Текст книги "Королевство Бахрейн. Лики истории"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

«План Машкова» примечателен тем, что задолго до прославленного Лоуренса Аравийского действия, аналогичные, по сути, предпринятым с его подачи и при его прямом участии англичанами, предлагал осуществить, прибегнув к помощи Дагистани, русский консул Владимир Федорович Машков.

Надо сказать, что Александр Иванович Нелидов поддержал «План Машкова». Он и сам, что интересно, разработал и представил на рассмотрение русского правительства смелый и довольно болезненный для Османской империи (в случае его успеха) план – «Проект захвата Босфора силами русской армии и флота». Операция должна была быть проведена Черноморской эскадрой, и начаться по получении командующим эскадрой шифр телеграммы от А. Нелидова. Проект этот Николай II одобрил, на совещании с членами кабинета министров (05.12.1896). Однако через какое-то время от реализации его отказался.

Не менее оригинальный, и даже дерзкий, в стиле Суворова и Бонапарта, план силовых действий «по обузданию экспансионистских устремлений Англии» на Востоке, в том числе в Средней Азии, предлагал генерал-лейтенант Евгений Андреевич Егоров. Суть его плана состояла в том, чтобы «забрать у англичан Индию». Из архивных документов следует, что «проект сей был читан автором Михаилу Дмитриевичу Скобелеву», и что тот «остался от него в восторге».

Политика ведущих европейских держав, указывал в своем «проекте» под названием «Поход русской армии в Индию» (1855) генерал-лейтенант Е. Егоров, имеет целью «уничтожить или, по крайней мере, ослабить Россию… Главный двигатель всех этих замыслов – Англия. Она чутьем бульдога ощущает, что владычество ее в… Индии никем не может быть так сильно… потрясено, как Россией». По мнению генерала, 1850-е годы давали России возможность нанести Англии такой «чувствительный удар», после которого ей «пришлось бы значительно понизить тон и умерить, навсегда, свои нескончаемые требования по вопросу урегулирования границ наших в Азии». Генерал предлагал, ни много ни мало, «совершить поход русской армии в Индию». Для этого «великого мероприятия», писал он, «потребуется 61 тысяча русского войска». С ним, как он считал, в то время можно было «пройти Индостан без… особых препятствий и затруднений». Английское правительство в Британской Индии, говорил он, «на всем ее пространстве, не оставило себе ни одной подпоры»; и «едва-едва удерживало там равновесие» на волне всенародной к нему ненависти. Главной целью похода должен был стать, по мнению генерала, Бомбей. Занятие Бомбея, отмечал Е. Егоров, «точки опоры» англичан в их владениях в Индии, нанесло бы «смертельный удар британскому владычеству во всем Индостане». Отобрать у англичан Бомбей, резюмировал он, – значит «отрезать сообщение» с их постами и в Южной Персии, и в зоне Персидского залива в целом, и лишить сил Ост-Индскую компанию. Иными словами, это то же самое, что «отрубить голову у змеи» (30).

Авторитет и влияние Российской империи в Месопотамии и в Аравии были для иностранных государств настолько видимыми и значимыми, что когда у них возникала в том необходимость, то с просьбой о «временном охранении» их интересов они, как правило, обращались именно к России. Приведем несколько примеров. Так, в январе 1912 г. «в 1-ый Департамент МИД Российской империи поступило указание министра (от 02.01.1912) касательно поручения Императорскому российскому консулу в Бассоре [Басре] насчет временного охранения американских интересов в означенном городе» (31). В сентябре того же года 1-ый Департамент МИД России уведомил русского посла в Константинополе о «назначении русского подданного Кононова», согласно «словесной ноты» американского посольства в Санкт-Петербурге (от 28.09.1912), «американским консульским агентом в Бассоре» (32). Владимир Владимирович фон Циммерман, консул Российской империи в Джидде, получил предписание (14.05.1907) «принять на себя – по просьбе австрийского правительства – заведование австро-венгерским вице-консульством в Джидде на время отсутствия вице-консула, доктора Душана Тончича». Временным управлением делами французского вице-консульства в Багдаде занимался, по просьбе тамошнего французского вице-консула Руэ, когда тот в 1900 г. выезжал в командировки по консульскому округу или в отпуск, русский консул в Багдаде Алексей Федорович Круглов (33).

