Текст книги "Вызов (дилогия) (СИ)"
Автор книги: Ирма Грушевицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 48 страниц)
Мои третьи роды прошли в срок и без осложнений. Ну, почти.
Главным осложнением стал будущий счастливый отец, который ежеминутно требовал от врачей отчёта о моём состоянии, а также многочисленные родственники, изъявившие желание увидеть воочию появление на свет нового члена нашей большой семьи.
Этот спор мы вели бесконечно долго. Дилан хотел присутствовать на родах, а я не желала, чтобы он видел меня красную, растрёпанную, с искажённым от боли лицом. В конце концов, мы договорились, что он будет со мной весь период схваток, а когда дело дойдёт до главного действа, без возражений присоединится к ожидающим за пределами палаты.
Мне следовало бы догадаться, что ничего из этого не выйдет.
На последнем месяце я раз в три дня ездила на осмотр. Разумеется, вместе с Диланом. И, разумеется, приблизительно за неделю до предполагаемой даты я оказалась в госпитале. Дилан не хотел рисковать, оставляя меня дома до самих родов, да и мне, честно говоря, было спокойнее находиться под профессиональным присмотром. Самые лучшие врачи, самое лучшее оборудование, самый лучший уход и самый лучший в мире муж были в моём распоряжении двадцать четыре часа в сутки.
Эбби появилась на свет при помощи кесарева сечения. Обычно следующего ребёнка женщина рожает так же. Но я упросила врачей позволить мне попробовать родить самой. Вернее, упрашивать пришлось Дилана, который не желал слушать ни о малейшем риске для меня или малыша.
Два раза в день к моему животу подключали допплер, чтобы проверить сердцебиение ребёнка. Утром и вечером доктора осматривали меня, а после долго отвечали на вопросы Дилана, убеждая, что всё проходит нормально и нет никакого повода для беспокойства.
Но он всё равно волновался.
Стоило мне охнуть, неудачно повернувшись, или схватиться за спину, или за ноги, он моментально подскакивал с побелевшим лицом: "Что случилось? Где болит? Началось?"
После четырёх дней подобной опеки я отправила его домой, клятвенно пообещав в ближайшие двадцать четыре часа не рожать.
– Я не уйду.
– Ты меня изводишь.
– Ты просто устала.
– Да, я устала. От твоей взволнованной физиономии в первую очередь.
– Я спокоен.
– Ага, я вижу. Ой!
– Что такое, родная? Больно?
– Фигольно! Понимаешь, о чём я?
– Это подло.
– Подло не доверять мне.
– Я тебе доверяю.
– Тогда оставь меня на попечение врачей, которых ты согнал со всего западного побережья, и вернись домой к детям.
– Я хочу быть с тобой, когда всё начнётся.
– Как только всё начнётся, я тотчас дам тебе знать.
– Лив…
– Иди ко мне.
– Что ты…
Не дав мужу договорить, я обхватила его лицо руками и, встав на цыпочки, прижалась губами к его губам.
– Всё будет хорошо, поверь мне. Мы с малышом прекрасно себя чувствуем. Да, не буду скрывать, я очень устала. – Увидев, как меняется выражение лица Дилана, я ласково погладила его по щекам: – Это нормально. Это так всегда бывает в последние дни. Просто тяжело носить на себе лишних полтора десятка килограммов. Но я справляюсь. Правда, справляюсь. И даже если ты очень-очень хочешь, милый, помочь мне с этим никак нельзя. Если только сам не возьмёшься рожать.
Я рассчитывала на его улыбку, но Дилан оставался серьёзным.
– Может быть…
– Не может. Ты и так сделал всё, что мог. И даже больше. Я совершенно не волнуюсь за нас с малышом, но очень переживаю за тебя и детей. Вот как раз от этих переживаний ты в силах меня оградить. Так что отправляйся домой.
– При малейшем…
– Да, да, я знаю: сразу же вызываю доктора.
– Сначала меня, потом доктора.
– Хорошо. Сначала тебя, потом доктора.
– Лив… – Остановившись перед стальными дверьми лифта, Дилан внимательно посмотрел на меня. – У меня на свете нет никого дороже тебя.
– Ничего подобного. Есть. И скоро появится ещё один.
