Текст книги "Катализатор (СИ)"

Автор книги: Мария Демидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

Часть 4. Неслучайное

– И что ты теперь будешь делать?

Дюк сидел на углу большого письменного стола, поигрывал ножом и следил взглядом за расхаживавшей по комнате Миссис N.

– Не знаю. Пока не знаю.

«Пока…» Ну конечно… Дюк метнул нож, и лезвие вонзилось в мишень на противоположной стене. Женщина вздрогнула, остановилась посреди комнаты.

– Я же просила: никакого оружия. Вам истории с Ободом не хватило? Еле ноги унесли…

Он недобро ухмыльнулся.

– Потому и унесли, что оружие было.

Она смотрела на него молча, с явным упрёком. Идеалистка, блин…

– Нет, дорогуша, а ты как себе это вообще представляла? Что мы тихонько войдём, мило побеседуем с охраной, возьмём артефакт и преспокойно уберёмся восвояси? Ты вообще помнишь, что затеяла преступление? Чистенькой выйти не получится.

– Мы делаем благое дело! – заявила она, горячо сверкнув на него глазами, и тёмные волосы качнулись в такт резкому движению головы.

Хороша! Как ни крути, всё-таки чертовски хороша!

– Ты знаешь, как начинались первые Глобальные войны? Вот с таких же мелочей, с маленьких стычек, с ненависти – не между верховными правителями, а между обычными людьми: соседями, друзьями… Всё начинается здесь. – Она топнула ногой, словно именно этот захудалый домишка на окраине должен был стать эпицентром новой войны. – Всё начинается с малой ненависти. А ненависть начинается со страха. И зависти. Люди уязвимы перед силами поля. Маги уязвимы перед поглотителями энергии. Все смотрят друг на друга косо, все боятся. Но мы это исправим. Не будет повода для страха – не будет повода для ненависти. И не будет почвы для войны.

– Это всё, конечно, понятно и справедливо, – кивнул Дюк. – Но при чём тут закон? Вот когда сделаешь своё благое дело, изменится мир, изменится власть, тогда, может, ты и станешь героиней и примером для подражания. Но пока ты – организатор криминальной группировки, которая замышляет преступление века. Так и воспринимай. И скажи спасибо, что самой руки марать не приходится. Так что не читай мне моралей, подумай лучше, как найти этот Вектор.

– Никак его теперь не найти. – Она обошла стол, опустилась в офисное кресло, побарабанила пальцами по подлокотникам. – Если только искать носителя и пытаться привлечь его на нашу сторону. Но это может быть кто угодно. И как же ему удалось нас опередить?..

Как-как… Чего удивительного-то? Вспомнить, сколько времени потратили на подготовку к захвату Вектора – так жуть берёт. Сама тянула до последнего, а теперь удивляется. А Дюк ведь говорил: надо поторопиться. Но нет – засела за свои книжки и твердит: «Надо подготовиться, надо сначала восстановить Обод, надо понять, как он работает, всё равно о наших поисках никто не знает…» Ну так если никто не знает – забрали бы, и всё. Чего тормозить-то? Лежал бы себе спокойно, ждал своего часа. Обод восстановить… Подумаешь! Потом бы восстановили, дел-то…

А ведь с Ободом этим как торопила! Давайте-давайте, срочно, вот прям сегодня идите… Тогда, впрочем, права оказалась. Несказанно повезло им с мальчишкой! Дюк как его увидел возле спецхрана – глазам не поверил. Бывают же совпадения! И ведь всё бы тихо прошло… Так нет – угораздило же кому-то из его дуболомов сигналку задеть. Лучше б один шёл, честное слово!

А парень-то молодец! Вот кого бы привлечь к предприятию! А не восторженных малолеток и старых маразматиков, которых на дело брать – себе дороже. Эх, знал бы заранее – сам бы пацана обработал. Какой кадр пропадает! Но куда уж теперь! Засветился…

Сейчас, по-хорошему, валить бы нужно из Зимогорья. Неважно куда – лишь бы подальше. Без Вектора грандиозные планы Миссис N грозят накрыться медным тазом, а Шатеру из этого убежища только два выхода – либо к власти вместе с победителями, либо в бега. Иначе – здравствуй, тюремная клетка.

