Текст книги "Катализатор (СИ)"

Автор книги: Мария Демидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

Оружейник был зол, как тысяча голодных койотов. Зол на себя, на Джин, на Виктора Иномирца, на весь белый свет. Чужая жизнь уходила из рук, ускользала из-под влияния, и он ничего не мог с этим сделать. Ему оставалось только смотреть. И это было куда страшнее, чем самому выйти на смертельный поединок.

Формально Эш, конечно, мог многое. Мог ещё две недели назад настоять на своём, опередить Джин, не дать ей позвонить в редакцию этого чёртова шоу. Мог обмануть её, запереть дома, опоить снотворным… В конце концов, обещание – это всего лишь слово. Разве его ценность сравнима с ценностью человеческой жизни?

И всё бы ничего, вот только однажды он так уже думал. И призвал демонов, изгнать которых не может до сих пор. Оставить Джин наедине с ними – предательство.

Эш вспомнил, как она плакала во сне. Не кричала, не стонала, а тихо плакала, уткнувшись лицом в подушку, дрожа и задыхаясь. Как вцепилась в него обеими руками. Как сбежала из квартиры – лишь бы не дать ему возможности возобновить уговоры… Он не спорил. Он никогда не спорил с Джин во время приступов. Может быть, зря? Может быть, нужно было поступить иначе? Может быть, нужно было остановить её ещё тогда – в момент, когда она не думала о спасении мира? Вопросы. Только вопросы без ответов.

«Береги эту девочку, Эштон».

Он и берёг. Сначала потому, что она была его донором, потом – потому, что она была его Джин. Маленькой сильной Джин. Единственным человеком, рядом с которым он мог позволить себе слабость. Понять бы теперь, чем было согласие с её решением: силой, слабостью, неизбежностью? Или, как он надеялся, знаком доверия и уважения.

Эш привалился спиной к дереву и тяжело выдохнул. Доверие и уважение жалобно трещали, с трудом выдерживая натиск куда менее чётких, но куда более сильных чувств. Беспомощность. Неспособность уберечь Джин от неумолимо наступающего завтра. Невозможность заставить её изменить решение. Нежелание её заставлять. Он мог бы сломить её упорство. Наверняка мог бы. Но одна мысль об этом вызывала физическое отвращение.

«Ты хотел вернуть ей свободу? Вот её свобода. Наслаждайся».

Замах. Удар. Кулак скользит по шершавому сосновому стволу. Боль туманит мысли. Только на пару секунд.

Если всё закончится так, им лучше было вообще не встречаться. Избалованные силой и потерявшие опору, израненные и запутавшиеся, они втащили друг друга в новую жизнь, не думая о последствиях и не очень понимая, кто кого спасает. Они выжили и научились жить. Для чего? Чтобы теперь вот так, из-за какого-то ненормального пришельца, из-за какого-то дурацкого пророчества…

Замах. Удар. Жёсткие чешуйки сосновой коры сдирают кожу. От жгучей боли слезятся глаза.

«Есть три вещи, с которыми можно только смириться, – сказал два дня назад Дарен Тиг. – Погода, смерть и чужой выбор».

Первые два пункта Эш освоил. Остался третий. Самый сложный.

Тяжело дыша, оружейник брёл по лесу, не разбирая дороги. Разбитые руки то и дело дёргала боль, кровь стекала с пальцев и капала на замёрзшую к ночи землю.

Ноги сами вывели его обратно к дому. А может, дело было в донорской связке – невидимом поводке, энергетической капельнице, безошибочном компасе, всех свойств которого Эш не знал до сих пор. Они с Джин были связаны, и, похоже, нечто неведомое, обычно называемое судьбой, не хотело разрывать эту связь раньше времени. Одна сила на двоих, одна жизнь и одна смерть – всё честно.

Эш заснул под утро, неожиданно успокоенный простой истиной: если Джин проиграет, ему не придётся с этим жить.

* * *

Когда он проснулся, за окном уже было светло. Эш взглянул на часы. Девять. Не так плохо. Он ожидал, что вообще не сможет заснуть, но усталость и нервное напряжение взяли своё, и несколько часов отдыха организм всё-таки урвал.

