Текст книги "Стреляй, я уже мертв (ЛП)"
Автор книги: Хулия Наварро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 55 страниц)
Юрий поверил ей. Эта девушка вела себя совершенно искренне, и чутье подсказывало ему, что ей можно доверять.
– Ваш отец говорит, вы хорошо играете на фортепиано, – заметил Юрий.
– Это он научил меня играть.
– Охотно верю. Не желаете выступить в следующую субботу на музыкальном вечере? Вы могли бы сыграть на фортепиано.
– Простите, я вас не понимаю...
Но вскоре она поняла, что представляли собой эти музыкальные вечера, которые посещал Юрий в свободное время. Они проводились в доме преподавателя игры на скрипке, пожилого мужчины по имени Федор Волков.
Через обучение у Волкова прошли многие музыканты Санкт-Петербурга, и некоторых он вдохновил не только в музыке, но и в политических идеях. Волков объехал полсвета и играл перед богачами Лондона, Берлина и Парижа, даже прожил довольно долгое время в Швейцарии.
Самые близкие друзья знали, что он был знаком с Марксом и Энгельсом, а в Швейцарии беседовал с Бакуниным, несмотря на то, что не разделял идеалов анархизма. Волков был убежденным марксистом, и весьма пылким, так что, находясь в Гамбурге в конце 1867 года, получил привилегию на покупку первого тома «Капитала», вышедшего в издательстве Отто Майснера.
Будучи обреченным на жизнь отверженного еврея, благодаря своему музыкальному таланту он добился успеха, поскольку был действительно выдающимся скрипачом, в течение нескольких десятилетий для него и его музыки были открыты двери царских дворцов.
Сейчас он жил, отдалившись от публичной жизни, но посвятил себя обучению молодых музыкантов. И посреди музыкальных ключей, гамм и интервалов всматривался в глаза своих учеников – не зажжется ли там иная страсть помимо музыки. Многие также превратились и в его политических последователей. Юрий Васильев был одним из них.
Жизнь Ирины переменилась в тот вечер, когда она вместе с Юрием Васильевым отправилась в дом Федора Волкова.
В этот вечер, когда она слушала речи Волкова о равенстве и братстве, с ее отцом случился удар.
Она вернулась домой счастливая от того доверия, оказанного Васильевым, и от воодушевляющих слов, с которыми эти люди обсуждали будущее.
С тех пор ее жизнь уже никогда не была прежней. Она знала, что Юрий Васильев ей доверяет, и благодаря этому между ними установились дружеские отношения. Хотя больше он ни разу не просил ее прийти на другие собрания, они разговаривали о будущем России. К тому же Юрий Васильев стал источником единственного дохода, на который теперь жила ее семья.
Врач объяснил, что правая сторона тела ее отца навсегда останется неподвижной, к тому же он ослеп на правый глаз. И тогда Ирине пришлось взять на себя нелегкую роль главы семьи.
– Мама, не беспокойся, – сказала она. – Ты сейчас должна ухаживать за папой, а я буду работать, чтобы вы ни в чем не нуждались.
Так она и сделала. Решив обеспечить семью, она поговорила с Юрием.
– Отцу нужен уход и лекарства. Моего жалованья здесь недостаточно, мне нужно работать где-то еще.
Юрий молчал. Он не мог платить больше, но и не хотел ее терять, маленький Михаил уже к ней привык. Однако Ирина уже обо всём подумала.
– Я повидаюсь с графиней Екатериной. Три раза в неделю отец давал уроки ее внучке Кате. Он сказал, что у девочки нет таланта, но платят там хорошо. Я попрошу, чтобы мне разрешили занять место отца. Мне всего лишь понадобится один час два раза в неделю. Как думаешь, ты мог бы устроить так, чтобы с Михаилом это время проводила привратница? Всего один час.
Юрий почувствовал облегчение, что не потеряет Ирину, хотя сомневался, что графиня примет ее вместо отца.
– Я поговорю с привратницей, полагаю, это всего лишь вопрос небольших дополнительных денег...
– Я не могу предложить вычесть их из моего жалования, потому что мне оно необходимо. Мне необходимо всё, что я могу заработать, – откровенно ответила она.