В тюрьму не хотелось. Но и в бега Дюк пускаться не спешил. Вдруг всё-таки первый вариант выгорит?

* * *

– Не смей снова пихать меня в подвал! Хватит!.. Хорошо, хорошо, будет тебе труп. Красивый будет, с историей… Подожди, дай подумать. Вот расчленёнка есть. Хочешь расчленёнку?.. А суицид на магической почве хочешь?.. Какой привередливый. И что же тебе нужно?… Ага, не вопрос, организую. В лучшем виде. Только никаких больше подвалов, а то сам будешь этих покойников выкапывать. На передовицу, так уж и быть, не претендую, но… Да, кстати, верстакам своим можешь передать, что висеть кирпичом на полосе я тоже не подписывался. Пусть повеселее работают. Музычку им там организуй, что ли. А то уныние – сил нет смотреть. Горбатишься, в полях носишься, а читать это всё равно никто не будет. Оно мне надо в таком случае? У меня других дел достаточно, с большим выхлопом… Да, давай. Всё пришлю тебе… Да сегодня и пришлю, чего там писать-то? Всё, давай, некогда.

Виктор прервал связь и влился в шумное нутро торгового центра. У него было ещё пятьдесят минут законного обеденного перерыва, и тратить это время на рабочие переговоры журналист не собирался. Нужно, в конце концов, иногда отдыхать. А отдыхать лучше всего в толпе. Нет, не ждать случайно подслушанных сенсаций, не искать новых героев для статей или участников для шоу. Просто отдаваться на волю шумного многоголосого потока, ловить ритм большого города, ощущать биение его пульса…

Сердце Миронежа частило, иногда заходилось в приступах аритмии, но никогда не замирало. И, как ни странно, после спокойного полусонного Зимогорья непрерывная столичная тахикардия ничуть не утомляла. Виктор включился в бешеный ритм так быстро, словно непрерывная гонка была для него естественным состоянием. Неспешные притоки судьбы наконец-то вынесли его в большую реку, бурлящую, непредсказуемую, оглушительную и пьянящую.

Съёмки шоу стартовали в середине июля. С тех пор практически все дни Виктор проводил в работе над своим главным детищем. Мозговые штурмы по изобретению новых заданий, поиск реквизита и артефактов, съёмки, камеры, микрофоны, подводки, раскадровки, горячие споры в монтажке, снова мозговые штурмы…

Писать статьи он тоже не бросил. Лучший отдых – это смена деятельности, так что трупам с историей, как называл их редактор «Первого ежедневника», Виктор уделял вечера. Как и для Зимогорья, для Миронежа обширная криминальная хроника была в новинку. Большой город заглотил острую жареную наживку сходу. Да так крепко, что рыбак теперь и сам с трудом держался в лодке. Желающих отбить у «Ежедневника» звание главного криминального вестника было немало, добывать эксклюзив и сохранять лидирующие позиции на рынке было всё сложнее.

– Но человек не для того создан, чтобы терпеть поражения, – пробормотал Виктор, на ходу дожевав традиционный обеденный бургер (вот ведь по чему соскучился за несколько месяцев!).

Так или иначе, борьба за газетное лидерство уже не была для него особо важной. Гораздо большую отдачу приносило другое.

Первый выпуск «Грани возможного» вышел в эфир двадцать второго июля, и стены студии содрогнулись, как от взрыва. Сотни откликов полились из телефонных трубок и посыпались на электронную почту уже в первый день. Одни зрители возмущались, другие кипели восторгом и просили продолжать в том же духе, третьи предлагали собственные идеи для следующих выпусков, четвёртые набивались в участники… Равнодушных не было. Рейтинг канала подскочил мгновенно. Частоту выпусков увеличили до трёх в неделю. Виктор купался в лучах славы и старался поддерживать качество и драйв проекта.

