Текст книги "Королевство Бахрейн. Лики истории"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

Своды бахрейнской старины рассказывают, что торговцы на рынках вели себя с покупателями достойно. Нечестных, то есть нерадивых в речи бахрейнцев торговцев навсегда изгоняли с рынков. Имущество их распродавали, а деньги, вырученные за него, пускали на нужды общины. Появляться ни в городах, где они проживали прежде, ни на рынках, где торговали, ни им, ни их потомкам не дозволялось. Торговец, «очернивший лицо города» и «надругавшийся над честью рынка», наплевавший на законы предков, согласно которым обвешивать покупателя – это грех, становился изгоем. Молва о нем, как о «хищном», то есть нечистом на руку человеке, моментально облетала не только все города и села Бахрейна, но все рынки Прибрежной Аравии. И торговец, отлученный от своего торгового сообщества, заканчивал жизнь где-нибудь вдали от родных мест, где на ведение дел с ним накладывалось строжайшее табу. Имена таких людей заносили в негласные «черные списки. Попав в них, торговец вынужден был бежать с Бахрейна в «чужие земли».

Находясь в Манаме или Эль-Кувейте, в Дохе или Дубае и посещая рынки в старых кварталах этих приморских городов, невольно обращаешь внимание на то, что некоторые продукты кое в каких лавках там по-прежнему продают так же, как и в старые добрые времена. Сахар, к примеру, головками, упакованными в корзинки-плетенки. Висят они прямо у входа, на деревянных крюках. И взвешивают их там тоже по старинке – на огромных старинных весах. Вместо гирь используют камни, абсолютно точно, впрочем, соответствующие обозначенному на них краской весу. Делается это для того, чтобы привлечь в лавки туристов, жаждущих впечатлений, а также местных горожан пожилого возраста, испытывающих, по их же словам, тоску по безвозвратно ушедшему прошлому. Буквально впритык к таким лавкам располагаются старые кофейни. Заказав по чашечке кофе с кальяном, старики любят посидеть в них и поболтать о том времени, когда такой сытости и достатка, по их выражению, как сегодня, не было и в помине; зато свято чтились верность данному слову и «царила чистота нравов».

В былые времена, рассказывают старожилы, отлучаясь ненадолго из лавки, торговец дверь на ключ не запирал, а лишь опускал над ней простенький занавес, чаще всего – кусок непригодной уже для дела рыболовной сети. И был абсолютно уверен в том, что на переполненном людьми рынке никто в «закрытые» двери его лавки не сунется.

Многие рынки в древних крупных городах Аравии, как и сами эти города, окружали мощные защитные стены. На ночь ворота в оградительных стенах рынков, где такие имелись, затворяли. Сами же лавки с товарами стерегли хорошо натренированные собаки. Человека, тайком проникавшего ночью на рынок, они рвали на части. С призывом муаззина к утренней молитве собак с рынка уводили (20).

На рынках трудились цирюльники, «живые газеты Аравии», как в шутку называли их негоцианты-европейцы. И вот почему. К каждому своему клиенту цирюльник подходил как к возможному источнику новостей. Собранные и пересказанные им новости, переходя из уст в уста, быстро распространялись по городу. Чужеземцев, что интересно, местные стригуны обслуживали бесплатно. Просили взамен лишь об одном, – чтобы поделился с ними чужестранец тем, что видел и слышал в местах, где бывал по пути в их город (21).

Неизменившиеся с течением времени атрибуты-символы жилища бахрейнца – мараш и махбара. Первый из них – это аравийский спрей. Его предлагают гостю для опрыскивания ладоней после завершения трапезы и мытья рук. Розовую воду, традиционно используемую в этих целях, ввозят из Таифа, «города роз», и продают на рынках в миниатюрных стеклянных флаконах. Махбара – это аравийская курильница благовоний. Махбару подают гостю на пороге дома. По традиции, окуривают волосы и одежду гостя, а накануне его прихода – и гостиную, где проходит встреча.