– Ты прекрасно знаешь, о чём я.
– Знаю. Поэтому сначала я звоню тебе, а потом уже бью в набат.
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя. Поцелуй за меня детей. И привези их завтра, ладно? Я соскучилась.
Я позвонила ему через двадцать минут.
– Ты передумала меня отпускать, любовь моя?
– Да я-то с удовольствием, но вот твой сын, кажется, против. Возвращайся. У меня только что отошли воды.
Следующее, что я услышала, был визг тормозов и какофония раздражённых автомобильных сигналов.
Через час моя палата напоминала зал ожидания аэропорта – посмотреть, как я рожаю, собралось всё семейство.
Если проводить авиационную аналогию дальше, Дилан был капитана огромного "Боинга", который пытался сориентировать в пространстве и времени экипаж и пассажиров. Ну а я сама, понятное дело, являлась тем самым "Боингом", стоящим перед взлётной полосой с включенными на всю мощь двигателями, ждущим отмашки главного диспетчера. Диспетчер же – вернее, диспетчера, – поглядывали на показания приборов с явным облегчением:
– Раскрытие – два сантиметра.
– О, ещё немного…Четыре сантиметра.
– Вы молодец. Всё – как по учебнику.
Мама держала меня за руку, Эллен гладила по ноге. Кэтрин массировала поясницу, когда я вставала и принималась ходить. Дилан сидел на кровати, держал за руку и считал время между схватками. Как только приближалась очередная, я начинала тяжело дышать, и он, смотря мне в глаза, дышал вместе со мной. Всякий раз его сосредоточенное выражение лица меня смешило, и он немного расслаблялся, принимая мой смех за угасание боли.
С Эбби всё было по-другому. Да и с Максом тоже. Боль, которая является непосредственной составляющей появления маленького человечка на свет, обычно быстро забывается, оставляя место переполняющему душу счастью.
Помнится, Ким рассказывала, что когда рожала близнецов, громко кричала. Ей казалось, что с этим криком боль уходит, и это помогало больше, чем молчаливое скрипение зубами.
– А потом я подумала о детях. Представила, как им сейчас страшно. Привычный мир меняется, выталкивая их из себя. Они беспокоятся, упираются, а тут ещё извне идут какие-то страшные звуки. Я бы ни за что не вылезла при таком раскладе.
Вспоминая её слова, я думала о малыше. "Потерпи, маленький. Почувствуй, сколько людей ждут твоего появления. Как они все тебя любят. Как тебя любит папа. Смотри, какой он у нас бледный от переживаний…"
Мой телефон не умолкал. Кэтрин взяла на себя труд отвечать на звонки.
– Звонила Кимберли. Они с Сандрой выезжают, и попросили без них не рожать.
– Вряд ли у меня получится их дождаться, – кряхтела я сквозь зубы в очередной схватке, сильнее сжимая руку Дилана. Он постоянно твердил об анестезии, но я запретила всовывать в себя иголки.
– Тебе всё равно сделают укол перед тем, как делать кесарево.
– Я справлюсь сама.
– Лив…
– Мы договорились, ты помнишь? Ты должен мне доверять.
Через некоторое время в палату заглянул Саймон и помахал телефоном:
– Макс звонит. Говорит, что у тебя всё время занято.
– Дай мне его!
Войдя в палату, Саймон опасливо огляделся по сторонам. По его лицу было видно, что парень хотел бы оказаться как можно дальше отсюда. Как только телефон оказался в моих руках, Саймона буквально смыло из палаты. "Трус", – услышала я шипение Кэтрин.
– Привет, сынок. Ты где?
– Мы все в Большом доме с Фиби.
Всех до сих пор смешило это определение, которое Макс дал дому родителей Дилана. Тем не менее в семье оно быстро прижилось.
– Здорово. Чем занимаетесь?
Я старалась говорить как можно непринуждённее, но сын оказался гораздо прозорливей.
– Уже скоро, да, мам?
– Макс…
– Нам ничего не говорят, но я, что, тупой? Вы там все вместе рожаете, что ли?
– Пытаемся.
– Больно, да? Как тогда?
Сердце сжалось, когда я услышала страх в его голосе. Макс не забыл, как это было с Эбби.