О том, что уехал из Зимогорья, он пожалел лишь однажды – в день, когда все федеральные новости взбудоражило известие о появлении из небытия части старой столицы – города, настолько прочно ассоциировавшегося у местных с какими-то древними ужасами, что само название его лишний раз старались не вспоминать. Вот ведь закон подлости: стоило выбраться из этого захолустья, как там образовалась сенсация! И честь первыми сообщить о ней досталась бывшим коллегам и, можно сказать, ученикам из «Вестника Зимогорья». С одной стороны, конечно, приятно. С другой – куда приятнее было бы самому находиться в центре событий.

Рамух Шу уже ждал его в небольшом ресторанчике напротив студии. Об этом свидетельствовал припаркованный у входа чёрный автомобиль, что-то вроде представительского «Лексуса» – и по внешнему виду, и, очевидно, по стоимости. Толкая стеклянную дверь, Виктор сверился с часами. Нет, точно не опоздал. Услужливый официант забрал у него мокрый зонт и проводил посетителя в дальний конец зала.

Владелец крупнейшей в Содружестве сети спортивных комплексов сидел за широким столом тёмного дерева, отделённым от основного пространства зала плотной шоколадного цвета шторой. Он сосредоточенно вглядывался в экран ноутбука. Рядом стояла опустошённая кофейная чашка.

– Извините, что заставил ждать. – Журналист протянул бизнесмену руку, и тот с готовностью крепко пожал её.

– Не переживайте, Виктор, всё в порядке. Я всегда работаю здесь днём. Закажете что-нибудь?

– Нет. – Виктор легко махнул рукой, отпуская официанта. – Не хочу отнимать у вас много времени.

Он устроился за столом напротив Рамуха.

– Вы обдумали моё предложение, мистер Шу?

– Видите ли, Виктор… – Бизнесмен закурил, даже не подумав спросить разрешения. – «Грань возможного» – очень неоднозначный проект. Я бы даже сказал, ненадёжный. Популярный – безусловно, – кивнул он, заметив, что журналист намерен вступиться за своё детище. – Но слишком провокационный. Вы сами не опасаетесь ответственности за нарушение Закона о неумножении агрессии? Не знаю, в курсе ли вы, но влияние, которое эта программа оказывает на общество, многие считают противозаконным. Назрел определённый раскол. Кое-кто говорит, что мы находимся на грани гражданской войны. Я не уверен, что хочу в этом участвовать.

Виктор постарался остаться невозмутимым.

– По-моему, вы преувеличиваете, – заметил он спокойно. – Извините, Рамух, но мы же взрослые люди… Вам самому это не кажется нелепым? Я не хочу умалять достоинств собственного проекта – согласитесь, это было бы нелогично, но это всего лишь телевизионная передача. Игра. А то, что она попала в нерв общества и выявила скрытые в нём противоречия, – это наша большая удача, только и всего. Люди – не стадо, мистер Шу. И не роботы, которых можно настроить и натравить друг на друга. Они сами делают выбор – что смотреть, как воспринимать мир, как поступать, в конце концов.

– Вы переоцениваете людей, Виктор, – усмехнулся Рамух.

– Возможно, – поддержал тон журналист. – Но, мне кажется, я мог бы рассчитывать если не на полное согласие, то хотя бы на жест благодарности.

Бизнесмен удивлённо взглянул на него поверх дорогой оправы очков.

– Боюсь, я не совсем понимаю…

– Дело в том, – начал Виктор, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более буднично, – что, узнав о появлении в окрестностях Миронежа фрагмента нового, то есть, простите, старого города, я в одной почти случайной беседе намекнул одному достаточно влиятельному человеку на то, что подобный объект, конечно же, должен находиться в собственности государства. Человек с моим скромным мнением согласился, и распечатанные (так их называют?) здания очень скоро оказались в управлении Совета. Что, насколько мне известно, позволило вам арендовать древнейшую из существующих спортивных арен. Думаю, это достаточно укрепило вашу репутацию, чтобы она не пострадала от того, что вы на пару дней сдадите эти помещения в субаренду одному из главных телеканалов страны. Мне бы не хотелось решать этот вопрос, переступая через голову и обращаясь к собственнику…

Бизнесмен засмеялся.

