Текст книги "Стреляй, я уже мертв (ЛП)"
Автор книги: Хулия Наварро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 55 страниц)
Лейла даже смогла превозмочь свою вечную лень и устроила праздничный обед, на который пригласила Ахмеда и Дину: очень уж ей хотелось похвастаться перед невесткой успехами сына.
Дине достаточно было лишь раз взглянуть на Юсуфа, чтобы понять, что этот смуглый, среднего роста, сильный, как бык, молодой человек сможет стать хорошим мужем для ее дочери. Айшу уже пора было выдавать замуж. Она, конечно, была очень привязана к дочери, но при этом знала, что обязана удачно выдать дочь замуж, и сейчас как раз предоставилась хорошая возможность.
От Салаха они узнали, что Юсуф – верный сторонник семьи Хусейна ибн Али, поговаривали, что однажды его даже избрали тайным курьером, чтобы отвезти письмо шарифа британскому посланнику в Египте, сэру Генри Макмагону. Юсуф никогда не признавался в этом Салаху, но что еще он мог делать в Каире? Дина считала, судя по тому, что рассказал племянник, что человека, которому доверили такое, несомненно ждет большое будущее, а она мечтала для своей дочери только о лучшем.
Когда ночью Дина поведала Ахмеду о своих планах относительно замужества Айши, тот едва не подскочил. Айша, его любимая Айша – она ведь еще совсем девочка! Однако Дина резонно возразила: где они смогут найти для нее лучшего жениха? Сейчас им выпала возможность выдать ее замуж за человека из ближайшего окружения самого шарифа, который всегда знает, откуда ветер дует.
Дине удалось убедить Ахмеда, что Юсуф не сводит с Айши глаз, но не решается открыть свои чувства из уважения к девушке и ее семье. Она не сомневалась, что, если действовать с умом, молодой человек в конце концов попросит руки ее дочери. Но, по всей видимости, ей придется заручиться помощью Лейлы.
Ахмед понимал, что Дина права, но он не представлял, как они будут жить без Айши, которая каждое утро дарила ему свою улыбку, которая так ловко помогала матери по хозяйству и так любила свою бабушку Саиду. Так зачем же выдавать ее замуж за незнакомца, который навсегда увезет ее из Иерусалима? Почему нельзя найти ей мужа в Святом городе? Однако Дина не желала задаваться этим вопросом; вместо этого она обсуждала с Саидой свои планы относительно очередного визита Юсуфа.
Однажды бабушка спросила у внучки, что она думает по поводу этого Юсуфа – и не смогла сдержать улыбку, видя, как Айша покраснела.
– Бабушка, я как раз хотела тебе сказать...
– Ты можешь сказать всё, что думаешь: ты же знаешь, я никому не расскажу.
– А вот в это я не поверю! Я знаю, что ты расскажешь обо всем маме. Признайся, это она просила тебя выведать, что я о нем думаю?
– Девочка моя, я просто хочу знать, что ты думаешь об этом юноше, и нравится ли он тебе. И если нравится, тогда...
Айша выбежала из комнаты, не ответив бабушке. Она не знала, что сказать. Юсуф произвел на нее впечатление, он был так в себе уверен... но жил так далеко... Хотя она не могла удержаться от того, чтобы искоса на него поглядывать, но предпочитала о нем не думать.
«Как изменилась наша жизнь!» – думал Ахмед. Айша уже готова выйти замуж, а что касается Мухаммеда, то Аллах исполнил его мечты, превратив сына в человека образованного. Все жертвы и разочарования стоили того, чтобы Мухамммед выучился. Несмотря на сопротивление сына, который поначалу заявлял, что хочет стать лишь крестьянином, как отец. К счастью, Ахмед не переставал его убеждать и заставил учиться в английской школе, чтобы потом отправить в Стамбул. Какая удача, что у Хасана оказалось столько друзей в этом городе, и они щедро приняли Мухаммеда. Теперь Ахмед знал, что его сын вернется адвокатом, и его мечты сбудутся.
