Текст книги "Вызов (дилогия) (СИ)"
Автор книги: Ирма Грушевицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 48 страниц)
Будущее. Глава 27
Soundtrack – Boom Boom Ba by Metisse
За двенадцать часов до наступления нового года я курила на заднем крыльце Джонсов, наслаждаясь последними минутами тишины этого суматошного дня.
Новогодний, точнее, предновогодний обед у Кимберли стал доброй традицией для нашей большой семьи. Тридцать первого декабря все мы – Вуды, Дэвисы, Джонсы – собирались за столом в её доме. После торжественного обеда родители обычно забирали детей к себе, а к вечеру либо сюда, либо к нам с Майклом съезжались друзья, чтобы с пиццей, пивом и наполовину прожаренным на морозе барбекю встретить Новый Год.
Частенько празднество заканчивалось под утро. Мы с Ким любили это время, когда стены сотрясались от храпа наших подвыпивших мужчин и тех гостей, что не смогли уйти домой. Сидя посреди бедлама в гостиной, из пластиковых стаканчиков мы потягивали какой-нибудь заранее припрятанный дорогой напиток. Ёлка мигает огнями, за окном темно, на полу – ковер из серпантина и конфетти, а впереди – целый год…
– Лив, твою мать, что ты сделала с моей подливой?!
От резкого вопля Ким я едва не поперхнулась дымом. Сигарета полетела в жестяную банку из-под печенья, которую Пол, покуривая втайне от жены, хранил под старой пластиковой ванной.
– Господи, Кимберли, я чуть концы не отдала! Зачем же так орать? – прокашляла я, вваливаясь на кухню. Стоя у плиты и яростно орудуя ложкой, Ким пыталась спасти источающую невыносимый запах гари подливку.
– Какого чёрта, Ливи?! – бушевала подруга. – Я же отправила тебя уменьшить огонь. А ты что сделала? Спалила всё к чертям собачим! – В отчаянии схватив ковшик с безнадёжно испорченным соусом, Ким с размаху бросила его в раковину. – Теперь придется есть мою фирменную новогоднюю оленину с чертовым Хайнцом!
Стоя посреди кухни, я растеряно наблюдала, как Ким с остервенением драит пригоревший ковшик. Неожиданно она в сердцах бросила щётку и повернулась ко мне. Судя по выражению её лица, кое-кого ожидает приличная трёпка.
Так и оказалось.
– Что, чёрт возьми, с тобой вообще происходит? – заорала подруга. – Из Сиэтла вернулась сама не своя. В день рождения Эбби вроде всё наладилось, а в Рождество опять ходила словно обкуренная. И так всю неделю. Со мной почти не разговариваешь. В подготовке новогоднего обеда не участвуешь. Что происходит, в конце-то концов?
Происходит то, что Дилан Митчелл вернулся в мою жизнь.
Он знает об Эбби и знает, что я два года её скрывала. И, может быть, сейчас это уже ни столь важно, но ещё Дилан знает, что я его люблю. А я, в свою очередь, знаю, что он взял тайм-аут, и именно поэтому вот уж седьмой день не могу ни на чём сосредоточиться.
Я провожаю взглядом каждую проезжающую машину.
Я снимаю трубку после первого звонка.
Я слежу, чтобы мой телефон всегда был заряжен.
Я жду возвращения Дилана. В том, что он вернётся, сомнений нет, но вот с каким решением вернётся – вопрос. Я строю разные предположения, и в самых ужасных из них он приезжает и попросту забирает у меня Эбби. Конечно, я успокаиваю себя, что Дилан не такой человек, что он любит меня, и никогда не сделает ничего подобного; не причинит мне боль. Но, чёрт побери, я же сделала! Я причинила боль мужчине, которого люблю. И что теперь он должен чувствовать ко мне? Остались ли вообще у него какие-нибудь чувства? С каждым днём, в который Дилан не приезжал, уверенность в этом таяла.