– Молодой человек, я впечатлён вашими связями, но в договоре аренды чётко прописано, что никто, кроме меня, в ближайшие пять лет не имеет права решать вопросы об эксплуатации этой арены. И даже собственнику придётся очень постараться, чтобы изменить это условие, поскольку ни нарушать закон, ни ставить под угрозу сохранность исторического объекта я не планирую. И у меня очень хорошие юристы.

Рамух Шу с наслаждением затянулся. Виктор невозмутимо ждал продолжения.

– Но я, пожалуй, готов с вами согласиться. Сделка действительно может быть неплохой. Особенно если вы гарантируете мне не только арендную плату, но и процент от прибыли, которую принесёт использование арены в эти два дня.

Виктор сделал вид, что задумался. Процент от прибыли был козырем, который он приберегал на крайний случай. Выбить из руководства телеканала обещание поделиться доходом было непросто, но идея оказалась слишком уж заманчивой.

– Справедливое условие, – наконец произнёс журналист. – Тогда по рукам?

Бизнесмен задавил сигарету в пепельнице и первым протянул ладонь.

– По рукам.

* * *

– Слава богу, ты в порядке!

Едва войдя в дом, Крис оказался сжатым в объятиях, неожиданно крепких для его хрупкой матери.

– А почему я должен быть не в порядке? – полюбопытствовал он, обнимая Аниту в ответ.

– Тебя несколько дней не было! Это, по-твоему, нормально?

Неохотно выпустив сына, женщина внимательно осмотрела его с ног до головы, пригладила растрёпанные чёрные волосы.

– Ты не заболел? Выглядишь бледным, и похудел…

– Мам, ну как я мог похудеть за два дня? Всё со мной нормально. – Он улыбнулся так искренне, что даже недоверчивая Анита немного успокоилась. – Я просто заработался. Нужно было кое-какие опыты подготовить для курсовика.

– Солнышко, у тебя же каникулы! Даже Кристина настолько не забывала о времени, когда училась…

Крис усмехнулся.

– Должен же я хоть в чём-то её превосходить!

– Сынок, ну что за глупости?

– Я шучу, мам. Извини, что заставил беспокоиться. Просто действительно очень много нужно сделать. Не волнуйся, ничего опасного. Обычные скучные опыты.

Он просочился мимо матери в гостиную.

– Ух ты! Это меня такой компанией встречают, или я просто удачно зашёл?

За обеденным столом кроме Кристины обнаружились Рэд, Эш и Джин.

– Ребята, накормите его, пожалуйста, хорошенько, – попросила Анита. – Я уже опаздываю.

– Да, накормите меня, пожалуйста, хорошенько, – кивнул Крис, подцепляя со стола куриную ножку. И добавил тихо, чтобы не было слышно в прихожей: – А то я почти сутки питаюсь исключительно электромагнитными волнами.

– Что ты сказал? – Слух у Аниты был прекрасный.

– Очень вкусная курица, мам! – отозвался Крис с набитым ртом.

Появившаяся в дверях гостиной мать озабоченно покачала головой.

– Я сегодня дежурю. Буду поздно. Постарайся, пожалуйста, не исчезнуть к моему возвращению, – попросила она.

– Приложу все усилия, – пообещал сын.

Анита вздохнула и вышла.

– В следующий раз, если надумаешь пропасть, хотя бы намекни, где тебя искать в случае чего, – пробурчал Рэд, когда в замке повернулся ключ. – Ну сколько уже просили… Родителям не говоришь – ладно. Но нам-то?

– Да я и не собирался пропадать. – Крис привычно взобрался на спинку свободного кресла. – Просто испытывал кое-что и увлёкся.

– Кое-что – это Вектор? – уточнила Кристина.

– Ага.

Он попытался, не покидая насеста, дотянуться до второго куска курицы. Не преуспев, шевельнул пальцами, и еда сама приплыла в руку.

– А дома тебе не экспериментируется? – уточнил Рэд.

– Проведение энергоёмких опытов в жилых помещениях противоречит технике безопасности, – наставительно произнёс Крис.

– С каких это пор тебя беспокоит техника безопасности? – делано удивился Эш.

Студент скорчил обиженную рожу и показал ему язык.