Исключение из общего правила составляла, пожалуй, только Англия. Она пыталась, где только можно и как можно, «заслать в русские консульские посты» в зоне Персидского залива своих агентов. Проживающий в Басре английский подданный, доктор Франсис, сообщал из Басры русский консул В. Голенищев-Кутузов (29.06.1914), служивший «в течение долгого времени доктором мо-хаммерского шейха Хазаля» и являвшийся «бдительным оком британцев» в этом шейхстве, обратился с просьбой «назначить его почетным доктором Императорского консульства в Басре» (34).

Англия, всячески противостоявшая политике Российской империи в зоне Персидского залива, прибегала, как свидетельствуют документы и факты истории, к использованию, по выражению российских дипломатов, «русского имени» в своих интересах, когда того требовали обстоятельства, в том числе для решения тех или иных важных и актуальных для нее вопросов коммерческой деятельности в регионе.

В период новой политики Санкт-Петербурга в зоне Персидского залива, «политики дела», много разного рода слухов было связано с проектом русского графа Владимира Ивановича Капниста, приобретшего, как писала европейская пресса, у турецкого правительства концессию на строительство железной дороги Триполи (Сирийский) – Хомс – Багддад – Басра – Кувейт (35). На самом деле ни российское правительство, ни частный российский капитал не имели к этому проекту никакого отношения. За спиной графа Капниста, проживавшего в Гейдельберге, кузена посла России в Вене, стояли англичане в лице компании, образованной весной 1898 г. при активном участии известного венгерского финансиста Ретчизнера (Retchizner). Барон Капнист выступал лишь номинальной фигурой, служил ширмой для английского капитала. Его специально поставили во главе компании, чтобы дезориентировать правительство России и предотвратить тем самым возможность выступления Санкт-Петербурга против данного проекта.

«И кампания Капниста, и ее капиталы, – докладывал русский посол в Лондоне (30.07.1898), – в действительности – английские». Русские, якобы, учредители компании, в том числе граф Капнист, «лишь номинально могут считаться стоящими во главе дела». Таким путем Англия намеревается «не только устранить сопротивление России, но и заручиться… поддержкой в Константинополе». Чтобы «еще больше скрыть английский характер этого предприятия, предварительные меры по реализации проекта будут приниматься из Парижа. Там даже образован синдикат… с капиталом в 150 000 франков. Деньги эти – также английские». В руководстве синдиката – один русский, проживающий в Париже (36).

В августе 1898 г. министр иностранных дел России, граф Михаил Николаевич Муравьев, информировал русского посла в Константинополе (телеграммой от 04.08.1898), о том, что «группа Капниста» представляла собой «замаскированное предприятие английского капитала». Отметил, что граф Владимир Капнист действовал в интересах британской компании, и что строительство указанной железной дороги должно было стать «исполнением давнишнего желания англичан соединить Средиземное море с Евфратом». Дорога эта, резюмировал М. Н. Муравьев, – не в интересах России. «Она направлена против нас как в экономическом, так в особенности и в военном отношении». И ввиду всего сказанного выше «графу Капнисту следует отказать во всяком содействии» (37).

