Текст книги "Королевство Бахрейн. Лики истории"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

Повышенное внимание в Персидском заливе в конце XIX столетия англичане уделяли Бахрейну. Называли его «ключом к Эль-Хасе», равно как к Кувейту и Мохаммере, которые именовали «дверями» в Южную Месопотамию.

Княжество Мохаммера (Мухаммара), отошедшее к Персии по Эрзерумскому соглашению в 1847 г., располагалось на канале Хаффар, соединявшем Карун с Шатт-эль-Арабом, и играло очень важную роль в торговле Персидского залива. Шейх Мохаммеры, как следует из донесения В. Машкова от 03.06.1897 г., «признавался персидским правительством лишь простым губернатором Мохаммеры, но на самом деле был ее полным владетелем». В 1896 г. у власти там находился шейх Миз’ал. Он располагал «тремя пароходами на реке Карун и большими личными средствами; его ежегодные доходы превышали 40 тыс. турецких лир». Имелись у него и собственные регулярные войска. Помимо всадников, которых выставляли по требованию шейха подвластные ему арабские племена, численность его регулярных войск доходила до 1 000 человек. Англичане, по словам В. Машкова, «всячески обхаживали» шейха Мохаммеры; «даже коммерческие их пароходы приветствовали шейха несколькими пушечными выстрелами, как независимого правителя, проходя мимо его резиденции на Шатт-эль-Арабе».

Свою деятельность на кувейтском и мохаммерском направлениях англичане заметно активизировали после прихода там к власти вследствие дворцовых переворотов шейхов Мубарака и Хаз’ала (в 1896 и 1897 гг. соответственно).

Великобритания, говорится в донесении консула Российской империи в Басре А. Адамова (20.03.1902), после подпадания Кувейта под английский протекторат «держит в Кувейтской бухте до четырех и даже иногда до шести военных судов. Английские офицеры деятельно обучают арабов различным военным приемам и стрельбе из шести орудий, доставленных в Кувейт на крейсере “Fox”» (43).

Шейх Хаз’ал, правитель Мохаммеры, близкий друг шейха Мубарака, эмира Кувейта, докладывал русский посол в Константинополе Иван Алексеевич Зиновьев (14.11.1906), также, похоже, намерен «встать под крыло Британской империи». В Константинополь все чаще и чаще поступают сведения относительно настроений мохаммерского шейха «порвать связь с Персией и объявить себя независимым правителем» под протекторатом Англии. «Бассорский генерал-губернатор телеграфирует, что все окружные племена вооружаются». Не без участия Англии «идет активный подвоз оружия. Только в течение одной последней недели на побережье, лежащем между Хор Абдалла и Фао, турками зафиксированы два случая выгрузки оружия, помешать чему они не смогли». Со слов генерал-губернатора, «часть доставленного оружия предназначалась для Мохаммеры», а другая – для арабских племен, населяющих земли в турецких владениях в Месопотамии и в Аравии (44).

В 1900 г. Манама стала местом постоянного пребывания британского политического агента. На острове появилась военно-морская база, и были расквартированы солдаты Британской Индии.

Первым вопрос об учреждении поста английского политического агента на Бахрейне поставил британский политический резидент в Персидском заливе майор М. Мид, сменивший на этом посту полковника Ф. Вилсона (июнь 1897 г.).