– Слушайте, а вы чего какие унылые сегодня? Что случилось?

– Да ничего особенного, – ответил оружейник. – Просто мы уже планировали поисковую экспедицию снаряжать. Неизвестно, что будут делать уравнители без Вектора, но для них сейчас самое логичное – искать носителя. И тут ты пропадаешь, никого не предупредив, оставляешь дома телефон, никак не даёшь о себе знать… И нам, видимо, предлагается, сидеть и беззаботно радоваться жизни?

– А почему бы нет? – удивился Крис. – Уравнителям найти меня не проще, чем иголку в стоге сена. Откуда им знать, кто мог распечатать Ратушу? Да и вообще… С чего мы, собственно, взяли, что они задумали что-то плохое? Они ищут способ дать людям право выбора, освободить их от энергозависимости. Я занимаюсь тем же самым, но вы же не сдаёте меня в полицию как опасного преступника.

– А может, стоило бы? – пробормотал себе под нос Рэд. – В тюрьме тебе было бы сложнее себя угробить…

– Может быть, уравнители действительно ничего опасного не замышляют, – не стал спорить Эш. – Вот только методы у них, мягко говоря, не мирные. Я не стал бы доверять людям, которые вломились в музей с оружием и чуть не убили четверых человек. Какими бы благими целями они ни руководствовались. И ещё кое-что, – добавил он. – Если Обод работает так, как задумывали его создатели, он не нацеливается на конкретного человека. Он предназначен для массовых чар. Ты уверен, что нам собираются давать выбор?

Крис промолчал.

– В любом случае светить Вектор – не лучшее, что сейчас можно делать, – подытожила Кристина.

– А кто светит?

Крис вскинул руки. Ладони были надёжно скрыты под тонкими чёрными перчатками с обрезанными пальцами. Рэд хмыкнул. Такие перчатки называли нычками. И служили они обычно как раз для того, чтобы прятать надписи и знаки на ладонях. Не всякий маг, попавший под ограничение или блокировку поля, захочет демонстрировать символы, выписанные ритуальными чернилами. Впрочем, нычки уже сами по себе наводили на вполне определённые мысли…

– Ты уверен, что это хорошая идея?

– Не хуже любой другой. Если кто-то уже придумал, как прятать ритуальные наладонники, зачем изобретать велосипед? Спрашивать, что под перчатками, вряд ли кто-то станет. Это же так невежливо! Разве что полиция заинтересуется. Но я, так уж и быть, постараюсь не привлекать её внимания.

– А полиция разве не ищет тех, кто сломал печать? – подала голос Джин. – Я не уверена, что это было законно…

– Можно, кстати, у Гая поинтересоваться, – кивнул Эш. – Он наверняка знает, кого и как они ищут. Ну и подстрахует если что.

– Не думаю, – покачала головой Кристина. – Гай слишком принципиальный. И законопослушный. Он не согласится скрывать такую важную информацию. Тем более он не маг и вряд ли может до конца понять серьёзность ситуации.

– И что ты предлагаешь? – уточнил Крис. – Запереться дома и прятаться? У меня на оставшуюся жизнь были несколько иные планы.

Тина вздохнула.

– Я не знаю, что делать. Но мне не нравится, что эта штука у тебя. Если бы было возможно, я бы предложила передать артефакт в Совет. Они наверняка придумали бы что-нибудь.

– Вектор без носителя очень быстро найдут, и все наши усилия пропадут даром, – напомнил Эш.

– А нельзя эту гадость просто уничтожить? – предложил Рэд. – Она даже в таком виде, – он кивнул в сторону Криса, – мне не нравится. Эта сила неестественна и опасна. Не понимаю, как вы этого не чувствуете.

– Спасибо за доверие, – с нотой обиды кивнул Крис.

– Дело не в доверии, – возразил оборотень. – Я не говорю о том, как ты будешь использовать Вектор. Только о том, сможешь ли ты с ним справиться. Может ли вообще кто-нибудь с таким справиться? Тебе изнутри, конечно, виднее, но моё чутьё редко ошибается. Попробуй меня переубедить.

