Текст книги "Вызов (дилогия) (СИ)"

Автор книги: Ирма Грушевицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)

Состояние Ретта было стабильным, но, получив обширные ожоги, он до сих пор находился на аппарате искусственной вентиляции лёгких. Лечение предстояло долгое, но на его счёт врачи строили оптимистичные прогнозы. Как и для девочек-стюардесс.

Все трое находились в ожоговом центре университета штата. Я не сомневалась, что им был обеспечен самый лучший уход.

Я опасалась, что при виде меня, запеленатую в специальный корсет, поддерживающий сломанную ключицу, Эбби испугается, но всё прошло довольно гладко. Правда, когда настало время уходить, дочь устроила истерику.

Моя девочка так горько плакала и цеплялась за меня, что бедному Дилану пришлось силком унести её из палаты.

– Я буду с мамой. Я качу с мамой! Мама! А-аа, – кричала Эбби.

При звуках её плача сердце разрывалось от горя. Покрасневший от волнения Макс старался меня утешить.

– Она просто не выспалась. Не волнуйся, мам, Дилан справится.

При упоминании его имени в голосе сына не слышалось прежнего раздражения. Это не могло не радовать. Я знала, что между ними что-то произошло, и всё чаще, во взгляде Макса, обращённом на Дилана, улавливала былое восхищение. Дай бог, чтобы после моего возвращения, близость между двумя самыми дорогими мужчинами в моей жизни не исчезла.

– Помогай ему, сынок. Дилану сейчас очень тяжело.

– Знаю. Я же слышу, во сколько он уходит, во сколько приходит. И он всегда идёт к нам, мам. Когда бы ни пришёл.

На пороге сын обернулся:

– Сегодня моя очередь читать сказку. Мы делаем это по очереди. Эбби нравится.

Да, я видела, что Дилан устал. Видела, как выматывали его метания между больницей, работой и домом. Физическая усталость мужа волновала меня даже больше, чем эмоциональная, и я всеми силами стремилась домой. Не было смысла торчать здесь: две недели, проведённые в госпитале под неусыпным контролем врачей, не выявили никаких патологий. Угроза выкидыша сохранялась, мне был прописан постельный режим, но почему бы этой постели не находиться дома.

Дилан был непреклонен:

– Я не собираюсь тобой рисковать. Пока сохраняется малейшая угроза оперативного вмешательства, ты будешь находиться здесь. Это не обсуждается.

Для его спокойствия я соглашалась. Но чем дальше, тем сильнее меня раздражали эти стены, эти нескончаемые потоки посетителей и звонки. Я попросила убрать из палаты цветы – их запах вызывал головокружение. До сих пор меня мучила утренняя тошнота, а в последние дни – плаксивость. Я ненавидела сама себя, и в конце концов настал день, когда я позвонила Дилану и попросила его не приезжать.

Но он не послушался.

– Не заставляй меня чувствовать себя ненужным.

Впервые за время, прошедшее с момента аварии, в голосе Дилана послышались резкие нотки.

Я неловко дёрнулась, желая приподняться на подушках, но боль, выстрелившая в ключицу, повалила меня обратно. Мне не удалось сдержать стон, но муж, слава богу, его не услышал.

Стараясь незаметно справиться с дыханием, я следила за тем, как он ходит по палате, расслабляя галстук, как убирает игрушки, оставленные детьми кресле у кровати, и тяжело в него опускается. У меня не было сил встречаться с ним взглядом.

– Ненавижу. Как же я всё это ненавижу! – всхлипнула я, отворачиваясь.

– Если даже ты говоришь о ненависти, что же остаётся мне?

Услышав тяжёлый вздох, я снова повернулась к Дилану.

– Я знала, что ты будешь винить себя. Могу сказать, что делаю то же самое. Может, померимся кто больше виноват?

Дилан вскинулся:

– О чём ты говоришь?