Джина сидела на кухне, смотрела в окно и, похоже, даже не услышала его шагов. По крайней мере, никак на них не отреагировала. Как и на то, что Эш прошёл мимо, снял с полки чайник, разжёг огонь на плите. Остановившись у окна, оружейник долго бездумно разглядывал частокол сосновых стволов. Под мягкий шум закипающей воды, под неподвижную тишину, зависшую над столом, под едва слышное беспощадное тиканье, отсчитывающее время. Эш снял часы, остановил завод. Выключил газ, начал заваривать чай, сосредоточившись на медленных привычных действиях. Редкое позвякивание посуды тонуло в ватной тишине.

Он сел за стол спиной к окну. Обхватил руками горячую чашку. Джин скользнула взглядом по воспалённым, разбитым в кровь пальцам. Встала, отодвинув в сторону нетронутый завтрак. Достала из шкафа бинты, пластырь, перекись водорода. Вернулась за стол. Молча притянула к себе руки Эша и начала медленно и методично обрабатывать раны. Засохшая кровь смывалась плохо, но Джина не торопилась. Рядом с тарелкой росла горка потемневших ватных тампонов. Остывал чай. Часы молчали.

* * *

Криса знобило.

Ещё утром из сна его выдернуло сгустившееся в воздухе напряжение. Он встал, закрыл форточку, попытался отгородиться от нервных колебаний окружающего пространства, но привычные блоки сбоили, и заснуть снова ему так и не удалось.

В детстве он удивлялся, что можно не скручиваться узлом от боли и страха, когда кому-то лечат зуб, а ещё десяток ровесников толпятся рядом, пересекаясь полями и отчаянно паникуя. Что можно не захлёбываться ощущениями, беря в руки простейший артефакт или случайно прикасаясь к чужой батарейке. Почему другим можно, а ему нельзя? Почему одноклассники завидуют его доступу в полицейский участок, а сам он не может спокойно находиться там и десяти минут?

Впервые оказавшись у отца на работе, семилетний Крис забился в какую-то кладовку с инструментами, уронил на себя ведро и молоток и только через полчаса был обнаружен и извлечён на свет Рэдом. Второй раз бросился с кулаками и искрящим полем на ни в чём не повинного отцовского напарника, расцарапал ему щёку, укусил за руку и был скручен служебной энергетической сетью.

Он пытался объясниться, но с размаху налетел на стену скепсиса.

– Так или иначе, ты должен нести ответственность за свои поступки, – наставительно произнёс Жак.

«Твои проблемы – это твои проблемы», – услышал Крис.

Он перестал объяснять. И начал действовать. Отгораживаться от чужих полей, исследовать собственное, учиться контролю чувствительности. Получилось не сразу, но результат того стоил. Оказалось, что можно не испытывать холода, боли или щекотки без воздействия физических раздражителей, а от взаимодействия с артефактами получать удовольствие, недоступное не только людям без поля, но и большинству магов.

Сейчас, впрочем, весь приобретённый самоконтроль летел к чертям. Дома было ещё терпимо, но стоило выйти на улицу… Зимогорье стиснуло его колебаниями, пробило дрожью, окатило жаром и тут же бросило в холод. Крис поёжился, поморщился от боли в висках, с неприязнью почувствовал ломоту в суставах. Давно у него не скакала температура от прогулки по оживлённому городу.

Вдруг накатила почти забытая детская зависть к людям без поля. Если у Беатрикс всё получится, мир станет настолько проще! И безопаснее. Если все будут равны, не останется повода для ненависти. Так, кажется, она объясняла идеи Объединения равных? Да она же почти открытым текстом заявляла, что хочет провести ритуал! И как можно было не догадаться?!

Досада. Раздражение. Злость.

Вспомнилась выдуманная в детстве игра «своё-чужое». Крис остановился и медленно вдохнул, так глубоко, что голова закружилась. Закрыл глаза, прислушался к собственным эмоциям, выискивая «чужаков», занесённых посторонними полями. За десять лет он досконально изучил собственные реакции и наносное выявлял легко. Обычно для этого даже не требовалось специальных усилий. Может, поэтому и с Вектором он пока справлялся…

Крис огляделся. В нескольких метрах от него Жак Гордон невозмутимо отчитывал ухмыляющегося подростка.