Долгое время надзор за Бахрейном англичане осуществляли посредством инспекционных посещений. До 1879 г. первый помощник английского политического резидента в Персидском заливе, исполняя эти надзорные функции, часть года проводил на Бахрейне. После того как штат резидентуры со штаб-квартирой в Бушире сократили, резидент и его единственный оставшийся в штате помощник наведывались на Бахрейн время от времени, по мере необходимости. В 1897 г., англичане, обеспокоенные ростом внимания к Персидскому заливу со стороны Российской империи, Франции и Германии, назначили своим агентом на Бахрейне местного жителя, перса по происхождению, торговца Агу Мухаммада Рахима Саффара. Из его донесений М. Мид понял, что отношения агента с правителем Бахрейна, равно как авторитет и влияние Саффара на Бахрейне едва ли можно считать удовлетворительными. Да и сам Саффар не единожды признавал во время бесед с Мидом, что не в состоянии обеспечить защиту прав британских подданных в спорах с местными жителями. Кроме того, авторитетом и уважением среди торговцев, особенно индусов-бйнййное, подданных Британской империи, он не пользовался. В сентябре 1897 г. представители индийской торговой общины на Бахрейне посетили резидента в Бушире с жалобой на Саффара. Обвинили его в том, что, будучи крупным торговцем, он использовал свое служебное положение в целях продвижения и защиты личных интересов. Рассказали, что компания индусских торговцев, управлявшая от имени шейха ‘Исы, в соответствии с заключенным с ним контрактом, бахрейнской таможней, могла показать под присягой, что Саффар платил таможенную пошлину в размере только 3 % со стоимости ввозимых им товаров, тогда как остальные торговцы – четыре процента. Более того, пользуясь своим статусом политического агента Англии, добился у местных властей распространения такой привилегии еще на несколько местных и иностранных фирм, с которыми состоял в отношениях и был заинтересован в них лично, и от чего таможня несла потери. На соответствующий запрос резидента Саффар ответил, что шейх ‘Иса лично установил для него, на ввозимые им товары, таможенную пошлину в 3 %, и наделил правом распространять эту привилегию на того, кого он сочтет нужным. Расследование показало, что Саффар, действительно, сполна использовал свою должность в личных целях. И это приносило ему доход в разы больший, чем назначенная англичанами зарплата в 100 рупий в месяц.

Для учреждения на Бахрейне должности штатного агента с достойным окладом требовались деньги. Взять их было неоткуда. И резидент предложил британским колониальным властям в Индии ходатайствовать перед шейхом ‘Исой о передаче таможни в управление англичанам, что обеспечило бы им содержание штатного агента за чет Бахрейна.

Суммарный объем торговли Бахрейна в то время оценивался британцами в 8 млн. рупий в год; 4 % от таможенных сборов с этой суммы, отмечал Мид, дали бы шейху доход не менее чем в 300 000 рупий, то есть сумму, значительно превышающую ту, что он получал от сдачи таможни в аренду индусам.

Мид знал, что 01.10.1897 г. шейх ‘Иса перезаключил договор о сдаче бахрейнской таможни в аренду с одной индусской компанией, сроком на 2 года. Индусы обязались выплачивать ему 4 800 рупий в месяц, что составило бы 115 200 рупий за два года. С учетом премиальных в размере 36 000 рупий поступления в казну шейха из этого источника не превысили бы 151 200 рупий, то есть составили бы только половину той суммы, которую готовы были предложить ему англичане.

Для продвижения идеи о передаче таможни в управление англичанам Мид предлагал сыграть также на заинтересованности шейха ‘Исы в признании британцами его сына преемником власти на Бахрейне.

Однако на деле вопрос о таможне оказался не таким простым, как представлялось Миду. Дело в том, что после мер, принятых англичанами по сокращению контрабанды оружия через порты Персидского и Аравийского побережий в Афганистан, в том числе через Маскат, фирма «Fracis Times and Со», специализировавшаяся на торговле оружием, стала подумывать об открытии «оружейного депо» на Бахрейне. Ее владельцы, перс и англичанин, обратилась (1896) к помощнику английского политического резидента в Бушире за рекомендательным письмом на имя шейха ‘Исы, в целях, как заявили, занятия на острове коммерцией. Резидентура потребовала от них письменного обязательства, что торговлей оружием там они заниматься не будут. Дать оное они, естественно, не могли. Но нашли способ обойти возникшие на их пути трудности – через того же Саффара, пообещав ему хороший процент со сделок с оружием.

