Текст книги "Стреляй, я уже мертв (ЛП)"
Автор книги: Хулия Наварро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 55 страниц)
Графиня надолго замолчала, стараясь осмыслить услышанное.
– Приведи их сюда, – сказала она наконец. – Только смотри, чтобы они не попались на глаза кому не следует.
Вскоре перед графиней предстали Ирина и Самуэль в перепачканной углем одежде.
– Ну и как это понимать? – глаза графини сверкнули гневом. – Я жду объяснений.
– Право, мне очень жаль. Я не должен был приходить, не должен был вас в это вмешивать...
– Самуэль, скажи правду: ты революционер? – прервала графиня.
– Нет, – ответил Самуэль. – На самом деле – нет... Хотя я считаю, что Россия действительно нуждается в реформах, но никак не силой...
– Перестань морочить мне голову и отвечай начистоту! – прикрикнула графиня.
– Я и говорю начистоту, сударыня. Сегодня вечером я действительно собирался принять предложение Константина и чудесно провести время в вашей гостиной. Но правда также и то, что сегодня меня ждали друзья. Сегодня должно было состояться собрание, на котором предстояло обсудить вопрос, как сделать Россию похожей на другие страны – такие как Германия или Великобритания, и как вытащить наш народ из нищеты. Это действительно правда. Но я клянусь, что никогда и ни за что даже пальцем не шевельнул бы против царя.
– А ты, Ирина? – обратилась графиня к девушке.
– Я? – переспросила та. – Поверьте, я не сделала ничего плохого. Но я согласна с тем, что Россия нуждается в реформах. Народ страдает, графиня...
– Ну, конечно... Я полагаю, ты тоже собиралась на это собрание, куда должен был отправиться Самуэль после того, как покинет мой дом?
– Нет, меня туда не приглашали, – ответила Ирина. – Я всего лишь присматриваю за Михаилом, сыном Юрия Васильева, но Юрия арестовала охранка, и я не знала, что делать, и потому бросилась искать Самуэля...
На миг графиня прикрыла глаза, словно раздумывая, что же ей теперь делать.
– Мой муж был бы весьма разочарован, глядя на теперешнее твое поведение, – произнесла она наконец, сверля Самуэля неумолимым взглядом.
– Простите меня, сударыня, – вздохнул Самуэль. – Мне очень стыдно, что из-за меня вы попали в столь неприятное положение. Сейчас мы уйдем, но я надеюсь, что когда-нибудь вы сможете меня простить.
– Даже не знаю, смогу ли я это сделать, – ответила графиня. – Мы приняли тебя, как члена нашей семьи, а ты... ты посмел поставить нас в такое положение, обмануть наше доверие, подвергнуть нас опасности. Ты не заслуживаешь нашего уважения. Мне очень жаль твоего отца: он хороший человек, как и твой дед.
Самуэль опустил голову. На душе у него скребли кошки; у него едва хватило сил сдержать слезы.
– Бабушка, Самуэль не сделал ничего плохого, – заступился за него Константин. – Разве это плохо – желать счастья России?
– То, что он сделал, называется предательством, – покачала головой графиня. – Предав царя, он предал всех нас. Но позволь мне сказать тебя правду, Самуэль. Я не стану доносить на твоего отца и не выдам его охранке. А тебя я прошу покинуть мой дом и никогда больше не возвращаться. Я не желаю тебя видеть. А тебе, Константин, я запрещаю встречаться с Самуэлем, а также с кем-либо еще, кто может представлять опасность для нашего доброго имени и безопасности нашего дома. И тебя, Ирина, я тоже попрошу покинуть мой дом и больше не возвращаться. Нам не нужны такие учителя, как ты. Кстати, Катя давно уже просит освободить ее от занятий музыкой. Они ее совершенно не интересуют.
– Бабушка... позволь мне ему помочь, – произнес Константин умоляющим голосом. – Он – мой лучший друг, мы не можем допустить, чтобы его схватила охранка.
– Нет уж, Константин, – заявила та. – Я не позволю тебе якшаться с революционерами. Так что попрощайся с ним навсегда и не надейся, что со временем я передумаю. Если уж я что-то решила – значит, так тому и быть.
