лучше. Но при условии, что законный наследник таков, каким он вам представляется; я расспрашивала о нем дядю Ната, и он, похоже, не столь уверен в этом, как ты, Кресси.
– Ваш дядя, мадемуазель, – мягко вмешалась Тереза, – вынужден придерживаться взглядов более… как это сказать?., консервативных. Кроме того, ему приходится считаться с мнением полковника Эдвардса, британского консула, и он, несомненно, полагает, что должен поддерживать в данном вопросе своего собрата. Английское правительство поддерживает Маджида, так как своим преемником его назначил отец. Но кто может сомневаться, что останься отец жив, наследником стал бы не этот отвратительный молодой человек, а его единокровный брат Баргаш? Не нужно твердить, как попугаи: «Закон на стороне Маджида». Надо спросить себя: «А Справедливость? Тоже на его стороне? Или на стороне страдающего народа?»
Кресси и миссис Кредуэлл, увлеченные красноречием своей приятельницы, восторженно закивали, но вопрос был обращен к Геро, и та неторопливо ответила:
– Все же мне хотелось убедиться, что этот Баргаш положит конец работорговле, процветающей на Занзибаре. По-моему, это самый важный вопрос. Можете вы быть уверены, что он не позволит ей продолжаться?
Мадам Тиссо покачала головой и рассудительно заговорила:
– Мне было б легко солгать вам, мадемуазель, сказав: «Да, уверена». Увы, сказать так я не могу. И никто не может. Положение вещей сразу не изменишь, и многое будет зависеть от воли его подданных – большинство видят в работорговле образ жизни. Но уверить вас я могу вот в чем. Если Баргаш станет султаном, он тут же разорвет несправедливый договор с британцами, дозволяющий вести работорговлю с этого острот и подвластных ему земель – и тот, по которому Занзибар обязан платить ежегодную дань старшему брату, Тувани! Баргаш винит британцев в смерти отца, утверждая, что их отказ помочь Саиду в войне с персами окончательно разбил сердце старику. А поскольку он считает их предателями старого султана, можно не сомневаться, – никаких договоров с ними Баргаш заключать не будет, что, могу вам обещать, полностью изменит систему работорговли в этих водах!
– Да, – задумчиво согласилась Геро, – конечно… И это говорит в его пользу, поскольку я всегда считала этот договор вопиющим позором для Англии. Но все же, должна признаться, мне хотелось бы побольше узнать о его характере и способностях, прежде чем браться помочь ему взойти на трон. Я уже слышала, что он не может быть худшим султаном, чем его брат – мне сказал об этом сам дядя. Но достаточно ли этого?
– Я ведь уже говорила тебе. – начала было негодующе Кресси.
Мадам Тиссо утихомирила ее взглядом и, снова повернувшись к Геро, заговорила с одобрительной улыбкой:
– Хвалю, мадемуазель, вы правы в своей осторожности. Однако боюсь, вам придется удовольствоваться этим. Или поверить нам, что сеид Баргаш гораздо умнее, просвещеннее своего распутного брата и способен принести своим подданным блага западной цивилизации. Если сомневаетесь, можно спросить любого человека на Занзибаре, и все дадут вам тот же ответ, за исключением мистера Эдвардса – или самого Маджида! Но поскольку это не только займет массу драгоценного времени, но и вызовет нежелательные разговоры, думаю, будет лучше немедленно закрыть это маленькое собрание и забыть о нем. Так будет лучше для вашего душевного спокойствия; и для безмятежного существования, правда?
Безмятежного существования!.. Никакие другие слова не могли бы так уязвить Геро.