Ах вот откуда ноги растут…

Он подошёл ближе.

– Помощь не нужна, офицер?

Жак чуть повернул к нему голову, приветственно кивнул, но взгляда от мальчишки не отвёл.

– Нет, всё в порядке. Сейчас этот молодой человек покажет мне, что прячет в правом кармане, и мы мирно разойдёмся.

«Молодой человек» ничего показывать не собирался. Сквозь джинсовую ткань куртки был отчётливо виден сжатый кулак. Вокруг запястья левой руки медленно скользил ничем не удерживаемый золотистый шарик – модный аксессуар, единственной целью которого было заявление о наличии поля.

– Мне тоже не покажешь? – дружелюбно улыбнулся подростку Крис.

Мальчишка вскинул руку с браслетом в неприличном жесте.

– Вот как, – усмехнулся музейный взломщик. – Может, ещё язык продемонстрируешь?

Рука подростка против его воли медленно поползла из кармана. В кулаке обнаружился небольшой выкидной нож, под завязку накачанный энергией. Поняв, что дело приобретает дурной оборот, мальчишка попытался броситься наутёк, но пошевелиться не смог и лишь беспомощно дёрнулся, удерживаемый чужим полем. Крис ласково оскалился.

– Ты разве куда-то спешишь?

Жак осторожно забрал у подростка нож.

– Может, расскажешь, на что эта штука заряжена? – уточнил он, запуская анализатор. – Время сэкономим.

– Ещё чего! – Владелец оружия гордо вздёрнул подбородок.

– А может, на практике проверим? – предложил Крис. – Вот и подопытный есть… Ты же не возражаешь?

Мальчишка задрожал от страха, выкрикнул отчаянно:

– Вы не имеете права! Вы при исполнении!

– Это товарищ офицер при исполнении, – поправил Крис. – А я – такая же бестолковая шпана, как ты. Кто меня остановит?

– Кристофер… – тихо прорычал Жак.

Крис вздохнул и ослабил хватку. Подросток, сверкая пятками, рванул в ближайшую подворотню.

– Думаешь, я не в состоянии справляться со своей работой без посторонней помощи? – строго поинтересовался Жак.

– Никак нет, товарищ подполковник.

«Я просто думаю, что быть полицейским без поля в городе, где маги и не маги скоро начнут рвать друг другу глотки – это какой-то чертовский бред».

– Вот и отлично, – кивнул Жак. – Тогда улыбку на лицо – и марш по своим делам!

У Криса возникло непроизвольное желание вытянуться по стойке смирно. Может быть, из-за этого первый пункт приказа исполнился сам собой.

– Звони, если что, – сказал Крис, прекрасно осознавая бессмысленность этого призыва.

– О себе лучше позаботься. Обещаешь?

– Обещаю, – соврал сын и крепко пожал отцовскую руку.

Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга и будто припоминая что-то важное. А потом Крис, козырнув, зашагал в сторону музея.

Отец был прав. У него сегодня было ещё по крайней мере одно важное дело.

Часть 7. На грани

Воздушная белая блуза, узкие чёрные брюки, высокие сапоги… Спасибо, что хоть не на шпильках. Джин закрыла глаза, позволяя визажистам нанести на её лицо последние граммы пудры. Гримируют, как покойника… Впрочем, почему «как»? Она решительно тряхнула головой, отгоняя одновременно мрачные мысли и суетливых ассистентов. Пристегнула к поясу ножны.

Джин подошла к воротам. Где-то в нескольких десятках метров от неё, на противоположной стороне арены, ждал начала поединка Виктор. Происходящее казалось сюрреалистическим бредом. Не больше получаса назад они попрощались почти как добрые друзья, а через несколько минут скрестят шпаги и попытаются убить друг друга.

Колдунья глубоко вздохнула.

Всё будет хорошо. Она сможет. Она очень постарается.

«Победитель разделит судьбу побеждённого».

Что ж, значит, вариант лишь один.

Створки ворот медленно поехали в стороны. Джина сделала шаг.

На трибуне было шумно, но звонок телефона Рэд уловил.

– Алло? – Он поморщился и чуть отодвинул трубку от уха. – Не кричи, я слышу. Что случилось?