– Нет, малыш. Это не прогулка под солнышком, конечно, но сейчас всё в порядке. Здесь столько врачей, что в пору отбиваться.
– А Дилан?
– Дилан тоже здесь. Передаёт тебе привет.
– Ладно тогда. – Максу стало легче. Я это услышала. – Ты позвонишь ещё?
– Обязательно.
Я отдала Дилану телефон, а он поднёс к моим губам пластиковый стакан с воткнутой туда соломинкой
– Всё хорошо, милая? Попей.
Я жадно глотала воду вместе со слезами, уставшая и измотанная. Это продолжалось вот уже четыре часа. Раскрытие было около семи сантиметров, и схватки шли каждые две-три минуты.
– Через полчаса начнётся основная работа, – сообщила доктор.
– Не уходи, – неожиданно для себя я вцепилась в руки мужа.
– Не уйду, что ты! – Он целовал моё вспотевшее лицо, отводя от него прилипшие прядки волос. – Я буду с тобой.
– Я же не хотела.
– Мало ли что ты не хотела, – Дилан тихонько щёлкнул меня по носу. – Я принимал непосредственное участие в начале процесса – хочу ничего не упустить и в конце.
– Только не смотри туда. – Я неопределённо кивнула в район своих ног, размазывая по лицу слёзы.
– Ни за что на свете! – воскликнул он. – Даже если бы попросила, не стал бы. Насмотрелся, будучи студентом.
– А если всё-таки девочка?
– Значит, будет Роберта.
– Эбби расстроится.
– Да уж. Она всерьёз рассчитывает на гномика.
– А бывают гномики-девочки?
– Ну как-то же они размножаются.
Из меня вырвался смешок. Интересно, стоит ли знать ребёнку, о чём говорили родители за несколько минут до его рождения?
Роберт Митчелл появился на свет двадцать девятого октября в восемь пятнадцать вечера. Роды прошли естественным путём. Наш сын сразу же во все лёгкие заявил о себе миру, вызвав одобрительный гул. Маленький окровавленный комочек положили мне на грудь. Ослабевшей рукой я погладила тёмные слипшиеся волосики.
– А вот и ты. Здравствуй, моё солнышко. Ты у нас такой герой! Всё выдержал. Просто умница.
Дилан, казалось, не дышал и во все глаза смотрел на сына. Его рука дрожала, когда он, едва касаясь, провёл пальцами по его сморщенному плечику.
Когда малыша унесли на обязательные процедуры, муж склонился надо мной и, взяв в ладони моё лицо, принялся покрывать его поцелуями.
– Спасибо тебе. Спасибо, родная. Спасибо…
Я смеялась сквозь слёзы, стараясь тоже целовать его в ответ, попадая то в ухо, то в шею.
– Иди к нему, – толкала я. – Мне надо тут закончить.
Завёрнутого в мягкое фланелевое одеяльце, в смешной голубенькой шапочке на крошечной головке, Роберта вручили отцу. Высокий, красивый, немного растерянный, трогательный в своей растерянности Дилан склонился над маленьким комочком, которого было почти не видно в его больших руках. Он что-то говорил, глядя в сморщенное личико сына. Я постаралась навсегда запечатлеть в памяти этот момент.
Позже, отдавая мне малыша, Дилан гордо заявил:
– Смотри, какой он у нас красавец.
В этот момент красавец, подперев ручкой подбородок, смешно дёргал носиком, будто принюхивался.
– Ты видел, какие у него глаза?
– Тёмно-синие.
Пальчиком я провела по маленькому носику с обязательной младенческой горбинкой, по безбровому лобику, по прижатым к голове, ещё не закрученным прозрачным ушкам, по ниточкам-ручкам. Неожиданно малыш открыл беззубый ротик и издал мяукающий звук.
– По-моему, кто-то проголодался. Помогите мне, пожалуйста, – обратилась я к одной из оставшихся в палате медсестёр.
Она немного разработала мне грудь, прежде чем пристроить к ней сына. А тот, оказавшись снова у меня на руках, всего лишь один раз слепо ткнулся в неё, а потом маленькие губки ловко обхватили сосок, и через некоторое время почувствовалось характерное давление.
– Сразу видно – этот своего не упустит, – засмеялась медсестра.