Крис стянул перчатку, задумчиво посмотрел на ладонь. Прислушался к себе. В ту первую ночь он был не на шутку встревожен новыми ощущениями. Похоже, и мысли о собственной воле Вектора были плодом взбудораженного воображения. Потому что стоило как следует выспаться – и артефакт перестал казаться самостоятельным. Все опыты и эксперименты, на которые Крис не жалел сил последние две недели, говорили о том, что единственное уникальное свойство Вектора – наличие собственного поля и, благодаря ему, огромного энергетического потенциала.

– Я прекрасно с ним справляюсь, – ответил Крис, возвращая нычку на место. – Это не так уж сложно.

– Но вообще Вектор действительно можно уничтожить, – на всякий случай сообщил Эш.

– Теоретически, – уточнила Тина.

– Почти наверняка. Любое поле можно истощить. Кое-кто это блестяще продемонстрировал, когда поддерживал мой трудоголический идиотизм.

Джина, которая по традиции с ногами устроилась в кресле и возобновляла истраченный запас плетёных энергонакопителей, смущённо улыбнулась.

– Вектор – это, по сути, концентрированное поле. То есть нужно только правильно подобрать задачу, на которую он полностью себя растратит, – сделал вывод оружейник.

– Это теория, – напомнила Кристина.

– Конечно, – кивнул Эш. – Всё, что касается Вектора, – теории. Он и в довоенные времена считался мифом. О какой достоверности может идти речь?

– И какие последствия будут для носителя? – добавила Тина. – Нигде нет сведений о том, что Вектор можно отделить от тела, пока носитель жив. Как обстоят дела с уничтожением…

– Так, подождите-ка, – перебил сестру Крис. – Это всё, конечно, очень интересно, но пока моё тело ещё не стало исключительно телом, я, кажется, тоже имею право голоса? Я заполучил в своё распоряжение мощнейший артефакт всех времён и народов. И, несмотря на ваше беспокойство, вполне могу его контролировать. Ну дайте же поиграться! Тем более в сентябре Грэй наконец-то пустит меня в лабораторию, и я смогу провести опыты, для которых раньше не хватало энергии. Так что у меня есть все шансы добиться безопасной изоляции поля…

– А нам тебя опять по больницам разыскивать… – обречённо вздохнул Рэд. – Ты бы хоть на животных тренировался, прежде чем на себе опыты ставить. Как все нормальные учёные.

– У животных нет поля, – просто объяснил Крис.

– Ну да, конечно. А я, по-твоему, кто?

О происхождении Рэда в семье обычно не говорили. Отец, если что-то и знал, с родными никогда не делился. Тайна воспитанника была для него священной.

– Аномалия? – предположил Крис, подумав.

Рэд рассмеялся.

– Вроде того. Только давно закрепившаяся и передающаяся по наследству.

– Мутация, – поправился Крис. – Но это ничего не меняет. Человек с полем – это всё равно человек с полем. Даже если он может оборачиваться зверем.

– Конечно, – кивнул Рэд. – Но тебе не приходило в голову, что я изначально не человек?

Дверь гостиной открылась, и незаданный вопрос повис в воздухе. В комнату вошёл Жак Гордон. В свои пятьдесят шесть лет он выглядел от силы на сорок. Бодрый, подтянутый, уверенный. Прямая спина, прямой взгляд… И не менее прямой характер.

– Привет, пап, – улыбнулась Тина, когда Жак подошёл к столу. – А у нас потеряшка нашёлся.

– Очень мило с его стороны. – Жак холодно кивнул сыну. Тот в ответ отсалютовал ему чашкой. – Кристофер, будь добр, сядь нормально. Ты не петух, чтобы взбираться на насест.

Крис довольно натурально прокукарекал, но со спинки кресла всё же спустился.

– Ну и где ты шатался? Долго ещё будешь изводить мать?

– Я перед ней уже извинился, – спокойно ответил Крис. – И мне, кажется, уже не десять лет, чтобы отчитываться за каждый шаг.

– Будешь отчитываться, пока мозги на место не встанут, – отрезал Жак. – Что ты на этот раз натворил?

– Ничего. С чего ты взял?