– Привратница – хорошая женщина, она много не возьмет, а я предпочел бы, чтобы ты осталась с Михаилом, мальчик уже к тебе привык.
Вместе с бабушкой ее принял Константин, и молодой человек тут же размяк перед просьбой Ирины, он ценил искренность и смелость, а Ирина обладала обоими качествами. На него также произвело впечатление, с каким достоинством она держалась. Ирина не пыталась вызвать жалость, а лишь заявила, что отец хорошо ее обучил, так что она способна выполнять эту работу.
На исходе месяца, когда графиня Екатерина, поинтересовалась, как продвигаются Катины занятия, она ответила ей по-французски:
– К сожалению, у вашей внучки нет музыкального слуха, и это еще одна причина, чтобы усердно заниматься.
Вскоре Константин приобрел привычку бродить рядом с музыкальным салоном, где проходили Катины уроки.
Он не мог остаться равнодушным к красоте Ирины, которую та, казалось, презирала, но больше всего его заворожила личность девушки. Он с нетерпением ждал тех дней, когда Ирина давала уроки его сестре, и потом предлагал подвезти ее в своем экипаже до дома Юрия Васильева, но она всегда отказывалась. Она боялась мужчин, особенно аристократов. Хотя Константин был таким любезным, он всё равно оставался графом.
Именно в доме Гольданских Самуэль впервые увидел Ирину – и влюбился в нее с первого взгляда. Таким образом, из трех друзей лишь один Ёзя остался равнодушным к чарам молодой женщины.
– Видели бы вы оба свои физиономии, когда появляется Ирина... – насмехался он. – Конечно, она очень красива, но у нее такие холодные глаза... В душе этой женщины таится адская бездна. Сомневаюсь, что она может сделать счастливым кого-либо из мужчин.
Как Константин, так и Самуэль протестовали против таких заявлений Ёзи, но, хотя они и не признавались в этом сами себе, но их тоже удивляла суровость во взгляде Ирины.
От библиотекаря Соколова Самуэль знал о существовании Федора Волкова, а также то, что хозяин Ирины Юрий Васильев симпатизирует социалистам.
Ирина знала, что молодые люди борются за право ее сопровождать, чтобы оказаться к ней поближе, но предпочитала делать вид, что не замечает их ухаживаний. Для нее в жизни было важно лишь одно: поддерживать на плаву свою семью. В ее планах не оставалось места для любви. Она не признавалась в этом даже самой себе, но ей была противна сама мысль о том, чтобы иметь интимные отношения с мужчиной. Ее первый любовник, граф Новиков, навсегда нанес ей серьезную травму.
Исаак отчаянно переживал, видя, как молодые люди соперничают из-за внимания Ирины.
– Послушай, мне это не нравится, – пытался он робко выговаривать сыну. – Вы с Константином просто с ума посходили из-за этой женщины.
– Но, папа, – отвечал Самуэль. – Ирина – просто Катина учительница музыки, и мы с ней подружились. так что не нужно выдумывать то, чего нет.
– Я вижу лишь то, что она не любит никого из вас, и не могу понять, почему вы так упорно продолжаете за ней таскаться. Она же просто бессовестно водит вас за нос. Послушай меня, эта женщина – не для вас. К тому же она тебя старше.
– Отец, я уже не ребенок, мне двадцать три года.
– А ей уже почти тридцать.
– Ради Бога, отец! Ирине всего двадцать восемь.
– Вот я и говорю, что ей уже почти тридцать; для женщины это много. Кстати, почему она до сих пор не замужем? Она очень красива, ей следовало бы иметь мужа и детей.
– Она работает, папа, – горячился Самуэль. – Она работает и содержит всю семью. Или ты считаешь, что замужество – единственный путь для женщины?
– Разумеется! Что может быть достойнее для женщины, чем роль жены и матери? Или ты уже забыл свою мать? Встречал ли ты в своей жизни женщину достойнее, чем она? Встречал ли ты когда-либо женщину, которая могла бы с ней сравниться?
Самуэль всегда сдавался после сетований отца. Он знал, что Исаак хотел для него только лучшего и что с тревогой думал о его будущем, и потому с сомнением относился к его занятиям с Андреем и желанию сделать Россию похожей на германию или Великобританию.