Они вышли из комнаты; ни Константин, ни Самуэль не решались сказать друг другу слова прощания.
– Тебе грозит опасность, Самуэль, – сказал Ёзя, возвращая их к тревожной реальности. – Ты должен бежать.
– Бежать? – переспросил Самуэль, чувствуя, как мурашки ползут по его спине. – Но... я не могу бежать. Мне некуда идти, и я не могу бросить отца.
– Поверь, Самуэль, ты должен бежать, у тебя нет выбора. И ты, Ирина, тоже в опасности. Привратница сообщила полицейским, что ты работаешь у Юрия и что взяла к себе его сына. Они заберут Михаила и поместят его в приют, – изрек свой приговор Ёзя.
– Но я не могу его бросить! – воскликнула Ирина. – Я не сделала ничего плохого! Они не посмеют отобрать у меня ребенка!
– Я не знаю, что тебе известно о делах Юрия, но у охранки достаточно средств, чтобы вытянуть из тебя всё до последнего слова, – заверил Ёзя. – И уж поверь мне, в средствах они не погнушаются.
– Хватит, Ёзя, кончай их пугать, – вмешался Константин. – Хотя я тоже советовал бы вам послушать Ёзю. Я сделаю все, что в моих силах, но вам необходимо бежать. И не обольщайтесь: уж если полиция арестовала Юрия, а потом явилась ко мне домой искать тебя – уж не сомневайся, им известны имена всех членов группы, и вас тоже арестуют. Так что решайте: либо вы остаетесь в России и оказываетесь в застенках охранки, либо бежите за границу и остаетесь на свободе. Но это значит, что тебе, Самуэль, придется расстаться с отцом, а тебе, Ирина, – с матерью. Что же касается Михаила, то бедного мальчика наверняка поместят в приют; а впрочем, не исключено, что пока его оставят в покое: Охранка слишком занята задержанием заговорщиков, а ты, Ирина, была всего лишь прислугой в доме Юрия. Так что беги скорее домой – может быть, ты еще успеешь забрать Михаила.
Вместе они составили план действий. Ёзя вызвался проводить Ирину до дома и забрать Михаила, а Самуэль заявил, что не может уехать, не простившись с отцом. Потом они все соберутся в конюшне у Константина, где их будет ждать карета, в которой они сегодня же вечером покинут Санкт-Петербург.
– Но это же просто безумие! – воскликнул Ёзя. – Тебе нельзя возвращаться домой. Кому будет лучше, если тебя арестуют?
– Я не могу уехать, не поговорив с отцом.
Самуэль не заметил никого подозрительного в окрестностях дома. Он быстро поднялся по лестнице на свой этаж. Самуэль вспомнил про Андрея. Его задержали?
Квартира была погружена в тишину и сумрак, но он тут же понял – что-то произошло. В прихожей была оторвана портьера, рядом валялась разбитая ваза, а со стены сорваны и растоптаны акварели.
Раиса Карлова сидела в гостиной, с пустым взглядом и покрасневшими от слез глазами. Женщина вся дрожала и, казалось, даже не заметила его прихода.
Всё в доме было перевернуто вверх дном – мебель сдвинута, шторы сорваны, семейные портреты, вырванные из своих хрупких рамок чьей-то грубой рукой, валялись на полу.
Самуэль закрыл глаза, невольно вспомнив тот далекий день много лет назад, когда они обнаружили на месте своего дома пепелище, груды головешек и разбитые надежды. Тогда он был всего лишь ребенком, но эта картина навсегда врезалась в его память. В тот день он утратил детскую невинность и, что еще хуже, всякое доверие к Богу. Что это за Бог, который даже пальцем не пошевелил, чтоб остановить негодяев, убивших его мать, сестру и брата? И теперь Бог ему отомстил, разрушив своей беспощадной рукой всю его жизнь.
– А мой отец? Где мой отец? – встряхнул он вдову за плечи, чтобы привести ее в чувство.
Но Раиса, казалось, его не слышала. Она даже не взглянула в его сторону.