– Да всё о том же! – Я даже не попыталась скрыть раздражение. – Посмотри на себя. Такое чувство, что это ты слетел с той дороги, а не я. Когда ты последний раз спал больше четырёх часов? Когда позволил себе выпить стакан виски и расслабиться? Уверена, ты и под душем стоишь, стиснув зубы.

– Я не могу расслабиться, пока ты здесь.

– Так забери меня домой!

– Нет. Пока есть малейшая угроза…

– Знаю, знаю, – нетерпеливо прервала я. – Я думала, ты делаешь это потому, что любишь меня, а оказывается, дело в твоём гипертрофированном чувством вины.

– Малыш, остановись.

– И не подумаю. Я очень зла. Ты нагружаешь себя заботой обо всех и вся, но не ты виноват в гибели Кевина. – Дилан резко поднял голову. Сколько же уязвимости было в его взгляде, но я заставила замолчать своё обливающееся кровью любящее сердце, чувствуя необходимость быть жёсткой. – Не по твоей вине Ретт и девочки в больнице. Не по твоей вине я здесь. Это я, – я ткнула себя в грудь. – Я была за рулём автомобиля. Не ты. Не ты управлял самолётом. Не ты виноват в его поломке. И, если ты скажешь, что лучше бы это был ты, я разозлюсь ещё больше. Я слишком сильно люблю тебя, и именно поэтому оказалась на том шоссе.

Слушая меня, Дилан поднялся с кресла. Засунув руки в карманах, он в задумчивости раскачивался на каблуках. Я знала: мои слова попали в цель.

– Ты должна была думать о себе, – произнёс он, когда я закончила. – Ты не должна была ехать в аэропорт по такой дороге и в таком состоянии.

– А ты не должен был в этот день возвращаться, – парировала я. – И если ты думаешь, что в подобной ситуации я буду сидеть дома и заламывать руки в ожидании новостей – ты вовсе меня не знаешь.

– Ты должна была быть осторожнее.

– Должна была, Дилан. Но не была. И это только моя вина. Я хорошенечко её искупила за последний месяц. Все эти идиотские процедуры, иголки, таблетки – я ежеминутно умирю от страха, что всё это может отразится на малыше.

Услышав эти слова, Дилан дёрнулся, как от пощёчины, и в три шага оказался возле меня. Склонившись надо мной, он взял моё пылающее лицо в ладони.

– С ним всё будет в порядке, – заговорил он горячо. – Я обещаю.

– Или с ней. – Я улыбнулась в надежде вызвать у него ответную улыбку. – У нас будет ребёнок, а мы даже не можем порадоваться друг за друга – вот до чего мы докатились, милый.

Черты Дилан смягчились. Он наклонился и нежно дотронулся губами до моих губ.

– Спасибо тебе за него, малышка.

– Или неё.

– Ты чувствуешь, будет девочка?

– Не-а. Как раз наоборот. Это я просто тебя дразню.

Теперь Дилан улыбнулся по-настоящему и снова поцеловал меня.

– Как ты узнала?

– А я и не знала. Вернее, не знала наверняка. Купила тесты, но не сделала. Не успела.

– Мне сказали, ты предупреждала о беременности спасателей.

– На всякий случай. Прости, что подвергла его жизнь опасности.

– Не за что извиняться, жизнь моя. Просто пообещай, что, в любом случае будешь себя беречь. Хотя бы ради детей.

– Тогда и ты дай обещание, что не будешь винить себя за всё, что произошло или будет с нами происходить.

– Обещаю. – Муж снова поцеловал меня.

– Ну раз ты у нас такой сегодня покладистый, может, заберёшь меня отсюда?

– Малыш… – Дилан моментально посерьезнел, но по расплавленному изумруду любящих глаз я поняла, что он готов сдаться.

– Я обещаю быть примерной пациенткой и выполнять все предписания врачей.

– И мои.

– И твои.

– Значит, ты согласна на круглосуточную сиделку?

– Даже на две круглосуточные сиделки.