Она приехала на Занзибар не ради «безмятежного существования». И эта маленькая француженка совершенно права. Если расспрашивать всех, будет ли законный наследник лучшим султаном, чем его брат, это лишь зародит у Маджида и его сторонников – этого работорговца Фроста в том числе! – мысль о возможном перевороте впользу Баргаша, и они подавят его в зародыше, притом самым жестоким образом. Нет, на такой риск идти нельзя. Да и разве ей не говорил уже сам сын француэского консула, что вся иностранная община, за исключением полковника Эдвардса, хочет видеть правителем Баргаша? Более того, даже вероломный капитан «Фурии» признал, что младший брат лучше старшего! И вердикт дяди Ната, хоть и не очень хвалебный, подтверждает оба мнения…
По его словам, местные жители терпят Маджида лишь потому, что он сын своего отца, а Баргаш, по крайней мере, обладает достаточной силой характера, чтобы снискать уважение островитян и «заставить их ходить по струнке, хотят они того или нет». Так зачем же сомневаться в словах мадам Тиссо, Кресси и миссис Кредуэлл, они разделяют это мнение и прожили на Занзибаре достаточно долго, чтобы знать о чем говорят. Правда, в таком важном вопросе не стоит слепо принимать на веру взгляды Крессиды – да и миссис Кредуэлл тоже! Но мадам Тиссо совсем другое дело, она проницательна, умна и явно не клюнет на какую-то сентиментальную чепуху. Если француженка поддерживает Баргаша, то исключительною практических соображений, а не романтических, как Оливия Кредуэлл и Кресси. В этом Геро нисколько не сомневалась.
Она знала, что все ждут ее ответа, но хотя ответ был уже готов, немного помолчала, подумав, как в первый день на Занзибаре, когда слушала взволнованный рассказ Кресси о слабом, порочном султане и рвущемся к трону смелом наследнике: «Это наверняка та работа, которая ждет меня». Возможно, не Клею, а этой француженке предназначено помочь в выполнении этой работы, именно эту минуту предсказывала ей старая Бидди Джейсон – «время выбора». Что ж, она была готова к этому. Она будет «делать то, что должна».
Потом громко, оживленно сказала:
– Вы должны простить меня, если показалось, что я сомневаюсь в ваших словах. Мне хотелось не задеть вас, а только увериться самой. Я убеждена, что вы правы, и надеюсь, не закроете собрание, и скажете, чем мы сможем помочь.
– Браво! – зааплодировала Оливия. – Молодчина, дорогая мисс Холлис! К бою! Время разговоров прошло, настала пора действовать.
– Да, но как? – спросила Кресси.
– Тереза скажет. У нее есть для нас новости, правда, Тереза?
– Есть. Но прежде вы должны дать священную клятву, что не расскажете никому о том, что услышите. Ни единой живой душе.
Получив торжественные заверения, она понизила голос и быстро заговорила, оживленно жестикулируя.
Поддержка законного наследника, сказала мадам Тиссо, быстро ширится среди местных жителей, и не только могущественные вожди племени эль харт решили связать с ним свою судьбу, но и старший брат, Тува-ни, отправил ему крупную сумму денег для платы своим последователям. Золото в монетах, слитках и пластинках, которые можно продать или расплавить…
«Золото!» – подумала Геро. Откуда могла знать та оборванная старуха, кормившаяся предсказанием судьбы бостонским кухаркам и служанкам? Однако же ее предсказание сбылось. Сперва путешествие, затем работа. А теперь золото… «золото без счета», которое должно прийти к ней в руки, но не принести пользы. Это честно и справедливо. Выгоду от него получат жители Занзибара, и она ничего иного не приняла бы…
Тереза говорила:
– Тем, кто поддерживает его, нужно платить, понимаете, многие из-за своей преданности ему впали в немилость и лишились работы. Многие готовы последовать за ним, но не могут, потому что им страшно остаться без средств к существованию. Поэтому он очень нуждается в деньгах.
Золото, объяснила Тереза, благополучно прибыло и сейчас находится в подвале одного городского дома, оттуда его нужно будет срочно убрать, как только отыщется более надежное укрытие, а потом изыскать способ переправить его в дом наследника.
