Текст книги "Королевство Бахрейн. Лики истории"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

В феврале 1867 г. в Бомбей прибыло небольшое французское посыльное судно «Диамант» под командованием лейтенанта Боска. На основании распоряжения, полученного им от французского консула в Багдаде, месье Пелисье (Pellissier), лейтенант обошел несколько портов в Персидском заливе. Особое внимание, в соответствии с указанием консула, обратил на Кувейт и Бахрейн. Посетил также Линге, Бендер-Аббас, Бендер-Бушир, Басру и Дубай (фигурирует в его рапорте как Диббей). В Эль-Катиф из-за непогоды не попал.

Сохранились два письма лейтенанта Боска. Одно из них, датированное 18.02.1868 г., отправлено из Басры. В нем Боек пишет, что повстречался в Басре с находившимися там по торговым делам несколькими шейхами из земель северной части Аравийского побережья Персидского залива. Динамично развивающимся портом на Персидском побережье лейтенант называет Линге, который, как он указывает, находился под управлением независимого арабского шейха, и куда регулярно ходили почтовые шлюпы из Индии. Высоко отзывается о правителе Кувейта, шейхе ‘Абд Аллахе ибн Сабахе ибн Джабире Аль Сабахе. Характеризует его как человека наделенного житейской мудростью и смекалкой. Отмечает, что правитель Кувейта всячески противился тому, чтобы торговлю в его уделе забрали в свои руки англичане, используя в этих целях торговцев-индусов, как это имело уже место на Бахрейне.

Делясь впечатлениями, вынесенными им от посещения Дубая, лейтенант рассказывает, что «Диббей [Дубай] – это портовый город» и «один из центров торговли» на побережье Юго-Восточной Аравии, что «управляет им молодой и гордый бедуин», «большой друг» Саййида Турки, брата умершего султана Тувайни. Подчеркивает, что дубайский шейх оказывает Саййиду Турки «горячее гостеприимство». Выказывает готовность предоставить ему военную помощь – «выставить 10 000 воинов», чтобы подсобить захватить Маскат и забрать трон, по праву принадлежащий ему, у своего дяди, султана Салима.

Шейх Дубая, пишет Боек, англичан не жалует, считает, что поступают они зачастую несправедливо. И примером тому – захват и затопление ими арабских парусников, принадлежавших ни в чем не повинным людям.

Упомянул Боек и о «большом городе Шарджа», находящемся рядом с Дубаем. Указал, что управлял им в то время «миролюбивый и гостеприимный шейх», чтивший верховного шейха ваххабитов. Отметил, что англичане, часто посещавшие Шарджу, «держали там морского агента, дабы быть в курсе всего, что происходило на Оманском побережье» (52).

Первым нештатным консульским агентом Франции в Маскате стал месье Шаней (М. Chapuy, 1862). Никаких сведений о его работе в Омане не сохранилось. Известно только, что в 1891 г. он в паре с другим французом, месье Трамье (Tramier), посещал правителя шейхства Умм-эль-Кайвайн (входит сегодня в состав ОАЭ), о чем мы расскажем чуть ниже, а в 1892 г. учредил в Марселе пароходную компанию, которая специализировалась на поставках товаров в порты Персидского залива.

Решение о назначении французского вице-консула в Маскат было принято в 1874 г., но он туда так и не прибыл. Вместе с тем, французские консулы в африканских портах Красного моря выдавали подданным султана Маската из числа владельцев судов из Сура и доминионов Омана в Восточной Африке документы на пользование французским флагом, что огораживало их от досмотров английских морских патрулей в водах Индийского океана, Красного моря и Персидского залива.