В домах состоятельных и знатных бахрейнцев сохранились и дожили до наших дней деревянные сундуки старых мастеров, «сундуки предков». В старину в них хранили богатства семьи.

Гуляя по кварталам Старого города красавицы Манамы, невольно обращаешь внимание на то, что старинные дома – практические одинаковые по высоте. Объясняется это тем, что в прежние времена никто не имел права возводить свое жилище, выше соседних, так как таинства и секреты семьи, ее «внутренний мир» строго охранялись нормами ислама. Семейная жизнь была полностью сокрыта от посторонних глаз.

Еще одна характерная деталь сохранившихся во времени домов на узких улочках Старого города в Манаме – балконы с резными деревянными решетчатыми «занавесями». Они полностью скрывали находившихся на них женщин от взглядов прохожих, и являлись для представительниц прекрасного пола своего рода театральными ложами, откуда те наблюдали за житейскими сценками, разворачивавшимися на подмостках улиц.

Непременный атрибут таких домов – деревянные двери: массивные, по-богатырски сложенные, наружные или уличные, через которые проходят во двор; и входные в дома, украшенные искусной резьбой. Первые из них, вделанные в окружающую дом изгородь-стену, часто имеют в себе еще одну дверь, невысокую и довольно узкую. Через нее во двор дома может пройти только один человек, и не иначе, как наклонив голову. Таким образом, как бы с порога, он приветствует принимающих его хозяев. Такие «двери предков» передаются по наследству, и имеют историческую ценность, ибо позволяют прослеживать корни хозяев жилищ далеко в глубь веков. Вторые двери – это своего рода «визитная карточка» домовладельца. Для гостя-иноземца, знакомого с обычаями и традициями аравийцев и знающего арабский язык, двери эти, с вырезанными на них айатами («стихами») из Корана, могут поведать много интересного о хозяине жилища еще до встречи и беседы с ним. Недаром и сегодня арабы Аравии говорят: «Дом познается по двери». Строя новый дом, коренной бахрейнец непременно заберет с собой из старого жилища «двери предков». Зачастую из таких дверей бахрейнцы, да и другие арабы Аравии, мастерят крышки кофейных столиков, искусно застланные стеклянными скатертями. Чаще всего, сидя за ними, арабы Аравии в именитых семьях и ведут деловые или дружеские беседы со своими гостями.

Особо гордятся бахрейнцы разбитыми во дворах их домов садами, «образами Рая» в речи аравийцев. Состоятельные и именитые бахрейнцы окружают свои сады высокими заборами и наполняют их птицами, которых везут со всех концов света. «Шейхами» садов они называют павлинов; «принцессами» – финиковые пальмы, а «ближайшим окружением принцесс садов» – акацию и ярко цветущий кустарник ююбу.

Тамариск (акация) у арабов Аравии прошлого – это символ стойкости, пример адаптации к нелегким условиям окружающей среды и преодоления тягот жизни. Неслучайно, думается, из акации был сделан и Ковчег Завета, в котором, согласно Библии, хранились каменные Скрижали Завета с Десятью заповедями, сосуд с манной и посох Аарона. В прежние времена листья акации использовали в качестве корма для домашнего скота – коз, овец и верблюдов; а сок (камедь) – для лечения ран и кожных болезней. Тени, столь вожделенной жителями Аравийской пустыни, акация дает мало. У арабов Аравии сложилась даже поговорка на этот счет, гласящая: «Не жди помощи от вельмож, как и тени от акации».

Много в садах Бахрейна цветов. Непременно присутствуют белые розы – «цветы Пророка». Согласно поверьям арабов Аравии, белая роза произросла на земле в тех местах, куда упали капли пота Пророка Мухаммада во время восхождения к небесному престолу Аллаха. Свое чудесное путешествие на небеса Посланник Аллаха совершал на Бураке, мифическом крылатом животном. Так вот, там, куда скатились капли пота Бурака, возросли желтые розы, а в местах, которые оросили капли пота архангела Джабраила, сопровождавшего Пророка Мухаммада, – красные.