– И на дежурящий у дома реанимобиль.

– Он испортит нам вид из окна!

– Я серьёзно, Лив.

– И я.

Дилан выразительно на меня посмотрел.

– Согласна.

– И при малейшей опасности вернёшься в клинику.

– Согласна.

– Хорошо. Я поговорю с врачами.

– Дилан!

Долго и счастливо. Глава 50

Soundtrack – Home by Brian Eno & David Byrne

Понадобился месяц, прежде чем я окончательно поправилась. Мне сняли фиксирующие ключицу повязки, сняли гипс с руки. Боль в груди из-за сломанных рёбер практически не беспокоила. Однако, ещё около двух недель я провела в постели. Так хотел Дилан, так советовали врачи, и у меня не хватало смелости им возразить.

Я была уже на пятом месяце. Тошнота закончилась, как и головные боли. Наступало то счастливое время, когда от беременности начинаешь получать удовольствие.

Мой гиперответственный сын, по словам мужа, воспринял эту новость спокойно. Дилан сам рассказал Максу об этом, ещё когда я была в больнице. Постепенно сын начал приходить в возбуждение, гадая, кто же родится – мальчик или девочка. Наконец, Макс заявил, что будет рад любому исходу, "но было бы здорово, если бы у меня появился брат. Тогда бы я показал этой задаваке Лиззи.!"

Эбби же ждала от меня гномика. Она так и говорила:

– У мамочки в животике живёт маленький гномик.

Дети и муж, родные и друзья ежедневно окружали меня любовью и заботой, являясь своеобразным плацебо от страшных мыслей и воспоминаний. Но совсем отвлечься не удавалось.

Моя теория о том, что всё происходящее с нами зависит от того, что и как мы делаем в жизни, дала трещину. Чем мы заслужили произошедшее – Дилан, я, дети, наш не рождённый ребёнок? О чём ещё хотела предупредить судьба, едва нас соединившая? Ведь, однажды мы уже теряли друг друга. Конечно, тогда речь не шла о жизни и смерти, но теперь мы оба знаем, во что можем превратиться даже при намёке на такие потери. Ничем не наполняемая пустота – зияющая в груди рана, окружённая плотным кольцом того, что обещаемо должно придавать жизни смысл – близкими, любимым делом, домом. Она кровоточит всё время, заставляя кутаться в старую давно не стираную толстовку.

Так, может, в этом и проблема? Может, мы слишком сильно любим друг друга? Возможно, судьба говорит, что мы не должны так друг от друга зависеть?

Эта мысль поразила меня настолько, что я сказала о ней Дилану.

– Я не могу любить тебя меньше, малыш, – ответил он. – Слишком долго я ждал тебя, слишком много мечтал, чтобы было по-другому. У меня нет сил бороться с этим чувством, и, если тебе кажется, что оно нас разрушает, – что ж, значит, так и будет. Но я приму это с удовольствием, потому что буду знать, что где бы мы ни оказались после, мы всё равно будем вместе. По-другому никак.

– Может, к концу жизни ты станешь праведником, и тебя поместят в рай. А я буду сидеть на сковородке и надеяться, что ты найдёшь способ вытащить меня оттуда. Ведь найдёшь?

– Если выйдешь за меня замуж, найду, – засмеялся Дилан.

– Кажется, однажды я уже за тебя выходила. У меня даже есть кольцо. – Я помахала перед ним левой рукой.

– Я серьёзно, малыш.

– Не поняла.

– Я хочу дать клятву перед алтарём, что беру тебя в жены и буду заботиться и беречь до конца своих дней. И даже дольше.

– Милый, ты и так это делаешь. Мне не нужно от тебя никаких клятв.

– А мне нужно, Лив, – заговорил Дилан серьёзно. – Тогда я всё сделал неправильно. Я не спрашивал, а ставил тебя перед фактом. Ты могла ответить отказом. Ты и сейчас можешь отказаться.

