Текст книги "Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2"

Автор книги: Харро фон Зенгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 125 страниц)

13.13. Башня Бронзового воробья

Перед лицом наступающей армии Цао Цао, властителя Северного Китая, многие силы в восточнокитайском государстве У стали склоняться к капитуляции.

Военачальник Чжоу Юй, главный советник властителя У по внешней политике, также высказывался в пользу подчинения режиму Цао Цао. Сам властитель У был в нерешительности. Он ожидал решения Чжоу Юя. Таким образом, выбор между войной и миром зависел от одного человека.

Тут-то его навестил Чжугэ Лян, главнокомандующий армией Лю Бэя. Лю Бэй к тому времени уже трижды посетил Чжугэ Ляна в его соломенной хижине (см. 16.21) и стремился с его помощью установить свое господство в Юго-Западном Китае.

Если бы государство У попало под власть Цао Цао, последний настолько усилился бы, что распространение его империи на весь Китай было бы лишь вопросом времени. По мнению Чжугэ Ляна, такое развитие событий следовало предотвратить. Только тогда у Лю Бэя оставались бы шансы достигнуть его честолюбивых целей.

Сначала Чжугэ Лян попытался, вслед за Лу Су, военным советником властителя У, склонить Чжоу Юя к войне против Цао Цао. Но Чжоу ответил, что не хочет противиться Цао Цао, так как тот правит именем ханьского императора. К тому же силы его очень велики. Нападение на него связано с большим риском: «Я убежден, что война означает верное поражение, а уступчивость – мир».

«Вы не правы, – возразил Лу Су. – Уже при трех поколениях наше государство подчиняется одной и той же династии. Не так-то просто перейдет оно под чужую власть. Почему же вы рассуждаете с позиции слабого?»

«Если население этих земель пострадает от войны вследствие принятого мной решения, его гнев обратится на меня. Поэтому я полон решимости посоветовать нашему властителю покориться Цао Цао».

«Но вы недооцениваете могущество нашего властителя и удачную топографию нашей страны. Если Цао Цао нападет на нас, еще неизвестно, кто победит».

Так они некоторое время спорили, а Чжугэ Лян с улыбкой смотрел на них. Наконец Чжоу Юй спросил, чему он улыбается.

«Не кому иному, как твоему противнику Лу Су, – отвечал Чжугэ Лян. – Он не знает, какой пробил час».

«Господин, – сказал Лу Су, – что вы имеете в виду?»

Чжугэ Лян ответил: «Чжоу Юй совершенно прав, предлагая капитуляцию».

«Чжугэ Лян разбирается в приметах времени, – вмешался Чжоу Юй. – Он того же мнения, что и я».

Лу Су спросил: «Это правда, Чжугэ Лян, вы тоже так думаете?»

Чжугэ Лян отвечал между прочим, что капитуляция обеспечит безопасность женщинам и детям и сохранит верхним слоям общества власть и высокие посты.

Лу Су гневно прервал его: «Вы хотите, чтобы мой господин поклонился этому бунтовщику Цао Цао?»

Чжугэ Лян ответил: «Есть у меня одна стратагема. Если мы применим ее, вам не придется собирать овец и сосуды с вином в дар Цао Цао. Не придется также покидать страну и расставаться со службой. Не понадобится даже одному из вас переправиться через реку, чтобы сдаться Цао Цао. Достаточно лишь послать Цао Цао лодку с двумя людьми. Как только Цао Цао получит этих двух, войска его сложат оружие, свернут знамена и уйдут».[203]203
  Полное изложение стратагемы Чжугэ Ляна дается в 44-й главе «Троецарствия» (см.: Ло Гуаньчжун. Троецарствие. М., 1954. Т. 1.С. 542–553).


[Закрыть]

Чжоу Юй спросил: «Какие же это два человека произведут столь могучее действие на Цао Цао?»

Чжугэ Лян пояснил: «Без этих двух людей здешняя густо населенная страна обойдется столь же легко, сколь дерево без одного листа или хранилище зерна без одного зернышка. Но если Цао Цао получит их, он в великой радости оставит эту землю».