Один из интереснейших социальных институтов прошлого и настоящего арабов Бахрейна и Аравии в целом – институт харим, регламентирующий положение женщины в семье и в обществе (слово «харим» – производное от слова «харам», что в переводе с арабского языка значит «запрещать»). Харим – это свод перешедших в ислам древних обычаев-законов, определяющих, что дозволено и что не дозволено женщине. В границах данного института женщина чувствует себя в полной безопасности.

Аравитянка дней минувших, как о ней отзывались лучшие исследователи-портретисты «Острова арабов», – это «неиспорченная дочь Евы», «красивейшее на земле творение Господа», женщина эмоциональная и пламенная, одинаково страстно любящая и ненавидящая, пребывающая в неутешном горе, если видит, что муж ее пленился красотой другой женщины. Самое большое несчастье для нее – неспособность родить сына, и, как следствие, – стать предметом нескончаемых пересуд соплеменниц. С точки зрения бедуина, жизнь мужчины, если у него нет сына, продолжателя рода, не состоялась. Отсутствие мужского потомства воспринимается главами семей коренных арабов-бахрейнцев очень болезненно; и служит, притом довольно часто, поводом для развода и очередной женитьбы. «Нет для женщины ничего постыднее, чем быть бесплодным деревом», – гласит древняя поговорка арабов Аравии.

Согласно «правилам жизни предков», высоко чтимым на Бахрейне, женщина – это «госпожа жилища», хранительница домашнего очага. Сфера деятельности бахрейнской женщины прошлого ограничивалась домом. Она вела домашнее хозяйство, растила детей и обучала их «навыкам жизни». Только жены рыбаков и крестьян работали вне домов. Первые из них помогали мужьям чистить и продавать на рынках выловленную рыбу, а другие – ухаживать за финиковыми пальмами и обрабатывать поля и огороды.

Число работающих женщин на Бахрейне и сегодня невелико; на них приходится не больше 10 % трудоспособного населения (в 1959 г. эта цифра составляла 3 %, в 1965 г. – ок. 4 %, в 1971 г. – ок. 5 %) (22).

На Бахрейне до сих пор сохраняется полигамия, возведенная аравийцами в священный обычай, унаследованный ими от их далеких предков. Многоженство существовало в Аравии задолго до ислама, и считалось одной из примет состоятельности и богатства. Широко использовалась полигамия для скрепления семейно-родовых, родоплеменных и межплеменных союзов.

По традиции и сегодня на Бахрейне, да и в других монархиях Аравии, женятся зачастую на родственницах. Причин тому несколько. Во-первых, доминирование в социальной структуре общества родоплеменных отношений. С давних времен и до наших дней заключение брака внутри рода – это способ увеличения его численности, а значит – усиления роли и места рода в системе внутриплеменных отношений. Во-вторых, знание друг друга с детства, как считают арабы Бахрейна, есть залог нерушимости семьи. В былые времена бытовало поверье, что «браки с чужаками» могут плохо отразиться на детях – на их внешности и характере, уме и воле.

Согласно аравийским канонам красоты, у женщины должны быть «четыре черные вещи»: волосы, брови, ресницы и темная часть глаз. «Четыре белые вещи»: кожа, белки глаз, зубы и ногти пальцев рук и ног. «Четыре длинные вещи»: спина, руки, пальцы рук и ног. И, наконец, «четыре красивые вещи»: брови, нос, губы и волосы. «Диадема женской красоты, – говорят аравийцы, – ее густые и длинные волосы».

В прошлом во многих бахрейнских семьях проживали еще и наложницы-любовницы (copupu). Бахрейнец мог иметь их столько, сколько хотел. Рабыня-наложница, рожавшая ребенка своему хозяину, становилась свободной. Когда ее господин умирал, то она, по обычаям тех лет, «делалась женщиной» брата умершего или кого-либо из его родственников-мужчин.