Комната, где он жил вместе с отцом, была совершенно разгромлена. По полу была разбросана одежда вперемешку с отцовскими книгами, которые он хранил, как святыню. Кроме книг по всей комнате валялось множество бумаг, при виде которых сердце Самуэля бешено заколотилось. Он бросился к своему письменному столу, который в свое время купил для него отец, один за другим выдвинул ящики. Все они были пусты; забрали даже перо, которое подарил ему профессор Гольданский в день поступления в университет.
«Я пропал», – подумал он. В одном из ящиков стола он хранил бумаги, которые могли бы изобличить его принадлежность к подпольщикам. При этом он наивно считал, что достаточно запереть ящик на ключ – и он в полной безопасности.
Как он мог быть таким идиотом? Как мог держать у себя дома подобные вещи, которые столь убедительно доказывают его участие в заговоре против царя?
И те самые компрометирующие бумаги, хотя в них и содержались всего лишь размышления о нищете крестьянства и необходимости более внимательного к нуждам народа правления. Он вернулся в гостиную и взял руки вдовы Карловой в свои.
– Простите меня, – прошептал он. – Мне очень жаль, но я должен знать, что здесь произошло. Прошу вас! – взмолился он в надежде, что женщина его все-таки услышит.
Но мысли Раисы витали где-то далеко, словно ее самой здесь не было. Самуэль вдруг осознал что это приветливая и жизнерадостная женщина, с которой он простился всего несколько часов назад, превратилась в старуху.
Он разыскал успокоительное, налил стакан воды, заставил ее проглотить то и другое. Пока Раиса пила воду, он гладил ее по голове, стараясь успокоить. Затем довел хозяйку до ее спальни и уложил на кровать, с которой чья-то недобрая рука сорвала покрывало.
– Прошу вас, я должен знать, где сейчас мой отец, – продолжал он допытываться.
Он сел рядом, обняв ее в терпеливой надежде, что она как-то отреагирует.
– Они его забрали, – пробормотала она наконец.
– Куда?
– Я не знаю... Это были люди из охранки...
– Что им здесь надо? – допытывался Самуэль. – По какому праву они забрали моего отца?
– Они искали тебя. Андрей сказал им, что ты отправился в дом Гольданских и, должно быть, прячешься у них.
– Андрей? – воскликнул Самуил. – Так он был здесь, когда нагрянула охранка?
Она снова замолчала, и Самуэль крепче сжал ее руку, умоляя вспомнить, что произошло.
– Андрей вернулся домой. Он спрашивал о тебе. Твой отец уже лег спать, а я вязала. Мне не спалось, поэтому я и не ложилась. Я спросила, почему он вернулся так рано; я была уверена, что вечеринка затянется надолго. Он ответил, что устал и потому вернулся пораньше. И он вел себя как-то странно... очень нервничал, все метался по комнате из стороны в сторону, то и дело выглядывал в окно сквозь занавески. Часы пробили полночь, и я уже собралась идти спать, когда какие-то люди начали стучать в дверь, требуя, чтобы мы немедленно открыли. Я открыла дверь, и несколько человек ворвалось внутрь, оттолкнув меня... сказали, что они из полиции, и что они ищут тебя... Стуки и крики разбудили твоего отца, и он выглянул из своей комнаты. Он спросил, что происходит, его оттолкнули прочь... когда он спросил, кто они такие и что здесь делают, один из них его ударил. Твой отец предъявил им документы, спросил, что им нужно и сказал, что они, должно быть, ошиблись адресом. Но они не захотели его слушать и стали крушить все вокруг... Вот посмотри, они даже перины выпотрошили...
– А Андрей? – допытывался Самуэль. – Что в это время делал Андрей?