В 1891 г. на «побережье шейхов», как именовали земли современных ОАЭ русские дипломаты, появились два деятельных, по выражению англичан, француза. Поскольку одним из них был месье Шапей (М. Chapuy), служивший в свое время французским консульским агентом в Маскате, которого Лоример характеризовал «наполовину авантюристом, наполовину торговцем и блистательным интриганом», то англичане сразу же предположили, что цель миссии «французского дуэта» – чисто политическая. Подозрения их на этот счет еще больше усилились, когда французы трижды посетили шейха Умм-эль-Кайвайна. «Богато одарив его подарками», они убедили шейха, как стало известно бриттам, «поднять в его землях французский флаг и встать под защиту Франции», подобно тому, как поступили уже арабы оманского Сура. Донесли англичанам и о том, что шейх обещал «посланцам Парижа» написать письмо на имя французского правительства с выражением готовности оказывать гражданам Франции теплый и радушный прием в его уделе, а французским купцам предоставлять свободу торговли. Архивные документы свидетельствуют, что шейх хотел избавиться от диктата англичан, и поэтому решил установить полнокровные, как сказал, дружественные отношения с французами. Как бы то ни было, но французам все же удалось, хотя и ненадолго, «пробить брешь в аравийской стене английских договоров», с помощью которых британцы оберегали их интересы в шейхствах на Оманском побережье (53).

Реакция Англии на активизацию Францией политико-дипломатической деятельности в Южной Аравии последовала незамедлительно. В марте 1892 г. майор Тэлбот, который сменил на посту английского политического резидента в Персидском заливе полковника Росса, используя весь имевшийся в распоряжении англичан арсенал сил и средств, инструменты подкупов и давления, принудил шейхов Договорного Омана подписать так называемое Исключительное соглашение. Этот документ обязывал правителей шейхств в землях Аш-Шамал и их наследников-преемников строго придерживаться всех ранее взятых на себя договоренностей. Но главное – предписывал им не входить, ни в какие контакты, ни с кем из иностранных государств, кроме Британской империи, и «не привечать у себя» никаких иностранных представителей без согласия на то английских властей в Британской Индии.

Узнали французы об этом соглашении, ставшим базовым юридическим документом для заключения впоследствии Англией аналогичных договоров с шейхами Бахрейна, Катара и Кувейта, случайно. Дело было так. Судно пароходной компании Шапейи (М. Chapuy), отправившееся в 1892 г. с грузами в Персидский залив, планировало войти в гавань Умм-эль-Кайвайна, с шейхом которого у Шапейя (М. Chapuy) имелась договоренность о налаживании торговых сношений с Францией. Но правитель этого шейхства, Ахмад ибн ‘Абд Аллах Аль Муалла, отказался принять у себя французское судно, сославшись на недавно навязанный ему англичанами договор, запрещавший привечать у себя и вести, какие бы то ни было, дела, ни с кем, кроме англичан. Поведал он капитану судна, что подписал этот договор под угрозой бомбардировки его удела военными судами британцев.

В 1892 г. во время дискуссий в Палате депутатов французского парламента депутат Деленкл (М. F. Deloncle) заявил, что считает делом чести для Франции иметь штатного консульского агента в Маскате, дабы вел он реестр «субъектов, находящихся под французской защитой», отстаивал и их права, и интересы Франции в том районе мира. Указал в этой связи на «успехи русских» в плане продвижения их товаров на рынки Персидского залива. Обратил внимание депутатов на донесения французских дипломатов из Басры, Багдада и Джидды об усилении «обаяния России» в шейхствах Аравии, в том числе путем выполнения кораблями ее Военно-морского флота миссий военной дипломатии. Предложил провести с Россией, назвав ее «великой нацией и союзницей Франции», совместную, с участием кораблей обоих флотов, акцию в Персидском заливе (54).