– Если бы профессор Гольданский был жив, уж он бы разъяснил тебе, что к чему.
– Отец, никто не имеет на меня такого влияния, как ты, уверяю тебя, что нет нужды беспокоиться. Ирина ничего для меня не значит, как и для Константина.
Но в глубине души Исаак прекрасно понимал, что его сын лжет, просто чтобы его не расстраивать.
Раиса Карлова, постоянна слышащая эти разговоры отца с сыном, попыталась утешить Исаака.
– Не донимайте его, это у него пройдет. Самуэль еще очень молод, а какой юноша может сопротивляться любви? Но он человек разумный и учится. Какая удача, что он может рассчитывать на помощь Андрея. Вы же видите, сколько часов они проводят взаперти, разговаривая о растениях. Андрей – хороший человек и изо всех сил старается помочь Самуэлю.
– Да, вы правы, хотя Андрей на него хорошо влияет. Надеюсь, что он не даст красоте Ирины себя завлечь.
На самом деле Андрей интересовался лишь тем, как сблизиться с библиотекарем Соколовым, тот служил примером русского, сумевшего выковать из себя нового человека, поднявшегося над предрассудками и разделившего идеалы других людей, чье единственное отличие состояло в том, что они родились евреями.
– Не стоит слишком рисковать, – настаивал Соколов на каждом подпольном собрании, – если мы окажемся в застенках охранки, это не принесет никакой пользы.
Многих студентов задерживали, пытали, или они просто исчезали, попав в лапы жуткой секретной полиции. Некоторые друзья Самуэля и Константина стали жертвами агентов охранки и, хотя и выжили, так и не оправились от пыток. Некоторые спаслись только благодаря принадлежности к влиятельным семьям и заплатили за свою дерзость заговорщиков изгнанием. Но царь не собирался позволять, чтобы какие-то удачливые молодые люди его империи замышляли смену режима, он приказал не делать исключений для заговорщиков. Он желал дать понять родителям, какую цену заплатят их сыновья, да и они сами, за попытку измены.
Однажды вечером Ирина неожиданно явилась в дом вдовы Карловой. Она держала за руку Михаила и, несмотря на то, что она старалась держаться со всей учтивостью, Раиса увидела у нее в глазах что-то похожее на страх.
– Самуэль занимается, он не может вас принять, – заявила она. – А вы, должно быть...
– Ирина Кузнецова. Я уверена, что он примет меня, это очень срочно.
– Не сомневаюсь, если вы решились выйти на улицу в такой холод, да еще с ребенком. Пройдемте на кухню, я налью вам чаю.
– Прошу вас, мне просто необходимо увидеться с Самуэлем!
Раиса неохотно позволила молодым людям уединиться в гостиной. Ей хотелось бы подслушать разговор, но из-за двери она разобрала лишь неясное бормотание.
– Нам не следует подслушивать, – запротестовала ее сестра Алина. – Молодым людям нужно поговорить о своих делах...
– В такое время? Уже больше восьми... Приличные женщины в этот час сидят по домам.
– А зачем бы неприличная пришла в наш дом повидать Самуэля? Чем, по-твоему, они могут заниматься в гостиной в присутствии ребенка? Ладно, сестренка, не будь такой же недоверчивой, как господин Исаак. Даже он не вышел из своей комнаты, чтобы разузнать, что стряслось.
– У господина Исаака лихорадка, а завтра ему рано вставать; ты же знаешь, он собирается на север – закупать новые меха. Возможно, он спит и не знает, что сюда заявилась эта девица.
– Ты же сама защищала ее перед господином Исааком, – напомнила Алина.
– Да, но я и представить себе не могла, что она так скоро появится в нашем доме. Это просто неприлично, когда барышня заявляется к мужчине, как к себе домой.
– Но ведь она хочет просто поговорить с ним...
– На ночь глядя? К чему такая спешка?
Тем временем в гостиной Ирина изливала Самуэлю свои тревоги.
– Вот уже два дня, как Юрий не появлялся дома. Он не оставил мне никаких указаний. Боюсь, как бы не случилось самое худшее...
– Ты говорила с профессором Федором Волковым?
– Нет, я не хочу его зря беспокоить, – ответила Ирина.