Дело было так. В начале 1896 г. шейх ‘Иса запретил ввоз оружия на острова Бахрейнского архипелага, опасаясь, что оно могло быть использовано и против него самого. Вместе с тем выдал разрешение на ввоз оружия – в целях его дальнейшей реализации за пределами Бахрейна – своему визирю, взяв с него обязательство, что жителям Бахрейна оно продаваться не будет. Визирь, в свою очередь, переуступил это разрешение Саффару, а тот перепродал его той самой оружейной фирме. Она назначила Саффара своим агентом и через него, используя его широкие связи с торговцами и чиновниками в портах Персидского залива, занялась оптовой продажей оружия с его складов на Бахрейне. Мало того, Саффар даже умудрился включить эту фирму в список привилегированных компаний с оплатой сниженной таможенной пошлины (в 3 %). Заработал на этом, как выяснилось впоследствии, немало.

Когда же о махинациях его стало известно английскому резиденту от тех же индусов-банйанов, и тот учинил расследование, то Саффар, прознавший об этом, попытался через визиря отозвать у оружейной фирмы приобретенное у него означенное выше разрешение. Фирма сделать это отказалась. Прошло еще какое-то время, и в январе 1898 г. шейх ‘Иса арестовал все принадлежавшее этой фирме оружие, хранившееся на складах Саффара.

В то самое время имели место разногласия и неурядицы в самом семействе Аль Халифа. Резидент хотел знать обо всем происходившем как можно больше. Но это оказалось не в силах Саффара, серьезно скомпрометировавшего себя в глазах правящего семейства. Он даже о поездке шейха Хамада, старшего сына шейха ‘Исы, в Бушир, в ноябре 1897 г., проведал только несколько дней спустя после его отъезда из Манамы. Все указывало на то, что Саффара надо было менять, и как можно скоро.

Прибыл же шейх Хамад в Бушир, чтобы повстречаться с английским резидентом и заручиться официальной поддержкой британских властей его статуса как наследника-преемника своего отца в качестве правителя Бахрейна. Дело в том, что амбиции на власть имелись тогда и у шейха ‘Али ибн Ахмада, племянника шейха ‘Исы. Его отец, брат шейха ‘Исы, играл ключевую, можно сказать, роль в управлении Бахрейном до своей смерти (1888). Шейх ‘Али пошел в отца – был деятельным, энергичным и более компетентным в делах, чем шейх Хамад. Пользовался большим, чем тот, уважением и авторитетом среди бахрейнских племен и торговцев. Зная обо всем этом, шейх ‘Иса хотел добиться от англичан признания ими в качестве престолонаследника его сына Хамада, и чтобы они открыто заявили об этом. Шейх ‘Иса официально провозгласил его своим преемником в октябре 1897 г.

Видя, что мнение о нем политического резидента стало резко меняться, и не в лучшую сторону, а в глазах правящего семейства и вовсе основательно пошатнулось, Саффар, дабы удержаться на своем месте, весьма доходном для него, пошел, как говорится, во банк – направил в адрес резидента несколько крайне нелицеприятных для шейха ‘Исы донесений. В одном из них (от 02.07.1898) привел перечень репрессивных, как он их назвал, мер шейха ‘Исы в отношении своих подданных в целях получения личной выгоды, что, по мнению Саффара, усилило их недовольство своим правителем и вызвало раздражение в правящем семействе. Отметил, что некоторые члены семейства Аль Халифа, как ему стало известно, недовольные действиями шейха ‘Исы, и, опасаясь гонений и притеснений с его стороны, намеревались даже бежать с Бахрейна, и укрыться в соседних уделах, в частности в Кувейте.

В том же самом послании Саффар признал, что влиять на мнение шейха ‘Исы и принимаемые им решения он не в состоянии. Указал, что когда давал шейху ‘Исе советы, то он, похоже, пропускал их мимо ушей, ибо поступал всякий раз по-своему.

