Текст книги "Катализатор (СИ)"

Автор книги: Мария Демидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

– А ну-ка расступитесь! – командный голос был чётким и внятным, и Рэд сосредоточился на нём, впитывая непривычное звучание чужой речи. – Не на что тут смотреть. Давайте в каюту его, живо! И врача позовите.

Пострадавшего, подхватили и куда-то понесли. Не слишком осторожно, но разве это имело значение? Его опустили на кровать, показавшуюся невозможно мягкой. Хотелось спать, но чьи-то настойчивые руки – ощупывающие, изучающие, словно пытающиеся понять, все ли части его тела надёжно сцеплены друг с другом, – очень мешали. Рэд застонал и открыл глаза.

– Вот и славно, – прокомментировал склонившийся над ним мужчина с кудрявой бородой и внимательными глазами, осматривавшими пациента через круглые стёкла очков. – А со щекой-то у тебя что?

Он протянул руку, но Рэд успел раньше и вынул изо рта крупный прозрачный камень. Острые сколы исцарапали щёку, и по бледно-зелёным граням размазались капли крови, но это было неважно. Собственно говоря, ничто уже не было важно. Потому что куда бы ни плыл этот корабль, он навсегда увозил его от Острова. Навсегда увозил его от выбора. По крайней мере, так ему тогда казалось. Откуда семнадцатилетнему мальчишке было знать, что от выбора невозможно сбежать? Потому что побег – это тоже выбор.

Шаги Гая оборотень услышал, когда тот ещё только подходил к посту. Так что пока полицейский оглядывался в поисках самого Рэда или кого-нибудь ещё из охранников, глава службы безопасности успел прокрутить в голове несколько возможных причин визита бывшего коллеги. Как выяснилось, ни разу не угадал.

Судя по началу разговора, конкретной причины не было вовсе. Складывалось впечатление, что Гай, оказавшись поблизости, просто заглянул в гости, движимый желанием излить душу человеку, который на собственной шкуре испытал тяготы полицейской службы.

– Какой смысл во всех этих детекторах? – вопрошал лейтенант, устроившись на потёртом кожаном диванчике в комнате охраны. – Ну вижу я, что он врёт. Толку-то? Неделю бились. Он же точно что-то знает, про этих грёбаных уравнителей! Чертежи, камни эти… Не случайно же они у него оказались! Ну закрыли его за нападение на полицейского. Потом выпустили. Слежку установили. Он же должен рано или поздно вернуться к своим экспериментам. Ну или как-то связаться с теми, для кого их проводил. Ни фига! Сидит в своей мастерской, приборчики чинит. Самый законопослушный из законопослушных граждан, блин! И второй, тот, которого в музее арестовали, тоже молчит, как рыбина. Чёртовы фанатики!

– Посодействовать?

Несмотря на лёгкую усмешку, предложение было абсолютно серьёзным. Показания Рэд добывал лучше любого другого. Достаточно было одного голоса – неуловимых человеческим слухом звуковых колебаний. При этом обвинить его в оказании давления на свидетелей было невозможно. Рэд ни разу и пальцем никого не тронул. Он просто спрашивал. Но спрашивал так, что ему не могли не ответить. Это было сродни гипнозу, и ни одна аудио или видеозапись не передавала той иррациональной жути, которая заставляла свидетелей говорить правду.

– Не надо. – Соблазн был велик, но Гай смог с ним справиться. – С меня главный шкуру спустит за использование сторонней помощи. И потом год ещё будет на планёрках вещать о нашем непрофессионализме. Хотя… Если в ближайшее время ничего не изменится, я согласую с ним эту идею.

– Всё настолько плохо?

Если уж Гай предполагает, что его начальник может согласиться на привлечение к работе бывшего сотрудника, – дело дрянь. Пунктик генерала относительно автономной и самостоятельной работы розыскного отдела раздражал Рэда ещё в годы службы. Неофициальный запрет часто обходили – раскрыть преступление было важнее. Но с формальным допросом такой фокус не пройдёт. Взыскания и выговоры – ерунда. А вот то, что результаты несогласованного допроса при желании можно признать незаконными и не подлежащими использованию в суде, – уже совсем другая история. Попадёт генералу вожжа под хвост – и все усилия насмарку.