– Он притих и был напуган, хотя эти люди не обращали на него никакого внимания. Я стала кричать, умоляя их не разрушать моего дома. Тогда один из них ударил меня, сбив с ног и сказал, что если я не заткнусь, они меня арестуют, и я никогда больше не увижу света. Твой отец попытался помочь мне подняться, и тогда его тоже ударили... Полицейские направились в вашу комнату и вскоре вернулись. Один из них держал в руках какие-то папки и бумаги. «Чьи это бумаги?» – спросил он.. Доказательства участия в заговоре – налицо», – добавил другой. «Где Самуэль Цукер?»– допытывался третий. – Он – террорист, а с террористами, бунтующими против царя, у нас разговор короткий». Твой отец с трудом поднялся и вдруг сказал нечто такое, что меня прямо-таки поразило. Он сказал: «Эти бумаги – мои, мой сын не имеет к ним никакого отношения. Самуэль – химик, политика его не интересует. Андрей, скажи им... Скажи, что это мои бумаги...» Андрей сперва побледнел, а потом вдруг кивнул и сказал: «Да, это его бумаги». Полицейские захохотали и сказали, что зря папаша морочит им головы, потому что его сыночка они все равно поймают. Исаак продолжал клясться, что это его бумаги. «Андрей, – сказал он, – ты же меня знаешь, ты знаешь, тебе известны все мои помыслы – так скажи этим людям, что мой сын ни в чем не виноват, что это мои бумаги, что я один виноват во всем – скажи им это...» Тогда один из полицейских снова его ударил, сбив с ног, а потом еще раз ударил – ногой по голове... Мне сначала даже показалось, что они его убили... Андрей... Андрей даже не шелохнулся – только молча стоял и смотрел... Они перетряхнули весь дом, опустошили буфет, вывалив на пол всю посуду... Разгромив дом, они ушли и увели с собой твоего отца.
– А Андрей?
– Они сказали ему, чтобы он шел с ними. Перед уходом один из полицейских начал мне угрожать. «Это дом террористов, – сказал он. – Имей в виду, старая карга, скоро мы придем и за тобой». С этими словами он ударил меня с такой силой, что я упала.
Раиса Карлова немного пришла в себя, начало действовать успокоительное, и ее глаза закрылись. Самуэль решил, что она проспит еще несколько часов, прежде чем ей придется вновь столкнуться с учиненным разгромом. Глядя на то, как вдова засыпает, он размышлял о странном поведении Андрея.
Самуэль вышел из комнаты Раисы, не зная, куда направиться и понимая, что отец пожертвовал собой ради него, и что, не вмешайся Константин, он бы тоже сейчас находился в подвалах охранки. Лишь графиня и Константин могли узнать, что произошло с отцом, но графиня Екатерина вполне ясно заявила, что думает о его семье.
Он переоделся в чистое и умылся остатками мыла, решив сам явиться в охранку. Он сдастся и тем спасет отца. Тот хотел пожертвовать собой, отдать свою жизнь взамен жизни сына, но Самуэль не мог такого позволить. Он сам должен заплатить за содеянное и больше ни на секунду не может оставить отца в лапах кошмарного Охранного отделения. Отец в очередной раз показал, как его любит, и Самуэль стыдился, что не мог защитить его от страданий.
Он уже собирался выйти, когда услышал тихий стук в дверь и слабый голос, повторяющий его имя.
Самуэль открыл и впустил Ёзю под руку с Ириной, а та, в свою очередь, держала Михаила.
Он провел их в гостиную, и с одного взгляда Ёзя понял, что произошло.
– Ну что за варвары! – воскликнул он, вне себя от гнева.
– Моего отца забрали. Они нашли кое-какие бумаги о наших собраниях. Отец заявил, что они принадлежат ему, чтобы спасти меня. Я собираюсь сдаться. Не могу позволить, чтобы он заплатил за то, чего не делал.
– Но тебя будут пытать! Заставят признаться! – голос Ирины был переполнен ужасом.
– Признаться? Клянусь, что я никого не выдам, но уверяю тебя, что признаю свою ответственность и не позволю, чтобы за мою вину заплатил отец.
– Мой дом перевернули вверх дном, ничего не оставили на своих местах. Родители в ужасе, но хотя бы не забрали мальчика... Я попросила родителей сегодня же уехать из Петербурга, мамина сестра живет в провинции, – сказала Ирина.
– Ты точно не хранила у себя ничего такого, что может представлять для вас угрозу?
– Я? – удивилась она. – Нет. Я ни в чем не замешана, я знаю лишь то, что мне рассказывал Юрий, и... хорошо, признаюсь начистоту: мне кажется, что вас кто-то предал...
– Я думаю, что это Андрей, – ответил Самуэль.