Единственное, что омрачало его жизнь, так это то, что он отдалился от жителей Сада Надежды. Кася и Марина его избегали, Яков вел себя отстраненно, а Луи он почти не видел. Ариэль же вел себя вежливо и сухо, как и всегда. Лишь Руфь, жена Ариэля, была любезна с Ахмедом и всегда улыбалась. Их сын Игорь казался простым и трудолюбивым парнем. Иеремия его никак не выделял, обращаясь в точности так же, как и с остальными работниками. Молодой человек не жаловался и старался изо всех сил.
Жизнь, казалось, замерла, не происходило никаких событий, разве что однажды вместе с Салахом снова появился Юсуф, и Дина не оставляла своих планов на замужество дочери. Только в конце 1913 года Ариэль объявил, что в Сад Надежды возвращается Самуэль.
– Он должен прибыть со дня на день. В последнем письме он сообщил, что выехал из Парижа, чтобы сесть на корабль в Марселе.
– Когда он прибывает? – просиял Ахмед, обрадованный скорым возвращением друга. – На каком корабле?
– Мы не знаем. Так что не сможем встретить его в Яффе.
Прекрасный Тель-Авив, расположенный неподалеку от Яффы, был еврейским городом, заложенным в 1909 году. Евреи-иммигранты купили землю и построили его собственными руками. шестьдесят семей превратили эти земли в город, построили много школ и магазинов и сами управляли городом.
«Это еврейский город, и предназначен он только для евреев», – мрачно говорил Омар.
И он был прав. Эти трудолюбивые люди не переставая говорили о «возвращении», и среди друзей Ахмеда это вызвало всё возрастающую тревогу.
Но это тревога ни на миг не помешала искренней привязанности, которую Ахмед питал к Самуэлю, он уже начал считать его другом, с удивлением отметив, как ждет его возвращения, чтобы возобновить их неспешные беседы, которые они вели после заката.
Настала весна 1914 года, и Ахмед с нетерпением ждал, когда снова встретится с Самуэлем. Поймет ли друг его решение разлучить Мухаммеда и Марину?
7. Мир рушится
Мариан вздохнула. Она крайне устала. Изекииль с интересом ее рассматривал. Они закончили обедать, хотя Мариан едва попробовала салат и съела ломтик хлеба с хумусом. Она понимала, что вместе со стариком складывает кусочки мозаики чужих жизней, которые случайно пересеклись. Так ли одни кусочки отличаются от других, мысленно спрашивала она себя, виня себя за тон своего рассказа. Ей не следовало сомневаться, а тем более симпатизировать тем евреям, которые поселились в Палестине, требуя землю, что считали своей.
– Мы занимаемся интересным делом. Хотя я заметил, что вам это неприятно, – сказал Изекииль, вынимая табак из портсигара и начиная аккуратно сворачивать сигарету.
Разговаривая с Изекиилем, сыном Самуэля Цукера, человека, жизнь которого так тесно переплелась с жизнью Ахмеда Зияда, Мариан чувствовала, как отдаляется от реальности.
– Нет, дело не в этом, просто не так-то просто вспоминать, мне рассказывали столько историй...
– Но эта – нечто особенное, не так ли?
– Вообще-то я не ожидала, что разговор так далеко зайдет от изначальных целей, не думала, что вы поведаете мне о жизни своих предков.
– Как и я, что вы расскажете о жизни Зиядов. Информация в обмен на информацию.
– Это нечто большее, чем просто информация.
– Да, речь идет о судьбах... какими они были, какими могли бы стать. Хотите кофе? Чай?
– Нет, хотя, если не возражаете, я бы тоже закурила.
– Ну надо же! И представить себе не мог, что вы курите. В нынешние времена на это смотря плохо... но в моем возрасте...
– Я мало курю, только время от времени.
– Не знаю, хотите ли вы продолжать разговор...
– Что ж, мне хотелось бы узнать больше о вашем отце. Почему он вернулся в Палестину? Почему не остался в Париже с Ириной?
– Значит, вы хотите продолжать...
– Раз уж мы дошли да этого места...
– Конечно. Так слушайте.
***
Самуэль прибыл в порт Яффы в мае 1914 года. Несколько часов он провел на палубе в ожидании того мгновения, когда покажется на горизонте палестинский берег. Михаил, в свою очередь, не переставал засыпать его вопросами. Самуэль предпочел бы наслаждаться этим мгновением в одиночестве, но не мог попросить молодого человека замолчать. Не очень-то легко было завоевать его доверие, а кроме того, Михаил был чрезвычайно обидчив и чувствителен.