– Даже не рассчитывай, – я хлопнула его по руке. – Ты сделал мне ребёнка! Между прочим, уже второго.

– Я хочу жениться на тебе по всем правилам, – не замечая моего шутливого тона, продолжил Дилан. – Хочу увидеть тебя идущей ко мне по церковному проходу в белом платье. Хочу назвать своей перед богом и людьми. Хочу, чтобы этот малыш родился в настоящем браке. Может, наша ошибка в том, что мы всё сделали не так?

Значит, и Дилан думал об этом, искал причины обрушившихся на нас бед. К каким бы выводам он ни пришёл, и даже если его выводы ошибочны, я могу успокоить любимого, дав ему то, что он просит. И не надо спорить с ним, доказывать, что наши отношения крепче любого брака.

Внезапно я вспомнила обрывки сна – или это было видение… Там был кто-то, кто любил меня, и он говорил о рае – моём собственном рае, который подарит мне Дилан. Тогда я поверила этим словам и сейчас ещё больше в них убедилась. Я пойду куда угодно за этим мужчиной. Где бы ни был он, – мой рай там.

– Да, – ответила я просто.

– Что "да"? Ты согласна, что это ошибка?

– Я не хочу говорить об ошибках, милый. Что бы мы ни делали, ничего не было ошибкой, если это позволило нам быть вместе. "Да" означает, что я согласна.

– Значит, ты выйдешь за меня замуж? Снова?

– Да. Я с удовольствием выйду за тебя замуж снова. И буду делать это столько раз, сколько ты будешь мне предлагать.

– Тогда завтра вылетаем в Вегас, – довольно улыбнулся Дилан.

– Ну уж нет! Никакого венчания в карамельной церкви с пьяным Элвисом. Я хочу настоящую свадьбу. С девичником, тошнотворным запахом цветов по всему дому, с бросанием букетов и обязательным тортом в десять ярусов.

– И ты сможешь всё это выдержать?

– Что ты! Я всю жизнь мечтала о такой свадьбе.

Весь свой скудный актёрский талант я вложила в эти слова, но мой умный муж мне не поверил. И, разумеется, он был прав: ничто не пугало меня больше, чем вся эта предсвадебная котовасия, особенно, если центром мероприятия должна стать я. Но что такое мои желания по сравнению со счастливым блеском в глазах любимого мужчины.

– Я люблю тебя, моя Лив, – Дилан наклонился и поцеловал мой живот. – И тебя люблю, маленький. Мама согласилась выйти за меня замуж. Скажи ей, что я очень этому рад.

И малыш сказал: в тот вечер я впервые почувствовала его шевеление.

О своём решении мы объявили на традиционном субботнем ужине у родителей Дилана. Женская половина семьи пришла в восторг и немедленно приступила к планированию торжества. Координатором назначили Фиби. Единственное, о чем я просила, чтобы всё было как можно скромнее. Церемонию решили провести во дворе дома Митчеллов, как и приём. На подготовку отвели месяц.

– В назначенный день ты должна быть в белом. Больше от тебя ничего не требуется. – Эти слова Кэтрин грели душу.

Единственным делом, требующим моего участия, был выбор платья. Но, как оказалось, что и его я с лёгкостью провалила, поставив под угрозу само торжество.

– Забери меня отсюда! Немедленно забери, слышишь? – кричала я по телефону Дилану.

– Малыш, неужели так всё плохо?

– Плохо? Плохо – не то слово! Чудовищно! Катастрофически, адски бессмысленно и адски чудовищно!

– Я же предлагал тебе всё сделать по-быстрому.

– По-быстрому у нас с тобой уже было. Ты забыл предупредить, что твоя сестра – маньячка. Я бы никогда не согласилась "ни о чём не беспокоиться и довериться ей". – Я произнесла это, как мне казалось, голосом Фиби. На том конце раздался смех. – Да! И нечего смеяться! Мне плохо, мне жарко. Мне надо в туалет, а я не знаю, как без потерь снять это платье. И… оно кусается, Дилан! Это дебильное платье кусается-яя…

На последнем слове я заскулила.