Оборотень молчал несколько минут, наблюдая, как медленно разъезжаются створки ворот в противоположных концах арены. Как дуэлянты идут навстречу друг другу и останавливаются в паре метров от грани – линии, разделяющей поле боя пополам. Как зажигаются, блокируя магию, искры на кованом узоре над оградой.

– И какого чёрта ты раньше молчал? – Рэд даже не старался смягчить тон. – Понятно. Такую преданность выбивают вместе с зубами. В лучшем случае… Неважно уже. Потом поговорим. – Он оборвал связь и пробормотал в погасший экран, будто не замечая, что говорит вслух: – В твоих интересах, чтобы хоть одна из них ошиблась.

– Кто это был? Что-то в музее? – спросил Эш, не сводя глаз с арены.

– Это Крис, – вздохнул оборотень. – И то, что он сказал, тебе не понравится.

Трибуны взорвались криком. Над ареной вспыхнул ограничительный купол.

Джина была похожа на героиню какого-нибудь условно исторического фильма о мушкетёрах. Сам Виктор, впрочем, ей не уступал: стилисты постарались на славу. Журналист залюбовался фигурой и походкой колдуньи, гордой осанкой и бойким разлётом рыжих кудрей. Он приветственно отсалютовал сопернице шпагой. Джина кивнула и напряжённо улыбнулась.

Это игра. Просто игра. Она сама согласилась с правилами. Он тоже. Всё честно. В этом нет ничего предосудительного. Есть договоры и подписи. Есть поддержка тысяч, миллионов зрителей. Весь этот гул на трибунах – в его честь. Даже те, кто болеет за Джин, на самом деле поддерживают его – его идею, его детище, дело его жизни!

Шпага Виктора со свистом рассекла воздух.

Джина вскинула оружие для защиты.

Скрежетнул металл. Заворожённо замерла публика.

Обратного пути не было.

Фехтовал Виктор старательно, но слишком медленно. Сказывалось очевидное отсутствие опыта. Джине представлялось, как в его голове кадрами диафильма перещёлкиваются основные боевые стойки, номера позиций, советы тренеров. «Используй преимущество в росте и длине руки. Не подпускай её на короткую дистанцию…»

Колдунья в ближний бой и не рвалась. Парировала атаки, уклонялась, вела чужой клинок, почти не разрывая его контакта со своим и не давая сопернику предпринять неожиданных действий. Сила и высокий рост упрощали Виктору атаки, но Джину это не смущало. Её учитель, он же – единственный прежний соперник – был выше и, к тому же, куда опытнее. Зато она была быстрее.

С каждой минутой, с каждой неудачной атакой, с каждой разгаданной уловкой Виктор всё больше распалялся, всё меньше думал о технике, всё чаще ошибался.

«Раскрылся слева, – машинально фиксировала Джин. – Подставил запястье. Забыл о ногах…»

Это было бы так легко…

Адреналин пьянил, запускал подзабытые, отброшенные за ненадобностью рефлексы, звал в атаку.

«Увлёкся уловкой. Открыл плечо. Замешкался. Упустил дистанцию…»

Да, это было бы очень легко…

«Глубокий выпад. Корпус открыт. Инерция не позволит уклониться…»

«Главное решение всегда принимаешь ты».

Джин остановила руку, отступила, едва не потеряв равновесие.

Она устаёт. Нужно заканчивать. Это не может продолжаться вечно.

Виктор, похоже, подумал о том же. Он усилил натиск, проводя атаку за атакой столь рисково и быстро, что Джин с трудом успевала реагировать и вынуждена была отступать к краю арены. Сталь искрила и звенела, солнечные блики отскакивали от лезвий и били по глазам. Главное – не налететь на ограничительную линию. Это было бы слишком глупо и обидно. Нет, ворота, кажется, правее…

Она отвлеклась, упустив манёвр соперника. В последний момент подставила шпагу, отводя клинок Виктора. Душераздирающе заскрежетала сталь. Металл скользнул вдоль ребра, и все мысли и чувства залила боль. Трибуны ахнули. Казалось, несколько тысяч людей одновременно вдохнули и замерли, забыв выдохнуть. Джин отступала, беспорядочно отбиваясь от ударов и с трудом удерживаясь на ногах.

