Текст книги "Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2"

Автор книги: Харро фон Зенгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 125 страниц)

XX век – опять же по причине совершенных в ходе Второй мировой войны на территории Европы со стороны немцев преступлений против европейцев – «еще именуют немецким» (Рита Кучиньски (Kuczynski), «Die gebrochene Welt» («Сломанный мир»): Süddeutsche Zeitung.[298]298
  Далее Зюддойче Цайтунг. – Прим. пер.


[Закрыть] Мюнхен, 4.12.1998, с. 17). А со стороны 1,2 миллиарда китайцев с еще памятной для всех «культурной революцией» (1966–1976), «разжигавшей звериные инстинкты» (Вэнъхуэй бао, Шанхай, 16.05.1986, с. 2)? А со стороны алжирцев? Со стороны кампучийцев? Со стороны ангольцев, ставших с 1975 г. жертвой «самого продолжительного внутригосударственного вооруженного конфликта в Африке» (Роберт фон Луциус (Lucius), «Der blutigste aller afrikanischen Kriege: Hilflosigkeit der Staatengemeinschaft» («Самая кровавая из африканских войн: беспомощность мирового сообщества». Франкфуртер алъгемайне цайтунг, 2.01.1999, с. 9)? Со стороны Руанда? «В Руанде сотен тысяч трупов недостаточно, чтобы расшевелить мир… Стоит вспомнить, как страстно ратовала Мадлен Олбрайт, бывшая в ту пору американским представителем в ООН, за отвод голубых касок из Руанды… ООН отвела свои войска, и чуть ли не миллион человек оказались убиты…» (Бартоломей Грилл (Grill), «Afrika fragt sich: Schwarzes Leid, halbes Leid» («Африка спрашивает: если страдают чернокожие, стало быть, это не столь важно?». Цайт. Гамбург, 2.06.1999, с. 5). Со стороны вьетнамцев – жертв развязанной западной цивилизацией без видимой причины войны, «которая войдет в историю как наиболее продолжительное вооруженное противостояние» (Александр Троше (Troche), «Vom Traum zum Trauma» («От мечты до шока». Зюддойче Цайтунг. Мюнхен, 4.12.1998, с. 12)? Со стороны восточных тиморцев? «С 1975 г. происходит [в Восточном Тиморе] геноцид… и из-за невмешательства [военные индонезийского диктатора Сухарто] могли истреблять беззащитный народ… Геноцид [унес] 250 000 жизней» (Антонио Табукки (Tabuchi), «Herr Annam, tun Sie was» («Господин Аннан, сделайте хоть что-нибудь». Вельтвохе. Цюрих, 16.09.1999, с. 1). «Мировое сообщество отказалось предотвратить трагедию» («Osttimor: «Das Volk wird vernichtet» («Восточный Тимор: народ отдан на истребление». Шпигель. Гамбург, № 37, 1999, с. 200).

Зловещий дух преступлений против человечества неистовствовал, к сожалению, не только в одном месте на земле, продолжая неистовствовать и после 1945 г.: «После окончания Второй мировой войны минуло вот уже пятьдесят три года, но истребление народов не затихает» (Ли Хайбо, Пекинское обозрение. Пекин, № 37, 15.09.1999, с. 5). Однако зашоренный взгляд западного человека поглощен, похоже, сугубо оставленной этим зловещим духом на европейском театре военных действий – об азиатском театре военных действий здесь, на Западе, вообще никто не упоминает! – чешуей, запечатленной затем в многочисленных памятниках, монументах, музеях, фильмах и т. п. Единственно здесь «мир не терпит притеснения» (Клаус Харппрехт (Harpprecht): Цайт. Гамбург, 10.09.1998, с. 38). Почти все западное нравственное негодование изливается сугубо в этом направлении. «Возможно ли, чтобы истинный антифашизм застил взгляд на преступления современности?» (Новая цюрихская газета, 9.09.1999, с. 8). Не в этом ли причина того, что случающиеся ныне и, возможно, отвратимые проявления того же самого зловещего духа почти не воспринимаются на Западе или сопровождаются усталым пожиманием плеч, во всяком случае, без единого возгласа возмущения? В этом отношении, похоже, здесь царит «мертвое молчание» (Юдит К. Э. Белинфанте (Belifante), «Wir müssen das Schweigen durchbrechen» («Нам следует нарушить молчание». Цайт. Гамбург, 3.12.1998, с. 13)? Не запечатлены ли проявления того самого зловещего духа, о которых в Европе, видать, крепко забыли, в этих строках: «Ежедневная газета Фигаро приводит такие возмутительные слова [французского президента Миттерана]: «В странах, подобных этой [Руанда] геноцид не столь уж важен» (Бартоломей Грилл, «Wilderer im neu endecktem Kolonialreich» («Браконьер во вновь открытом колониальном государстве». Вельтвохе. Цюрих, 26.03.1998, с. 45)?