– Андрей? Но это невозможно! – воскликнула Ирина. – Он же правая рука библиотекаря Соколова.
– Андрей был здесь сегодня вечером, когда к нам нагрянула охранка. И, как говорит Раиса Карлова, он вел себя очень странно. К тому же... По всей видимости, Андрей был прекрасно знаком с этими головорезами. Ведь именно он сказал им, что меня следует искать в доме графини Екатерины.
– Не может быть! – повторила Ирина.
– Если позволишь, Самуэль, я провожу тебя до полицейского участка, там мы расспросим о твоем отце и посмотрим, какова ситуация, а потом решим, что делать, – предложил Ёзя.
– Нет, дружище, я не хочу тебя впутывать. Ты же знаешь, что меня арестуют, и если пойдешь со мной, то начнут подозревать и тебя. Что до того, что я собираюсь сделать... А ты бы позволил, чтобы твой отец несправедливо страдал по твоей вине? Я не герой и не знаю, что произойдет, но должен принять на себя ответственность. Но ты можешь кое-что для меня сделать: спаси Ирину, рано или поздно придут и за ней. Я... не знаю, сколько времени я смогу выдерживать пытки... Говорят, что охранка всем в конце концов развязывает языки...
Маленький Михаил молча слушал разговор взрослых. Ему еще не исполнилось и четырех, но, похоже, он понимал, что это решающий момент в жизни друзей отца и его собственной.
– Позволь мне пойти с тобой, – настаивал Ёзя. – Вдруг я чем-то смогу помочь?
– Единственное, чего ты этим добьешься – тебя тоже арестуют, – возразил Самуэль. – К тому же мы не можем бросить Ирину на произвол судьбы.
– Мы ее и не бросим. Я предлагаю вернуться в дом Гольданских – надеюсь, графиня еще отдыхает. Константин нам поможет. Ирина должна как можно скорее уехать из России.
– Что ты такое говоришь! – воскликнула Ирина. – Я не могу уехать – куда я поеду? И я должна позаботиться о Михаиле... Юрий арестован, и я до сих пор не знаю, что с ним сталось...
– Ты прекрасно знаешь, что его не ждет ничего хорошего. Если ты так переживаешь за Юрия – увези отсюда его сына; это единственное, что ты можешь для него сделать, – сказал Ёзя не терпящим возражений тоном.
– Я хочу к папе! – вдруг произнес Михаил, потянув Ирину за юбку; в глазах мальчика стоял глубокий страх потерять отца.
– Пошли в дом Константина – это самое лучшее, что мы можем придумать, – сказал Ёзя, давая понять, что разговор окончен.
Самуэль направился в комнату Раисы Карловой, чтобы попрощаться. Он обрадовался, увидев ее спящей, хотя во сне она ворочалась, вероятно, ей снился кошмар о том, как охранка разрушает ее жилище. Самуэль почувствовал себя мерзавцем из-за того, сколько боли принес дому, в котором вырос в отцовской любви и под присмотром вдов Карловых, проницательной Алины, ныне покойной, и замечательной Раисы, всегда готовой помочь.
Она проснется еще не скоро, и Самуэль подумал, что хотел бы помочь ей привести в порядок то, что осталось от квартиры, но он знал, что через несколько часов окажется в руках полиции.
Когда переулками они добрались до дома Гольданских, Самуэль и Ирина спрятались, как велел им Ёзя. Им повезло, что еще не настал рассвет, и большая часть прислуги крепко спала, от души напившись в честь празднования нового года. Ёзя направился к парадному входу, где лакей объявил, что семья отдыхает. Но Ёзя настоял на том, чтобы разбудить Константина. Праздник закончился раньше, чем намечалось. После вторжения охранки никто не был в настроении веселиться. Константин последовал за Ёзей в переулок.
– Арестовали моего отца, – произнес Самуэль.
Затем он вкратце рассказал, что произошло за последние несколько часов.
Константин слушал молча, с сокрушенным видом и покрасневшими от усталости глазами.
– Я разбужу бабушку. Она очень ценит твоего отца, возможно, она воспользуется своим влиянием при дворе... Хотя не знаю, сам видел, как она рассердилась... Она запретила мне с тобой встречаться.