В июле 1894 г. французское правительство приняло решение открыть консульство в Маскате и назначить управлять им месье Поля Оттави (Paul Ottavi), бывшего драгомана (переводчика) французского консульства в Могадоре (нынешняя Эс-Сувайра, Марокко). Он стал первым дипломатическим представителем Франции в Маскате. Прибыл к месту службы 08.11.1894 г., на почтовом пароходе из Карачи. Бегло говорил по-арабски. Был хорошо знаком с положением дел в Омане, так как до Марокко служил консулом на Занзибаре, принадлежавшем султану Маската. Англичане отзывались о нем не иначе, как об «интригане высшей пробы». И все потому, что он смог установить доверительные отношения с султаном Маската, Саййидом Файсалом ибн Турки, настроить его против британцев и покачнуть их доминирующее положение в Омане. Ослабление англо-маскатских отношений в период 1895–1899 гг. явилось результатом активной деятельности П. Оттави.

Надо сказать, что сближение Маската с Францией негативно отразилось на позициях Англии и в землях Аш-Шамал (Договорного Омана, нынешних ОАЭ). Авторитет Франции на «побережье шейхов» заметно вырос. Симпатии к Франции стал проявлять правитель Абу-Даби, шейх Заид ибн Халифа Аль Нахайан, вождь крупного племенного союза бану йас. Он, как и некоторые другие шейхи племенных уделов в землях Аш-Шамал, разделял недовольство тогдашнего правителя Маската, султана Файсала, деятельностью Англии в зоне Персидского залива, ее грубым вмешательством во внутренние дела шейхств Прибрежной Аравии и жесткими мерами подавления всякого рода инакомыслия (55).

П. Оттави несколько раз встречался и беседовал с шейхом Заидом, когда тот посещал Маскат. Чувствовал, как сообщал в Париж, неприязнь шейха к английскому агенту в землях Аш-Шамал с резиденцией в Шардже. Известно, что агент этот предлагал британскому политическому резиденту в Персидском заливе «наказать шейха Заида за неповиновение» – за отказ удовлетворить несправедливые, как считал правитель Абу-Даби, требования агента по оплате наложенных им на Абу-Даби штрафов. Оттави не исключал, что шейх Заид мог обратиться к нему с просьбой о предоставлении помощи, и ставил перед Парижем вопрос о своевременном инструктаже на этот счет. Ответ внешнеполитического ведомства Франции на соответствующий запрос Оттави гласил, что в случае поступления такого обращения от шейха Заида, изложенного в письме на имя французского правительства, ему надлежит переслать его для рассмотрения в Париж (56).

В 1900 г., как стало известно англичанам, П. Оттави принимал в Маскате четырех арабов из уделов в землях Аш-Шамал. На встрече с ним они заявили, что выступают в качестве представителей четырех независимых шейхов, Шарджи, ‘Аджмана, Умм-эль-Кай-вайна и Ра’с-эль-Хаймы. Во время беседы посланцы зондировали вопрос о том, как отреагируют французы на обращение к ним правителей этих шейхств в случае, если те решат сменить протекторат, отказаться от защиты Англии и встать под эгиду Франции. С тем же вопросом выходил на Оттави и его агент в Линге, состоявший в родственных связях с одним из этих шейхов.

Во время службы П. Оттави в Маскате (1894–1901) пост министра иностранных дел Франции занимали Габриэль Аното (1894–1898) и Теофиль Делькассе (1898–1905). Оба они являлись сторонниками активной политики Франции в зоне Персидского залива. Консульство Франции в Маскате в это время (до 1896 г.) возглавляли, после П. Оттави, Роже Ляронс (Roger Laronce), Бежуа Биекок (Beguin Billecocq), Шарль-Морис Леконтор (Charles-Maurice Lecontor).

Интересные заметки о французско-английском соперничестве в Маскате содержатся в «Отчете временно командированного в 1897 г. в порты Персидского залива титулярного советника А. Адамова» (31.10.1897), известного русского дипломата-востоковеда, ставшего впоследствии первым консулом Российской империи в Басре.