«Только не падать», – подумала она и тут же врезалась лопатками в ограду арены. Остриё шпаги Виктора замерло у самой груди. Неожиданная пауза позволила мыслям немного проясниться.

«С каких пор вы боитесь царапин, доктор Орлан? Обычная поверхностная рана. Кровопотеря? Переживёшь. Вот уж это ты точно переживёшь! Радуйся, что он не проткнул тебя, как бабочку. Впрочем… Ты же была к этому готова, правда? Ты знала, что он может не остановиться».

Джина подняла взгляд, посмотрела Виктору в глаза. И выпустила из руки шпагу. Ей казалось, она почувствовала, как вздрогнули трибуны, когда оружие с гулким звоном упало на пол арены.

Иномирец торжествующе усмехнулся. Он ощутил себя победителем. Он ещё не понял.

– Похоже, не так уж мы и отличаемся, могучая колдунья Джин, – насмешливо произнёс триумфатор, и его голос, усиленный десятками динамиков, разнёсся над ареной. – В честном бою все равны…

– Ценное наблюдение, – фыркнула Джина, не отводя взгляда. – И ради него стоило городить весь этот огород?

– Стоило городить огород ради того, чтобы доказать: так называемое поле – не повод для зависти. Вы избалованы силой и без неё становитесь беспомощными по сравнению с нами, привыкшими к трудностям…

Виктор тяжело дышал, чёлка прилипла ко лбу, по вискам струился пот, но выглядел журналист так, будто стоит не на поле боя, а, по меньшей мере, на трибуне в Совете Содружества. Боевой азарт испарялся на глазах, уступая место гордости за человечество, чьим представителем он сейчас себя воображал. Джина разозлилась. Сама триумфальная речь была скорее глупой, чем обидной, но легко и небрежно проведённая черта между «вы» и «мы» резанула по живому. Как легко возводить стены, и как трудно потом их рушить!

Колдунья прижала ладони к ограде и начала медленно сжимать кулаки, словно хотела вырвать камни из стены за своей спиной. В глазах на несколько секунд потемнело. По позвоночнику пробежали болезненные электрические разряды. Стена дрогнула. Зал, кажется, только сейчас вспомнил о необходимости выдохнуть набранный воздух, и по арене пронёсся стон удивления. Виктор отвёл взгляд от неестественно спокойного лица Джин и теперь расширенными от потрясения глазами смотрел, как сами собой гнутся и завязываются узлами кованые узоры вокруг арены.

– Ты уверен, что дело в беспомощности? – уточнила колдунья, закончив демонстрацию.

Очень хотелось посмотреть на трибуну. Найти глазами Эша, на котором не мог не отразиться прорыв магической блокады. Джин удержалась.

Виктор снова взглянул на соперницу. На этот раз озадаченно – он словно перестал понимать, кто из них настоящий победитель. Сталь его шпаги касалась груди Джин. Сталь её взгляда была нацелена ему в глаза.

«Ты видишь, что я могла с тобой сделать. И все видят. Но я этого не сделала. Как думаешь, почему?»

Сориентировался Виктор быстро, у него даже голос не дрогнул.

– Отлично! – заявил журналист, обращаясь одновременно к Джине и к зрителям, ожидавшим его ответного хода. – Теперь ты сможешь защищаться, используя всю свою силу, и никто не обвинит меня в том, что условия поединка несправедливы.

Публика одобрительно загудела. Виктор картинно развёл руками, слегка поклонился залу, словно нарочно открывая сопернице возможность для нападения, но почти сразу вновь направил на Джин оружие. Колдунья стояла перед ним спокойно и твёрдо, не опираясь больше на стену, но и не двигаясь вперёд. Белая блуза напиталась кровью и прилипла к телу, но дуэлянтка не обращала на это внимания. Она казалась удивительно невозмутимой. Как будто прятала в широких рукавах все козыри мира.

– Не обвинят, это правда, – согласилась Джин. – Только я не буду с тобой драться.

– Почему? – Виктор всё ещё ждал подвоха и напряжённо готовился отреагировать на любой выпад.

– Я же говорила: игра в поддавки – не мой конёк. А убивать я не стану.

– Почему?