– Мы в тупике, – признался Гай. – И я не понимаю, почему. Они же так нагло работают! Приходят в музей – чуть ли не с ноги двери открывают, забирают мощный артефакт, который, казалось бы, скрыть вообще невозможно… И исчезают в неизвестном направлении. Причём нам даже личность одного из них известна. Дюк Шатер, был в бригаде, ставившей в музее охранные чары ещё до тебя. Видимо, нашёл какие-то старые пути. Но где его искать – непонятно совершенно. Официальной работы у него, естественно, нет. В квартире своей он уже почти год не появлялся. И, конечно, соседи про него ничего не знают. Ситуация для нас очень гадкая. Получается, человек может раздобыть мощный артефакт, прийти в серьёзно охраняемый музей, взять что хочет и спокойно свалить. И ладно бы только в музей…

– А разве было ещё что-то?

Невинное уточнение. Вопрос, заданный едва ли не с зевком.

Гай усмехнулся.

– Ты же понимаешь, что я не имею права тебе отвечать.

Рэд безразлично пожал плечами. Он подозревал, что на самом деле осведомлён не хуже, а в чём-то даже лучше Гая. Но очень хотелось увидеть ситуацию глазами официального представителя правоохранительных органов. И решить, стоит ли выдавать коллеге (окончательно и бесповоротно бывших в этой профессии всё-таки не бывает) свою часть информации.

– Ох уж эти служебные тайны… – вздохнул Рэд, лениво потягиваясь. – А вдруг я мог бы чем-то помочь?

– Вряд ли, – вздохнул Гай. – Хотя, мне кажется, нам бы сейчас любая помощь была кстати. Очень уж всё мерзко. Я не могу тебе сказать, что конкретно мы ищем, но пропало оно из старой столицы. Так что сам понимаешь… Чтобы это достать, город нужно было распечатать, а для этого чёрт знает какая мощь нужна. И, скорее всего, все эти кражи – дело рук одних и тех же людей. Которые обладают огромной силой, получают всё, что хотят, и бесследно исчезают. И мы ни хрена не можем с этим сделать!

За раздражением Гая слышалась плохо скрываемая тревога. И Рэд прекрасно его понимал. Ему самому ситуация тоже казалась довольно паршивой. Разница была лишь в том, что Рэд точно знал, где находится Вектор. И склонялся к мысли, что Гаю тоже стоит об этом знать. В конце концов, дело давно вышло за рамки интересов музея. Новых уравнителей нужно найти, и найти быстро, пока они не натворили какой-нибудь беды. Играть с такими вещами не стоит.

Сомневаться заставлял только тот факт, что носителем Вектора сейчас был Крис. Лучше многих понимая опасность артефакта и не питая излишне радужных иллюзий касательно бескорыстия полицейских, властей и людей в целом, Рэд не горел желанием это афишировать. Власть над Вектором – слишком большой соблазн.

Сколько бы иронии ни звучало в голосе Криса, когда он в той или иной форме называл Рэда братом, по сути всё было именно так. Семья оборотня в Зимогорье никогда не ограничивалась Лавандой и Алисой. Рэд переживал за бедового парня, и долг перед обществом не мог этого пересилить.

С другой стороны, рассказать правду Гаю – вовсе не то же самое, что идти в полицию с официальным заявлением. Что бы там ни говорила Кристина об отношении лейтенанта к магам, он едва ли станет пороть горячку и наверняка поможет разрулить эту ситуацию с минимальными потерями. В результате полиция не будет отвлекаться на поиски Вектора и, отбросив этот ложный путь, возможно, быстрее найдёт уравнителей…

– Я хочу допросить Криса.

Рэд осёкся, не успев произнести ни слова. Вот, значит, как. Допросить. Не спросить. Не поговорить. Допросить. Оборотень выдохнул воздух, уже набранный в грудь для признания. Правде, пожалуй, придётся подождать. Что ж, зато наконец-то добрались до истинной цели визита.