В 1868 г. рассказывает А. Адамов, Англия и Франция договорились «уважать независимость не только владений занзибарского султана, но и области султана маскатского». В 1886 г. они подтвердили заключенное ими соглашение еще раз. Однако в 1888 г. англичане, воспользовавшись смертью султана Маската и Омана Сайй-ида Турки бен Са’ида (правил 1871–1888), «открыто вмешались в дела этого султаната; и при помощи интриг, подкупов и тому подобных средств возвели на престол – вместо Саййида Фахада, старшего сына умершего султана, человека энергичного и умного, – его среднего брата, Саййида Файсала бен Турки [правил 1888–1913], человека безграмотного и весьма ограниченного». С воцарением последнего «негласное английское влияние в Маскате перешло в открытый протекторат».

Саййид Фахад, старший брат маскатского султана, «являвшийся в глазах англичан, в силу присущих ему ума и энергии, опасностью для их ставленника, погиб, насильственной смертью» (57).

Франция, тогдашний соперник Англии в Персидском заливе, ответила на действия англичан открытием консульства в Басре и назначением на этот пост г-на Оттави, ставшего впоследствии первым французским консулом в Маскаете. В настоящее время, отмечал А. Адамов, в Маскате, «кроме английского политического агента, капитана Берилла, и г-на Оттави, находится еще и исполняющий обязанности американского консула г-н МакКерди» (58).

Французы ведут себя деятельно и инициативно. В порту Сур «большая часть судовладельцев состоит под французским покровительством». Занимаются они перевозкой «занзибарских невольников» и контрабандой оружия (59).

Интерес англо-индийских властей к Маскату, говорится в информационно-справочном материале русского генерального консула в Багдаде А. Ф. Круглова, определялся долгосрочными интересами Британской империи в данном районе мира. Цель Англии, указывал А. Круглов, состояла в том, чтобы, «подчинив себе Маскат, использовать обширные владения правителя Омана на Аравийском побережье для установления полного контроля Британской империи над морскими коммуникациями на подступах к Персидскому заливу, а также для проникновения в другие земли Прибрежной Аравии, а оттуда – в Центральную Аравию» (60).

С назначением в Маскат в 1894 г. французского консула, писал А. Круглов, англичане всполошились, опасаясь, как бы французы, или кто-либо другой, «не отняли у них их добычу» в лице Маската. Приняли стойку кулачного бойца, и, закусив удила, пошли напролом, демонстрируя «озлобленную жестокость» (61).

Одним из самых активных и результативных проводников французских интересов в зоне Персидского залива, наряду с г-ном Оттави, англичане считали французского торговца оружием Антуана Гогуйера. Он свободно говорил по-арабски, одевался как араб и выдавал себя за магрибинского торговца ‘Абд Аллаха ал-Магриби. Одно время работал переводчиком в судах Туниса. Там же начал издавать газету на арабском языке. Выступал с критическими статьями о деятельности французского правительства в Африке. Вынужден был покинуть Тунис. Можно сказать, что тамошняя французская колониальная администрация просто-напросто выпроводила его оттуда. Перебрался в Абиссинию, где угодил в тюрьму. Когда освободился, то отправился на Бахрейн – в качестве торгового представителя фирмы Эттингхаузена, известного в Европе торговца жемчугом. Там, кстати, познакомился с представителями семейства Са’удов. Более того, рекомендовал французскому правительству взять эмира ‘Абд ал-Рахмана ибн Файсала, укрывавшегося в то время в Кувейте, под свою эгиду, и сделать его «союзником-проводником» политики Франции в Аравии. Однако инициатива эта понимания тогда в Париже не нашла.

В сентябре 1899 г., после того, как Гогуйер перебрался с Бахрейна в Оман, он направил главе своей фирмы «План коммерческого и финансового освоения северо-западной части Омана» (копию документа передал г-ну Оттави). Предлагал также, чтобы Франция выкупила у правителя Омана небольшой торговый порт Гвадур, что на побережье Белуджистана, а еще обустроила военную базу в Прибрежной Аравии, в одном из шейхств Договорного Омана. Обсудил, якобы, даже с шейхом Шарджи вопрос о передаче им Франции, в долгосрочную аренду, гавани в Хор Факкане – в обмен на строительство железной дороги от Хор Факкана до Шарджи.