21.2. Неудавшаяся непристойность

В знаменитом эротическом романе минской поры (1368–1644) Цветы сливы в золотой вазе (полный перевод на немецкий язык осуществили братья Отто и Артур Кибат) рассказывается, как «[во время пира у Симэнь Цяна] Инь Боцзюэ предложил сыграть в кости и чтобы проигравший либо спел, либо рассказал что-нибудь занятное, а если не умеет ни того, ни друтого, выпил бы штрафную. У стола прислуживал Шутун, нарядившийся барышней. Он знал много песен, обладал красивым голосом и услаждал слух гостей пеньем. Наконец, проиграл Бэнь Дичуань, но петь он не умел, поэтому стал рассказывать: «Разбирал как-то судья дело о прелюбодеянии и спрашивает обвиняемого: «Как же ты ею овладел?» Обвиняемый отвечает: «Очень просто. Обратился лицом к востоку и туда же ноги вытянул». – «Вздор! – грозно сказал судья. – Никакого соития в таком случае быть не могло. Хотел бы я сыскать такого любодея!» Тут к судье подбежал какой-то человек и говорит: «Господин, если вам нужен любодей, я готов хоть сейчас вступить в должность». – «Знаю, дружище Бэнь, человек ты хоть и небескорыстный, а на хозяйское не польстишься, – заметил Боц-зюэ. – Но ведь и хозяин у тебя не старик. Я об этом самом соитии говорю. Или помочь ему не прочь, а?» Бэнь Дичуань сконфузился и густо покраснел, говоря: «Я ведь пошутил, так просто, без всякой задней мысли». – «Нет, не скажи, – ответил Боц-зюэ. – Не бывает дыма без огня». Бэнь Дичуань сидел как на иголках, но удалиться не решался. На его счастье, вошел слуга и доложил: «Там прибыли с гончарен и спрашивают господина Бэня». Бэнь Дичуань, словно цикада, сбросившая кокон, выпорхнул из-за стола [35 гл. «Разгневанный Сымэнь Цянь наказывает Пинъаня. Шутун, нарядившись барышней, ублажает гостей». «Цзин, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе». Пер. с кит. В. Манухина. Иркутск, Улисс, 1994, т. 2, с. 292–295]. Если бы Бэнь Дичуань удалился под каким-либо предлогом, это выглядело бы неучтиво. Присутствующие восприняли бы его исчезновение превратно, возможно, даже как признание вины. Так что Бэнь Дичуань оказался в весьма щекотливом положении. Статагема 21 описывает здесь безобидный выход из возникшего затруднения.

Также в смысле единственно бегства без всякого оставления бутафории мы находим намек на стратагему 21 в основанной на исторических событиях драме «Песнь, тронувшая сердце» («Цинь синь цзи»), сочиненной Сунь Ю [16 в.]. «Не удается поставить заслон уловке цикады», – жалуется слуга отца молодой вдовы Чжо Вэньцзунь [150–115 до н. э.]. Он как раз обнаружил, что та ночью сбежала из отцовского дома, чтобы последовать за своим возлюбленным Сыма Сянжу (179–117 до н. э.).