– Твоя бабушка права, я лишь доставляю вам неприятности. А теперь я должен идти, не могу не думать о том, что эти дикари пытают папу, я немедленно должен идти.
Однако Констинтин настоял на том, чтобы разбудить бабушку, и заставил их довольно долго дожидаться, пока в гостиной не появилась графиня Екатерина.
Она уже была в преклонном возрасте и этим утром выглядела какой-то съежившейся и измотанной ночными событиями.
– А я-то думала, что больше никогда тебя не увижу. Внук объяснил мне, что случилось. Мне не следовало бы впутывать в это свою семью, но я сделаю это ради твоего отца. Ближе к полудню я схожу повидаться с одной близкой подругой, чей муж имеет хорошие связи при дворе. В более раннее время было бы неприлично явиться к ним без приглашения. Вообще-то эта семья в родственных отношениях с Константином Победоносцевым, учителем царя. Ничего не обещаю. Ты и сам прекрасно знаешь, что Победоносцев может повлиять на царя Николая, которому советует твердо расправляться с любыми попытками устроить перемены. С революционерами обращаются как с самыми ужасными преступниками, и помилования добиться сложно. Ты знаешь, Самуэль, что мой муж был человеком справедливым и образованным, он прекрасно знал российские проблемы, но знал также и границы, так что делал всё возможное, чтобы помочь нуждающимся и кое-что изменить... и ты знаешь, что он помог многим людям, но никогда не подвергал опасности свою семью. Что бы он от этого приобрел?
Самуэль не ответил. Он понурил голову и кусал губы, чувствуя на себе пристальный взгляд графини.
– Тебя арестуют, Самуэль, а я не хочу, чтобы это произошло в моем доме, так что тебе придется уйти. Что касается Ирины, то тут я согласна с Ёзей, ей нужно как можно быстрее бежать из страны. Константин, дай ей всё необходимое и найди экипаж, чтобы она добралась в безопасности, но только не наш, это слишком опасно...
– Я никуда не поеду! – воскликнула Ирина, а Михаил, вцепившись в ее юбку, расплакался.
– В таком случае, деточка, мы не можем больше ничего для тебя сделать, как и для мальчика, за которого ты теперь несешь ответственность. Если останешься, тебя арестуют, будут пытать и... подумай о своей жизни. Если ты этого хочешь, так тому и быть, но ты не оставляешь мне другого выбора, кроме как попросить тебя немедленно покинуть этот дом. И не возвращайся, – произнесла графиня Екатерина совершенно спокойно.
– Бабушка, я этим займусь, а теперь давай озаботимся спасением Исаака... И... хочу тебе напомнить, что дедушка также водил дружбу с дядей царя, Сергеем Александровичем, возможно, у него влияния при дворе еще больше...
– Я не могу предстать перед Сергеем Александровичем вот так, ни с того, ни с сего.
– Я пойду в полицейский участок. Графиня, умоляю, скажите вашим друзьям правду, что я – единственный виновный, а мой отец принял на себя вину, чтобы меня спасти. Если вы скажете правду, то будет легче его вытащить.
– Он в руках охранки, так что... нет, вряд ли его будет легко вытащить, а уж тем более тебя, – ответила графиня.
– Бабушка, умоляю, сотвори чудо! – Константин приложил руку графини к сердцу.
– Лишь Господь может творить чудеса. Самуэль, если ты решишь идти в полицию, я не стану тебя осуждать. Не хочу даже воображать, какие муки терпит твой отец... Что же до тебя, Ёзя, то думаю, что ты не должен в это ввязываться, если не хочешь ставить семью в опасное положение. Мне больно это говорить, но ты еврей, а твой дед – известный раввин. Нет нужды напоминать, что это означает в России... Да ты еще и друг Самуэля с Ириной... Нет, тебе не следует впутываться.
– Это мой долг, – твердо ответил Ёзя. – Я не могу отречься от друзей.
– Ты всё равно ничего не сможешь сделать. Я даю тебе совет, как собственному внуку, но не могу остановить. А теперь я настаиваю, чтобы вы покинули мой дом, не хочу стать сообщницей в ваших безумствах.