– Смотри, посмотри на пристань... Во время первого своего плавания я увидел с палубы Ахмеда и его семью. Конечно же, я не знал, кто они такие, как не знал и того, что скоро с ними познакомлюсь.
– Как думаешь, они меня поймут? Ты научил меня всего нескольким фразам на арабском.
– Конечно, поймут. Ахмед – умный человек, а с Мухаммедом (он примерно одного с тобой возраста) ты наверняка подружишься, хотя сейчас он в Стамбуле, изучает право. Я так хочу их увидеть! Они тебе понравятся, не сомневайся.
К ним подошел один из моряков, и Михаил не мог удержаться от вопроса, сколько осталось до прибытия.
– По меньшей мере час, – ответил тот.
– Но ведь мы так близко, – удивился Михаил.
Моряк не потрудился ответить – нетерпение юноши его, похоже, ничуть не тронуло.
– Надеюсь, ты не пожалеешь о том, что приехал, – сказал Самуэль.
– А ты жалеешь, что меня привез?
– Конечно, нет, но это не лучшее место для музыканта с твоими способностями. Иерусалим – всего лишь небольшой городок.
– Как ты можешь такое говорить! Это наша столица, столица нашего королевства.
– Я тебе уже сказал: забудь о том, что ты вычитал из Торы. Иерусалим – всего лишь запыленный городишко, задворки Османской империи, куда съезжаются люди со всего света в надежде отыскать след Божий. Ты будешь весьма разочарован, когда его увидишь, он далеко не так красив, как Париж.
Михаил ничего не ответил. Он до сих пор не мог поверить, что Иерусалим – далеко не самый красивый город на земле. С тех пор как он решил сопровождать Самуэля, он не выпускал из рук Тору и до сих пор находился под впечатлением сказочных описаний Священного города. Самуэль облегченно вздохнул, когда мальчик погрузился в свои мысли: это дало ему возможность насладиться долгожданными минутами встречи с Землей Обетованной.
Расставание с Парижем далось ему нелегко, не говоря у же о разлуке с Ириной: ведь он знал, что расстаются они навсегда.
Молодость Ирины осталась позади, но она по-прежнему была необычайно красива – во-всяком случае, так ему казалось. С возрастом она стала еще более хрупкой, чем прежде. Теперь ей было около пятидесяти, но она по-прежнему вызывала восхищение везде, где бы ни появлялась.
Поначалу совместная жизнь не очень ладилась. Михаил всячески отвергал Самуэля, а Ирина вела себя любезно, но между ними будто стояла стена. Много ночей Самуэль спрашивал себя, что делает в этой парижской квартире вместе с двумя людьми, которые никогда не имели с ним ничего общего. Но постепенно он привык. Какая удача, что он начал работать с месье Шевалье, аптекарем и другом Бенедикта Переса. Он многому у него научился и обрел смысл существования. Он без остатка погрузился в работу, а редкие свободные часы посвящал учебе. Он довольно бегло научился говорить по-английски и улучшил познания в немецком, который не казался ему иностранным благодаря знанию идиша.
Друзья и соседи считали их любовниками. Кое-кто даже завидовал Самуэлю, какую он отхватил красотку.
Он легко вписался в повседневную жизнь Ирины и Михаила. По утрам они все вместе завтракали, а затем каждый занимался своими делами. Михаил часами занимался музыкой, а Ирина проводила время в бывшей мастерской деда, а затем – Мари, которую переделала в роскошный цветочный магазин. Таким образом, все свои дни Ирина проводила среди цветов, Михаил совершенно растворился в музыке, а Самуэль погрузился в изучение книг и формул лекарственных препаратов. Только к ужину они собирались все вместе и вели ничего не значащие разговоры. Им просто нечего было сказать друг другу. После ужина Михаил помогал Ирине убирать посуду, и Самуэль слышал из гостиной, как они непринужденно болтают и смеются между собой.