Бедуин-кочевник, «витязь пустыни», половой связи с рабыней сторонился. Среди горожан, напротив, существовало мнение, что заниматься «усладами ночи» со своими рабынями арабу не только можно, но и должно. Ибо утеха со страстной рабыней придает, дескать, мужчине силы и «помогает удерживать здоровье».

В начале XX столетия, когда на Бахрейне британское правительство учредило пост политического агента, то рабыни, случалось, обращались к нему с просьбой об освобождении из неволи, и обретали свободу. Но жить было не на что, никаких сбережений они не имели, и поэтому либо возвращались к своим прежним хозяевам, либо начинали заниматься проституцией в «домах услад».

У арабов Древней Аравии, сообщают предания, существовал такой интересный обычай. Если у городской блудницы, «допускавшей» к себе, по выражению тех лет, много мужчин, рождался ребенок, то «отнести дитя она могла тому из них, кому желала сама; и словам ее давалась вера» (23).

Бахрейнским женщинам в сельских местностях «покидать свои деревни», то есть выходить замуж за «не своих мужчин», не разрешалось. Такое положение сохранялось даже в начале 1970-х годов.

В прежние времена жители приморских городов и сел на островах Бахрейнского архипелага, да и в Прибрежной Аравии в целом, мылись перед сном в море; притом в строго отведенных для мужчин и женщин «банных местах». «Морские обители женщин» на побережье мужчины обходили стороной. Любопытство каралось – прилюдной поркой на площадях.

Лицо своей избранницы, с семьей которой бахрейнец хотел породниться, он видел в прошлом только после свадьбы. Вместе с тем, прежде чем посвататься, обязательно «наводил справки» о внешности девушки и ее характере. Помогали мужчине в этом деле его мать, сестры и родственницы. В том случае, если отзывы их о девушке совпадали, и, что не мене важно, соответствовали его вкусу, то он делал предложение: встречался с отцом девушки и сообщал ему, что хотел бы взять ее в жены. Сговорившись о женитьбе и калыме, отец невесты и жених заключали – при участии муллы – брачный договор (за месяц до свадьбы). Обязательно при свидетелях – старейшин родоплеменных кланов и даже шейхов племен. Поступают так, к слову, и сегодня. Несоблюдение мужчиной обязательств по брачному договору являлось и является для женщины основанием для развода. Традиция составления брачных договоров пришла в Аравию из Месопотамии. Калым за невесту выплачивается после заключения брачного договора, смысл которого – материальное обеспечение женщины на случай развода.

После уплаты калыма жених дарит невесте обручальный подарок, состоящий, как правило, из золотых украшений, браслетов на руки и ноги. Вручение обручального подарка и выплата калыма знаменуют собой завершение акта помолвки. После этого отказываться от женитьбы не принято; такой поступок считается недостойным.

Много времени занимает подготовка невесты к свадьбе. Волосы ее убирают в косы. Руки и стопы ног расписывают хной (таков древний обычай, сулящий здоровье и семейное счастье). Ресницы подводят кохлем. Губы подкрашивают помадой. Одежды окуривают благовониями. И перед выходом к гостям невесту опрыскивают духами, с головы до ног.

Дело особой важности – подготовка помещения, где молодожены проведут первую брачную ночь. Кровать, застланную специально сшитыми по этому поводу простынями, окуривают ладаном и обрызгивают особыми сортами духов.

Свадебные торжества длятся от трех до семи дней. Каждый день на невесте должно быть новое платье.

Свадебные подарки невесте от жениха и его родителей – это в основном ювелирные украшения. В жизни аравитянки драгоценности занимают особое место. Наличие их у женщины – это зримое свидетельство любви и внимания к ней ее мужа, а также демонстрация соседкам и соплеменницам уровня благополучия и богатства семьи. В то же время – это и неприкосновенная, если так можно сказать, «заначка» женщины; на случай крайней необходимости, развода, к примеру.

По окончании первого дня свадебных торжеств жена встречает мужа в специально отведенных для них покоях, облачившись в платье зеленого цвета. В Аравии этот цвет считается знаком-меткой семейного счастья и благополучия. Абайю, которую муж снимает со своей жены в первую брачную ночь, он использует на следующий день в качестве коврика для молитвы. Простыню с брачного ложа со «следами взлома невинности» непременно демонстрирует женской части породнившихся семейств.