Я полагала, что он вернётся немедленно и сделает именно так, как грозился: закинет на плечи и увезёт. Нас всех. Потом мы вместе будем во всём разбираться. Своё совершенно незрелое – детское, по сути – желание подчиниться тому, что скажет и сделает он, взрослый и сильный мужчина, я оправдывала тем, что устала быть одна, устала быть ответственной. Я хотела стать ведомой. Но чтобы вёл меня именно он.
Позже я ужасно сердилась на себя за эти мысли, считала их проявлением слабости. Непозволительная роскошь – сбрасывать со счетов жизнь других людей, так или иначе вовлечённых в то, что породила моя ложь и последующие за ней поступки. И я помнила слова Дилана о том, что сейчас это касается не только нас двоих – мужчины и женщины, но и детей. Вспоминая, что он сказал о моём сыне… Даже одно то, что Дилан подумал о Максе, наполняло моё сердце смутной надеждой, что всё будет хорошо.
Я никогда не отрицала возможности появления в моей жизни другого мужчины, но не предполагала, что это произойдёт так скоро – когда дети ещё маленькие. Как этот человек будет к ним относиться? Смогут ли они поладить? Найдёт ли он к ним подход? Не решит ли в какой-то момент, что не стоит брать на себя ответственность за двоих детей, тем более – чужих. Но пока он будет определяться, мы можем привязаться друг другу, и тогда разрыв станет болезненным для всех. Поэтому я и не торопилась слушать Ким, когда она заводила "подумай-о-себе" разговоры. В действительности же, моё сердце навсегда было поделено между двумя мужчинами, а осколки и крохи, которые остались от этого деления, – какой нормальный человек захочет ими довольствоваться?
Поэтому сейчас, стоя под обвинительным и беспокойным взглядом подруги, я молчала. Одно дело знать, что Дилан вернётся, а другое – предполагать, чем станет для нас его возвращение.
– Ну, чего ты молчишь, Ливи? – голос Ким смягчился.
– То и молчу, что нечего сказать. Со мной всё в порядке. Просто всё это так выматывает, знаешь? Праздники. Благотворительные поездки. Приёмы. Балы-ы… – Я пыталась отшутиться, делая паузы между словами и манерно протянув последнее.
– Шикарные платья. Мужчины в смокингах, – подхватила Ким. – Изысканные блюда, названия которых Стив до сих пор не может вспомнить. Ах, оставьте! Прикоснувшись к высокому, я больше не могу заниматься какими-то подливками!
Она картинно заломила руки и неуклюже провальсировала по кухне.
Я засмеялась и крепко обняла подругу:
– Не сердись на меня, пожалуйста! Я просто очень устала за этот год. И прости за соус.
– Да ладно, проехали, – вздохнула она. – Просто, когда ты замыкаешься в себе, я очень пугаюсь. Не хочу больше видеть тебя разобранной. Как тогда.
Мы обе знали, что Ким говорит о первых месяцах, прошедших после гибели Майка. Но тогда я была "разобрана" потому что не знала, как жить дальше; надо было всё брать в свои руки, учиться рассчитывать только на себя. Сейчас же появился тот, кто готов разделить со мной все заботы, и "разобраность" моя теперь другого свойства.
Все эти дни я будто ждала приговора. Верховный суд моей жизни решает, что будет дальше. Я вовсе не ассоциировала его с Диланом, хотя, если придерживаться юридической терминологии, именно он выступал на стороне присяжных. Но окончательное решение всё-таки принимает не Дилан. И, если честно, я не могла отделаться от ощущения, что оно уже вынесено; приговор зачитан, и мы оба его исполняем. Наша встреча, наша ночь, Эбби, смерть Майкла, моя книга, знакомство с Эллен, бал, приезд Дилана – это звенья одной цепи, которая вот-вот замкнётся.
– Всё в порядке, Ким. Правда. Не волнуйся за меня.