– И чем я могу помочь?
– Ты можешь поговорить с Константином. Он – граф, у него большие связи; если Юрия арестовали, он сможет все разузнать. Я не могу расспрашивать сама – графиня не любит Юрия, она даже может отказать мне от места. Но ты – друг Константина, и никто не удивится, если ты придешь его повидать.
– В такой час?
– Пожалуйста, Самуэль, помоги мне!
– Ну, хорошо, хорошо, – ответил Самуэль, не в силах ни в чем отказать любимой женщине. – Я провожу тебя домой, и ты останешься там вместе с Михаилом. А я пойду к Константину. Я уверен, что он нам поможет.
Самуэль не знал, что именно известно Ирине о деятельности Юрия Васильева. Сам он знал о его идеях от Андрея и библиотекаря Соколова, который упрекал Юрия, что тот никак не решается активно выступить против притеснения евреев. Кроме того, он мог лишь гадать, что за отношения на самом деле связывают Ирину и Юрия. Он всё больше склонялся к мысли, что здесь кроется нечто большее, нежели обычные взаимоотношения между служащей и работодателем. Порой он прямо сходил с ума от ревности, понимая, что такой еще молодой мужчина, как Юрий, никак не сможет устоять перед красотой Ирины, да и сама она питала очевидную привязанность к музыканту. Но он упрямо гнал от себя эти мысли, зная, что Ирина вынуждена у него работать, потому что должна содержать семью.
Самуэль схватил свое пальто и попросил Раису присмотреть за отцом.
– У него жар, хотя сейчас он спит. Если он проснется, дайте ему ложку этой микстуры, это облегчит кашель.
– Куда ты собрался в такой поздний час? – в тревоге спросила Раиса.
– Провожу Ирину, в такое время девушке опасно ходить одной. Но я скоро вернусь, я должен готовиться к экзамену, к тому же мне нужно посоветоваться с Андреем.
– Что-то Андрей задерживается... – обеспокоенно произнесла Раиса Карлова.
– Должно быть, он на занятиях, ведь экзамены на носу.
Самуэль проводил Ирину до дома, а потом быстрым шагом направился к особняку Константина. Его друг оказался дома, этим вечером он не ходил ни на одну из вечеринок, которые обычно посещал. Лакей провел его в кабинет Константина, и Самуэль тут же рассказал другу о дурных предчувствиях Ирины.
– Если в течение двух дней Юрий не подает признаков жизни – это значит, что его арестовали.
– И что мы можем сделать? – обеспокоенно спросил Самуэль.
– Сегодня – уже ничего. Подождем до завтра. Завтра я найду человека, который сможет расспросить в полиции об исчезновении Юрия, не вызывая при этом подозрений.
– А ты сам не можешь это сделать?
– Да ты с ума сошел! Я и так ввязался в это дело только ради тебя. Если я заявлюсь в охранку и начну расспрашивать о Юрии, то сразу же попаду под подозрение. Не волнуйся, если его и впрямь арестовали, я найду способ это выяснить. Кстати, как ты думаешь, Ирина знает о деятельности Юрия?
– Не знаю... А ты как думаешь?
– Я тоже не знаю. Но она – умная девушка, не исключено, что заметила что-то подозрительное.
– Может быть, нам стоит посоветоваться с профессором Волковым?..
– Давай подождем до утра, Самуэль. Уверяю тебя, это разумнее всего.
Вскоре выяснилось, что ничего страшного не произошло. Юрий объявился рано утром. Оказалось, что два дня назад его пригласили в дом богатого купца играть на скрипке на музыкальном вечере. Неожиданно в дом ворвались полицейские. Оказалось, что они ищут одного из партнеров хозяина дома, которого подозревают в подрывной деятельности и в заговоре против царя. Охранка была крайне раздосадована, не найдя искомого человека, и арестовала нескольких гостей, в том числе и Юрия. Сначала он был потрясен, испугавшись, что полиция пронюхала о его собственных делах, но потом с облегчением обнаружил, что арестовали его главным образом для устрашения. Они искали совершенно другого человека, а их задержали лишь с целью показать, что бывает с теми, кто бунтует против царя.