Да, это был дом Самуэля, но при этом он чувствовал себя здесь чужим. Он обещал Мари, что поговорит с Ириной, но все никак не мог дождаться подходящего момента. А быть может, он обманывал сам себя, а на самом деле просто не хотел начинать этот разговор, в глубине души зная, что ни к чему хорошему он не приведет, судя по тому безразличию, которое она даже не пыталась скрывать.
На протяжении этих лет он имел связи с несколькими женщинами, а одной из них даже увлекся, но все же не настолько сильно, чтобы попросить ее руки. Он решил для себя, что должен либо объясниться с Ириной, либо снова вернуться в Палестину. Но ему не хотелось никуда уезжать, он уже привык и к мягкой перине и к сдержанной элегантности этого дома а, главное, его совершенно захватила блестящая суета парижской жизни.
Сад Надежды был суровым и негостеприимным местом. Каждый урожай оливок стоил многих часов нескончаемой работы. Он помнил, как болели руки после обрезки деревьев, как ломило поясницу после долгих часов работы в поле, как мучил страх, что град побьет урожай. Нет, он не скучал по Палестине, хотя порой ему недоставало душевной теплоты, которой был пронизан Сад Надежды, где его кровать стояла между кроватями Луи и Ариэля. Да еще он часто вспоминал о своих долгих беседах с Ахмедом Зиядом. Он искренне полюбил этого простого и честного человека, который всегда держал данное слово. А по ночам, ворочаясь в своей постели, он часто думал, что настоящая его семья – там, в Саду Надежды, и что те люди нуждаются в нем гораздо больше, чем Ирина и Михаил.
Как могло случиться, что он столько лет прожил рядом с Ириной, так и не решившись с ней поговорить? Он и сам не в силах был ответить на этот вопрос. И если в конце концов он все же решился это сделать, то лишь потому, что однажды увидел, как она улыбается другому мужчине.
Это случилось однажды вечером, в конце октября 1913 года. В тот вечер Самуэль вернулся домой немного раньше обычного и вместо того, чтобы сразу подняться к себе, заглянул в магазин, услышав смех Ирины. Никогда прежде он не слышал, чтобы она так смеялась. В магазине Ирина была не одна: вместе с ней там обнаружился месье Бовуар, их сосед – высокий представительный мужчина. Он жил вместе со своими престарелыми родителями, о которых, по словам всех соседей, очень трогательно заботился. Самуэль был крайне удивлен, увидев, как сразу смутились Ирина и месье Бовуар.
– Ты здесь? – растерянно спросила Ирина. – Тебе уже лучше?
– Да... – ответил он. – То есть, не самом деле не так чтобы лучше. По-моему, у меня жар.
– Думаю, тебе лучше пойти прилечь, – посоветовала она. – Если хочешь, я приготовлю тебе травяной отвар.
– Нет-нет, не нужно. Пожалуй, я и в самом деле пойду прилягу, увидимся за ужином.
Ирина долго молчала, не сводя с него своих голубых глаз.
– Видишь ли... Месье Бовуар был так любезен, что пригласил меня в ресторан... Так что, если я тебе не слишком нужна...
Месье Бовуар вежливо поклонился, мельком бросив пару фраз о гриппе, после чего Самуэль уединился в своей комнате.
Но если Самуэль просто удивился, что Ирина решила поужинать с мужчиной, то с Михаилом случилась настоящая истерика, когда он увидел, как Ирина, элегантно одетая, готовится выйти из дома.
– То есть как – в ресторан? Да еще с месье Бовуаром! Слышала бы ты, что о нем говорят!
– И что же о нем говорят? Что можно сказать про месье Бовуара? Это достойнейший человек, который никогда не давал ни малейшего повода плохо о нем думать.
– Перестань валять дурака, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Тебе и самой известно, что его неоднократно видели с одним молоденьким мальчиком, с которым он нежно обнимался. Даже слишком нежно!
– Как ты можешь повторять эти грязные сплетни! – возмутилась Ирина. – Месье Бовуар – безупречный джентльмен.
– К тому же холостой.
– Ну и что? Я тоже не замужем, и Самуэль не женат.
– Да, но Самуэль... Самуэль – совсем другое дело... Иной раз его видели с женщинами, но никак не с мальчиками.