– Ты ничего по этому поводу не скажешь? – удивился Гай затянувшейся паузе.

– По классической схеме сейчас я должен спросить, почему, а ты – объяснить. Я думал, можно пропустить промежуточное звено.

– Мне не даёт покоя то, что он был в хранилище в день ограбления, – признался Гай. – И то, что идеи уравнителей ему, очевидно, не чужды. Я не утверждаю, что Крис ко всему этому причастен, но вдруг он что-то знает…

Рэд молчал. Нехорошо молчал, веско и слишком уж определённо.

– Не надо на меня так смотреть, – спокойно попросил Гай. – Я не свидетель, которого нужно расколоть. Я просто делаю свою работу. И твоё одобрение мне не нужно. Да и ничьё, собственно. Крис совершеннолетний, и допрашивать его я имею полное право.

– А что же тебе нужно, в таком случае? – усмехнулся Рэд. – Моральная поддержка?

– Не совсем. – Гай его иронию проигнорировал. – Не знаю, стоит ли сообщать Жаку. По уставу рекомендовано оповещать родственников в случае, если есть подозрение…

– Я помню устав, – оборвал Рэд. – И?

– У них и так, вроде, отношения не ахти…

– Вот и не усугубляй, – кивнул оборотень. – Пока не выяснишь чего-нибудь конкретного. – Он помолчал и спросил с искренним любопытством: – А чего ты ко мне-то с этим пришёл, а не к Тине? Я, вроде как, не совсем родственник.

Гай неопределённо махнул рукой и поднялся.

– Она скажет, что я опять несправедлив к магам, и что мне не понять каких-то там тонких вещей. Ты же знаешь, у неё пунктик на этой почве.

Рэд вздохнул.

– Что-то не нравитесь вы мне, ребята. Оба. Ладно, я понял твои мотивы. Спасибо, что сообщил.

Гай кивнул и собрался выйти, но Рэд, словно невзначай, бросил ему в спину.

– Только не забудь разрешение на допрос подготовить как следует.

Лейтенант удивлённо обернулся.

– Крис – мальчик вспыльчивый. И вряд ли будет рад твоим вопросам. А как выглядят подтверждающие полномочия документы, он прекрасно знает. Просто подстрахуйся на всякий случай.

Гай недоверчиво прищурился.

– А ты с ним поговорить не можешь? Чтобы не пылил зазря?

– А я ему кто? – Удивление на лице Рэда выглядело очень убедительно. – Да и как ты себе это представляешь? Нет, если хочешь заранее подготовить его к вопросам, – пожалуйста. Но я бы не стал.

Он невозмутимо взглянул на часы, устроился на диване и, казалось, планировал продолжить прерванный визитом полицейского сон. Гай несколько секунд молчал, испытующе глядя на оборотня.

– Спасибо за совет, – наконец сказал он и вышел из каморки охраны.

Первым делом Рэд позвонил Танеру, чьё опоздание превысило все мыслимые пределы. И рыкнул на него так, что уже через десять минут запыхавшийся сменщик был на месте и смотрел на начальника испуганно и виновато. Не дослушав оправданий, Рэд пожелал Тану спокойного дежурства и направился прямиком в университет.

Никакой необходимости в подготовке официальных разрешений, конечно, не было. Но бумажная волокита давала небольшую отсрочку – вполне достаточную для того, чтобы предупредить Криса о готовящемся разговоре. Конечно, если речь идёт о полноценном допросе с использованием детектора, то скрыть правду всё равно не получится. Особенно если допрашивать будут с умом. Но не факт, что Гай сразу поволочёт Криса в участок. Он как минимум побоится без достаточных оснований бросить тень на имя Жака Гордона.

И, как бы там ни было, если пришедший для допроса лейтенант застанет свидетеля не только с активированным Вектором, но ещё и за опытом, хоть чем-то напоминающим возможные манипуляции уравнителей, будет, мягко говоря, не очень хорошо. Так что юному учёному придётся хотя бы на время прекратить свои амбициозные эксперименты.

