Текст книги "Вызов (дилогия) (СИ)"
Автор книги: Ирма Грушевицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)
Будущее. Глава 31
Soundtrack – Falling Slowly by Glen Hansard and Marketa Irglova
Что может напугать во взгляде человека? Злость, ненависть, презрение. Это те качества, которые заставляют нас бояться; нам неуютно, мы стараемся скрыться от глаз, что смотрят именно так. А как можно скрыться от взгляда того, без кого ты жизни не мыслишь?
Больно видеть в глазах любимых разочарование. Так же как и самим больно разочаровываться в них. Больно наблюдать, как из глаз любимых уходит свет, которым они горели при виде вас. Свет, наполняющий душу теплом и обещающий, что это чудо – ваша любовь – будет длиться вечно.
Ничего этого не было во взгляде Дилана. Хотя, если бы и было, испугало бы меня меньше, чем то, что я увидела в некогда обжигающих любимых изумрудах: непомерную, неправильную, сквозящую безысходностью усталость.
Как не вязалась она с обликом Дилана, которого я знала. Сильного, уверенного в себе мужчины, смелого в своих словах и поступках. Ответственного не только за свою, но и за наши жизни. Того, кто пришёл ко мне ночью, будучи уверенным, что я замужем, и сказал, что любит, несмотря ни на что. Кто сделал меня своей женой и согласился хранить втайне обстоятельства рождения нашей дочери. Кто сейчас, в этот непростой момент, делает всё правильно и, наплевав на себя, старается не ранить чувства других. И этот взгляд – то, что Дилан реально чувствует в данную минуту. То, что мешает ему насладиться долгожданным знакомством с дочерью, – сдержанность, присущая разве что праведным стоикам. И сколько ещё раз ему предстоит так сдерживаться, незаметно целовать родное существо, чтобы не напугать её, не дать повода для ненужных разговоров; чтобы никого не обидеть.
Как же он устал!
Комок подкатил к горлу, и лёгкие сжались от нехватки воздуха, когда я осознала, что стало причиной его состояния; что сломило этого сильного мужчину.
Я – та причина.
– Прошу меня извинить.
Не в силах выдержать взгляд Дилана, я резко встала и чуть ли ни бегом бросилась вон из комнаты. А потом и из дома.
Мне срочно нужен был воздух. Морозный и ароматный, он заполнил лёгкие с первым глубоким вдохом. Было холодно, но я нуждалась в этом перерыве, прочищающем голову ледяным дыханием, убирающим из неё видение, от которого безудержно хотелось плакать.
Я люблю его. Господи, как же сильно я его люблю! Как больно мне видеть Дилана таким! А ещё больнее от того, что я не знаю, как ему помочь. Я отправила любимого в бездну, но тот ли я человек, кто поможет ему оттуда выбраться? Наш разговор обязательно состоится; хотя бы ради Эбби нам необходимо объясниться. Но не сейчас. Сейчас Дилану просто нужно побыть с дочерью.
Всё моё естество жаждало сказать, как сильно я люблю его – безмерной, всепоглощающей и, может быть, уже ненужной ему любовью. Она раздирает мне грудь: душа жаждет кричать о ней, а сердце болит от понимания, что ещё не время; что даже самой себе я бы сейчас не поверила.
Надо сдержаться. Дилан будет прав, если пожелает обвинить меня в лицемерии. Моя любовь должна стать не просто словом, но множеством поступков, которыми я смогу её доказать. То, что мы здесь – первый из них. Я понимаю, предстоит долгий и нелёгкий путь, чтобы вернуть сердце любимого. Но ни за что на свете я бы на него не встала, если бы в душе не жила надежда, что где-то глубоко– глубоко Дилан всё-таки меня любит.
За спиной открылась дверь. Через секунду на плечи упал тёплый шарф и знакомые руки приобняли меня, в него укутывая.
– Просто дай ему время, девочка, – тихо попросила Эллен Митчелл.
– Мне больно видеть его таким и понимать, что я тому причина.
– В этой ситуации нет виновных, Лив. Вернее, в ней виноваты все. И я в том числе.
– Вы?
– Да, детка. Я.