Услышав эти слова, Самуэль застыл, словно громом пораженный. Никогда прежде он не обращал особого внимания на месье Бовуара, время от времени встречаясь с ним в подъезде, и который иногда заходил в магазин, чтобы купить цветы. Месье Бовуар всегда был вежлив – ну, может быть, несколько чопорен и чересчур уж обходителен.
– Михаил, ты не должен вмешиваться в дела Ирины; в конце концов, это ее жизнь, – вмешался Самуэль, пытаясь его урезонить.
Михаил повернулся – лицо его пылало от ярости.
– Какая тебе разница, что я делаю? Ирина... Ирина мне как мать, и я не хочу видеть рядом с ней всяких... всяких...
– Михаил, месье Бовуар вовсе не всякий. Он – адвокат, уважаемый человек, вхожий в высшее общество. А теперь мне пора, завтра поговорим, – с этими словами Ирина вышла, даже не взглянув ни на кого из них.
Михаил заперся в своей комнате и, лишь когда Самуэль позвал его ужинать, слегка приоткрыл дверь и заявил, что вовсе не голоден и желает, чтобы его оставили в покое.
– Ну-ну, Михаил, ты уже не ребенок. Что плохого в том, что Ирина согласилась поужинать с месье Бовуаром? В конце концов, он – наш сосед, достойный человек, и ты знаешь его с самого своего приезда в Париж.
– Ты тоже его знаешь. Он кажется тебе нормальным?
– Нормальным? Не понимаю, что ты имеешь в виду. Нельзя сказать, что мы так уж близки, но мой дед хорошо знал и его родителей, и его самого; он всегда говорил, что они – хорошие люди. Отец месье Бовуара тоже был адвокатом, а его мать всегда была весьма учтивой дамой. Что же касается его самого, то тут я тоже не могу сказать ничего плохого.
– Ты что же, никогда не замечал, какой он изнеженный, какой женственный?
– Нет, не замечал. Во всяком случае, тебя это не должно волновать. Никогда не суди о людях по внешнему виду: очень легко ошибиться.
– Мне не о чем с тобой говорить, ты все равно не поймешь, – с этими словами Михаил захлопнул дверь.
Самуэль был даже рад, что ему придется ужинать в одиночестве. У него болела голова, его лихорадило, и он мечтал лишь об одном: поскорее лечь в постель. К тому же, хоть он и не хотел признаваться в этом Михаилу, он тоже был задет поведением Ирины. Как могло случиться, что он даже не заметил, что Ирина и месье Бовуар стали настолько близкими друзьями, что решили вместе поужинать?
Он пролежал без сна до десяти вечера, пока не услышал на лестнице шаги вернувшейся Ирины.
В последующие дни месье Бовуар почти ежедневно наведывался в магазин, и два раза они с Ириной ходили на прогулку. Когда подошли выходные, Ирина объявила, что ее пригласили на обед в дом Бовуаров, и, хотя Самуэль ничего не сказал по этому поводу, он был весьма удивлен, видя, как она взволнована. Поминутно она спрашивала, что ей надеть, и подойдут ли к платью украшения, которые она унаследовала от Мари.
«Прямо как невеста перед смотринами», – подумал Самуэль и похолодел от этой мысли. Только сейчас он внезапно начал догадываться, что происходит.
Мало-помалу месье Бовуар занимал все больше места в ее жизни, хотя Ирина никогда не приглашала его в дом, все их встречи происходили в магазине. Вскоре все соседи заговорили о том, как Ирина прогуливается под ручку со своим кавалером, и оба выглядят совершенно счастливыми.
Михаил с каждым днем все больше злился на месье Бовуара; в конце концов дошло до того, что он даже перестал с ним здороваться. А однажды вечером вернулся домой растрепанный, в порванной рубашке и с синяком под глазом.
– О Боже, что с тобой случилось! – воскликнула Ирина, взглянув на него.
Михаил окинул ее сердитым взглядом, прежде чем ответить:
– Это по твоей милости.
Ничего не ответив, она выбежала из гостиной за аптечкой.
– Ты не имел права говорить с ней таким тоном, – заявил Самуэль, возмущенный поведением юноши.
– Я проходил мимо булочной и услышал, как булочник обсуждает с покупателем поведение Ирины, что она, мол, совсем отбилась от рук. «Эта женщина, – говорил он, – потеряла всякий стыд: живет с одним мужчиной, а с другим гуляет под ручку у него перед носом. Бедный месье Цукер, какие унижения ему приходится терпеть по милости этой штучки!»
Самуэль был весьма озадачен словами Михаила. Да, он давно знал, что все шушукаются у него за спиной, считая их с Ириной любовниками, потому что не понимают, что совместная жизнь еще не обязывает к общей постели, как не понимают и того, что их связывают исключительно братские отношения. Сама мысль о том, что кто-то может его жалеть, вызвала в его душе приступ гнева. Нет, теперь-то он непременно поговорит с Ириной и потребует, чтобы она вела себя прилично.
Однако прошло несколько дней, а он все еще не сказал ей ни слова, несмотря на то, что Михаил перестал с ней разговаривать. Он так и не мог найти в себе мужества начать разговор, пока однажды Михаил не заявил, что сегодня придет позже обычного, потому что будет заниматься музыкой на дому у своего учителя, месье Бонне.
Ирина сидела у себя в магазине за приходно-расходной книгой. Казалось, она очень занята; но Самуэль знал, что другого случая выяснить наконец отношения может и не представиться.
– Ирина... – окликнул он.
– Да? – ответила она безразличным тоном.
– Нам нужно поговорить.
– Поговорить? Ну, хорошо, – она внимательно взглянула на него. – О чем ты хочешь поговорить?
– Нам давно следовало поговорить начистоту. Еще Мари настаивала, что я должен во всем тебе признаться, но я никак не мог набраться смелости.
Она молчала, ожидая, что он скажет.
– Я прошу тебя выйти за меня замуж, – решился он наконец, и тут же пожалел об этом, видя, какое замешательство вызвало его предложение.
– Но, Самуэль, мы с тобой всего лишь друзья; ты самый дорогой мой друг, почти брат, которого у меня никогда не было. Я люблю тебя, я в самом деле тебя люблю, но я не влюблена. Мне нет нужды этого говорить, ты и сам это знаешь.
– Да, я всегда это знал, но я обещал Мари, что попрошу тебя об этом, – прошептал он, чувствуя себя растерянным и униженным.
Ирина села рядом и взяла его за руку.
– Мне жаль, Самуэль, я была бы рада полюбить тебя, как ты того заслуживаешь, но...
– Но ты любишь месье Бовуара, – закончил Самуэль.
– Я? – изумилась она. – Месье Бовуара? Что за глупости?
– Глупости? Да ничего подобного! Ты гуляешь с ним под ручку и смотришь ему в глаза с глупым счастьем на физиономии. Я никогда не слышал, чтобы ты смеялась, пока не увидел тебя с ним. Так что не пытайся отрицать то, что всем давно известно.
– Я не стану ничего отрицать, Самуэль. Ты прав, нам действительно давно нужно было поговорить. Дело в том, что я... Я была к тебе несправедлива, я вела себя как эгоистка. Прости меня.
– Я тебя слушаю, – еле выговорил он, чувствуя, как мурашки бегут у него по спине, когда она села рядом – так близко, что он мог расслышать ее дыхание.
– Я никогда не смогу принадлежать ни одному мужчине – ни одному, Самуэль. Я никого не могу любить иначе как братской любовью. У меня есть на это причины – только не спрашивай меня о них, есть вещи, о которых не вправе знать никто. Если бы я могла любить мужчину – возможно, я полюбила бы Юрия, отца Михаила, но даже с ним у меня не могло быть никакой близости. А к тебе я никогда не испытывала ничего, кроме братской любви. Я знала, что причиню тебе боль, если скажу об этом, и я бы никогда ничего тебе не сказала, если бы ты сам не завел этот разговор. Ты всегда был моим добрым и верным другом, и я порой злоупотребляла твоей добротой, что уж говорить. Я всегда знала, что ты любишь меня; я никогда не давала тебе повода надеяться на взаимность, но при этом пользовалась твоей любовью. Ты привез меня в Париж, дал мне новую семью в лице Мари, дал мне счастье иметь свой дом, свой магазин, и никогда ни о чем не просил. И ты знаешь, я всегда знала, что когда-нибудь настанет день, когда все изменится, и ничего нельзя будет вернуть.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты все равно не смог бы ждать вечно, и рано или поздно потребовал бы от меня ответа, хотя в душе ты всегда знал, каким он будет. И я тоже всегда знала, что однажды настанет день, когда ты попросишь меня выйти за тебя замуж, как это и случилось сегодня. Мне придется сказать тебе «нет», и мы расстанемся навсегда. Но я не была к этому готова. Ты думаешь, я не знала, что Мари всегда мечтала нас поженить? И... думаю, лучше сказать тебе сразу, Самуэль: я выхожу замуж. Да-да, я выхожу замуж за месье Бовуара. Я надеялась, что Михаил со временем примет его; но, примет он его или нет, я все равно выйду за него замуж.
От этих слов у Самуэля голова пошла кругом. Каждое новое слово Ирины ранило его еще больнее, чем предыдущее. Но она продолжала говорить, словно не замечая, какую боль ему причиняет.
– Я тебя не понимаю, – еле выговорил Самуэль.
– Я тебе уже сказала: я не могу принадлежать ни одному мужчине, не могу иметь ни с кем интимных отношений. Именно поэтому я выхожу замуж за месье Бовуара. Этот брак устраивает нас обоих. В этом браке мы обретем ту респектабельность, которую дает супружество, но не будем жить как муж и жена. Я буду сопровождать его на разные мероприятия, где требуется присутствие супруги, и буду вести себя, как образцовая жена. А он обеспечит мне надежность и безопасность и будет обращаться со мной, как подобает.
– Я тоже мог бы дать тебе ту респектабельность, в которой ты так нуждаешься...
– Мой эгоизм все же не простирается настолько далеко, Самуэль. Конечно, я могла бы и дальше злоупотреблять твоими чувствами, выйдя за тебя замуж, а потом всячески уклоняться от супружеских обязанностей, но я считаю, что это недопустимо. Ведь я на самом деле люблю тебя, Самуэль, и знаю, что ты сможешь найти свое счастье с другой женщиной. Ты достоин того, чтобы иметь нормальную семью и детей. Еще не поздно, у тебя есть время. Никто не ждет, что я в своем возрасте смогу иметь ребенка, но ты – мужчина, а мужчина может стать отцом в любом возрасте.
– Ничего не понимаю... Просто ничего не понимаю... Даже в голове не укладывается, о чем ты говоришь... – повторял Самуэль, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
– Разумеется, не понимаешь. Мы слишком долго прожили под одной крышей. Я должна была давно во всем тебе признаться, но, как я уже сказала, я – эгоистка. Я была совсем юной, когда злые люди сломали мою жизнь, и, скажу тебе честно, я даже не надеялась, что ее удастся поправить, но ты вернул мне веру в себя и в людей, помог мне снова стать счастливой. Ты спас меня от охранки, привез в Париж, познакомил с Мари, которая так обо мне заботилась. Я обязана тебе своим душевным покоем и... да, я полагаю, что те чувства, которые я испытывала в течение этих последних лет, были ближе всего к счастью.
– А как же Россия? Неужели тебе никогда не хотелось когда-нибудь вернуться на родину?
– Поначалу – хотелось... Если бы не Мари, наверное, я не смогла бы прижиться здесь. Но теперь я знаю, что не смогу жить нигде, кроме Парижа. Теперь моя родина здесь, и я почти не тоскую по той, другой.
– А Михаил?
– Он уже не ребенок. Скоро у него будет своя жизнь. Я люблю его, как родного сына, но к месье Бовуару это отношения не имеет. Я выхожу за него замуж.
– А если он его не примет?
Ирина пожала плечами. В конце концов, как бы она ни любила близких, собственные интересы всегда стояли у нее на первом месте. Она делала для других лишь то, что ей самой ничего не стоило и ничем не угрожало собственному удобству. Просто удивительно, что Самуэль понял это лишь сейчас.
– И когда же свадьба? – спросил он.