– Мой мальчик, – кивнул Дилан. Я посмотрела на мужа, ловя его взгляд.
– Твой.
– Наш.
Дилан изучал моё лицо, будто только что ему открылось в нём что-то новое, чего он ещё не видел.
– Я люблю тебя, моя Лив, – наклонившись, он провёл пальцем по моим губам, а затем оставил на них долгий, нежный поцелуй. – Вряд ли может быть что-то больше, чем это.
– Да, – согласилась я. – И вряд ли есть что-то большее, что я могу желать.
– Вы познакомите меня наконец с внуком, или для этого требуется ордер?
Из-за двери раздался голос моего папы, и у, и, не дожидаясь ответа, всё наше многочисленное семейство ввалилось в палату.
Налетая друг на друга, они остановились прямо в дверях, восторженно глядя на нас с Диланом. Я широко улыбнулась, крепче прижимая сына к груди.
– О, мои глаза, мои глаза! – простонал Саймон, в притворном ужасе пряча лицо за растопыренными пальцами. Я прыснула.
Дилан, не обращая внимания на идиотскую выходку брата, поднялся с кровати и гордо заявил всем собравшимся:
– Разрешите представить: Роберт Брайан Мейсен Митчелл.
– Не многовато ли имён для одного парня? – заявил красный от смущения папа.
– В самый раз! – Под всеобщий смех, я кивком головы подозвала его: – Иди, познакомься с внуком. Ты же так рвался.
Роберт побывал на руках у всех, кто был с нами в тот день. Только к часу ночи мы остались одни.
Малыш спал в кувезе, приставленном к кровати. Через прозрачные стенки было легко наблюдать за ним. Во сне он издавал смешные звуки, выражение крохотного личика всё время менялось. Дилан полулежал в нашей большой кровати, спинка которой была поднята, облокотившись на несколько высоких подушек. Мне совершенно не хотелось спать – сказывалось перевозбуждение. Я лежала в объятиях мужа, прислонившись спиной к его груди. Его руки гладили мои, двигаясь от плеч до запястий и обратно, а губы то и дело оказывались у меня в волосах, и я чувствовала его лёгкие поцелуи. Говорить не хотелось. Хотелось только смотреть на маленькое чудо, спящее рядом с нами, и слушать его дыхание.
Иногда я поднимала лицо к Дилану, и он так же молча склонялся ко мне. Его губы находили мои, его дыхание смешивалось с моим, его ласки успокаивали меня, усыпляли.
Soundtrack You're Still The One by Shania Twain
Первые три месяца после рождения ребёнка – самые трудные. Мы все друг к другу привыкаем: малыш к нам, мы к нему; он к нашему миру, мы к миру, в котором теперь есть он.
Конечно, с каждым следующим ребёнком это привыкание проходит легче. Но если для одного из вас – это первый родительский опыт, вы вполне ожидаемо, но очень неохотно втягиваетесь в процесс усовершенствованного до идиотизма ритуала взращивания младенца. Малыши любят ритуалы. Что удивительно, тридцатитрёхлетние мужчины тоже.
Дилан оказался сумасшедшим отцом. Ничего другого я и не ожидала. Он перекраивал рабочее расписание так, чтобы больше времени проводить с нами. Его коллеги наверняка считали меня стервой или – что гораздо хуже – ходячей катастрофой, эдакой Мэри Сью в квадрате, не способной и шагу ступить без мужа.
Перед заседанием бюджетной комиссии его помощница Мардж звонила мне три дня кряду и в разговоре как бы между прочим упоминала о необходимости присутствия на нём Дилана. В конце концов, мы договорились, что она будет скидывать мне на почту его недельное расписание, красным курсивом выделяя важные даты, часы, имена, а я буду стараться делать так, чтобы к нужному моменту муж был в офисе. Ну, или где там он должен быть.
Как и все младенцы, Роберт больше капризничал по ночам. Его детская была устроена напротив нашей спальни, и всякий раз, когда чувствительная радионяня оживала, Дилан мчался к сыну. Зная, что утром он будет шататься от усталости, я пыталась его урезонить, но наш новенький с иголочки папаша был неугомонен.
– Почему он плачет?
– Потому что голодный.
– Ты уверена? У него ничего не болит?
– Нет, милый, у него ничего не болит. Когда у него что-нибудь заболит, ты поймёшь.
– Как?
– Он заплачет по-другому. А сейчас наш мальчик просто хочет есть.
– Ночью не едят.
– Кто бы говорил! Вчера ночью от тебя пахло имбирным печеньем.
– Да я же просто…
– Вот и он просто. Иди спать.
Роберт купался в любви. Бабушки, дедушки, тётушки, дядюшки, кузины, брат и сестра – всем хоть раз в день обязательно нужно было если не подержать малыша на руках, то позвонить его маме, чтобы узнать, "как там наш мальчик". Я всерьёз начинала опасаться, что когда-нибудь Роб научится этим пользоваться.
Больше всего я любила пятницы. Дилан, как правило, освобождал для нас вторую половину дня. Одетые в пижамы, мы валялись на огромной кровати и смотрели мультики. Роберт лежал у отца на животе, я – рядом, Эбби под боком. Макс втискивался между нашими ногами. Частенько я даже не смотрела на то, что происходит на экране, как аккумулятор от сети, заряжаясь теплом от близости с родными. Дилан поглаживал головку гукающего Роберта. Тот тыкался в грудь отца, обсасывая маленький кулачок. Эбби лизала леденец, Макс с Диланом жевали солёный попкорн, и все они периодически спускались вниз, чтобы вернуться нагруженными вкусностями.
А субботним утром я уходила в смежную с кухней гостиную, чтобы покормить Роберта, пока Дилан готовил для детей завтрак и разогревал мои обязательные овощи. Не понимаю, почему до сих пор вареная брокколи законодательно не причислена к орудию пыток. Но, в отличие от меня, попка Роба её любит – от варёной броколли, кабачков, цветной капусты на ней не бывает красных аллергических пятнышек. Ох, многое бы я отдала за чашку крепкого чёрного кофе и бутерброд с чем-нибудь смертельно холестериновым! Но теперь чай с молоком и сухие крекеры – моё всё. Дилан однажды сжалился, приготовил отвратительно-разбавленную кофейную бурду, но меня тут же ею стошнило: организм отвергал всё, что неполезно для ребёнка.
Муж любил смотреть, как я кормлю нашего малыша грудью. Я опускалась в удобное кресло-качалку, Дилан усаживался на пол подле меня, опираясь спиной на невысокий комод с детскими вещичками. Иногда он так и засыпал. Уложив в кроватку сонного Роба, я будила мужа, и мы шли в спальню.
Не знаю, закончится ли это когда-нибудь, но, когда руки Дилана касались меня, я теряла голову. Мы начинали очень нежно, нередко приходя к такому финалу, от которого мне едва удавалось сдерживать крик.
– Я люблю тебя! Люблю больше жизни. Никогда не бросай меня, без тебя я погибну.
– Никогда, слышишь? Никогда! Ты моя.
Он говорил это в тысячный раз, и я с нетерпением ждала тысяча первый.
* * *
Первые результаты расследования авиакатастрофы появились спустя год. Всё, что мы получили, – неясную формулировку: «Человеческий фактор. Износ оборудования». Ретта обвиняли в ошибке пилотирования, «повлекшей крушение воздушного судна и гибель человека». Также обвинение было предъявлено «Митчелл Инкорпорейтед» в ненадлежащем контроле за состоянием технического парка.
Чтобы опровергнуть все нападки, муж начал собственное расследование. Даже через год после трагедии появлялись новые обстоятельства. К примеру, механики, проводившие плановую замену частей самолёта, в тот день получили детали с другими маркировками. Дилан недоумевал, как такие важные обстоятельства могли быть упущены в процессе следствия. В нашем домашнем кабинете проходили длительные консультации с юристами, специализирующимися на гражданском и уголовном праве. Муж всерьёз собирался отстаивать честь как своей компании, так и друга.
* * *
На третью годовщину смерти Майка я не поехала – Роберту к тому моменту не исполнилось и двух месяцев, и Макса в Лонгвью отвёз Стив.
Он всё ещё не был желанным гостем в нашем доме. В основном связь между нами держалась через Кимберли. Я понимала, что значила последняя фраза, брошенная Диланом, и форсировать события не собиралась. Но как же счастлив был Макс, как визжала от радости Эбби, когда Стив наконец переступил наш порог. Разумеется, в тот день Дилан остался дома.