– Ты сутками не появляешься дома. Что я, по-твоему, должен думать?

– Не представляю. – Крис в демонстративной озадаченности потёр лоб. – Наверное, что я кого-нибудь убил. Ничего другого мне просто в голову не приходит.

– Не ёрничай, – оборвал Жак. – Что ты прячешь под перчатками?

– Большинство людей прячут под перчатками руки. Я – не исключение, – ответил Крис, поднимаясь с места. – И можно на этом закончить допрос?

Он направился к выходу, но отец двинулся следом.

– А ну-ка сними.

– С чего бы? – Крис остановился.

– Я сказал: руки покажи. – Жак бесцеремонно схватил сына за запястье, собираясь стянуть нычку.

Крис резко развернул предплечье, высвобождаясь из захвата. Отступил к двери.

– Мои руки – не твоя забота, ясно? Хочешь узнать о моих отношениях с законом – воспользуйся своими связями. Раньше тебе ведь не приходило в голову узнавать обо мне от меня.

Жак сверлил сына взглядом.

– Учти: допрыгаешься – на сочувствие не рассчитывай. Я предупредил. Мне не нужен сын, который постоянно влипает в неприятности.

Грохнула распахнувшаяся форточка. Зазвенело разбитое стекло. Порыв холодного ветра пронёсся по комнате, смёл со стола несколько салфеток, качнул люстру.

Крис вздрогнул, сжал ручку двери, но взгляда от лица Жака не отвёл.

– Я ни минуты в этом не сомневался, товарищ подполковник.

И вышел раньше, чем отец успел ответить.

* * *

Гай Сиверс ничего не имел против магов. Иное казалось бы странным. У его отца было поле, у его жены было поле, у многих его друзей было поле… Скорее уж, он сам был исключением, отклонением от зимогорской нормы. И всё-таки Гай давно считал, что законы, касающиеся магов, необходимо не то чтобы ужесточить, но… хотя бы откорректировать.

В последние месяцы эта уверенность только крепла. Легко, должно быть, произносить высокопарные речи о равноправии: о том, что все мы люди, независимо от наличия поля; о том, что законодательное дробление общества приведёт к дестабилизации отношений… Но, когда ежедневно имеешь дело с реальной кровью, реальной грязью, реальными слезами, всё видится немного иначе. Последствия бездумной гуманности законодательства слишком бесчеловечны. Гай с радостью поверил бы возвышенным речам и согласился бы с тем, что закон должен быть одинаков для всех. Если бы не простая неопровержимая истина: ни один человек не может причинить столько зла, сколько даже самый слабый маг.

Примеров можно было привести массу, но Гаю всегда вспоминалось одно конкретное дело. Не первое и далеко не самое громкое из тех, которыми ему доводилось заниматься, но прочно врезавшееся в память. Случай был рядовым. «Банальная бытовуха», – пожимали плечами коллеги. Муж избивает жену. Что может быть обыденнее? Избивает не то чтобы сильно и не то чтобы часто. Так, поколачивает, когда выпьет…

Агата обратилась в полицию после того, как Бёрн, не рассчитав силы, сломал ей запястье. Красивая молодая женщина, ровесница двадцатипятилетнего на тот момент Гая, была напугана. Написала заявление, согласилась свидетельствовать против мужа… А на следующий день со слезами пришла забирать бумагу. «Он так раскаивается, он точно больше никогда…» Она произносила ровно те слова, что накануне насмешливо предрекали старшие коллеги Гая, наслушавшиеся подобного за годы службы. Должно быть, от досады на эту прозорливость лейтенант Сиверс был особенно убедителен. После его пылкой речи Агата согласилась не спускать ситуацию на тормозах. Делу дали ход.

И тут Гай совершил ошибку. Хотя, строго говоря, не столько он, сколько судья, постановивший, что для подследственного, не обладающего полем, изолятор можно заменить домашним арестом, запретом видеться с женой и отслеживающим маячком. Практика была обычной, метод контроля – достаточно надёжным. Вот только ни суд, ни инициировавший это разбирательство Гай Сиверс не учли того, что Бёрн отказался пройти анализ поля. Принцип добровольности, мать его…

О том, что муж Агаты маг, не знал никто. Ни сама супруга, ни друзья семьи, ни родственники. Поле Бёрна было таким слабым, что почти не проявлялось. Но на то, чтобы скрутить маячок, его всё же хватило. А дальше – по отработанной схеме: кабак, дом, жена… И подогретая алкоголем ярость.