Да, давно я не скулила. Хотя, если хорошенько подумать, я вообще никогда не скулила! Я даже не знала, что могу скулить., и что когда-нибудь мне захочется это сделать. И что самое смешное: за этот скулёж мне не будет стыдно.

Но если бы я хоть на секунду представила, что вместо утешений и увещеваний услышу из трубки рявканье, то поостереглась бы подобным образом давать волю эмоциям. Как говорится, задним умом все мы Эйнштейны.

– Рви это платье к чёртовой матери! Через десять минут я за тобой заеду.

– Но… – мяукнула я, моментально осознав, что перегнула палку.

Ох-х, зря я это сделала. Быстрей, быстрей из примерочной! Надо предупредить Фиби, что вскоре на нас обрушится локальный торнадо. И, между прочим, в лучших традициях метеобюро у него имеется имя.

Выпутавшись из белых шёлковых штор, я вывалилась из примерочной к ногам своей золовки и двух похожих друг на друга женщин-консультантов, сидевших вместе с ней на белом диване. Они напоминали откормленных наседок, охраняющих своих цыплят, роль которых выполняли развешанные по всему залу белые платья.

Белое, белые, на белом – как можно работать в такой обстановке и не сойти с ума? Даже чашки с предложенным нам чаем были белыми. Как и восхитительное воздушное пирожное, которое я едва надкусила.

– Мне понравились первое и седьмое.

– Седьмое? Тебе не кажется, что оно полнит?

– Меня сейчас полнит всё. Даже носовой платок в кармане. По крайней мере, то платье не похоже на зефир и не кусается, как последнее.

– Это чистейший шёлк и органза, – оскорбилась одна из продавщиц. – Все материалы гипоаллергенны и приятны телу.

– Значит, моему телу захотелось покапризничать. Фиби, пожалуйста, я больше не вынесу. Третий салон за день, и… и я хочу писать. И есть. И, вообще, ты обещала, что я могу прекратить это в любую минуту.

– Ты что, звонила Дилану? – В глазах Фиби зажглась надежда, но, поймав мой виноватый взгляд, мгновенно угасла: – Лив, это запрещённый приём. Мы же договорились.

– Знаю, знаю. – Я схватила её за руки, притянула к себе и поцеловала в щёку. – Но я мужественно терпела до последнего. Я была послушная, не капризничала и даже промолчала, когда ты решила заехать "ещё в одно местечко". Мы договаривались только на два салона, так ведь? Так что первой договорённость нарушила ты.

Фиби засмеялась и обняла меня:

– Прости, дорогая. Я немного увлеклась. Просто всё это, – она обвела пространство, заполненное стойками с платьями, – так волнительно! Неужели тебя это нисколько не вдохновляет?

– Ты же знаешь, что нет. Именно поэтому я доверила выбор тебе. Но седьмое и вправду неплохо смотрелось. И второе во втором салоне. И то, гладкое, помнишь? На ощупь – как щёчки младенца.

– Помню. Они и вправду хороши. Но, Лив, выбор ты должна сделать сама.

– Понравившиеся модели мы можем привести к вам домой для окончательного выбора, – прокудахтала одна из продавщиц.

– Вот, видишь, какие любезные ку… консультанты. Давай воспользуемся их советом, – добавила я с энтузиазмом. – Пожа-алуйста!

– Ох, я должна была сразу сделать это, а не таскать тебя по магазинам. Просто мне казалось, что ты, как типичная женщина, захочешь всё посмотреть сама.

– К сожалению, я не совсем типична женщина.

– Уже вижу. Давай отвезу тебя домой.

– Эм… не надо! Тебе лучше остаться здесь и всё закончить, а я…

– Нет, я не позволю тебе брать такси.