– С каких пор такие вещи требуют объяснения, Виктор? – Джина вздохнула. – Ты победил. Осталась чистая формальность. В соответствии с условиями поединка.

Восприятие обострилось до предела. Джин почувствовала тысячи устремлённых на неё взглядов. Внимание толпы – смесь любопытства, азарта, возбуждения и страха. Она почувствовала, как Эш подался вперёд, и как Рэд стальной хваткой сжал его плечо. Она почувствовала, как в толпе у арены хмурый мальчишка нервно сомкнул пальцы вокруг гладкой холодной сферы.

«Ты и правда сумасшедший. Хорошо, что без привязки у тебя ничего не получится…»

Триста восемьдесят пять.

Джин улыбнулась.

И почувствовала, как у Виктора задрожала рука.

– Твои зрители смотрят на тебя, – доверительно напомнила колдунья. Усиленный динамиками, шёпот звучал зловеще. – Ты увлёк их цветистыми словами, жестокими историями и скандальными приключениями. Они решили, что вокруг слишком мало крови и теперь хотят увидеть её вживую. Или хотя бы в прямом эфире. Ты же для этого их сюда позвал? Так в чём дело?

Виктор не шевельнулся.

– Тебе что, совсем не страшно? – спросил вдруг почти жалобно, растеряв привычный пафос.

– Я нормальный человек, я не хочу умирать. Конечно, мне страшно, – честно ответила Джин. – А тебе?

Виктор сглотнул. Кажется, только сейчас к этому случайному властителю дум пришло осознание того, куда всё это время вели его слова, так эффектно и легко складывавшиеся в заголовки и лозунги.

– Кажется, мы все здесь немного заигрались, – хрипло произнёс он.

И опустил шпагу.

Над ареной висела напряжённая тишина. Сложно было представить, что несколько тысяч людей могут так слаженно, оглушительно молчать, ожидая развязки, до которой оставался один шаг. Шаг сквозь ограничительный купол.

– И нашего отказа от поединка достаточно? – недоверчиво переспросил Виктор.

– Не совсем, – покачала головой Джин. – Нужно соблюсти ещё одно условие. Своего рода подтверждение намерений.

Она подняла шпагу.

– Должна пролиться кровь. С обеих сторон. Добровольно.

Трибуны с сомнением загудели. До поединщиков долетали отдельные выкрики – удивлённые, предостерегающие, насмешливые. Но Джина уже протянула руку, позволяя шпаге Виктора коснуться предплечья.

Когда кровь дуэлянтов смешалась на каменном полу арены, колдунья подошла к ограничительной линии и остановилась. На первый взгляд, ничего не изменилось. Но что пришелец из другого мира может знать о том, как выглядят магические ритуалы?

– Сработало? – уточнил Виктор.

– Да. Должно.

Джина обвела взглядом трибуны, словно выискивая кого-то, поправила кожаный браслет на предплечье.

– Должно сработать, – едва слышно повторила она, снова внимательно рассматривая символическую линию между створками ворот и явно не решаясь сделать шаг.

– На счёт «три»? – предложил Виктор и уверенно взял колдунью за руку.

– Один. Два. Три.

Удар был таким сильным, что Эш на несколько секунд отключился. И когда толпа взревела, а энергия рванула обратно по донорской связке, не сразу решился открыть глаза.

– Умница. – Восхищённый шёпот Рэда тонул в общем шуме. – Какая же она умница!

Ворота медленно закрывались за спиной. Как только створки сомкнулись, отрезав дуэлянтов от взглядов и криков возбуждённой толпы, Виктор наконец-то вздохнул с облегчением. И едва успел подхватить падающую Джин.

– Ты понимаешь, что туда теперь войти невозможно? Это поле никуда не делось! Техники с ума сходят! Нас Рамух убьёт теперь!

Высокий женский голос резал слух.

– Заткнись, пожалуйста, Ванда. Придумаем что-нибудь.

– Отлично! Придумает он! С Рамухом тоже ты поговоришь?

– Поговорю. Со всеми поговорю. И давай не забывать, благодаря кому у меня будет такая возможность!

Открывать глаза не хотелось категорически, но провалиться в глубокий обморок было самой плохой из возможных идей. Джина нервно потеребила кожаный браслет. Что-то определённо сбоило – либо связка, либо её восприятие. Второе было куда вероятнее, но страх всё равно упрямо трепыхался в груди.