Как только они ушли от графини, Михаил снова разревелся. Мальчик просил Ирину отвести его к отцу, но она его не слушала.
Константин решил помочь другу и потому ослушался бабушку, убедив Самуэля спрятаться до полудня на конюшне, до тех пор пока графиня не выяснит что-нибудь об Исааке.
– А тем временем нужно разработать план побега Ирины. Я найму экипаж. Необходимо соблюдать предельную осторожность, чтобы не привлекать внимания. Мой слуга будет кучером – на него вполне можно положиться.
– Но куда она поедет? – спросил Ёзя у Ирины, которая стояла молча и с потерянным взглядом.
– В Швецию, – ответил Константин. – Оттуда она сможет перебраться во Францию или в Англию. С определенной суммой денег перед ней все дороги открыты.
– А не проще ли добраться до Одессы, и уже там сесть на корабль и отправиться в Англию?
– Швеция намного ближе, – возразил Константин. – Через Швецию – самый лучший путь.
– А ты не забыл о Михаиле? – напомнил Ёзя.
– Он поедет с ней, ожидая пока Юрий... Хотя решать Ирине – брать ли Михаила с собой или отыскать какого-нибудь дальнего родственника Юрия, или, может, поместить мальчика в какое-нибудь учреждение...
– Нет! – выкрикнула Ирина. – Я не разлучусь с мальчиком! Я поклялась Юрию, что, если что-то случится, позабочусь о Михаиле. Но я останусь здесь: что бы со мной ни произошло, хоть бы и смерть, это случится здесь.
– Не настаивай на встрече со смертью, от нее мы всё равно не сможем увильнуть, но не стоит ее провоцировать. А если ты теперь несешь ответственность за Михаила, то тем больше у тебя причин для отъезда. Если тебя арестуют, то мальчика отправят в приют, мы все знаем, что Юрий не вернется...
Слова Ёзи подействовали на всех, как пощечины.
Несколько часов показались им вечностью. Константин принес еду и питье и настоял на том, чтобы они сидели тихо. Иван, главный конюх, был человеком преклонного возраста и относился к хозяину с большим почтением. Когда-то он был его учителем верховой езды, но потом упал с лошади и охромел, и Константин упросил бабушку предоставить ему кров и работу, чтобы Иван мог заработать на жизнь. За это тот отвечал безграничной верностью, и заверил, что никто не побеспокоит гостей Константина в конюшне.
Вскоре после часа дня Константин вернулся.
– Мне жаль... Я не принес хороших новостей. Супруг бабушкиной подруги оказался непреклонен и прямо заявил, что помогать врагам царя – безрассудство. Он сказал, что ближайшие дни аресты продолжатся, и – как быстро разлетаются новости! – к этому часу он уже знал, что ночью охранка побывала у нас дома. Он весьма любезно напомнил, что дедушка был евреем, и что уже не в первый раз евреи участвуют в заговоре против царя, так что он попросил нас соблюдать благоразумие. Он попрощался в не слишком вежливой манере, мы явно поставили его в неловкое положение своим визитом. Ах, и еще он сказал, что охранка прекрасно информирована о революционных ячейках, предположительно, в них всегда есть человек, служащий глазами и ушами полиции... И потому тебя обязательно арестуют. Твоего отца забрали, зная, что он невиновен, это просто их способ тебя помучить. Ты должен бежать, уезжайте вместе с Ириной и никогда не возвращайтесь.
– Нет, я не могу этого сделать. Лучше я пойду и сдамся полиции. Тогда они освободят отца. Они должны его освободить, он же ни в чем не виноват.
Константину так и не удалось уговорить Самуэля не ходить в полицию, а Ёзю – не провожать его.
Наконец, Константин распрощался с друзьями, заверив их, что наилучшим образом устроит побег для Ирины, чтобы она смогла уехать в ближайшее время.
Самуэль и Ёзя отправились дальше вдвоем. Оба молчали, погруженные в тягостные думы. В двух кварталах от участка они неожиданно столкнулись с Андреем. Самуэль бросился к нему и крепко схватил за плечо.