В прошлом первую брачную ночь, или «ночь взлома невинности» в речи аравийцев, и последующие дней десять молодожены проводили в доме отца новобрачной. Медовый месяц был, по сути, временем практических наставлений, которые давала девушке, только что вышедшей замуж, ее мать.

Венец церемониала женитьбы в Аравии – переселение женщины в дом мужчины. После этого статус женщины кардинальным образом меняется – она становится женой-смотрительницей семейного очага.

Одна из древних, сохранившихся до наших дней традиций на Бахрейне – золотые семейные накопления; вкладывание денег в золото. Такие накопления имеет практически каждая семья. Их еще называют «золотыми семейными наследиями». По особым случаям – во время празднований семейных юбилеев, к примеру, – их выносят на обозрение членов собирающихся на торжества членов семейно-родовых кланов. Золотые семейные накопления, передающиеся в форме наследства из поколения в поколения, представлены массивными золотыми ожерельями и головными украшениями из золотых монет времен владычества в Аравии Османской империи. Есть в них и пояса из чистого золота, в виде скрепленных золотых плиточек-пластин, и богатые ожерелья с жемчугом и рубинами, многие из которых имеют антикварную ценность.

В старом городе Бахрейна, Биляд-эль-Кадим, находится почитаемый в народе источник Абу Зайдан. Согласно все еще бытующему здесь поверью, вода из него обладает чудесными свойствами «сохранять семьи и наделять женщин плодовитостью». Для этого надо только, чтобы в первую брачную ночь, перед тем, как проследовать в брачные покои, женщина испила чашу воды из этого источника, и тогда все в ее семье сложится благополучно.

Младенца, по традиции, бахрейнцы нарекают именем на седьмой день после рождения. Имена дают громкие, овеянные в племенах Аравии славой и почетом. Если мальчика называют Мухаммадом, то, порицая или браня малыша, имя это вслух не произносят.

В выходные и праздничные дни даже упоминать о работе на Бахрейне негоже. Единственное, что, по мнению бахрейнцев, надлежит делать в эти дни, так это радоваться «богатству общения» – с родными и близкими, с друзьями и соплеменниками. «Что толку в ночи, – говорят пожилые бахрейнцы, хорошо помнящие присказки предков, – если в ней нет звезд»; и добавляют: «Праздники красят год, как звезды небо». Праздник без гульгулье и вельвеле, то есть без шума и веселья, считают бахрейнцы, – не праздник; и потому веселятся от души.

Неизменная составляющая празднеств на Бахрейне – народная музыка, традиционные песни и танцы. Непременные «участники» празднеств – популярные и поныне «музыкальные инструменты предков»: лютня и ребаб, бубен, барабан и тамбурин.

Отличительная особенность народных песен на Бахрейне – это протяжно-раскачивающиеся, если так можно сказать, их ритмы и мелодии. Объяснением тому – окружающая среда, повседневная жизнь бахрейнцев, столетиями протекавшая в пустыне и на море. Ритмы напевов синхронизируются либо с фазами шагов верблюдов в пустыне, либо с тактами движений землекопов в финиковых рощах, либо с тактами подъема паруса, якоря или ловца жемчуга со дна моря.

В XX столетии Бахрейн являлся центром образования и культуры Арабского побережья Персидского залива. Здесь открылись первые в Прибрежной Аравии начальные школы и издательства. Первую газету на Бахрейне («Эль-Бахрейн») начал издавать Абд Аллах аз-Заид.

Отцами-основателями печатного дела на Бахрейне краеведы называют Хаджжи Ахмада ал-Вахида Фарамирзи, богатого торговца, и Хаджжи Мирзу ‘Али Джавахари (известного изготовителя печатей). В 1913 г. они завезли в Манаму первый печатный станок.