– Не переживайте. – Мягкие слова раздались совсем рядом. – Не обращайте внимания. У них свои дела. А вы молодец. Вам бы теперь отлежаться, и всё будет хорошо.

Джина всё-таки открыла глаза. Врач только что закончила перевязку и смотрела на пациентку ласково и сочувственно.

– А можно я дома отлежусь?

Колдунья неуверенно поднялась на ноги, проверяя силы. Они, как ни странно, не подвели. А вот нервы шалили. Хотелось сорваться с места, убежать, забиться в самый тёмный угол, который удастся найти, и не показываться из него по меньшей мере неделю.

– Стоп, стоп! – Ванда, будто разгадав её желание, шагнула к двери и протестующее вскинула руку. – Сначала эфир, потом – домой.

– А это обязательно? – убито спросила Джин.

– Конечно! Если кто-то заподозрит, что с вами что-то не в порядке, они на нас штурмом пойдут.

– Не преувеличивай, – поморщился Виктор. – Хотя… В чём-то ты права. Мне бы не хотелось сейчас показываться в одиночку. Отсутствие второго дуэлянта их взволнует. А такую толпу волновать не стоит…

– Вы не обязаны этого делать, – напомнила врач, игнорируя уничтожающий взгляд Ванды. – Вы и так сделали больше, чем было возможно.

Джин в очередной раз поправила браслет и решительно шагнула к Виктору.

– Хорошо. Только недолго, пожалуйста. И говорить будешь ты.

Решимости хватило минут на пять. Физически присутствуя в кадре, мыслями Джин была далеко за пределами студии. Пламенной речи Виктора она почти не слышала. До сознания долетали отдельные фразы, общий смысл которых сводился к тому, что иногда, ожидая встретить на поле боя врага, обретаешь друга. И что люди различаются не тем, что могут сделать, а тем, что на самом деле делают.

Как только эфир закончился, Джина, несмотря на протест врача, торопливо оделась и двинулась к выходу. Виктор проводил её до служебной лестницы.

– Уверена, что хочешь пойти одна? – обеспокоенно спросил он. – Там такая толпа, и все ждут кого-нибудь из нас. Я видел, на что ты способна, но всё-таки…

Джин улыбнулась, тратя последние крохи самообладания.

– Не волнуйся. Они меня не узнают. А ты лучше возвращайся. Второй раз я двоих не спрячу.

Она отвернулась, но Виктор вдруг коснулся её плеча.

– Спасибо. И будь осторожна.

Колдунья не нашла в себе сил ответить. Только кивнула и быстро вышла за дверь.

Накинуть отводящие взгляд чары она не успела, а фигуру, скрывавшуюся в тени под лестницей, попросту не заметила. Услышав за спиной шаги, Джина не смогла даже обернуться. Всё скопившееся за день напряжение, весь страх, вся усталость накрыли её снежной лавиной. Голова закружилась, ноги перестали держать. Колдунью подхватили, плотно закутали в длинный плащ. На глаза упала тёмная ткань капюшона. Кричать сил не было, сопротивляться – тем более. Джин слабо трепыхнулась на широком плече и смиренно затихла.

А потом на неё обрушился гул толпы. Казалось, что всё Содружество собралось у Арены и возбуждённо галдело в ожидании героев дня. И она надеялась скрыться от такого внимания под чарами? Безнадёжно! Обмануть ограничительный купол куда проще… Джин плыла сквозь человеческое море, и в её взбудораженном сознании мешались страх и удивительное безответственное облегчение: вот теперь от неё точно ничего не зависит. Хватит бороться. Хватит строить из себя героиню. Теперь можно просто плыть и ждать, куда вынесет поток. И пусть только кто-нибудь попробует обвинить её в слабости…

– С дороги! – Резкое, сильное, не допускающее сопротивления. Голос, которому сначала подчиняешься, а уже после осознаёшь суть приказа.

Щёлкнула, открываясь, дверца такси. Колдунью быстро, но бережно сгрузили с плеча. Стоило похитителю опуститься рядом, как машина сорвалась с места.

– Добро пожаловать на борт, – пророкотало с переднего сиденья.