* * *

Экспериментировать с новым материалом сразу же после его получения не было никакой необходимости. Возможно, даже логичнее было бы сначала как следует подготовиться, сделать более детальные расчёты… Хотя какой смысл в этих расчётах, если основная часть манипуляций всё равно производится на глаз? Точнее, в случае Криса – скорее, на ощупь. Да и соблазн был слишком велик. Когда ещё представится такая удачная возможность? Грэй уехал в Миронеж и не появится в университете раньше завтрашнего утра. А значит – ничего не узнает о сомнительной студенческой инициативе.

Кольцо было закреплено на штативе установки, подключённой к десятку приборов. Экраны и шкалы ровно светились. Стрелки замерли в ожидании. Перья частотомера и гальванометра изготовились вычерчивать убористые графики. Пять аккумуляторов заняли свои места вокруг кольца. Для полноты картины не хватало только дельтометра, так не вовремя унесённого Беатрикс. Но этим можно было пренебречь: если опыт предполагает взаимодействие только с одним полем, к чему лишние замеры? Собственные показатели Крис давно изучил вдоль и поперёк. Разве что потенциал Вектора ещё раз проверить. Но какой смысл, если во время всех предыдущих попыток прибор так и не показал ничего отличного от зашкаливания?

Крис снял перчатки и вытянул руку так, чтобы символ Вектора находился ровно над кольцом. Прикрыл глаза, осторожно нащупывая силовые линии аккумуляторов. Медленно потянул за невидимые невооружённым глазом нити, фокусируя их в одной точке, словно продевая через наливающееся светом янтарное кольцо. Ладонь потеплела. Узоры Вектора вспыхнули алым, фиксируя волю носителя, преодолевая сопротивление силовых линий, почти спрессовывая их в центре кольца, образуя энергетическую перетяжку – уникальное явление, сулящее совершенно новый способ взаимодействия поля с телом…

Едва взглянув на кольцо, Крис вынужден был на несколько секунд зажмуриться – рождавшийся в центре артефакта свет слепил даже сквозь тёмные защитные очки. Вновь осторожно открыв глаза, студент затаил дыхание. Ярко светящаяся горошина, обозначившая место схождения силовых линий, растеклась по ограниченной кольцом плоскости и застыла полупрозрачной мембраной. С минуту Крис заворожённо любовался артефактом, пытаясь поверить в то, что эффект действительно стабилен. Стрелки приборов нервно подрагивали, словно вместе с учёным удивлялись неожиданным результатам. Крис медленно опустил руку. Коснулся тёплого янтарного контура. Происходящее всё ещё казалось нереальным. Он осторожно высвободил кольцо из креплений. И, убедившись, что мембрана сохранила целостность, решительно надел артефакт на палец.

Ошибка стала очевидной в ту же секунду. Пьянящий восторг схлынул, стоило только энергетической перемычке вступить в контакт с собственным полем экспериментатора. Потому что результат взаимодействия оказался совсем не таким, какого добивался юный учёный. Поле отозвалось на воздействие и завибрировало с физически ощутимой частотой. В теории Крис знал, что энергетический кокон связан с телом неисчислимым количеством силовых линий, но никогда не чувствовал этой связи. Она стала заметной лишь сейчас, когда энергетические нити, вступив в резонанс с колебаниями артефакта, стали рваться одна за другой.

Крис попытался снять кольцо, но оно словно приросло к фаланге. Или просто пальцы отказывались сжиматься достаточно сильно. Поле дрожало, ходило ходуном и носителю категорически не подчинялось. И тело следовало его примеру. Но больше всего пугало даже не это. Крис чувствовал, как мощные, нервные колебания его поля передаются окружающему пространству, волнами расходятся от нового источника возмущения. Представлять, что будет, если источников станет несколько, не хотелось. Этот эффект не должен выйти за пределы комнаты. Лаборатория энергетически изолирована, но что если он опять забыл запереть дверь? Мысли перекатывались в голове неуклюжими ватными шарами. Память отказывалась отвечать на простейший вопрос.

Нужно как-то снять это чёртово кольцо.