Родом с Бахрейна – предок именитого арабского поэта Саййи-да ‘Абд ал-Джалиля ат-Табатаби. Сам он родился в Басре. Но вот предок его, известный бахрейнский тавваш, оптовый торговец жемчугом, поведал ему в детстве немало интересных историй и о самом Бахрейне, и о других «землях арабов», в том числе о Сирии. Бывал он там часто. Поддерживал тесные деловые отношения с богатейшим человеком Алеппо, «жемчужным королем» ал-Аббу-дом. Свою первую поэму ат-Табатаби написал в 1796 г., в возрасте 21 года. Умер в Кувейте.

В прошлом, отдавая детей (и только мальчиков) на обучение в школы при мечетях (мадрасы), отцы наставляли их учиться прилежно, наполнять «колчан знаний» так же усердно, как колчан со стрелами, готовясь к охоте. «Знания – те же стрелы», – поучали они. «Колчан знаний со стрелами мудрости», – ценнейшее богатство человека. Ведь неслучайно же Пророк Мухаммад сказал однажды, что учиться надобно «от колыбели до могилы», так как «достоинство человека оценивается степенью его образования».

«Знания, – утверждает один из жизненных постулатов арабов Бахрейна, где зародилась одна из древнейших цивилизаций на земле, – самая дорогая вещь на ярмарке жизни». Поэтому человек, «житель земли», пребывая в «чужих краях», как сказывали предки, должен познавать «жизнь других людей», пополнять знания об их обычаях, традициях и нравах, то есть расширять кругозор. «Ведь вера и знания – это и есть фундамент жизни».

«Наука и знания, – гласит одно из высказываний почитаемого на Бахрейне «праведного» халифа ‘Али, – богатая сокровищница, которая никогда не иссякнет». «Глупейший из людей тот, – не раз сказывал он, – кто считает себя умнейшим». И мудро замечал: «Вместимость любого сосуда уменьшается, когда его наполняют, кроме сосуда знаний, объем которого при наполнении увеличивается».

Своды аравийской старины рассказывают, что владыки и владычицы древних царств и народов «Острова арабов» одинаково достойно жаловали подданных своих и за подвиги на поле брани, и за «мудрые мысли и добрые советы».

Особым уважением среди арабов Аравии прошлого пользовались варраки, то есть архивариусы. К мнению их прислушивались и люди знатные, и простые, и словам их внимали. Дело в том, что варраки были людьми высокообразованными. Знали, как правило, несколько языков. Содержа в порядке архивы предков, выступали также в роли хронистов и переводчиков при дворах своих правителей. Многие из них прославились как собиратели аравийской старины, сказаний и преданий, пословиц и поговорок арабов Аравии.

Почитали в Аравии в прошлом и счетоводов-казначеев. В народе говорили, отмечал в своих работах великий арабский мыслитель Абу Хаййан ат-Таухиди, что «счетоводство – это корзина с хлебом» (24), то есть профессия, обеспечивающая достойные условия жизни

В семьях бахрейнцев издревле существовало правило: обязательно обучить грамоте – чтению, письму и счету, цифири и букве – одного из сыновей, самого смышленого и сообразительного. Занятия с детьми проводили священнослужители. Школы (куттабы) располагались либо прямо во дворах мечетей, либо в домах мулл, либо в подсобных помещениях в лавках торговцев на рынках. «Искусству чтения» учили по Корану. Для овладения «искусством письма» использовали, как уже говорилось в этой книге, верблюжьи лопатки; буквы на них выводили тростниковыми палочками, макая их в золу. Когда во время занятий раздавался призыв муаззина на молитву, то ученики тех куттаб, которые располагались при мечетях, гурьбой высыпали из дворов мечетей и мчались к заливу, чтобы омыться перед молитвой. Мечети располагались метрах в ста от воды. Кстати, по ночам минареты мечетей с зажженными на них емкостями с «черной водой» (нефтью) служили маяками-ориентирами для мореходов. По вечерам ученики вынимали свои тростниковые «ручки» и «тетрадки», то есть верблюжьи лопатки, из «портфелей»-корзинок, сплетенных из пальмовых листьев, и, усевшись у воды на побережье залива, тщательно очищали их корочкой кокоса с песком. Плата за обучение производилась каждый четверг – или монетой, или чем-либо другим, рисом, скажем, либо финиками. Образование считалось законченным, если ученик мог прочесть без запинки любую из 114 сур (частей) Корана. Знакомили детей в школах и с мусульманскими нормами поведения, в семье и в общине (умме), и с традициями и обычаями предков (адаб). Окончание школы (ал-хатма в речи бахрейнцев) отмечали в семьях громко и пышно. Детишек-выпускников одевали в лучшие одежды, и, усадив верхом на лошадь или просто взяв за руку, наведывались во все дома в округе. У дверей каждого из домов пели или танцевали, а хозяева жилищ, в свою очередь, щедро одаривали ребятишек сладостями. День торжеств («ал-тахмида», что значит – «хвалить») запоминался всем надолго (25).