Два дня и две ночи он провел в тюрьме, стараясь вести себя так, как и должен себя вести перепуганный музыкант, который ничего не знает и знать не может ни о каких делишках партнера хозяина дома. В конечном счете, Юрия вместе с другими задержанными выпустили на свободу, наградив на прощание парочкой синяков. А впрочем, молодчики из охранки не сомневались, что эти несчастные музыканты не имеют никакого отношения ни к продаже взрывчатки, ни к революционной деятельности. Юрий считал, что еще легко отделался, в полной мере испытав на собственной шкуре тяжесть полицейских кулаков. Другим повезло несколько меньше, и Юрий благодарил Бога за то, что ему не сломали руку, как виолончелисту.
Их вызывали на допросы в любое время дня и ночи. Первый вопрос всегда был один и тот же: что они делали в доме купца? За ним шел следующий: что им известно о деятельности делового партнера хозяина дома и его политических взглядах?
У Юрия не было причин лгать. Его, как и других музыкантов, пригласили выступить на музыкальном вечере. Никогда прежде он в глаза не видел ни хозяина этого дома, ни его делового партнера, ни кого-либо еще из гостей. Он ничего не знал об их деятельности и взглядах и никогда ими не интересовался. Он повторял это снова и снова, получая в ответ всё новые оплеухи.
Руки спасти удалось, но ему разбили нос и, видимо, сломали переносицу. В глазах стоял кровавый туман, было больно смотреть.
Когда же ему наконец объявили, что он свободен, он поневоле вознес благодарственную молитву. Он давно изгнал Бога из своей жизни, которую подчинил исключительно доводам рассудка, а тут в памяти неожиданно всплыли слова давно забытой детской молитвы.
Весь в синяках, шатаясь от голода, он побрел домой. Привратница сообщила, что Ирина все эти дни оставалась с маленьким Михаилом.
Услышав скрежет ключа в замке, Ирина бросилась к дверям. Увидев Юрия, она замерла на пороге, не узнавая его изуродованное побоями лицо.
– Я жив... – прошептал он. – Я жив...
Больше он ничего не успел сказать. Слезы радости брызнули у него из глаз при виде сына и женщины, которая давно уже стала частью его жизни.
Ирина согрела воды и промыла его раны. Затем подала чистую одежду в последней отчаянной попытке узнать в нем того прежнего Юрия, каким тот был до ареста.
Он рассказал ей о том, что произошло, опустив некоторые детали – побои, унижения, собственный страх оказаться трусом. Лицо Ирины исказил ужас.
– Я попросила Самуэля о помощи, – сказала она. – Сегодня утром Константин собирался в охранку, чтобы расспросить о тебе...
– Хорошо, что он еще туда не отправился. Беги к нему немедленно, скажи, что я уже дома. Беги, а я побуду с Михаилом, я хочу обнять своего сына.
Ирина опрометью бросилась в дом Константина. Она боялась встретиться с графиней Екатериной, но всё же решила рискнуть. К счастью, графиня еще не проснулась.
– Вы пришли на урок к юной графине Кате? – осведомилась любопытная горничная. – Но ведь сегодня не четверг.
– Нет-нет, – ответила она. – Я принесла весточку графу Константину от одного друга.
– Ах, вот оно что! Хорошо, я сообщу графу, – неохотно протянула горничная.
Немедленно появился Константин в сопровождении Самуэля и Ёзи, сообщение предназначалось и им. Увидев неожиданно появившуюся Ирину, трое друзей встревожились еще больше.
– Юрий вернулся.
Выслушав рассказ Ирины, оба содрогнулись, представив, какие муки пришлось пережить бедному скрипачу.
– Сегодня с самого раннего утра я отослал записку отцовскому другу, пользующемуся доверием царя. Я собирался встретиться с ним, чтобы попросить найти Юрия. Я в любом случае к нему пойду и найду какой-нибудь благовидный предлог, чтобы объяснить, чего ради просил этой встречи. Может, попрошу совета по поводу какой-нибудь сделки... А ты, Ирина, возвращайся к Юрию, ты же, Самуэль сообщи друзьям, что он появился, чтобы не совершили чего-нибудь неразумного. Ёзя, возвращайся домой, твой дед наверняка уже готовится к субботе.