В целях упрочения позиций Франции на Аравийском побережье рекомендовал приобрести у шейха Ра’с-эль-Хаймы порт Диббу, опять-таки в обмен на прокладку железной дороги – из Диббы в Ра’с-эль-Хайму. Выступал с идеей связать железной дорогой Оман со всеми шейхствами Оманского побережья (нынешние ОАЭ). Мыслил, в общем, масштабно и неординарно.

Познакомившись поближе с султаном Маската, эмирами шейхств Юго-Восточной Аравии, Кувейта, Катара и Бахрейна, оставил жемчужную коммерцию, и занялся торговлей оружием. Бывал по «оружейным делам» в Кувейте и на Бахрейне. Договоренности свои с шейхами выполнял. Слово свое держал твердо.

Жительствуя в Маскате, писал статьи для египетской прессы. Выступал в них с осуждением «посягательств Англии на исламские страны».

Оружейным бизнесом в Маскате занимался деятельно. Поставлял оружие во все шейхства Прибрежной Аравии, находившиеся в договорных отношениях с Англией, что, конечно, же, не могло не тревожить английскую колониальную администрацию в Британской Индии. Англия пыталась даже надавить на Францию, чтобы она остановила оружейный бизнес своего «магрибинца». Но его деятельность в Маскате, в отличие от Туниса, была на руку Парижу, вступившему в 1890-х годах в схватку с Англией за сферы влияния в зоне Персидского залива. Полностью вписывалась в политико-дипломатическую установку Парижа на «создание дискомфорта британцам в Заливе». Французская пресса и влиятельные политики-сторонники так называемой колониальной партии Франции поддерживали деятельность Гогуйера (62).

В английском правительстве рассматривался даже вопрос о выплате Гогуйеру солидной денежной компенсации в обмен на прекращение оружейных сделок с шейхами, находившимися в сфере влияния Англии, в том числе с эмирами Кувейта и Бахрейна, земли которых выступали значимыми пунктами «оружейного трафика Гогуйера» из Маската в бассейн Персидского залива. Но из этого у англичан, судя по всему, ничего не вышло.

Умер «ловкий оружейный барон Залива», как его называли между собой английские дипломаты, в Маскате, в 1909 г. (63).

Главным покровителем оружейной торговли в зоне Персидского залива и Красного моря выступало в то время французское консульство в Маскате (закрылось в 1920 г.). Сама эта торговля была одним из проявлений в данном конкретном районе мира глобального соперничества Англии с Францией. Цель «аравийской оружейной кампании французов» состояла в том, чтобы вооружить племена Аравии и спровоцировать их на широкое выступление против англичан, дабы подорвать влияние британцев в Прибрежной Аравии и укрепить собственное.

В своей деятельности в зоне Персидского залива французы придерживались той же тактики, что и англичане в Северной Африке, в том же Марокко, к примеру, поставляя туда оружие и настраивая местные племена против французов.

В 1908 г. через Маскат прошло 80 тыс. ружей. Доля французов в этих поставках составляла не менее 49 % (оманцев не превышала 27 %, англичан – 24 %). Более 60 % оружия, завезенного французами в Маскат, пришлось на фирму Гогуйера (64).

Крупными центрами торговли оружием, наряду с Маскатом, Суром и Вудамом в Южной Аравии, Дубаем, Кувейтом и Бахрейном в Персидском заливе, считался также Джибути, порт в бассейне Красного моря, в тогдашних французских владениях в Сомали. Из Джибути оружие шло в Хиджаз и Йемен; из Маската и Сура – в Персию и шейхства Договорного Омана; с Бахрейна – в Катар и Неджд; из Кувейта – в Эль-Хасу, Месопотамию и Неджд. Подвизались на оружейной торговле Аден, Джидда и Бендер-Бушир.