Крис изо всех сил ударил артефактом о ребро гранитной плиты, заменявшей лабораторный стол. Не сработало. Только поле взбунтовалось ещё сильнее, теряя очередную порцию связей. Перед глазами заплясали чёрные точки. В следующий удар он вложил силу Вектора – единственное, на что ещё мог влиять. Кольцо полыхнуло, обожгло пальцы и треснуло. Всё ещё связанные с ним аккумуляторы разлетелись по лаборатории. Поток горячего воздуха швырнул Криса на пол, и парень, тяжело дыша, замер, прислушиваясь к ощущениям.

Ощущения были не из приятных. Поле, казавшееся сейчас непривычно материальным, как будто жило какой-то отдельной от носителя жизнью, норовя оборвать оставшиеся связующие нити и рассеяться свободной энергией в пространстве. Слабость путала мысли. До тошноты раскалывалась голова. Хотелось просто закрыть глаза и вырубиться, предоставив организму дожидаться развязки уже без участия сознания.

Крис заставил себя сесть. Привалился спиной к прохладной металлической двери шкафа. Осмотрелся и попытался понять, что делать дальше. Стабилизаторы поля, которые пригодились бы сейчас, как никогда, остались мирно лежать на столе. А вот автоинъектор скатился на пол и теперь издевательски валялся в полутора метрах от пострадавшего.

Крис старался не шевелиться и дышать ровно и глубоко. Впрочем, сейчас хоть как-нибудь дышать уже казалось достижением. Инъектор лежал не так уж далеко, но поле по-прежнему болезненно вибрировало и, судя по ощущениям, готово было окончательно отделиться от тела при любом неосторожном движении. Последствия были слишком очевидны. А жить Крису всё-таки хотелось. После таких вот экспериментов, во всей красе демонстрирующих близость точки невозврата, жить всегда хотелось особенно остро. В этом была их дополнительная прелесть.

Ничего, должно же оно когда-то успокоиться. Тогда можно будет дотянуться до инъектора. Или до стабилизаторов. Или, в крайнем случае, воспользоваться помощью Вектора. Но только в самом крайнем случае. О том, что будет, если самостоятельное поле артефакта вступит в конфликт с живым полем, почти потерявшим связь с носителем, Крис старался не думать. Ничего хорошего не будет точно.

В дверь настойчиво постучали.

Вместо ответа получился какой-то невразумительный хрип, но визитёра это не смутило. Он, вероятно, прекрасно знал, как можно и как нельзя заходить в лаборатории, где идут опыты. Но знал и то, что когда после неожиданного шума, звона и дребезжания воцаряется неестественная тишина, из которой не доносится внятных ответов, техникой безопасности можно пренебречь.

Дверь распахнулась с грохотом, намекавшим на то, что перед экспериментом её всё-таки не забыли запереть. Крис скосил глаза влево и поморщился. Виски пронзило болью, голова закружилась, и он вряд ли узнал бы вошедшего, если бы тот через секунду не оказался рядом.

– О, Рэд… Как хорошо, что ты заглянул.

Оптимизма ни в голосе, ни в улыбке не наблюдалось.

– Твою ж… Что с тобой?

– Ты не подашь мне вон ту штуку? – Крис указал взглядом на автоинъектор.

Рэд торопливо подобрал прибор, вложил в нетвёрдую руку, но тут же забрал обратно, сообразив, что самостоятельно сделать укол парень всё равно не сможет.

– Что там?

– Адреналин.

Рэд приставил шприц к ноге Криса, надавил на поршень, тревожно вглядываясь в пугающе бледное и невыразительное лицо пострадавшего.

– Спасибо. И там, на столе ещё…

Стабилизаторы поля – широкие браслеты с выгравированными геометрическими узорами – защёлкнулись на запястьях. Крис, закрыв глаза, осторожно оперся затылком о дверцу шкафа. Снова попытался глубоко вдохнуть. На этот раз получилось.

– Лучше? – спросил Рэд, высвобождая батарейку из кроссовка Криса.

– Да.

Сердце частило, руки подрагивали от напряжения, слабость исчезать не спешила, но на это можно было не обращать внимания, потому что поле наконец-то начало успокаиваться и медленно восстанавливать утраченные связи.