«Так о ком же идет речь?» – нетерпеливо спросил Чжоу Юй.

Чжугэ Лян повел речь так: «Когда я жил в горах Лунчжун [см. 16.21], слыхал я, что Цао Цао приказал воздвигнуть башню на реке Чжан, башню Бронзового воробья. Это сооружение исполнено великолепия. Цао Цао разыскал по всей стране прекраснейших женщин и приказал им поселиться в ней. Ведь Цао Цао, как известно, большой любитель женщин. Давно уже слыхал он о двух красавицах, живущих в здешних местах. Обе они происходят из семьи Цяо. Они так прекрасны, что при виде их рыбы, полные благоговения, выпрыгивают из ручьев и птицы падают на землю, пуна прячет свой лик и цветы краснеют от стыда. Цао Цао поклялся, что его обрадуют лишь две вещи в этом мире: завоевание всей империи и обладание двумя красавицами Цяо, которым он желал бы посвятить себя на склоне дней в башне Бронзового воробья. Если он достигнет всего этого, то без сожаления сойдет в могилу. Так что истинная причина нынешнего его похода – эти две женщины!»

И, обращаясь к Чжоу, Чжугэ Лян продолжал: «Почему бы вам не отправиться к отцу двух прекрасных сестер, купить их за тысячу золотых монет и послать за реку к Цао Цао? Добившись своей цели, он, удовлетворенный, отступит. Почему бы вам не применить эту стратагему?»

«Но какие доказательства имеются у вас, что Цао Цао столь пламенно стремится обладать сестрами Цяо?»

Чжугэ Лян отвечал: «Ведь его сын Цао Чжи сочинил по его приказанию «Оду башне Бронзового воробья». Все стихотворение говорит лишь о горячем желании Цао Цао обладать императорским троном и о его страсти к обеим дочерям Цяо. Я думаю, что смогу рассказать это стихотворение, если вы пожелаете. Меня глубоко восхищает его красота».

Чжоу Юй сказал: «Прошу вас, попытайтесь».

И Чжугэ Лян стал рассказывать «Оду башне Бронзового воробья» – длинное стихотворение, в котором Цао Цао воспевал безмятежную, полную наслаждений жизнь в названной башне с обеими красотками после получения императорского трона – во всяком случае, так его понял Чжоу Юй. В частности, он услышал следующие строки:

Две башни вздымаются слева и справа,

Одна носит имя «Нефритовый дракон», другая – «Золотой феникс».

Они объединены двумя Цяо, на востоке И на юге, в средоточии радости…

Чжоу Юй дослушал стихотворение до конца и вдруг вскочил в приступе гнева. Грозя кулаком на север, он завопил: «Ты, старый бунтовщик, слишком глубоко ты хочешь меня унизить!»

Чжугэ Лян тоже вскочил и сказал: «Что за дело вам до двух женщин из народа?»

«Вы, должно быть, не знаете, господин, – сказал Чжоу, – что старшая из сестер – вдова Сунь Цэ, отца нашего нынешнего владыки, а младшая – моя собственная супруга».

Чжугэ Лян выказал сильное удивление и сказал: «Нет, действительно, я этого не знал. Ах, какая гибельная ошибка с моей стороны! Какая ошибка!»

Чжоу Юй сказал: «Либо я, либо этот старый разбойник! Вместе нам не ужиться на свете. В этом я клянусь!»

Этот эпизод взят из «Троецарствия». Цао Цао действительно построил башню под названием «башня Бронзового воробья». Но строки стихотворения, приведенные Чжугэ Ляном, об обеих Цяо, объединенных в средоточии радости, на самом деле говорят о двух висячих мостах, которые связывали две башни. Дело в том, что «цяо» по-китайски – в частности, «мост». Чжутэ Лян воспользовался созвучием его с фамилией Цяо, чтобы заронить в душу Чжоу убеждение, что это стихотворение (которое, кстати, не сохранилось нигде, кроме текста романа) относится к двум сестрам.