– Золото нельзя оставлять там, где оно сейчас, его могут обнаружить в любую минуту, и владелец дома очень нервничает. Это индус-торговец; они все боятся полковника Эдвардса. Как британским подданным, им запрещается иметь рабов, и полковник может в любое время устроить у них обыск. Балу Рам согласился спрятать сокровище, потому что один его друг очень помог нам, имени его раскрывать нельзя. Но теперь ему стало известно, что полковник подозревает его в сокрытии рабов, и он просит забрать золото побыстрее – если можно, сегодня. Но куда его девать? В этом вся загвоздка, поскольку нельзя везти сокровища к известным сторонникам Баргаша, вдруг за их домами следят султанские шпионы.
– А если сюда? – спросила Геро.
Наступило недолгое ошеломленное молчание, потом Оливия Кредуэлл захлопала в ладоши.
– Ну, конечно! О, какая ты умница!
– Но, Оливия, дорогая, подумай… поразмысли!..
Миссис Креудэлл повернулась так резко, что на ее платье затрепетали оборки.
– Тут думать нечего! Хьюберт с Джейн на Пембе, и ничего не может быть проще! Они вернутся на будущей неделе, и у нас вполне хватит времени решить, как переправить деньги в дом принца.
– Дорогая, но ведь это сундуки, большие и очень тяжелые. Где ты их спрячешь?
– У себя в кладовой. Джейн отвела мне комнату, чтобы я поставила туда свои чемоданы. Она рядом с моей спальней и всегда на запоре, потому что всякое может случиться… туземцы-слуги. Туда никто, кроме меня, не входит, и это идеальное место, потому что надежно отделено от жилья слуг. К тому же, садовая калитка расположена прямо напротив, притом очень близко, так что ничего не может быть лучше.
– Хорошо. Тогда Балу Рам отправит сундуки сегодня же ночью. Ты позволишь, Оливия?
– Тереза, дорогая, ну конечно же. Это будет для меня честью. Золото!.. Ой, милочка, а вдруг с ним что-то случится? Допустим, кто-нибудь…
Кресси встревоженно спросила:
– На него не будут покупать ничего… ничего опасного, правда? То есть, пушек, или пуль иди чего-то еще в этом роде?
– Дорогая Кресси, – ласково сказала Тереза, – ты очень мягкосердечная. Не бойся. Нисколько.
– Кресси совершенно права, – твердо заявила Геро. – Прежде всего нужно убедиться в этом. Лично я не могу поощрять ничего, ведущего к насилию, и уверена, в этом меня все поддержат.
– Конечно. Можете быть уверены, никакого насилия не будет. Сеид Баргаш очень любит свой народ и ничего подобного не допустит, ну а султан – тьфу! Он известный трус. Нет-нет, дорогая мадемуазель, готовится бескровная революция. Coup d’etat[11]11
Coup d'etat – государственный переворот (фр).
[Закрыть]. Вот почему нужно так много денег. Я уже говорила вам, что здесь, как и в других местах, многие не принимают ни ту, ни другую сторону, но их можно купить.
– То есть подкупить, – сказала Геро с отчетливой ноткой неодобрения.
Мадам Тиссо пожала пухлыми плечами.
– Это одно и то же. Они бедные, им нужно как-то кормиться, заботиться о семьях. Вот они и боятся выступить против тирании султана. Но если им пообещать денег, они открыто поддержат сеида Баргаша, которого уже любят. А когда они примкнут к верным ему, переворот совершится без потрясений. Что может поделать султан, если весь город и все деревни поддержат его брата Баргаша? Только удалиться в свой новый дворец в Дар-эс-Саламе, а брат его при всеобщем одобрении взойдет на трон и примется за долгий, тяжелый труд искоренения несправедливости, бедности и рабства, уже много лет приносящих страдания его народу.
Оливия Кредуэлл, казалось, хочет зааплодировать снова, однако лицо Геро еще выражало сомнение. Мадам Тиссо рассмеялась и погрозила ей пальцем с двумя перстнями.