– Не буду, – буркнула она. – Да и некогда мне. Надо что-то решать с олениной.
– У меня есть клюквенный сироп. Можно сделать соус. Оленина с клюквенным соусом – очень даже изыскано!
– Изы-ыскано! – передразнила меня Ким.
– Ох, только не начинай снова вальсировать!
– Ладно, вали за своим сиропом. – Ким вернулась к отмыванию ковшика. – Хоть какой-то толк от тебя будет.
Её следующий вопрос остановил меня в дверях:
– Скажи, а что за блюдо вы ели на приёме? Стив назвал это "курицей Иглесиаса", но что-то не очень верится.
Услышав, какое определение Стивен дал несчастному цыплёнку, я сложилась пополам от смеха. Увидев мою реакцию, Ким прыснула:
– Чего ты?
– Господи, не могу. Ох, не могу! – Хохотала я. – "Курица Иглесиаса"! Надо ж было придумать!
– Ну, так что?
– Цыплёнок "альфредо"!
Мы вместе покатились со смеху.
– И чего это тут у вас?
Один взгляд на того, кто с этим вопросом появился на кухне, вызвал у нас новый приступ гомерического хохота.
– Да вы чего, девчонки?
Не дождавшись адекватной реакции, Стивен пожал плечами, схватил из холодильника банку содовой и благоразумно поспешил убраться.
Дома я перерыла все записи, но рецепт клюквенного соуса так и не нашла. Времени на то, чтобы искать в Интернете не было: пока включу компьютер, пока мой старенький модем придёт в себя и загрузит главную страницу поисковика, пока я закрою все всплывающие окна – Новый Год наступит без меня. Поэтому я просто вылила на сковороду сироп и, пока он был холодный, развела в нём картофельную муку. Доведя смесь до кипения, я добавила немного красного вина. Вышло чуть кисловато, но, учитывая, что с олениной Ким подаёт свежую рукколу, должно получиться неплохо. На всё про всё у меня ушло минут сорок.
Когда я вернулась, стол уже был накрыт, дети рассажены, а Марти, папа и мистер Джонс – отец Пола, изо всех сил старались не обидеть Ким, осторожно бросая взгляды в сторону телевизора, по которому с выключенным звуком транслировался прошлогодний матч «Зимней классики».
Моё место было между Эбби и папой. Макс обычно сидел за другим концом стола в компании "эм квадрата".
– Привет, пап! – чмокнула я его в щёку.
– Привет, дочь!
– Что нового?
– Да ничего особенного.
– Мама звонила?
– Да, утром. Поздравляла с наступающим.
– Ясно. Я разговаривала с ней.
– Она говорила. Да.
Папа, как всегда, был немногословен.
Повернувшись к Эбби, я поправила на ней пластиковый слюнявчик. Чтобы быть вровень со всеми, она сидела на детском стульчике, и вела себя тихо, как мышка: не крутилась, не елозила, ни требовала, чтобы её взяли на руки.
– А что это у нас за послушная девочка здесь сидит? Неужели это Эбби Вуд? Очень на неё не похоже! – поддразнила я малышку.
Она не удостоила меня и взглядом. Ей нравились наши торжественные обеды, когда вся семья сидит за красиво украшенным столом, а на неё надевают нарядное платье. Хотя, я знала по опыту, что послушания этого хватит ненадолго.
Соус прекрасно подошёл к оленине. Правда, попробовали её немногие. Мальчики накидали в себя картофельного салата и убежали наверх. Пол и Стивен основательно приложились к куриным крыльям в медовом соусе и, так же как до этого старшее поколение, под удобным предлогом переместились ближе к телевизору. Это повторялось на всех семейных обедах, поэтому традиционным было и то, что в итоге мы оставались за столом впятером: я, Ким, тётя Талула, миссис Джонс – мама Пола и Эбби. Про последнюю с трудом можно было сказать, что она находилась за столом: она сидела на нём, под ним, бегала кругами, прыгала по стульям, переползала с одних коленей на другие. И в этом тоже не было ничего не обычного – так происходило всегда – с Эбби ли, с нашими мальчиками, когда они были помладше. Я радовалась этому постоянству и, отогнав тревожные мысли, по-настоящему наслаждалась семейным обедом.