Так он возбудил гнев главнокомандующего Чжоу и обходным путем добился своей цели: заставить Чжоу выступить против Цао Цао (относительно результатов похода см. 9.1).

13.14. Под знаменем Пророка

«Вряд ли найдется что-либо более грациозное, чем эти тонкие, высокие, обвитые лесенками кружевные минареты, составляющие дивный контраст с выпуклостями куполов, раскинувшихся между ними. Нигде не понимаешь лучше, на что может подвигнуть религиозное воодушевление…

Ахмед, конечно, не знал, что этот великолепный храм когда-нибудь станет местом, с которого один из его последователей будет призывать османский народ к уничтожению янычаров. После того как Махмуд увидел необходимость этого шага, он прибегнул к такому средству: он приказал перенести знамя Пророка, столь высоко чтимое всеми мусульманами, из государственной сокровищницы, где оно хранилось, в мечеть Ахмеда. Завернутая в три покрывала реликвия, которую открывали только по самым большим праздникам, привлекла к мечети большую часть населения

Константинополя. Султан развернул знамя и показал народу, одновременно призвав его к сопротивлению. Воодушевленная толпа целиком и полностью встала на сторону султана, и янычары именем турецкого народа были уничтожены все до единого» (Мария Белли, 1788–1833, цит. по: Reise Textbuch Istanbul, DTV, München, 1987).

Янычары – войско, набранное в 1329 г. османским султаном Орханом из принявших ислам христианских пленников; позже оно пополнялось за счет так называемого «детского налога» на подданных-христиан. В XVII столетии их количество достигало 100 000 воинов. В 1826 г. они воспротивились введению новой, организованной по европейскому образцу, милиции и за это были уничтожены Махмудом П. Как следует из сообщения Марии Белли, он использовал при этом Стратагему № 13, разжегши религиозные страсти в народе.

13.15. Воодушевляющая лекция по истории – залог спортивной победы

Многократный чемпион мира по настольному теннису Чжуан Цзэдун в своей «Азбуке применения стратагем в спорте» (Пекин, 1985) сообщает следующие сведения:

«Перед Двадцать шестым первенством мира по пинг-понгу [Пекин, 1961] ожидался еще финал между Японией и Китаем. В общественном мнении и среди профессионалов японцы считались фаворитами, которым китайцы никого не смогут противопоставить. В нашей команде также некоторые боялись, и даже у меня было тяжело на душе. Незадолго до китайско-японского финала я сел на стул и попытался придумать, как бы обойти японцев. Вдруг кто-то тихо сказал мне: «Сяо Чжуан». Я оглянулся и увидел старого спортивного деятеля. Поспешно поднявшись, я предложил ему сесть, но тот против ожидания не согласился. На его мрачном лице ходили туда-сюда мускулы. Я внутренне удивился, почему его обычно сияющее лицо сегодня выглядит так угрюмо. Пока я стоял в растерянности, он засучил рукава рубашки и заговорил. Он говорил о постыдных унижениях, которые наша страна претерпела в прошлом от империалистических агрессоров. С тех пор сверхдержавы всегда рассматривали нас как «азиатского больного». «Ныне, на этих соревнованиях, мы обязаны выложиться и защитить честь китайского народа».

Когда он окончил свою речь, он еще раз взглянул на меня и молча вышел. Внезапно все мои сомнения исчезли без следа. Не испытанный доселе подъем охватил меня. Я решил посвятить все свои силы достижению победы. Это чувство не оставило меня и когда я, против всякого ожидания, дошел до двух финальных игр с японцами. Оглядываясь назад, я могу подтвердить, что воодушевление, вселенное в меня старым спортивным деятелем, имело решающее значение для нашей победы над японцами».

Здесь «поддразниваемый военачальник» – игрок в настольный теннис Чжуан Цзэдун. Старый спортивный деятель, возбудив его патриотические чувства, вывел его из ступора. Тогда впервые китайская команда настольного тенниса и в ее составе Чжуан Цзэдун завоевали титул чемпионов мира в командном первенстве, и Чжуан Цзэдун отстоял для Китая титул чемпиона мира в личном зачете, завоеванный в 1959 г. в Дортмунде Жун Готуанем (см. 3-13).