* * *
Дети занимали всё моё время. То, что их не касалось, отошло на второй план, но вскоре Фиби всё чаще стала намекать, что неплохо было бы мне возобновить писательскую карьеру. Второй альбом о приключениях Лиззи был скомпонован ещё до рождения Роберта, но я полностью сосредоточилась на малыше и дело до конца так и не довела. Когда в конце весны я снова появилась в издательстве, под мышкой у меня была зажата пухлая папка со наработками.
Первой, кого я встретила, выйдя из лифта на десятом этаже, была Лора Холбрук.
Мы не виделись со времён губернаторского приёма. А после истории с обнародованием факта нашей с Диланом тайной свадьбы я ничего не слышала ни о Лоре, ни о её сестре.
В отличие от младшей, старшая из сестёр Холбрук мне нравилась. При внешней холодности Лора была умной и чуткой женщиной. Вряд ли она могла оказаться на месте Бри, а в том, что именно Бри стала вентилем, открывшим информационный кран, сомнений не было.
Из разговоров с Фиби я знала, что бывшая невеста Дилана не единожды предпринимала попытки помириться с Митчеллами. Она так и не набралась смелости действовать напрямую, решив зайти с самой безопасной стороны – через Джейсона.
– Названивала ему, сочувствие выражала, помощь предлагала. Никогда её не любила. Двуличная сука! – возмущалась Фиби. – Джей человек терпеливый, но в последнем разговоре не выдержал и отправил её куда подальше. Не думаю, что она когда-нибудь ещё позвонит.
Я переживала за охлаждение отношений между Джеем и Диланом, и, когда они пришли в норму, была рада узнать его поближе. Рассудительный, честный, до умопомрачения обожающий и оберегающий своих девочек. Симбиоз активности его жены и спокойствия самого Джея – то, на чём держался их брак. Фиби была его половинкой, а он – её целым.
Тем удивительней казалась его привязанность к такому типу, как Райли.
По рассказам Дилана, они познакомились во время учёбы в Гарварде. Райли приехал из Австралии, родных у него не было. Частенько он гостил у Джейсона во время каникул, и, разумеется, Джей везде таскал его с собой.
– Не нравился он мне, – кривился муж. – Слишком лощёный. Слишком тихий. Что-то в нём было не так, и я долгое время не мог понять что.
Когда после окончания университета Джейсон вернулся в Сиэтл, Райли приехал с ним. Молодые люди устроились в одну юридическую контору, где проработали около двух лет. Потом Райли ушёл. Всё это время он был активным членом их большой компании, старался со всеми поддерживать хорошие отношения. Он мастерски умел располагать к себе людей, и те немногие, что принимали предусмотрительность за вежливость, легко становились его друзьями.
– Филипп шёл по головам к самой верхушке высшего общества Сиэтла. Джейсон стал началом того похода.
– Ты сноб, милый.
– Вот уж ни капли, – парировал муж. – Я хорошо чувствую ложь. Райли ушёл из фирмы, когда получил предложение стать младшим партнёром в одной уважаемой адвокатской конторе. Я знал, что предложение это он получил не за свои мозги, а за подвешенный язык и вовремя протянутую зажигалку.
– Это что, такая идиома?
– Как тебе будет угодно, радость моя. Джейсон намного талантливее, но до амбиций Филиппа ему далеко.
– Да уж, – протянула я. – Если он отклонил предложение работать у вас.
– Ты знаешь? – удивился Дилан.
– Да. Эллен говорила.
Он кивнул:
– Да, Джейсон отказался от предложения отца. А вот Филипп нет.
Теперь пришла моя очередь удивляться:
– Он занял место, которое предлагали Джейсону?
Дилан пожал плечами:
– В конце концов, как юрист он был неплох. Должность младшего партнёра в небольшой конторе перестала его устраивать, а стать равноправным мешало наличие ещё пяти не менее амбициозных претендентов. Джейсон отказался от должности в корпорации, рассказал об этом Райли, и тот сделал всё, чтобы её получить. Он проработал у нас больше года, прежде чем я поймал его на нечестной игре.
– Какой именно?
– Филипп лоббировал интересы одного из производителей точного оборудования, обеспечивал юридическую поддержку в тендерах. Этого можно было не делать, мы и так сотрудничали с ними, но, как стало известно, с той стороны оказался нечистый на руку менеджер. Он слегка изменял цены в конечных документах, и мы получали меньше того, за что платили. Разница была незаметной, но она была. Недопоставки в конечном итоге обнаружились бы, но при наших объёмах закупок могли пройти годы.
– Понятно, – протянула я. – И как ты его поймал?
– Чисто случайно. Всего один факс, отправленный не по тому номеру.
Только из-за Джейсона Дилан не стал давать делу ход. Филипп ушёл без скандала, а вскоре и вовсе исчез из Сиэтла.
– Неужели Джейсон не знал, что представлял собой его друг? При его-то способности разбираться в людях!
– Знаешь, иногда мне кажется, он просто не верил в то, что столько лет мог в ком-то обманываться. Для Джея признание чужих слабостей, что для других – потакание собственным.
– Но это же неправильно!
– Вот и я об этом. Джей подставлял левую щёку даже раньше, чем кто-то решался ударить его по правой.
– Не представляю, что ты говоришь о том Джейсоне, которого я знаю.
– С тех пор он изменился, малыш. Закалился. Стал жестче, требовательней к другим.
– Но как тогда он мог снова поверить Райли?
– Старая дружба вроде как не ржавеет, – хмыкнул Дилан. – Когда два года назад Филипп снова объявился в Сиэтле, первым делом он пришёл ко мне. Повинился, так сказать, за ошибки молодости.
– И ты ему поверил?
– Конечно же, нет. И Джейсона попросил быть настороже. Как видишь, не зря.
– Но как Райли оказался в фирме у Джейсона? Не мелковато ли?
– Вовсе нет. Филипп поумнел. Так или иначе, Джейсон Хейл связан с Митчеллами, а это имя в Сиэтле открывает многие двери.
– Амбиции в угоду стабильности?
– Да. И возможная свадьба с одной из Холбрук была ещё одним столпом этой стабильности.
– Значит, они с Лорой действительно были помолвлены?
– Ходили такие слухи.
– И он лишился всего этого ради разового удовольствия тебе нагадить?
Как ни пыталась служба безопасности Саймона найти хоть какие-нибудь следы, ничего не получилось. Райли хорошо сумел их замести. Выяснилось, что это было обычное электронное письмо, пришедшее на открытую почту "Сиэтл Интеллиджинсер". Почтовый ящик, с которого оно ушло, был создан для отправки одного сообщения и удален, как только письмо оказалось на редакционном сервере. Электронный след уводил за пределы штата, и это означало, что к расследованию необходимо подключать федералов. Но так как всё это совпало с очередным исчезновением Райли из города, стало понятно, что именно он и организовал утечку.
– Не хочу много на себя брать, но иногда мне кажется, что именно для этого Филипп и вернулся
Стало не по себе от мысли, что где-то на свете есть человек, до такой степени ненавидящий моего мужа
– Мне следует за тебя бояться?
– Совершенно незачем, малыш. Райли – подлец, и, как все подлецы, – большой трус. В том, как неразумно он воспользовался добытой информацией, видна спешка. Думаю, какое-то время он знал о нашем браке и копии документов сделал, как только они попали к нему в руки. Наверняка, он собирался их продать. Возможно, даже мне. Ему представился случай поквитаться с нами, а мозгов сделать это по-умному не хватило.
Относительно Бри, то до нас доходили слухи, что она обосновалась в Европе. Наверное, ведёт охоту на кого-то из богатых и влиятельных – меньшим она довольствоваться не станет. Бри мастерски научилась подстраиваться под обстоятельства, умело притворялась, изображая именно ту женщину, которую в данный момент хотел бы видеть рядом с собой нужный ей мужчина. У таких, как она, всегда будет большой выбор жертв. И мне кажется, что уроки из своих прошлых ошибок Бри, как и Райли Филипп, извлекать так и не научится.
* * *
– Рада видеть вас, Лив.
Лора Холбрук протянула мне руку, и я мгновенно вспомнила её рукопожатие: крепкое, деловое.
– И я вас, Лора.
– Неужели это то, что я думаю? – Она кивком указала на зажатую под мышкой папку.
Я замялась:
– В общем, да. Решилась на второй заход.
– У меня не было случая поздравить вас с рождением сына. Представляю, как вы с Диланом счастливы.
Лора сказала это с улыбкой, но чуточку официально. Слова благодарности почти сорвались с моих губ, но внезапно выражение её лица изменилось:
– И, Лив, я бы хотела лично извиниться перед вами за неприятности, которые доставили вам и вашей семье близкие мне люди.
– Лора, вы не должны…
– Нет. Должна. Я знала, вернее, видела, как на сестру повлияло известие о вашей с Диланом свадьбе. Но я никогда не думала, что те угрозы, которые Бри выкрикивала в запале, будут приведены в действие. Райли, – Произнеся имя бывшего жениха, Лора запнулась. – Он был со мной, когда Бри вернулась из Чикаго. И я видела его глаза, когда он смотрел на ваши фотографии в газетах. Поверьте, я и представить не могла, насколько всё это для него важно. А ведь он был мне дорого. Очень дорог.
– Мне жаль. – Что ещё я могла сказать?
– Хорошо, что он так и не сделал мне предложение. – За усмешкой Лоре не удалось скрыть горечь.
– Полагаю, что самый благородный поступок в его жизни.
Выражение её глаз изменилось. Лора улыбнулась, и в этот момент я поняла, что нанесённая Райли рана близка к заживлению.
– Пожалуй, так оно и есть.
Было почти шесть, когда я снова оказалась перед хромированными дверьми лифта. На улице меня ждала машина, но, зайдя в просторную зеркальную кабину, неожиданно для себя я нажала кнопку последнего этажа.
При виде меня брови Мардж удивлённо взлетели:
– Лив? Не ожидала вас сегодня увидеть.
– Здравствуйте, Мардж. Он уже закончил?
– Всё ещё на прямой связи с Вашингтоном.
– Вы не возражаете, если я подожду здесь?
– Конечно же, нет. Боюсь, правда, что это надолго. Мистер Митчелл на сегодня меня уже отпустил: у Анны концерт в школе. Я все выходные убила, мастеря костюм осьминога.
– Осьминога?
– Ну да, – засмеялась Мардж. – Они дают представление о морской фауне побережья. Ерунда полная. И нет бы ракушка или рыбка какая-нибудь досталась, а то – осьминог! Этих чёртовых шлангов должно быть никак не меньше восьми.
Мы немного поговорили о детях, стараясь, чтобы за тяжелыми двустворчатыми дверьми нас не было слышно, и вскорости я осталась одна.
Прошло почти два часа, прежде чем двери открылись, выпуская около полутора десятка мужчин, одетых в деловые костюмы. Узлы галстуков у многих были ослаблены, пиджаки переброшены через руку. Все выглядели усталыми, но удовлетворёнными. Да, иногда камни ворочать легче, чем вести переговоры – меньше риска быть раздавленным.
Дилана среди выходящих не было.
Моё присутствие, слава богу, осталось незамеченным. В здании корпорации я была не частым гостем, но, стоило моей машине припарковаться перед главным входом, как об этом тут же становилось известно. До сих пор я ловила на себе заинтересованные взгляды и каждый раз, проходя через вестибюль, чувствовала себя цирковой мартышкой.
Когда приёмная вновь опустела, я, стараясь не сильно стучать каблуками, пошла к оставленной открытой двери.
Освещение было приглушено, и ранние весенние сумерки лились в кабинет через большие окна, плескаясь на всех поверхностях розовыми бликами. Вытянув длинные ноги, Дилан сидел за столом и что-то быстро набирал на лэптопе. Он сосредоточенно смотрел на экран, в задумчивости покусывая уголок губы. Я изучала мужа, отмечая все изменения в его внешности, произошедшие к концу дня. Пиджак и галстук были сняты, рукава белой рубашки закатаны до локтей, открывая мускулистые руки. Его шевелюра была взъерошена – он основательно подпортил её, неоднократно в течение дня запуская туда руки. Вот и сейчас Дилан на мгновение отнял от клавиатуры руку и провёл ею по волосам. Такой знакомый, такой родной жест.