Французы внимательно наблюдали за действиями России в зоне Персидского залива, и во многом копировали их. Анализируя поведение Франции в Персидском заливе, ее акции политико-дипломатического и торгового характера, докладывал в Санкт-Петербург консул Российской империи в Багдаде А. Ф. Круглов, «невольно является мысль, что французы идут за нами по пятам, особенно в деле торговых начинаний в этом районе» (65).

Серьезное внимание сбору информации о деятельности России в Южной Аравии и в бассейне Персидского залива, анализу результатов походов в Персидский залив кораблей Военно-морского флота России, равно как и изучению «путей и методов выхода российских товаров» на тамошние рынки, уделял уже упоминавшийся нами французский консул в Маскате Оттави. С учетом его выводов и соображений относительно посещения портов Персидского залива с миссией военной дипломатии русской канонерской лодкой «Гиляк» (февраль-март 1900 г.) французское правительство направило из Тулона в Персидский залив и Аравийское море свое военное судно «La Drome». 17 августа 1900 г. оно прибыло в Маскатскую бухту. Этот небольшой, как следует из донесения А. Ф. Круглова (11.10.1900), военный транспорт, предназначавшийся для перевозки военных грузов и «вооруженный всего лишь двумя пушками», никакого эффекта на арабов, по сравнению с «Гиляком», не произвел. Он ничем практически не отличался от коммерческих европейских пароходов, и потому внимания к себе местного населения не привлек.

По прибытии в Маскат, докладывал А. Ф. Круглов, командир судна, лейтенант Мартель, «потребовал у султана возвращения отобранных им французских флагов и патентов на плавание у лиц, коим последние были выданы местным французским вице-консулом. Поначалу султан, лишивший под давлением англичан местных судовладельцев патентов на плавание под французским флагом, никак не отреагировал на требование капитана». И только «через полтора месяца и под угрозой вызова к берегам Омана французского флота» лейтенанту Мартелю «удалось убедить владетеля Маската удовлетворить его требование». Выгрузив на месте, отведенном французам, 250 тонн угля и реализовав, таким образом, право, предоставленное Франции султаном, «основать угольную станцию в Маскате», «La Drome» продолжил свой поход по портам Персидского залива, в точности повторив маршрут «Гиляка» (посетил Линге, Бушир, Басру и Кувейт) (66).

Желая исправить ошибку, допущенную с посылкой в Персидский залив транспортного судна, появление которого в портах означенного залива не произвело на местное население никакого впечатления, французское правительство, сообщал А. Ф. Круглов, решило направить туда другое военное судно. «На этот раз – более воинственного вида, крейсер “Инфернэ”» (совершил поход в Персидский залив, под командованием капитана Деспеля, в паре с русским бронепалубным крейсером 2-го ранга «Боярин» в феврале 1903 г.) (67).

Обратили внимание российские дипломаты и на то, что и «буквально вслед и по следам» другого русского боевого корабля, крейсера «Варяг», предпринявшего поход в порты Персидского залива с миссией военной дипломатии в ноябре-декабре 1901 г., «прошел французский крейсер 2-го ранга «Catinat» под командованием капитана Кизеля. В период с 2 по 16 февраля 1902 г. этот корабль посетил порты Маскат, Бендер-Аббас, Бендер-Бушир, Линге и Кувейт. Был он, к слову, самым большим из четырех крейсеров (“Catinat”, “Infernet”, “Rance”, “Scoppion”) тогдашней французской морской эскадры Индийского океана. На вооружении его состояли «24 орудия крупного калибра и четыре малого, с двумя торпедными аппаратами».