21.3. Скала в образе тигра

По изволению китайского императора для отыскания буддийских священных текстов отправился танский монах со своими спутниками на запад, в Индию. «Не прошли они полдня, как перед ними выросла высокая гора, [которая называлась горой Желтого ветра, протяжением в восемьсот ли]. Выглядела она зловеще… Сюань-цзан ухватился за серебристую гриву своего коня. Сунь У-кун остановил облако и медленно пошел дальше пешком, а Чжу Ба-цзе, с ношей на плечах, плелся сзади. Вдруг поднялся сильный ветер. «Сунь У-кун, начинается буря! – с тревогой промолвил Сюань-цзан. «Ну и что же, – сказал Сунь У-кун. – Здесь постоянно дуют ветры, так что бояться нечего». – «Нет, это какой-то зловещий ветер, он совсем не похож на обычный», – взволнованно произнес Сюань-цзан. «Чем же он необычный?» – спросил Сунь У-кун. «Да ты сам посмотри», – отвечал Сюань-цзан. «Дорогой брат, – взяв Сунь У-куна за руку, сказал Чжу Ба-цзе. – Ветер крепчает. Надо бы укрыться!» – «Ну, куда мы годимся! – рассмеялся Сунь У-кун. – Если бы ветер действительно был силен, можно было бы подумать о том, чтобы куда-нибудь укрыться. А вдруг мы встретим здесь какого-нибудь волшебника, тогда как быть?» – «Дорогой брат, – промолвил тут Чжу Ба-цзе. – Ты разве не знаешь, что «избежать соблазна все равно, что избежать врага; а спрятаться от ветра, все равно что спрятаться от стрелы». Лучше все же укрыться куда-нибудь: вреда это не принесет». – «Погодите! – сказал Сунь У-кун. – Я сейчас поймаю ветер и узнаю, чем он пахнет». – «Опять ты за свое, дорогой брат, – смеясь, сказал Чжу Ба-цзе. – Как это ты будешь ловить ветер и нюхать его? Если даже тебе и удастся поймать, он все равно тут же ускользнет». – «Да ты, дорогой, и не знаешь, что я обладаю способностью ловить ветер», – заметил Сунь У-кун. О Великий Мудрец! Он схватил ветер за хвост и, понюхав его, сразу же ощутил смрадный дух. «Да, ветер этот действительно вредный, – сказал он. – Это не ветер, который подымает на ходу тигр, это ветер волшебника. Тут что-то неладно». Не успел он договорить, как у подножия холма, откуда пи возьмись, появился свирепый пятнистый тигр. Сюань-цзан от испуга кубарем скатился с седла и, отскочив в сторону, сел на землю ни жив ни мертв. Тут Чжу Ба-цзе бросил ношу, схватил свои грабли и, отстранив Сунь У-куна, закричал: «Ах ты, грязная скотина! Куда это тебя несет?» Он размахнулся и ударил тигра граблями по голове. Тигр стал на задние лапы, выпустил когти на передней левой лапе и, со страшным шумом разорвав на себе шкуру, встал у края дороги. О, что это было за страшное чудовище!.. «Стойте, обождите! – закричал он. – Я охрана Князя Желтого ветра. По его приказу я обхожу дозором гору и хотел выловить нескольких простых смертных, чтобы приготовить из них закуску к выпивке. Вы что за монахи, откуда взялись и как осмелились ранить меня?» – «Сейчас я тебе покажу, грязная скотина! – орал Чжу Ба-цзе. – Ты что, не узнаешь нас? Мы не обыкновенные прохожие, мы ученики Сюань-цзана – названого брата Танского императора. По высочайшему велению мы следуем на Запад поклониться Будде и попросить у него священные книги. Не путай нашего учителя и немедленно убирайся с дороги, тогда я пощажу тебя. Если же ты будешь безобразничать, я путцу в ход свои грабли, и тогда пеняй на себя». Однако чудовище, не желая ничего слушать, ринулось на Чжу Ба-цзе, стремясь схватить его за голову. Чжу Ба-цзе успел уклониться и яростно завертел своими граблями, а волшебник, у которого не было оружия, повернул обратно и пустился наутек. Чжу Ба-цзе бросился за ним, но волшебник подбежал к подножию холма и скрылся между скал. Очень скоро он выскочил навстречу противнику, яростно размахивая двумя мечами из красной меди. И вот на склоне холма между ними завязался бой. Они то отступали, то наступали. Тогда Сунь У-кун, поддерживая Танского монаха, сказал: «Вы, учитель, не бойтесь! Посидите здесь, а я пойду помогу Чжу Ба-цзе покончить с этим чудовищем, тогда путь нам будет открыт». Тут только Сюань-цзан поднялся с земли и, весь дрожа, начал читать сутру Великого Просветления. Однако распространяться об этом мы не будем. Между тем Сунь У-кун, схватив свой посох, закричал: «Держи его!» В тот же момент Чжу Ба-цзе напряг все свои силы, и чудовище, потерпев