Надо сказать, что шейху ‘Исе было совсем непросто. Ведь чтобы бахрейнские племена признали шейха Хамада его безальтернативным преемником у руля власти, он должен был платить им, регулярно и щедро. Такие платежи с течением времени становились для него довольно тяжелым финансовым бременем, которое он, в свою очередь, перекладывал на плечи торговцев, со всем вытекающим из этого последствиями – их раздражением и недовольством.

Британцы готовы были признать шейха Хамада преемником власти на Бахрейне, но только взамен, как у них водится, чего-то конкретного и очень для них важного. В данном случае – в обмен на передачу им в управление таможни. Шейх ‘Иса этого старательно избегал, хитрил, как мог, и изворачивался. Подбивали его к «неповиновению», как доносили англичанам их агенты, не только некоторые влиятельные семейно-торговые кланы, но и старейшины религиозных общин. Убеждали шейха в том, что опасаться ему нечего, что никаких прав у бриттов на вмешательство во внутренние дела Бахрейна нет, и допускать этого не стоит. Отмечали, что шейх ‘Иса – правитель независимый, и вправе поступать так, как считает нужным. Однако не принимать во внимание требований англичан шейх ‘Иса, учитывая все заключенные Бахрейном договоры с Британской империей, конечно же, не мог.

10.01.1899 г. лорд Керзон, вице-король Индии, отдал распоряжение М. Миду, политическому резиденту в Персидском заливе, чтобы тот сообщил шейху ‘Исе, что Англия – не против того, чтобы признать шейха Хамада, сына шейха ‘Исы, его преемником. Но одновременно с этим резиденту надлежало попытаться убедить шейха ‘Ису в необходимости реформирования таможни, и подвигнуть его к тому, чтобы он обратился к англичанам с просьбой предоставить ему для надзора за ней квалифицированного офицера английской таможенной службы.

В конце февраля – начале марта 1899 г. резидент побывал на Бахрейне. Повстречался и переговорил с шейхом ‘Исой. Обсуждая вопрос о таможне, шейх сказал, что ему нужно посоветоваться с членами совета старейшин своего рода, никак не обмолвившись при этом, что за шесть месяцев до встречи с М. Мидом он уже перезаключил с индусами-банйанами договор на управление таможней еще на два года. Находясь на Бахрейне и узнав об этом, резидент пожурил шейха за то, что тот принял столь важное решение, не посоветовавшись с ним, как тот должен был сделать согласно заключенному между ними договору от 1892 года. Происшедшее в очередной раз и со всей очевидностью продемонстрировало резиденту, что Саффар, их нештатный агент на Бахрейне, никаким влиянием на острове не пользуется.

В 1899 г. произошел один инцидент, малоизвестный, кстати, даже среди российских историков-арабистов, связанный с деятельностью на Бахрейне американского миссионера С. Цвемера, одного из самых известных исследователей-портретистов Аравии, истории, обычаев и традиций ее народов.

До Бахрейна, где С. Цвемер открыл начальную школу и написал интереснейшую книгу об «Острове арабов» («Аравия: колыбель ислама», 1900), он работал в Басре и Маскате.

Ссылаясь на жалобы, поступавшие, якобы, от шейха ‘Исы, обвинявшего С. Цвемера во «вмешательстве в религиозные дела» жителей Манамы, англичане «рекомендовали» С. Цвемеру, «в целях его же безопасности», покинуть остров, и как можно скоро. Донесли это мнение и до сведения американского консула в Багдаде.

Намерения англичан заключались в том, чтобы прикрыть миссионерскую деятельность американцев на Бахрейне. Они опасались, что вслед за американскими миссионерами на Бахрейн могут потянуться и французские, и немецкие, и, не приведи Господи, русские миссионеры. То внимание, что Российская империя, Германия и Франция стали проявлять к Персидскому заливу, настораживали и даже пугали Англию. Ведь до этого им приходилось иметь дело только с одним соперником-претендентом на лидерство в Персидском заливе – с Османской империей, а тут, вдруг, обозначилась еще и настоятельная необходимость противостоять активизировавшейся деятельности в том районе мира трех крупных мировых держав. Особенно беспокоили британцев русские, цель выхода которых к «теплым водам», то есть к Персидскому заливу, состояла, как они считали, не иначе как в том, чтобы «забрать у них Индию».