– Да нет же! – Мой отчаянный вскрик остановил шагающую к выходу Фиби. – Просто сейчас заедет Дилан, и…

– … и мне лучше остаться здесь. – Она моментально сменила направление и хлопнула в ладоши. – Что ж, дамы, я хочу увидеть что-нибудь ещё.

Посетив туалет, который ожидаемо был выложен белой, режущей глаза плиткой, и пройдя через несколько залов, уставленных одетыми в свадебные платья манекенами, я вышла из салона в тот момент, когда у тротуара остановилась знакомая чёрная машина.

Водительская дверь распахнулась, явив миру самого красивого мужчину, из всех, кто в данный момент двигался по чётной стороне запруженной Второй Авеню. Хотя вряд ли и на нечётной можно встретить настолько идеального представителя мужского пола. А если и можно, вряд ли его идеальное лицо будет выражать ту же досаду.

– Оливия!

– Я в порядке, в порядке!

Я кинулась к Дилану, по привычке отпялив назад попу, чтобы не врезаться в него большим животом. Он подхватил меня, кольцом рук ограждая от людского потока, и, подтянувшись на носочках, я принялась быстро-быстро целовать мужа в губы.

– Чувствую себя идиоткой, истеричкой и… и много чего ещё, – произносила я между поцелуями. – Ты должен вернуться на работу. Это всё гормоны, понимаешь?

– Я понимаю одно: я осёл, раз решил тебя через это провести.

– О, нет! Только не говори, что всё отменяешь!

– Именно это я и собираюсь сделать.

– Нельзя. У нас уже многое готово. И я не лезу туда, где точно знаю, что без меня обойдутся. Они все странные люди – Кэтрин, Эллен, даже Кимберли… – говорила я Дилану, пока он вёл меня к машине. – Они в таком счастливом возбуждении, словно делают это для себя, и делают впервые.

– А ты, Лив? – Он открыл передо мной пассажирскую дверь и резко повернулся, ловя мой взгляд. – Не похоже, чтобы ты находилась в счастливом возбуждении.

– Ну, я не знаю…

– Для кого мы это делаем, малыш? – Дилан взял меня за подбородок, заставляя взглянуть в его полные тревоги глаза. – Разве не для себя? А если доходит до того, что, прервав заседание правления, я мчусь выручать тебя из плена свадебных платьев, на черта нам это нужно?

– Ты передумал на мне жениться? – В ужасе я отпрянула, мысленно пообещав отхлестать себя розгами за сорванное совещание.

– Как однажды ты позволила себе заметить, мы уже женаты.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Нет, я не передумал. Мы отложим свадьбу. Поженимся, когда ребёнок родится. Так будет лучше.

– Нет! – Глаза моментально наполнились слезами. – Пожалуйста, Дилан! Не делай этого! Я буду сдержанней, постараюсь не волноваться и не биться в истерике. У тебя не будет со мной никаких хлопот. Только не отменяй свадьбу.

– После твоих слов я сделаю это немедленно!

Обычно, заметив лишь намёк на слёзы, Дилан кидался меня успокаивать и не находил себе места, пока не узнавал причину расстройства. Сейчас же я понимала, что он сорвался.

– Садись в машину, Оливия.

Я послушно погрузилась в мягкое кресло пассажирского сидения, уже привычно отодвинутое, чтобы вытянуть уставшие ноги. Дилан так же привычно потянулся ко мне, чтобы застегнуть ремень безопасности. В тот момент, когда его лицо приблизилось ко мне, я ухватил его за шею, заставив на себя посмотреть.

– Поцелуй меня.

Как бы зол он ни был сейчас, но подобная просьба не могла остаться невыполненной. Дилан несколько мгновений изучал моё лицо, а затем, не закрывая глаз, припал к моим губам.

Я тоже не закрыла глаза, тем самым превратив поцелуй в поединок, и лишь когда в его глазах заплясали весёлые искорки, я поняла, что кризис миновал.

– Чертёнок, – выдохнул Дилан.