С лица Джин осторожно сдвинули капюшон.

Похититель ничего не сказал. Просто притянул колдунью к себе, прижал к груди, уткнулся лицом в растрёпанные рыжие волосы. Только тогда Джин наконец-то заплакала. И не могла остановиться до тех пор, пока не заснула на коленях зимогорского оружейника.

Проснулась она уже дома. Привычно собралась с духом перед очередным этапом борьбы… и вдруг осознала, что борьба закончилась. Неужели всё? Никаких больше игр и масок. Никаких экстремальных энергозатрат. Никакого металла, рассекающего кожу и мерзко скрежещущего по ребру… Произошедшее накануне было настолько похоже на сон, что колдунье на миг стало страшно: вдруг на самом деле ничего ещё не было? Вдруг состоявшаяся дуэль – только очень реалистичный плод возбуждённого воображения?

Джина огляделась в поисках хоть какого-нибудь подтверждения того, что битва осталась в прошлом, и увидела Эша. Оружейник спал в кресле, уронив голову на мягкую спинку. И улыбался во сне. На полу у его ног лежала раскрытая книга. Возможно, звук её падения и разбудил Джин.

Колдунья сладко потянулась, и ещё один след вчерашнего поединка тут же дал о себе знать. От её болезненного вздоха Эш проснулся. Взгляд его на мгновение сделался тревожным, будто оружейник тоже не сразу отделил реальность от сонной иллюзии.

– Всё хорошо. – Джин осторожно села на кровати. – Всё закончилось. Мне тоже не верится.

Эш улыбнулся. Так, как не улыбался уже несколько недель – спокойно и беззаботно.

– Как ты себя чувствуешь? – Оружейник перебрался на кровать и заразительно зевнул.

– Я-то нормально. А ты хоть немного поспал? Или всю ночь изображал сиделку?

– Поспал. – Эш устало потёр глаза. – Немного поспал. Хотя после твоего спектакля это удивительно. Кто тебя научил таким самоубийственным педагогическим приёмам?

– Ты, – хихикнула Джин. – Кто же ещё?

– Нашла чему учиться, – фыркнул оружейник. – А если бы не получилось? Если бы этот Иномирец оказался не таким… – Эш запнулся, будто выбирая нейтральную характеристику. – Нерешительным. Я бы, конечно, позаботился о том, чтобы победитель разделил судьбу побеждённого, но…

Он замолчал, заметив, как помрачнела Джин.

– Так ты знал…

– Узнал, – поправил Эш. – Вчера. И о твоих предположениях насчёт донорской связки тоже.

Колдунья вздохнула и опустила глаза.

– Я надеялась, что Крис честный мальчик…

– А я надеялся, что Крис благоразумный мальчик. Истина оказалась где-то посередине. Интересно, он вообще осознаёт, как ты его подставила?

Джин удивлённо моргнула.

– Ты ведь понимаешь, что если бы с тобой что-то случилось, и я узнал, что он был в курсе всего этого, я бы его убил?

– Он бы объяснил, что я его попросила…

– Он бы не успел.

Эш выглядел настолько мрачно-серьёзным, что колдунья вдруг рассмеялась.

– Кончай строить из себя смертоносного мстителя! Про Виктора ещё было убедительно. Про Криса – ни за что не поверю.

– Ты преувеличиваешь силу его обаяния. – Эш встал, поднял с пола забытую книгу. – И преуменьшаешь мою способность к аффективным действиям.

Джин прыснула.

– Слушай, хватит. Мне смеяться больно. Ты и аффект – два совершенно несовместимых явления.

Оружейник не ответил. Убрал книгу в шкаф, постоял немного, задумчиво рассматривая корешки.

– Тебе, кстати, Виктор звонил, – сказал наконец, переводя тему. – Спрашивал, всё ли в порядке. Заботливый такой…

– Ты зря иронизируешь. – Джин выбралась из-под уютного одеяла. – Он неплохой человек. Просто… Запутавшийся, наверное. Потерявший ориентиры.

Оружейник побарабанил пальцами по книжной полке.

– Говорят, прямой удар в челюсть весьма способствует поиску ориентиров и восстановлению контакта с реальностью, – задумчиво произнёс он.