13.16. Жаждущий стратагем заяц

Заяц пришел к Богу и попросил у него стратагему. Бог сказал: «Хорошо. Я услышал твою просьбу, Но сначала я испытаю тебя. Ты должен принести мне живого питона. Ты должен принести мне парного молока буйволицы. Ты должен принести мне калебасу, наполненную мухами. Ты должен принести мне калебасу, наполненную москитами, и живого питона. Когда ты исполнишь все это, ты приведешь мне живую гиену. Вот тогда я добавлю к твоей мудрости новую мудрость». Заяц отправился в путь. Он взял калебасу, пришел к буйволице и сказал: «Вот, то ли она наполнится, то ли не наполнится, то ли она наполнится, то ли не наполнится». – «Что такое?» – спросила буйволица. Заяц ответил: «Если бы я подоил тебя, ведь не хватило бы молока наполнить мою калебасу». – «Ну нет, ты ошибаешься», – возразила буйволица. И заяц начал доить. Когда калебаса наполнилась, он заткнул ее. Затем он отправился к мухам и сказал: «Вот то ли наполнится, то ли не наполнится, то ли наполнится, то ли не наполнится». Мухи спросили: «О старший братец Заяц, о чем это ты?» – «Да вот, эта калебаса говорит, что если вы в нее залетите, то не сможете ее заполнить». Они залетели в калебасу. Заяц заткнул ее и пошел дальше. Он пошел к москитам и сказал: «То ли наполнится, то ли не наполнится, то ли наполнится, то ли не наполнится». Москиты спросили: «Эй, старший братец Заяц, что там у тебя?» – «Да вот, калебаса утверждает, что если вы залетите в нее, то не сможете ее заполнить». – «Ну что ж, посмотрим». И они влетели в калебасу и наполнили ее. Заяц заткнул ее и пошел дальше. Он пошел и вырезал себе большую палку. Питон спросил: «Эй! Что это у тебя? Эй, братец Заяц, что это там ты положил?» – «Эта палка говорит, что, если ты с ней Померяешься, она окажется больше, чем ты». – «Ну, давай-ка примерим», – сказал питон. Когда он вытянулся вдоль палки, заяц крепко привязал его к ней, положил палку со змеей на плечо и двинулся дальше. Потом он отправился к гиене. Гиена спросила его: «Куда идешь ты со всеми этими калебасами?» Заяц сказал: «Пойдем вместе! Если ты сможешь меня нести, давай я погружусь на тебя со всеми вещами, и мы двинемся быстрее. Там убили большого быка, мы пойдем и наедимся вдоволь его мяса». Гиена сказала: «Что ты говоришь!» Заяц ответил: «Чистую правду!» – «Ладно, я пойду с тобой!» – «Я сяду на тебя верхом?» – «Ладно, садись». Хоп – заяц вскочил на гиену и надел ей на морду уздечку. Потом он запел: «Великий Бог повелел мне принести парного молока от буйволицы, и вот оно – парное молоко, царский подарок! Великий Бог сказал мне принести калебасу, полную мух, вот она, калебаса, полная мух, царский подарок! Великий Бог сказал мне принести калебасу, полную москитов, вот она – калебаса, полная москитов, царский подарок! Великий Бог повелел мне принести живого питона, вот он – живой питон, царский подарок! Великий Бог повелел мне привести живого «Ву-гу», вот он – Живой «Ву-гу», царский подарок!» – «Что ты говоришь, – спросила гиена, – живого «Ву-гу»? Все остальное было понятно, а вот «Ву-гу» – это я не понимаю». – «В чем дело? Это ведь не о тебе я говорю. Едем быстрее» – ава! Так они ехали и ехали и явились к Всемогущему Богу. Заяц вновь запел свою песню. Затем он рассказал обо всем Богу. Всемогущий Бог сказал: «Оставь все там, уходи склонившись!» Заяц побежал, согнув спину. Всемогущий Бог взял тяжелый предмет, ву! И бросил его в Зайца. Тот прыгнул навстречу и поймал его, пак. «Да, действительно, – заключил Бог, – если бы я дал тебе еще и стратагему, ты бы лишил меня моего трона, меня, Всемогущего Бога».