Родители уже начали собираться домой, когда приехали Сандра и Бен.
– Поздравлю, дорогие, – обнимала их тётя Талула, порядком раскрасневшаяся от выпитого за обедом вина. – Пусть новый год подарит вам то, о чём вы так долго мечтаете.
– Мама! – одёрнула Ким. Всем было известно, о чём мечтают наши друзья, но – увы! – пока их молитвы не были услышаны, и наши дети до сих пор оставались для них единственной радостью.
Бен пожал руку всем мальчикам, которые после этого высыпали во двор играть в снежки, а Сандра взяла на руки свою любимицу, целуя в раскрасневшиеся щёчки:
– Поздравляю и тебя, котёнок. Будешь умницей в новом году?
– Я чичяс мумница, – заявила Эбби.
– Конечно умница! – Засмеявшись, я перехватила у миниатюрной подруги довольно увесистый ком в розовом комбинезоне, яркой шапочке и по глаза намотанном шарфе. – Самая умная и красивая девочка в мире.
Поцеловав дочь, я передала её папе и, пока все одевались, вышла на улицу, попрощаться с Максом.
Он был уже наполовину белый от снега. Шапка сбилась на затылок, обнажив одно ухо, щёки алые от мороза и беготни – абсолютно счастливый маленький человечек, и я снова воздала хвалу господу, что у нас всё хорошо. По крайней мере, на данный момент.
Мальчики погрузились в грузовик Марти, а папа усадил родителей Пола и тётю Талулу с Эбби на руках на заднее сиденье своей патрульной машины.
Девочки присоединились ко мне на крыльце, и мы долго махали им вслед.
– Ну что, девчонки, по бокальчику перед вечеринкой? – хлопнула в ладоши Ким и, обняв нас за плечи, потащила в дом.
К десяти вечера внутри было не продохнуть.
Пришли все: школьные друзья, коллеги по работе, соседи. Музыка гремела так, что вибрировали внутренности. На кухне и в гостиной работали телевизоры. Кто-то постоянно говорил по телефону, и в попытке перекричать шум создавал ещё больший. Мужчины пили пиво, девчонки танцевали. Еда и спиртное уходили мгновенно: через час после начала вечеринки оленина Ким, которую мы тонко нарезали и подали в виде закуски, испарилась. Кто-то выпил стоящий рядом с блюдом клюквенный соус. Пол и Бен, с присоединившимися к ним Расселом и Хосе, бывшими одноклассниками Майкла, разжигали огонь для барбекю. Ким закатила скандал, когда кто-то в неудавшейся попытке помочь разлил на крыльце горючую жидкость, а другой – не меньший умник – залил это пеной из огнетушителя. Она мгновенно застыла на морозе, и теперь на заднем крыльце Джонсов образовался своеобразный – бугристый и довольно вонючий – каток. В конце концов, мы разогрели в духовке замороженные бифштексы, приготовили сосиски-гриль и высыпали в миски новые порции кукурузных чипсов.
За всей суматохой я абсолютно потеряла счёт времени, и когда вытащила из кармана телефон, увидела с десяток пропущенных вызова.
Все они были от Дилана.
О мой бог!
Я рванула к выходу, по пути уворачиваясь от подвыпивших гостей, которые то и дело норовили обнять меня. Со стороны лестницы меня позвала Сандра, но я отмахнулась и, схватив чью-то куртку, выбежала на улицу.
Ноги, обутые в мягкие тапочки, расползались по скользкому крыльцу.
– Чёрт!