– А что-нибудь менее удобное ты придумать не мог? – пробурчал Рэд, наконец справившись с батарейкой.

– Я очень старался – не получилось, – попытался улыбнуться Крис. – Не заморачивайся. С полем всё нормально. Оно просто слегка меня потеряло.

Внимательнее прислушавшись к вибрации силовых линий, Рэд не сдержал ругательства.

– Впечатляет, да?

Справившись с первым шоком, оборотень ответил почти спокойно:

– Я за время службы и не такое видел.

Заявление было недалеко от правды. Не такое он действительно видел. Такого – никогда. Точнее, он наблюдал последствия чего-то подобного. И лечению эти последствия уже не поддавались.

– Как тебя угораздило?

– Мой эксперимент удался, – всё ещё не открывая глаз, объяснил Крис. – Только это был неправильный эксперимент. И я чуть не снёс себе поле.

– Я позову врача. – Оборотень поднялся. – Здесь есть медпункт?

– Не надо. – В голосе не было ни грамма бравады. Слова звучали скорее жалобно. – Меня Грэй убьёт. И больше сюда не пустит. И я не смогу работать дальше.

Рэд недовольно хмыкнул.

– Работать… Думаю, твои родители были бы рады, если бы тебе перекрыли доступ к такой работе.

– А собственного права выбора я не имею? Не дорос ещё?

Запальчивость, появившаяся в голосе, достоверно свидетельствовала о том, что Крису становится лучше, и Рэд, давно научившийся оценивать состояние названного братца по поведению, позволил себе снова опуститься на пол напротив пациента.

– Ты вот у родителей спрашивал, когда уматывал за тридевять земель и устраивался работать в зимогорскую полицию?

– А у меня нет родителей, – пожал плечами оборотень.

Тогда – были. Но сейчас это не имеет значения.

Крис открыл глаза. В расширенных зрачках мелькнуло сочувствие.

– То есть биологически они, конечно, есть, – уточнил Рэд. – И, вероятно, даже живы. Только я им больше не сын.

– Это как?

– Мы теперь… – Вот уж не думал, что когда-нибудь придётся кому-то это объяснять. – Как бы попроще… Социально мы теперь относимся к разным видам.

– Почему?

Потому что не один ты умеешь устраивать бунты.

– Я пропустил инициацию.

Понимания во взгляде Криса не прибавилось.

– Пропустил – это как прогулял? Всего-то?

– Да, что-то вроде, – усмехнулся Рэд. – Умотал за тридевять земель, как ты говоришь. Всего-то.

– Расскажи, – попросил Крис.

Он подтянул к себе за ремень валявшуюся на полу сумку, извлёк из неё небольшой походный термос.

– Это долгая и скучная история.

– Ну и что? – Крис отвинтил крышку, и по лаборатории поплыл сладкий кофейный запах. – Тело, находящееся в состоянии покоя, стремится оставаться в состоянии покоя. И в ближайшие полчаса я планирую старательно иллюстрировать этот закон.

Он ещё не успел поднести термос ко рту, как Рэд остановил его руку.

– Ты себе сердце до первой космической решил разогнать? – поинтересовался оборотень.

Крис задумался. Всё-таки поднял наполненный вожделенным напитком сосуд к лицу. Вдохнул густой аромат, стараясь, чтобы он заполнил всю носоглотку. Как будто хотел почувствовать не только запах, но и вкус. Порадовался возможности сделать такой долгий и глубокий вдох. После чего завинтил крышку и с сожалением сунул термос обратно в сумку.

– Не увиливай, – подначил он Рэда.

– Я плохой рассказчик.

– Врёшь. Я до сих пор помню истории, которые ты нам с Тиной рассказывал. Даже родители заслушивались. Вот и расскажи так же, но правду.

А тогда что, по-твоему, было, глупый ты мальчишка?

– Ну хорошо, – сдался Рэд. – Об острове в Южном океане я тебе рассказывал? Рассказывал. О тиграх, которые живут в нетронутых человеком лесах? Тоже рассказывал. О людях, которые могут общаться с тиграми и живут с ними бок о бок, не нарушая изначального порядка? Тоже. Вот теперь представь, что всё это – правда…

* * *

На самом деле, конечно, не совсем всё. Не было на Острове людей, живущих рядом с тиграми. Были тигры, предпочитавшие оставаться тиграми, и тигры, сделавшие другой выбор. Как им казалось, другой.