Не осталось незамеченным у англичан – с учетом их настороженного отношения к появлению в Персидском заливе «чужаков» в лице Германии, Франции и России – и посещение Бахрейна, в мае 1895 г., французом Гогуйером, знаменитым торговцем оружием, проживавшим в Маскате. Узнав, что принимал его у себя влиятельный на Бахрейне торговец жемчугом, Мухаммад ибн ‘Абд ал-Вахаб, организовавший ему встречу с шейхом ‘Исой, англичане всполошились уже не на шутку. Особенно встревожили их слухи о том, что во время встречи с бахрейнскими торговцами Гогуйер призывал их встать под защиту Франции. Обещал им выдачу сертификатов о французском гражданстве, что, как он подчеркивал, надежно оградило бы их от «назойливых вмешательств» англичан в их коммерческие дела.

Цель поездки Гогуйера на Бахрейн, доносил английский политический резидент Малкольм Джон Мид, состояла в том, чтобы попытаться «обзавестись там подданными Франции», и сделать их проводниками французской политики на Бахрейне. Резидент не исключал, что за спиной Гогуйра могло стоять французское правительство, заинтересованное в расшатывании позиций Англии в шейхствах Прибрежной Аравии, в том числе путем поставок оружия тамошним племенам, используя для этого возможности и связи Гогуйера (44*).

Для плотного надзора за активизировавшейся деятельностью в зоне Персидского залива русских, французов и немцев Малкольм Джон Мид находил актуальным и своевременным учреждение английских консульских постов (политических агентств) на Бахрейне и в Бендер-Аббасе. Если на Бахрейне появится штатный политический агент, писал он, то уже ничто не ускользнет там из вида Англии, и ее соперникам будет непросто открыть туда двери.

В качестве еще одной меры «по защите Бахрейна от нашествия иностранных держав» М. Мид предлагал учредить там пост карантинного доктора. Для того чтобы убедить шейха ‘Ису принять у себя такого доктора, англичанина, конечно же, направил для встречи с правителем Бахрейна своего заместителя, капитана Придо.

Шейх ‘Иса к инициативе резидента отнесся прохладно. Позже, в июне 1899 г., лейтенанту Ламберту, командиру английского военного судна «Lapwing», стало известно, что шейх ‘Иса к тому времени уже утвердил план мероприятий «по недопущению распространения чумы на Бахрейне», как эти санитарные меры именовались в изданном им указе. На деле же они обернулись для торговцев довольно серьезными трудностями, осознанно к тому же созданными для них с помощью «карантинных мер». Ведь для преодоления их они вынуждены были раскошеливаться. «Санитарные меры» приносили шейху ‘Исе от 400 до 500 рупий ежемесячно. Назначение на остров английского карантинного доктора лишило бы его этих доходов. Поэтому и отреагировал он на предложение англичан, мягко говоря, сдержанно, без энтузиазма.

В своих рапортах лейтенант Ламберт докладывал, что большое влияние на шейха ‘Ису оказывали его визирь и торговец жемчугом Мухаммад ибн ‘Абд ал-Вахаб, к мнению которых он прислушивался. Отмечал, что оба эти человека чуть ли не ежедневно встречались с Гогуйером, который находился тогда на Бахрейне, и подолгу беседовали с ним. В то же самое время, сообщал лейтенант, агент Гогуйера, араб, прибывший с ним из Маската, открыто убеждал торговцев и горожан в разговорах на рынке в том, что английский доктор им ни к чему. Во-первых, он будет «прикасаться к их женщинам». И, во-вторых, всячески потворствовать английским торговцам, создавая в то же самое время трудности с разгрузкой и погрузкой товаров в порту судам арабов.