По окончании школы мальчики приобщались к «делам отцов», овладевали их профессиями и ремеслами, а девочки «укрывались» в домах – до выданья их замуж; помогали матерям в ведении домашнего хозяйства

Первую начальную школа европейского образца, притом для девочек, что интересно, открыли на Бахрейне в 1892 г. американские миссионеры, супруги Цвемер, в помещении миссии (26). Школа для мальчиков, опять-таки в здании той же миссии, начала функционировать в 1905 году; пользовалась успехом. В 1908 г., как следует из хроник Бахрейна, ее посещали четыре принца из правящего семейства. К 1935 г. школу для мальчиков – из-за нехватки финансовых средств у миссии – закрыли; а вот школа для девочек продолжала действовать (27).

Годом, положившим начало становлению школьного образования на Бахрейне, принято считать 1919-й. В этом году член правящего семейства, шейх ‘Абд Аллах ибн ‘Иса, посетил Англию, и по возвращении на родину инициировал введение на Бахрейне системы современного начального обучения. И хотя школу «нового образца», по выражению бахрейнцев, «отвечавшую потребностям времени», построили только в 1921 г. (на острове Мухаррак, работу ее финансировали жители острова), «днем рождения» начального школьного образования бахрейнские историки называют именно 1919 год. Заметки об этой «небольшой начальной школе для мальчиков», получившей название «Эль-Хидаййа», оставил в своих воспоминаниях Амин ал-Рихани, известный ливанский писатель и мыслитель, посещавший Бахрейн в 1923 г.

Встреча старейшин семейно-родовых кланов острова Мухаррак, на которой обсуждались вопросы, связанные со строительством и работой этой школы, состоялась в начале 1920 года. Арабы внесли на ее открытие 120 000 рупий, а персы – 7 000, пообещав, собрать еще 100 000 рупий при условии, что обучать в школе, помимо арабского и английского, будут еще и персидскому языку. Арабы с такой постановкой вопроса не согласились, и деньги персам вернули. Поручили сделать это знатному торговцу Йусуфу Кану, род которого в Королевстве Бахрейн и ныне на слуху. Тогда-то персы и решили, что им надлежит иметь свою начальную школу (появилась в 1923 г.).

На той же встрече был учрежден так называемый Комитет по образованию во главе с шейхом ‘Абд Аллахом ибн ‘Исой – в целях надзора за обучением в школе. Состоял он исключительно из бахрейнцев-суннитов. Дети шиитов для обучения в этой школе не допускались. История сохранила имена членов данного комитета, людей знатных и именитых. В него входили: Йусуф Ибрахим Факру, ‘Абд ал-Латиф ал-Мушари, ‘Абд ал-‘Азиз ал-Куссаби, ‘Абд ал-Рахман Мухаммад ал-Зайни, ‘Абд ал-Рахман ‘Абд ал-Вахаб ал-Зайани и Ахмад Хассан Кану.

