Текст книги "Вызов (дилогия) (СИ)"

Автор книги: Ирма Грушевицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 48 страниц)

Я улыбнулась, и тихонечко позвала:

– Эй…

От неожиданности Дилан вздрагивает.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду.

Я делаю шаг в кабинет и останавливаюсь, опираясь плечом на дверной косяк.

– И давно?

– Ну…

– Сколько?

– Какое это имеет значение?

– Сколько, Оливия?

"Оливия? Ой-ой-ой!". Таким тоном муж обычно говорит с нашими детьми, когда собирается их пожурить: мягко, чуть насмешливо, ожидая, что провинившийся признается в шалости сам.

– Что-то около часа.

– Да ну?

– Ну, двух. – Почему-то я мямлю.

– Зачем?

– Что "зачем"?

– Зачем ты два часа просидела в приёмной? Зачем, Оливия?

Эта вторая "оливия", этот глупый допрос выводят меня из себя.

– Затем, что я тебя люблю.

Выпалив это, я разворачиваюсь на каблуках и решительным шагом направляюсь к выходу. Дилан смеётся.

Он догоняет меня у стола Мардж. Перехватив за талию, его сильные руки неожиданно поднимают меня в воздух. Я визжу и по-девчоночьи колочу ногами.

– Немедленно отпусти!

– Ни за что и никогда.

– Поставь меня на пол! Сейчас же!

Я пытаюсь высвободиться, но куда там! Ноги так и не касаются пола, когда муж ловко разворачивает меня к себе лицом, и я смотрю в его смеющиеся глаза.

– Я тоже тебя люблю. И тоже очень соскучился.

– Тогда скажи, что рад меня видеть.

– А что, ты до сих пор не почувствовала? – Он сильнее вдавливает меня в себя.

– Теперь да. – Я смеюсь и тянусь к его губам.

Мы долго целуемся, потому что ничего больше не существует. Только эти шёлковые губы, эти ласкающие движения. Только наше дыхание – одно на двоих. Стук его сердца отдаётся в моей груди. Моя кровь пульсирует в ответ на его ритм, и я в какой-то момент чувствую, что и сердце у нас с ним на двоих одно. Мы едины. Мы – единственные друг для друга. Только он для меня. Только я для него.

– Ну что, домой? – Его расслабленный голос звучит прямо у моих приоткрытых губ.

Я счастливо улыбаюсь и шепчу в ответ:

Эпилог

Soundtrack – Chasing cars by Snow Patrol

– Нам совершенно необязательно уезжать. Давай просто распределим детей по родственникам, запрёмся в спальне, и не будем выходить оттуда две недели. Еду пусть подкладывают под дверь. И ещё мыло. И свежие газеты. И – о, чёрт! – у меня тампоны закончились! Не могу же я посылать кого-то покупать мне тампоны. Придётся всё-таки тащиться в твою Бразилию.

Дилан смеётся и тащит меня в Бразилию, на острова Фиджи, в Африку…

Две недели. Две недели в году мы принадлежим друг другу. Это закон и обратной силы он не имеет: две недели, начиная с двенадцатого августа, только наши.

Муж заговорил об этом ещё в медовый месяц, когда холодными августовским вечером, одетые в толстые свитера, мы сидели на обшарпанном крыльце лесного домика на берегу озера. Дилан упомянул виллу, но на виллу дом не тянул: одноэтажный, с тремя спальнями, такой уютный и неожиданно родной, что впервые в жизни я на правах глубоко беременной и до трясучки любимой жены попросила мужа выкупить его у хозяев.

Гадкий поступок, гадкая Лив. А и фиг с ним! Зато наши дети с друзьями проводили здесь свои лучшие уик-энды.

Летом этот дом превращался в филиал скаутского лагеря. Если жаркая погода стояла хотя бы полторы недели, вода в озере прогревалась настолько, что можно было купаться. На второй год несколько рабочих с помощью гидравлической техники немного изменили рельеф дна, сделав заход в озеро пологим и безопасным.

Нашему младшему сыну было год и девять, когда мы с лёгкой душой оставили его на попечение многочисленных родственников и укатили в свой второй медовый месяц.

Потом был третий.

На четвёртый Дилан повёз меня в Европу.