В развернутой депеше по данному вопросу 1-го Департамента МИД Российской империи послу в Константинополе Ивану Алексеевичу Зиновьеву (от 06.08.1898) прямо говорится, что «роль графа Капниста во всем этом деле» состояла «исключительно в том, чтобы служить прикрытием чисто английскому предприятию». Новая железная дорога, подчеркивалось в депеше, «обещает быть весьма выгодной для Англии во всех отношениях». Так, она, определенно усилила бы влияние Англии в Персии, и увеличила бы, в случае ее реализации, «шансы торговой конкуренции» Англии с Россией, «открыв ей доступ в эту страну со стороны Средиземного моря». Помимо всего прочего, дорога эта служила бы «запасным путем для сношений Англии с Востоком на случай закрытия Суэцкого канала» (38).

В 1906 г. Министерство иностранных дел России возглавил Александр Петрович Извольский. Акцент в предложенной им новой программе российской внешней политики на Востоке ставился на урегулировании англо-русских противоречий и, как следствие, – на ликвидации «наследия графа Ламздорфа в Азии». В русле такой политики Россия отошла от ее активной деятельности в зоне Персидского залива вообще и на Аравийском полуострове в частности. Позиции, приобретенные там, утратила; и «русский след» надолго затерялся в песках Аравии.

В контексте событий русско-японской войны Российская империя оказалась перед необходимостью нахождения политических компромиссов с Англией, в том числе в «персидско-аравийском регионе». Лондон настойчиво ставил тогда перед Санкт-Петербургом вопрос о «размежевании сфер влияния в Азии» – с акцентом на сворачивании действий России в Персидском заливе.

Подписание 31 августа 1907 г. англо-российского соглашения знаменовало собой окончание многолетней игры политико-дипломатических шахмат между Лондоном и Санкт-Петербургом в бассейне Персидского залива. России в силу складывавшихся тогда обстоятельств и в соответствии с данным соглашением уйти из Персидского залива все же пришлось. Вместе с тем, дипломатии английской добиться того, чего она так страстно желала, то есть включения в соглашение специального положения о Персидском заливе, как о зоне английского влияния, не удалось. Признав за Англией в качестве таковой юг Персии, Санкт-Петербург притязания Британской империи на монополию в Персидском заливе отклонил (39).

Отправной точкой восстановления российско-аравийских отношений – с упором на Хиджаз и Йемен – можно считать Лозаннскую конференцию (ноябрь 1922 – июль 1923 гг.). Эти две страны в тот период внешней политики Советской России, во времена маниакальной увлеченности большевиков идеей «всемирной революции», рассматривались Москвой в качестве «опорных пунктов» и «действенных инструментов» по «противостоянию в мусульманском мире» наступательной политике Англии и Франции на Востоке.

Что касается конкретно Бахрейна, то дипломатические отношения между нашими странами (Королевством Бахрейн и Советским Союзом в то время) были установлены 29 сентября 1990 г.; официально Российскую Федерацию Бахрейн признал 28 декабря 1991 года. Посольство России в Манаме действует с 1 января 1993 г. В декабре 2008 г. состоялся первый в истории двусторонних отношений официальный визит в Россию короля Бахрейна, шейха Хамада ибн ‘Исы Аль Халифы. В октябре 2014 г. он еще раз побывал в России; встречался с президентом В. В. Путиным в Сочи. В конце апреля 2014 г. Россию посетил наследный принц Бахрейна, шейх Сальман ибн Хамад ибн ‘Иса Аль Халифа.

Действует межправительственное соглашение о торговле, экономическом и техническом сотрудничестве (с апреля 1999 г.), а также соглашение о поощрении и защите капиталовложений. Российский фонд прямых инвестиций подписал меморандум об инвестиционной деятельности с Бахрейнским суверенным фондом «Мумталакат». Имеется соглашение о поставках российского газа.

Товарооборот между Россией и Бахрейном невысокий. В период 2002–2005 гг. он не превышал 2 млн. долл. США (ежегодно). В 2010 г. составил 2,4 млн. долл., а в 2011 г. – 13, 5 млн. долл. США. В 2014 г. перевалил за 20 млн., а в 2016 г. достиг 61,3 млн. долл. США.