Ссылаясь на информацию, полученную им от нештатного английского политического агента, Аги Мухаммада Рахима, сменившего на этом посту Саффара, лейтенант Ламберт информировал резидента о том, что прибыл Гогуйер на Бахрейн с позволения, если не по приглашению, самого шейха ‘Исы. Не преминул, заметить, что после встреч и бесед шейха с «пронырливым французом» получить от правителя Бахрейна ответ на тот или иной запрос, стало заметно труднее.

На основании анализа поступившей к нему информации английский политический резидент внес предложение о «срочной замене» Аги Мухаммада Рахима, нештатного английского политического агента на Бахрейне, опытным штатным служащим-англичанином. Указал, что Рахим, которому к тому времени исполнилось уже 55 лет, был не в лучшем здравии, да и отношения его с шейхом ‘Исой оставляли желать лучшего.

В июле 1899 г. английские колониальные власти в Индии сочли, что их надзор за Бахрейном едва ли можно считать удовлетворительным. Из донесений М. Мида, писал лорд Керзон, следует, что шейх ‘Иса, подпавший под влияние Гогуйера и Мухаммада ибн ал-Вахаба, не ровен час, может выскользнуть из рук Англии. И потому не лишне было бы направить на Бахрейн, на должность штатного английского политического агента, опытного офицера-администратора. Поработав там и вплотную познакомившись с «заливной тематикой», он мог бы, когда потребуется, сменить на посту резидента, полковника М. Мида.

В сентябре 1899 г. английские колониальные власти в Индии серьезно заговорили о четко обозначившихся, на их взгляд, угрозах политическим и экономическим интересам Англии в Персидском заливе со стороны России, Франции и Германии. Пришли к мнению о необходимости усиления контроля Англии над подвластными ей землями арабов в Прибрежной Аравии, в том числе над Бахрейном. Должного «политического присутствия» Англии на Бахрейне требовал, как они считали, и «коммерческий потенциал» удела рода Аль Халифа, роль и место Бахрейна в торговле края. Из справочных материалов, поступавших от резидента, следовало, что ввоз Бахрейна увеличился с 2 229 177 рупий в 1878 г. до 8 827 650 рупий в 1899 г., а вывоз – с 2 181 995 рупий до 7 940 880 рупий соответственно.

Под должным политическим присутствием Англии на Бахрейне имелось в виду назначение туда штатного политического агента-англичанина – для оказания шейху консультативных, как подчеркивалось, услуг и воспрепятствования проникновению на Бахрейн других держав. В помощь агенту-англичанину планировалось придать, на основании соответствующего предложения резидента, секретаря со знанием арабского языка.

Первым штатным английским политическим агентом на Бахрейне стал капитан Джон Калькотт Гаскин, служивший помощником английского политического резидента в Персидском заливе (45). Надо сказать, что сам резидент (М. Мид) отрицательно отнесся к намерению английских колониальных властей в Индии назначить политическим агентом на Бахрейн его помощника; отзывался о нем как о человеке, «предрасположенном к интригам», и, что не менее важно, «недолюбливаемом шейхом».

Однако 18 января 1900 г. в Бушир неожиданно прибыл нештатный агент, Ага Мухаммад Рахим. Он был сильно болен, и нуждался в длительной госпитализации. В складывавшихся обстоятельствах единственным подготовленным сотрудником, находившимся под рукой у резидента, который смог бы заменить тяжелобольного Агу, являлся Гаскин. Так и состоялось его назначение на должность штатного политического агента на Бахрейн, но с оговоркой – на время, до приискания другой кандидатуры.