* * *

Я хочу встать, но поперёк груди лежит его рука. Дилан спит, уткнувшись лицом в моё плечо. Во сне он закинул на меня одну ногу, полностью лишив возможности двигаться. Многим во сне хочется свободы, и мне в том числе. Я люблю засыпать одна, но просыпаться должна со всех сторон окружённой мужем. Если этого не происходило, я хныкаю и сквозь сон шарю вокруг себя, пытаясь его нащупать, пока сильные руки не притягивают меня к тёплой обнажённой груди, подле которой я снова проваливаюсь в сон, пусть недолгий, но обычно очень счастливый.

– Не ёрзай.

Мне послышалось или он действительно это сказал?

Я поднимаю голову, проверяя.

– Лив, угомонись.

Не послышалось!

– Я уже проснулась. Не хочу больше лежать.

– Чёрт!

Дилан чертыхается и, откатившись от меня, тянет за собой одеяло, привычным движением взбивая подушку.

– Чёртов чертовский черт!

Отпускать его просто так я не собираюсь, поэтому кручусь в кровати, удобно укладываясь на его спине. Отвернулся? Что ж, это пьеса для двоих, и свою роль я достаточно хорошо знаю.

Я прохожу губами по линии роста волос на его шее. Нахожу небольшую родинку, обвожу языком и целую. Тяжело оставаться серьёзной и не захихикать, когда в ответ на мои действия, вроде бы как пытающееся спать подо мной тело замирает.

Как ожидаемо. И как нестерпимо желанно.

– Чур я сверху.

Это один из нюансов всё той же роли: кто первый произнесёт эти слова, тот и победитель. А победитель, как говорится, получает всё.

* * *

– О чём ты думаешь?

– Ни о чём.

– О чём?

– Обещай, что не рассердишься, если скажу.

– Не рассержусь.

– Я хочу домой.

– Малы-ыыыш…

– Ну вот, ты расстроился. Уж лучше бы рассердился.

– Я не расстроился.

– Ага, как же.

– Не расстроился.

– Я скучаю по детям. Выспалась и теперь скучаю по детям. Разве это преступление?

– Вовсе нет.

– Я имею право по ним скучать. Триста сорок один день в году я в первую очередь мама, так, ведь?

– Так.

– И ещё я пытаюсь не зацикливаться на чувстве вины из-за того, что оставшиеся четырнадцать дней хочу посвятить себе. У меня есть на это полное право!

– Конечно, есть!

– Вот! Ты согласен. Это для меня очень важно.

– Значит, мы оба согласны посвятить это время тебе.

Поцелуй.

– Да.

– Или мне.

Поцелуй.

– Или тебе.

– Или-или, выбирай.

– Тебе.

Поцелуй.

– Однозначно тебе.

Поцелуй.

– Только тебе.

– … да, любимый.

– … да, вот так, продолжай… О, боже! Да, Дилан… да… так… вот так… м-мммм…

* * *

– Волосики бы чуть потемнее, и можно принять за Эбби.

Оторвавшись от айпэда, Дилан следит за моим взглядом.

У кромки воды девчушка лет шести о чём-то перекрикивается с плескающимся в море мальчиком с ярко-розовым надувным матрасом. Девочка нетерпеливо топает ножкой и грозит маленькими кулачками. Похоже, на берегу парнишку ждут большие неприятности: цвет матраса криком кричит, что его взяли без спроса.

Я слежу за выражением лица мужа, наполовину скрытого солнцезащитными очками. В какой-то момент он улыбается и качает головой.

– Нет. Она меньше Эбби.

– Меньше. Но если сядет, со спины будет точь-в-точь Эбби.

Дилан стягивает солнцезащитные очки и некоторое время задумчиво меня изучает. Я вопросительно поднимаю брови.

– Что?

На его губах появляется знакомая кривоватая улыбка. Он качает головой и, отвернувшись, снова берётся за гаджет.

А я – на море.

* * *

– Да тихо ты! Не шуми!

– Я не шумлю.

– Папа сказал, чтобы мы вели себя тихо. Скажи ему, Макс!

– В самом деле, Роб, заканчивай шмыгать носом.

– Я говорила папе, что у него сопли. Не надо было его брать.

– Тебя не надо было брать, вредина.

– Макс, скажи ему!

– Заткнитесь оба. Мама сейчас проснётся, а вы тут собачитесь.

– И долго нам здесь стоять? Я хочу на море.

– А я пи-и-исать.