Осторожно ступая и держась за перила, я спустилась по лестнице, и, лишь оказавшись на припорошенной снегом земле, включила телефон и нажала клавишу вызова.
Дилан ответил после первого гудка.
– Слушаю.
– П-привет, – начала я, заикаясь. – Привет, это я. В смысле, Лив. Я не слышала звонок, а ты звонил…
Господи, ну что за овечье блеяние! Словно девочка-подросток, которой позвонил парень её мечты, а она от радости только и может, что дышать в трубку.
– Звонил. – Я пыталась прислушиваться к интонации, но голос Дилана звучал формально. Как на автоответчике. – Где ты?
– Я? Я тут. В смысле, дома. В смысле, на вечеринке.
– Мне необходимо с тобой встретиться. Назови адрес, я подъеду.
Сердце сжалось от того, как он это сказал: сухо, по-деловому. Таким же тоном, каким неделю назад просил меня дать ему время. Но я всё равно была очень рада…
Так, стоп! Что значит "назови адрес, я подъеду"?
– Ты в Лонгвью?
– Я уже два часа стою перед твоим домом.
Что???
Я кинула взгляд вдоль улицы: большая тёмная машина заслоняла въезд на мою подъездную дорожку.
– Ой, я сейчас!
– В смысле, сейчас? Куда ты?..
Но я уже не слушала: убрав трубку от уха, я бежала в сторону дома. Тротуар был посыпан гранитной крошкой, но для лёгких спортивных тапочек этого оказалось недостаточно – ноги то и дело разъезжались. Глаза были прикованы к стоящему автомобилю, и не удивительно, что довольно быстро я поскользнулась и плюхнулась в ближайший сугроб.
Вдали открылась и закрылась дверь.
– Стой на месте! – услышала я резкий окрик Дилана.
Не послушавшись, я поднялась и потихоньку засеменила к нему навстречу. Ноги снова разъехались.
– Упс!
– Я же попросил оставаться на месте! – рявкнул он.
– Что ты здесь де-…
Не успела я договорить вопрос, как Дилан одним резким движением подхватил меня на руки.
И как же мне так скоро вновь удалось оказаться в его объятиях?
Дорога до дома прошла в тишине. Уютно устроившись на его груди, я прислушивалась к ровному дыханию Дилана. Судя по всему, нести меня для него не составило труда.
Отпустил он меня только перед дверью.
– Спасибо, – пробормотала я.
Дилан не ответил.
Справиться с замком мне удалось лишь с третьей попытки.
В прихожей я сразу же скинула промокшие тапочки – ноги совершенно одеревенели – и, не раздеваясь, плюхнулась на диван, чтобы помассировать замёрзшие пальцы. Всё это время Дилан стоял в дверях и, нахмурившись, внимательно следил за моими действиями.
На улице было очень холодно. Снаружи я провела от силы минуты три, и успела основательно продрогнуть. Дилан же прождал меня в машине целых два часа.
Два часа в машине, пока я развлекалась на вечеринке! Чёрт, как же стыдно!
Я покраснела и от смущения интенсивнее заработала руками.
– Позволь мне.
В два шага он оказался рядом и, опустившись на одно колено, взял мои ступни в свои тёплые ладони. Тело мгновенно откликнулось на его прикосновение, но дрожь, пробежавшая по мне, была вовсе не от холода. Я смотрела на его склонённую голову, и с каждой секундой мне становилось всё жарче.
Дилан растирал каждую ступню по отдельности, действуя довольно ловко. Я охнула, когда ощущения стали чуточку болезненными.
– Прости, – прошептал он и подул на ногу, согревая её своим дыханием. Это было непередаваемо и очень интимно. Я снова вспыхнула.
Когда он меня отпустил, я снова прошептала "спасибо". Дилан снова ничего не ответил и, поднявшись, сделал шаг назад, освобождая мне проход.