Медлить с решением данного вопроса англичанам не позволяла и складывавшаяся в том районе обстановка. Начиная с 1897 г., они с повышенным вниманием и настороженностью наблюдали за деятельностью в Персидском заливе новоявленных конкурентов – России, Франции и Германии. Что касается конкретно России, доносили наши дипломаты, то настоящим шоком для бриттов стало появление в водах Персидского залива первого русского боевого корабля – канонерской лодки «Гиляк» (1900). Цель похода «Гиляка» сводилась к тому, как ее сформулировал управляющий Внешнеполитическим ведомством России Владимир Николаевич Ламздорф в письме на имя управляющего Морским ведомством Павла Петровича Тыртова (23.10.1899), чтобы «появлением русского флага в Персидском заливе указать англичанам… что мы считаем воды этого залива вполне доступными плаванию судов всех наций». Миссия военной дипломатии «Гиляка», наделавшая много шума в Лондоне, состояла в том, как явствует из документов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), чтобы показать, что Россия не приемлет стремления британского правительства к тому, чтобы обратить Персидский залив в «закрытое море, входящее в сферу исключительных интересов Англии». Заходом «Гиляка» в Персидский залив имелось также в виду «произвести известное нравственное впечатление на население обоих побережий» – продемонстрировать арабам и персам отсутствие у России каких-либо агрессивных замыслов и помыслов насчет территориальных приобретений (45*).

Кроме Бахрейна, в зоне пристального внимания г-на Гаскина находились также Катар и Эль-Хаса. «По сведениям бассорского вали [генерал-губернатора Басры], – докладывал А. Адамов, – английский консул на Бахрейне, г-н Гаскин, посылает своих эмиссаров к племенам Неджда с целью – через подкуп – возбудить среди них смуты. Порта требует от английского правительства смещения этого консула» (46).

Сам британский политический резидент, сообщал (01.03.1902) управляющий русским генеральным консульством в Бендер-Бушире Гавриил Владимирович Овсеенко (1870–1916), ежегодно «совершал объезд портов Персидского залива», встречался и беседовал с правителями шейхств Прибрежной Аравии и губернаторами приморских городов Персии. В очередной такой объезд, информировал Г. Овсеенко, резидент Кэмбелл, отправился 5 января 1902 г., ночью, «прихватив с собой достаточную сумму индийских рупий и немалое количество различных подарков». Поездку предпринял на находившейся в его распоряжении канонерке «Лоуренс». Сопровождали его два переводчик (арабского и персидского языков) и вновь назначенный в Бендер-Аббас английский вице– консул, капитан Боксер. На Арабском берегу залива он посетил Ра’с-эль-Хайму, Шарджу, Дубай, Абу-Даби и другие «мелкие полунезависимые арабские шейхлики [шейхства], правителям которых розданы были отчасти деньги, отчасти… подарки, в том числе в виде огнестрельного оружия». Затем он побывал на Бахрейнских островах и в Кувейте, и в начале февраля вернулся в Бендер-Бушир. «Подобные объезды разных уголков Персидского залива, совершаемые английским генеральным консулом [политическим резидентом], в Бушире в начале каждого года, – резюмировал Г. Овсеенко, – имеют целью поддержать в глазах местного населения и аравийских шейхов престиж Англии… и приобрести их симпатии». И все это – с помощью щедрых подарков, «количество которых в текущем году было даже удвоено специальным приказом англо-индийского правительства» (47).

«Можно определенно утверждать, – говорится в сообщении русского консула из Басры от 08.01.1902 г., – что присутствие английских канонерок на бассорском рейде стало почти обычным явлением». Такое «бесцеремонное хозяйничанье англичан на Шатт-эль-Арабе» отражает их стремление к тому, чтобы «установить и в здешних водах тот же порядок вещей, какой им удалось создать на Персидском заливе». В период с июня по октябрь 1902 г., доносили русские дипломаты, английские канонерки, базировавшиеся тогда в Персидском заливе, посетили Басру 14 раз, и «каждое судно стояло в порту в среднем не менее недели» (48).

Ключевыми «опорными пунктами» Англии на Аравийском полуострове, как следует из донесения А. Адамова от 04.05.1902 г., выступали Аден, Маскат и Кувейт. В их руках находились также острова Перим и Курия-Мурия. Арабские племена на «сопредельном с Маскатом ’’Пиратском берегу”[нынешние ОАЭ]» связывал с Англией договор о «вечном мире». Бахрейнский архипелаг, «на который претендовала Турция, фактически был подчинен британскому резиденту в Бушире» (49).