Слыша это "пи-и-исать", произнесённое тоненьким голоском, я хихикаю.

– А-а! Она не спи-иит!

Визг, хохот…

Постель прогибается под тремя парами коленок. Я визжу, и три пары рук принимаются меня щекотать. Ничего не остаётся, как щекотать их в ответ.

– Откуда вы взялись?

Эбби, как всегда, выходит на первый план:

– Прилетели на самолёте. Папа позвонил бабушке, и она нас к вам отправила.

Макс следующий:

– Роба хотели не брать, но Дилан сказал, чтобы были все. Здесь ничего так. Только жарко очень.

– А я хочу пить. И писать.

– Эбби, отведи Роберта в туалет. Он за той дверью. Но сначала идите все сюда!

Я хватаю детей в охапку и по очереди расцеловываю тёплые, пахнущие солнцем макушки.

Они прижимаются ко мне, как котята: трёхлетний Роберт, тринадцатилетний Макс, шестилетняя Эбби.

Мои сокровища.

Дилан наблюдает за нами, стоя в дверях. На его губах улыбка. Я проглатываю подкативший к горлу комок и одними губами шепчу:

– Спасибо…

Яркое солнце пробивается сквозь плотную полосатую ткань уличных зонтиков. Парусина сбивает жар, но ультрафиолет всё равно проникает – я чувствую на лице его тёплое поглаживание. Перед выходом на улицу я традиционно извожу на семью пол тюбика солнцезащитного крема и, несмотря на это, с тревогой наблюдаю за тем, как Эбби и Роб вместе с отцом на солнцепёке кормят голубей.

При виде покрытых плотными перьями птиц мне становится нехорошо. Природе надо было позаботиться о тех, кто проводит лето в жарких странах. Хотя бы летом перья пернатым прореживать. Интересно, а голуби потеют?

– Мам, ты что, перегрелась?

– Я что, сказала это вслух?

– Ага.

– Неужели голубям не жарко?

– Ма-ам…

– Прости.

Мы сидим в уличном кафе на маленькой площади небольшого средиземноморского городка.

Часы на здании городского муниципалитета бьют полдень.

– Я в гостиницу. Джордж обещал появиться в "Скайпе".

– Макс, ну посиди со мной, – ною я.

– Ну, ма-ам… Джордж будет ждать. Мы же договорились.

– Хорошо. У тебя час. На обед пицца с четырьмя сортами сыра и минестроне.

– Разводи на непонятные названия Эбби. Я давно выучил, что минестроне – овощной суп. Гадостный, между прочим.

Я хохочу:

– Ладно, спагетти-ковбой, проехали. От пиццы-то не откажешься?

– Неа. К часу вернусь.

Холодное домашнее вино, подаваемое в этой небольшой уютной закусочной, потихоньку расслабляет. Да я и не напряжена. Чувствую себя оставленной на солнце ледышкой: сверкая всеми цветами радуги, через несколько минут я готова превратиться в небольшое счастливое облачко…

Роб заливисто смеётся. Вытянув руку, он выставляет вперёд открытую пятерню. С неё сыплются хлебные крошки, и те голуби, что потрусливей, крутятся возле его ног. Лишь один храбро порхает перед лицом малыша, пытаясь ухватить хоть что-то. Его отпугивают радостные визги Эбби, и то и дело он отлетает в сторону.

Дилан уговаривает дочь быть потише, но, как только несчастная пичужка оказывается в метре от пальчиков Роба, Эбби снова начинает визжать и хлопать в ладоши. Рядом с ними останавливается Макс. Он нагибается к Робу и показывает, как правильно держать ладошку. Дилан отходит в сторону и берётся за фотоаппарат.

Три головки, освещённые ярким полуденным солнцем.

Муж смотрит на меня. Я улыбаюсь и киваю ему. Он окликает детей, и, повернувшись, они энергично машут мне в ответ.

Голуби улетают, а я…

… я испытываю чувство дежавю. Будто когда-то я уже это видела. Будто мне уже знакомо ощущение спокойствия и радости, когда я смотрю на любимого в окружении наших детей. Будто я уже знаю, как это – быть счастливой от того, что все они – мои.

– У тебя всё будет хорошо. Поверь мне. Всё будет – дом, семья, дети. Ты обязательно найдёшь женщину, которая подарит их тебе. Но это буду не я. Прости…

Господи, спасибо, что позволил мне ошибиться.