Эллен встала рядом со мной и медленно окинула взглядом двор, занесённый снегом; толстые сосны, низкие тучи, едва видневшиеся далёкие серые воды залива. Я же смотрела на эту красивую женщину; на то, как хмурятся её идеально очерченные брови, как она хлопает себя по карманам пальто, достаёт пачку сигарет, протягивает мне и, получив отказ, элегантно прикуривает, щёлкнув зажигалкой.
– Я должна была всё выяснить ещё три года назад, когда в один прекрасный момент мой младший сын стал другим. Это случилось после той поездки и – как я теперь понимаю – после вашей встречи.
Она повернулась и дольше обычного задержала на мне взгляд. Никогда я не замечала за ней подобного, но сейчас Эллен смотрела на меня так, как смотрит любящая женщина на избранницу мужчины, которого она любит. И пусть в данном случае это касается отношений матери и сына – сейчас меня оценивали.
– Мой сын делал ошибки. А кто их не делал? – Она снова отвернулась, глубоко затягиваясь сигаретой. – Почти обо всех я знала. Или догадывалась. Но поводов гордиться Диланом у меня гораздо больше. Мы с Говардом делали всё возможное, чтобы дети считали нас друзьями. Ведь они вырастают и становятся такими же, как мы, – взрослыми. И у них есть полное право перестать нас уважать хотя бы за то, что – как они сейчас понимают, – во всех проступках, за которые мы наказывали их в детстве, в первую очередь виновны мы – взрослые. Поэтому всегда, чтобы ни случалось у нас в семье, мы сначала могли об этом поговорить, а потом уже делать выводы. А тогда… – Эллен снова затянулась и выдохнула тонкую струйку дыма, опустив глаза. – Я видела, Дилана что-то мучает. Беспокоить расспросами я тогда не стала. Он всегда мог на меня рассчитывать. И я знала, что Дилан это знал.
А я, в свою очередь, знала, о чём сейчас пойдёт речь и отчаянно трусила. Я не хотела слышать то, что Эллен собиралась рассказать. То, что Дилан рассказал мне сам, и что в устах его матери будет звучать гораздо страшнее: о его жизни "после меня".
Она говорила очень тихо, так что, пусть и нехотя, но мне пришлось вслушиваться.
– Он молчал. Впервые в жизни мой сын замкнулся. Вроде бы всё, как всегда, Дилан не отдалился, но он стал, – она на секунду задумалась. – Спокойнее, что ли. Серьёзнее. Сосредоточился на семье. – Эллен вздохнула и саркастически ухмыльнулась. – Не стану скрывать, вокруг него всегда было много женщин. Чего греха таить, мой сын слыл ловеласом, но таким, кто всегда остаётся в хороших отношениях с бывшими пассиями. Женщины стремились под его покровительство. Конечно, мне это не нравилось, а какой матери понравится? Но, хоть сердце и болело за Дилана, глядя на счастливых в браке Саймона и Фиби, я считала, что у него ещё есть время на ошибки и их исправление. Мы хорошо воспитали наших детей, Лив. Это я тебе уже говорила.
Я согласно кивнула. Неожиданно Эллен взяла меня за руку.
– Как это тебе удалось? Как он смог разглядеть это в тебе?
– Что разглядеть?
– А то ты не понимаешь! – Она улыбнулась. – Ты его судьба, Лив. И даже если бы вы больше никогда не встретились, даже если бы не было Эбби, ты всё равно навсегда вошла в его жизнь. Что меняет взрослого человека, скажи мне? – Внезапно её тон стал серьёзным. – Что может изменить того, кто вполне доволен своей жизнью, не желает никаких перемен? Более того – всячески пресекает вторжение на знакомую территорию чего-то извне, будь то люди или обстоятельства?
Я задумалась.
– Не знаю. Какое-то потрясение. Эмоциональное, может быть. – Я вспомнила о Майкле. Вернее, о себе после его ухода. – Может быть, болезнь. Или, скажем, выигрыш в лотерею.
– Верно, – согласилась она. – А кто посылает нам эти испытания? Как мы зовём это?
– Бог?
– Бог! Рок, стечение обстоятельств, фатум, судьба. У этого слова много определений. И для Дилана ты стала своего рода обстоятельством, которое изменило его жизнь в один момент. Тогда я подумала, что пришло его время, и мой сын расставил приоритеты. Но проходили дни, недели, месяцы, а Дилан всё так же оставался один. Ах, если бы только я узнала о тебе раньше!