поражение, покинуло поле боя. «Не выпускай его! – закричал Сунь У-кун. – Его надо догнать!» И оба они спустились с горы, размахивая один – граблями, другой – посохом. Оборотень не растерялся и, применив способ «Цикада сбрасывает с себя оболочку», сделал прыжок и сразу же принял свой прежний образ, то есть превратился в свирепого тигра. Это, конечно, не остановило Сунь У-куна и Чжу Ба-цзе, и они продолжали преследовать тигра, желая вырвать зло с корнем. Однако, когда они уже совсем было настигли оборотня, тот схватил себя за грудь, сдернул с себя шкуру и, накинув ее на камень, сам превратился в бешеный вихрь и ринулся назад. Вдруг он заметил Сюань-цзана, который продолжал читать сутру. Оборотень схватил его и унес с собой. О, бедный Сюань-цзан! Его имя Цзян-лю – Принесенный рекой – говорило о том, что на своем веку ему придется претерпеть немало страданий и бедствий, прежде чем он выполнит свою миссию. Между тем оборотень доставил Сюань-цзана ко входу в пещеру. Здесь он приостановил ветер и сказал привратнику, охранявшему вход: «Пойди доложи князю, что Тигр-охранник поймал монаха и ждет у входа дальнейших приказаний». Вскоре привратник вернулся и передал, что властитель пещеры велел привести прибывших к нему. Тигр-охранник, заткнув за пояс оба меча, взял Тайского монаха и, подойдя с ним к властителю пещеры, опустился на колени. «Великий князь! – промолвил он. – Ваш скромный раб, выполняя ваше распоряжение и обходя дозором горы, вдруг увидел монаха. Этот монах – названый брат Танского императора – учитель Сюань-цзан. Он идет на Запад поклониться Будде и испросить у него священные книги. Я поймал его и вот доставил вам, чтобы вы полакомились». Выслушав это, властитель пещеры не на шутку испугался: «Я давно уже слышал, что учитель Сюань-цзан – святой монах, который следует по высочайшему повелению Танского императора за священными книгами. Сопровождает монаха ученик по имени Сунь У-кун, обладающий сверхъестественной силой и великими познаниями. Как же удалось тебе поймать этого монаха?» – «У него два ученика, – сказал Тигр-охранник. – Они шли впереди. Один из них с длинной мордой и огромными ушами вооружен граблями с девятью зубьями. Второй несет железный посох с золотой оправой. У него – огненные глаза. Они гнались за мной, и я едва отбился. Потом, применив способ «Цикада сбрасывает с себя оболочку», я оставил свою телесную оболочку и исчез. И сейчас этого монаха я почтительно преподношу в дар вам, великий князь, отведайте его»… Что же делали в это время Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе? Преследуя тигра, они вдруг увидели, как он подпрыгнул, а затем лег, притаившись у скалы. Сунь У-кун взмахнул своим посохом и изо всех сил ударил тигра. Раздался оглушительный грохот, удар был так тяжел, что у Сунь У-куна даже руки заныли. Чжу Ба-цзе с такой же силой ударил тигра граблями. Но, как выяснилось, они колотили шкуру, надетую на камень, точь-в-точь похожий на спящего тигра. «Дело дрянь! – воскликнул изумленный Сунь У-кун. – Мы попались на удочку!» – «Как же это он нас провел?» – спросил Чжу Ба-цзе. «Штука, которую он выкинул с нами, называется «Цикада сбрасывает с себя оболочку». Он накрыл этот камень шкурой тигра, а сам сбежал. Надо сейчас же возвращаться назад, а то как бы с нашим учителем беды не приключилось» [ «Глава двадцатая, в которой рассказывается о том, как Танский монах на горе Желтого ветра встретил преграду и как Чжу Ба-цзе на склоне горы одержал победу»: У Чэньэнь. Путешествие на запад. Пер. А, Рога-чева. М.: Худ. лит., 1959, т. 1, с. 362–371]. В этом отрывке из романа Путешествие на Запад стратагема 21 дословно упоминается три раза – свидетельство ярко выраженного стратагемного образа мыслей китайцев. Сочинитель представляет способствующий бегству поступок посредством стратагемы, чудовище разбирает свое поведение перед своим владыкой со ссылкой на стратагему, и, наконец, обезьяний царь вычленяет ту же самую стратагему, жертвой которой стал он вместе со своим спутником. То, что обезьяний царь обозначает стратагемой 21, со всей очевидностью является сокрытием бегства: накинутая на камень тигриная шкура приковала к себе внимание преследователей, что позволило преследуемому преспокойно сбежать и вдобавок совершить смелую выходку.