Выбор давался каждому. Таков был порядок, пришедший из глубины веков – из такой дали, что даже старейшины племён едва ли владели знаниями о его зарождении. Возможно, из тех времён, когда тигры, одарённые полем, ещё не настолько сблизились с людьми. Когда продолжительность жизни уже увеличилась, но ещё не развился в достаточной степени разум, не сформировалась сложная речь, позволявшая контактировать с заокеанским миром. Когда жизнь была чередой ритуалов, а решения скреплялись кровью, и только кровью. Нет ничего более стойкого, чем ритуалы, какими бы бессмысленными ни делало их время.

Семнадцатилетний тигр, у которого ещё не было человеческого имени, об этом не задумывался. Всё его существо было захвачено мечтами о том, как он будет жить, когда станет человеком. Их было двое, неугомонных тигрят, старавшихся как можно больше времени проводить на двух ногах. В племени тех, кто почти разучился обращаться людьми, это было непросто. Природа брала своё. Усталость, обида, раздражение, хоть одна сильная эмоция – и врождённая звериная натура торжествовала над приобретённой человеческой. Но они знали, что скоро всё изменится. После инициации, чем бы она ни была, всё станет иначе. А пока можно мечтать. И, тайком от родных пробираясь в племя людей, учиться тому, что пригодится позднее. Например, осваивать язык Нового Содружества – как говорят будущие соплеменники, самой большой страны заокеанского мира.

Тот, кому предстояло стать Рэдом Рэдли, завидовал Старшему Другу. Ведь именно он будет первым за несколько поколений тигром, который откажется от животной сути. Первым за многие годы, кто не вернётся в племя после инициации. Чем ближе был решающий день, тем чаще они говорили о будущем, сидя в своём тайном логове – небольшой пещере в скале на самом берегу океана. Они нашли это место случайно и поначалу ценили только за уединённость и красоту – в редких лучах солнца, попадавших внутрь через узкий вход, своды пещеры сияли, переливаясь бледно-зелёным. А потом оказалось, что здесь можно сохранять человеческий облик столько, сколько захочешь. И никакие инстинкты и эмоции – не помеха. Разгоревшаяся как-то раз глупая, но бурная ссора окончательно доказала то, что раньше было лишь предположением.

После инициации Старший Друг не вернулся в племя. Но пришёл в пещеру. Через два дня после того, как погиб Старый Сосед. И рассказал о том, кто его убил. Он не оправдывался. Он объяснял то, что было очевидным для каждого прошедшего обряд, но никак не укладывалось в голове у глупого несовершеннолетнего тигрёнка.

– Ты выбираешь сторону, – терпеливо внушал Старший Друг. – И должен подкрепить свой выбор жертвой. Иначе нельзя. Так устроен мир. Это очень тяжело. Но я знаю: ты справишься.

Юный тигр молчал. В горле клокотал страх. Тот, кто ещё не был Рэдом Рэдли, тоже знал, что справится.

Старший Друг ушёл. Юный тигр остался. Он рычал и бросался на стены пещеры, вонзая в них мощные когти. А потом – долго сидел у входа, обхватив руками колени и глядя на растекающийся по водной глади кровавый рассвет.

Выбор давался каждому. Но выбора не было ни у кого. Потому что кровь – всегда кровь. Неважно, сосед перед тобой или чужак. Неважно, перегрызаешь ты жертве горло, пронзаешь ей сердце копьём или стреляешь в голову из ружья.

Сжимая в кулаке отбитый от скалы зелёный камень, он всё отчётливее понимал, что домой больше не вернётся. И в племя людей не придёт тоже. Теперь путь был только один. Тот, кто стал Рэдом Рэдли, бросился в океан.