– То что бы вы сделали, Эллен? – спросила я настороженно.
– Как минимум – заставила бы его всё мне рассказать.
– И?
– И… – Она задумалась. – Скорее всего, посоветовала бы тебя забыть.
Эллен замолчала.
Молчала и я.
Каждый думал о своём; думал, что, как бы мы ни пытались представить себе различные варианты развития событий, всё вышло так, как никто из нас и не предполагал.
– А ведь у тебя была возможность предотвратить это.
Голос Эллен снова изменился – в нём появились требовательные нотки. Взглянув ей в лицо, я увидела в глазах жёсткость.
– Что вы имеете в виду?
– Ты знала, кто я, уже после нашей первой встречи. Ведь так? – Я медленно кивнула. – И, если бы ты действительно боялась, что правда о рождении Эбби выйдет наружу, вполне могла отказаться от нашего предложения. Не думаю, что ты настолько тщеславна, чтобы поставить под удар то, что так тщательно скрывалось. Я права?
Я задумалась лишь на мгновенье.
– Правы, Эллен.
– Тогда ответь на вопрос, который я задала тебе ещё несколько месяцев назад. Ты любишь его? Любишь моего сына?
В тот раз Эбби спасла меня от ненужного признания, и я действительно не ответила Эллен, выбирая, какой из моих ответов на тот момент был правильным. Но сейчас ничто не могло мне помешать. Я была уверена, что могу сказать правду, и более того – хочу это сделать!
Я смотрела прямо, и мой голос звучал твёрдо, без малейшей доли сомнения.
– Да, Эллен, люблю. И всегда любила. И всегда буду любить.
– Это я и хотела услышать, девочка. Потому что, если бы это было не так…
Её голос сорвался. Эллен отвернулась. Тонкие пальцы слегка подрагивали, когда она глубоко затягивалась.
– В то утро он пришёл ко мне и сказал, что знает про Эбби. Я никогда не думала, что увижу, как человек горит заживо. Тем более что этим человеком окажется мой сын. Это было страшно.
Страшно стало и мне. Не сразу Эллен смогла продолжить, и я была благодарна ей за эту небольшую паузу.
– Он спросил, почему я не рассказала. Я ответила, что это была не моя тайна. Дилан обвинил меня в том, что я лгала ему. Я видела в его глазах слёзы. Последний раз мой сын плакал в двенадцать, когда упал с дерева и сломал ногу.
– Хватит, Эллен, пожалуйста!
Вскричав, я закрыла лицо руками и зарыдала.
Гореть мне в аду за это!
Мать Дилана продолжала говорить. Это была её исповедь, которую придётся выслушать, чтобы мы обе могли жить дальше. Я вздрагивала от каждого её слова.
– Он плакал от злости на меня, что не сказала. На тебя, что скрыла. Но больше всего на себя, за то, что бездействовал. Дилан обвинял себя в трусости и малодушии. А больше всего он переживал о том, что уже поздно. Мой сын боится, что не сможет больше любить тебя, Лив. Боится, что не чувствует своей любви. Ты понимаешь?
Я кивнула. Я понимала. Боже мой, как же хорошо я её понимала!
Эллен взяла меня за плечи и развернула к себе, отнимая руки от лица.
– Поэтому я умоляю тебя – не отказывайся от него! Если ты действительно любишь Дилана, дай ему время, девочка. Не дави, не требуй. Просто будь рядом.
Я снова молча кивнула.
Она обняла меня. Несколько минут мы простояли в полном молчании, после чего Эллен вытерла мне слёзы тёплой ладонью и мягко улыбнулась:
– Теперь идём. Ты совсем заледенела.
Картина, открывшаяся, когда мы вошли в дом, заставила нас замереть на пороге: по лестнице, почти крадучись, медленно и осторожно поднимался Дилан. Не сразу я поняла причину такого странного поведения, но, когда он дошёл до пролёта и повернулся, из-под его локтя показалась маленькая ножка в зелёном носочке. По-видимому, усталость взяла своё и, не справившись с впечатлениями, Эбби уснула у него на руках.
Эллен, улыбаясь, тихонько подтолкнула меня в спину:
– Иди с ними. За Максом я присмотрю.
Держа Эбби на руках, Дилан ходил из одного конца комнаты в другой. Похоже, из-за боязни разбудить дочь, он готов был провести так весь день. Несколько мгновений я позволила себе понаблюдать за тем, с какой любовью он всматривается в личико нашей малышки.
Тихонько постучав по двери, я обозначила своё присутствие.
Дилан остановился. Ровная спина напряглась, голова слегка повернулась в мою сторону.
Я подошла ближе и прошептала:
– Просто положи её на кровать. Она не проснётся.
Дилан секунду помедлил, а затем осторожно наклонился, кладя Эбби поперёк кровати.
Она не пошевелилась: ранний перелёт и незнакомая обстановка вымотали нашу девочку. Дилан аккуратно сдвинул один непослушный локон, упавший ей на лобик, и затем аккуратно, тыльной стороной ладони провёл по её рассыпавшимся по покрывалу кудряшкам.
Я дотронулась до его плеча и была неприятно поражена, когда от моего прикосновения он слегка вздрогнул.
– Прости, – пробормотала я смущённо. – Эбби надо раздеть, иначе она быстро вспотеет.
Дилан сразу отошёл в сторону, но не ушёл вовсе, как я ожидала, а остановился в двух шагах позади.
Я села на кровать и аккуратно сняла с Эбби носочки, затем тёплые штанишки и нижнее бельё, решив оставить её в одних беленьких трусиках. Мы совсем недавно отказались от памперсов, вернее, Эбби отказалась, но иногда маленькие неприятности случались. Особенно во сне. Надо было надеть подгузник, тем более что только при мне дочь выпила две кружки чая. Будет неловко, если она случайно испортит покрывало Эллен.
Я начала озираться в поисках своей сумки, куда положила несколько штук на случай непредвиденного в дороге.
– Что ты ищешь? – прошелестел Дилана.
Я обернулась, продолжая раздевать Эбби. Он внимательно следил за моими действиями.
– Мою сумку. Кажется, я оставила её внизу, у двери. Там есть запасные памперсы. Они в плотном розовом пакете.
Дилан кивнул и быстро вышел из комнаты.
Когда он вернулся, я уже полностью раздела малышку и накрыла её лёгким пледом. Дилан протянул подгузник, и я аккуратно надела его на Эбби. Она тут же повернулась на бок, запутывая ножки в пледе. Я снова поправила его и привычным жестом погладила дочь по спинке. Кажется, на секунду я забыла, что не одна и точно не ожидала, что Дилан подошёл настолько близко. Поднявшись с кровати, я оказалась стоящей к нему вплотную. От неожиданности я охнула и отшатнулась, начав падать на кровать, прямо на спящую Эбби.
Сильные руки подхватили меня. Я по инерции прижалась к Дилану, щекой ощущая мягкую текстуру его хлопковой рубашки. Дрожь прошла по телу – как же близко он был сейчас и, что самое невероятное, не делал ни малейшей попытки отпустить. Я замерла, боясь сделать вдох. В ушах стояла настолько оглушительная тишина, что можно было услышать, как в висках пульсирует кровь. Мне хотелось посмотреть на Дилана, но я жутко боялась разрушить этот волшебный момент неожиданной близости. Поэтому просто закрыла глаза, наслаждаясь теплом объятий держащего меня мужчины.
Сначала я почувствовала, как поднялась грудь Дилана, распрямляясь от потока воздуха, когда он сделал вдох, а затем услышала тихий голос:
– Она пахнет тобой. Тот же нежный аромат, но более тонкий.
Дилан снова вдохнул, потянув носом воздух, и медленно выдохнул.
Набравшись смелости, я чуть отстранилась: мне необходимо было видеть его глаза, когда он говорит эти слова.
Снова я ничего не смогла прочитать в них: Дилан смотрел на меня, и изумруды его глаз мягко светились за пушистыми, тёмными ресницами. Я перевела взгляд на чётко очерченные, хорошо знакомые губы.
Может быть, всё должно произойти по-другому. Может, это не то, о чем стоит говорить сейчас. Может, я навсегда разрушу и этот момент, и нашу дальнейшую жизнь, и любовь, которая, получив страшный удар, всё ещё теплится в нас, но мне необходимо было услышать это от Дилана и услышать прямо сейчас.
Не отводя взгляда от его губ, я прошептала:
– Скажи, что я нужна тебе.
Он глубоко вздохнул и ответил:
– Нужна.
Тогда я привстала на цыпочки и поцеловала его.
Дилан не ожидал этого и поначалу опешил, выпустив меня из объятий. Но я не дала ему отстраниться, притягивая к себе. Я нетерпеливо обхватила его одной рукой за шею, пальцами другой погружаясь в тёмные волосы. Он неуверенно положил руку мне на спину и осторожно прижал к себе, отвечая на поцелуй. Я застонала, когда его губы раскрылись, впуская меня, и тёплый язык столкнулся с моим. Я тут же захватила его в плен и начала посасывать, чувствуя, как твёрдая рука на спине начинает еле заметно подрагивать. Дилан прошёл языком по моей нижней губе и обхватил её, чуть прикусывая зубами. Его язык проходил по моему нёбу, и я услышала, как он тихонько застонал, когда я прекратила провоцировать его, предоставив полную свободу действия. Грудью я почувствовала его неистово колотившееся сердце. Дилан запустил руку в мои волосы, пропуская их через пальцы. Он мягко сжимал их, поворачивая голову, когда его губы начинали искать другие точки соприкосновения с моими.
Не знаю, сколько времени мы могли бы так простоять, целуясь, но вдруг Дилан оторвался от меня, тяжело дыша. Он взял моё лицо в ладони и впился в меня глазами.
Дилан долго изучал меня, а я не отводила взгляд, всё ещё пытаясь справиться со своим дыханием. В какой-то момент его глаза потемнели, и он резко прижал меня к себе. Я ткнулась носом в его грудь.
– Что же ты делаешь со мной, малышка? – услышала я полный отчаяния стон.
Он гладил меня по голове, по спине, по плечам, ни на секунду не оставляя без тепла своих рук.
– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? – прошептала я в ответ.
Дилан молчал, продолжая нежно сжимать меня в объятиях.
Будущее. Глава 32
Soundtrack – By Your Side by Sade
Рассуждения о том, как было бы здорово что-нибудь изменить в своей жизни, никогда меня не вдохновляли. И даже не из-за того, что мне нечего было менять, или же, наоборот, – я с радостью воспользовалась этой возможностью, нет! Я была в полной растерянности от того, как часто люди, сами того не подозревая, в попытке изменить или же только порассуждать об изменениях не думают о последствиях. Ведь всё настолько циклично, настолько взаимосвязано, что малейший поворот событий, малейшая перемена угла вхождения в этот поворот, любой нюанс – всё приводит к перемене конечного результата. И даже если не приводит, то по пути следования к нему вы вполне можете потерять нечто важное.
Как легко говорить: "Господи, почему так сложно?! Ну почему нельзя сделать так, чтобы всё в жизни было просто? Почему я должна постоянно страдать от этих страшных, варикозных узлов, в которые скручиваются нервы? Верните меня в то время, когда самой большой проблемой был невыученный урок по биологии". Но никто не слышит; и мы бьёмся, бьёмся, бьёмся с судьбой и с самими собой, в тайне лелея мысль о том, что машину времени когда-нибудь всё-таки построят. Невыученный урок – выучится, вы получите итоговую "пятерку" за год, родители похвалят и надарят книг про насекомых и растения, и даже, может быть, настоящий микроскоп. Вы по-настоящему заинтересуетесь этой темой, решите посвятить ей жизнь, и посвящаете-таки: поступаете на биологический факультет, с головой окунаетесь в работу, пишете доклады, потом диплом, потом диссертацию. Потом вы открываете неизвестный науке вид жука, получаете значимую в своей области премию, имя ваше попадает в биологические анналы. Вы почиваете на лаврах, преподаёте, рыскаете по джунглям Юго-Восточной Азии в надежде повторить успех с жуком и, в конце концов, умираете от укуса какого-нибудь паука, пусть и известного науке, но от этого не менее ядовитого. И, умирая в богом забытом грязном госпитале Бангкока, думаете: "На кой чёрт я тогда выучил эти фазы митоза? Заработал бы неуд, так хоть жив остался".
В ожидании ответа Дилана, я жалась к его груди и прокручивала в голове все возможные варианты изменений, при которых мы не переживали бы эти события.
Я не могла отказаться ни от одной минуты страданий, что пережила сама: мне они были необходимы, я должна была сразиться с собой и своими страхами – одна, без помощи Дилана. Не существовало другого пути, коме того, что мы проходим сейчас. Даже если бы я рассказала об Эбби раньше, если бы позвонила сама, не дожидаясь нашей внезапной, будто специально подстроенной судьбой встречи, я бы не смогла избежать ни этого взгляда, ни этого молчания.
Я почувствовала, как губы Дилана коснулись макушки, на несколько секунд задержавшись в волосах.
– Мы обязательно обо всём поговорим. Но, не сейчас, хорошо?
Его голос был еле слышен. Я едва заметно кивнула. Руки Дилана скользнули вниз к моим рукам.
– Спасибо тебе за неё, – сказал он, поднимая их и целуя. – Спасибо за это маленькое чудо.
Шепча слова благодарности, Дилан смотрел прямо на меня, и в его глазах в первый раз за долгое время я увидела для себя надежду.
Дилан взглянул на спящую дочь, и его губ коснулась едва заметная нежная улыбка.
– Я буду внизу, – сказал он через некоторое время.
Мне очень не хотелось его отпускать, но я лишь слабо улыбнулась и снова кивнула.
После его ухода я опустилась на кровать рядом с Эбби, измождённая, но впервые за долгое время чуть-чуть счастливая.
Проснулась я от того, что меня настойчиво трясли за руку.
– Мам! Ма-ам! Встава-ай! Ну, мааааам! – ныл Макс.
Резко повернувшись, я не сразу поняла, где нахожусь.
– Заснула! Ничего себе! – Прикрыв рот, я зевнула и сладко потянулась.
– Ну ты и соня! Три часа спишь. Эллен не велела тебя будить, но я…
– Эллен? – От неожиданности я села в кровати. – Когда это миссис Митчелл стала для тебя Эллен?
– Когда я кинул в неё горсть муки, а она не успела увернуться, – по-будничному выдал Макс.
От шока у меня отвисла челюсть.
– Что?! Максимилиан, как ты мог?
– Вообще-то, Дилан первый начал.
– Дилан?!
Бог ты мой, что здесь происходит!
Спустив ноги с кровати, я сложила руки на груди и вперилась в сына суровым взглядом.
– Объясни толком, что случилось.
Макс, похоже, отвык от того, что я могу быть такой сердитой, потому что, нервно хихикнув, немного сдал назад и быстро затараторил:
– Да ладно, мам, успокойся. Всё в порядке. Мы сидели в гостиной, потом пришёл Дилан. То есть, мистер Митчелл, – мгновенно исправился он, встретившись с моим вопрошающим взглядом. – Мы разговаривали. Они с другим мистером Митчеллом спрашивали меня про рыбалку и, по ходу, они в ней ни хрена не смыслят.
– Ничего, – машинально поправила я.
– Ничего, – послушно повторил Макс. – Потом мы ещё поговорили, и я решил подняться к тебе. Миссис Митчелл пошла со мной. Ты спала, а Эбби уже проснулась и запросилась в туалет. Я хотел её отвести, а Эл… то есть миссис Митчелл сказала, что лучше это сделает она.
– К делу, Макс!
Он нетерпеливо почесал щёку.
– Я и говорю. Потом миссис Митчелл предложила нам пойти вниз, а тебя оставить, чтобы ты отдохнула. Ну, мы и пошли.
Макс замолчал, следя за моей реакцией.
– Ну-у, – подтолкнула я.
– Ну во-от. Мы спустились, и Эллен спросила нас с Эбби, что мы больше всего любим делать? А она возьми и скажи: "Печь блинчики!"
– Печь блинчики? – От моего родительского гнева не осталось и следа. Я оторопело уставилась на Макса. – С чего это она?
Эбби, конечно, любила крутиться на кухне, когда я готовила, но блинчики мы с ней никогда вместе не делали. Случая не было.
Макс рассеяно пожал плечами:
– А я почём знаю? Приснилось ей, что ли? В общем, мы все пошли на кухню.
– Все? – Похоже, до конца жизни я вынуждена разговаривать с сыном вопросами.
– Да, все. И даже мистер Говард. В общем, мы пришли на кухню, и миссис Митчелл начала делать блинчики, а Эбби ей помогать.
– А где в это время были остальные?
– А мистеры Митчеллы делали сэндвичи с арахисовым маслом, потому что мистер Говард сказал, что блинчики – это не мужская тема.
– Ну и каким образом тогда ты запустил в миссис Митчелл мукой?
– Ну-у, – Макс стушевался. – Вообще-то, я не специально. Просто сначала Эбби просыпала на себя муку и заныла. А Дилан тогда тоже взял муку и посыпал на себя. Он сказал, что так будет честно, потому что мы все готовим. А когда он сыпал на себя, он просыпал немного на мистера Говарда. А тому не понравилось, и он тоже взял муку и посыпал на Дилана, но теперь уже специально.
Волосы и брови Макса были покрыты белым налётом. Да и на одежде видны результаты отчаянной попытки привести себя в порядок.
– Я встал на сторону Эбби и Эллен, то есть миссис Митчелл, и мы, кажется, изничтожили весь запас муки в доме. Миссис Митчелл сказала, что теперь Лорен будет ругаться.
– Если ты сражался на стороне миссис Митчелл, каким образом тебе удалось её подстрелить?
– Да это Эбби меня толкнула, и я нечаянно развернулся не в ту сторону. В общем, мы победили, а потом примирились. Дилан сказал, что раньше мы были по разные стороны, а теперь на одной, поэтому предложил звать друг друга по имени. Ну, мы так и решили. Только, мам, – сын вдруг стал очень серьёзным, – с Эллен и Диланом ещё ладно, но ничего, если я буду говорить Говарду мистер Говард? А то мне как-то неудобно.
Я, наконец, смогла свободно рассмеяться:
– Конечно, нет, сынок! Думаю, так даже будет правильно. – Я расставила руки: – Иди ко мне.
Макс обнял меня. От него пахло мукой и ванильным сахаром.
– Вкусные хоть получились блинчики?
– Угу, – сказал он моему плечу. – Почти как у тебя. Мы ели их с апельсиновым джемом и сливками.
– М-м, – я мечтательно протянула. – Вкуснятина.
– Мы тебе оставили.
– Спасибо. – Я потрепала сына по волосам, откуда немедленно полетела мука. – Иди-ка ты в душ.
– Ну, ма-ам, – Макс начал немедленно сопротивляться. – Мы, может, ещё на улицу сходим, а после ванны-то нельзя!
– Нельзя. – Тут уж не поспоришь: этот урок он усвоил ещё в шесть лет, когда выскочил после душа на улицу и, хоть дело было летом, моментально заработал воспаление лёгких. – Ладно, тогда потряси головой над ванной. Может, что-нибудь да вытряхнешь. А я тебе пока приготовлю чистую одежду.
Жалуясь и скуля Макс послушно поплёлся в ванную.
– А где Эбби-то? – крикнула я ему вслед.
– Они с Диланом в игровой. Представь, у них целая комната игрушек! Прямо, как в магазине. Мы пошли вместе, но мне стало неинтересно – она почти полностью девчачья. Дилан сказал, что это потому, что туда раньше только одни девочки приходили. И сказал, что надо это исправить.
Макс неожиданно застыл в дверях и повернулся ко мне:
– Мам, а Митчеллы богатые, да?
– Не бедные, уж точно. А почему ты спросил?
– Да так, просто. – Сын поджал губы: явный признак того, что его что-то тревожит.
Подойдя к Максу, я взяла у руки его личико, заставив посмотреть на себя.
– Что-то не так, котёнок?
Я постаралась убрать из голоса тревогу, полагая, что сейчас был именно тот момент, когда на вопросы сына надо отвечать корректно, но при этом предельно честно.
– Да нет, мам, всё в порядке. Просто… – Макс пытался правильно сформулировать свои ощущения. – Мы совсем не так живём.
– Тебя это беспокоит?
– Вроде нет. – Теперь он выглядел растерянным. – Это даже прикольно: самолёт, дом такой большой, машины…
– И? – подтолкнула я мягко.
– И я тут думал: что надо делать, чтобы так жить?
Сын взглянул на меня большими карими глазами, требуя ответа – и ответа убедительного.
– Много работать, я полагаю.
– Но вы же с папой тоже много работали, а самолёта у нас нет.
– Работы всякие бывают, малыш. – Если я собиралась построить своё будущее с Диланом, важно попытаться объяснить это Максу. – Папа занимался автомастерской, я – маленьким магазинчиком. Митчеллы руководят большими предприятиями. Это совсем другие масштабы. Судьбы многих людей зависят от решений, которые они принимают.
– Поэтому им много платят, да? Потому что ответственности больше? – Неожиданно для себя Макс вник в самую суть.
– Да, сынок. Думаю, все эти самолёты и машины нужны для того, чтобы облегчить жизнь, а не украсить.
– Ясно, мам.
– Всё в порядке? – Я прижала Макса к себе, целую в пахнущую ванильным сахаром макушку.
– Ну да, я же говорил.
– Ну и славно. Я пойду в душ, а ты переоденься и беги вниз, проверь как там Эбби. Она, наверное, уже из Дилана верёвки вьёт.
Хотя он, скорее всего, безумно этому рад, подумала я про себя.
Когда я спустилась вниз, в гостиной бурно обсуждали, как провести остаток вечера. Мы поехали в любимый ресторанчик Эллен и получили несказанное удовольствие от рыбных блюд от шеф-повара. Эбби вскоре полностью освоилась, и весь вечер просидела на коленях у членов семьи Митчеллов, неосознанно отдавая предпочтение своему отцу.
Весь следующий день мы провели в детском музее Сиэтла. Я давно обещала Максу и Эбби эту экскурсию, и Митчеллы с удовольствием к нам присоединились. Вместе мы переходили из зала в зал, посещали занятия по истории и естествознанию, участвовали в конкурсе на лучший рисунок, слушали шаманские бубны и ритмичные напевы американского севера.
Я украдкой поглядывала на Дилана, с удовольствием отмечая, как постепенно его покидает напряжение; как он искренне улыбается, как радуется тому, что может открыто проводить с нами время. Быстро устав, Эбби почти целый день провела у него на плечах. Макс всегда крутился рядом, и в любом деле в первую очередь искал одобрения либо Дилана, либо Говарда. Идя вслед за ними в компании Эллен, я то и дело ловила себя на мысли, что давно не чувствовала себя настолько умиротворённой.
В аэропорт мы так же поехали все вместе. Я с детьми снова погрузилась в ту же машину к Эллен, Говард сел к сыну. И снова, как и по приезду, всю дорогу я улыбалась, зная, что Дилан рядом, что мы под его присмотром.
Весь день дул холодный северо-восточный ветер. Вдобавок, пока мы ехали в аэропорт, пошёл снег. Позёмка заметала дорогу, видимость быстро приближалась к нулю. Может статься, что сегодня нам не удастся вернуться домой. Обеспокоенная этим фактом, как только мы заехали в ангар, я выскочила из машины и направилась к внедорожнику Дилана.
Мужчины одновременно вышли навстречу, Дилан при этом разговаривал по телефону и выглядел весьма озабоченным.
– И когда закончится? Вот как? А если со стороны Олимпии? Понятно. Нет, спасибо, Джим, не нужно. Да, до встречи.
Он убрал телефон и посмотрел на меня:
– Это циклон. Для малой авиации полёты запрещены. Основной аэропорт закроют в течение часа. По словам диспетчеров, непогода продлится три дня.
– Три дня! – ахнула я.
Говард взял меня под руку:
– Не переживайте, Лив. Детям понравятся внеплановые каникулы. Погостите эти дни у нас, а как только сообщение наладится, улетите регулярным рейсом. Их возобновляют гораздо раньше.
– Но три дня! У Макса школа, у меня работа…
– Я вас отвезу, – спокойно сказал Дилан. – Пересаживайтесь в мою машину.
– Ты уверен? – нахмурился Говард.
– И в худших условиях ездить доводилось, – усмехнулся он. – Часа за четыре доберёмся.
Я немедленно начала возражать, но Дилан уже шагал к машине Эллен. Взяв из рук матери порядком осоловелую Эбби, он обратился к Максу:
– Извини, дружище, на сегодня полёт отменяется.
Макс резко скис, обиженно сверкнув глазёнками.
– Потому что погода испортилась, да?
– Совершенно верно. Если бы дело касалось только нас тобой, снегопад не стал бы помехой. Но с нами мама и Эбби!