На Бахрейне работает несколько компаний с российским участием: СП «НОП» (производство удобрений); «Рэд Сквеар Индастриз» (строительные подряды) и «Галф Оверсиз Компани» (разведка нефти и газа) (40).

Персидско-аравийская одиссея Франции

Внимание Парижа к зоне Персидского залива стало проявляться в XVII веке, когда для разворачивания деятельности в «восточных морях» была основана знаменитая Французская Ост-Индская компания (1664). В фокусе ее внимания находились Индия, Персия и Маскат.

В 1696 г., стремясь укрепить свои торговые позиции в Персии, французы предложили шаху помощь в захвате Маската – в обмен на обещание выгнать из Бендер-Аббаса, где располагалась их фактория, Датскую Ост-Индскую компанию, деятельного и ловкого, как они сами ее называли, соперника-конкурента в Персии. Представляется, что выполнить такое обещание французы едва ли смогли бы, так как достаточными военно-морскими силами в регионе тогда не располагали. Вместе с тем, демонстрация готовности помочь шаху позитивно отразилась на их с ним отношениях.

Другим важным шагом Франции по активизации деятельности в зоне Персидского залива явилось разрешение, полученное ею от Османской империи на присутствие в Месопотамии, увенчавшееся открытием консульств в Багдаде (1740) и в Басре (1769). Первым дипломатическим представителем Франции в Месопотамии и прилегающих к ней областях Аравии стал епископ Балейя. Как и первый консул в Басре, он был из французских монахов. Появились они в Месопотамии в 1623 г., рассказывает в своем увлекательном сочинении «Ирак Арабский» первый русский консул в Басре Александр Алексеевич Адамов. Прибыли из Исфахана, где располагалась их духовная миссия. Назначение французских консулов в Басре из числа монахов, «проводников латинианства в Месопотамии», пишет А. Адамов, продолжалось до 1869 г., а в Багдаде – до 1781 г. (41).

Долгое время в морской навигации Персидского залива главенствовала Датская Ост-Индская компания. Ее опорной базой там выступал остров Харк. После того, как в 1766 г. их с этого острова изгнал пират Мир Муханна, на него обратили внимание французы. Начиная с 1769 г. они стали активно «осваивать» Харк. Заложили на нем торговую факторию и установили военно-сторожевой пост, имея в виду поставить под свой контроль морской трафик в Персидском заливе. Иными словами, всеми этими акциями ясно дали понять Лондону, что Персидский залив занимает далеко не последнее место на шкале внешнеполитических приоритетов Парижа.

В 1783 г. барон Валднер (Waldner), полковник швейцарского пехотного полка во французской армии, представил на рассмотрение французского правительства проект, суть которого состояла в том, чтобы «забрать в руки Франции» торговлю Европы с Азией. В то время Франция доминировала в Средиземноморье, а французский адмирал Сюффран (Suffren) успешно противостоял англичанам в Азии. Полковник предлагал превратить остров Маврикий в базу для французского военного флота, и использовать ее в целях установления контроля над морскими путями в Персидском заливе и Красном море, которые и должны были стать двумя главными торговыми артериями европейской торговли с Азией.

По мнению полковника, младшими партнерами Франции в этом проекте могли бы выступить Венеция и Дания. Первая из них, отмечал он, обладала опытом прокладки каналов, который можно было бы использовать, чтобы связать Средиземное море с Красным. Вторая, располагая крупным судостроительным потенциалом, могла бы построить 15 мощных боевых кораблей – для патрулирования вод Красного моря.

План предусматривал также проведение двух наземных операций двумя французскими армиями. Одной – в Египте, в целях создания непреступного ни для кого бастиона между Газой и Суэцем; и другой – в Прибрежной Аравии, для овладения участками, с которых можно было бы контролировать входы в Красное море и Персидский залив.