– Через три недели. Месье Бовуар не хочет откладывать, престарелые родители давно мечтают увидеть его женатым.
– По крайней мере, теперь между нами все ясно. В таком случае... я уезжаю.
– И куда же? – спросила она, и по ее тону Самуэль понял, что на самом деле для нее не столь уж и важно, куда он уедет, и что с ним будет.
– Возможно, в Палестину.
– В таком случае... Может быть, ты согласишься продать мне этот дом?
– Нет уж, это дом я тебе не продам, – ответил он сердито.
– Но ты же сказал, что возвращаешься в Палестину...
– В этом доме родилась моя мать. Здесь я провел самые счастливые минуты детства. Я не продал бы его даже Мари. Этот дом – единственное, что у меня осталось от семьи. Нет, я не продам его – ни сейчас, ни когда-либо потом.
– Месье Бовуар готов заплатить любую цену.
– Если Михаил не захочет здесь жить, я просто запру этот дом. А ты, разумеется, переедешь жить в дом мужа.
– Да, мы с ним это уже обсудили. У него достаточно места. Там у меня будет отдельная спальня и маленькая гостиная. Но мне бы хотелось иметь свой собственный дом, который принадлежал бы только мне... И мой магазин... Так ты продашь мне магазин?
– Я буду сдавать тебе магазин, но его я тоже тебе не продам.
Больше Ирина не настаивала. До этой самой минуты Самуэль был ее верным рыцарем, человеком, который ее любил; теперь же он собирался покинуть ее, забыть о ней навсегда.
Какое-то время они обсуждали разные мелочи предстоящей свадьбы, говорили о будущем Михаила. Затем обсудили условия аренды магазина, и Самуэль сказал, что наймет рабочих, чтобы они заложили дверь, ведущую из магазина в жилые комнаты. Потом они составили договор аренды и заверили его у нотариуса.
– Нет никакой необходимости идти к нотариусу, я и так буду выполнять свои обязательства, – ответила уязвленная Ирина.
– Мне очень жаль, но тебе придется это сделать, иначе я отказываюсь сдавать тебе магазин.
Теперь оставалось только сообщить обо всем Михаилу. Ирина попросила было Самуэля помочь ей убедить юношу, но тот наотрез отказался.
– Это исключительно ваше с ним дело, – ответил он. – Конечно, я помогу мальчику, если он сам попросит о помощи, но я не стану брать на себя то, что должна сделать ты.
Ирина так и поступила. На следующий день, когда Самуэль ушел из дома, она рассказала обо всем Михаилу. Разговор получился еще более тяжелым, чем она ожидала. Молодой человек сначала слушал спокойно, но затем у него на лице проступило выражение невыносимой боли, с которой он не в силах был совладать и в конце концов расплакался.
– Зачем ты это делаешь? Ну зачем?
– Михаил, дорогой, я тебе уже все сказала, ничего не изменить. Месье Бовуар прекрасно знает, что ты значишь для меня, и готов принять тебя, как сына. В его доме достаточно места, чтобы ты чувствовал себя там уютно; ты знаешь его родителей, они вежливы и дружелюбны, и ничем не будут тебе мешать. Но если ты не захочешь жить вместе с нами, Самуэль не станет возражать против того, чтобы ты и дальше жил в этом доме. Ведь на самом деле все останется по-прежнему, нас будет разделять одна лишь стенка, и я, как и прежде, буду о тебе заботиться. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы ты переехал к нам.
– Замолчи! – кричал Михаил, расплакавшись.
Ирина попыталась его обнять, но он сердито вырвался. Это была единственная мать, которую он когда-либо знал, единственная ниточка, которая связывала его с отцом, с родной Россией. Потому что он ничего не забыл. В иные ночи его по-прежнему будили кошмары. Ему снилось, что он видит отца и хочет к нему подойти, но с каждым шагом тот все удаляется, и Михаил никак не может к нему приблизиться. А потом его вдруг охватывал ужасный холод, пробирающий до костей. Еще в детстве он с криками просыпался от этих снов, и тогда к нему бросалась Ирина и крепко обнимала. Так же поступала и Мари. Эти две женщины охраняли его сон, бросаясь к нему, едва слышали первый крик.