Школа «Эль-Хидаййа» стала первой современной начальной школой не только на Бахрейне, но и в Прибрежной Аравии. Возглавил ее египтянин, шейх Хафиз Вахба, который по праву считается основоположником начального образования на Бахрейне. Помогал ему в работе сириец Мухаммад ал-Йамани, предки которого были выходцами из Йемена. В 1922 г. англичане выслали шейха Хафиза Вахбу с Бахрейна, обвинив его в «политической агитации»; и он поступил на службу к эмиру Ибн Са’уду. Сделал блестящую карьеру – стал политическим советником основателя Королевства Саудовская Аравия и его первым послом в Великобритании.

В 1923 г. на Бахрейне заработала еще одна начальная школа, что привело к увеличению числа пребывавших на острове сирийских учителей (преподавателей для своих школ сунниты-бахрейнцы подыскивали в Сирии). Главой их миссии на Бахрейне являлся ‘Усман ал-Хаурани, самый ярый, к слову, противник французского присутствия в Сирии. В 1927 г. в дополнение к двум первым начальным суннитским школам распахнули двери для детей еще две – на Мухарраке и в Манаме.

Шииты Бахрейна на «просвещенческую волну», поднятую суннитами-бахрейнцами, отреагировали формированием комитета шиитских нотаблей – для сбора пожертвований на цели строительства школ для шиитов. Сэр Чарльз Белгрейв вспоминал, что члены этого комитета были людьми менее образованными, чем их коллеги-сунниты, члены Комитета по образованию. Никто из них, по его словам, не имел абсолютно никакого представления о том, какой должна быть современная школа. В шиитский комитет входили: ‘Абд ‘Али ибн Мансур ибн Джум, Адиан ал-Биляди, ‘Абд ‘Али ибн Раджаб, Ахмад ал-Алави и другие.

В 1927 г. при содействии этого комитета в Манаме появилась новая школа для мальчиков-шиитов («Эль-Джаффариййа»), а годом позже – еще одна («Эль-Алавиййа»), в поселении Эль-Хамис. Учителей для своих школ шииты набирали в Ираке, в шиитских провинциях, большей частью в Неджефе и Кербеле, в Святых местах шиитов.

В 1928 г. на острове Мухаррак открылась первая начальная школа для девочек (сунниток); она же, к слову, и первая такого рода в бассейне Персидского залива. Располагалась в доме, арендованном Комитетом по образованию. Это нововведение вызвало протесты со стороны консервативных кругов Бахрейна. Если девочки научатся читать и писать, говорили они, что тогда удержит их от общения с мужчинами посредством переписки, без ведома их родителей. Против такой инновации выступали и многие муллы. Они негативно высказывались насчет открытия школы для девочек в своих проповедях (хутбах) во время пятничных молитв (в пятницу проповедь предшествует молитве, в другие дни – следует за ней).

В том же 1928 г. восемь молодых бахрейнцев выехали в Бейрут для получения высшего образования. Были среди них и три представителя правящего семейства (сунниты): шейх Халифа ибн Мухаммад ибн ‘Иса Аль Халифа, шейх Хамид ибн ‘Абд Аллах Аль Халифа и шейх ‘Абд Аллах ибн Ибрахим Аль Халифа.

В 1930-х годах на Бахрейне действовало 7 начальных школ для мальчиков (пять – суннитских и две – шиитских) и одна для девочек; в 1937 г. в них обучалось 1589 человек. К концу 2-ой мировой войны число школ для мальчиков увеличилось до 13-ти, а число учащихся в них – до 1750 человек (работу в школах вели 82 учителя). В 1970 г. школ для мальчиков насчитывалось уже 64, а учащихся в них – 28 768 человек.

Департамент школьного образования для девочек с момента его учреждения (сентябрь 1939 г.) и до 1957 г., то есть до времени своего отъезда из страны, возглавляла леди Белгрейв, супруга Чарльза Белгрейва, английского политического агента, а потом и советника эмира Бахрейна. К концу 1950-х годов на Бахрейне было 16 школ для девочек (в них обучались 5467 человек), а в 1970 г. – 47, в них обучались 21 303 школьниц.