В 1791 г. в небольшом княжестве Умм-эль-Кайвайн, входящем сегодня в состав ОАЭ, побывали агенты французского правительства. Цель поездки – склонить тамошнего правителя к заключению альянса с Францией и согласию на обустройство в его гавани станции для обслуживания французских судов (42).

Эхом политико-дипломатических и торговых акций Франции в зоне Персидского залива отозвалась англо-французская война 1793–1802 гг. Она заметно активизировала действия Парижа на «восточном направлении». Арабский Восток посетило несколько специальных миссий, имевших целью прозондировать возможность расширения и упрочения в регионе политических и торговых позиций Франции.

Большое значение, с точки зрения определения на долгосрочную перспективу ключевых направлений французской политики конкретно в зоне Персидского залива, имела «восточная миссия» политических агентов Оливье и Брюгьера (1793–1796). Решая поставленную перед ними задачу, связанную с выявлением наиболее безопасных для Франции путей торговли с Востоком, они внимательно ознакомились с положением дел в Персидском заливе. Соображения и рекомендации, высказанные ими в докладной записке на имя правительства, сводились к необходимости внесения Парижем, и как можно скоро, корректив в «рисунок деятельности» Франции в этом районе мире. Так, в целях должного обеспечения политико-дипломатических и торгово-коммерческих интересов Франции в зоне Персидского залива они находили обоснованным и своевременным укрупнение штата французского консульского поста в Басре. Предлагали сделать это, экономя время и финансовые средства, путем перемещения в Басру нескольких сотрудников из штата дипмиссии в Багдаде. Полагали, что именно в Басре, в одном из центров деловой активности региона, французская дипломатическая миссия, «должным образом укомплектованная», могла бы взять под наблюдение все, без исключения, вопросы, связанные с деятельностью иностранных держав в Персидском заливе. Анализируя полученные ею сведения, дипломатическая миссия в Басре, была бы способна, по мнению агентов, оперативно и полно информировать официальный Париж и деловое сообщество Франции о положении дел в регионе и на рынках Персии, Аравии и Месопотамии. Более того, своевременно корректировать номенклатуру поставок в регион французских товаров, график захода в порты Персидского залива французских торгово-пассажирских судов, равно как и рисунок политико-дипломатических акций Франции. «Удержание» за собой острова Харк – на условиях прежней, дорогостоящей аренды – Оливье и Брюгьер находили для казны обременительным, и предлагали от такой формы владения им отказаться (43).

Соображения и предложения, сформулированные ими, французское правительство нашло обоснованными; и вскоре в той или иной форме претворило их в жизнь.

«Восточное турне» этого блестящего, по оценке российских дипломатов, дуэта, побывавшего в Турции (1793), Египте (1794–1795) и Персии (1796), довольно рельефно высветило, как считали в МИД Российской империи, и антирусские акценты в политике Франции (44). Выявило нацеленность Парижа на то, чтобы попытаться максимально, насколько можно, расширить на Востоке круг недружественных России стран и народов, и даже добиться, если удастся, конечно, военного союза Персии с Османской империей, направленного против России.

Что касается конкретно Аравийского полуострова, то внимание французской дипломатии фокусировалось на Омане, торговом партнере французских факторий в Индийском океане. Первое, к слову, политико-дипломатическое соприкосновение Парижа с Маскатом оказалось неудачным. Переговоры, проведенные в 1793 г. месье Лушамом с правителем Маската, закончились ничем. Талантливому французскому переговорщику, просто-напросто не повезло. Англичане, вовремя оповещенные своими агентами о готовившемся французами «дипломатическом десанте» в Маскат, с самого начала посадили М. Лушама, как говорится, «под колпак», и прокатили его «дипломатический дилижанс» в Маскате по ими же проложенной переговорной колее.