Эта сказка, переданная мною здесь с небольшими сокращениями, широко распространена в Восточной Африке. Она записана, переведена и откомментирована Г. Мейером и В. Герег-Карадем (L'enfant ruse et autres contes bambara. – Mali et Senegal oriental. Paris, 1984, p. 137).

Образ зайца, искусного в применении стратагем, известен также в Судане и в Южной Африке. В Центральной Африке и в Камеруне ему соответствуют черная антилопа или черепаха, а на Атлантическом побережье – паук.

Заяц стремится к большей мудрости, то есть к увеличению своих знаний в области стратагем. Он хочет таким образом возвыситься над другими животными. Бог, в котором заяц надеется найти учителя стратагем, ставит перед ним «невыполнимые» задачи, которые заяц решает с помощью различных стратагем. Прежде всего он пользуется Стратагемой провокации № 13. Каждый разговор со своей жертвой он начинает с противоречия, чтобы возбудить ее любопытство. Как только разговор завязывается, заяц прибегает к той же стратагеме, задевая самолюбие партнера. Тот пытается доказать свои способности, в которых заяц сомневается, и попадается на крючок. С гиеной заяц применяет еще и Стратагему № 7, «Сделать нечто из ничего», приманивая ее завлекательной картинкой убитого быка. Эту картинку он (по Стратагеме № 17) использует как «кирпич», с помощью которого добывает «нефрит» (гиену).

Бог дает зайцу последнее задание: приказывает убегать, согнув спину, – и швыряет в него тяжелым предметом. Но едва заяц заслышал позади шорох, он, вопреки божественным указаниям, останавливается и таким образом избегает, вероятно, смертельного удара по спине. Недоверчивость зайца даже в непосредственной близости божества невольно вызывает в памяти строки «Эдды»:

Прежде чем в дом войдешь, все входы ты осмотри, ты огляди, – ибо, как знать, в этом жилище недругов нет ли.

Или:

Гость осторожный, дом посетивший, безмолвно внимает – чутко слушать и зорко смотреть мудрый стремится.

Так заяц выдержал последнее испытание: он превзошел самого Бога. После этого африканский Всевышний отказался обучать его новым стратагемам, ибо в этом случае заяц уподобился бы Богу и стал бы для него опасен. Бог как высшая инстанция искусства стратагем – один из любопытных аспектов этой африканской сказки.

«Господь Бог изощрен, но не коварен»,[204]204
  Цит. по одноименной книге Абрахама Пайса. Брауншвейг, 1986. С. 106. – Прим, автора.


[Закрыть] – сказал в Принстоне в мае 1921 г. Альберт Эйнштейн. Как писал мне профессор А. Гер-манн (Штутгарт, Институт истории, кафедра истории естественных наук и техники), Эйнштейн всегда относился к природе и ее персонификации, Богу, как к загадочному существу, Сфинксу, но не как к хитрецу и обманщику.

Тем не менее доныне существует тип мировоззрения, согласно которому Бог и хитрость не чужды друг другу. Их близость может зайти столь далеко, что Бог женится на Хитрости, а затем даже пожирает ее:[205]205
  Старшая Эдда, Речи Высокого. Перевод А. Корсуна. БВЛ. Т. 9. С. 190. – Прим. перев.


[Закрыть]

«Зевс взял в жены Метис (Хитрость), и, когда она забеременела от него Афиной, проглотил ее. Будучи таким образом переварена и усвоена, лукавая мудрость вошла в верховного бога и стала составной частью олимпийского порядка».