Французских морских офицеров, доносил управляющий российским консульством в Бушире титулярный советник Гавриил Владимирович Овсеенко, явно задело то, что повторить успех русских боевых кораблей они так и не смогли. Во время встреч с правителем Кувейта, шейхом Мубараком, и проживавшим у него в то время шейхом ‘Абд ал-Рахманом Файсалом Аль Са’удом «большую часть своих бесед с французами они посвящали воспоминаниям о заходе в Кувейт русского крейсера “Варяг”» (68).

Самой яркой акцией военной дипломатии, предпринятой в Персидском заливе боевыми кораблями Франции, стал упоминавшийся выше совместный поход русского и французского крейсеров «Боярин» и «Инферне» (февраль 1903 г.). «Совместный обход портов Персидского залива русским и французским крейсерами, – отмечал в донесении Г. В. Овсеенко, – засвидетельствовал… факт дружбы и союза двух могущественных держав, и этим, без всякого сомнения, еще более умалил в глазах местного населения обаяние имени англичан». Если посещение Персидского залива русскими военными судами «не пришлось по сердцу англичанам», то о совместном появлении в здешних водах французского и русского крейсеров и говорить не приходится – оно «удручило их еще более». Этот поход продемонстрировал местному населению, «притом в разных уголках Залива, морское могущество двух дружественных держав» и явился своего рода противовесом «пресловутому английскому господству в водах Персидского залива» (69).

Следует сказать, что успех «русских начинаний» в Персидском заливе, как о действиях Российской империи в этом районе мира отзывались французские дипломаты, вызывал у них зависть и связанную с ней негативную реакцию на некоторые обращения Санкт-Петербурга к Парижу. Ярким подтверждением тому – попытки военно-морского ведомства России получить разрешение французских властей на пользование кораблями российского военного флота, направлявшимися в Персидский залив, французским угольным складом в Маскате (1902). Вице-консул Франции в Маскате противился тому, сколько мог. Мотивировал свою позицию и «без того уже, – по его оценке, – чрезмерно усилившимся авторитетом России» в зоне Персидского залива. На неоднократные обращения Санкт-Петербурга по этому вопросу Париж долго никак не реагировал. Только в сентябре 1903 г. посол Российской империи во Франции, князь Лев Павлович Урусов, нотой МИД Франции был уведомлен о том, что русским военным судам уголь, «в случае надобности», будет отпускаться со склада в Маскате, «но не более одной трети имеющегося в наличии». При этом, указывалось в ноте, «французское морское ведомство не может связать себя обязательством отпускать уголь во всякое по требованию России время, имея в виду надобности по снабжению им своих судов» (70).

Как бы то ни было, но Париж, судя по архивным документам, видел в Санкт-Петербурге «сторонника своих мыслей и действий» по недопущению превращения «Персидского залива и его окрестностей» в сферу исключительных интересов Британской империи. Тот же дипломатический представитель Франции в Маскате считал, что «координация в этом крае некоторых действий Парижа с Санкт-Петербургом была бы в интересах Франции» (71).

Так же рассматривала Францию и Россия. Не располагая тогда «достаточной сетью» торговых агентов и дипломатических постов в зоне Персидского залива, особенно в Прибрежной Аравии, Россия была заинтересована во Франции – в накопленных ею сведениях о шейхствах Аравии и в установленных с ними связях. Следует отметить, что русские купцы, разворачивавшие деятельность на рынках зоны Персидского залива, наделяли полномочиями представлять там их интересы раньше них пришедших туда французских коммерсантов. И, надо сказать, что на первых порах французы неплохо, по мнению российских дипломатов, «отстаивали там интересы русской торговли», в частности в Маскате.