21.4. Дерево в доспехах

Сунь Цзянь (155–191) в единоборстве с Люй Бу (ум. 198 н. э.) потерпел сокрушительное поражение и поэтому бросился бежать. Люй Бу, преследуя его в лесу, выстрелил из лука. И тогда Сунь Цзянь прибег к «уловке цикады, сбрасывающей свою чешую», говорится в «Сказе-пинхуа по «Истории трех царств»,[299]299
  Кит. «Саньго чжи пинхуа»; полное название: «Весь сказ-пинхуа по „Истории трех царств“, вновь отпечатанный в годы Чжичжи [1321–1323]» («Чжичжи синь кань цюань сян пинхуа саньго чжи»), издатель некий господин Юй из Цзянъаня. Приводится эпизод из первой части. – Прим. пер.


[Закрыть] составленном в 1-й половине XIV в. Он «взял свои доспехи и повесил на дерево, после чего бежал». Вследствие этого Луи Бу слегка замешкался, а Сунь Цзянь выиграл пару драгоценных минут и смог спастись.

1

21.5. Платье Ван Шоужэня на берегу реки

Ван Шоужэнь (1472–1529, [более известный у нас как Ван Янмин]), известный мыслитель, поэт и наставник минской поры (1368–1644), к тому же преуспел на поприще государевой службы. И в критический момент он воспользовался стратагемой 21.[300]300
  Эпизод с бегством Ван Янмина см.: А. Кобзев. Учение Ван Янмина и классическая китайская философия. М.: Наука, 1983, с. 53–54. – Прим, пер.


[Закрыть]

Вступивший в 1506 г. на престол пятнадцатилетний У-цзун (1506–1521) оказался целиком во власти личного евнуха Лю Цзиня [ум. 1510]. Один [нанькинский] цензор [Дай Сянь] вместе со своими единомышленниками составил петицию на высочайшее имя с обвинениями в адрес всесильного скопца. Лю Цзинь бросил его в темницу. Но тут за цензора вступился Ван Янмин, не будучи с ним даже знакомым. В итоге он был посажен в тюрьму и по прошествии двух месяцев заключения подвергнут во дворце телесному наказанию – 40 палочным ударам. Затем, после почти годового пребывания в заключении, он был сослан за 5000 км от столицы в Лунчан на северо-западе провинции Гуйчжоу начальником захолустной почтовой станции, [т. е. станционным смотрителем (и чэн)]. Летом 1507 г. он отправился на место ссылки. Прибыв к реке Цяньтан, что близ Ханчжоу, он установил, что его преследуют соглядатаи Лю Цзиня. Он стал бояться, как бы они его не убили. Однако внешне своего страха не выказывал. «Я не думаю, что Лю Цзинь что-то замышляет против меня», – уверял он своего слугу.