– Думаю, что сейчас я всем сердцем присоединюсь к дедушкиным молитвам. Как же мы перепугались! Просто чудо, что с Юрием всё обошлось! – откликнулся Ёзя.
Задержание Юрия изменило Самуэля. Он вдруг понял, что подпольные собрания, листовки и прокламации, долгие разговоры о будущем – всё это несет опасность, которую он пока не мог оценить. И не потому что не знал о постоянных арестах и жестоких репрессиях всех тех, кто осмеливался задаваться вопросами о царском режиме.
Исаак продолжал ежегодно ездить в Париж, и каждый раз проводил там всё больше времени. Он чувствовал, что больше не нужен Самуэлю, что хотя сын его любит, но строит собственную жизнь, где нет места для отца.
Самуэль больше времени проводил в комнате Андрея, чем с отцом. Он постоянно стремился с ним поговорить под предлогом помощи в учебе и никогда не рассказывал, с кем или куда идет, хотя иногда упоминал Константина и Ёзю. Исаак утешался тем, что сын хотя бы по-прежнему дружит с этими молодыми людьми, считая их настоящими друзьями Самуэля.
Он не осмеливался в этом признаться даже себе самому, но Андрей ему не нравился. Когда они с Самуэлем прибыли в пансион Раисы Карловой, Андрей был для них чем-то вроде тени. Исаак даже не помнил, как в их жизни появился Андрей, точнее сказать, в жизни Самуэля, но с тех пор он начал терять сына.
– Что вы имеете против Андрея? – спросила однажды старая Алина.
Исаак не знал, что и ответить. Женщина уже давно замечала, как кривились его губы, когда Андрей выходил к ужину, и какой мукой искажалось его лицо, когда он видел, с каким интересом Самуэль ловит каждое слово этого студента-ботаника.
Алина была самой умной из сестер и лучше разбиралась в людях, а Раиса, прежде всего, была женщиной практичной, но неспособной читать души себе подобных.
Обе были добры и щедры с Самуэлем и Исааком, но в Алине последний чувствовал родственную душу и доверял ей. Однако вскоре Алина умерла.
Ее смерть стала для Исаака более тяжким ударом, чем он предполагал. Два последних месяца жизни она не вставала с постели, и Исаак проводил рядом с ней всё свободное время. У Алины почти не осталось сил разговаривать, но время от времени она открывала глаза и улыбалась, а если чувствовала себя лучше, то уверяла Исаака, что он будет счастлив и начнет новую жизнь.
– Когда Самуэль станет химиком, вы должны начать думать о себе. Что насчет той Мари, что шьет изумительные платья, которые вы привозите из Парижа?
– Она всего лишь мой добрый друг, – отвечал он.
– Добрый друг... А чего ж еще желать, как не разделить жизнь с добрым другом?
Он кивал. Алина была права, ему бы хотелось провести остаток жизнь с Мари, но поймет ли это Самуэль или решит, что это предательство его матери?
Мари и Самуэль хорошо ладили друг с другом с самого первого дня. Но Самуэль видел в ней просто хорошего человека, как тетю, десятую воду на киселе, с которой иногда приятно увидеться.
Исаак не мог представить, как попросит Мари выйти за него замуж, хотя и предполагал, что она ответит согласием. Она никогда не была замужем и, похоже, посвящала большую часть времени шитью платьев. Исаак считал, что даже дедушка Элиас его благословит.
– Когда я умру, – сказал ей как-то при случае месье Элиас, – ты унаследуешь мою клиентуру и помимо платьев сможешь шить меховые манто.
Да, Алина была права, но Исааку не хватало смелости, чтобы начать новую жизнь вдали от Самуэля, несмотря на то, что сын едва уделял ему время.
За день до смерти Алина проснулась с удивительно оптимистичным настроем и захотела поговорить со всеми жильцами пансиона. Казалось, что она почти поправилась.
Самуэль не рассказал отцу, о чем разговаривал с Алиной, но вышел из комнаты больной глубоко растроганным и начиная с этого дня попытался сблизиться с отцом, хотя очень скоро будничные дела снова отдалили их друг от друга.