Потерпев поражение от Англии в первой их партии политико-дипломатических шахмат в Аравии, французы вновь появились там, на Оманском побережье, в 1797 году. Главная задача «аравийской команды» Парижа на этот раз состояла в том, чтобы обстоятельно изучить вопрос о возможности использования французскими судами одного из портов в Южной Аравии, будь то в Омане или в землях Аш-Шамал (нынешних ОАЭ).

Следующий, 1798 год, знаменовал собой открытие «наполеоновской страницы» в истории Арабского Востока (45). Время Наполеона примечательно для зоны Персидского залива тем, что он рассматривал этот район в качестве одного из путей для проникновения в «индийскую сокровищницу» Британской империи. Во время «египетского похода» (1798–1801) Бонапарт вынашивал планы насчет того, чтобы, покорив Египет, продвинуться оттуда в Индию – через Красное море, с заходом по пути следования в Моху (Йемен) и Маскат. Наполеон, рассказывает в своем сочинении «Расширение Англии» Дж. Р. Силли, мечтал «восстановить Великую Францию», павшую в войнах XVIII столетия, и уничтожить возникшую на ее развалинах «Великую Британию» (46).

В целях создания в Южной Аравии плацдарма для «прыжка в Индию» он пытался «навести мосты взаимопонимания» с султаном Маската. В письме, адресованном «владыке Маската», предлагал ему дружбу, сотрудничество и широкие льготы для оманских торговых судов в Суэце. «Пишу Вам это письмо, – говорилось в послании Наполеона, – дабы лично уведомить Вас о том, что Вам, думается, уже и так известно, а именно то, что французские войска заняли Египет. Считая Вас нашим другом, хотел бы заверить Вас в искреннем желании взять под защиту суда Вашего государства, а также сообщить, что Вы, не боясь, можете посылать их в Суэц, где негоцианты Ваши могут теперь беспрепятственно вести торговлю» (47).

Внимание Бонапарта к Маскату объяснялось тем, что Оман располагал тогда довольно мощным для своего времени военно-морским флотом. Он состоял из 30 фрегатов, некоторые из которых имели на вооружении до 50 пушек. Во владениях Омана в Прибрежной Аравии и в Восточной Африке находились удобные бухты.

О содержании обращения Наполеона к султану Маската, равно как и о его попытках наладить связи с «мятежным магараджей Майсура» и тарифом Мекки, стало известно англичанам.

Угроза захвата французами Баб-эль-Мандебского пролива (декабрь 1798 г.) и «тень Наполеона», нависшая над Индией, сообщали в своих донесениях российские дипломаты, подтолкнула англичан к решительным контрдействиям в Средиземном и Красном морях. Разгром адмиралом Нельсоном французского флота в Абукирской бухте близ Александрии и захват английским экспедиционным корпусом важного в стратегическом отношении острова Перим в Баб-эль-Мандебском проливе поставили крест на планах Наполеона о прорыве в Индию через «двери» Красного моря. Их англичане заколотили, наглухо и надолго. И «французскую грозовую тучу», начавшую, было, формироваться над английскими владениями в Индии, удалось разогнать.

Вторично к замыслу по захвату Индии, «жемчужины британской короны», но уже через Месопотамию и Персидский залив, Бонапарт возвратился, будучи императором Франции. Новый его план состоял в том, чтобы по Евфрату и Шатт-эль-Арабу выйти к Персидскому заливу, и, превратив Басру в главное сборочное место французской армии, предпринять оттуда, либо по суше, при содействии и с согласия персов, либо по морю, с помощью арабов Аравии, поход в Индию (48).

Центром по сбору информации для разработки столь грандиозного предприятия выступило французское генеральное консульство в Багдаде, «око Наполеона» в Месопотамии, Аравии и Персидском заливе. Именно оттуда тайные агенты Наполеона пытались установить отношения с ваххабитами Неджда и курдами Мосульского вилайета, а также с некоторыми крупными племенами в шейхствах Аш-Шамал (ОАЭ) и Омана.