Место преступления напоминало не столько кухню, сколько цех для забоя скота. Как можно было в пьяном аффекте, нанося бесцельные удары ножом, случайно пропороть столько крупных артерий? Кровь была везде. Не только на полу, где лежала Агата, но и на стенах, на окне, на стопке недавно вымытой посуды, на фруктах в стеклянной вазе… Кажется, даже на потолке. Хотя это могло и померещиться Гаю, тогда единственный раз за всё время службы потерявшему сознание на месте преступления. Не столько от вида крови, сколько от бритвенно острой мысли: этого могло не быть. Если бы Гай перестраховался. И если бы чёртов устав позволял получать принципиально важную информацию о подозреваемых.

Так что если для того, чтобы протащить наконец закон о принудительном анализе поля в интересах следствия, нужно будет подавить какой-нибудь бунт колдунов, то он, Гай Сиверс, будет в первых рядах этого подавления. И да, чёрт возьми, если понадобится, он будет стрелять по этим свободолюбивым фокусникам, отказывающимся понимать, что…

– Ты чего? – Макс легко толкнул его локтем. – Выглядишь так, будто банду разбойников идёшь обезвреживать, а не соседскую жалобу проверять.

Гай тряхнул головой.

– Да так, задумался. Мы что, уже пришли?

Они остановились около ничем не примечательного двухэтажного здания, выкрашенного розоватой краской. В некоторых местах цвет казался более ярким – словно хозяева дома регулярно прятали под неровными заплатами появлявшиеся на стенах знаки и символы. Ждать, пока до заполонивших Зимогорье обозначений Обода доберутся коммунальные службы, хотелось не всем. В целом же дом казался совершенно мирным. Из окна чьей-то кухни пахло жареной картошкой и цветами. Судя по документам, которые Гай изучал накануне, в этой квартире как раз и жила заявительница. Возможный нарушитель спокойствия, некий «подозрительный колдун», занимал противоположное крыло первого этажа. В своей подробной и обстоятельной жалобе добропорядочная жительница Зимогорья сообщала, что вот уже неделю не может спать из-за производящихся в соседней квартире действий «явно магического характера». Сама женщина полем не обладала и добавить к своим подозрениям конкретных аргументов не могла, ссылаясь лишь на иррациональные ощущения.

Макс достал из крепления на ремне небольшую пластиковую коробку с тонкой подвижной стрелкой и матовым полупрозрачным кристаллом в центре. Со скучающим видом подкрутил верньеры, настраивая прибор.

Тратить время на проверку очередной кляузы было ужасно обидно. Подобные обращения поступали в зимогорское полицейское управление регулярно: этим летом – по несколько в неделю. Жители разных районов города жаловались на неспокойных соседей-магов. Беспочвенное недоверие к людям с полем как будто передавалось воздушно-капельным путём. Впору объявлять эпидемию. А между тем, ни одна из соседских жалоб так и не подтвердилась. Тем сильнее был соблазн проигнорировать поручение, завалиться в какой-нибудь кабак и там, под пиво и бодрую музыку, заполнить очередной протокол, чтобы присоединить его к нескольким десяткам точно таких же. Подобные мысли, вероятно, возникали у большинства оперативников. Поэтому на отработку соседских заявлений шеф всё чаще посылал именно Гая с Максом – знал, что уж эти-то пренебрегать служебными обязанностями не станут: действительно сходят по нужному адресу, проведут положенные замеры энергетического фона и лично убедятся, что никаких запрещённых артефактов или оружия в указанной квартире нет.

– Оп-пачки… – удивлённо протянул Макс, наблюдая, как кристалл, с полминуты ровно светившийся жёлтым, начинает быстро темнеть. – А бабушка-то наша, похоже, угадала.