Так пишет Элен Ведрин во введении к книге «Les ruses de la raison, pouvoir et et pouvoirs» (Paris, 1982). Она при этом ссылается на замечательную работу M. Détienne, J.P. Vernant «Les ruses de l'intelligence, la métis des Grecs», Paris, 1974. Греческое слово metis имеет смысл более широкий, чем просто «хитрость», и, подобно китайскому чжи (мудрость/хитрость), охватывает также значения wisdom, skill, craft (см.: A Greek-English Lexicon compiled by Henry George Liddell and Robert Scott. Oxfrord, 1940/1973).

Связь между божеством и хитростью в различных культурах выявляется также при исследовании роли трикстера. «Трикстер» буквально означает «шут», «мошенник». Однако в исследованиях по мифологии термин «трикстер» обозначает мифического героя, характеризуемого непредсказуемым плутовским поведением. Черты трикстера имеют германский бог Локи (см. 3.3) и греческий Гермес. В индейской мифологии роль трикстера исследовал Пол Рэдин в работе «The Trickster» (с комментарием К. Г. Юнга о психологии фигуры трикстера, 3-е изд. New York, 1976); Пол В. А. Вильяме посвятил ей книгу «The Fool and the Trickster» (Cambridge/Totowa, 1979).

13.17. Носовой платок Дездемоны

После возвращения с Кипра мавр Отелло был окружен всеобщим восхищением за свой победоносный поход против турок. Только Яго ненавидел его и хотел погубить, потому что из-за Отелло его обошел по службе Кассио. Яго мечтает отомстить Отелло, но действует не сам, а через других. Сначала он провоцирует ссору между Родриго и капитаном Кассио. Когда Монтано пытается их помирить, пьяный Кассио выхватывает кинжал и ранит Монтано. Яго разжигает недовольство толпы.

Когда Отелло является и требует объяснений, Яго удается свалить на Кассио всю вину за беспорядки. Отелло понижает Кассио в должности. Смущенный Кассио просит совета у Яго. Тот предлагает ему просить о протекции супругу Отелло Дездемону.

Поверив Яго, Кассио обращается за помощью к Дездемоне, когда она прогуливается в саду. Яго тем временем возбуждает в Отелло подозрения в неверности Дездемоны, бросая тень на Кассио. Тут ничего не подозревающая Дездемона просит Отелло помиловать Кассио.

Отелло решает, что наличие тайной связи между Дездемоной и Кассио доказано. Когда Дездемона хочет освежить его лоб своим носовым платком, его подарком, он в гневе отбрасывает платок. Платок потихоньку подбирает жена Яго Эмилия. Так он попадает в руки Яго, а тот подбрасывает его в комнату Кассио. Кассио не знает, чей это платок, и забирает его себе. Отелло едва может обуздать свою ревность, но требует от Яго доказательств неверности Дездемоны. Яго (используя Стратагему № 7) утверждает, что слышал, как Кассио во сне шептал имя Дездемоны, а кроме того, заметил у Кассио платок Дездемоны. Так Яго удается довести Отелло до неистовства.

Когда Дездемона снова пытается замолвить словечко за Кассио, Отелло требует, чтобы она показала подаренный им платок. Она не может этого сделать, Отелло разражается тяжкими оскорблениями и руганью, и она, глубоко опечаленная, уходит.

Яго устраивает для Отелло возможность подслушать свой разговор с Кассио о его возлюбленной, Бьянке. При этом Яго удается искусно провоцировать ответы Кассио таким образом, чтобы Отелло поверил, что речь идет о Дездемоне. Когда Кассио в своей невинности показывает платок Дездемоны, Отелло полагает измену Дездемоны доказанной и решает ее убить. Он душит Дездемону, а затем, узнав о своей ошибке, закалывается сам.

Так в опере Джузеппе Верди (либретто Арриго Бойто) Яго устраняет ненавистного Отелло не собственной рукой, а разжигая в нем пламя ревности с помощью вновь и вновь применяемой Стратагемы провокации № 13 «до такой степени, что Отелло гибнет в этом огне», – как пишут Пань Ида и Ду Гэншэн в предназначенной для средней школы книге «Типичные фигуры в прославленных произведениях зарубежной литературы» (Шанхай, 1987).