– Ах ты, предатель! Где мой отец? – кричал он, не обращая внимания на изумленные взгляды прохожих.
– Тихо, безумец! Молчи! – прошипел Андрей. – Или ты хочешь, чтобы нас всех задержали? Отпусти меня!
Андрей оттолкнул Самуэля, а Ёзя бросился между ними, пытаясь остановить драку.
– Вы с ума сошли! Сейчас не время привлекать внимание. А ты, Андрей, будь любезен всё объяснить, и если ты действительно нас предал... рано или поздно ты за это поплатишься, – пообещал Ёзя.
– Я искал тебя, чтобы предупредить. Тебе нужно бежать. Кроме того, что сделано, то сделано, – вздохнул Андрей, обращаясь к Самуэлю.
Ёзя схватил его за руку и потащил за собой, пока Самуэль пытался справиться со своим гневом.
Они направились в соседний парк, где сейчас было пусто, потому что начинался снегопад. Там они укрылись от снега под ветвями какого-то дерева и Ёзя, дрожа от холода, потребовал от Андрея объяснений.
– Как бы то ни было, а ты всё равно предатель, – отрезал он.
Андрей стоял, опустив голову. Наконец, он решился поднять глаза и посмотрел на обоих с невыносимой мукой.
– Я никогда не был революционером, – начал он. – Но я работал вместе с библиотекарем Соколовым, и охранка решила, что я с ними связан. Однажды они забрали меня в участок. Вы даже не представляете, что это такое: я был на волосок от смерти. Меня бросили в камеру, всю пропитанную духом человеческих страданий. Там были лишь голые каменные стены и застарелый запах мочи. Негде было даже сесть. Я провел там несколько бесконечных часов, слушая крики несчастных, молящих о смерти, потому что у них больше не осталось сил терпеть эти муки. Я знал, что скоро меня тоже начнут пытать, и приготовился к самому худшему. Но я боялся не только пыток. Более всего меня угнетало то, что я страдаю безвинно, ведь я вовсе не революционер.
Через несколько часов за мной пришли. Меня проводили в кабинет, где ждал какой-то человек. Он сказал, что один из его информаторов в университете сообщил, будто Соколов пользуется большим авторитетом среди молодежи, а потом спросил, бывал ли я на собраниях, где вершатся заговоры против царя. Я сказал ему правду, что группу Соколова составляют главным образом студенты-евреи, а я вовсе не еврей. Тогда мне объяснили, что если я хочу доказать свою благонадежность, то должен стать их новым информатором. Они меня даже пальцем не тронули, но мне хватило одного взгляда этой гиены, чтобы я чуть не умер от страха.
«Твой отец – всеми уважаемый кузнец, и твоя мать тоже – вполне достойная женщина, – продолжал он. – Как ты думаешь, если бы они вдруг оказались здесь – им бы это понравилось? И конечно, они во всем признаются, как только ими займутся мои люди. Они скажут всё, что угодно, лишь бы их перестали мучить. А впрочем, много ли стоит жизнь какого-то кузнеца и какой-то деревенской бабы? И какой смысл держать их в тюрьме и тратить казенные деньги на содержание, после того как мы получим от них нужные сведения? Куда проще просто прикончить и выбросить трупы собакам, да и дело с концом! Ты хочешь для них такой участи?»
Я ничего не мог поделать. Я поклялся, что буду им помогать. Этот человек слушал меня довольно безразлично, но потом вдруг встал и подошел так близко, что я ощутил его зловонное дыхание. И тогда он сказал, что я сделал правильный выбор, выбор между жизнью и смертью, причем, уберег тем самым от неприятностей не только себя, но и своих родителей. Он вышел из кабинета, а потом вошли двое мужчин, которые повели меня в другую комнату. Они открыли дверь, за которой я увидел свою мать. Она стояла, прижавшись к стене, и плакала. Трое полицейских издевались над ней, тыча в нее пальцами. Они заставили ее раздеться, и она тщетно пыталась прикрыть свои иссохшие груди. Там же был и отец, связанный по рукам и ногам. Не знаю, видела ли меня тогда мать, но я до сих пор не могу забыть, какими глазами взглянул на меня отец, сколько в них было стыда и горя.