По личному поручению Наполеона генеральный консул Франции в Багдаде предпринял попытку наладить переписку императора с эмиром Неджда. Задумка не удалась. Удача французам в этом деле не сопутствовала. Дальше обмена любезностями и подарками (консул направил эмиру ружье с прикладом, богато инкрустированным драгоценными камнями) дело не пошло. Диалог Наполеона с ваххабитами не состоялся (49).

Безрезультатными оказались и попытки Наполеона реанимировать (через своего консула в Басре) «добрые чувства» к Франции у некоторых влиятельных индийских раджей, благоволивших некогда Парижу, и обрести в их лице опору и союзников в задуманной им схватке с Англией за Индию (50).

История распорядилась так, что дерзким планам Наполеона захватить Индию не суждено было сбыться.

Вместе с тем, зона Персидского залива продолжала оставаться в поле зрения Франции, которая внимательно наблюдала за развитием обстановки в этом районе мира. Когда в 1840-х годах в Европе с подачи Лондона заговорили о возможности выхода России к Персидскому заливу, то французы незамедлительно отправил туда небольшой военный корабль. Цель похода состояла в том, чтобы досконально разобраться в складывавшейся там в то время обстановке, собрать максимально полную информацию о деятельности России и Англии в Персии, а также прощупать возможность открытия французской торговой фактории на Бахрейне.

В мае 1850 г. порт Линге на клипере Французской Ост-Индской компании посетил капитан Тежу (Hyacinthe Gaignox). В то время и сам порт Линге, и прилегающее к нему побережье контролировало семейство Аль Касими, правившее также в шейхствах Шарджа и Ра’с-эль-Хайма (входят сегодня в состав ОАЭ). Шейх Линге, отмечал в рапорте капитан, хотя и платил дань шаху Персии, в уделе своем был самостоятелен и независим. Благодаря «таможенным свободам» и приветливому обхождению с прибывавшими в Линге торговцами, шейх этого портового города, который и сам занимался торговлей, превратил Линге в бойкий рынок коммерции. Среди товаров, ввозимых в Линге из Европы, капитан назвал оружие, бумагу, легкие шерстяные одежды и шерстяные одеяла. Указал, что из Линге, который служил для торговцев из Аравии, Персии, Индии и Китая крупным складочным местом, купцы-европейцы вывозили жемчуг, перец, шелк, йеменский кофе, шафран, опиум и бензойную смолу. Будучи впечатленным торговой активностью Линге, состоявшим к тому же в динамичных сношениях с Шарджой и Ра’с-эль-Хаймой, крупными рынками на Аравийском побережье, капитан заключил с шейхом Линге соглашение о торговле его удела с Францией. В 1851 г. соглашение это утвердил король Франции.

В 1853 г. в Басре и Кувейте, через которые шел вывоз в Индию, Турцию и Европу лошадей чистой арабской породы, побывал французский офицер Птино (Petiniaud), управляющей французской коневодческой фермой в Алжире. В отчете о командировке в порты Персидского залива он характеризовал их как заслуживающие внимания в плане налаживания с ними Францией прямых торговых связей. Отчет офицера, поступивший в Париж, широко обсуждался французским торговым сообществом и способствовал усилению внимания французского торгового капитала к зоне Персидского залива.

В 1853 г. император Франции Наполеон III, племянник Наполеона I, женился на испанской графине Евгении де Монтихо, внучатой племяннице Фердинанда де Лессепса, французского дипломата, в течение многих лет вынашивавшего планы по сооружению Суэцкого канала для получения Францией выхода к Индийскому океану из Средиземного моря. Таким путем Лессепс намеревался сделать морское сообщение Европы с Индией и Юго-Восточной Азией более удобным и, что не менее важно, выведенным из-под контроля Англии. В 1854 г. Лессепс получил от правителя Египта, Са’ида-паши, разрешение на начало работ по сооружению Суэцкого канала. Проект Лессепса всецело поддержала императорская чета Франции.

При финансовой поддержке Наполеона III проходила экспедиция в Аравию (1862–1863) Уильяма Джиффорда Пэлгрева (1826–1888). По возвращении оттуда он представил своему монарху доклад о разведении в Неджде одной из лучших пород чистокровной арабской лошади (неджеди). Изучив этот доклад, Наполеон III отправил в Аравию (1864) – с целью закупок лошадей для королевских конюшен Франции и Сардинии – итальянского предпринимателя Карло Гуармани, который установил теплые отношения с правителем Джабаль Шаммара из рода Рашидитов.

В увлекательном «Рассказе об одном годе путешествия в Центральную Аравию» Пэлгрев описал свое пребывание в Хайле и Эр-Рияде, Эль-Хуфуфе и Эль-Катифе. Нарисовал яркий портрет повседневной жизни в оазисах Неджда. Рассказал о посещении им Катара и Бахрейна, шейхства Шарджа, что на «Побережье пиратов», а также легендарного Ормуза и портов Сохар (Сухар) и Маскат.

Описывая недждскую «империю ваххабитов» с их цитаделью в Эр-Рияде, Пэлгрев замечает, что она представляла собой хорошо отлаженную структуру управления, со строго регламентированной и жестко централизованной системой власти, главными опорами которой являлись военная сила и религиозный фанатизм. Эта «империя», по наблюдениям Пэлгрева, была готова и способна к расширению своих границ, и потому представляла собой угрозу для соседствовавших с ней шейхств и племен. В землях, подконтрольных ваххабитам, Пэлгрев насчитал 316 крупных поселений, где проживало 1,219 млн. человек. Общая численность дозорно-сторожевых постов, расквартированных в них, составляла 47 300 человек.

О Бахрейне, где Пэлгрев побывал в январе 1863 г., он отзывался как о центре жемчужной ловли Персидского залива. Славился своим жемчужным промыслом, замечает он, и Катар. Жизнь Эль-Би-да’а, столицы удела семейства Аль Тани, во многом зависела тогда от торговли жемчугом.

Есть основания полагать, что в ходе своей аравийской экспедиции, так встревожившей английских политических агентов в Персидском заливе во главе с их резидентом, полковником Л. Пелли в то время, Пэлгрев выполнял специальное задание Наполеона III. Интерес Франции к Аравии и к зоне Персидского залива в целом в связи со строительством Суэцкого канала заметно усилился. Думается, что, финансируя поездку Пэлгрева, император Франции имел целью из первых рук получить информацию о ситуации в Неджде и Хиджазе, равно как и в шейхствах Прибрежной Аравии. Интересовали его также данные о тамошних портах и рынках, о военных силах турок и влиянии ваххабитов. Хотел он, судя по всему, располагать свежими сведениями о кланах Рашидитов (Джабаль Шам-мар) и Са’удов (Эр-Рияд) в Неджде. Привлекали внимание Парижа семейства Аль Халифа на Бахрейне, Аль Тани в Катаре и Аль Сабах в Кувейте, Аль Нахайан в Абу-Даби, Аль Мактум в Дубае и Аль Ка-сими в Шардже (51).

Судя по донесениям французских дипломатов из Багдада и Басры, внимание Парижа в том, что касалось Прибрежной Аравии, фокусировалось на Маскате и в какой-то мере на Бахрейне. После смерти в 1866 г. шейха Тувайни бен Са’ида, правителя Омана (властвовал 1856–1866), докладывал французский консул в Багдаде, британцы предприняли все возможное, чтобы связать его преемника «английскими путами» по рукам и ногам. Невероятную активность, сообщал консул, проявлял в то время английский резидент Л. Пелли, постоянно разъезжавший между Маскатом, Бахрейном и Кувейтом в целях недопущения утверждения там никого, кроме Британской империи.