Успехи российской дипломатии и торговли в зоне Персидского залива, ставшие результатом проводимой там Санкт-Петербургом «политики дела», не на шутку встревожили английскую политическую элиту и ее истеблишмент в целом. Особенно пугал британцев, по словам российских дипломатов, «вид русских боевых кораблей в Персидском заливе», равно как и энергичная деятельность там российских консульств» (50).

Проекты России в Персии, помноженные на эффективность акций военной дипломатии ее Военно-морского флота и результативность работы на рынках бассейна Персидского залива «пронырливых», по оценке британцев, русских купцов, не могли не повлечь за собой контрдействий со стороны Англии.

Донесения на этот счет неоднократно направлял в Лондон (21.09.1899, 06.09.1900, 07.11.1901) лорд Керзон, вице-король британских владений в Индии, главный идеолог и проводник английской колониальной политики в этом районе мира. Призывал официальный Лондон дать решительный отпор «русским устремлениям в Персидском заливе», не упустить там «первенства Англии».

Англичане, сообщал (08.04.1901) консул Российской империи в Багдаде статский советник Алексей Федорович Круглов (18641948), никак не могли допустить мысли, что учреждение новых русских консульских постов в Бомбее, Бушире и Басре диктовалось «простыми и естественными соображениями о развитии и охране русских торговых и политических интересов» в краях тамошних. Им казалось, что за всем этим крылась «какая-то задняя мысль, некий тайный план», имевший целью захват Индии и «прочие угрозы английской нации» (51).

В январе 1902 г., докладывал российский посол в Англии барон Георгий Александрович Гревениц, в «Палате общин проходили довольно бурные дебаты по вопросу о русском и английском влияниях в Персии под углом зрения английских интересов в бассейне Персидского залива». Подытоживая прения, министр иностранных дел Великобритании виконт Крансборн заявил, что «ни при каких обстоятельствах Англия не может упустить своего первенства в Персидском заливе», и что «охранять там британские интересы английское правительство будет зорко» (52).

Судя по всему, информировал МИД Российской империи А. Круглов, англичане решительно настроены на сохранение «своей гегемонии в Персидском заливе», роль которого в мировой политике резко возросла (53). «Нам нельзя игнорировать того факта, что за последнее время южная часть Месопотамии и оба берега Персидского залива начинают более рельефно, чем раньше, выступать в сфере международных отношений» (54). Для европейских государств «здешние края перестают уже быть простым объектом наблюдений, становясь источником, из которого они стремятся, во что бы то ни стало, извлечь наибольшее количество богатств и выгод соответственно государственным интересам каждого из них». Англичане, к примеру, «подобрав под себя» Кувейт и Бахрейн, хотят проложить через них путь в центральные и северные земли Аравии, и взять весь этот район в «британские клещи» (55).

Новый политический резидент в Персидском заливе, майор Чарльз Арнольд Кэмбелл, сменивший в августе 1900 г. на этом посту полковника Малкольма Джона Мида, выступил с рядом инициатив. Предложил английским колониальным властям в Индии (декабрь 1900 г.) «отказаться от стратегии Мида» относительно официального, на уровне центрального правительства в Лондоне, признания шейха Хамада преемником власти на Бахрейне только после того, как правитель Бахрейна, шейх ‘Иса, изменит свою позицию по вопросу о передачи управления таможней в руки англичан. Он полагал, что при жизни шейха ‘Исы какие-либо подвижки в данном вопросе едва ли возможны. И оказался прав. В 1902 г., 10 марта, шейх ‘Иса продлил с индусами-банйанамн договор о сдачи им в аренду управление таможней еще на два года; и получил от них за это еще и беспроцентный заем, чего англичане ему не предлагали.