Почему же Андрей ему так не нравился? Исаак так и не нашел, что сказать Алине, но сам с каждым днем чувствовал, как растет в его душе неприязнь к этому студенту-ботанику, которую он всеми силами старался скрыть от Раисы и собственного сына.
1897 год изменил всю их жизнь. Исаак привез из Парижа брошюру, которую тут же вручил своему сыну.
– Это издали в прошлом году, прочти как можно внимательнее, – сказал он. – Ее написал один венгерский журналист по имени Теодор Герцль.
– «Еврейское государство». Что это, папа? Ты, и вдруг с памфлетом, – Самуэль весело улыбнулся при виде выражения отцовского лица.
– Никакой это не памфлет, прочти это внимательно. Герцль утверждает, что нам, евреям, нужен собственный дом, собственное место для жизни. Он собирается выступить на конгрессе в Базеле, чтобы объявить во всеуслышание об этом проекте и детально обсудить этот вопрос.
– А ты спросил этого Герцля, что по этому поводу думают турки? Напоминаю, отец, что бывшая еврейская земля сейчас принадлежит Османской империи. Ты же не хочешь сказать, что тебя вдохновило то, о чем говорит этот оглашенный в брошюре?
– Теодор Герцль – вовсе не оглашенный. Это весьма разумный человек, который наконец понял, что пора евреям иметь свой собственный дом. Дело Дрейфуса [5]5
Дело Дрейфуса – судебный процесс в декабре 1894 г. во Франции и последовавший за ним социальный конфликт (1896-1906) по делу о шпионаже в пользу Германской империи офицера французского генерального штаба, еврея родом из Эльзаса (на тот момент территории Германии), капитана Альфреда Дрейфуса, разжалованного военным судом и приговорённого к пожизненной ссылке на основе фальшивых документов и на волне сильных антисемитских настроений в обществе.
[Закрыть] произвело на него неизгладимое впечатление.
– Ах вот как? И он до сих пор не понял, что быть евреем – это всё равно что приговор? Может, он не знает, что происходит в России? Не слышал об убийствах евреев в нашей стране? Да, Дрейфуса обвинили в измене и приговорили только потому, что он еврей, и что, в этом есть что-то странное? Здесь такое происходит каждый день.
– Герцль – тоже еврей, и ему хорошо известно, что такое антисемитизм. По Европе прокатилась новая волна ненависти к евреям. Страшно подумать, чем это может закончиться. Если дело Дрейфуса стало возможным во Франции, то теперь может произойти что угодно.
– Что угодно? А что еще может произойти? Многие столетия евреев преследуют, нас метят, как скот, чтобы мы не смешивались с остальными, заставляют жить подальше от своих городов и поселков... Да, время от времени некоторым вроде нас дозволяют жить как людям, правда, до этого нам пришлось заплатить дань кровью, чтобы не забыли, кто мы такие на самом деле. Может, мне напомнить тебе, что произошло с мамой, братом, сестрой и бабушкой?
– Именно поэтому, сынок, именно поэтому пришло время найти свой собственный дом, а для меня нет другого, кроме того, откуда произошли наши предки. Нет места лучше, чем Палестина. Много столетий евреи повторяют: «В следующем году мы будем в Иерусалиме». Что ж, пришла пора туда вернуться.
– Вернуться? Ты что, решил отправиться в Палестину? Папа, я тебя умоляю! Что ты там будешь делать? На что ты там будешь жить? Ты же не говоришь ни по-турецки, ни по-арабски.
– Мы должны были отправиться туда еще в те дни, когда убили твою мать. Многие из наших так и поступили...
– Да, я в курсе, слышал разговоры о группе под названием «Ховевей Сион», приверженцы Сиона, и еще об одной, Билу [6]6
Билу – движение, созданное после волны погромов в 1881–1884 годах. Группа студентов из Харькова вместе с группой «Ховевеи Сион» основали в Палестине сельскохозяйственный кооператив «Ришон ле Сион».
[Закрыть].
– Билу были смелыми и уехали в решимости работать на земле, они стали фермерами. Это оказалось непросто, но они были там не одни, в Палестине всегда жили евреи – в Иерусалиме, в Хевроне и других городах...
– А мы остались здесь и добились немалого, а можем добиться...