Я не думала, что после пережитого ноги смогут удержать меня, но всё оказалось не так уж плохо. Сняв, наконец, куртку, я направилась прямо на кухню. И с облегчением выдохнула, когда услышала, что Дилан следует за мной.
Добавив в чайник воды, я нажала кнопку включения и только тогда посмотрела на Дилана. По обычаю он прислонился к дверному косяку и снова изучал меня с тем же выражением молчаливой сосредоточенности, что и в прихожей.
Я перевела взгляд на настенные часы над его головой, – до нового года оставалось несколько минут.
Внезапно ожил мой телефон. На дисплее высветился номер Ким.
– Извини, надо ответить, – сказала я Дилану.
– Ты где, Ливи? – Голос Ким едва прорывался сквозь шум вечеринки.
– Дома.
– Что?
– Дома! – повторила я громче.
– Как дома? Почему?
– Всё нормально, Кими, не волнуйся.
– Мы сейчас все к тебе придём! – Заорала она радостно, и я неожиданно поняла, что подруга основательно набралась.
– Не вздумай! У меня болит голова, поднялось давление… – на ходу начала придумывать я, но довольно быстро сдалась. – Пожалуйста, Ким! Я очень устала.
– Ну и ладно, как хочешь. "Макаллан" выпьем с Сандрой. – Благослови господь Шотландию! – С Новым годом тебя, Ливи! – выкрикнула она пьяно.
– И тебя, родная! Целую.
Я положила трубку и повернулась к чайнику, всё ещё ощущая на себя взгляд Дилана.
– Я хочу дать Эбби своё имя, – неожиданно сказал он.
– Что? – Я резко обернулась.
– Я хочу, чтобы у моей дочери было моё имя, – повторил Дилан.
Я похолодела. Он всё-таки решился на это. Он забирает Эбби. Мои страхи были не напрасны. Господи, нет!
– Ты не сделаешь этого, – прошептала я.
Глаза моментально наполнились слезами. Я поступила плохо, обидела его – знаю. Но так нельзя. Это неправильно. Он не может так поступить с малышкой. Я нужна ей. Она нужна мне!
Мне стало плохо, и в попытке устоять на ногах я ухватилась за край стола.
– И что же меня остановит?
Я не ожидала такой жестокости. Это не он говорит, не мой Дилан. Он просто не может так говорить. У меня была куча аргументов, чтобы возразить, но от страха я не могла вспомнить ни один из них.
– Пожалуйста, не отбирай у меня мою девочку.
Вот всё, что я смогла выдавить из себя. Вернее, прохрипеть. Тело начало мелко дрожать; я чувствовала приближение паники.
– Я не собираюсь отбирать у тебя Эбби, – всё так же спокойно, будто не замечая моего состояния и ужаса, что наверняка отразился на моём лице, сказал Дилан. – Я просто хочу, чтобы наша дочь была моей по закону.
Он не забирает её! Сердце подпрыгнуло в груди от радости.
Но моментально меня накрыла новая волна паники.
– Ты хочешь удочерить её?
– Да.
– Но как? Это невозможно!
Я была совершенно сбита с толку. Что он задумал? Конечно, Эбби его дочь. Я не отрицаю, что у Дилана есть на неё те же права, что и у меня. Но она – Вуд. В её свидетельстве о рождении вписано имя Майкла Вуда.
Меня вдруг осенило:
– Ты собираешься подать иск о признании отцовства?
Дилан не ответил, но выражение его глаз изменилось. В них уже не было привычной отстранённости. Он нахмурился и обвинительно покачал головой.
Я всё ещё сжимала в руках край стола. Костяшки пальцев побелели от напряжения, и я уже была готова закричать, когда Дилан наконец заговорил. Его тон оставался таким же твёрдым, как и в начале разговора:
– Нет, я собираюсь сделать кое-что другое. Это даст мне возможность стать законным отцом для своей дочери. Я собственно и приехал за тем, чтобы сказать тебе об этом. Ты выходишь за меня замуж. Завтра.
Чего?!