Намерения Санкт-Петербурга и Парижа действовать в зоне Персидского залива «антианглийским дуэтом в строго очерченном формате» на практике, к сожалению, реализованы не были. Не успев, как следует, окрепнуть и набрать силу, дуэт этот попал под колеса исторических событий, и распался. В обстановке, складывавшейся тогда в мире, Англии удалось не допустить проведения планировавшихся совместных русско-французских акций в зоне Персидского залива со всеми вытекающими из этого возможными негативными последствиями для британских интересов, и торговых, и политических. Вначале Англии удалось вывести из игры Париж (1904) и, таким образом, сузить возможности России для противодействия Англии. Затем, подписав в 1907 г. соглашение с Россией о разделе сфер влияния в Персии, стреножить деятельность в бассейне Персидского залива и самой России.

В настоящее время Франция, наряду с США и Великобританией, ведет себя в зоне Персидского залива деятельно и энергично. Акцент в своей практической деятельности там ставит на двух аспектах – военно-оборонном и торгово-экономическом. На первом из них – с прицелом на подписание, и с возможно большим числом стран-участников Совета сотрудничества (ССАГПЗ), соглашений в области обороны и безопасности, открывающих двери для поставок им оружия и военной техники. На втором – на наращивании французского экспорта в Аравию и зону Персидского залива в целом. Особое место на шкале государственных интересов Франции на Аравийском полуострове занимают Кувейт, ОАЭ и Катар, государства, имеющие с Парижем широкие договоренности в плане обеспечения защиты их национального суверенитета и располагающие к тому же крупными финансовыми ресурсами.

Полномочия по оказанию оперативной военной помощи странам Арабского побережья Персидского залива, заключившим с Францией соглашения в области обороны и безопасности, возложены на французские ВМС, базирующиеся в Индийском океане, а также на специальную тактическую группу ВМС Франции в бассейнах Персидского залива и Красного моря (72).

Наиболее насыщенные связи у Франции с ОАЭ, ее «коммерческим форпостом» в Аравии. Там действует не менее 600 французских фирм, в том числе восемь совместных предприятий с компанией «Total», вовлеченных в нефтедобычу, нефтепереработку и нефтехимию. «Total» в ОАЭ принадлежит 9,5 % акций нефтяной компании Adco (Абу-Даби) и 13,3 % компании ADMO-OPCO, занимающейся морскими месторождениями нефти. Суммарный объем ежегодного экспорта в ОАЭ и реэкспорта (через Дубай) французских товаров категории «luxery» составляет не менее 700 млн. евро.

«Остров арабов» и Германия: путешествие по лабиринтам времени

Все указывает на то, докладывал русский консул в Багдаде А. Ф. Круглов, что вслед за французами в «экономическую борьбу» в зоне Персидского залива намереваются вступить, «и, может быть, скорее, чем мы думаем, и более грозные конкуренты – немцы». И в схватке за рынки тамошние они «своего противника не пощадят, к какой бы национальности он не принадлежал» (73).

Мнение российского дипломата насчет появления в лице Германии деятельного претендента на «жемчужную корону» Персидского залива полностью подтвердилось. Начиная с 1884 г., то есть со времени учреждения в Багдаде немецкого консульства, «демонстрация кайзеровского флага в бассейне Персидского залива становится, – по выражению А. Ф. Круглова, – явлением периодическим, основанном на расчете напомнить англичанам о том, что воды названного залива находятся еще не в исключительном их владении» (74).

Когда Карл Ричард открыл немецкое консульство в Багдаде, там проживало всего лишь 50 европейцев; пост британского генерального консула занимал деятельный Эдвард Моклер.

Немцы, надо признать, внесли существенный вклад в исследование Аравии. Немецкий след в истории открытия «Острова арабов» – один из самых заметных.

Яркий портрет «колыбели арабов» XVIII столетия, особенно «Аравии кофейной», представил в своем интереснейшем «Описании Аравии» Карстен Нибур (1723–1815). Он прославился как путешественник и картограф, как автор первого географического описания Йемена, карты Красного моря и Аравийского полуострова с обозначением на ней и Бахрейна, и «Коуэйта [Кувейта], что в трех днях пути от Зубайры» (75).