– Зато твой.

– Мой, – улыбнулся он и погладил меня по выступающему животу. – Вы оба мои.

– И мы оба тебя очень любим. И оба хотим за тебя замуж.

Услышав последнее замечание, Дилан нахмурился:

– Нет, малыш. Это была не самая лучшая из моих идей, и именно потому, что она была моя, я имею полное право от неё отказаться.

– Но я хочу, – потянула я. – Правда хочу, Дилан. И силы чувствую.

– Нет, Лив. Пожалуйста, нет.

Его тон был непоколебимым, и я поняла, что в этот раз будет лучше уступить.

– Хорошо. Дождёмся рождения малыша. Приготовься: крику будет много. Девочки расстроятся.

– Девочки переживут, – у глаз Дилана образовались весёлые морщинки. – Особо недовольных отправляй ко мне.

– Ловлю тебя на слове.

Но я была уверена: недовольных не будет. И не потому, что никто из близких не станет возражать, если мы неожиданно отложим нашу так же неожиданно запланированную свадьбу. И не потому, что Дилан сможет всех убедить в необходимости этого шага, вернее, в неосмотрительности шага первого – желания провести церемонию венчания до рождения ребёнка. Нет! Недовольных не будет именно потому, что она состоится.

Наш ребёнок должен родиться в браке – этого хотел Дилан. И я обязана исполнить его желание.

В тот вечер, пока Дилан был в душе, я созвонилась с Фиби.

– Планы меняются. Свадьба в пятницу.

– Я знаю.

– Я имела в виду эту пятницу.

Из трубки раздался возмущённый вопль:

– Но это же через три дня! У нас ещё ничего не готово.

– Дилан собирается всё отменить. – Я вкратце пересказала наш разговор, вызвав у Фиби стон разочарования. – Знаю, сама виновата. Ничего не поделаешь. Ты же знаешь своего брата.

– Знаю, – вздохнула она. – Что б ему провалиться!

– Фиби, может, лучше и вправду всё отложить? – слабо начала я.

– Вот ещё! Трудности закаляют характер. Только теперь, моя дорогая, ты будешь нужна мне двадцать четыре часа в сутки.

– Даю тебе двенадцать, иначе Дилан что-то заподозрит.

– Окей, – согласилась она. – Но предупреждаю: с оркестром договориться вряд ли успею.

– Чёрт с ним, с оркестром. Главное, когда Дилан завтра позвонит, ори погромче.

– За этим не заржавеет! – засмеялась его сестра.

Не знаю, как нам всё удалось, но, когда в четверг вечером я оказалась в доме Кэтрин, где должна была провести ночь перед венчанием, всё было готово.

Приглашенные были размещены в доме у Митчеллов. Приехали все, кроме тёти Талулы и Марти. Я приняла объяснения отца Майка, твердившего что-то о больной ноге и нелюбви к большим городам, и была благодарна матери Ким, которая под благовидным предлогом осталась с Марти.

Мама с Тимом прилетели в среду. Разумеется, мама была недовольна, что с самого начала не принимала участие в подготовке к свадьбе. Но, оказавшись рядом с Эллен и кучей детей, быстро забыла об обидах, по уши погрязнув в заботах. В конце концов, я заказала для них день красоты в одном из лучших салонов Сиэтла, и мы с девочками еле усадили упирающихся мам в машину, потребовав привести себя в порядок и хорошенечко отдохнуть.

Я легко представляла, какое недоумение вызовут у Дилана тёмные окна нашего дома, когда в четверг он вернётся с работы. Наверное, это довольно неожиданно, оглохнув от громкого «сюрприз!», оказаться на мальчишнике, о котором и не подозревал. И, разумеется, нелегко, выпив пару обязательных коктейлей, вырваться из крепких объятий старшего брата, улизнуть в спальню и набрать номер своей предательницы-жены.

И, безусловно, более чем неожиданно будет услышать от неё безапелляционное: