Текст книги "Вызов (дилогия) (СИ)"
Автор книги: Ирма Грушевицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 48 страниц)
Настоящее. Глава 26
Soundtrack – You're Not From Here by Lara Fabian
Вы когда-нибудь завидовали безумцам? Тем, чья жизнь подчинена лишь чувству самосохранения. В ней нет места не только верности, состраданию, любви, но и тщеславию, зависти, злости. Но если одно из этих чувств обрушивается на безумцев, они отдаются ему полностью, чтобы спустя не очень много времени отвлечься на что-то другое.
Чувство сожаления чуждо им в большей степени, чем остальные.
Сожаление. Какое же это счастье – никогда его не испытывать. Хорошо бы в нашем словаре вообще не было слова "если", особенно в сочетании с пугающей частицей "бы". Были бы мы тогда более счастливыми? Вероятно. Более цельными? Не уверена.
Жизнь – огромная шахматная доска, и просчитать все возможные ходы к победе, – читай, абсолютному счастью – не получится. Ни одному суперкомпьютеру это не под силу, не говоря уже о такой тонкой материи, как человеческий мозг.
Многие скажут, что в этом-то вся и прелесть: мы сами строим свою жизнь – делаем ошибки, принимаем решения, совершаем поступки, говорим те или иные слова… Люди, окружающие нас, – это наша жизнь. То, что мы чувствуем в тот или иной момент, – наша жизнь. Как у Брэдбери один раздавленный мотылёк меняет весь мир, так и мы каждую секунду, так или иначе, меняем мир наш. И счастливы те, кто никогда об этом не задумывается. Кто действует интуитивно. И даже если делает что-то неправильно, никогда об этом не сожалеет.
Безумцы…
Не сожалеть о чём-либо – вот истинное счастье безумия.
И сейчас я погрузилась в него полностью.
Я была окутана им.
Я дышала им.
Я была целостной яркой мозаикой со множеством вставших на свои места элементов.
И не было сожаления.
Ни о чём.
Никогда.
А потом я услышала голос. Он пробивался сквозь плотную вату небытия – далёкий, неясный, знакомый и волнительный. Он звал меня, и с каждым мгновением зов становился всё отчётливее.
– Лив, милая, что с тобой? Лив! Очнись, прошу тебя…
Кто-то легонько похлопывал меня по щекам. Я медлила открывать глаза, сожалея, что безумие наваждения всё быстрее от меня ускользает.
Внезапно похлопывания прекратились, и чьи-то тёплые губы коснулись моих.
Поцелуй… Я и забыла, как это бывает, когда тебя касаются губы другого человека: нежные, пьянящие, любимые…
От неожиданности глаза резко распахнулись, и я встретилась взглядом со склонившимся надо мной Диланом.
Неужели я действительно сошла с ума? Мой прекрасный принц наконец-то пришёл и разбудил меня поцелуем. Теперь мы будем жить долго и счастливо в нашем королевстве. Самое сладкое безумие, которое можно себе вообразить! Спасибо тебе, Господи!
Ни секунды не мешкая, я обхватила голову Дилана и притянула к себе. От неожиданности он потерял равновесие и упал, придавив меня своим весом. Я жадно обхватила его нижнюю губу, почти кусая. Дилан застонал, когда мой язык ворвался в его рот. Через мгновение пальцы оказались в его волосах, и я с силой сжала их. Его ответ был не менее яростным: властно обхватив меня руками, Дилан с откровенной жадностью обрушился на мои губы.
Мы целовалась долго и страстно. Его тёплые губы порхали по моему лицу – скулам, щекам, вискам, прикрытым глазам. Я тихо смеялась от счастья, приветствуя каждое их движение.
– Ты пришёл… Ты пришёл ко мне.
– Лив, Лив. Ангел мой. Это ты.
Услышав его хриплый голос, я, наконец, поверила, что это не сон и не безумие: Дилан здесь. Он здесь, в кольце моих рук. И он целует меня.
– Нам надо остановиться, малыш. Мы разбудим твою семью.
– Нет, прошу.
Когда Дилан отодвинулся, и мои руки выпустили его, я не сдержала стон разочарования. Я смотрела только на него, но постепенно периферийным зрением начала замечать окружающий мир. Мы всё ещё были в прихожей. Я лежала на небольшом диване, Дилан стоял перед ним на коленях. На нём была черная куртка "аляска". Меховая оторочка капюшона поблёскивала капельками растаявшего снега. Под курткой – темно-синий кашемировый свитер с высоким воротником.
– Дилан. – Рука потянулась к его лицу, и он поймал её. В нежном поцелуе его губы дотронулись до открытой ладони. – Дилан…
Только его имя – вот всё, что я могла в тот момент произнести. Остальные слова позабылись, да и не было в них никакого смысла.
При попытке принять вертикальное положение у меня закружилась голова – вероятно, последствие недавнего обморока. Увидев, что я зашаталась, Дилан подхватил меня за плечи и помог сесть. Теперь наши глаза были на одном уровне. Я видела своё отражение в его зрачках: бледная, взлохмаченная, измотанная принцесса из печальной версии хорошо известной сказки, в которой и речи нет о счастливом конце.
Мой принц выглядел не лучше. Говорящие тёмные круги под глазами и щетина на щеках – вряд ли с момента нашей последней встречи он спал хотя бы пару часов. Дилан был бледен, черты лица заострились и только глаза – мои любимые горящие изумруды – оставались теми же.
Внезапно тень легла на его лицо, и огонь в них погас, уступив место боли. Два дня назад я видела то же самое.
– Почему, милая? – Я нахмурилась. – Скажи, почему ты не захотела быть со мной? Почему я так и не дождался твоего звонка? И почему снова заставляешь поверить, что я тебе не безразличен? Зачем ты так со мной, малыш? Зачем позволяешь надеяться?
– Дилан…
Я потянулась к нему, но Дилан остановил меня, качая головой.
– Три года я убеждал себя, что если ты не звонишь, значит, всё хорошо. Много раз я садился в машину, чтобы приехать и лично убедиться в этом, но в последний момент останавливался. Своим появлением я мог разрушить твою жизнь. И себя бы разрушил, увидев, что ты счастлива и не нуждаешься во мне. Я пытался не думать о тебе, Лив. Пытался забыть, но не смог. Прости.
Мой любимый не забыл меня, это ли не счастье! Но почему его признание вызвало не радость, а горечь? Мне было больно за Дилана, мне хотелось его пожалеть, и я снова потянулась к нему, но на этот раз остановилась сама. Ни сочувствия он ждёт. Ни жалости. Ни для них он здесь.
Дилан опустил голову и с силой потёр виски.
– У меня были другие женщины, Лив, но, похоже, я на всю жизнь обречён сравнивать их с тобой. – Он снова смотрел на меня. Обречённость была и в выражении его лица, и в голосе. – Ты мой ад и мой рай. Моя самая большая радость и моё проклятие. Я не могу отказаться от тебя, от желания быть рядом. Я люблю тебя, и меня эта любовь убивает. Как и осознание, что я в который раз опоздал. Что, если бы не моя трусость, моё нежелание бередить своё сердце, ты могла быть моей.
– О, господи, милый!
Всхлипнув, я соскользнула на пол и упала перед Диланом на колени. В следующее мгновение я уже крепко обнимала его. Он был холодным с мороза и чувствовался холодным изнутри, потому что не пытался обнять меня в ответ. Его руки безвольно висели по бокам, заставляя меня всё сильнее вжиматься в него.
– Когда я снова увидел тебя, ты читала книгу, – продолжил Дилан безжизненным голосом. – Ты улыбалась и выглядела счастливой. Всё вернулось в один момент – моя любовь, страсть, надежда. Один взгляд на тебя – и я снова себе не принадлежу. Как же я тогда разозлился! Эта злость позволила мне сдержаться и не ринуться к тебе сквозь стекло. А потом ты подняла глаза. Наши взгляды встретились, и всё стало намного хуже. Я не смог этого вынести и как последний трус сбежал. – Дилан говорил, а я, плакала, прижимаясь к его груди и боясь упустить за всхлипами хоть одно слово. – Моей выдержки хватило ненадолго. И хотя я знал, что не стоит этого делать, но всё-таки пошёл на ту пресс-конференцию. Причина, по которой тебя там не была, оказалась не важна. Я всё равно счёл это знаком.
Я подняла голову. Дилан смотрел поверх меня. Лоб нахмурен, губы плотно сжаты. Он вспоминал, он снова проживал тот момент.
– Не осталось никакой надежды. В принципе, её никогда и не было, – на хмуром лице заиграла горькая усмешка. Взгляд Дилана вернулся ко мне. – Но именно тогда я понял: всё кончено. Надо жить дальше.
Прежде чем продолжить, он долго изучал моё лицо. А я даже дышать боялась, чтобы ничего не упустить.
– Я не люблю её. Я не способен любить никого, кроме тебя, Лив. А она… – Дилан перевёл дыхание. – Она пока не понимает, что я не принесу ей счастья. Похоже, мы с ней в равной степени его не заслуживаем. Но вот появляешься ты, и я снова начинаю надеяться. – Дилан медленно поднял руки и бережно взял в ладони моё лицо. – Я не поверил собственным ушам, когда мать назвала твоё имя. Весь вечер я чувствовал на себе чей-то взгляд, и тут выходишь ты: ослепительная, нежная, невозможно красивая. Когда ты посмотрела на меня… Лив, – он медленно покачал головой. – Что это, скажи мне, милая? Что это? Какая-то чёртова магия? Она лишает меня сил. Изматывает меня.
Дилан склонил голову, и его горячий лоб коснулся моего.
– Я видел с тобой своих родителей. Это было правильно. Я хотел стоять рядом с тобой. Нет, я должен был стоять рядом с тобой! И не мать, а я должен был представлять тебя своему отцу.
Слёзы застилали глаза, непрерывным ручьём катясь по щекам. Дилан шумно выдохнул и неожиданно выпустил меня из рук.
– Мы все слышали тот разговор. И Джейсон, он… Он сказал нечто настолько невразумительное, что никто ему не поверил. А потом их лица, когда они увидели твоего… – Дилан не смог закончить фразу и лишь покачал головой. – Я спросил у Джея: "Ты знал?" – и его утвердительный ответ поверг меня в хаос. Я не знал, что думать. Ты наверняка была знакома с моей матерью. И наверняка виделась с Джейсоном, иначе, откуда такая осведомлённость. Я не знаю, кого ещё из моей семьи ты снова впустила в свою жизнь, Лив. Важно одно – это не я. Не я рядом с тобой. Не я в твоей постели. Не я для тебя единственный. И никогда им не буду, – закончил он тихо.
Я хотела сказать, что он ошибается. Хотела немедленно убедить его в обратном. Но я знала, Дилан ещё не закончил. Эта исповедь нужна ему гораздо больше, чем мне. Она очищала и освобождала его.
Мы всё ещё стояли на коленях друг перед другом посреди прихожей. Я могла бы простоять так всю жизнь, только бы он был рядом и продолжал говорить.
– Я ушёл, но искушение было сильнее. Мне нужны были эти последние минуты с тобой. Я вернулся и нашёл тебя в объятиях этого… – Дилан заскрипел зубами, и его глаза зло сверкнули. – Он позволил себе прикоснуться к той, что принадлежит мне. У меня не было намерения вторгаться в твою жизнь, но ты выглядела испуганной. Я пришёл и забрал тебя. Ты была моей, Лив. Моей, – повторил он с нажимом. – Ты и сейчас моя. И всегда будешь, вне зависимости от того где ты и с кем.
Моя. Он снова сказал это слово. Кажется, я никогда не устану наслаждаться им.
– Ты не оттолкнула меня. Я понимал, это благодарность за освобождение от Райли. А потом… – Впервые Дилан смотрел на меня с укором. – Ты не должна была целовать меня, будучи замужем за другим. Ты не должна была снова делать это, любовь моя. Не должна была снова переворачивать мою жизнь.
Он корил мягко, не обвиняя, и у него на это было полное право. Хотя, я бы предпочла, чтобы Дилан ругал меня, чтобы вышел из себя. Чтобы не выглядел таким раздавленным. Я сделала этого великолепного мужчину слабым, и это был ещё один мой грех.
– Я заставил себя уйти. Как должен был сделать это в ту ночь. О, если бы я тогда не поддался желанию! Если бы не вкусил этот запретный плод – тебя, Лив!
После этих слов мне впервые стало страшно. Что если бы я не остановила его тогда. Что если бы позволила уйти. Снова это "если". Снова это "бы". Но от мысли, что ничего не случилось бы, не случилось бы Эбби, во мне разлилась пустота.
– Я помню каждое мгновение, проведённое с тобой, малыш. Помню всё, можешь себе представить? – Дилан неожиданно схватил меня за плечи. – Твоё тело, твои стоны. Как ты закусила губу, когда я первый раз заполнил тебя собой.
Зеленые глаза потемнели, а моё сердце забилось так сильно, что едва не выскочило из груди. Я тоже помнила всё, и так же, как он, могла рассказать о каждом мгновении той ночи.
– Ты была полна желания, любовь моя. Как и я. Ты хотела меня, я тебя искушал, и мы оба виноваты в том, что поддались этому искушению. И я решил, что всё это вернулось. Что стоит только поманить, и ты снова станешь моей – на час, на день, на те пять минут, что длится наш танец.
Дилан говорил быстро, страстно, тяжело дыша. Я поняла, что сейчас услышу от него самое главное. Именно этот момент станет началом нашей новой жизни. Друг с другом или без.
– Когда я окончательно убедил себя в этом, я начал искать доводы против. И нашёл их, как в прошлом, так и в настоящем. Дело ведь не похоти, так ведь, Лив? Для тебя это никогда не было похотью. Ты не сказала этого три года назад, не говоришь и сейчас, но я знаю, милая, знаю, – Дилан меня встряхнул. – Ты любишь меня. Я не позволил бы тебе так долго жить в моём сердце, если бы изначально этого не чувствовал. И даже если ты сейчас смилуешься и начнёшь всё отрицать, – ничто не заставит меня поверить в обратное. Ты любишь меня? Пожалуйста, скажи это, Лив.
Его зрачки метались между моими глазами в ожидании ответа. Но почему я медлила? Я знала, что он не уйдёт без ответа, и я хочу ответить ему.
Я хочу ответить ему, чёрт возьми!
Он ждёт, мои плечи начинают болеть от того, как сильно Дилан их сжимает. Господи, почему я до сих пор молчу? Ведь это так просто сказать. Просто сказать правду.
– Да!
Признание было подобно взрывной волне. Оно вырвалось из меня вместе с рыданиями и заставило дёрнуться назад. Дилан держал меня на вытянутых руках, не позволяя упасть.
– Тогда скажи, Бога ради, почему не я сейчас наверху, в твоей постели? – пророкотал он сквозь зубы. – Почему ты не позволила мне быть рядом? Почему ты снова сделала это с нами, Лив? Почему ты сделала это со мной?
Именно в этот момент он убрал от меня руки, и я уткнулась головой в колени, сотрясаясь от горького плача.
Как же я виновата! Как же сильно я виновата! Все мои доводы, прикрытые благими намерениями, разрушили жизнь человека, которого я люблю; который дорог мне. Он единственный, кроме детей, держит меня на этой земле. Гореть мне за это в аду!
Я почувствовала, как Дилан поднялся с пола, и тут же ухватилась за него, прижимаясь к ногам.
– Нет! Нет, пожалуйста! Не уходи!
– Тише, Лив. Ты разбудишь мужа. – Его голос был сухим и безжизненным. Он уже отдал мне все свои эмоции
Не сразу мне удалось заговорить. Слова еле формировались, и сквозь всхлипы и прерывистое дыхание их едва можно было разобрать.
– Майкл. Мой муж. Умер два года назад. У меня никого нет. И не было.
– Что?!
Сильные руки в одно мгновение подняли меня вверх. Ноги не доставали до пола, я повисла в воздухе, словно тряпичная кукла. Наши лица оказались на одном уровне. Дилан крепко держал меня, не давая ни малейшей возможности увильнуть от ответа или отвернуться.
– Что ты сказала? Повтори!
– Стивен – кузен Майкла, – объясняла я сквозь слёзы. – Приглашение было выписано на два лица. В гостинице нас приняли за пару. Он всего лишь подыграл. Это недоразумение.
Слова давались тяжело. В конце я почти перешла на шёпот, окончательно обессилев.
Дилан побледнел. Ни единой эмоции не отразилось на его лице. Он застыл, будто мраморная статуя. Он не дышал, как и я.
Спустя вечность, он медленно опустил меня на пол. Ноги едва не подкосились, но я чудом устояла. Сделав шаг назад, Дилан растеряно запустил руку в волосы. Затем шумно вздохнул, задержал воздух в лёгких и так же шумно выдохнул.
Он выглядел растерянным. Сбитым с толку. Он прошёл к входной двери, потом вернулся. Снова взъерошил волосы, провёл ладонью по лицу. Его взгляд то и дело возвращался ко мне. Наконец, обойдя меня, Дилан сел на диван. Теперь я стояла к нему спиной.
– Я н-ничего не понимаю. – В смятении он даже начал заикаться. – Я просто отказываюсь понимать! Если бы я сегодня не пришёл, ты бы так и не набралась смелости пустить меня в свою жизнь, так?
Мне нечего было ответить. Для него мой звонок запоздал на несколько лет. Фактически, его не было. Так что относительно смелости, вернее, отсутствия её, Дилан прав.
– Я бы понял, если бы ты меня забыла. Если бы не считала тем, с кем могла быть счастлива. Но несколько минут назад я вынудил тебя сказать, что ты меня любишь. Может, ты сомневалась во мне? В моих чувствах? – Дилан поднялся с дивана и подошёл вплотную. Я слышала его тяжёлое дыхание и вздрогнула, когда неожиданно твёрдый голос зазвучал надо мной. – Я люблю тебя, Оливия. Любил и буду любить. А теперь назови хотя бы одну причину, по которой я сейчас же не взвалю тебя на плечи и не увезу отсюда к чёртовой матери. У меня руки чешутся сделать это. Я уже терял тебя и не собираюсь допустить это вновь.
На этих словах он положил руки мне на талию и резко притянул к себе. Стон удовольствия сорвался с губ, как только я снова оказалась в его объятиях.
– Останови меня, – выдохнул он, опаляя горячим дыханием мою шею. – Скажи, что не хочешь, чтобы я запер тебя в своей спальне и не выпускал, пока ты не согласишься стать моей. Я могу быть чертовски убедительным в своих уговорах, ты же знаешь это, малыш. – Его рука поднялась выше, и он легонько начал массировать грудь, заставляя соски мгновенно окаменеть под тонким платьем. – Почему ты так долго отказывала себе в этом? – продолжил Дилан страстно. – Почему так непростительно долго лишала этого меня?
Какой сладкой мукой были и его слова, и прикосновения. Я таяла в объятиях, вспоминала их. Вспоминала счастье, что они мне дарили. Моё сердце превратилось в один пульсирующий нерв, когда его губы нашли бьющуюся на шее жилку и втянули в рот кожу над ней. И снова сдержать стон оказалось непосильной задачей. Я возрождалась, подобно птице-фениксу. Будто не было этих трёх лет, не было того, что так долго держало нас друг от друга. Мы снова были мужчиной и женщиной, нашедшими друг друга, не отягощёнными обязательствами, семьями, детьми… детьми.
– Нет! – выкрикнула я и дёрнулась вперёд.
Дилан немедленно выпустил меня из рук. Я резко обернулась, с болью и обидой глядя на него.
Он выглядел пораженным.
– Лив, любовь моя, прости. Я не хотел…
В этот момент громкий плач Эбби разорвал ночную тишину.
– Ааа!!! Мама!!!
За несколько секунд я взлетела по лестнице и, подобрав длинную юбку, стремглав пронеслась по коридору. Дверь в спальню Макса была закрыта, и я молилась, чтобы плачь малышки его не разбудил.
В тусклом свете ночника я едва разглядела Эбби. Она стояла в кроватке, сонно потирая кулачками глаза, и продолжала плакать.
– Мама! Ааа!
Я бросилась к дочери и подхватила её на руки.
– Ш-шш, солнышко. Всё, всё, мамочка здесь. Успокойся. Всё хорошо.
Повторяя ласковые слова, я укачивала Эбби, положив головку на плечо и поглаживая по вспотевшей спинке. Тихие всхлипы некоторое время сотрясали маленькое тельце, но довольно скоро она снова начала засыпать. Я переложила дочь на руки и принялась укачивать, по привычке напевая её любимую колыбельную. Постепенно она затихла.
Сзади скрипнула половица. Замерев, я обернулась. В дверях стоял Дилан. Его беспокойный взгляд метался между мной и бронзовой головкой Эбби.
Сделав шаг вперёд, он вошёл в комнату. Я отступила к кровати и повернулась боком, закрывая собой дочь. Это была оборонительная поза, защитная. Я едва не зашипела, оберегая своё дитя.
Поняв это, Дилан замер. Он не двигался и, кажется, даже не дышал.
Неожиданно до меня дошёл весь ужас происходящего. Что я делаю? От кого пытаюсь защитить ребёнка? От его собственного отца?
Медленно я повернулась к Дилану и посмотрела в его лицо.
– Тебе нужна была причина? Вот она.
Дилан медленно двинулся ко мне. Остановившись в одном шаге, он несколько секунд изучал меня, а затем вернулся взглядом к Эбби.
Я видела, как меняется выражение его лица. От нежности, с которой он смотрел на ребёнка в моих руках, до задумчивой сосредоточенности. От сосредоточенности – к сомнению. Глубокая складка пролегла между бровями, когда он медленно поднял руку и кончиками пальцев дотронулся до кудряшек Эбби. Он убрал с лобика прилипшую к нему влажную прядку, а затем с его лица в один миг исчезли все краски.
Побледнев, он отшатнулся, словно получил прямой удар в грудь. Сжатая в кулак рука взметнулась вверх: в попытке подавить то ли крик, то ли стон Дилан прикусил фалангу указательного пальца. Он поднял на меня полные боли глаза и в неверии замотал головой.
Слёзы безостановочно текли из моих глаз. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, которая непонятно, каким образом, ещё не разорвалась от горя.
– Прости меня, – прошептала я беззвучно и закрыла глаза, не в силах наблюдать его агонию.
Спустя какое-то время я услышала его сдавленный голос:
– Как её зовут?
– Эбби.
– Эбби, – повторил Дилан, пробуя это имя, привыкая к нему. – Эбби…
Открыв полные слёз глаза, я смотрела на спокойное личико нашей дочери. Мой маленький ангелочек крепко спал, не догадываясь, какая драма разыгрывается сейчас рядом с ней. Не догадываясь, что только что обрела отца, который до этого ничего о ней не знал.
Я чувствовала на себе взгляд Дилана, чувствовала, что он всё ещё стоит рядом. Он не уходил. И больше ничего не говорил.
Спустя какое-то время, я повернулась к кроватке и аккуратно положила туда Эбби. Она повернулась на бок, привычно подперев рукой щёчку. Одёрнув пижамную курточку, я погладила дочь по спинке и накрыла одеялом.
Несколько минут я смотрела на свою малышку и набиралась храбрости, чтобы обернуться. Когда я, наконец, это сделала, Дилана в комнате не было.
Прежде чем спуститься вниз, я переоделась и зашла к Максу. Он крепко спал, подтянув ноги к груди. Одеяло сползло к изножью кровати. Я снова накрыла его и поцеловала в вихрастую макушку.
Дилана я нашла в гостиной. Он стоял перед шкафом с фотографиями. Одна из них была у него в руках, на ней Макс держал полугодовалую Эбби. Это был один из тех редких снимков, на котором мне удалось заставить сына улыбнуться.
Я остановилась на пороге, рассматривая Дилана и страшась заговорить первой.
– У неё мои глаза, – сказал он тихо.
– И волосы, – прошелестела я. – Такого же бронзового оттенка.
– Я заметил.
– Дилан, я…
Он поставил фотографию на место и повернулся ко мне.
– Когда ты собиралась мне рассказать?
Я выдержала его тяжелый взгляд.
– Сейчас.
– Сейчас? – усмехнулся он. – Почему сейчас? Почему не через пять лет? Не через десять? Или когда наша дочь закончит школу? Или когда соберётся выйти замуж?
Я заслужила, чтобы он был жесток со мной. Ему было больно, и я не могла себе представить, как и чем можно было помочь облегчить эту боль. Дилан мог обвинять меня, кричать, даже ударить. Я бы сама разорвала себя на части за то, что сделала с ним. Со всеми нами.
– Потому что вчера у неё был день рождения. И я больше не могла… – Голос предательски задрожал. Пришлось остановиться, чтобы снова не начать плакать. – Не могла… после… после того, как увидела тебя снова.
Правильных слов не находилось. Чтобы я сейчас ни говорила, всё будет не то. Как же невыносимо больно видеть презрение в любимых глазах. Сейчас Дилан не готов выслушивать мои объяснения, ведь даже для меня они казались теперь такими мелкими, такими несущественными, никак не соответствующими тому единственно важному факту, что я два года скрывала от него дочь.
– Она родилась в Рождественский сочельник?
– Да.
– Твой муж знал, что она… что мы… – В который раз за вечер Дилану не удалось закончить фразу.
– В день, когда Эбби родилась, Майк погиб.
Он выглядел ошеломлённым.
– Прости. И до сих пор никто не знает, что она моя? – спросил он после небольшой паузы.
– До недавнего времени – никто.
– До недавнего времени? – переспросил Дилан.
– Да. – В конце концов, лжи уже было предостаточно. Пришло время говорить правду. – До того момента, как я познакомилась с твоей матерью.
– Мама знала? – И снова мне удалось его шокировать.
– Да.
– Как давно?
– Где-то около месяца.
Видно, что для Дилана это оказалось не менее болезненным – знать, что мать была в курсе и скрывала от него правду. Он поставил фотографию на место и отошёл от шкафа.
Сложив руки на груди, Дилан испытующе смотрел на меня.
– Кто ещё? – спросил он резко.
– Кимберли, кузина Майкла. И возможно Джейсон.
– Джейсон? Джейсон Хейл?
– Да. Он видел Эбби, когда был здесь в сентябре. Тогда он и узнал про Майкла.
– Я разговаривал с ним, прежде чем отправиться сюда. Но он и словом не обмолвился.
– Может, я ошиблась, и Джейсон не понял…
Дилан не дал мне договорить:
– Нет, только не Джейсон. Он наблюдательный и разбирается в людях лучше, чем большинство из нас. Думаю, он просто не хотел лезть не в своё дело, раз скрыл это даже от Фиби. Мда-аа… – Дилан задумчиво запустил пятерню в свои волосы. – Я не знаю. Я правда больше ничего не знаю.
Он прошёлся по комнате – от окна к каминной полке и обратно, и так несколько раз – прежде чем тяжело опустился в одно из кресел. Зажав двумя пальцами переносицу, Дилан откинулся на его спинку и вытянул ноги вперёд.
Я ловила каждое его движение, каждую эмоцию. Глупо было рассчитывать на то, что меня немедленно простят, заключат в объятия, и мы сразу заживём одной большой дружной семьей – на всю эту романтичную хрень, которыми так грешат сказки. Но его презрение, его сухой, бесстрастный тон пугали. Как будто он уже принял решение и отгородился им от меня.
– Дилан, – позвала я. Он не реагировал. – Дилан, пожалуйста! Я не уверена, что ты когда-нибудь меня простишь, я сама себя не прощаю и пойму, если ты не захочешь больше меня знать, но…
Он горько усмехнулся и оторвал руку от лица.
– Не захочу больше знать? А знал ли я тебя вообще когда-нибудь, Лив? – Он выпрямился и теперь сидел ровно, положив руки на подлокотники. Его обвинительный взгляд прожигал меня насквозь. – Я шёл сюда получить ответы на конкретные вопросы, чтобы хотя бы попытаться – попытаться! – с нажимом Дилан повторил это слово, – как-то наладить свою жизнь. Думал, что каковы бы ни были твои ответы, я приму их и попробую жить дальше. А что я получил? Ты одна. Ты только что призналась, что любишь меня. А ещё у нас есть ребёнок. И что мне делать со всем этим?
– Дилан… – Я схватилась за горло. Оно пересохло, мне нечем было дышать.
– Я ничего не понимаю. За что ты так со мной? С нами? С ней? – Он быстро поднял глаза вверх, в потолок.
– Пожалуйста, Дилан, – прошептала я, глядя на него, и делая снова шаг вперёд. – Пожалуйста…
– Пожалуйста, что, Лив?
"Я заслужила это, я заслужила это", – повторяла я про себя, когда, не выдержав его взгляд, отвернулась и медленно пошла в сторону окна. Я видела его отражение в свете мерцающей новогодней ёлки. Он сидел в той же позе, опустив голову вниз, и не смотрел на меня. Я ждала, что он вот-вот встанет и уйдёт, но проходили минуты, а Дилан всё так же сидел, уставившись в пол.
Многое мне предстоит ему рассказать, но я знала, что для этого сейчас не время. Если вообще когда-нибудь наступит такое время, когда Дилан захочет меня выслушать. Впустит ли он меня в свою жизнь? А если впустит, то сможет ли когда-нибудь поверить и хотя бы попытаться простить.
Мысль о том, что этого никогда не произойдёт, острым ножом резанула по сердцу.
– Не бросай меня! – вырвалось из меня спонтанно.
– Можно подумать, я смогу это сделать, – произнёс он тихо. – Особенно сейчас.
В отражении окна я увидела, как Дилан поднялся с кресла. Остановившись в шаге от меня, он смотрел на наше отражение. Я с тревогой следила за ним, всё ещё держась рукой за горло, а другой – обняв себя за талию.
– Мне нужно время, чтобы во всём разобрать и сделать всё правильно, – твёрдо произнёс он. – Теперь это касается не только нас с тобой, но и нашей… – Он на секунду остановился, чтобы впервые произнести вслух непривычное для него словосочетание. – Нашей дочери. Как и незнакомого мне мальчика, который спит наверху. Мне нужно время, Лив.
Ему нужно время. Такая малость!
Разумеется, он мог бы потребовать всё что угодно, даже мою жизнь, и я с лёгкостью её бы отдала, но он требует время. Я жила без него почти три года, пусть пройдёт ещё три, лишь бы всё это время знать, что он любит меня. Я сомневалась в его любви, сомневалась в своей и своими сомнениями почти разрушила наши жизни.
Дилан просит время? Он его получит.
– Я буду ждать, – сказала я твёрдо. – Буду ждать столько, сколько нужно.
Я видела, как он протянул руку, чтобы дотронуться до меня, но потом передумал и, развернувшись, быстро вышел из комнаты.
Я слышала, как хлопнула входная дверь, как заработал мотор машины. Потом был скрип шин по снегу и тишина…
Я ещё долго смотрела в окно гостиной.
Дилан ушел.
Всякий раз, уходя, он забирал с собой частичку моего сердца, моей души. Но теперь я была уверена, что он вернётся. Он обязательно вернётся. И пусть на это у меня уйдёт вся оставшаяся жизнь, но я сделаю всё для того, чтобы больше он никогда не уходил.
Конец первой книги