Но когда тот встал утром, то оказалось, что Ван Янмин исчез. Остался лишь лист бумаги с прощальным стихотворением, где говорилось, что речные волны будут ночами оплакивать верного подданного. Слуга предположил, что Ван Янмин бросился в реку. Действительно, на берегу лежало его платье. Слуга горько заплакал. Все указывало на то, что Ван Янмин мертв. Подосланные убийцы, прослышав об этом, убрались восвояси.

На самом же деле Ван Янмин скрылся, переодевшись в другое платье. Он спрятался в укромном месте, после чего отправился к месту своей новой службы. Там он и трудился до смерти [на плахе] Лю Цзиня (1510). Брошенная Ван Янмином на берегу одежда, побудившая думать о его самоубийстве, олицетворяет оставленную цикадой чешую.

В [любовно-приключенческой] пьесе «Женские покои» («Ю гуй цзи»; [другое название «Беседка поклонения луне» («Бай юэ тин»)]) юаньского драматурга Ши Хуэя (XIII – перв. четв. XIV вв.) военный плащ находящегося в розыске [Томань Синфу] сына умерщвленного недавно по приказу императора знатного вельможи [Томань Хайцзы] лежит рядом с колодцем. Оба его преследователя думают, что сын вельможи бросился в колодец, чтобы лишить себя жизни. «Одного я вижу, – говорит первый преследователь, заглядывая в колодец, а затем восклицает: – Да тут их двое!» – «Ну что ты такое несешь? – отвечает второй. – Это наши с тобой тени». – «Но почему кто-то подает снизу голос?» – «Да это наше с тобой эхо, дружище. Мы попались на уловку». – «Какую еще уловку?» – «Уловку «цикада сбрасывает свою чешую». Он надул нас, заставив искать его труп. А его тем временем и след простыл…»

21.6. При звуках лютни[301]301
  Данный эпизод приводит вэйский поэт Ван Цань (177–217) в своих «Записках о героях конца ханьской эпохи» («Хань мо инсюн цзи»). – Прим. пер.


[Закрыть]

Люй Бу (ум. 198 н. э.), военачальник конца ханьской династии (см. также 35.5), потерпел поражение и бежал к Юань Шао (ум. 202 н. э.). Из-за своего заносчивого нрава он вызвал недовольство Юань Шао, и тот решил разделаться с непрошеным гостем. Люй Бу проведал об этом и, чтобы избежать нависшей над ним угрозы, просит Юань Шао освободить его от службы.

Когда Люй Бу уезжал, Юань Шао приказал тридцати воинам сопровождать его в качестве охраны, на самом же деле повелев им при удобном случае убить того по пути. Но о заговоре донесли Люй Бу. Вечером того же дня пришлось ночевать в поле. 30 стражников расположились вблизи палатки Люй Бу. Тот повелел одному из проверенных людей играть на лютне у себя в палатке. Тот и играл не переставая. Все вокруг думали, что Люй Бу находится там же, слушая музыку. В действительности же он, пока звенели в ночи струны, незаметно ускользнул оттуда. К полуночи лютня смолкла. Охранники ворвались в палатку и стали крошить мечами лежанку. Но что-то было не так. Они зажгли светильники и увидели пустую лежанку. А Люй Бу уже и след простыл.

Другой пример использования стратагемы 21, между прочим, с привлечением звуковых средств, сообщает Ли Биньянь в самой популярной китайской книге но стратагемам Новое издание тридцати шести стратагем:

21.7. Овцы в качестве барабанщиков

В начале XIII в. находившийся на службе южно-сунской династии военачальник Би Цзайюй противостоял в одном из походов чжурчжэням (см. также 35.21). Видов на успех не было никаких. Поэтому он решил отступить. Но отводя войска, он приказал не сворачивать стяги. Кроме того, он повелел подвесить овец за задние ноги так, чтобы их передние ноги касались подставленных под них барабанов. Бедным животным ничего не оставалось, как беспрестанно бить по ним. Постоянный грохот барабанов и развевающиеся па ветру стяги заставили чжурчжэней поверить, что китайская армия продолжает пребывать на своих позициях. Целый день они не решались двинуться вперед. А когда им наконец стало все ясно, сунское войско уже находилось в безопасности.