– И чего же мы можем добиться? – спросил Исаак у сына.
– Мы русские, это наша страна, хоть и жить в ней так тяжко. Мы должны бороться за то, чтобы здесь был наш дом, а не где-то еще. Мы изменим Россию. С самого детства я слышал, как вы с дедушкой говорите о мире без сословий, где все будут равны, где не имеет значения, кто где родился и во что верит. Вы всегда считали, что только за равенство стоит бороться, чтобы ни один человек не был выше другого.
– Маркс был прав, но ведь это Россия. Знаешь, что произойдет, если кто-нибудь услышит такие речи? Тебя арестуют, объявят революционером и убьют.
– В России многие люди думают так же – как я и ты. Многие хотят изменить эту страну, потому что она наша, мы ее любим. Если ты задумал уехать в Палестину... прости, но я не поеду с тобой.
– Там мы сможем быть евреями и не стыдиться этого, ни перед кем не каяться. Турки терпимы к евреям.
– В том будущем, которое мы собираемся построить, не будет ни евреев, ни христиан, а будут лишь свободные люди.
– Ты – еврей и навсегда им останешься. От такого не отречешься.
– Знаешь что, папа? Мне кажется, ты просто не понимаешь, что я – прежде всего человек и ненавижу все те штучки, которые придуманы, чтобы разделять нас, людей.
– И всё же я надеюсь на твое благоразумие. Идеи Маркса запрещены.
– В России позапрещали всё, что только можно; но ты не волнуйся, я буду благоразумен.
– Самуэль...
– Не говори ничего, папа, молчи, оставим эту тему. И не задавай мне вопросов, ответы на которые принесут тебе боль.
Зима 1897 года выдалась на редкость холодной. От Соколова Самуэль узнал, что еще одна группа евреев основала Бунд – всеобщий еврейский рабочий союз Литвы, Польши и России, который, как и все остальные, имел целью создать массовую рабочую партию, чтобы бороться за перемены в положении евреев без необходимости ассимилироваться.
– Речь идет о том, чтобы каждый оставался самим собой, но не забывая о том, что у нас общего – что все мы люди, имеющие права, и мы должны работать вместе с другими социалистами, чтобы добиться перемен в России, – объяснил Соклов своим сторонникам.
Вместе с Ёзей и Константином Самуэль окончил учебу и готовился начать работать.
Все трое получили отличные оценки. Константин занял предназначенное ему место в императорской канцелярии, чтобы со временем стать дипломатом, как его отец. Ёзя собирался посвятить себя ботанике, а Самуэль, благодаря протекции графини Екатерины, получил место помощника у Олега Богданова, известного химика и фармацевта.
Однажды вечером Андрей попросил Самуэля прийти на завтрашнее собрание, на котором должны были присутствовать Соколов и профессор Волков.
– Ты только представь себе эту парочку! – говорил он Самуэлю. – Наш Соколов – больше практик, а Волков – больше теоретик, но оба они стремятся к одной цели: покончить раз и навсегда с этим репрессивным режимом.
– Весьма сожалею, но завтра я не смогу там быть: я должен сопровождать Богданова в больницу. Они собираются опробовать новый антисептик, над которым уже давно работают. Сейчас они собираются опробовать его на правительственном чиновнике, которому предстоит сложная операция на желудке.
– Пойдем, Самуэль! – настаивал Андрей. – Это очень важная встреча, она продлится до поздней ночи. Ты вполне можешь ненадолго улизнуть из больницы, хотя бы на полчасика. От тебя ведь всё равно не зависит, выживет этот чиновник или помрет. Так что не бери в голову!
– Я должен был в больнице, профессор Богданов велел мне его сопровождать. Я не могу ни отказаться, ни оставить его одного в такой важный момент.
Глаза Андрея сверкнули гневом, но он не показал виду, что сердится.
– Да, жизнь человека, безусловно, важна; но вы спасаете одну жизнь, а мы – многие тысячи и миллионы жизней, избавляя их от позорного прозябания под царской пятой. Именно в этом состоит наша цель, наша миссия. Мы в ответе за наше дело, мы отвечаем за него перед миллионами людей и мы не можем их подвести. Что там одна жизнь – против миллионов других жизней!