– Вы считаете, из этого ничего не выйдет? Или, пока совершенно не зная Востока, полагаете, что покупать сторонников за деньги некрасиво? Что ж, дело ваше. Лично я считаю, что лучше покупать людей, чем убивать. Мы знаем, что партия султана приобрела множество мушкетов, и если партия Баргаша последует ее примеру, исход возможен только один: война, кровопролитие, множество смертей. Согласитесь, мы не можем этого допустить. Вот для спасения добрых граждан от подобной участи и присланы сокровища из Маската. Для покупки тех, кто – как это говорится? – сидит и выжидает. Понимаете?
– Да, конечно, – согласилась Герб, с облегчением осознав, что даже такой корыстный негодяй, как Эмори Фрост, не станет продавать оружие врагам своего влиятельного защитника. Но ее обеспокоило сообщение, что клика султана вооружается. Поэтому чем скорее деньги из Маската окажутся в надежных руках, тем лучше. Ясно, нельзя терять ни минуты.
– Итак, раз мы все пришли к единому мнению, – сказала Тереза Тиссо, – остается только найти способ благополучно переправить золото в руки Баргаша. Это будет нелегко, шпики султана следят фадомами всех его сторонников. Они могут даже остановить для обыска разносчиков овощей, водоносов, прачек, и, разумеется, не пропустят без расспросов сундуки с сокровищами.
– Нет, конечно, – сказала Геро, размышляя, как быть. – Но мы вчетвером, наверно, сможем отнести его в Бейт-эль-Тани – не в сундуках, разумеется. Думаю, золотые слитки не очень велики, а Мы можем ходить в чепцах. Никто не посмеет обыскивать нас, или подозревать наши визиты к принцессам. Можно перенести сколько угодно монет в нашцх сумках, а самые большие пластины спрятать под кринолинами.
Это решение казалось вполне приемлемым, но мадам Тиссо с сожалением отвергла его. Сундуки, объяснила она, заперты, на каждом стоит личная печать Тувани, если они эти печати сорвут, а потом золота окажется меньше, чем ожидалось, то сразу скажут, что белые женщины поживились им, и ясно, почему они приняли участие в деле. На такой риск идти нельзя.
Геро искренне согласилась и предложила использовать экипажи мадам Тиссо и миссис Плэтт для перевозки сундуков по одному, если возможно, по два в Бейт-эль-Тани, а сеида Чоле наверняка сумеет передать их брату. Оливии и Терезе придется ездить туда, создавая видимость дружественного визита, притом надо договориться, чтобы экипажи въезжали во двор или подъезжали к задней части дворца, а не к парадной двери. А такой двор есть, добавила Геро, она видела его из окна, когда их провожали наверх к сеидам, и хотя, возможно, визитеры туда обычно не въезжают, ведущие в него ворота достаточно широки для проезда и, видимо, удастся придумать предлог, объясняющий причину этого.
– Например, сказать, вы не хотите, чтобы на вас пялились зеваки, такое желание местные жители наверняка поймут. Как думаете, это можно устроить?
Тереза Тиссо кивнула и великодушно сказала:
– Примите мои комплименты, мадемуазель. Конечно, это будет устроено. Я сама повидаюсь с сеидой Чоле, и она распорядится. А вечером, когда стемнеет, золото будет переправлено сюда, так?
– Да, конечно, – с восторгом согласилась Оливия. – Нам теперь нужен только хороший предлог для нескольких визитов в течение ближайших дней, пока Хьюберт с семьей не вернулся.
– Уроки! – сказала Тереза, хрипло хохотнув. – Мы учим язык фарси. Сецды любезно взялись обучать нас, и мы каждое утро ездим на занятия.
– Отлично, – одобрила Геро. – Кроме того, у нас будет возможность приезжать в самое жаркое время дня, тут есть нечто, совершенна не вызывающее подозрений. Совсем не то, что вечером или ночью. Полагаю, на слуг в Бейт-эль-Тан и можно положиться?
– Иначе б сеид, их брата и всех, кто с ними в заговоре, давно бы выдали. Тут сомнений быть не может.
– А на ваш их?