* * *

Рэд неожиданно для себя самого улыбнулся воспоминаниям. Девятнадцать лет назад он был смешным, неопытным и глупым. Но если бы тогда он знал, что отчаянное безумство приведёт его сюда, в этот самый момент; если бы он знал, что станет тем человеком, который сидит сейчас посреди раздолбанной физической лаборатории и рассказывает эту кажущуюся такой драматичной историю… Разве было бы ему так страшно? И если бы ему не было так страшно, разве было бы сейчас всё это?..

Рассказчику показалось, что обессиленный происшествием слушатель задремал, убаюканный бархатной речью. Что бы там ни говорил Крис про увлекательность рэдовых историй, он всегда прекрасно под них засыпал. Но, уловив затянувшуюся паузу, парень открыл глаза, абсолютно ясные, ничуть не сонные.

– И они не пытались тебя найти? Ты же всё равно их сын.

Рэд покачал головой.

– С тех пор, как покинул Остров, уже нет. Не нужно подходить к этому с человеческими мерками. Это не психология, это инстинкты. Если бы я ушёл в другое племя, было бы то же самое.

– А ты? Не скучаешь?

На всякий случай оборотень не стал отвечать сразу. Постарался прислушаться к себе, вызвать в памяти образы детства. Счастливого, кстати, детства. Чувство принадлежности к семье, стае, племени вообще способствует ощущению счастья. Не только в диких островных лесах.

– Нет, – честно ответил Рэд. – Думаю, в этом я очень на них похож.

Крис улыбнулся почти завистливо.

– Как удобно…

– Знаешь, местная система нравится мне гораздо больше, – признался оборотень. – Ты как себя чувствуешь, экспериментатор?

Он уже и сам ощущал, что поле Криса приходит в норму. Но восприимчивость человека была недостаточно высокой, а оборачиваться тигром в присутствии носителя Вектора Рэд не решался. Зверь всё-таки оставался зверем и на опасность выдавал две противоположные реакции, ни одна из которых оборотня не устраивала.

– Вроде, уже нормально. Обидно только.

Он обвёл взглядом лабораторию – валяющиеся на полу коробки, переломившийся пополам штатив, оплавившуюся стрелку осциллографа, потемневшие, а кое-где и треснувшие экраны приборов.

– Теперь всё придётся начинать сначала.

Рэд вздохнул.

– А ты уверен, что тебе это вообще нужно?

– Что именно?

– Изоляция поля.

Оборотень поднялся, потянулся, хрустнув суставами.

– Крис, поверь старому тигру: попытки подавить часть своей сущности не приводят ни к чему, кроме самоуничтожения. – Он кивнул на повреждённые приборы: – И я даже не про вот это всё сейчас. Почему бы тебе просто не принять поле как данность, которую невозможно и не нужно менять? Глупо отрубать себе голову только из-за того, что кто-то когда-то может проломить тебе череп. И перестань наконец доказывать, что ты крут. В этом давно никто не сомневается.

– Рэд, я похож на человека, которому нужен сеанс психоанализа?

– Тебе честно или гуманно?

Крис поморщился и наконец-то рискнул встать, проигнорировав протянутую руку. Осторожно шевельнув пальцами, он поднял в воздух рассыпавшиеся по полу ещё во время первого взрыва шарики пенопласта. На секунду зависнув над столом, они собрались в единый белый ком, который, повинуясь воле экспериментатора, начал уплотняться, превращаясь в искусственное подобие снежка. Поле вело себя как обычно, и это не могло не радовать. Крис поймал получившийся шар, перебросил из ладони в ладонь и улыбнулся Рэду.

– Я никому ничего не доказываю. И мне, в общем-то, наплевать, каким меня считают. Хотел бы казаться крутым – придумал бы способ попроще. Но я правда думаю, что у нас должен быть выбор.

Он швырнул шар в стену, и тот рассыпался пенопластовым снегом.

– А ещё мне тупо нравится возиться с приборами и силовыми линиями, экспериментировать с собственным полем за неимением чужого, рассматривать эффекты, от которых другие бегут сломя голову, даже не пытаясь понять, как они работают… Взрывать лаборатории, в конце концов. – Он усмехнулся. – Всё. Никаких подавленных сущностей. Никакого двойного дна. И никакого повода для душеспасительных речей.