– Они подкуплены, – сказала Тереза с огоньком в глазах. – Слуг Оливии тоже подкупим. Это наилучщий способ обращения со здешними людьми. Если им хорошо платят, они помалкивают.
– Тогда все в порядке. Надо нам еще что-то обговорить?
Началось оживленное обсуждение мелких проблем, и любой прохожий, заслышав невнятную женскую болтовню из гостиной, решил бы, что проходит безобидное дамское чаепитие. Однако результаты того утреннего собрания оказались далеко идущими и отнюдь не безобидными.
Первые из них ощутили Геро и Крессида в тот же день. В консульстве их ждал прием более жаркий, чем прокаленные солнцем улицы. Консул дожидался их не менее двух часов, вышел из себя и жеста кообрушился не только на дочь за частые визиты к Бейт-эль-Тани и дружбу с Оливией Кредуэлл иг Терезой Тиссо, но и на всех англичан, французов, арабов и африканцев.
Кресси быстро ударилась в слезы, но Геро хранила восхитительное спокойствие и, выждав, пока раздражение дяди не выдохлось, умиротворенно сказала:
– Дядюшка, прости, если я тупа, но, пожалуйста, объясни, в чем дело. Я ничего не понимаю. И прощу, перестань донимать бедняжку Кресси. Мы всего-навсего нанесли короткий визит очаровательным арабкам и несколько более долгий – миссис Кредуэлл, она была так добра, что предложила нам подкрепиться. Лично я нашла все это в высшей степени интересным, потому что редко проводила утро более восхитительно, а если мы заставили вас с тетей Эбби ждать нас к завтраку, то искренне прощу прощения… Но я так соскучилась по легкой женской болтовне, что совершенно забыла о времени. Ты же знаешь, что за народ мы, девушки, дядя Нат. Если пустимся в разговоры….
Она сделала артистическую паузу, избегая, по освященному веками женскому обычаю, прямой лжи, и мистер Холлис не только сдался, но и любезно извинился перед плачущей дочерью.
– Ты позволишь нам навещать этих очаровательных принцесс, правда ведь? – продолжала Геро льстивым тоном, упорно развивая свой успех. – Тебе трудно представить, до чего интересно познакомиться с женщинами, живущими совершенно не так, как мы, и я уверена, им полезно будет узнать, что не все женщины просто рабыни. А мадам Тиссо и миссис Кредуэлл очень расстроятся, если мы с Кресси будем отвергать их приглашения, но если ты всерьез этого хочешь, мы, разумеется, так и сделаем. Правда, Кресси?
– Нет-нет, – запротестовал консул, сдавая позиции. – Я просто подумал, что может… Видимо, все понял не так. Ну-ну, Кресси, перестань всхлипывать. Я уже извинился за то, что накричал на тебя. Ну, не разобрался в ситуации, вот и все. Подумал… ладно, неважно. Больше не будем об этом говорить.
Инцидент, насколько это касалось дяди Ната, был исчерпан. Он, к счастью, так и не узнал, что миссис Кредуэлл по предложению его племянницы вероломно воспользовавшись отсутствием брата, под покровом тьмы, в величайшей секретности приняла десять запертых ящиков, привезенных к дому на хомали, и сложила в комнате, отведенной под ее чемоданы. И что перед этим Тереза Тиссо нанесла еще один визит в Бейт-эль-Тани.
Сеида Чоле была необычайно любезна и тепло похвалила план Геро. Ничего, сказала принцесса, не может быть проще, мисс Холлис совершенно права, что прилюдное появление женщин без вуали в Бейт-эль-Тани можно считать возмутительным. Оно уже возмутило многих, и впредь нужно обставлять их визиты более пристойно. Она будет каждое утро ждать мадам Тиссо и миссис Кредуэлл на урок фарси, и очень удачно, что экипаж может подъехать к задней двери дворца. Несомненно, так устроил Всемудрейший, поскольку большинство городских улиц слишком узко и неровно для таких неуклюжих повозок.
